Калейдоскоп

ХОББИ

Я сидел над быстрой рекой, думал о Рите Топ. Время тянулось медленно, я не мог дождаться завтрашнего дня. Рита должна была приехать только на следующее утро.

Я совсем сошел из-за нее с ума. Просто свихнулся. На одном дыхании, в любое время дня и ночи, готов был изобрести сто причин, оправдывающих мое состояние. А ближе к вечеру гораздо больше — сотню с гаком. Не стану вдаваться в детали, каждая из них могла бы обеспечить успех как минимум у дюжины женщин. Преувеличение, результат двухнедельной разлуки, не искажает, однако, фактического положения. Я потерял из-за нее голову. На более серьезные потери сейчас меня бы не хватило, так как мне скорее не везло.

«Завтра мы придем сюда вместе. Нет, никуда мы завтра не пойдем. Может, послезавтра, а может, и позже, смотря по тому, как долго продержится погода…»

За рекой пронизанный солнцем лес по-весеннему искрился. Шум воды заглушал шелест падающих листьев. Осень прикидывалась весной. Я любовался тем, как речка, подгоняемая склоном, вьется среди скал.

«Пожалуй, не сто причин, а двести…» Я все думал о Рите. В шум потока вкрались железнодорожные нотки. Речка неслась вниз с характерным перестуком колес разогнавшегося поезда. Я слышал прерывистые звуки гудка и грохот состава на мостах. Это не тот поезд. Рита приедет экспрессом. Только вечером сядет в вагон. Интересно, что она сейчас делает? Укладывает чемоданы?.. Когда мы вместе, я ей абсолютно доверяю. Рита, закрытая в комнате на ключ, — это шестьдесят пять процентов уверенности. Под воздействием расстояния и времени уверенность тает, проценты резко убывают. А если к этому прибавить еще и поездку! В обычном-то поезде — и то бабка надвое сказала, что уж говорить об экспрессе? Я слышал, что ракеты в таких ситуациях наиболее надежны. Вроде бы невесомость делает свое дело.

Я думал о Рите, вертел в руках незажженную сигарету. Боюсь, не дождаться мне ракет на этой линии… Ну а если даже? Не будет ли уже слишком поздно? Я терзал сигарету. Река перезванивалась в скалах. Перестук колес развеялся. Вдруг:

— Прошу вас.

Кто-то незнакомый, незнакомый, потому что я всех в окрестностях знаю, отозвался за моей спиной.

«У меня есть зажигалка». Я хотел сказать это таким тоном, чтобы он тут же все понял и убрался к чертям. В левой руке незнакомец держал сумку (Рита с такой ходит по магазинам), в правой — коробок спичек. Присмотревшись повнимательнее, я с удивлением воскликнул:

— Бондель Сварт!

— Бонгель, — поправил незнакомец. — Написано — Бонгель.

Говорил он тихо. Коробок лежал на открытой ладони. Ладонь, как три моих. Большая, но противная.

— Ручаюсь, что «д», а не «г». Ошибка в написании.

— Интересно. Вы разбираетесь в готтентотах?

Я отвернулся. «Какой лес золотой, какая речка звонкая».

— Это очень редкая этикетка. И ценная, для коллекционера, разумеется. Я ее давно ищу. Как раз ее-то мне и не хватает для комплекта.

— Понимаю. Вы коллекционируете. Мне такое никогда бы не пришло в голову. Это что же, модное увлечение?

— Не хуже других. Чего только люди не собирают!.. Мне рассказывали об одном чокнутом, который помешался на птичьих гнездах. Оступился на аистином. Крестьяне не любят, когда городские недотепы лазят по крыше сарая. А был еще такой, что пробовал коллекционировать женские уши.

— Ну это уж совсем глупо, — незнакомец пожал плечами. — Что стоит ухо без головы?

— И глупо кончилось. Ему пришлось сматываться за границу. Полиция вернула уши хозяйкам, и вся коллекция разлетелась к чертям за пару минут. Все усилия насмарку. Вы только представьте себе, как ему пришлось попотеть. Отрезать ухо не так-то просто. Женщины, вы знаете, обидчивы и визгливы.

— Подумаешь, ухо…

— Ну все-таки… Поговорим серьезно. Коллекционеры медалей, открыток, монет, экслибрисов, ящериц, печатей и филателисты живут спокойно, не подвергаясь насмешкам. Один мой приятель, морской офицер, собирал марки. Парню не повезло, в корабль, на котором он служил, в первый же день войны угодила бомба, корабль сел на мель. Вокруг падают бомбы, вода аж кипит от взрывов, а мой филателист ныряет, чтобы спасти свой альбом из затопленной каюты. Альбом он нашел и уже плыл к берегу, когда налетел какой-то кретин и дал очередь из пулемета прямо по центру альбома. Пуля попала в «Черный Мозамбик» и оторвала бесценной марке три зубчика. «Брак! «Черный Мозамбик» испорчен!» — крикнул моряк и потерял сознание. Дальнейшие события развивались уже после войны.

— Моряк дал пилоту по роже? Измордовал его? — Незнакомец заметно оживился. — Сломал ему что-нибудь?

— Нет. Пилот дал за «Черный Мозамбик» марку с жирафом и две с вампиром. Вот, пожалуйста, душа филателиста как на ладони. Подобная сильная страсть обогащает нашу незатейливую жизнь. Делает ее богаче. Вы согласны? И время летит быстрее, и есть к чему возвратиться после путешествия. Человек стоит ровно столько, сколько его коллекция. Одна бутылка, вторая, третья, десятая — грошовый приработок дворника, но сто тысяч бутылок — уже целая коллекция, прекрасное собрание, о котором судачит весь город. На общественные взносы возводится музей, жертвователи нацепляют ордена. Пустые бутылки, а слава на весь мир. Собирать что-нибудь необходимо. Один собирает этикетки, другой бутылки. Можно собирать и сучья.

— Или еще что-нибудь.

— Или еще что-нибудь. Вы отдадите мне этот коробок?

— Отдам. Этого я не собираю.

Вот, я искал его годами! На оранжевом фоне черный силуэт «женщины из племени Бондель Сварт». В глубине, на втором плане, готтентотская хижина «понток», коза и две овцы.

— Кстати, — сказал незнакомец, заглядывая мне через плечо, — стеатопигия — это на любителя. У меня бы с такой бабой дело не пошло. В профиль выглядит отвратительно. Где это видано, чтобы порядочную часть тела так переоформить?

— Анфас еще что-нибудь неподходящее вылезет. А впрочем, вкусы, вкусы, вкусы!.. Что мы знаем о вкусах жителей Юго-Западной Африки? Мы в собственных-то вкусах не очень уверены. Я знал одного человека, которого от отвращения выворачивало при виде волосатых женских икр. Он говорил, что такие ноги годятся на лето для ловли мух. А потом что-то в нем переменилось. «Косматые ноги, — говаривал он, — кружат мне голову, в положительном, разумеется, смысле». Что вы на это скажете? Вы были в Африке?

Незнакомец не слушал. Он прикрыл глаза. Он говорил как бы самому себе.

— Южная Африка… Когда-то я хотел туда поехать. У меня было дело как раз к этим готтентотам…

Надо было подладиться под его настроение. Я сказал:

— Бедный, несчастный, вымирающий народик. Не так страшен черт, как его малюют, ведь и пользоваться отравленными стрелами их научили бушмены, и, кстати, они совсем не так глупы… Вот, например: «Не раскуривай в степи трубку», «Не ешь зайца», «Если тебе попадется в степи какая-нибудь чужая вещь, отнеси ее домой, чтобы в селении хозяин смог ее забрать»… А эти их песенки!..

Или:

Ну кто бы сказал, что это готтентотское? И однако…

Я осекся, потому что незнакомец со страстью заговорил:

— Я мечтал о поездке в Виндхук. Но это так и осталось только желанием. Неожиданно все планы спутались. Нелепый случай надолго лишил меня возможности передвигаться. Я вынужден был от поездки отказаться. Потом я писал друзьям письма. Переписка продолжалась долго, но ничего из нее так и не получилось. Мне не повезло с людьми. Друзья меня высмеяли. Прижатые к стене, они написали, чтобы я это дело выбросил из головы, потому как не те времена и ничего не удастся сделать. Они полжизни провели в Виндхуке. У них были деньги, они знали этот район, людей… А как дошло до дела, отделались словами: не те времена. От бессильной злости я даже расхворался.

— Понимаю. Я знал одного человека, который чуть было не свихнулся из-за пустяшного листка бумаги. Он собирал бандерольки от сигар. Однажды он заявил, что добудет какую-то очень старинную. Выяснилось, что единственная такая находится в Чили. Коллекционер немедля туда отправился, и что за невезуха! В стране началось землетрясение. Бандероль пропала безвозвратно. Тогда коллекционер, чтобы не помешаться, пошевелил мозгами и заказал в одной типографии точную копию. Я не люблю имитаций и фальшивок. Менее щепетильные натуры без зазрения совести залатывают ими прорехи в своих коллекциях. Лучше копия, чем пустое место, говорят они. Махинация с сигарами прошла как по маслу. Всю коллекцию он продал за границей и женился на одинокой хозяйке типографии. Хозяин, вы только послушайте, печатал также и банкноты, бывшие тогда в обращении. Когда же дело всплыло, типографа осудили на каторжные работы. Супруга махнула на него рукой, сделала соответствующие шаги в нужном направлении и осчастливила коллекционера. Эта история вроде бы и не относится к разговору, но я рассказываю ее вам, чтобы вы знали, что иногда случается с коллекционерами.

— Интересно. Вообще любопытное стечение обстоятельств. Вы кого-то здесь ждете? — поинтересовался он, видя, как демонстративно смотрю я на часы.

— Угадали. Жду и еще как жду! Мы встретимся только завтра. Сюда я пришел, потому что это наше любимое место. Всегда пустынно. Никто не наступает на пятки и не чихает на ухо.

— Женщина? — усмехнулся он глупо и паскудно.

— Но не готтентотка.

И ежу было бы понятно, что пришло время закругляться. «Иди, приятель, своей дорогой. Не мешай предаваться думам о Рите. Ты дал мне коробок и взамен наслушался забавных историй. Ну а теперь ступай. Иди дальше или возвращайся назад. Что ты здесь торчишь?»

— Вы, видимо, никогда ничего не собирали? Коллекционер выходит из дома только за тем, чтобы как можно скорее вернуться к своей коллекции.

— Собирал. Меня сломала та история в Виндхуке. Споткнулся на мертвой точке и потерял покой… — Он надел перчатки. — Холодно…

— Осень… — проворчал я в ответ. «Что за идиот? Солнце греет, как летом».

Внезапно я почувствовал на своих плечах тяжелые ладони.

— Мне внушает уважение ваше знание готтентотов.

— Читать надо…

— Странное стечение обстоятельств, — начал он поспешно. — Вы подкинули мне замечательную мысль: недостижимый оригинал заменить хорошей имитацией. Да, это удастся. Несколько складок, немного красок… Перекроить нос и уши. Изменю прическу, будете вылитый готтентот.

— Да вы что?.. — закричал я в ярости. — Вы забываетесь! Я попрошу!

Он на шаг отступил.

— Ничего, ничего… Вы были правы. Здесь прелестно. Стоит посмотреть на это еще минутку.

Багрово-золотая волна перекатывалась с горы в реку. Вода переливалась зеленью леса и сверкающей лазурью неба. Действительно, было чудесно.

Яркая вспышка, как в зеркале, отразилась в потоке воды. Может, я успел ее заметить краем глаза? Золотой и багровый тона поразили взгляд. Я перестал слышать шум воды. Приглушенный голос незнакомца долетал еще достаточно ясно:

— Сделаю складки, расплющу нос, удлиню уши… Дам великолепную краску.

Мое тело (без головы) лежало в воде, затопленное по плечи. Краски на склоне пожухли. Солнце куда-то запропастилось.

— Я поставлю ее в свой коллекции на почетное место, в горке красного дерева, за хрустальным стеклом. Табличка будет серебряной с черными буквами. Ты будешь моим готтентотом! Напишу: «Гобандуш, вождь племени Бондель Сварт».

«Я попал в руки идиота. В руки халтурщика, коллекционера-невежды. Именем Гобандуш (в дословном переводе «Блестящая Задница») называют павиана. Где же тут вождь племени? Идиот, одержимый идиот. И кроме того, ему не следовало кричать мне на ухо некоторые вещи. Даже идиот должен выбирать слова. Кто же знает, что еще можно слышать, а чего уже не услышишь ни за какие коврижки?»

Когда волна раздражения схлынула, я попытался вспомнить образ Риты Топ. Хоть время и перестало играть свою роль, я сознавал, что в предыдущем значении его осталось совсем немного.

Перевела Н. Порошина.