Как кулаки и попы боролись с колхозом

Как жили ивановцы до революции

Незадолго до революции большое торговое село Рогачево, отстоящее от Москвы на 90 километров, было соединено с Москвой шоссейной дорогой. Эта дорога в 5 километрах от Рогачева проходит через село Ивановское. Теперь от Москвы до села Рогачева ежедневно ходят автобусы; в селе Ивановском автобусы делают остановку.

К ивановскому церковному приходу причислено всего 15 деревень. В самом же Ивановском 80 дворов, и все они беспорядочно разместились кругом болота и церкви. Вид от церкви на окружающие крестьянские постройки и теперь еще напоминает о бывшей беспросветной нужде. Правда, за последние годы перед революцией не все в Ивановском жили бёдно, были и богачи, но только богатство их росло на бедности своих же крестьян.

Пахотной и укосной земли в Ивановском приходилось около полгектара на человека, но и эту землю трудно было обработать. Вся земля находилась в трехполье, и в общем третья часть земли находилась под пустырями, зарастала кустами. Церковники имели около 40 гектаров лучшей земли под самым селом, и вся она гуляла под пустырями. В хлебе поп с дьяконом не нуждались, они собирали с прихожан, а пустыри продавали ежегодно ивановским кулакам. У многих же бедняков не было ни плуга, ни лошади. К началу революции в Ивановском было всего 47 лошадей, да и те у большинства хозяев к весне от бескормицы или совсем не поднимались, или еле таскали ноги. А бескормица, как и бесхлебица, навещала ивановцев ежегодно.

Под покосами у ивановцев были болота в 10–13 километрах от села, окружающие Николо-Пешновский монастырь. Кормом для скота была только осока, да и та добывалась неимоверно тяжелым трудом. Каждое лето уходили ивановцы на болота и жили там табором все укосное время. Косили осоку, бултыхаясь по колени в воде, скошенную осоку вязали вязанками и перетаскивали на спине туда, где можно было ее немного провялить и подъехать с лошадью.

Иные года такой покос растягивался почти до зимы, но все же корове с лошадью корму нехватало. Вот почему многие не имели ни лошади, ни коровы, и те, которые имели их, жили немного счастливей. Какая радость от лошади, еле таскающей ноги, или от коровы без молока.

Поэтому и земля в Ивановском или не обрабатывалась совсем, или ковырялась кое-как.

— Пашем, — говорили ивановцы, — да толку-то чуть. Не пашешь, травки покосишь на полосе, а сковыряешь проклятую, — ни хлеба тебе, ни травы.

Плохая и несвоевременная обработка земли, плохие семена, узкие полосы, сорные широкие межи, отсутствие удобрения, — все это приводило к одному — жить с семьей голодным, питаться покупным хлебом. И еще задолго до революции ивановцам приходилось всегда искать побочных заработков.

Одним из наиболее распространенных заработков в Ивановском был кустарный промысел по изделию роговых гребней. Но и это не давало возможности выбраться из тяжелой нужды. Кустарные промысла находились в руках местных кулаков-богатеев, и кустари оказались в зависимости от них. Почти все кустари получали работу от кулаков к себе на дом; загрязняли и без того грязные, тесные и душные избы, работали всей семьей по 15–17 часов в сутки, зарабатывали же 2–3 рубля в неделю. Такой заработок не мог, конечно, вывести кустаря из тяжелого положения, зато очень быстро богатели местные кулаки.

— Нам хоть и совсем бросить наше ремесло, так ничего не значит, — заявляли нередко кулаки в назидание беднякам-кустарям. Одними деньгами проживем. А вот если не захотим дать работы, так те, что живут по нашей милости, совсем с голоду передохнут.

И так, словно в заколдованном кругу, пробивались ивановцы в беспросветной нужде из года в год, и как долго так продолжалось бы — неизвестно, но надвинулась революция, и пошли ивановцы по новому пути.

В Февральскую революцию, как только стало известно в Ивановском о свержении самодержавия, в центре села начались заседания местных кулаков и попа. Кулаки с попом первыми показали пример тесной смычки и дружбы между собою, когда это особенно нужно было им. Поэтому Февральскую революцию во всей монастырщине можно отметить лишь более усиленным звоном колоколов и молебствиями. Как и раньше, ходили с иконами по полям, по дворам; но только теперь к молебнам прибавились еще более продолжительные проповеди и бёседы. За некоторые молебны поп даже деньги не спрашивал:

— Молитесь, православные, что ж делать, послужу и так. Ишь времена какие настали! — где ж теперь взять!

Так же, как и до этого, направляли ивановцев всем селом в монастырь за иконой Мефодия. Эту, в рост человека, икону Мефодия за 10 километров приносили в село, а на очередных подводах привозили монахов. После окончания молебствия поп, кулаки и монахи делали общее угощение, трапезу. В беседах за этой трапезой духом не падали.

— По-нашему, хоть и не может Русь православная быть без царя, но все же дело не в этом, — говорили монахи. — Если веру православную в народе удержим, то и бояться нам нечего.

— Истинно так, — вторили кулаки. — Все наше упование и опора — вера христова. За нее и будем держаться. Как жили, так и будем жить по-господнему… А ежели какой голоштанник, безбожник и пойдет поперек, за таким народ православный и шагу не шагнет.

— Истинно так, — одобряя кулаков, говорили монахи и поп. — Так оно было, так оно и будет во веки веков. На вас вся опора. Мы за вас, вы за нас, а все вместе за церковь христову. И все пойдет, как богу угодно. Главное — не давайте ходу еретикам, а они у нас есть.

— Есть такие, да ходу им нет и не будет, — отвечали уверенно кулаки. — Потому, кто они есть-то?.. Гольтепа… Добьются скоро веревки на шею.

Такие беседы кулаков и церковников можно было слышать на каждому шагу вплоть до Октябрьской революции. И поп, и монахи, и кулаки были спокойны.

Лишь в Октябре, особенно после того, как стало известно, что все земли церковные и монастырские должны быть переданы крестьянам, церковники с кулаками заволновались. В Ивановском начались снова заседания и беседы кулаков и попа. Особенно злило и волновало их то, что в селе смелее стал слышаться голос тех, кого они называли безбожниками, еретиками, и врагами крестьянства. Такими оказались молодые ребята — Ларионов, Грызлов, Козлов, Годунов, Фролов, братья Пичугины; некоторые из них только что вернулись с военного фронта. Молодежь стала чаще устраивать свои заседания и собрания. Первоначально они собирались одни, затем с каждым днем количество их возрастало, стали присоединяться и пожилые крестьяне. Договорились с учителем, и стали устраивать собрания в земской школе, открывшейся в Ивановском года за три до революции. Вскоре организовали культурно-просветительный кружок.

Кулаки с попом зазывали на свои собрания религиозно настроенных крестьян.

Собирались они в пустующей церковной школе. Эти собрания молодежь назвала «синадрионом»; собрания же молодежи кулаки с попом прозвали «совет нечестивых».

С этого времени и началась в Ивановском работа двух враждебных сил. Под видом защиты церкви христовой на собраниях церковников все разговоры сводились к одной цели — как лучше в дальнейшем околпачивать религиозно настроенных крестьян, как умнее запугивать крестьян пришествием революции, как умнее удержать крестьян в прежней кротости, на поводу у кулаков и попа.

Культурно-просветительный кружок начал свою работу с постановки спектаклей. Но вскоре большинство, не довольствуясь этим, требовало более полезной и нужной работы. Но как и с чего начать эту работу, не знали. После многих советов решили, что основной работой кружка должны быть не спектакли, а учение: «Надо учиться тому, как строить более доходное общественное хозяйство, как разумнее обращаться с землей, как умнее бороться с кулаками, попом и со всеми темными крестьянскими предрассудками».

А у кого всему этому учиться? Никто еще не строил общественного хозяйства, а самый главный учитель — поп — запустил всю церковную землю под пустыри.

Обдумывая этот вопрос, решили сделать самообложение членов кружка, а на собранные деньги купить книг и выписать газеты. Отрядили трех членов в Москву, и вскоре в кружке появились газеты и 650 штук разнообразных книжек. Большая часть книг была по сельскому хозяйству.

На собраниях кружка стали проводить время за чтением книг и газет. Читая, спорили, волновались, обдумывая, с чего начать перестраивать жизнь в селе. И выходило так: с чего ни начни, все крайне нужно и неотложно. Бескоровнику нужна корова, безлошаднику — лошадь, корове с лошадью — клевер, клеверу — многополье, многополью — землеустройство, и так бесконечно цеплялось одно за другое. Решили, что начинать надо с землеустройства.

А где землемер? О нем еще и слухов не было.

Выступил с речью Ларионов.

— Будем, товарищи, сами за землемеров. Мы с Фроловым с этой работой справимся. Цепь землемерную в волости нам дадут, разбить всю землю вместе с церковной на четыре поля мы сможем, а также разбить и на широкие полосы по едокам. Только поддерживайте, стойте дружней за наше предложение на общем сходе.

Пришла весна. Егорьев день. В Ивановском — престольный праздник. Этот праздник в то же время считался праздником мужичьим и лошадиным. Выгнали в стадо исхудалых коров, вывели лошадей. Пастух, держа икону Егория, ходит кругом стада. Поп святит воду, брызжет на скот. Он с кулаками доволен: всё идет, как и раньше.

После молебна сходка. Молодежь напомнила о церковной земле, о переходе на многополье. Кулаки выступили вперед.

— С какого края делить-то начнете? — ехидно спрашивали они. — Рано пташечки запели — смотрите как бы в железных клетках не насидеться. Аль у большевиков научились?

— А как же, вон в соседней Обольяновской волости уже все земли помещичьи крестьяне поотобрали, — говорила молодежь.

— Помещичьи, а не монастырские да церковные, — кричали кулаки. — Нет, кто в бога верует, тот церковного не возьмет. А вам, безбожникам, мы еще покажем дорогу.

Еще раз сходились на сходку и поднимали этот вопрос, но перевес оставался за кулаками.

Опять без конца молебствовали, бултыхались по колени в воде, косили в болотах осоку, слушали кваканье лягушек, да курлыканье журавлей. А поп по-старому торговал церковным покосом.

Работа в культурно-просветительном кружке ослабела, но не из страха перед местными кулаками, а из-за опасности, которая грозила всему Советскому Союзу: Каледин, Деникин, Колчак, Юденич и другие царские генералы мешали работе ивановской молодежи. Пришлось ее временно отодвинуть и итти на защиту свободы от наступавших врагов. Молодежь поняла, что беда теперь не в местных кулаках, попах и монахах, а в той черной силе, надвигающейся с советских далеких окраин. Отрази эту черную силу, тогда и местное кулачье присмиреет, а коли будет иначе, то и в родном селе жизни не увидишь от кулачья.

Зимой и весной 1919 года большая часть ивановской передовой молодежи покинула родное село и отправилась в Красную армию. Работа культурно-просветительного кружка совсем не заглохла, но все же кружок не мог вести за собою все село к коренному культурному переустройству.