На следующее утро Кристиан чинил маслобойку в чулане. И пока ковырялся в ней, ему пришла в голову идея, как усовершенствовать било. Нужны цепь, ручка, шестеренка и все. Да уж, думать о таких вещах куда легче, чем о Маргаритке, которая еще никогда не казалась столь далекой.
Миссис Клевер, которую завалили требованиями многочисленные гости, пребывающие в замке, прогнала Кристиана к кузнецу, где он и нашел, что нужно, в куче негодного хлама на задах кузницы.
— Умелец, что ли? — спросил кузнец, дородный мужчина в кожаном фартуке и с лицом красным от жара, исходящего от горнила.
— Мне нравится мастерить вещи, — признался Кристиан. — Такое вот развлечение.
— Мне тоже. Тебе стоит посмотреть кое-какие мои поделки. Отличные штучки. Только вот бывает сделаешь, а не работает, правда? Ни мой вечный двигатель, ни летательный аппарат, ни сборщик кукурузы. Если интересно, можешь взглянуть на мои неудавшиеся вещицы. Свалены в темнице. Может, какие части тебе пригодятся.
— В темнице?
— О, эта темница не служит темницей с тех пор, как трон занял король Суитберт. Он слишком мягкосердечный, чтобы кого-нибудь мучить. Преступников предпочитает изгонять. Вот королева Олимпия — та другое дело. Если бы правила она, то забила бы тюрьму так, что остались бы только стоячие места. Вот почему я на стороне сэра Магнуса. Пусть лучше он женится на принцессе. Тогда, если король Суитберт сыграет в ящик, Маргаритка станет королевой.
Кристиана снова кольнуло в сердце.
— Я прислуживал на торжественном обеде прошлым вечером. С виду ее не заинтересовал ни один из поклонников.
— Ее, может, и нет, а вот королева настроена твердо. Готова немедленно устроить свадьбу. Она целый год приглашала сюда женихов. Да принцесса только от них нос воротила. А когда королева Олимпия теряет терпение — тогда только держись.
Да, невеселые вести.
— Ладно, спасибо за железки, — поблагодарил Кристиан. — Если заработает так, как я задумал, то скоро масло будет взбиваться куда быстрее.
— Дай знать, что выйдет. — И кузнец опустил молот на половник, который выковывал на наковальне. Яркий сноп искр взлетел подобно фейерверку вслед Кристиану, который направлялся к кухне.
Судомойка Мег осталась довольна новой маслобойкой.
— О, только посмотрите, как быстро выходит, — говорила она, поворачивая ручку. — Не успеешь оглянуться, а уже готово масло, и руки не сбиваю, не надо тягать это било туда-сюда. Ох, Кристиан, ты такой милый, сотворил настоящее чудо. Век не забуду. — И глянула на него из-под ресниц. — Может, я найду, как тебя отблагодарить.
Кристиан, оставшись глух к заигрываниям, сказал:
— Не стоит беспокоиться. Мне самому приятно.
— Ну а мне приятно поблагодарить тебя, и я так и сделаю, — настояла Мег, затрепетав ресницами, а сама вертела ручкой так, чтобы выгоднее показать свою фигуру.
Кристиану стало неловко. Он пожал плечами.
— Ну, вы очень добры.
Следующее дело, к которому Седжуик приставил Кристиана, — починить стену, ограждавшую террасу, что выходила на реку.
— А если на террасу выйдет принцесса, что она делает весьма часто, — наставлял Седжуик, — чем бы ты ни занимался, не трогай ее.
— Даже и не подумаю, — покорно заверил Кристиан, хотя вряд ли ему чего хотелось больше, чем этого. — Я знаю, что она принцесса, а я простой слуга.
Истинная правда, однако — хотя он и знал, что к чему — в душе продолжал надеяться, что это не столь важно на самом деле.
— Ну, я не мог не заметить, как ловко ты поймал песика прошлым вечером — Пупси или Нутси, как там его кличут. Никогда их не держал. Не коснулся ли ты рукой принцессы, когда отдавал собачку?
— О нет, — нехотя солгал Кристиан.
Ручка на ощупь у нее чудесная — нежная и сильная в то же время.
— Хорошо. А то если она тебя тронет, то прочтет все твои мысли.
Когда Маргаритка впервые рассказала ему о проклятии, Кристиан размышлял целую минуту, прежде чем до него дошло, какими неприятностями это может обернуться. Первое, что ему пришло на ум: какую кучу шелухи она должна получать из чужих голов. Затем он понял, почему ее боялись — все серенькие и ненавистные мыслишки, которые лучше держать при себе, выплывали наружу.
Кристиан точно знал, о чем думал, когда их руки встретились. Часть мыслей касалась собачки, кое-какие нелицеприятные — поклонников, но все затмевало ощущение, как он счастлив, что стоит рядом с Маргариткой. И до этого момента он не задумывался, каким оскорбительным ей могло это показаться — слуга, а испытывает к ней такие чувства. Ничего удивительного, что она вскрикнула «о, боже» и бросилась наутек.
— Только король Суитберт не прочь касаться ее, — продолжал Седжуик. — Впрочем, его голова полна, кажется, одними безвредными путаными мыслями, никому не сулящими зла. Другие, кто живет при дворе, не столь приветствуют, чтобы читали их скрытые мысли. Ладно, иди работай, — сказал Седжуик, вручая Кристиану корзину с инструментами. — И не забудь — не трогать.
Парапет был в еще худшем состоянии, чем ожидал Кристиан. Гораздо хуже, чем виделось в подзорную трубу. Раствор между камнями искрошился в порошок, и нужно было его полностью заменить, прежде чем кто-нибудь обопрется о стену и, обрушив ее, сверзится в реку. Работа предстояла немалая. Кристиан закатал рукава и приступил к делу.
Он так увлекся, что не слышал, когда на террасу вышла Маргаритка и села читать книгу. Только когда мохнатые половые щетки начали гавкать и носиться по террасе, тогда Кристиан повернулся и ее заметил. Он выпрямился и снял перед принцессой шапку. Казалось само собой разумеющимся дружить с ней, находясь на другом берегу реки. Но здесь, где в первую очередь приходится думать о месте, которое занимаешь в обществе, Кристиан удивлялся, насколько был наивным и глупым, считая, что принцесса захочет, чтобы простой слуга стал ее лучшим другом, неважно, насколько она одинока. Ему стало грустно, и таким дураком он себя почувствовал.
— Доброе утро, — поздоровалась Маргаритка. — Это ведь ты спас Топси прошлым вечером?
— Да, ваше высочество, — с опаской ответил Кристиан. Может, она была чересчур расстроена, чтобы обратить внимание на его мысли? — С ней все хорошо?
— Как видишь, — ответила Маргаритка, показывая на трех резвящихся шалунишек. — Однако я так переживала. Спасибо, что ее спас.
— Не за что, — отмахнулся Кристиан. — У меня тоже есть… э… были собаки, там, дома. Я понимаю, как вы привязаны к своим.
— Какие собаки? — заинтересовалась она и отложила книгу.
Вот это его Маргаритка — вся чистое любопытство.
— О… большой пес и кроха-собачка, — уклончиво ответил он, поняв, что мудрее не вдаваться в подробности, дабы она не узнала его питомцев по описанию в г-мейлах. — Дворняжки, вы бы так сказали, наверно. Ваше высочество, — поспешно добавил Кристиан.
— Должно быть, ты по ним скучаешь, — предположила она. — Кто о них заботится?
— Мой… — Кристиан запнулся. Не может же он сказать «мой приемный отец»: ведь именно так описывал ей Эдрика. Принцесса Маргаритка выжидательно смотрела на Криса, склонив голову набок. — Мой друг Эдрик, — наконец ответил Кристиан.
Но ему хотелось, чтобы Маргаритка коснулась его сейчас и заглянула в его мысли, и узнала без помощи жалких и невыразительных слов, кто такой Эдрик (по которому Кристиан отчаянно скучал) и что для него значит.
А через реку на утесе над водопадом стоял Эдрик и настраивал подзорную трубу на террасу. Он уже отчаялся узнать, что случилось с Кристианом, поэтому решил его поискать.
Каково же было удивление Эдрика, когда он увидел Кристиана в бело-зеленой ливрее с золотыми позументами и пуговицами — впереди фартук с вышитым королевским гербом. Стоит себе как ни в чем ни бывало, опершись на парапет, и болтает с принцессой.
«Да разрази меня елки-палки!» — подумал Эдрик.
Он знал, что переписка с принцессой — дело рискованное. Однако почел, что у Кристиана хватит здравого смысла сохранить инкогнито, когда тот очутится во дворце. Она же принцесса, ради коврижек, а Крис — простой парень, хотя и необыкновенный, и талантливый, и особенный, по мнению Эдрика, который никогда не считал воспитанника никоим образом простым. А вот принцесса будет считать. И Эдрик только и мог, что думать, как она расстроится и возмутится, узнав, что ее друг по переписке — незнатный слуга, если Кристиану не хватит благоразумия и он наберется храбрости и признается ей, кто он. Вот и очутится в темнице за решетками или в пыточной камере. Или куда хуже — познакомится с Мадам Гильотиной.
Эдрик грустно посмотрел на собак:
— Чую, что мы в последний раз видим его, парни. Мне следовало быть лучшим родителем.
Вул и Ката заскулили в знак сочувствия. Эдрик опустил подзорную трубу и потопал в лес. Может, он найдет сегодня что-нибудь, что его утешит, хотя и представить трудно, что бы это могло быть.
Уж точно не Королева Маб, которая сидела на пне, когда на нее наткнулся Эдрик. Крошечные очки сползли на кончик носа, пока она с озабоченным видом изучала неразборчивую карту, которая, на взгляд Эдрика, никуда не годилась.
— С этой штуковиной ты никуда не доберешься, — заметил он.
— Ох, да откуда тебе знать? — возразила Королева Маб.
— Уж достаточно, чтобы видеть, что это не карта, а недоразумение.
— Чтоб ты знал, мой картограф самый лучший на свете.
Она повернула карту верх ногами и посмотрела с другой стороны.
— Да кто такое сказал?
— Ну, он, конечно! — Королева Маб почесала голову карандашом, который вытащила из волос.
— Наверно только он так и считает, — пробурчал Эдрик. — Почему бы тебе не признать, что нужна помощь?
— Полагаю, твоя? — фыркнула Маб.
— Насколько ты опаздываешь забрать эту партию зубов? — поинтересовался он, показывая на длинный список имен, разложенный рядом с ней на пне.
Маб схватила список.
— Не твое дело.
— Вот что я думаю, — сказал Эдрик. — Рано или поздно, Маб, тебе придется вступить со мной в состязание. Учти.
— Чтобы это случилось, тебе нужно получить больше поддержки, — заявила она, складывая карту.
— И получу, — сказал он вовсе в том не уверенный. — Заносчивость и упрямство никак не способствуют делу, знаешь ли. Велик лоб, да не соберет мох.
— Что бы это ни значило, — улетая, бросила Маб.
Эдрик смотрел, как она неуверенно металась среди деревьев, потом потащился домой, чувствуя себя еще хуже, чем прежде.