Как закалялась сталь 2 и 1/2

12. Клоун

Именно Клоун и именно с большой буквы, а точнее, Коля Клоун — так зовут легендарного героя-любовника Северной Столицы.

Кривоногий толстоватый мордвин с жалобно- блудливыми глазками и безумной манерой езды на дорогих авто. Его первоначальное очарование базировалось на разгульном характере, наличии дензнаков разных стран и дифференцированном подходе как к спиртному, так и к целебным порошкам. Девицы безотказно клевали на приличный костюм, не бандитскую внешность и авто в 140-м кузове (это были еще 1990-е). «Олигарх разбушлатился», — решали на его счет девицы.

После разведки Коля приглашал очередную нимфу отобедать в «Гранд Отель Европа» или «Шератон Невский Палас», потому как «кто тетку обедает, тот ее и танцует». Поев дорогостоящих предметов, попив кислухи «Дом Периньон» (приведен подлинный мордовский прононс, хотя, конечно же, это был оригинальный французский брют по 200 баксов за бутылку) девица буквально подпадала под милое очарование буржуазии. Затем Коля рассказывал пару реальных историй своей несчастной любви — про то, как сожительница Наташка по наущению подруги-сучки Яны ушла от него с ребенком, — пускал почти настоящую соплю (пардон — слезу), и вечер у девицы был уже занят на все сто процентов.

Причем, что особенно ценно, Коля был, в сущности, не просто мордвин, а еще и деревенский мордвин, следовательно, не особенно эстетствовал, гуманизм практиковался у него в лучших, широчайших проявлениях. Трахал он все, что не было приколочено: заезжих проституток, петэушниц, спешащих по делам, подруг пьяных друзей, знакомых и малознакомых барышень любой наружности, социальной группы и политических убеждений — одним словом, был санитаром леса. Кроме того, мордовский джигит просто начинал чесаться от возбуждения, наблюдая грудь третьего номера и больше. Позже выяснилось, что Клоун — «конекэбунок» — отчаянно любит хныкать на груди у потенциальной жертвы, рассказывая о несправедливости судьбы к его такой кристальной и милой персоне. Ему остро не хватало дежурной мамы с ее уютной сиськой.

Как этот кобель путал девиц на смесь денег и соплей, достаточно ясно, но как он их трахал — это особая глава в его жизни, почти биг сюрпрайз. Коля был похотлив и норовист. Добравшись «до сладкого», он не «занимался любовью» — нет, он буквально пилил дамочку в мелкую стружку, не меняя темпа и позы, невзирая на вопли предмета страсти о пощаде и досрочной сдаче. «Белый флаг» как аргумент не принимался. Прибор у девиц тотально выходил из строя, а учитывая аллергию Клоуна на презервативы, вполне можно было обзавестись более серьезными проблемами, типа пьяного зачатия или гипотетического триппера. Хотя, что поразительно, Коля ухитрялся никогда ничем не болеть — еще одна загадка природы и тонкой мордовской души. Справедливости ради следует заметить: ничто не могло омрачить возбужденного рассказа «потерпевшей» своим подругам о бешеном Клоуне, который «вот с таким делал вот такое», да еще на протяжении времени, сравнимого с заводской сменой. К Коле приводили подруг, уточняли, показывая на него пальцем: «Люди брали — хвалили». Это приводило его в неописуемый восторг и раскрашивало существование в восторженные цвета.

В то время как он бодро нюхал кокаин и транжирил гормоны, дела дали трещину. В итоге балагур попал почти на два с половиной миллиона долларов, что для 1994 года было не так уж много. Этот сердцеед ухитрился отдать большую часть денег, оставшись должным сущую безделицу — двести тысяч долларов.

В этот момент их и свела судьба.

Клоунский оптимизм не мог не нравиться. Коля, потеряв кучу денег и сидя на попе, активно искал заработка, бегал кроссы и, конечно, трахал девок. Последние давали уже без «Европы» и «Паласа», кормили и оставляли у себя ночевать, передавая затем, как переходящий вымпел, еще неосвоенным подругам.

В отличие от Клоуна, у него были деньги, которые он зарабатывал консультациями в области безопасности, порой по нескольку сотен тысяч долларов в месяц, ухитряясь пользоваться достаточно уважительным вниманием по обе стороны правоохранительного забора. Он в ту пору был единственным, кто давал Коле деньги, и единственным, кому Коля их возвращал. Более того, новый знакомый каким- то фантастическим образом попал в клоунскую «Санта-Барбару» — с его женами, детьми, любовницами, друзьями и долгами. Посудите сами.

Коля жил с Наташкой, у них родился сын.

Колин друг Леша, он же земляк из Горького, был его постоянным дольщиком. Леша познакомил его с Наталией Ивановной Великой — своей старшей сестрой, дамой властной и влиятельной (антиквариат, ювелирка, политики).

У нее было две дочери — Яна и Нона. Старшая, Яна, стала подругой Наташи, по этой причине Наташа торчала целыми днями — по сути, жила — у Великой, в итоге на стенах роскошной квартиры Наталии Ивановны появились фотопортреты сына Коли Клоуна (?!).

Яна, будучи девицей стервозной, разведенной и богемной, знала и муссировала все Колькины похождения, втайне завидуя чужим оргазмам. В итоге она приложила максимум усилий, чтобы надуть в пустую Наташину голову, что она (эта дура) — богиня неземной красоты, а таких уродов, как Коля, — как дерьма за баней.

Живя в загородном доме, она познакомила Наташку с каким-то бандитом казанской принадлежности. У них завязался конспиративный роман, и бандос, наслушавшись историй про мордовского буржуя, уже мечтал как-нибудь «раздеть» Клоуна, что в общем-то и предпринял в итоге.

Нона росла-росла и выросла. Сгоняла между делом пожить в Америку и вдруг на чужбине поняла, что Коля Клоун — ее сексуальный объект. По приезде в Санкт-Петербург она секунд за семь возбудила в Кольке пламенную страсть, которую он боязливо воплотил в жизнь.

Яна шипела на Нону, Наташа тихо шизела, не зная, как ей быть. Коля регулярно давал денег и отправлял отдыхать от безделья за границу — тут следовало не перегнуть палку, имеющую меркантильные корни.

Наталия Ивановна, которую Коля боялся больше злобных кредиторов, рычала на все стадо и удивлялась по незнанию, что эти дуры нашли в этом кривоногом огрызке.

Леша, будучи полностью зависим от Колькиных гешефтов, держал нейтралитет.

Тут, как член на наковальню, появился новый Колин друг, который доверительно был назначен Колиным, а следовательно, и Лешиным ангелом-хранителем, даже не успев понять, как так произошло, что сама Наташа Великая вдруг взглянула ему в глаза и задушевно попросила не бросать этих недоделанных — если что…

Когда за помощь не берут денег, многие относят это обстоятельство на простоватость и пытаются использовать эту сторону натуры спасителя в своих не очень чистоплотных целях.

…Машина мчалась из аэропорта, вдруг запиликал мобильный телефон.

— Привет. Это Коля Клоун. Что вечером делаешь? Может, в «Палас»? Ну да ладно, обедаешь где? Поехали в «Старую деревню» — блины с икрой жрать?

— Поехали, вот только я занят, смогу подъехать чуть позже, скажем, через час-два.

— Не-е-е, давай сейчас, дело одно есть — тебе точно оно нркно.

— Хорошо, я уже на Московском проспекте — буду через сорок минут.

Подъезжая к богемному кафе «Старая Деревня», где, бывало, обедал сам принц Чарльз, он отметил для себя непривычно много машин и необычную для этого места суету вокруг них. Паркуясь, увидел вдруг, что в багажник «боевой машины братвы» (BMW) кто-то пытается упаковать бешено сопротивляющегося Клоуна. Вокруг стояло еще пять «бомб» с тревожными пассажирами.

— Оп-па, ребятки, а ну назад! Вы чьи будете, что ведете себя так беспредельно?!

— А ты-то кто такой, что в наши дела прешься?

— Я член в пальто, а имя для меня сейчас и не нужно, поэтому ломайте меня быстрее, а потом можете и Кольку грузить хоть в мусоровозку. Но позволю указать на маленькую деталь. Пока меня не сломаете, пока я жив, Кольку я вам не отдам. Ну вот и все — чего ждете?..

В те времена он любил вызывающе прилично одеваться, весь в золотой бижутерии и в галстуках- костюмах от приличного имени. ОПГ (организованная преступная группа), наряженная в традиционные куртки-кроссовки, с недоверием смотрела на более чем странного коммерса, который, не моргнув глазом, рычал на них, быковато расставив ноги и подозрительно положив руки в карманы пальто.

— Не, ну погоди, мы это… Мы — казанские. А ты знаешь, что он нашего старшего педерастом назвал и за это должен отдать нам десятку баксов? Или скажешь, что это не по понятиям и он не должен ответить?

— Клоун — коммерс?

— Конечно, коммерс. В том-то и дело, что какая- то овца блудливая путевого пацана «голубым» назвала! У нас и очевидцы есть — нормальные пацаны, он при них назвал!

— У каждого барыги должна быть крыша, по понятиям, так? Так что, ребята, вы, может, что про Колькину крышу пермскую знаете? Почему вы ее в курс не ввели, а сами решили газануть?

— Не, ну это, как ее, мы потом, конечно…

— Ну и главное. Если тебя или кого еще назвали педерастом, иди и с глазу на глаз докажи, что ты не «дырявый». Причем тут деньги? Это что же получается — без десятки баксов ты вроде как педик, а с десяткой — вроде как «целый»? Нет, дружок, это получается, что если ты раз на раз не готов свою задницу отстоять, а друзей приволок, значит, ты хочешь стать педерастом с десяткой баксов в кармане. И все!

Ребята, забуксовав в столь сложных категориях, потеряли темп и сникли. Бить умника с белым от ярости лицом никому не хотелось. Мало ли это кто и что у него в карманах? Первоначально плёвая задача — стырить Клоуна — стала перерастать в локальный конфликт со многими неизвестными, что явно не входило в планы пацанов.

Обстановка слегка остыла. Поговорив со старшим, ему пришлось все же представиться, ну а при таком раскладе и на мировую для бандосов не стыдно.

Коля остался жив, невредим и перепуган до зеленого цвета в лице.

Они сидели в кафе за столиком на манерно скрипучих и искусственно состаренных стульях и молчали, а потом он сказал:

— Коля, а ведь ты конченый ублюдок! Почему не сказал, что у тебя встреча назначена?

— Боялся, ты не приедешь…

— И правильно боялся. Теперь, когда ты позовешь меня обедать, я обзвоню всех знакомых бандитов в городе и попрошу, чтобы тебя в случае чего трахнули в извращенных формах, — обманывал и запугивал он Колю.

Ровно через полгода этот «911» уже спасал Колю на очередной «стрелке», проклиная себя за излишнюю уступчивость по отношению к этим юродивым.

Сильные люди — добрые люди, но неразумных детей следует всенепременно пороть.

А как же иначе?!