Как закалялась сталь 2 и 1/2

7. МС СССР

Армия — это очень специальное место, вдаваться в ее конкретное живописание не будем ввиду необъятности и неблагодарности темы. Слегка не дослужив «срочную», он поступил в военное училище и теперь уже заканчивал его.

Выживший из ума комбат по фамилии Кобзарь героически ковал кадры для МО СССР. Потертый дедок пятидесяти (!) лет нырял в несуразный тулуп, взятый, видимо, напрокат у знакомой сторожихи, и читал прошлогодний, наверное, номер газеты «Правда» для военных, одетых в «повседневную форму одежды». На улице стоял тридцатиградусный мороз, шла сороковая минута читки. Газета до обидного быстро закончилась…

— Куда, бляха, деваются погоны?!

— Ты должен быть, как бррроня!

— И так далее, и так далее, как говорил Леррр- монтов!

— Говно не каменный уголь! Не надо стесняться!

— Шахтеррры масло не жрррут, а вы, бляха, жрррете!

— В садике — «золотой», в школе — «золотой», а здесь — говно! Говно взяли — говно выпустим!

— Вы не видали — я видал! Полк, нале-е-ево, огонь, вашу мать! Он упал и лежит, а полк напр- рр-раво и шагооом марррш!

— Вы мертвые лежите, вы агитаторрры, на вас, падла, военная форррма понадета!

— Хочу — не хочу! Я, может, Маргарет Тэтчер хочу — отодрал бы как учебно-боевую лярву, так она все ракеты на хрен поснимала бы!

— Сегодня суббота, вот что обидно! Суббота с воскресеньем нам несет… Почему мне не несет?!

— Потискал Манюню в мужском туалете — и домой ее шагом марррш!

— А то в самоволке — устав нарушать. Назад, бляха! И не поможет тетя Гррриша, она кричит: «Я инвалид!», а мне насрррать — я Ррродину защищаю!

— Залез в танк, кнопки нажимай, башней кррру- ти, и петь надо громче. И — А — у — А! Жалюзи от- крррой!

— Я через три козла и коня прыгал — был молодой, а у вас трусы в полете рвутся. Отставить, вашу мать!

— Дочка принесла маленького такого, ну, этого… Пушистый такой, как в кино. Я ему: «Ком, ком цу мир, майн либер». Он, падла, ползет, а я ему: «Газы, сука!». Он обосрррался и померрр! Потому что понимает, а курсант ни хрена не понимает!

— Потому гегемон — гегемон не дррремлет, собаки лают, а у них пистолеты!

— Пускай безобррразно, но единообррразно. В строю — я ваш спаситель, вне строя — я ваш то- питель, и не надо мне тут! Я к генералу на доклад хожу — ширинку на все пуговицы и проволоку закручиваю, потому полковник Кобзарррь.

— Ну как с вами воевать? Как с вами воевать, когда без барабана ходите туда-сюда?

— Демократия — это высшая стадия диктатуры. Диктатуррры — я не боюсь этого слова! И так далее, и так далее, как уже говорил Лермонтов!

— Углы будем круглить и делать из говна конфетку, потому я пулеметные курсы кончал. Это вам не теоррремами голову темнить, хотя старый стал, со всех дыр течет.

– ~ Думая, думай, бляха, чтобы на лбу рррог выр- ррос, но пилотку не сметь в 3,14зду превращать!

— Захожу в пятую роту, а там гуяки летают. Пре- кррратить! Мы не летчики, а танкисты!

— Газы! Нет, ни хрена!.. Вспышка слева — куда головой надо падать? А туда, куда только что яйца полетели!

— Гегемон, я вам покажу, бляха, падла, гегемон!

У спортсменов в училище было одно неоспоримое преимущество. В силу перманентного пребывания на сборах, наличия плановых тренировок и особого отношения к ним генерала, бывшего спортсмена, они были этакой кастой брахманов среди курящего и жуликовато-пьющего военного быдла. Соответственно, прослушивание «классика» военной мысли сводилось к минимуму, хотя иногда происходил отлов «физкультурников» с постановкой в строй — экая незадача!

Каратэ закрыли, кажется, в 1983 году, он даже не успел попасть в спортроту, хотя не проиграл за последние три года ни одного соревнования. В училище интуитивно пришел в офицерское многоборье. Во-первых, название красивое, во-вторых, стрельба из пистолета, плавание и бег. Была еще, правда, гимнастика, по сложности и содержательности недалеко ушедшая от комплекса вольно-военных упражнений на шестнадцать счетов.

К четвертому году он уже стабильно выполнял норматив KMC — 3200 очков, и мечтал о 3400 — нормативе МС СССР. Ввиду сложного характера с руководителем команды уживался плохо — пару раз даже вылетал в «строй» со сборов, но тупо гнул свою линию и опять оказывался в спортивном комплексе. Тренировался уже по собственному графику, очаровав гражданских тренеров по плаванию и стрельбе. Благо обе были молодыми дамами и благодарно впитывали то, что им лили в уши. Дамы отвечали на ухаживания взаимностью и тренировочными программами. Через полгода индивидуального тренинга он рке набирал норму мастера на трех видах из четырех. Нос задирался к электропроводам. Он отчетливо почувствовал себя главным перцем «нашего микрорайона».

Судьба редко с ним заигрывала, а уж если хотела что-то пояснить, то делала это с прямолинейностью кувалды.

…Он торопливо сбегал по обесточенному подъезду, перепрыгивая через две-три ступеньки. Бегун хренов… В самом темном месте, прямо около дверного тамбура одной ступенькой оказалось больше — нога предательски хрустнула. Он рухнул, завыл, схватившись за стопу. Прошло, пожалуй, минут пять, а он все еще протирал своей манерной «Аляской» заплеванный пол. Нога сразу превратилась в подобие уродливого воздушного шарика.

В травмпункте сонный врач посмотрел на не очень удачный снимок и обронил:

— Да ничего страшного, кости вроде целые, связки, наверное, порвал, ну и сосуд какой-нибудь. Короче, не ссы — плясать еще будешь.

— А у меня соревнования через три дня. Я смогу выступать?

— Конечно, сможешь, если соревнования по шашкам А вот если по шахматам, то я бы воздержался — может быть осложнение на нервной почве.

Увидев его на костылях, начальник кафедры умело и сочно выругался, вспомнив все этапы его зачатия и родителей, а заодно позволил себе усомниться в традиционности его теперешней половой ориентации.

Через некоторое время полковник все же сумел сформулировать вопрос.

— Что, на округе, значит, не выступаешь, скотина тупая?!

— Очень даже выступаю, — бодро ответил ему хромой товарищ старший сержант.

— Ну-ну, выступатель…

На мандатную комиссию он пришел, засунув почерневшую уже ногу в старый добрый советский голеностоп. Теперь таких и не делают. Нога уже не гнулась, что хоть как-то снижало дикие прострелы.

Первым видом была стрельба — для него ведущий и самый важный раздел многоборья. В ней он достиг самого ощутимого прогресса. Видимо, из-за угнетающей боли и полной отстраненности от нервной составляющей процесса производства отверстий в бумаге он отстрелялся так, что дух захватило, сразу перебравшись в верхнюю часть рейтинговой таблицы соревнований.

Обколов ногу новокаином, весьма средненько выступил по гимнастике, сохранив однако положение в таблице. Удивительно, но на ногу никто не обратил внимания. Для откровенного лоха, начавшего плавать в двадцать один год, он обычно плыл достаточно бодро: 100 метров вольным стилем по длинной воде за 1,15. Голова отказывалась верить в худший результат, температура незамысловатого тельца к тому времени была уже 38 градусов. Только в душевой бассейна тренер Рехтин из Свердловска увидел его «валенок» — кроваво-сине-черную ногу, раздувшуюся от колена до стопы включительно. По бассейну прокатился интриганский шепот: «Да он ни плыть не будет, ни на лыжах бежать. Ловите подставу! Вот танкисты сейчас вляпаются!»

Поплыл, неуклюже толкнувшись от тумбочки одной ногой и плюхнувшись боком на «дорожку», греб, протяжно визжа в воду от боли и ярости. Если бы какой-нибудь маг-чародей провокационно спросил его: «А давай ножку оттяпаем, но ты добьешься того, что хотел», то он совершенно точно ответил бы: «Легко! Режь!» Вода казалась кипятком. Не хватало дыхания, не хватало длины гребка, ноги висели сзади, как два куска дерьма на хвосте дворового Тузика. 1,23 — чистый позор! Рейтинг после периода эрекции печально обвис до середины таблицы, а мастерский норматив виделся ему чем- то вроде полетов Дэвида Копперфилда. То есть выполнить как бы можно, но иди и сам попробуй пробежать на одной ноге 10 км чуть быстрее собственного лучшего времени — чистый фокус.

Ночь он провел в ознобе и кошмарном полусне. На утро не мог заставить себя проглотить кусок курицы… Голеностоп, бинт, пара кубов новокаина, пара горстей аспирина, какие-то антибиотики, какая- то мазь, что-то дали понюхать — фу, нашатырь. Спасало то, что всю зиму тренировал коньковый ход. К тому же дело было в марте — лыжня жесткая и «теплая».

На старте голова просто тряслась, по показаниям очевидцев, цвет лица напоминал стену в гауптвахте. Очень цомогли ребята-лыжники из сборной округа. Видя такую беду с ногами и зная решимость этого «идиота», они согласились вести его хотя бы на 37–39 минут.

Он поставил «валенок» в лыжню, а здоровой ногой начал толкаться так называемым полуконысом. Благо техника не блистала совершенством и в лучшие времена, даже тогда он бегал в основном за счет рук… На каждом повороте трассы в его обезумевшие от боли и усталости глаза заглядывали представители всех команд, недоуменно констатируя: «Да вроде он! Ничего не понимаю — я же своими глазами ногу видел».

Когда он вдруг начинал «засыпать», на него, обернувшись, орал впереди бегущий «сборник»: «Быстрее, не сдувай, хрен ли спишь!» Захлебываясь собственными соплями, «просыпаясь», он начинал орать, кровь возвращалась в голову, и снова практически на одних руках он рвал эту бесконечно белую линию, виляющую перед глазами. Голова заунывно гудела, последние километры дороги он почти не видел.

Глухо рыдая и хрипя, ничего не понимая, он продолжал бежать вперед. Уже не для того, чтобы набрать какие-то там очки или получить какой-то значок с буковками — бежал потому, что нога, сволочь, пыталась растоптать своей болью его волю, унизить его, заставить захныкать, уступить вполне понятным смягчающим обстоятельствам.

На финише его схватили и остановили. Не удивительно, что он упал и долго бился в истерических конвульсиях. Корчился, не стесняясь своих слез и людей, удивленно смотрящих на буйно помешанного, забрызганного всем, что ему удалось выделить: соплями, слюнями, слезами.

Пробежал гораздо быстрее 37 минут, получив более тысячи очков и набрав в итоге 3600, что на 200 очков больше норматива мастера спорта. Да причем тут мастер спорта?!

Начальник команды, который его так недолюбливал, подошел к молодым ребятам и сказал:

— Идите и посмотрите на него! Если вы не прибежите с такими лицами, лучше даже не выбегать.

Стоило попробовать сделать это, хотя бы для того, чтобы узнать про себя так много нового…

А через неделю повторный снимок покажет, что у него, оказывается, была сломана кубовидная кость стопы. Как замечательно, что он этого тогда не знал, хотя ничего и никогда не происходит с нами случайно.