Камень преткновения: провокация по-итальянски

Глава 6

Клаудия отвела взгляд. Ее ярость улеглась так же быстро, как и поднялась. К тому же она боялась, что он разгадает истинную причину ее раздражения.

— Простите меня, Филиппо, наверное, я веду себя по-дурацки, но я просто не знаю ваших обычаев.

— А что, они сильно отличаются от обычаев англичан? — язвительно спросил он, еще не успев остыть.

— Может, в Италии, где браки, как правило, заключаются в интересах семьи, принято появляться в обществе с любовницами… Да и вообще, — смешалась она, — отличий много…

— Ну-ну, — граф немного отошел, — рассказывайте дальше, это уже интересно.

— Какой смысл. — Клаудия посмотрела через его плечо в сторону танцующих. — Все равно мы не изменимся, ни вы, ни я, да это и несущественно!

— Напротив! — К графу вернулось его обычное самообладание. — Это очень важно. Как вы уже заметили, мы, итальянцы, относимся к браку более прагматично. Но мы и большие романтики. Да, мы выбираем в жены женщину, которая вписывается в круг нашей семьи и друзей, но мы выбираем себе подругу на всю жизнь! И наши женщины в браке счастливее многих других.

— Да что вы говорите!

— Не верите? Мы не заставляем их сидеть одних дома, чтобы часами проводить время на футбольном матче или в пабе. А если уж кому-то неймется завести связь на стороне, жена и дети все равно стоят на первом месте. Что же касается любовниц, тут мне трудно с вами говорить…

— Так я и полагала!

— Из-за вашей наивности, — добавил он холодно. — Вы что, всерьез считаете, что англичане не изменяют своим женам?

— Но…

— Вы боитесь даже думать о сексе. Вам милее разыгрывать из себя Белоснежку в ожидании бесполого принца!

— Ну, знаете!

— А что же вы тогда набросились на меня?!

— Разве вы привели меня сюда не для того, чтобы задеть Эрику Медину? — Клаудия больше не могла держать в себе мучивший ее вопрос.

Его желваки заходили. Ему потребовалось время, чтобы спокойно ответить:

— Вам все представляется в неверном свете. — Его колено коснулось ее ноги. — Муж Эрики был моим… старшим другом. Я очень уважал его. И, когда он умер, я почувствовал себя обязанным позаботиться о его вдове, тем более что у нее возникли проблемы… в финансовом отношении. Как женщина она меня совершенно не интересует!

— У меня создалось другое впечатление, — холодно сказала Клаудия, вспомнив замечания синьоры Ботелли. — Вы оплачиваете все ее счета, по крайней мере в нашем салоне.

— Подарить пару безделушек, что за вопрос, — пожал граф плечами. — Деньги — понятие относительное. Для меня, например, куда важнее ваша благосклонность, Клаудия.

— Не говорите глупостей!

— Это чистая правда. С тех пор, как я узнал вас…

— Не слишком-то вы утруждали себя, граф!

— Я ведь уже объяснил. Ну, ладно! — Он покусал нижнюю губу. — Должен признаться, что я пытался бороться со своими чувствами. Я хотел убедиться, что могу обходиться без вас… Вы полагаете, что я жаждал влюбиться в дурную англичанку, — едва сдерживая крик, зашептал он, — которая только и ищет повод, чтобы меня обидеть?!

— Оставьте ваши шуточки, — неуверенно пролепетала Клаудия.

— Какие уж шутки! Просто я не позволяю себе быть слишком серьезным, а то бы сейчас же принялся за вами ухаживать на глазах у всего света! — Он резко вскочил. — Идемте! Вы правы, я не туда вас привел!

Не успела она опомниться, как он подхватил ее под руку и, почти не замедляя шага, молча доставил до порога ее квартиры.

Лестничная клетка, показалось Клаудии, сжалась до неприличных размеров. Она никак не могла отыскать ключи в своей сумочке. Когда же наконец отперла дверь и собралась сказать «до свидания», Филиппо, тесно прижав ее к себе, протиснулся в щель.

— О нет, — жарко шептал он, — только не так!

Она попыталась высвободиться, но он еще крепче прижал ее к себе. Сквозь тонкую ткань своего платья она чувствовала, как бьется его сердце.

— Вы делаете мне больно, — жалобно простонала Клаудия.

— Тогда перестань сопротивляться. Я хочу тебя. И ты меня хочешь!

— Нет!

Его жаркое дыхание обжигало ее.

— Врешь! Ты жаждешь меня, Клаудия! Я весь вечер читал это в твоих глазах.

Он наклонился и с жадностью прильнул к ее губам. Она плотно сжала губы, краешком сознания удивляясь, что он не попытался разжать их силой.

— Не бойся, малышка, я никогда не причиню тебе зла…

— Даже невольно? — с усилием выдохнула Клаудия.

Его объятия ослабли, но не настолько, чтобы она могла выскользнуть.

— Мы из разных миров, Филиппо. И, даже если не захочешь, ты будешь делать мне больно.

— Ты тоже причиняешь мне боль!

— Я?! Ты такой сильный и независимый!

Он застонал:

— Если бы ты знала, каково мне сейчас!

Он снова прижал свои губы к ее губам. На этот раз она не сопротивлялась. Она обвила руками его шею и вся отдалась поцелую. Когда его руки заскользили вдоль ее спины, она не отпрянула, а, напротив, теснее прильнула к нему всем телом. Она вся дрожала, вторя дрожи его тела.

— Клаудия, — в изнеможении прошептал он, опустил ресницы и снова впился в ее губы.

Желание и страх боролись в ней. Страх победил. Она уперлась руками в его грудь и попыталась освободиться, крутя головой, чтобы вырваться из его объятий. Ей казалось, что все ее усилия тщетны. И вдруг — она оказалась на свободе.

— Когда-нибудь ты перестанешь бояться меня, — сказал он осевшим голосом, взял ее руку и поднес к губам. — Ты еще дитя, но когда-нибудь станешь взрослой. Спи сладко, милая, и думай обо мне.

И, прежде чем она пришла в себя, где-то внизу раздались шаги. Она бросилась к окну. Вот он. Но даже не обернулся! Его силуэт растаял во тьме.

Привычными движениями, как марионетка, Клаудия стала сбрасывать с себя одежду. И вдруг увидела свое отражение в зеркале. «Посмотрел бы Филиппо, — она приблизилась и погладила гладкую поверхность стекла, — бедра, грудь… Я прекрасна!» Выдохнув на зеркало легкое облачко, она зарылась в холодную постель. «Что будет дальше? Увидит ли она еще Филиппо? Фи-лип-по… Ах нет, нечего ломать голову. Пусть все идет своим чередом…» И странным образом выплыл перед ней Дэвид Гоулд…

Следующий день прошел в напрасных ожиданиях. В десять Клаудия, удрученная, легла в постель. Но сон не шел. «Не будь ребенком, — твердила она себе, — у мужчины с его размахом есть дела поважнее, чем вздыхать по тебе».

И это пугало больше всего. Она понимала, что, подчиняясь его сильному характеру, она согласится на то место, которое он отведет ей в своей выстроенной в систему жизни. Потому что для нее он стал смыслом существования. Как быстро она поддалась его влиянию! «Я безнадежно влюбилась? Или это все очарование Венеции?» Она пыталась представить его себе в других странах и в другом окружении. Конечно, в Англии, рядом с отцом он выглядел бы экзотично. С другой стороны, с его образованием и манерами он везде был свой человек. Она боялась себе вообразить, как он здесь, за несколько кварталов от нее, спит, раздевшись, в своей постели…

Вторник был еще страшнее понедельника. Клаудия совсем пала духом. Она стала вспоминать коллекцию Розетти, и ей пришло в голову, что пышные оправы многих украшений, несомненно, мастерски выполненные, отвлекают от самих камней. Примером тому изумрудная брошь. Она попыталась набросать более простое обрамление в стиле того времени, потом увлеклась — и прошли часы, прежде чем она осталась довольна результатом.

Синьора Ботелли чуть не сошла с ума, когда увидела наброски:

— Надо показать их графу Розетти! Или нет, лучше ты сделаешь цветные эскизы, и мы положим их здесь, так чтобы могла увидеть синьора Медина. У нее глаза, как у сыча, она их сразу обнаружит — и тогда граф Розетти у нас в руках!

— Не думаю, чтобы граф к кому-то прислушался, — с горькой усмешкой возразила Клаудия. — У него на все свой собственный взгляд!

— Умная женщина найдет способ пробить броню. У каждого мужчины есть свои слабости. А его слабость — Эрика Медина.

Клаудия как ошпаренная вскочила со своего стула, так что он опрокинулся.

— Детонька, уж не влюбилась ли ты в него?

— Что вы там говорите, — промычала она из-под стола, — у меня тут разлетелись бумаги! — Она была рада, что для ее покрасневшего лица имелся уважительный повод. — Во-первых, это совсем не мой тип, а во-вторых, у меня нет никаких шансов, если ему нравятся такие, как синьора Медина!

— У тебя свой шарм, — словно не замечая ее смятения, продолжала синьора Ботелли. — Для многих мужчин, а особенно темпераментных итальянцев, твоя застенчивость, да с надменной грацией как раз и могут быть привлекательны.

Она наклонилась под стол к Клаудии:

— Наши мужчины — это особая статья. Они такие влюбчивые! Будь осторожна, детка, не поддавайся на их лесть!

Клаудия шумно отфыркалась, вылезая из-под стола. Если бы ее хозяйка знала, что уже опоздала со своими предостережениями!

Пятница выдалась самым невыносимо жарким днем на этой бесконечной неделе. Видимо, собиралась гроза. Клаудия мучилась головной болью, и синьора Ботелли настояла на том, чтобы она продлила свой обед на лишний час.

Клаудия прогулялась вдоль Канале Гранде и, проголодавшись, зашла в тратторию. За трапезой она удовлетворенно отметила, что без затруднений понимает беглую речь сидящих вокруг итальянцев. На обратном пути ей вдруг пришло на ум, что она уже давно не думает по-английски. Эта мысль смутила ее, и она напомнила себе, что не собирается до конца жизни обретаться в Италии.

Подходя к салону, Клаудия издали заметила энергично призывающие жесты хозяйки и, подумав, что что-то случилось, бросилась бегом.

— Что такое? — спросила она запыхавшись.

— Поспешите, звонит граф Розетти из Рима.

— Граф Розетти?!

— Да, да, — уже десять минут на проводе! Я сказала, что вы вот-вот подойдете.

Клаудия влетела в магазин, схватила трубку и попыталась унять дыхание, чтобы он не заметил ее состояния. Похоже, маневр удался, потому что первые фразы, которыми они обменялись, звучали до отвращения банально. Но вдруг Филиппо прорвало:

— Я больше не могу! Когда я увижу тебя?!

— Ну, не знаю… это зависит от вас.

— Нет, малышка, только от тебя! — Его голос прозвучал как самая интимная ласка. — Скажи хозяйке, пусть она тебя отпустит на сегодня и завтра.

— Ты приедешь?

— Нет, ты приедешь! В Рим. Только не говори, что не сможешь! — Это было сказано тоном, не терпящим возражений. — Через час мой шофер Винченто заедет за тобой на квартиру и доставит в аэропорт. Я жду тебя.

— Но… я не знаю, отпустят ли меня.

— Не говори глупостей! Скажи, что едешь ко мне! И пожалуйста, без дальнейших отговорок, дорогая! — Его голос неожиданно сник: — Или ты не хочешь?

Клаудия задохнулась от эмоций. Как он может такое говорить?!

— Клаудия, — звенело в трубке, — Клаудия, где ты?

— Все в порядке, — с трудом выдавила она. — Я еще никогда не была в Риме.

— Я надеюсь, что ты приедешь ко мне, а не в Рим. — В его голосе послышалось облегчение.

— Ты будешь вторым пунктом.

Не задаваясь вопросом, что сказала бы хозяйка о ее поездке в Рим, Клаудия просто отпросилась на два дня. Она бросилась скорее домой, чтобы упаковать чемоданы. Как хорошо, что она обновила гардероб! Теперь не ударит в грязь лицом! И, только складывая легкую, как дуновение, ночную рубашку, она вдруг поняла, что понятия не имеет, где будет ночевать. Может, Филиппо позвал ее в Рим, чтобы…

— А если и так, стоит ли сопротивляться? Она решительно захлопнула крышку.

Коренастый итальянец довез ее на баркасе до набережной, где их ждало авто. В аэропорту Клаудия вдруг осознала, как мало она летала, и, уж конечно, ни разу на машине, где она — единственный пассажир. Это был личный самолет графа Розетти.

Как во сне она перенеслась в Рим и, когда спускалась по трапу, еще издали увидела отчаянно машущего ей Филиппо. Он выглядел бледнее обычного, вокруг глаз залегли глубокие тени. Он приветствовал ее по всем правилам, парой ничего не значащих слов, галантно сопроводил до лимузина и усадил на заднее сиденье. Во время движения под его дежурной улыбкой она почувствовала себя совсем уж неуютно. Поерзав туда-сюда, она взглянула в окно, привычным жестом поправила прическу, совершенно упустив из виду, что на. ней новая шляпка. Шляпка слетела с головы. Граф посмотрел сначала на шляпу, потом на нее:

— Никогда не покрывай волосы дурацкими штучками, Клаудия. У тебя божественные локоны, — как на приеме улыбнулся он.

— Но я люблю шляпы, — упрямо возразила Клаудия и снова натянула шляпку.

Не говоря ни слова, Филиппо снова ее снял.

— Отдай!

Вместо ответа он нажал какую-то кнопку — окошко открылось — и выбросил шляпку на улицу.

— Это моя шляпа, — запоздало закончила она.

— Уже нет.

Такая невозмутимость, наконец, достала Клаудию, и она разрыдалась. Его спокойствие как рукой сняло.

— Клаудия, любимая! — Филиппо притянул ее к себе, губами нежно утирая ее слезы. — О Боже! Любимая, только не плачь! — Он стал целовать ее лицо со страстью, которой ей так не хватало в аэропорту. — Родная, прости меня, я не хотел тебя обидеть. Просто мне так трудно держать себя в руках. Я был готов наброситься на тебя прямо на трапе самолета.

— А я думала, ты разочаровался при виде меня, — всхлипывала она, размазывая по щекам слезы.

— Я?… Я… — Он задохнулся, спрятал свое лицо в ее волосах, — я считал минуты до твоего прилета! Девочка моя…

Он не мог больше говорить, но его объятия были красноречивее любых слов. Клаудия первая вспомнила о шофере.

— Филиппо, остановись! — Она попробовала высвободиться.

— Я куплю тебе новую шляпу, — вдруг осенило его, — не такую, как носят гимназистки!

Он оживленно переговорил с шофером на таком беглом итальянском, что Клаудия не разобрала ни слова. Но все стало понятно, когда лимузин остановился на улице с самыми шикарными в Риме магазинами.

Через пару часов они вернулись к машине, и шофер долго загружал бесчисленные картонки. Клаудия представить себе не могла, куда она могла надеть столь легкомысленные сооружения, каждое из которых стоило целое состояние, но возражать уже не было сил.

Однако, когда Филиппо велел остановиться у бутика, она, невзирая на его ледяной взгляд, так активно воспротивилась, что он вынужден был сдаться.

— Ужасно, что ты не позволяешь мне сделать маленький подарок!

— Уймись, Филиппо, мы едва знакомы.

— Но ты же приехала ко мне в Рим!

— Ты упрекаешь меня? Я и сама уже об этом думала. Никогда ничего подобного я не делала.

— И не будешь! Ни с кем другим.

— Это просьба или приказ?

— И то и другое.

Держа ее за руку, он пытался всмотреться в ее лицо, но она отвернулась к окну и глазела на мелькавшие мимо магазины. Внезапно лимузин остановился у ярко освещенного подъезда отеля. Филиппо помог ей выйти, на ходу как бы оправдываясь:

— В моем доме для тебя всегда есть место, дорогая, но я знаю, что тебе здесь будет спокойнее.

Только теперь Клаудия поняла, как она боялась предстоящей ночи и с глубокой благодарностью посмотрела на него. Заметив ее облегчение, Филиппо укоризненно покачал головой:

— Ты в любом моем жесте видишь попытку соблазнить тебя.

— Я рада, если это не так.

Вместо ответа он проводил ее в холл:

— Номер тебе заказан. Думаю, ты хочешь распаковать свои вещи. Но к семи прошу быть готовой, я пришлю за тобой машину. Мы идем танцевать.

— Не хочешь подняться со мной и оценить мой гардероб?

— С тобой — хочу, но без гардероба!

Как всегда, последнее слово должно оставаться за ним! Клаудия прошла к лифту.

Номер, который заказал для нее Филиппо, больше напоминал графские апартаменты с чередой жилых комнат, спальни, гостиной, ванной и просторной лоджии. На низком столике стояла корзина орхидей. Ей ни к чему было искать в ней записку, и так ясно, от кого эти цветы. И все это для нее?! Она стояла, застыв, на пороге, с единственной мыслью: «Девочка, будь осторожна!»

Ровно в семь Клаудия спустилась в вестибюль, чувствуя себя Золушкой перед первым балом. Она надеялась, что не слишком разоделась, выбрав короткое черное платье из крепа с глубоким вырезом на спине и на бретельках из страз самое дорогое в ее гардеробе. Креп мягко струился по ее стройной фигуре, а черный цвет придавал волосам серебристый отблеск.

В полной уверенности, что выглядит ослепительно, и тем не менее обращая внимание на реакцию постояльцев, Клаудия, слегка покачивая бедрами, пересекла вестибюль и направилась к лимузину, который уже виднелся у входа. Но, когда показался фамильный замок Розетти в Риме, ее уверенность в себе упала до нуля. Он выглядел много старше и мрачнее палаццо в Венеции.

Клаудия ступила на мраморные плиты холла и, стараясь быть незамеченной, проскользнула к персональному лифту до пентхауса. Наверху ее встретил лакей в белой ливрее и проводил до салона. Помещение выглядело сказочно. Обтянутые белой кожей диваны и кресла, толстый кремовый ковер на черном паркетном полу, черные столики, в которых отражались цветы, в изобилии украшавшие зал. Цветы и картины контрастировали яркими цветовыми пятнами с утонченной сдержанностью остальной обстановки. Это была настоящая роскошь! С недоверчивым изумлением рассматривала Клаудия картину Боннара над камином, по сторонам от нее Дафти и Дерена, и два полотна Вламинка на противоположной стене.

Но по-настоящему она оглядеться не успела — в салон вошел Филиппо. В своем черном смокинге он был неотразим! Он шагнул к ней и вдруг застыл с выражением восхищения на лице. Клаудия покружилась перед ним, как модель на просмотре. Его взгляд одобрительно скользнул по ее стройным ножкам, изящному изгибу открытой спины, задержался на округлости упругих грудей.

— Ты сегодня прекраснее, чем всегда! — выдохнул он, глядя ей прямо в глаза.

— Неужели тебе нечего покритиковать? — поддела она его.

— Пожалуй, есть кое-что, — словно задумавшись, ответил Филиппо. — Ты не выглядишь женщиной, познавшей любовь.

Клаудия не поняла его и неуверенно пожала плечами.

— Не то чтобы ты не была и раньше влюблена, — пояснил Филиппо, — а тебя еще не любили. — Он сделал паузу и добавил: — Когда женщина принадлежит мужчине, который ее любит, он нее исходит особый аромат.

— Разве?… — Клаудия попыталась скрыть свою растерянность.

— Скоро сама узнаешь.

Кровь бросилась ей в голову, сердце бешено колотилось. Она стремительно вышла на веранду, окружающую жилые комнаты. Отсюда открывался великолепный вид на Рим. В сумерках мерцали огни, древние руины гордо вырисовывались на фоне неба.

Филиппо подошел и встал рядом:

— Ты всегда будешь убегать, когда засмущаешься?

— Надеюсь, ты не будешь приводить меня в смущение!

— Я тоже надеюсь, — согласился было он, но продолжил, — что, познав искусство любви, ты уже не будешь смущаться.

— Филиппо! — взмолилась Клаудия.

Он откинул голову назад и громко рассмеялся. Потом взял ее за руку и подвел к дивану. Робко улыбаясь, она присела на краешек, боясь думать о том, на что он намекал. Он, тоже молча, держал ее за руку. Так текли минуты.

Филиппо поднялся:

— Пойдем, малышка, думаю, на людях тебе будет спокойнее.

Вечер был просто волшебным. Филиппо оказался ослепительным кавалером. После ужина он повел Клаудию в ночной клуб, они много танцевали, а он, обнимая ее за талию, нашептывал ей на ухо слова любовных песен.

Оказалось, что в Риме он пользуется не меньшей популярностью, чем в Венеции. К ним постоянно подходили какие-то люди, но он никого не пригласил к их столику и ни на мгновение не выпустил руки Клаудии.

Только около двух часов ночи Филиппо доставил Клаудию в отель. Пока он провожал ее до номера, в ней опять шевельнулась тревога. Но граф повел себя примерно: поддерживая под локоть, довел до двери и скромно поцеловал в лоб. Наверное, разочарование отразилось на ее лице, потому что Филиппо уже из лифта лукаво спросил:

— Ты разочарована? Хочешь, я вернусь?

— Нет уж, — рассмеялась Клаудия, зашла в свой апартаменты и повернула ключ в замке.