Как притворяются лжецы

Глава 13

Дафна

— Э-э, Дафна, возможно тебе стоит застегнуть свою рубашку. Просто к слову…

— И поправить прическу.

Близнецы стоят в открытом дверном проеме старой комнаты Декстера, одинаковые выражения лиц устремлены на нас, не читаемые. Совершенно невозмутимые — как будто они только что не застали нас с Декстером в тот момент, когда мы прижимались к стене и срывали друг с друга одежду. Как будто моя рубашка не была расстегнута, а груди не угрожали вывалиться из лифчика.

Словно подобные вещи происходят каждую субботу.

Я вслепую нащупываю пуговицы на рубашке, продевая каждую крошечную жемчужину в дырочку, бездумно проталкиваю их, отчаянно пытаясь подобрать их по размеру, но не тратя времени на то, чтобы сделать это как следует.

Мне нужно прикрыть грудь.

Близнецы проходят немного дальше в комнату Декстера, мимо комода, на который я забралась, чтобы изучить корешки его коллекции школьных ежегодников.

— К вашему сведению, мама отправила нас искать тебя, черт возьми, так что надень свои боксеры. Ты знаешь правила: мы не можем зажечь свечи или спеть «С днем рождения», пока все не…

— Соберутся и скажут причину своего отсутствия, — повторяют близнецы, болтая как ни в чем не бывало.

— И поскольку в прошлый раз от тебя не было ни слуху, ни духу…

Амелия проверяет время на своем телефоне.

— Двадцать минут.

— Несмотря на то, что все слышали громкий стук, доносившийся отсюда. — Люси скрещивает руки на груди и поджимает губы. — Какого черта вы делали?

Амелия фыркает.

— Ты должна знать лучше, чем Декс, что происходит в этом доме? Помнишь, какие здесь тонкие стены? Ты даже не можешь…

…Шептать так, чтобы кто-нибудь не услышал это через вентиляцию.

Они смотрят на нас, Амелия поднимает брови, а Люси постукивает ногой по покрытому ковром полу.

— Ну?

— Спускаетесь вниз или как?

Мы с Декстером смотрим им вслед, когда они беззаботно удаляются обратно в коридор, ни о чем на свете не заботясь. И то, что я говорила раньше о том, что обожаю их?

Да.

Забудьте.

Декстер

Дела идут все хуже и хуже, когда спускаемся по лестнице, мой кузен Эллиот ждет внизу, держась рукой за деревянную перекладину.

Он начинает говорить, как только близнецы уводят Дафну на кухню, за пределы слышимости.

— Господи, Декстер. — шипит Эллиот, хватая меня за руку в ту секунду, когда я огибаю лестницу в фойе. Он протаскивает меня через холл, загоняя в угол возле кабинета моего отца. — Ты серьезно трахал свою горячую подружку на вечеринке?

Я отмечаю «горячую» и «подружку», каталогизируя их в своем мозгу для использования в будущем. Разозлившись, я сердито смотрю на него.

— Почему ты вообще спрашиваешь меня об этом?

Эллиот хлопает меня рукой по плечу, издавая тихий свист. Я отмахиваюсь от него.

— Несколько причин. Первая: она выглядит действительно трахнутой. Или пьяной, а тетя Джорджия не подает алкоголь. Так что?

— Не мог бы ты, пожалуйста, перестать использовать слово «трахнутой», когда говоришь о Дафне?

Эллиот скрещивает руки на груди, довольный собой.

— Второе: я заметил, что ты не отрицаешь, что трахал ее.

Я качаю головой, отталкиваясь от стены, желая, чтобы он ушел.

Он не слушается.

— Третье: все слышали стоны. Признаю, было довольно жарко, и я получал от этого удовольствие, пока твой папа не включил стерео, а мама не издала тот странный смешок, который она делает, когда вот-вот сорвется с катушек.

Повернувшись к нему спиной, я иду на кухню, он тащиться за мной.

— Мы не занимались сексом в моей комнате, так что заткнись на хрен.

Он настроен скептически.

— Ну, тогда следовало это сделать. Боже, будь мужиком, чувак. Твоя подружка — горячая штучка. Что она в тебе видит, так это…

— Не твое дело, придурок. — Взволнованный женский голос прерывает меня сзади, пугая нас обоих. Я ожидаю, что Дафна встанет на мою защиту, когда поворачиваюсь на каблуках, но вместо этого обнаруживаю…

Близняшек.

Отлично. Больше драмы; как раз то, что мне нужно.

— Ты ведешь себя как настоящий придурок, — хмурится Люси. — Почему ты всегда такой осел?

Глаза Эллиота вылезают из орбит от их нецензурной брани. Я имею в виду — все разодетые в свои консервативные праздничные платья, они едва ли похожи на дальнобойщиков, на которых начинают походить.

— Какого черта, Декс, ты собираешься позволить ей — им — так разговаривать со мной?

Близняшки скрещивают руки на груди, и Амелия хмыкает.

— Ты вообще себя слышишь?

Люси смеется.

— Все, что нам нужно сделать, это вернуться на кухню и сказать тете Тори, что ты…

— Используешь ненормативную лексику и несешь всякую чушь о Дафне. — От меня не ускользнуло, что Амелия сама использует ненормативную лексику.

— Втаптываешь ее в грязь.

Девочки кивают.

— Если ты отпугнешь ее после того, как мы так усердно трудились, чтобы доставить ее сюда…

Люси делает режущий жест рукой по шее: ты мертв.

— Подожди. Откуда ты знаешь слово «втаптывать в грязь»? Извини, не могу удержаться от вопроса.

— Втаптывать в грязь? — Близняшки скрещивают руки на груди и закатывают прищуренные глаза, говоря одновременно. — Факультет английской литературы.

— Что это? — Эллиот допытывается.

Снова закатывание глаз.

— Продвинутый уровень.

Это заставляет меня задуматься. Потому что:

— Если вы на факультете английской литературы, зачем написали такое дерьмовое письмо Дафне, когда взломали мою электронку — знаете, что? Неважно. Не хочу знать. Господи, вы двое, умоляю, просто возвращайтесь на свою вечеринку.

Обе мои сестры стоят прямо, непоколебимо.

— Мы подождем здесь, пока ты его прикончишь. — Люси ободряюще кивает подбородком в сторону Эллиота.

Прикончу его?

— Ладно, крошечные крестные отцы, сбавьте обороты. Здесь не мафия.

Эллиот смотрит на меня с недоверием, все еще читающимся на его лбу. И жалостью.

— Черт возьми, они всегда такие?

Я хихикаю, хлопаю кузена по спине и веду его обратно на вечеринку.

— К сожалению, да.

Боже, я действительно люблю их.

Маленькие сумасшедшие чудачки.

Дафна

— Итак, приехали.

— Ага, точно. — Декстер постукивает ладонью по рулю, поглядывая в окно на мой дом. Маленькая лампочка на крыльце светится в темноте, освещая темно-серую входную дверь и очаровательного нарисованного снеговика, прислонившегося к кирпичной стене. Свет также отражается от линз его очков, из-за чего трудно прочитать выражение его лица.

Аккуратно заезжая на парковочное место перед моим навесом, я отстегиваю ремень безопасности, но не делаю ни малейшего движения, чтобы выйти из машины, когда он начинает парковаться.

Двигатель работает на холостом ходу.

Радио выключено.

— Уверен, что не хочешь пойти чем-нибудь заняться? Еще довольно рано.

Ровно девять часов воскресного вечера.

— Не чувствую себя обязанным продолжать этот вечерний фарс. — Его смешок сардонический и покровительственный. — Хотя я ценю твои чувства.

Фарс? Обязанным?

— Обязательным? Я думала, это свидание.

Декстер снова смеется, поправляя свои сексуальные очки в черепаховой оправе на переносице. Застегнутая на все пуговицы рубашка с воротником-стойкой выглядывает из-под его зимней куртки, и мой взгляд перемещается от его шеи к сильной линии подбородка.

Место, куда я хочу прикоснуться губами.

— Декстер, если Эллиот сказал что-то, что тебя расстроило, я…

— Позволь прервать тебя на этом месте. — Он поворачивается лицом ко мне с водительского сиденья. — Ничто — и я имею в виду ничто — из того, что говорит Эллиот, не расстраивает меня; он всегда что-то говорит, и я ничего не могу с этим поделать. Он не какой-то парень с улицы. Он член семьи. Так что, как бы мне ни хотелось набить ему морду, я не могу. Потому что моя бабушка обычно находится в соседней комнате.

Он взбешен, взволнован и пылок.

— Эллиот всегда был таким, и, слава богу, не только со мной. Он ведет себя как придурок и с нашим кузеном Джоном, и с маленьким Эриком, который на десять лет моложе его? Что за задница. Нельзя так поступать с ребенком. — Он разочарованно выдыхает. — В любом случае. Я бы с удовольствием встряхнул его, но никогда этого не сделаю, и в этом-то все и дело.

Ослиная задница. Придурок. Козел. Ссыкун.

О боже, почему это меня заводит?

Со мной что-то не так, я знаю. Возможно, у меня слишком давно не было секса, и я переживаю своего рода ломку, когда обыденные слова вызывают грязные, непристойные мысли.

Я наблюдаю, как слова и предложения слетают с красиво очерченных губ Декстера, но перестаю их слышать, настолько погружена в свои мысли. Настолько погружена в мысли о том, как он ведет меня внутрь и…

Моя голова склоняется набок, и я изучаю его.

Я поднимаю взгляд.

— Что это… за взгляд?

Черт, теперь он тоже изучает меня, но в его взгляде нет желания. Больше замешательство.

Я знаю, знаю, это позор! Но он такой добрый, терпеливый, милый и красивый, и он мне нравится, и я хочу… всего. Я хочу с ним всего.

Мне нужно знать, хочет ли он того же, но…

Боже!

— Почему бы мне не проводить тебя до двери?

По собственной воле моя голова кивает.

Хватаю сумочку с заднего сиденья его Ауди, пока он обходит вокруг, чтобы открыть дверь со стороны пассажира, я выхожу; одна нога за другой. Ставя одну ногу перед другой, мы неторопливо идем к входной двери.

Ключи в руке позвякивают в ночной тишине, но я не делаю ни малейшего движения, чтобы вставить их в замок точно так же, как Декстер не делает ничего, чтобы поцеловать меня. На самом деле, вместо того чтобы придвинуться ближе, его руки исчезают в карманах темно-синего пальто, засунутые внутрь в целях защиты. То ли от меня, то ли от холодного, промозглого воздуха — непонятно.

— Спасибо, что пригласил меня сегодня, несмотря на все это безумие. — Улыбка появляется на моих губах. — Твои сестры действительно нечто. Ты хоть понимаешь, как сильно они тебя любят?

— Конечно, знаю, как сильно они любят меня. Это их работа; я их брат.

— Нет, я имею в виду — они действительно любят тебя. Они все это подстроили; пригласили меня в дом твоей мамы испечь печенье, чтобы мы встретились. Отправили мне электронное письмо с твоего телефона. Сняли напряжение с Эллиотом и угрожали прибить сучонка. — Это вызывает у меня тихий смешок. — Ты для них — все. Это…

— Я не думал об этом с такой точки зрения. Большую часть времени они заноза в заднице, что легко упустить из виду их намерения.

— Держу пари. Но на самом деле — они обожают тебя. — Моя рука находит рукав его толстого шерстяного пальто, и я сжимаю его, наслаждаясь ощущением его тела под моей рукой в перчатке. — Я обожаю тебя, Декстер.

С нервным румянцем, который не имеет ничего общего с холодом, смотрю из-под своих длинных ресниц в его карие глаза и жду его реакции.

Его рот изгибается от удовольствия.

— Правда?

— Правда.

Он напевает.

— Это хорошо, потому что я обожаю тебя.

— Правда?

Он опускает голову.

— Да.

Под навесом моей крошечной квартиры, под зимними звездами, наши губы соприкасаются во второй раз за сегодняшний вечер. И когда он, наконец, вынимает руки из карманов, наши пальцы переплетаются.

Я дрожу.

— Тебе нужно зайти внутрь, — шепчет он возле уголка моих губ. — Здесь холодно.

— Декстер, — выдыхаю я с легкой тоской. — Тебе тоже.

Мой ключ поворачивается в замке. Ноги ступают по выложенному плиткой фойе; обувь сбрасывается. Большие руки находят основание моей шеи, жадно притягивая меня к себе и прижимая спиной к стене в прихожей.

— Я действительно хочу поговорить и узнать тебя получше, клянусь, хочу. — Он дышит мне в волосы. — Но все, о чем могу сейчас думать, это…

— Сорвать с себя всю одежду и…

— Затащить в спальню.

О боже, мы исполняем нашу собственную версию «Речи близнецов», заканчиваем предложения друг друга, слова вылетают из наших ртов, когда губы и тела сталкиваются. Руками сжимаю воротник его пальто, отыскивая ряд пуговиц, мешающих мне расстегнуть его рубашку.

Слава богу, Декстер сбрасывает пальто; оно сваливается на пол кучей, затем следуют его вязаная шапка, перчатки и — только сам Декстер мог снять носки.

Глупо ухмыляясь, я снимаю свое собственное пальто, шапку и перчатки, добавляя их к куче на полу.

Ведя Декстера вверх по лестнице и по узкому коридору в спальню, я поворачиваюсь к нему лицом, как только мы переступаем порог моей двери. Вместо того, чтобы в спешке срывать друг с друга одежду, мы смотрим друг на друга, упиваясь. Восхищаясь друг другом.

Наслаждаемся.

Моя грудь наполняется абсолютным счастьем, когда рука Декстера нежно касается моей щеки, его пальцы поглаживают линию моего подбородка, пока он наблюдает за мной, с одной стороны очарованный, с другой — возбужденный.

Мои глаза закрываются, когда он наклоняется, чтобы запечатлеть поцелуй в уголке моих губ. Изгиб скул. На моих веках.

По всему моему телу от удовольствия проходит волна покалывания, я откидываю голову назад, предоставляя ему доступ, в котором он нуждается.

Декстер нежно посасывает мою шею.

Его язык неторопливо скользит вдоль моего горла, пока его нос не зарывается мне в волосы. Стон срывается с моих губ, когда наше дыхание становится затрудненным — клянусь, мы оба задыхаемся; но это его дыхание или мое?

Наши языки скользят друг по другу, когда наши тела, наконец, встречаются; мое тело вздыхает с облегчением. Выдыхает. Вибрирует от предвкушения.

— Мне нравятся эти очки, — невнятно произношу я, проводя пальцем по оправе у его виска, туда-сюда… затем снова обратно.

— Что? — Декстер кажется таким же опьяненным, как я.

— Твои очки, очки. Боже, я обожаю твои очки.

— Ты не говорила, да? — Еще больше поцелуев в мою шею. — Это впервые.

Его прикосновения к моему телу ощущаются так приятно, что я едва могу закатить глаза.

— П-почему-то сомневаюсь в этом. Ммм… ты был бы удивлен тем, насколько… твой язык так приятен на ощупь… Многие женщины находят очки, галстуки-бабочки и подтяжки сексуальными.

— Мне нужна только одна женщина, которая считала бы все это сексуальным.

— Да, да, да, — повторяю я, наконец-то застонав ему в рот, когда наши рты встречаются; наконец-то, благословенно сливаясь.

— Сними их с меня, — требует он.

Я подчиняюсь.

Я слушаюсь его; и он просто великолепен.