Как стать богом

Сюжет 7. Малое Мотовилово, клиника

Декабрь. Санкт-Петербург

– Чаю, чаю накачаю, кофию нагрохаю, – задумчиво поёт Работодатель на некий не вполне определенный, но безусловно варварский мотивчик.

– Это ещё что такое? – спрашивает Юрий без особого интереса.

– А хрен его знает! Ситуация навеяла.

Они сидят за столиком для подписания договоров и пьют чай, поданный и сервированный Мириам Соломоновной. Юрий впрочем пьёт чай без всякого удовольствия и все время судорожно зевает. Ему не хватает кислорода после перенагрузки и хочется прикорнуть минуток на десять.

«Слечу я когда-нибудь с нарезки, – думает он обреченно, – Ну, и работку я себе подобрал, мама дорогая, заработаешь тут инфаркт».

– Я все-таки не понимаю: у тебя что-то внутри щелкает или как? – спрашивает вдруг Работодатель и смотрит пристально.

– Или как, – неприветливо отвечает Юрий.

Он выбирает себе плюшку поподжаристей, неохотно откусывает и отпивает из ложечки.

– Но все-таки, – настаивает Работодатель, – Я и сам не лаптем деланный и как-нибудь вранье от правды отличу, но не на сто же процентов.

– А я на сто. И ты мне за эту разницу деньги платишь.

– Хорошо, хорошо. Деньги. Тебе бы все о деньгах. А ты объясни. Сколько раз уже обещал. Ну вот что ты чувствуешь, когда он врет. Какое при этом у тебя ощущение? Физически.

Юрий мучительно хрустит челюстями подавляя в зародыше очередной зевок.

«Ну, как это можно объяснить, – думает он обреченно, – И в особенности здоровому человеку, у которого сердце как метроном. Никак не объяснить. Да и незачем».

– Как будто жизнь уходит через плечи! – говорит он медленно.

И тут же сам себе удивляется. Не хотел ведь говорить, а все-таки сказал. И совершенно напрасно разумеется.

– Это что – цитата? – осведомляется Работодатель.

– Нет. Это такое ощущение.

– Только не надо наводить хренотень на плетень!

– Да шел бы ты!

– Не крал у него никто этой марки, – вдруг меняет тему Работодатель.

– То есть?

Работодатель заканчивает со своим чаем, откидывается на спинку дивана, переплетает голенастые ноги диковинным джинсовым винтом и занимается «Ронсоном» с сигареткой – аккуратно закуривает, пускает два аккуратных колечка в потолок и смотрит на Юрия прищурившись:

– Ты главное не углубляйся, – советует он проникновенно, – Зачем это тебе? При твоих-то моральных принципах?

«Вот, уж, точно говорят, – думает Работодатель, – Простота хуже воровства… Чудной парень. Другой бы с этим его уменьем отличать ложь уже огромное состояние бы себе сколотил. Мне бы такое. А этот? Сколько я его знаю даже машину не купил, так и ходит пешком».

«Мои моральные принципы, – думает Юрий, – О, Боже! «Не бери чужого и не слово говори ложно». А в остальном: «перекурим – тачку смажем, тачку смажем – перекурим». Роскошная нравственная палитра, снежные вершины морали».

– Перекурим – тачку смажем, – говорит он вслух, – Тачку смажем перекурим.

– Воистину так! – восклицает Работодатель и словно спохватившись принимается затаптывать окурок в пепельнице, – Поехали! Нам еще пилить и пилить – сорок пять кэмэ по слякоти. Собирай писалку. Да пошевеливайся, я уже одет как видишь.

– Секретку или обычную? – спрашивает Юрий.

– Бери обе. На всякий случай. Обе пригодятся.

– Слушаюсь, командир, – говорит Юрий и принимается собирать регистрирующую аппаратуру.

В машине Юрий налаживается подремать. Расслабляется пристроив голову в щели между спинкой и стенкой, закрывает глаза и пытается думать о приятном. Как он идет в подвальчик «24 часа» и накупает там вкуснятинки для себя и Жанки: карбоната, семги, осетринки горячего копчения, французкий батон, маслица «фермерского», «икорки, понимаю-с». И бутылочку «Бефитера", и швепс-тоник, разумеется.

– И где это всё будет у нас происходить? – спрашивает Юрий.

– В населенном пункте Мотовилово.

– О, Мотовилово! Пуп земли русской.

– Нет, браток, – возражает Работодатель, – Пуп земли это Большое Мотовилово, а мы с тобой едем в Малое.

– А кто он такой этот твой Галошин? – спрашивает Юрий не раскрывая глаз.

– Не Галошин, – говорит Работодатель наставительно, – и не Калошин, а Колошин. От слова «колоситься». «Раннее колошение хлебов». Он секретоноситель.

– То есть?

– То есть лицо, которому известны сведения оставляющие государственную тайну.

Услышав это Юрий тревожится и раскрывает глаза:

– Еще чего нам не хватало! Зачем это тебе?

– Не боись. Все схвачено. Никто ничего. На самом деле он у нас глубокий инвалид, бесконечно от всего далекий. Так что успокойся и дрыхни дальше. Нам еще пилить и пилить, а дорога вон какая.

Дорога

Дорога каток. Машину ведёт без всякой видимой причины.

В лучах фар впереди сверкает синий указатель «М. Мотовилово, 6 км». Работодатель снижает скорость до минимума и с величайшими предосторожностями поворачивает направо (хорошо хоть не налево!), на заметенную девственным снегом дорогу с неглубокой колеей. По обеим сторонам здесь высятся восхитительно безопасные сугробы. За сугробами чернеет шатающийся под ветром кустарник, а в лучах фар нет ничего, кроме столбов крутящейся снежной крупы и серебристо-черной пустоты.

А если встретите ее на воле вы,

То не старайтеся собой увлечь

Здесь за решеткою, в темнице каменной,

Лишь я любовь ее могу сберечь.

С последними словами этой древней тоскливой песни, сочиненной знаменитым тюремным бардом еще времен Великих Посадок, подъезжают они к настежь распахнутым воротам в дощатом высоком заборе.

Малое Мотовилово

Обширный двор внутри изгороди пуст. В глубине светится разноцветными зашторенными окнами трехэтажный плоский дом с заснеженными автомобилями у подъезда. В светлом и пустоватом вестибюле висит некий незнакомый, но крепкий дух. Скорее зоологический или ботанический. А может быть просто сердечных капель в смеси с легким словно бы мерцающим запашком какого-то неопределенного говнеца.

Работодатель видимо уже бывал здесь.

За столом читает газету «КоммерсантЪ» человек в белом несвежем халате, похожий на кого угодно – на палача, на мясника, на гардеробщика, но никак не на врача и даже пожалуй не на санитара. Газету он тотчас же опускает и откладывает в сторону, а сам начинает смотреть на вошедших светлыми и редко мигающими глазами.

– Алексей Матвеевич нам назначил, – поспешно сообщает ему Работодатель с некоторой даже (как Юрию показалось) угодливостью и снова глядит на часы, – Романов Павел Петрович. Контора «Поиск-стеллс».

Плечистый доктор опускает глаза, разбрасывает толстым пальцем на столе беспорядочные бумажки и тем же пальцем ведёт сверху вниз по какому-то списку. Видимо обнаружив там царственные ФИО Работодателя, он легко поднимается и подойдя к дверям в глубине кабинетика два раза деликатно стукает костяшками пальцев по филенке. Никто и никак ему вроде бы не отвечает, но он легонько толкает дверь и делает Работодателю приглашающий жест: прошу!

Алексей Матвеевич

Они входят.

Войдя Юрий сразу же слепнет и покрывается нервическим потом. В помещении стоит тьма и оглушающе горячий воздух. Словно в деревенской бане по-черному. Освещена только неестественно белая постель со скомканными простынями и человек посреди этих простыней. Вернее нижняя половина человека: ноги в кальсонах, босые и словно бы неживые, словно бы брошенные кое-как кем-то посторонним.

– Чего ж ты опаздываешь, голубок? – скрипит из темноты сварливый голос, – Сказано было как? Сказано было: с четырех до пяти. А сейчас сколько?

Голос с неприятной то ли трещинкой, то ли хрипотцой. Слыша его мучительно хочется откашляться.

– Мы так с тобой не договаривались. Сейчас вот отправлю тебя в обратный зад и буду в своем праве!

Работодатель ничего на этот внезапный выговор не отвечая извлекает у себя из-за пазухи зеленый пакетик перетянутый резинкой и аккуратно кладёт его на прикроватный столик среди стаканов, бутылок, бокалов и тарелок с засохшими объедками.

– Хм…, – неприветливый человек в кальсонах немедленно смягчается.

– Ладненько, – говорит он тоном ниже, – Плюнули и забыли. Что так задержался? Дорога плохая?

– Гололед, – подхватывает Работодатель как ни в чем не бывало, – Еле добрались честное слово. Думал разобьемся.

– Не тот первый прибежит, кто быстрее бежит, – произносит хозяин постели назидательно, – А тот кто раньше выбежит! Раньше выезжать надо было, тогда бы и не опоздал. Тогда бы и меня старого человека не заставил бы нервничать.

– Виноват Алексей Матвеевич, – говорит Работодатель смиренно, – Больше не повторится.

– Уж я надеюсь! – говорит хозяин заносчиво и спрашивает с отчетливой неприязнью в голосе, – А это кто с тобой? Он с тобой я полагаю?

– Со мной, со мной, – успокаивает его Работодатель, – Эт, мой сотрудник. Юра его зовут. Он будет Вас записывать Алексей Матвеевич. Для истории.

– Ха! «Истории для истории». Отчего же. Можно и для истории, это значения не влияет.

К этому моменту Юрий уже привыкает к темноте и начинает помаленьку разбираться в обстановке. Теперь он видит что комната велика (дальняя часть ее, та, что за кроватью, совершенно скрывается во тьме). Есть поблизости слева большой овальный стол со стульями вокруг. Какие-то циклопические не то шкафы, не то буфеты вдоль стены. Толстый ковер под ногами. Черные квадраты окон плотно закупоренные мохнатыми шторами.

Юрий кланяется неловко и принимается расстегивать на себе куртку одновременно озираясь в поисках подходящего седалища. Ан, не тут-то было!

– На пол садитесь, на пол! – распоряжается хозяин, – На ковер! Ковер хороший, удобный, садись на полу. И раздеваться не велю! Нечего тут у меня блох трясти.

Совсем уже ошеломленный Юрий замирает с пальцами на последней пуговице, а Работодатель ничего: тут же, не говоря лишнего слова, скрещивает свои длинные ноги и ловко усаживается по-турецки в двух шагах от кровати ничуть не смущаясь того обстоятельства, что голова его теперь оказывается как раз на уровне хозяйских кальсон. Юрий все еще колеблется, но тут Работодатель так глядит на него (снизу вверх), что приходится немедленно опуститься на корточки, а потом и перейти в позу лотоса, преодолевая хруст в суставах и мучительные боли в нерастянутых, совсем не приспособленных к таким внезапным подвигам сухожилиях.

А странный и страшный хозяин уже говорит.