Камень преткновения: провокация по-итальянски

Глава 5

Мгновение Клаудия наслаждалась теплом его руки на своих пальцах. Потом ее пронзила нехорошая мысль: он просто флиртует с ней! Наверное, Эрика Медина не может с ним встретиться сегодня вечером!

— К сожалению, я занята, — натянуто сказала она.

— А чем вы заняты? Вы куда-то идете?

Ей не хотелось врать, и она промолчала. Граф правильно истолковал ее молчание. Его лицо посерьезнело.

— К чему эти отговорки, Клаудия? — Она отметила про себя, что он впервые назвал ее по имени, намеренно или случайно? — Почему, ответьте?

— Я обязательно должна объяснять?

— Ну, конечно! Если вы отказываетесь поужинать со мной, значит, вам просто не хочется проводить со мной время. И я имею право знать, чем я вас так обидел.

Он так посмотрел на нее, что Клаудия совсем растерялась. Она опустила глаза и поискала, как бы помягче объяснить ему. Потом рассердилась на себя: а почему ее должно это заботить? Они едва знакомы, и нечего разводить друг перед другом церемонии!

— Если бы вы случайно не наткнулись на меня, — она гордо вскинула подбородок, — и если бы София не устроила весь этот спектакль, вам бы и в голову не пришло приглашать меня.

— Ах, вон оно что! Значит, вы полагаете, что это из-за Софии я попросил вас пойти со мной? — Он сжал ее руку так, что ей стало больно, но, кажется, ее искаженное лицо не произвело на него впечатления. — Я пригласил вас на ужин только потому, что мне приятно быть с вами. Я и сейчас с удовольствием бы остался, если бы не назначенная встреча.

— Я не задерживаю вас, — зло сказала Клаудия.

— Да что это с вами?! Чего вы злитесь?

— Нисколько, граф Розетти! Просто я не люблю, когда меня обхаживают, а потом бросают в угол, как использованную метлу!

Его брови сошлись над переносицей:

— Ничего не понимаю…

— Не понимаете?! — взорвалась Клаудия. — После нашей встречи прошло две недели! А могло бы пройти два месяца, и двадцать, прежде чем я случайно встретилась бы вам на пути, а вы говорите мне такие слова, будто мы вчера расстались.

— Вы прожили двадцать лет, и наши пути не пересекались, — заметил граф.

Клаудия, не понимая, что он имеет в виду, внимательно всмотрелась в его лицо, но по нему ничего нельзя было прочесть. Граф наклонился к ней, его рука еще сильнее сжала ее пальцы.

— После приема в палаццо я сразу уехал по делам в Лондон и вернулся только вчера вечером. Я сразу позвонил в салон, но вы уже закрылись. Где я должен был вас искать? Выйти на улицу и звать вас? Завтра я все равно разыскал бы вас.

— Но зачем?

— Чтобы увидеть.

Она не верила своим ушам, но ее обуял дух противоречия:

— В любом случае, нет смысла спорить, граф Розетти. Сегодня я не могу.

— То есть не хотите. — Он отодвинул стул и поднялся. — Значит, нет смысла тратить лишних слов. Желаю вам приятного вечера, Клаудия! Вы не против, что я называю вас по имени? В моих мыслях вы давно не мисс Рейберн.

— У англичан это принято, — безразлично ответила она, зная, как больно кольнет его ее равнодушие.

Он насупился, но учтиво поклонился и направился в сторону собора. Клаудия сидела и смотрела ему вслед, пока его не скрыла толпа. На глазах выступили слезы, должно быть от напряжения. Она раскрыла сумочку и достала платок. В это время на ее столик легла длинная тень, и ее сердце бешено заколотилось. Но раздавшийся голос был ей незнаком:

— Можно присесть?

Что за день! Она подняла глаза. Перед ее столиком возвышалась импозантная фигура Дэвида Гоулда.

— Конечно, — пригласила она с преувеличенным радушием. — Сегодня здесь перебывало уже пол-Венеции.

Он улыбнулся какой-то детской улыбкой, его голубые глаза излучали спокойствие.

— Граф ушел? — спросил он, присаживаясь.

— Иначе бы вас здесь не было! — ядовито заметила Клаудия.

— Я ничего не имею против него, — пожал плечами великан. — Это от него исходят негативные энергии. — И, заметив ее ухмылку, пояснил: — Мы все излучаем энергии. От вас, например, идут спокойные, хоть вы и не в себе.

— А от Софии? — не удержалась Клаудия.

— От Софи импульсивные, — невозмутимо отвечал «гуру». — Поэтому нам и хорошо вместе. Она меня будоражит, а я ее успокаиваю.

— И вы верите во всю эту чепуху, которую тут нагородили?!

— Конечно, только я все немного упростил для вас. — Он сложил руки на' груди. — Мне жаль, что Софи попыталась ускорить события. Сколько раз я говорил ей, что все должно идти своим чередом. Но она думает, что без ее вмешательства ничего не произойдет.

— А как, на ваш взгляд, пойдут события «своим чередом»? Не хотите — не отвечайте, — поспешно добавила она.

— Я ни из чего не делаю тайны, Клаудия. — Он назвал ее по имени, словно это само собой разумелось.

И она вдруг поняла, сколько смысла вкладывал в это граф Розетти. Каждый звук ее имени буквально таял у него на губах, получая оттенок интимности. Она сжала руки в кулаки и постаралась сосредоточиться на своем собеседнике.

— Мы с Софи влюблены друг в друга, — продолжал между тем Гоулд, — но если она захочет остаться со мной, ей придется принимать меня таким, какой я есть.

— Меняться вы, конечно, не намерены?

— Я потратил на это последние три года, Клаудия. Думаете, легко европейцу вжиться в восточную философию, особенно если он не намерен провести в Гималаях всю оставшуюся жизнь…

— А зачем же вам надо было возвращаться?

— Я ценю восточную философию, но это вовсе не значит, что я должен вести и восточный образ жизни. Я рожден в Англии, и там мое место. И я вовсе не имел намерений влюбляться в Софи. Просто произошло то, что должно было произойти.

— Судьба?

— Да, Клаудия, судьба или карма.

— И что же вы намерены делать, ведь она еще несовершеннолетняя, а ее дядя так строг?

— У меня и в мыслях не было совращать ее. Я хочу на ней жениться, но вначале я должен убедиться, что она понимает, что делает. Нам надо побыть вместе, но я не могу задерживаться в Венеции, мне надо найти свое место в жизни.

— А я думала, вы только медитируете!

— Вы говорите, как ее дядя. — Он дружелюбно улыбнулся. — Легко быть святым, живя, как отшельник, на вершине горы. Сложнее претворить свои идеи в суетной жизни. Я хотел бы соединить лучшее из обоих миров, западной теологии и восточной философии.

— Желаю вам удачи!

— Спасибо, она мне очень пригодится. — Он расправил бороду своими крепкими пальцами. — Софи хотела жить возле меня в Лондоне, поэтому она и решила продать брошь.

— С вашего ведома?

Его глаза буквально пробуравили Клаудию, и она уже раскаялась в своем замечании.

— Вы мыслите, как граф, — с упреком заметил он. — Но могу вас понять.

Он положил свои сильные руки на стол.

— Сейчас для меня главное — освоить клавиатуру.

— Кажется, вы инженер?

— Я пишу.

— О, у вас множество талантов!

— Как у всякого. Но большинство людей распыляют свою жизнь на дурацкие потуги тщеславия и ревности.

— Вы должны записывать свои мысли, — огрызнулась неожиданно уязвленная Клаудия.

— Этим я сейчас и занимаюсь, — спокойно ответил Гоулд. — Когда выйдет моя книга, подарю вам экземпляр. Мне пора.

Он исчез так же неожиданно, как и появился, оставив Клаудию с непонятными угрызениями совести. Она вздохнула. По крайней мере, теперь она может объяснить неприязнь к нему графа. Трудно представить себе двух более различных людей: один ни в грош не ставил деньги, другой презирал философов.

Клаудия оставила, наконец, свой «гостеприимный» столик и подумала, что следующее воскресенье лучше провести с Джонни.

В понедельник пошел дождь. Над собором Сан-Марко нависли тяжелые тучи.

Клаудия открыла магазин, как обычно, в восемь утра. Как обычно, разложила товар в витринах. Только ее настроение было не «как обычно». Сегодня его не могла бы развеять и самая сильная гроза.

Зазвонил телефон. Она взяла трубку и чуть не бросила ее обратно.

— Добрый день, Клаудия, — услышала она бархатный голос графа Розетти. — Надеюсь, вчерашний вечер не обманул ваших ожиданий?

— Я смотрела телевизор и рано легла спать.

— Значит, сегодня вы должны прекрасно выглядеть! — Ей послышалось в его голосе волнение, но она отмела эту абсурдную мысль. — Сегодня уж вы не скажете, что я застал вас случайно.

— Похоже, что вас задело мое замечание?

— Похоже, что так. Я не привык, чтобы мои намерения подвергались сомнению. А вчера вы ясно дали мне это понять. Так что, Клаудия, сегодня пойдете со мной ужинать?

— У меня нет повода для отступления. — Ее сердце выскакивало из груди.

— Я заеду за вами в восемь. Ваш адрес?

— Эспланада Фраттони, двадцать четыре.

Он повторил адрес и дал отбой. А Клаудия еще долго смотрела на гудящую трубку, желая понять, не приснилось ли ей все это.

В половине восьмого, полностью готовая, Клаудия мерила шагами комнату, и, когда раздался звонок, она сдержала себя, чтобы не броситься бегом к двери. На пороге стоял граф Розетти. От ее самообладания не осталось и следа. Что творил с ней этот мужчина своей улыбкой!

— Вы готовы?

Сглотнув, она кивнула, захватила палантин и последовала за графом по лестнице. В тишине гулко раздавались их шаги. На улице стало прохладнее, моросило.

— Такими вечерами не хочется жить в Венеции, — пробормотал он. — Я хотел заехать за вами на машине, но потом подумал, что будет приятно прогуляться по ночным улицам, защищая вас от дождя.

Смущенно он вынул из-за спины большой черный зонт. Клаудия не могла сдержать смеха.

— Что, смешно видеть мужчину с зонтом?

— Обычно нет. Но вам он совсем не подходит.

— Обычно я езжу на машине или катере. А пешком выхожу из дома только в близлежащие рестораны. — Он взял ее под руку.

— Не надоело?

— Надоело бы, если бы я постоянно жил здесь.

— А это не так?

— Полгода я живу в Риме.

— В другом дворце?

Он не услышал сарказма в ее вопросе.

— Да, но в отличие от здешнего, там я занимаю только верхний этаж, перестроив его в пентхаус.

— А что на других этажах?

— Мой банк и страховая компания.

— Хорошо вы устроились!

Он снова не обратил внимания на ее шпильку:

— Так было не всегда. Я на девяносто процентов трудяга и на десять — шалопай. У моего отца было с точностью наоборот. Когда я вступил в права наследования, мне пришлось многое возвращать в нормальное русло.

— А как давно умер ваш отец?

— Уже пятнадцать лет.

— Но вы были тогда слишком молоды для таких дел!

— Мне было двадцать. — Он отпустил ее локоть и посмотрел ей прямо в глаза. — Я выгляжу старше?

— Я об этом не думала, — солгала она.

Дождь прекратился. Граф закрыл свой зонт и с отвращением держал его на расстоянии вытянутой руки. Клаудия прыснула.

— Я так смешон?

— Нет — нет, — порывисто возразила она, — просто ваш зонт…

— С удовольствием выброшу его в первую попавшуюся урну!

Она поспешила его успокоить:

— Зонт не слишком дорогая плата за счастье жить в таком городе.

Граф рассмеялся и двинулся вперед, помахивая зонтом, как тросточкой.

— Может, мне есть смысл научиться носить ваши английские дождевики, — немного погодя сказал он.

И, прежде чем Клаудия нашлась что ответить, граф снова взял ее под локоть, и они нырнули в какой-то слабо освещенный дворик. Его окружали каменные стены довольно обветшалого здания. Граф Розетти постучал в массивную дверь:

— Здесь вы еще точно не бывали.

На это нечего было возразить, и Клаудия молча последовала за ним, снедаемая любопытством. Ее первой реакцией было разочарование. За дверью находился далеко не первоклассного вида ресторан: просто побеленные стены, не слишком удобная мебель, на столах грубые скатерти. Да и публика была непрезентабельной. Почему граф привел ее сюда? Может, он стеснялся показаться с ней в светском обществе?

Ее спутник, видимо не замечая состояния ее духа, жестом пригласил Клаудию следовать за официантом. Тот проводил их к укромному столику, где уже было накрыто шампанское, наполнил бокалы и, пожелав приятного вечера, удалился.

— За самую прекрасную женщину в этом зале! — поднял свой бокал граф. И, увидев кислую мину девушки, расхохотался. — Не нравится комплимент? Ладно, позже, когда у меня будет повод повторить этот тост, возможно, вы сумеете его оценить.

Пока Клаудия ломала голову над тем, что он имел в виду, второй официант уже принес меню.

— Хозяин пишет его каждый день собственноручно. Позволите мне для вас выбрать?

Клаудия кивнула и, стараясь сохранять достоинство, исподволь наблюдала, как граф, склонив голову, пробежал глазами меню и сделал заказ. Официант коротко поклонился и исчез.

— Вы ожидали чего-то более элегантного? — В его глазах проскочила насмешливая искорка.

Поняв, что попалась, Клаудия постаралась выйти из положения:

— Ну, здесь не очень по-венециански…

— Зато по-венециански кормят. Скажете свое мнение после ужина. А если и тогда вам захочется чего-то «очень венецианского», в следующий раз я поведу вас в бар Гарри.

Услышав про следующий раз, Клаудия была готова признать превосходной любую бурду. Но час спустя ей стало стыдно за свои мысли.

— Ну, каков приговор? — спросил конте.

— Потрясающе. Бар Гарри не идет ни в какое сравнение.

— Так вы там были? Значит, мне удалось удивить вас.

— О да! Но я не имею ничего против еще раз посетить бар Гарри. — Ей хотелось подтверждения, что его слова не были просто фигурой речи.

— Договорились. Однако вы должны попробовать еще омаров Эмилио. Откуда он их берет — его секрет, но они превосходны.

— Похоже, для вас главное — хороший вкус.

— А для вас нет? Прекрасные произведения должны иметь своих ценителей.

— Как, например, ваши картины?

Граф пристально посмотрел на нее:

— Я наследовал только малую их часть, а потом сам собирал коллекцию. Но вскоре мне это наскучило — картины могут доставлять радость, если есть кто-то близкий тебе, с кем можно ее разделить.

— Ну, в этом, я думаю, у вас недостатка нет.

— Я сказал «близкий», а не тот, кто рядом. Хотя еще недавно я и сам не мог определить разницу.

Клаудии очень хотелось, но она не была столь наивна, чтобы отнести его замечание на свой счет. И под его испытующим взглядом она сказала первое, что пришло ей в голову:

— Странно, что вы до сих пор не женаты. Думаю, многие женщины готовы предложить вам свою любовь.

— Многие, — подтвердил он, — но я еще не готов полюбить настолько, чтобы пожертвовать своей свободой.

— Вы слишком много значения придаете чувствам, — смешалась она.

— А вы — нет?!

— Не знаю. Я еще никогда не любила.

— Вот вы и ответили на мой следующий вопрос. А я думал, почему такая красивая девушка все еще одинока.

— Я вовсе не красивая.

— Значит, вы слепы. Вы — жемчужина, которая издали — просто круглая белая горошина. Но положите ее себе на ладонь, и она вберёт в себя все тепло вашей кожи и засветится мягким внутренним светом, тысячекратно воздав вам тепло ваших рук.

— Как поэтично! Умеете вы делать комплименты, граф Розетти.

— Филиппо. — Он пододвинул свой стул. — Это не так уж трудно произнести!

Ее язык словно присох к нёбу. Граф подвинулся к ней еще ближе:

— Ну? Мое имя не труднее вашего. — Он прошептал: — Кла-у-ди-я.

Каким-то чудом ей удалось вытолкнуть из гортани глухие сиплые звуки:

— Фи-лип-по.

Его глаза заблестели.

— Видите! Думаю, и другим вещам вы обучитесь так же быстро. — Он резко встал. — Идемте!

На ватных ногах она последовала за ним, попутно удивляясь, что никто не предъявил им счет, хотя хозяин в низком поклоне проводил их до дверей. Небо прояснилось. Снова было сухо и по-летнему тепло. Клаудия накинула на плечи палантин и, шагая под руку с Филиппо, думала, что до конца жизни не забудет этот сказочный вечер.

И опять они гуляли по незнакомым ей местам, а когда он замедлил шаг у здания, из окон которого доносились звуки музыки, она решила, что он привел ее в ночной клуб. Она проследовала за ним в сумрачно освещенный вестибюль, оттуда в залитый светом и украшенный живыми гирляндами зал, — и ее опасения, что он стесняется показаться с ней на публике, развеялись как дым.

Музыканты на подиуме играли проникновенную мелодию, пел чернокожий певец, кружились пары. Бриллианты в украшениях дам были подлинные, а платья от кутюрье лучших домов моды Европы.

Когда они проходили к одному из дальних столиков, многочисленные знакомые приветствовали графа и как бы мельком окидывали взглядом его спутницу. Клаудия подумала, что завтра в свете только и будет разговоров что о графе Розетти и сопровождавшей его «белокурой иностранке». Наверняка это дойдет и до синьоры Медины.

При мысли об Эрике у Клаудии потемнело в глазах.

— Я устала, Филиппо, хочу домой.

— Но мы только пришли. Что опять не так?

— Я не знала, что вы захотите со мной танцевать. — Она обвела взором элегантное общество. — И… здесь так шумно!

— Все веселятся. И вам будет весело, если вы оставите свои глупости.

— Но мне завтра на службу, я должна зарабатывать себе на жизнь, — не унималась она.

— Я тоже работаю, Клаудия.

— А я думала ваша работа состоит в том, чтобы развлекать женщин, — колко сказала она и попыталась встать.

Его глаза полыхнули огнем. Он силой заставил ее сесть.

— Сядьте и замолчите, иначе я вас ударю!

— Вы не посмеете!

— Я бы на вашем месте не стал на это рассчитывать!

Они враждебно смотрели друг другу в глаза.