Как-то раз Маргаритка

Глава 1

Эдрик чуял, что пора домой. Скоро стемнеет, и пусть он знал каждый уголок леса и исходил его вдоль и поперек, в здешних местах после захода солнца могли подстерегать опасности: свирепые звери, злые духи, громадные горящие глаза, принадлежавшие бог знает каким тварям… Всякая такая напасть. Между тем Вельзевул и Геката с таким удовольствием обнюхивали каждый кустик и с лаем поднимали куропаток с их насиженных мест, что Эдрику неохота было портить собакам забаву. Помимо прочего, у него выдался удачный денек по части подбирания.

В иные дни не попадалось ничегошеньки: никто из тех, кто проезжал чащей, не терял вещи. Однако сегодня Эдрик нашел кольцо с большим розовым камнем, складную подзорную трубу, книжку с древнегреческими мифами, почти новый кожаный камзол и фляжку, наполовину полную (он знал, что некоторые сказали бы «наполовину пустую») вполне пристойного вина — скорее, игристого — с цветочными нотками и долгим приятным послевкусием. Ну в самом деле, денек выдался на славу.

Эдрик услышал, как его собаки бешено лают где-то впереди. Не очень добрый знак. Эдрик представил, что Вул старается изо всех сил вести себя как свирепый пес, на которого и похож, а Ката чрезмерно суетится, как обычно. Что бы они ни облаивали, оно, должно быть, забралось на какое-нибудь дерево, лишившись неизвестных частей или заработав сердечный приступ.

— Эй, парни! — закричал Эдрик. — Ну-ка заткнитесь.

Он прошел через лес и перед куртиной кустов увидел собак — огромного косматого Вельзевула и ухоженную кроху Гекату — злобно лающих так, словно в башках у них сроду не водилось мозгов.

— Эй! — снова прикрикнул он. — Перестаньте!

Собаки резко стихли. Однако носы упорно направлены в кусты, хвосты торчком и дрожат от возбуждения.

— Что там? — с опаской спросил Эдрик.

Сквозь деревья проникал гаснущий свет, отбрасывая длинные тени, которые колебались и создавали обманчивое впечатление, что в полумраке прячутся всякие опасности. Или, может, вовсе не обманчивое.

— Идемте, — понизив голос, позвал Эдрик. — Пора домой.

Собаки не двинулись с места.

— Будете меня слушать? — взмолился, озабоченно оглядываясь вокруг в сгущавшемся сумраке, Эдрик. Если бы он только догадался взять с собой беличьи лапки, их любимое угощение, то легко бы отвлек и заманил домой.

Разумеется, ему не полагалось ставить на белок силки, поскольку леса принадлежали королю Суитберту или, может, королю Бофорту — трудно сказать, где пролегала граница между королевствами. Но кто заметит нехватку нескольких белок, когда их водится в таком изобилии? Ну, возможно, только другие белки, но об этом Эдрик не позволял себе задумываться. Кентавр Хейс, егерь короля Суитберта, славился излишней добросовестностью (в отличие от егеря короля Бофорта, неторопливого снежного человека Клейпула) и ничего так не любил больше, как поймать Эдрика за браконьерством, но даже он не мог сосчитать всех белок или сказать чьи они — суитбертовские или бофортовские.

Эдрик протиснулся между собаками, которые так тряслись от возбуждения, что источали слабый запах псины. Тролль раздвинул подзорную трубу и осторожненько направил на кусты.

— Привет, — неуверенно позвал он.

— Привет, — отозвался чей-то тоненький голосок.

Эдрик и собаки хором подпрыгнули на месте.

— Кто здесь? — грубо потребовал ответа Эдрик, надеясь, что говорит, как великан семи футов ростом, а не коротышка-тролль в три фута четыре дюйма.

— Я, — ответил голосок. И из кустов высунул голову красивый мальчик с большими карими глазами и всклокоченными каштановыми волосами, где запуталось несколько листьев, и серьезно спросил: — А собаки меня не съедят?

Эдрик почувствовал такое облегчение, что у него от слабости подогнулись колени.

— Не-а, — заверил он. — Вот этот, — тролль положил ладонь на лохматую шею Вельзевула (надо сказать, пес трясся от ужаса), — трус, который прячется за бешеным лаем. А вот эта, — Эдрик почесал Гекату за ушком, — хвастунишка, которая любит покрасоваться.

Ката решительно помахала пушистым хвостиком и оскалилась.

— А ты кто? — спросил мальчик, еще немного высовываясь из кустов.

— Эдрик меня звать. Впрочем, по большей части меня кличут Эдом. А кто ты?

— Кристиан, — ответил мальчик. — Мне шесть лет.

— Ну-ка, выбирайся оттуда, Кристиан, и расскажи-ка, что ты тут делаешь.

Кристиан окончательно вылез из кустов и встал на ноги.

— Я почти такой, как ты, — удивился он.

Эдрик вытянулся во весь рост.

— Я высок для тролля, — обиделся он.

— А я никогда троллей не встречал, — признался Кристиан.

Эдрик протянул руку и пожал ему ладошку.

— Вот теперь встретил. А что насчет тебя?

— Я мальчик, — серьезно ответил Кристиан. — Разве не видишь?

— Ну, разумеется. Понятно, что ты мальчик. Я вот хочу знать, где твои родные? Уже почти стемнело.

— Я не знаю, где они сейчас. Они меня все искали и искали, а потом голоса становились все тише и тише вдалеке, и совсем не стало слышно.

— То есть ты от них спрятался? — удивился Эдрик. — Зачем?

— Не хочу жить с ними больше. Тяжело с ними.

— Так ты надумал жить в лесу? Ты хоть какое-то понятие имеешь, как тяжело жить здесь тому, кто одет в… э… что это у тебя? Бархатный костюмчик?

— А что мне тогда нужно носить?

— Я что хочу сказать: такой, как ты, ничего не знает о жизни в лесу. Сколько веревочка не вейся, а булки на деревьях не растут, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Где ты укроешься? Что есть будешь? Чем согреешься? Защитишься?

— Я собираюсь жить в этом кусту, — показал Кристиан. — На нем ягоды.

Эдрик закатил глаза.

— Вижу, я пытаюсь лбом прошибить мертвую лошадь. Ягоды здесь, потому что лето. Пройдет несколько недель, и их уже не будет. — Эдрик поразмыслил пару секунд и сказал: — Лучше пойдем со мной домой. Утром отведу тебя к твоим родным.

Кристиан выпятил губу.

— Сейчас я пойду с тобой. А утром домой не пойду. Я даже не знаю, где дом.

Эдрик положил руку на плечо Кристиана.

— Давай трогать отсюда. Скоро тут будет хоть глаз выколи, а я не желаю наткнуться на еще какие неожиданности. Закончим этот разговор дома. Идем, Вул. Собирайся, Ката. Ступайте, скатертью сторожка.

Ката понеслась вперед, ринувшись исполнять роль бесстрашной собаки-поводыря. Вул жался поближе к хозяину, может, чувствуя приближение мигрени, — она его всегда посещала после того, как пес вынужден был демонстрировать излишнюю храбрость — и ждал не дождался, когда плюхнется перед очагом и возьмет себя в лапы.

— Что это вон там сияет голубое? — спросил Кристиан спустя какое-то время, как они с трудом преодолели узкие изрытые колеями дороги, изо всех сил стараясь не наткнуться на деревья, не упасть в ручьи и не стать ужином для каких-нибудь шатающихся поблизости тварей.

— Где? — спросил Эдрик. — Ах, это. Отлично! Это пещера. Мы почти дома.

Собаки убежали вперед и исчезли в темноте.

— Ты живешь в пещере? — удивился Кристиан. — Почему она голубая?

— Голубая, красная, зеленая, розовая, пурпурная и желтая тоже, — поправил Эдрик. — Это большая пещера со множеством комнат, и в каждой стены и потолок усыпаны разного рода кристаллами. Понятия не имею как, но они светятся в темноте. Здорово, не находишь?

— Ага, — восхищенно выдохнул Кристиан, когда они подошли ближе. — Похоже на волшебство.

— Ну, может, так и есть. Другой такой пещеры я не знаю. Когда я ее нашел, вход был завален камнями и грязью. Мне до смерти надоело бродяжничать, и я понял, что наконец нашел свой дом. Ты вот знал, что порядочный тролль должен, по меньшей мере, сто лет своей жизни провести в пещере? Традиция такая. И вот, стало быть, я живу здесь, ох, почитай, уже годков эдак сто семнадцать.

В большой желтой комнате, которая троллю служила гостиной, он развел огонь, постоянно спотыкаясь о Вула, который разлегся перед очагом, как печной коврик, глубоко сопя в облегчении, что пребывает в уюте и надежности дома.

На ужин отыскались остатки енотового рагу, приправленного диким луком, чесноком, петрушкой, шалфеем, розмарином и тимьяном. Были тут и желудевые бисквиты, только что собранная клубника и найденное Эдриком вино. Когда все было съедено, Эдрик удовлетворенно рыгнул.

Кристиан последовал его примеру и захихикал.

— Если бы я сделал так дома, меня бы отослали в мою комнату, — поделился он. — По правде сказать, меня бы наверное утащили в комнату за ухо.

Резковатое наказание за какую-то отрыжку, подумалось Эдрику, впрочем, может, он так долго жил в пещере, что растерял хорошие манеры, которыми когда-то владел.

— И забудь о том, чтобы отвести меня назад, — продолжал речь Кристиан. — Я устал слушать: делай то, делай это, не пачкайся, не сори. А я люблю что-нибудь изобретать, а как тут не пачкаться и не сорить, раз дело такое. Папа и мама будут рады, что я ушел.

— Сдается мне, они искали тебя весь день.

— О, они скоро про меня забудут. У них много детей, — пояснил Кристиан. — Папа никогда меня не слушает. А маме только важно, чтобы я был чистым, а я никогда не бываю чистым, как ей надо. Остальное время она только и хочет, что играть в бизик и пике (карточные игры — прим. пер.) с подругами.

Эдрик понял, что нет смысла спорить с этим ребенком. И решил, что как-нибудь потерпит маленького наглеца одну ночь, а потом отыщет родителей и передаст им его из рук в руки.

— Пойдем, — сказал он. — Уже поздно. Можешь надеть вот это как ночную рубашку. — И протянул мальчику рубашку из тончайшего батиста, когда-то найденную около пруда. Ну, вообще-то, он видел владельца рубашки, который плескался в пруду, но ведь Эдрик оставил ему сапоги и бриджи, разве нет? А что еще нужно, чтобы добраться до дома в теплый летний денек?

Эдрик устроил Кристиану из меховых шкур постель в комнате с синими кристаллами. Здесь спалось, словно под ночным небом с россыпью звезд куда ни кинь взор. Кристиан уютно зарылся в шкуры и выглядел совершенно счастливым. Рукава ночной рубашки пришлось завернуть раза четыре с половиной. Только Кристиан преклонил голову, как обе собаки притащились и тесно устроились у него по бокам.

Обняв мохнатые шеи, он сонно пробормотал:

— Можешь выкинуть этот дурацкий бархатный костюмчик. Больше никогда его не надену.

Потом закрыл глаза, и под сияющим сводом раздалось дружное сопение в три носа.

— Что он о себе возомнил, а? — ворчал под нос Эдрик, когда шел к очагу в желтую гостиную, собирая по пути сброшенную одежду. — Ишь ты, расприказывался. Еще порох на губах не обсох, а ведет себя, будто великий холодец среди овец, думает, убирать тут буду за ним, как слуга какой.

Эдрик уронил одежду перед очагом и сел на одеяло для пикника, которое нашел несколько лет назад в лесных владениях короля Бофорта. Судя по раскиданным тарелкам, утвари и еде, пикник внезапно прервали. Не то чтобы там осталось много лакомств. Какие бы здесь внезапно ни появились животные, участники пикника куда больше, чем они, насладились едой. Зато Эдрику принесла истинную радость кухонная утварь, корзина с крышкой, большие салфетки, украшенные вензелем с буквой «Б», все, что он уволок домой.

Тролль перебрал каждую вещицу, выбивая пыль. Складывая бархатные штанишки, он услышал слабое звяканье. В кармашке обнаружилась золотая цепь с подвеской. Подвеска была в форме птицы, не похожей ни на одну, встречавшуюся Эдрику в лесу, хотя вовсе и не означало, что птицы такой не существует. Мир полон причудливых тварей. Птица походила наполовину на фазана, наполовину на орла.

Эдрик положил цепочку обратно в кармашек. При других обстоятельствах он добавил бы ее к своей коллекции, однако у него возникло чувство, что родители Кристиана заметят, если вещица пропадет. Потом завернул стопку одежды в большую салфетку для пикника, сунул сверток в корзину и устроился с трубкой из сливы и книжкой греческих мифов. Ничто так не усыпляет парня, как небольшое братоубийство, отцеубийство, матереубийство и детоубийство.