Все знают, как много горячих молитв вознесли кулаки и попы, прося у бога гибели Красной армии.
Напрасно молился и ивановский поп с кулаками. Из ивановской молодежи погибли немногие, большинство же вернулось домой. И вскоре снова заговорили о переустройстве села.
Это было в 1921 году. В Ивановском районе проходило межселенное землеустройство. В 1922 году, землеустройство было окончено и в Ивановском. Только теперь 45 гектаров полевой церковной земли были переданы в общее пользований ивановцев. Оставалось только перейти на многополье и широкополосицу, но для этой внутриселенной работы опять-таки не было землемера.
Все, кому не по нутру были новые земельные законы и дележка по едокам, только радовались, что дело затягивается. Но в культурно-просветительном кружке гремели уже землемерной цепью и упражнялись на бумаге в разбивке полей и отдельных полос. Главными землемерами кружок выставил опять Ларионова и Фролова. На первой же из сходок молодежь решительно внесла предложение приступить к переходу на многополье.
— Известно, надо, — раздавались голоса крестьян. — Четыре года и так не за нюх табаку у села пролетели. Умные мужики давно клевер с полей собирают, а мы все сеять собираемся, а косим в болоте.
— Пора, пора… Начинай, ребята… Крошите умнее, а если напортите — тогда не пеняйте, достанется вам.
Все члены «синадриона» были на сходке. Сначала они молчали, но наконец не вытерпели. Заглядывая в план, они смеялись над ним, ругались.
Серьезно заговорил первым из членов церковного «синадриона» Дубов. Он состоял в должности помощника церковного старосты и давно считал себя за самого умного по всей монастырщине. Теперь же он оказался пострадавшим больше всех, так как в государственной кассе были задержаны принадлежавшие ему 10 тысяч рублей.
— А на кой оно нам сдалось, православные, многополье-то это, — говорил Дубов. — Все бога перемудрить норовят… Хрен ли баить — так и вышло. Нет, бога не перемудришь. Бог не даст, и земля не уродит, как ее ни кромсай.
— Слышали это… Поумней чего бы сказал…
Выступила вдова Дарья Попенышева. Муж ее имел в селе гребеночную мастерскую, а бедняки кустари работали на него. Голос Дарья имела зычный, всегда выступала на сходках и прозвана была Громобой.
— Православные!.. Православные!.. — завопила она. — Опомнитесь!.. Порадейте о себе и малых детях… Ведь душат… Не дам на поруганье свою матушку-землю… Слышите!.. Делить — делите, а мою землю не троньте! Не допущу!.. Топором зарублю! Не имеете права обижать вдову, одинокую!
— Слушай, Дарья!.. Стой!.. Обожди!.. — слышались голоса. — Разберись, а зря не ори… Ведь церковная-то земля теперь нашей считается. Надо же ее включить в общий севооборот.
На это отозвался с вопросом председатель церковного совета Смирнов Михаил.
— А может, мы и не желаем вашего этого севооборота?
— Кто это мы?
— Мы, народ православный — вот кто, — ответил Смирнов. Вслед за ним взъерепенился, заголосил, заглушая один другого, весь церковный «синадрион».
— Не трогать церковную землю.
— Покарает господь.
— Опомнитесь, православные, коли не поздно…
— Нет, уж и так поздно, — раздавались голоса. — Четыре года назад такое дело-то надо бы начинать.
Не встречая сочувствия, кулаки повернули иначе. Опять выступил Дубов.
— Ну так грабьте храм божий… Видно одолели черти святое место… Делите и церковную землю. Недаром в писании говорится: «И разделиша ризы мои на куски». Но только нашу долю из церковной земли не троньте. Жертвуем свою долю на благолепие храма господня. Я думаю, что не все-то продали душу чорту. Кому душа дорога, тот церковного не возьмет.
— Вот это умно! Правильно! — орала Дарья Попенюшева. Мою долю тоже господу богу, Николе, матушке…
— Так точно и сделаем, — отвечал Фролов. — Кому не полагается, так вершка зря не отмеряем. Не прошибемся. Значит направляемся в поле. Первое поле нарежем под рожь. По ржи клевер весной посеем.
— На голоса надо…
— Давайте на голоса… Всем понятно, о чем орали?
— Голосуй, православные, за веру христову!.. — умоляюще взывал Дубов. — Голосуй, не трогайся… Ну… Кто за веру христову?
Голосовали три раза, а выходило одно: за веру христову меньшинство.
Сход последовал в поле за молодежью. Потоптавшись на месте, отправился в поле и весь «синадрион». А в поле и всплыл тот спорный вопрос, который пропустили на сходе. Подсчитывая общее количество едоков, Ларионов и Фролов не упоминали ни попа, ни попадьи, ни детей их. Кулаки спохватились.
— Это по какому же праву? — обратились они к Ларионову и Фролову.
— Не полагается ему, как самому нерадивому хозяину всего ивановского прихода. Землю имел и не пахал, и отец покойный его не работал. Стало быть, к чему же ему земля. Опять запустить под сорные травы.
Вскоре в поле явился поп и обратился ко всем с плаксивой, но ехидной речью. Эти жалобы до того растревожили сердца некоторых защитников веры христовой, что один из них не выдержал и ударил в спину колом Ларионова. Другой пустился с топором за убегавшим с землемерной цепью Фроловым. Пущенный в спину Фролова топор пролетел мимо. Дубов даже крякнул от досады. Кто-то ткнул кулаком Дубова в спину, и вслед за этим в поле произошла самая отчаянная мирская ругательская перепалка.