Как бездомная собака

ГЛАВА VI

На следующий день начался школьный год. Сесиль на своей маленькой машине «Симка» отправилась по дороге в Больё. Эли побежала в деревенскую школу в Тюдей. Стояла прекрасная летняя погода.

Элизабетта была вся в новом, - в новых сапожках, светло-голубом переднике, в новом джемпере, связанном тетей Розой, и в клетчатой юбочке, купленной мамой. Она и сегодня будет самой хорошенькой и лучше всех одетой из школьниц. Да и раньше, в Жорнаке, она, по правде говоря, ни в чем не терпела нужды. Попечительство о сиротах старалось возможно лучше одевать своих питомцев, чтобы они не отличались от других детей и от этого не страдали.

Тем не менее Эли чувствовала разницу между вещами, которые она по мере надобности получала от мадам Бержэ, и платьями, которые ей шила тетя Роза, джемпером, который она связала. Каждый стежок на юбке, каждая петля вязанья были сделаны именно для нее; и эта юбка, и этот джемпер, сделанные с любовью, не походили ни на какой другой джемпер, ни на какую другую юбку.

Это ее мама, Сесиль Монзак, купила ей сапожки на каучуковой подошве, а также чудесные светло-серые туфли, которые она носила по праздникам, и белые летние сандалии; это мама укоротила ей передник (Сесиль пришлось это сделать самой, хотя она терпеть не могла шить). Мама купила ей голубой непромокаемый плащ и даже подарила новый портфель из настоящей кожи.

Девочка неслась, словно на крыльях, по крутой дороге в школу. Она забыла о своей неприязни к одежде и белью, полученным от мадам Бержэ, которые она еще, донашивала; старалась забыть и о вчерашнем горе, о нависшей над ней угрозе, о которой догадывалась. «Если б мама решила не оставлять меня у себя, - думала Эли, - она не потратила бы на меня столько денег». Бедняжка не хотела признаться себе в том, что новая школьная экипировка была куплена еще на прошлой неделе, когда они с матерью ездили в Брив и сделали там покупки для нового школьного года.

Она с гордостью думала о том, что все называют ее теперь Элизабеттой Монзак, как будто мама уже удочерила ее.

Все же, несмотря на эти успокоительные мысли, тревога поднималась снова в ее душе по мере того, как она сама поднималась по крутой дороге в Тюдей.

Что могла сказать ее матери мадам Бержэ, чтобы вызвать у той слезы? Может быть, инспекторша нашла ее настоящую маму, которая произвела ее на свет?

Ее настоящая мама? Эли читала книжки о похищенных детях, о пропавших детях, которые в конце концов находили свою семью. Семья эта всегда бывала очень богата. Иногда они оказывались даже королевскими детьми, принцами и принцессами, которых в течение многих лет оплакивали их родители-короли. Эли очень бы хотелось вообразить себе, что и с ней случится нечто подобное. Нередко, делая вид, что играет или думает о другом, она прислушивалась к рассказам мадам Бержэ, когда та бывала у них. На попечении мадам Бержэ в их департаменте было пятьсот ребят, и она многое могла рассказать. Однако ее истории совсем не походили на мечты Эли. Что делать! Нужно примириться с пустотой, зияющей в начале ее жизни, жизни ребенка, оставшегося без отца и матери, и стараться найти себе утешение. Она любила свою приемную мать, которую ей посчастливилось обрести. Она была благодарна Сесили за то, что та дала ей отца, «замученного на войне», но ей хотелось бы иметь «живого папу», папу ласкового и любящего.

Она замедлила шаги. Тоньо, обещавший зайти за ней, чтобы вместе отправиться в школу, не пришел.

Но вот он бежит по проселочной дороге, чтобы ее нагнать. Эли предпочла бы, чтобы Тоньо был побогаче, но так как он был красивым парнишкой и учился лучше ее, Эли восхищалась его умом и живостью; к тому же он дружил с ней, поэтому она его любила. Она даже устраивала ему сцены, если он оказывал слишком много внимания другой девочке. Чтобы нравиться ему, чтобы Тоньо не называл ее «противной девчонкой», она старалась при нем быть вежливой и кроткой.

Тоньо носил новые башмаки на деревянной подошве, которые сильно стучали. Из-под темно-серого передника выпущен был белый воротничок рубашки. Лицо его во время каникул сильно загорело, а черные глаза сверкали.

- Я думал, что опоздаю, - сказал Тоньо, отдышавшись.- Бланшетта ни за что не хотела выйти из клевера. Ну и замучился же я с этой проклятой коровой!

День Тоньо начинался очень рано, - на рассвете он выгонял коров в поле. Жозе Гонзалес, его отец, был работником на ферме в имении Сесили.

- Ну а ты, ты тоже хороша, - добавил он, - обещала прийти поиграть со мной на лугу и не пришла..» Я тебя прождал весь вечер.

- Я оставалась с мамой. Дядя, тетя и мои кузены вчера утром уехали. Нам пришлось за ними все прибрать, у нас было много работы.

- Бедняжка! Наверно, очень измучилась!

Эли посмотрела на него недружелюбно. Он, конечно, смеялся над ней. Мальчик не выносил, когда Элизабетта утверждала, что помогает по хозяйству, - ведь ее мама, мадам Монзак, была богата, и мать Тоньо, Мария, каждое утро приходила в «ля Трамблэ» для домашней работы. Вот Тоньо - тот имел право говорить, что он трудится, он-то знал, что такое труд.

- У тебя новый передник? Какой хорошенький! Голубой с белой обшивкой, - мальчик был уверен, что Эли ждет от него любезностей и, так как он был вежлив, как все испанцы, ему ничего не стоило говорить комплименты.

Хотя Эли не всегда была мила с ним, Тоньо ее жалел, как круглую сироту, и радовался, что ей посчастливилось найти такую мать, как мадам Монзак.

- Ну и сумка же у тебя, - проговорил он, взяв из ее рук новенький кожаный портфель и рассматривая его с восхищением. - Я бы побоялся запачкать ее; будь поосторожней.

- Если портфель истреплется, я получу новый, - Эли тут же спохватилась, что ее бахвальство не понравилось мальчугану, и добавила более скромно: - Мама мне его подарила на мой день рождения.

По мере того, как они приближались к деревне, к ним подбегало все больше детей, чтобы полюбоваться красивым кожаным портфелем Эли. Наконец все ребята собрались на школьном дворе, оглашая его криками и толкуя друг друга, в ожидании начала занятий.

Все они знали, что назначена новая учительница, совсем молодая; и каждый из детей надеялся, что в это первое утро она обратится к нему с ласковым словом или улыбнется.

Эли шла впереди учеников, входивших в класс, и заранее радовалась, уверенная, что она-то, конечно, привлечет к себе внимание молодой девушки.

Учительница, взяв журнал, вызывала учеников одного за другим, чтобы с ними познакомиться. Когда она назвала «Элизабетта Перье» вместо Элизабетта Монзак, наступило глубокое молчание. Изумленные дети подталкивали друг друга, меж тем как Эли, вся красная, с трудом поднялась с места. Тоньо, сидевший рядом с ней, опустил голову, чтобы не видеть ее унижения. Перье была фамилия, данная ей Попечительством; старая учительница всегда называла ее Монзак. Девочка чувствовала, что дети не жалели ее, а напротив, были в восторге. Школьники блестящими глазами смотрели на Эли, довольные, что она получила по заслугам за свое высокомерие. Эли знала, что ей завидуют, особенно девочки, потому что она хорошо одета, ее мать преподавательница и владеет лучшим домом в округе. Теперь она поняла, что в школе ее никто не любит.

На перемене было еще того хуже. Эли затеяла какую-то игру, но, как всегда, такую, чтобы она могла командовать. Одна из девочек ей крикнула: «Я не хочу играть с тобой, Перье. Я не люблю газированную воду, которая делает «пшш». За первой атакой последовали другие; дети бегали за ней, крича: «Пшш!.. Пшш!..»

Эли, бледная, в полном замешательстве, с трудом удерживала слезы; она смотрела на Тоньо, словно прося у него помощи, но Тоньо с увлечением играл с мальчиками в мяч и даже не подозревал того, что происходит. Эли решила, что и Тоньо покинул ее, и в тот же вечер на самом деле чуть не потеряла своего единственного друга.

Тоньо, вернувшись из школы, рассказал матери о дне рожденья Эли и явился до обеда в «ля Трамблэ» в сопровождении своей любимой собаки Дианы. Мать принарядила мальчугана и дала ему с собой коробку шоколадных конфет, за которыми специально посылала его к бакалейщику в Нонар.

- Шоколад из бакалейной, - заявила Эли, раскрывая пакет. - Я его не люблю. Пусть эти конфеты ест Диана. - И, прежде чем Сесиль пришла в себя от изумления, она бросила шоколадку собаке, которая схватила ее на лету.

Тоньо, уязвленный до глубины души, стоял неподвижно.

- Поблагодари твою маму, голубчик, - сказала Сесиль,- не слушай этой дурной девочки; она не знает, что говорит.

- Почему? Разве я не имею права не любить таких конфет? - настаивала Эли.

- Оставь ее, Тоньо, не обращай внимания, - Сесиль погладила по голове мальчика, побледневшего от обиды.

Тоньо вырвался и убежал.

- Ну что ж, моя милая, видишь, что ты наделала?

Потеряла единственного друга. Ты дерзкая девчонка. Иногда я спрашиваю себя: даешь ли ты себе отчет в том, что говоришь, или же ты совершенно бессердечна?