КАМПА - ДОПОТОПНАЯ СКАЗКА ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

Сплю на новом месте – приснись жених невесте.

Первый ночлег в незнакомом месте прошел спокойно, походной шатер поставили на открытом месте, окружив его стеной из колючего кустарника, который рос тутже. Устав от забот, путники сидели у костра, отдыхали, жарили мясо жирненькой антилопы, которую подстрелили на кануне вечера. Трещал костер, постреливая искорками. Жаркие всполохи огня взлетали в ночь, растворяясь в бездонном небе, полном мириада ярких звезд.

-Знаете какую я слышал историю о сотворении мира? - молвил Эпаф.

- Нашу историю, - вопрошал Наннанк, - или чью-то другую?

- Другую, - отвечал Эпаф, - её мне рассказал один Африканский демонос народа Гуллу, а может быть Кинтуу, разве их разберешь, они все на одно лицо.

- И ты ему поверил? - язвительно спросил Крон.

-Представь себе поверил, ведь история сотворения ихнего мира очень своеобразна и в корне отличается от нашей истории. В Африке первотворцом всего сущего был некто Бумба. Этот Бумба был гигантским земляным червем с телом змеи, головой слона и ногами ящерицы. От сотворения мира существовал только один Бумба и ничего кроме Бумбы, даже воды тогда еще не было. И вот однажды, Бумба почувствовал страшную боль в животе, ибо там зародилась жизнь.

-Он что самородящий был? - уточнил Крон.

-Да, Андрогина, как и все первые формы жизни. Так вот, - продолжал рассказывать Эпаф, - почувствовал Бумба, что живот у него раздуло до невероятных размеров, а когда пришел срок, он породил из своего тела Солнце, Луну и Звезды, дав таким образом миру свет. По мере того, как солнечные лучи осушали землю, на ее поверхности стали появляться песчаные отмели, зацвели травы, выросли деревья, но жизни на земле не было. Тогда Бумба тем же способом произвел на свет восемь живых существ.

-Кого произвел Бумба? - переспросил Крон.

-Не знаю, - пожал плечами Эпаф, - этот африканский демонос был такой старый, что уже и не помнил, кем разродился Бумба. Сказал только, что эти восемь существ в свою очередь дали жизнь всему, что ползает, плавает и летает в Африке. От козла произошли все травоядные животные и хищники, от жука-носорога все насекомые, от крокодила все змеи и драконы, белая цапля дала жизнь всем пицам, а маленькая рыбка стала прародительнецей всех прочих рыб, а также черепах. Затем Бумба сотворил нас, демоносов.

-Кого, кого он сотворил? - удивленно вопрошал Крон.

-То есть я хотел сказать тех африканских демоносов: Нгояяма, Нголококи, Молхоии, Айгомуча, Хаайури, Китунунусы, Кацумбабакази, Чуруруви, Секобокобо, Оогри, Мататабеле, Иззиму, Шааки, Лелиима и прочих. Но в начале их было всего трое, от них то и произошли все африканские демоносы.

-Хорошо хоть у нас все нормально произошло, - молвил Крон зевая, - отец мой Уран с мамой Геей все нормально сделали, давайте спать, утром рано вставать.

Наннанк с самым серьезным видом сказал Крону:

- когда будешь ложиться спать, не забудь сказать заговорные слова.

-Это какие?

- Сплю на новом месте, приснись жених невесте, - сказав это, он рассмеялся.

-Ты еще и издеваешься, - отвечал Крон, - где взять невест здесь в этой глуши, да и зачем мне невеста, еще приснится что-то ужасное.

-А ты не бойся, сон это только видения бога Гипноса, что может быть лучше гипнотических чар, которые нам дарует божество сна.

Но спать не получилось. В начале огромная Луна висевшая на небосводе осыпала землю россыпью серебра, превратив окружающее в великое диво, от которого нельзя было оторвать глаз. А затем сладкий сон оборвал протяжный крик и вой доносившийся от речки. Присмотревшись, они увидели ночную охоту. Ломая камыши и раздвигая кусты, к реке выскочило небольшое стадо красноватых с белыми пятнами четвероногих, которые спасаясь от преследования, бросились в воду, вслед за ними выскочила стая хищников, которые с воем и рычанием набросились на отставшее животное, устроив настоящее пиршество.

- Бери копье, - молвил Крон, обращаясь к Наннанку, - охраняй, ты же хотел быть охранником.

-Я тоже спать хочу, - скулил Наннанк.

-Ладно, спим по очереди, сначала караулишь ты, затем Эпаф, а затем снова ты, - молвил Крон и сразу уснул.

Спали по очереди, подбрасывая в огонь дрова. Ночью сквозь стену колючего кустарника пытался подкрасться хищник, вероятно собиравшийся скушать кого-то из путешественников, но вместо сытного обеда остался лежать в кустарнике с пробитой головой. На другой день продолжили осмотр окрестностей. Заросли реликтовых папоротников изумляли своими размерами и красотой.

- Смотрите! - кричал довольный Крон, - да тут целая поляна европейской разновидности амбросии, называемой герехом, - и впрямь, то тут, то там разбросанные по лужайке росли стебли похожие на камыш, где кустики, где высокие деревья.

-Вот это герех, - радовались путешественники, - толстый и сочный.

Эпаф держал в руке спелый янтарный початок и с наслаждением откусил сочный плод, который буквально растаял во рту. Насладившись эдакой вкуснятиной, он выдавил из себя:

- нет, я право же не понимаю тех, кто такую вкуснятину бросает в суп или варит из него нектар. Амбросия Атлантиды нечто по сравнению с разновидностью этого европейского вида гереха, - он стоял в роще и с восхищением взирал, как из плодов вытекала прозрачная янтарная жидкость.

Сладкий и липкий сок засыхал на воздухе, превращался в мармеладную массу. Мошкара и мухи роем слетающиеся на запах тонули в его смолистой янтарной клейковине и оставались там, захороненные на века вечные. Срывая самые большие и сочные плоды с застывшими в них жучками, путники с наслаждением поглощали засахаренные бутерброды с мясом.

- Да, определенно лучше нашей амбросии нет, - хвалил Эпаф дикий герех, - амбросия мельчает все таки, климат меняется.

- Не каркай, - сказал Наннанк, - ничего не меняется, завтра будет также как и сегодня.

-Хватит вам спорить, - молвил Крон, - давайте наберем сладких плодов, сварим из них свежайший нектар.

-Это очень мудрая мысль, - согласились, набивая свои карманы сочными и спелыми плодами.

Эпаф, тот вообще сняв свою одежду, превратил её в мешок, а когда заполнил его до отказа, вызвался отнести плоды в лагерь.

-Я принесу пустых мешков, а вы пока собирайте, - молвил он, удаляясь.

Крон и Наннанк азартно собирали спелые плоды, складывая их в кучу, даже не подозревая об опасности. Тут какая-то тень быстро пронеслась над их головами.

-Берегись летучего ящера! - крикнул Наннанк, хватаясь за копьё.

Над ними кружил крылатый хищник из породы красных драконов. Эта особь была значительно крупнее всех, которых Крону доводилось видеть раньше. Опустив вниз голову с ржавокрасным опереньем, зубастый хищник высматривал добычу, его колючие глаза с удивлением смотрели на конкурентов обрывающих спелые плоды гереха. Дракон, как хозяин этих мест, охранял свою территорию. Выпустив облако сизого дыма, рычал: «кварк, кварк, кто посмел забраться в мои владения».

Хищник кружил над поляной, соизмеряя свои возможности, в движениях чувствовалась агрессия. Еще миг и он броситься, а может и нет, терзались сомнениями путники, пойди, пойми этих диких ящеров. Крон не стал дожидаться нападения, прицелился, метнул короткий дротик. Ящер изрыгнув дым боли и страдания, метнулся в сторону, усиленно размахивая крыльями, приземлился на выступ скалы, начал мотать головой, раскрывая и закрывая свою зубастую пасть «кварк, кварк, кварк».

-Недоволен, - заметил Наннанк, - должно быть ты его ранил.

- Хороший бросок, - согласился Крон, - жаль не прикончил его, было бы нам сегодня свежее жаркое.

В это время, из зарослей хвощей и папоротников, отделявших лес от скалы, вылетел еще один исполин несший в своих лапах какой-то большой и темный предмет.

-Смотри, смотри, - крикнул Наннанк, - да ведь ящер схватил Эпафа!

- Нет, - не соглашался Крон, - не может этого быть.

Только Наннанк не соглашался:

- точно я тебе говорю, это Эпаф.

Гадать не было времени, как только ящер подлетел на близкое расстояние, путники метнули свои дротики. Сделав круг над поляной, крылатый разбойник выронил свою ношу, а сам кувырком полетел в чащу леса. Они бросились со всех ног, спеша, как можно скорее оказать помощь своему товарищу, свалившимуся с высоты нескольких метров. С неба на их голову сыпались листья, цветы, лепестки одуванчика, которые распылившись по небу, искрились в лучах солнечного света. Это было не забываемое зрелище, дождь из искр и блестков всех всех цветов радуги, и какого-то дивного и таинственного аромата, который просто сводил с ума. Потом, много веков спустя, Крону часто виделся сон, где он молодой, красивый купается в этом дивном аромате из мельчайших цветочных лепестков и растений, дождем просыпавшихся с неба.

-Что это, если не чудо, - думал Крон, пробираясь сквозь заросли папоротей, пока не увидел раненного ящера, запутавшегося в ветках хвощей.

При приближении врагов ящер вскочил на ноги и волоча крыло по земле, бросился им навстречу. Он бежал, переваливаясь как утка, вытянув рогатую голову, устрашал врагов дымом и злобным «квар-каньем». Хищник был могуч и силен своим чешуйчатым телом, острым клювом и медными когтями, в нем чувствовалась дикость этих незаселенных демоносами бескрайних просторов Европы. Он еще мог оказаться опасным противником, так что пришлось прикончить его метким броском прямо в раскрытую пасть. Стоя верхом на поверженном ящере и с любопытством рассматривая свои трофеи, Крон тянул дротик из его горла, но тот зацепился за гланды и не хотел вытаскиваться.Эпаф т зацепился за гланды еи кои возможности,ию, .

-Хорош зверюга, - радовался охотник своей добыче, - ты видел, как я его с первого же броска, прямо в горло, даже не успел крякнуть.

Приложив огромные усилия, он все же сумел выдернуть дротик, при этом из раны вырвался противный запах вони.

-Эти ящеры такие же вонючие творения, как скунсы или тхоры, вонью душащие свои жертвы. Ящера мы убили, а где же Эпаф, если это был он, - рассуждал в слух Крон.

-Нет, это был не Эпаф, тот бы в два счета скрутил голову этой курице, но проверить не мешало, - решили путники, отправляясь на поиски пропажы.

Они осмотрели лужайку до подножья скал, забирались в чащи хвощей и папоротников, но ничего не нашли. У обрывистой реки они услышали слабый крик, зовущий на помощь, поспешили на зов, смотрят. У крутого обрыва висела зацепившись за вьющиеся лианы хрупкая девушка, она висела над горным потоком, несущим свои воды среди валунов и перекатов. Девушка держалась из последних сил, её призывные крики смешавшись с эхом водопада, превратились в странное шипение, чередовавшееся с визгом, напоминавшем визг пробки водимой по стеклу. Нельзя было в шуме потока разобрать, толи это кричала девушка, толи трещали рвущиеся лианы, а может то и другое вместе взятое. Камешек сорвавшийся с обрыва, который случайно столкнул ногой Крон, увлек за собой горный обвал, увлекший за собою девушку. В один миг ее тело скрыла в своем потоке горная река. Еще бы, сорваться с такой высоты и остаться живым было невозможно. Но девушку хранили боги, она вынырнув из воды, жадно хватала ртом воздух, пыталась держаться на плаву. Бурлящий поток увлек ее тело вниз в ущелье водопада. Крон и Наннанк бросились вдоль обрыва, в надежде помочь утопающему. Два демоноса бежали со всех ног вдоль глубочайшего обрыва, ежесекундно обрекая себя на риск сорваться в пропасть, наконец обрывистый берег стал более пологим, и они уже могли приблизиться к краю реки. В одном месте ей удалось надолго удержаться за поросший зеленым мхом камень, и дать возможность погоне настигнуть её. Крон уже ступил в холодную воду реки, протянул спасительное древко копья, но стоило девушке отпустить одну руку, как стремнина вновь подхватила её тело и увлекла течением к последнему порогу водопада. Не задумываясь о последствиях, Крон бросился в водный поток и его увлекло течением.

-Стой, не делай этого, простудишься! - кричал Наннанк, махая руками.

Только Крон уже не слышал его, он изо всех сил боролся со стихией воды, бился о камни, с головой погружался в пучину вод, а всплывая, жадно хватал ртом воздух, но все это время он не забывал о девушке и приблизившись к ней, сумел схватить её за протянутую руку, молящую о спасении. В этот миг, чудовищное течение подхватило их тела и выбросило в бездну водопада. Крон любил летать. В этом бренном мире нет ничего, что могло бы сравниться с прелестью полета, отрываешься от земли и летишь в полной невесомости среди мириады радужных частичек воды, преступив черту между жизнью и смертью. Эти секунды полета растягиваются до бесконечности, переполняя тело экстатическим откровением. А затем удар о толщу бурлящей, клокочущей, пенной воды и плен грозной стихии. Не управляемое тело крутило, швыряло, бросало. Чудом было уже то, что он и девушка остались живы. Крон стоял у воды, в голове его шумело, он в сотый раз переживал незабываемое фантастические ощущения полета над бездной стихии, стоял и затуманенным взором смотрел, то на девушку лежащую на каменистом берегу реки, то на мощь извергающегося водопада. И то, и другое завораживало. Мощь и красота стихии и та непорочная чистота, и прелесть девушки лежащей без чувств, притягивало его взор.

Она была жива, её веки подрагивали, сознание медленно возвращалось к ней. Всякая пленительная красота имеет в своих пропорциях какую-то странность. Крон смотрел на красавицу и видел, что черты её лица лишены классической правильности. Тем не менее, тщетны были его усилия, уловить, в чем заключалась эта неправильность, и понять, что порождает эту странность притягивающую взор. Он разглядывал очертание высокого лба, он был безупречен. Разглядывал блестящие, извивающиеся локоны ее пышных волос, завитых природой в змеиные кудри. Смотрел на тонкоочерченный нос с чуть заметным намеком на орлиный изгиб. Всматривался в тонкий завиток ее рта, ажурный вираж короткой верхней губы, тихая истома нижней. Выразительность красок ее костяных зубов при вдохе и выдохе, отражавшие блеск дневного света. Удивлялся величию её глаз, соразмерностью превосходящие любые другие глаза. Хотя он и не видел рисунок зрачков и белизну белков, но представлял, что они такие же прекрасные, как и сама хозяйка. А может виною всему этому было гул в его голове и разгоряченное воображение, ибо за пеленой длинных ресниц, ему представлялась красота неземного существа. Прошел всего только один миг, и её веки дрогнули, девушка отворила очи, представив яркому дневному свету столь долгожданные зерцала. Цвет ее зрачков оказался воронено-черный с зеленовато иллюзорным рисунком, плавающим в белоснежных озерах белков, поросших буйной растительностью мельчайших капилляров. Крон всматривался в ее очи и искал в них хоть какой-то смысл, и не находил, глубиной они были нечто более глубокое нежели колодец, и ему все время казалось, что он не сможет постичь их глубинного смысла. В тотже миг, он понял, что утонул в её бездонных глазах, как рыба в омуте, влюбился с первого взгляда, хотя сам еще не осознавал этого. Наннанк подбежавший просто валился от усталости, присел на поросший мхом валун, и сквозь тяжелое дыхание проговорил.

-Ну ты и безголовый, ради чего ты рисковал своей жизнью, а если бы внизу оказались скалы, от вас бы и лепешки не осталось.

Он нагнулся к реке, жадно пил воду, оторвавшись от питья, спросил:

- ты хоть цел.

Крон погладил рукой свою волосатую ногу, отвечал:

- цел, только вот колено немного побаливает.

-Зачем ты в воду полез, у тебя же нога больная, ты ее точно добить хочешь.

-Не хочу, - заботливо гладил рукою ногу.

-А девченка хоть жива? - спрашивал он.

-Вроде жива, только что глаза открывала, - небрежно отвечал Крон, ибо его внимание было приковано к противоположному берегу реки, где у воды летали и кваркали несколько ящеров первогодков.

Они с жадностью рвали трупы исполинских животных, выброшенных рекой на берег. У подножья реки они заметили целую гору костей разной величины, перемешанных с птичим пометом.

-Это падальщики, - заметил Наннанк, - они еще юны и не могут летать, видать это мы пощекотали их родителей, теперь они пропадут.

-Не пропадут, - сказал Крон, - река выкормит, небось много живности гибнет в её водах.

- Выживут, если только варвары им перья не повыдергивают, - добавил Наннанк, наблюдая, как ящеры отрывая от туш куски мяса, дрались за лакомый кусок со своими сородичами.

Визг, кварканье и шипение раздирали уши, одни ящеры неуклюже взлетали, взмахивая крыльями, и кружили над поляной пиршества, другие переваливаясь на своих коротких ногах, волоча полураспушенное оперенье крыльев, отбегали в сторону. Ящеры не делали попыток к нападению, а только оглушали воздух различными кваркающими звуками, выражавшими недовольство.

-Они еще желторотики, даже дым не умеют пускать, а вон там, - сказал Наннанк, - я видел следы и не маленькие, они глубоко вдавлены во влажный песок. Думаю, они принадлежат травоядным, ибо ноги не оканчиваются когтями, а чем-то вроде копыт, а вот отпечаток хвоста мне не внушает доверия, всяко может быть.

Крон, как любой ученый, выдвинул гипотезу:

- по когтям узнают льва, а раз когтей нет, значит не хищник, хотя лучше быть все время на стороже, и вообще, пора отсюда сматываться.

Он попробывал сделать шаг и скорчился от боли.

- Давай еще немного подождем, нога сильно болит, сейчас полегчает.

Он подошел к реке и начал поливать её из ладони. Наннанк спросил:

- мне всегда было интересно узнать, что у тебя с ногою, почему не лечишь, а только жалуешься, неужели никто из лекарей не может тебе ногу отремонтировать? Современная медицина творит чудеса, собирая из разрозненных кусков живой организм, а тут всего одна нога, не гоже сыну бога Урана быть хромым.

Крон растирая ногу отвечал:

- не так я уже и хромаю, и болит она изредка, больше на погоду крутит, что немало важно для науки, и потом, доверься этим медицинским пиявкам, приделают ногу от жирафа, прилепят копыта от онегра, и скачи всю жизнь по ослиному. Давай лучше будить эту речную нимфу, - предложил Крон, зачерпнул ладонь воды, - пора просыпаться, - будил он спящую красавицу.

Девушка грациозно поморщившись, открыла свои глазки, теперь уже осознанно. Дивное благоухание все время исходящие от ее тела теперь усилилось многократно, казалось, она подобна медоносному цветку, способному выработывать дивный, чарующий запах. Волосы сбитые и скомканные в змеиные кольца ожили, задвигались, извиваясь всевозможными формами живых, змеиных голов. Дивный по красоте голос исходящий из самых глубин ее утробы чувственно спросил:

- где я?

- В чистилище лабиринта, - пошутил Наннанк, - а это, - указал рукой на Крона, - твой перевозчик и судья, спасший твою душу дважды.

Дева приподнялась, посмотрела на Крона, а затем молвила.

- Незнакомец, ты был в моих видениях, когда я спала, где я, что со мной? - шептали еще слабые губы.

- Не бойся девушка, не бойся красавица, тебе ничто не угрожает, - отвечал Крон, протягивая ей руку, помогая подняться этому хрупкому созданию.

-Ты сам не бойся, - отвечала девушка, - я не из пугливых.

Она встала быстро и уверенно, твердо ступая своими стройными, бычьими ногами. Её змеиный хвост почти не касался земли, и только волосы на её голове злобно шипели, высовывая змеиные языки. Наметанным глазом знатока и охотника, она осмотрелась вокруг и молвила:

- это нехорошее место, нужно отсюда уходить, пока не стемнело. Вон там за горами мое селение, - и она махнула рукой в направлении леса.

Медленно шаг за шагом путешественники продвигались вверх по руслу реки, настороженно поглядывая по сторонам.

- Опасность всегда приходит внезапно, лучше ожидать ее прихода, а не ждать стука в дверь, - напутствовала девушка своих попутчиков, - тут место водопоя, сюда сходятся и травоядные животные, и свирепые хищники.

Она отлично знала эти места и вела их короткими звериными тропами. Дувушка все время порывалась убыстрить шаг, но Крон не поспевал, прихрамывая, дорога давалась ему с большим трудом, нога предательски болела, ступать было больно. С трудом осилив подьем, он устало присел на камень, держась за больную ногу.

-Все, мы пришли, - сказал он, - нам туда, - указал в направлении янтарной рощи, - там наш лагерь и крылатая «обезьяна».

-Так вы прилетели на этом чудовище, способном парить под небесами, не имея крыльев? - с опаской в голосе вопрошала она.

-Неужели такая смелая девушка способна бояться набитый горячим дымом и воздухом «обезьяну».

-Ей богу, я ни капельки не боюсь крылатых «обезьян», я столько раз их видела, - оправдывалась она, - правда только парящими в небе, а в близи ни разу не приходилось, но думаю, что он не страшнее обыкновенных красных ящеров.

- Как тебя зовут красавица и кто твои родители? - интересовался Крон.

Ее голос, аромат и красота тела овладели его сознанием. Он никогда за собой не замечавший такой смелости к противоположному полу, впервые, неосознанно потянулся к ней и не хотел, вот так распрощаться, не узнав даже ее имени.

- Меня зовут Кампа, - отвечала девушка, - мы живем вон там за той горой, там наше селение, отец у меня лесоруб, на лето мы перебираемся в горы, где и заготовляем дрова, с того и живем целый год. Я цветы и лечебные травы собирала, немножко зазевалась, вот меня серый разбойник и схватил, но он бы врядли мною закусил, подавился, - при этих словах, она одним быстрым движением вытащила у Крона из ножен кривой меч. - Это я ему крыло подрезала, - заносчиво молвила девушка, жонглируя мечем.

Только её словам никто не поверил.

- Ты наверное шутишь шалунья, - сказал Крон, - это я пронзил ему горло своим дротиком.

-Хвастаю! - вспылила девушка, - твой дротик чуть было меня не пробил насквозь, ты в кого целился меткий стрелок? Метил в лоб, а попал по лбу? - и она язвительно захохотала.

Крон обиженный ее словами попытался отобрать нож обратно.

-Ну все пошутила и хватит, отдай.

Но девушка и не собиралась отдавать, ее змеиные волосы встали дыбом, грозя обидчику ядовитыми зубами.

-Это на память, - сказала она, - если захочешь его вернуть, приходи в селение к отцу и матери, спросишь меня. Хорошенько запомни, меня зовут Кампа, - и её звонкий смех растворился в лесной чаще.

-Какая красивая девушка, хотелось бы узнать о ней больше, - думал Крон, пробираясь сквозь реликтовый лес дикой Европы..

Тсифона или зрелище еще более странное

А в это самое время, над морем Заката или вернее сказать Атлантическим океаном стоял густейший туман, и Гарпии с Фениксом совершенно заблудились в этой молочной мгле.

-Куда лететь, где искать материк Родос, непонятно? - ругался Феникс.

Он достал из сумки карту, внимательно ее рассмотрел.

-Вроде все правильно, впереди должен быть материк Родос, вот Семплегидские шлюзы, вот два рукава огибающие Родос с двух сторон, если мы летим в ту сторону, то должны оказаться приблизительно вот тут, - указал он спутникам на Крит, одну из провинций Родоса.

Через несколько часов, они увидели долгожданную землю, спланировав, опустились вниз, расположились на отдых. Спали прямо на сырой земле, кутаясь в дорожные одежды. Сколько они спали, не знает никто, и вообще, было это или не было, судить не нам. Но с рассветом, едва только солнце своими лучами осветило вершины гор, они пробудились от спячки и не понимая, где находятся, пошли куда глядят глаза. Чуть заметная тропинка вывела их к перевалу через возвышенность, от куда можно было рассмотреть морское побережье. Сперва они бросили взгляд вдаль и ничего там не заметили, тогда они начали оглядываться по сторонам, и лишь тогда их взгляд привлекло необычное зрелище.У берега моря, на причале стояла одинокая галера, а все побережье было покрыто телами убиенных демоносов. Одни уже умерли, другие полумертвые еще корчились в судоргах. По всей видимости, эта кровавая резня произошла на пирушке, ибо столы уставленные яствами валялись, опрокинутые на землю, а руки умирающих все еще хватались за кусной резьбой кубки иамфоры и кратеры служившие им вместо оружия. Судя по всему, резня завязалась без подготовки, кто был изрублен мечем или секирой, кто пораженный камнем, поднятым тутже на берегу моря, но большинство пало от снарядов пущенных из пращи. Златой алтарь и жертва принесенная в дар богам, говорил о злодиянии учиненным во время жертвоприношений, но кто мог решиться на такое кощунство, путники не знали. Может это ужасный Яма, бог потустороннего мира, проник в мир живых, осквернив священные жертвы кровью, соединил пиршество и убийство. С вершины горы понять, что произошло, было невозможно, перед ними были погибшие, но нигде не заметно победителей, лишь одинокий корабль мирно покачивался на волнах. Любопытство пересилило недоверие и осторожность, да наверное и страх перед неизвестным, свойственный всему живому. Соблюдая осторожность, путники двинулись вниз, уже были они недалеко от корабля и трупов, когда вдруг увидели зрелище еще более странное. На земле сидела девушка, красоты столь необычной, что ее можно было принять за невесту подземного бога Ямы. Венок из лавра обвивал ее голову, боевая праща и мешок полный камней свисал с её плеч, рядом лежал окровавленный меч. Стоя на коленях, девушка влюбленными глазами смотрела на лежавшего перед нею юношу, а тот изнемогая от ран, видимо по немногу приходил в себя. Словно пробуждаясь от глубокого сна, почти что смерти, но и тут он цвел мужественной красотой, и его щеки обагренные спекшейся кровью блистали белизной и благородством. Юноша открыв глаза, помутившимся взглядом осмотрелся вокруг, а затем собрав силы, глубоко вздохнул и проговорил слабым голосом.

-О прекрасная богиня, ты и после смерти не покинула меня, неужели твоя тень следует за мной, даже в чистилище лабиринта.

-Да милый мой, да мой любимый, - шептали девичьи уста, - в тебе одном заключена моя жизнь и смерть. Умри ты, и я сразу же проткну этим мечем свое сердце, - воскликнула девушка, схватив окровавленный меч, - только твое дыхание удерживало меня от смерти.

Эти слова привели юношу в чувство, и он осознанно взглянув в лицо девушки, воскликнул.

-О всех высшие боги, неужели это ты, Тсифона, или мне это только снится!

-Это я мой любимый, - шептала девушка, осыпая его сотней поцелуев.

-Оставь меня и не прикасайся! - вскричал он срывающимся голосом и лишился чувств, ибо силы оставили его тело.

Девушка выронив меч из рук, бросилась к юноше и прильнув к нему, плакала, целовала, оттирая запекшуюся кровь.

-Что ты говоришь мой любимый, - причитала она рыдая.

Вся эта сцена устрашала и одновременно пугала своей неизвестностью. В этот самый миг, шум крыльев и тень от плащей отвлекли её внимание, девушка подняла голову и увидя незнакомцев, вскочила на ноги, сжимая окровавленный меч. Железные латы опоясывающий ее гибкий стан звенели серебром расшитый золотом плащ и пучки волос увитых венком из лавра рассыпались по спине.

-Если вы призраки убиенных, то нет у вас права тревожить меня, - воскликнула девушка, будто оправдываясь пред ними, - ведь большинство из вас погибло от рук друг друга, а если кто и от моих рук лишился жизни, то лишь по закону защиты! Если вы не души убиенных, то думается мне разбойничью жизнь вы ведете, и на свою погибель пришли сюда.

Рука девушки крепко сжимала окровавленный меч, готовясь в любой миг броситься на врага. Феникс поднял к верху знак посла ойКумены и молвил:

- опусти свое оружие, мы не причиним тебе вред, мы мирные путники направляемся из Атлантиды на Родос, сбились с пути. Ради всего святого лучше обьясни, что здесь происходит и кто этот юноша, так схож обличием с царем Кифероном, - молвил Феникс, опускаясь на колени и приложив ухо к серцу, стал слушать его неровное трепыхание.

Девушка тоже опустилась на колени и своим хвостом, напоминающий слоновий хобот начала заботливо промакивать пот с холодного лба.

-Это и есть Киферон, правитель Родоса, - проговорила демоница Тсифона, оттирая его волосы от запекшейся крови.

Феникс искринне удивился услышанному и одновременно обрадовался.

- Я хорошо знал его батбюшку, старика Колизея, а вот Киферона помню смутно, лет эдак триста, четыреста назад он еще бегал в коротеньких штанишках. Да, - меланхолично проговорил Феникс, вспоминая старинные времена, с тех пор так много воды утекло, где были реки, там теперь стоят высокие горы, где камни лежали, там теперь леса выросли.

Достав из заплечного мешка бриллиатовую зелень, лекарство способное исцелить любые раны, начал смазывать Киферону царапины, синяки да ушибы. Гарпии тем временем начали обходить место побоища, осматривая тела убитых и раненных. Среди воинов и знатных демоносов в богатых одеждах попадались какие-то существа ужасного вида, одетые в тряпье и звериные шкуры, по виду разбойники.

-Кто это, - думали Гарпии, впервые видя таких чудовищ.

-Это разбойники- Волкодлаки, - обьясняла демоница Тсифона, - они обитают здесь в Критских болотах. Все, что вы здесь видете, дело рук Лилая, их предводителя и царя, это его воины устроили кровавую резню. Мне еле удалось спасти моего любимого Киферона, - молвила девушка, наклонившись к лежащему, заботливо втирая ему в раны целебное снадобье бриллиантовой зелени.

Феникс оторвавшись от лежащего, спросил у своих:

- ну что, есть живые?

- Есть, - отвечали молчаливые Гарпии, - но врядли они проживут и четверть часа, слишком тяжелы их раны, а лечить не чем, нам больно смотреть на их страдания.

-Нужно быть гуманными, - изрек он голосом полным скорби и печали. - Облегчить страдания, вот первая заповедь любого, - молвил Феникс, пронзив копьем издыхавшего демоноса.

Его примеру последовали остальные, добивая тяжелораненных.

-Ну все, если нет живых, тогда давайте хоронить павших, соберите на корабль все самое ценное и будем готовиться к отплытию.

Осторожно перенеся тело раненного царя Киферона на корабль, Гарпии собрали на берегу оружие, доспехи, златые чаши, серебрянные кубки, а тела убитых сложили на погребальный костер.

-Нужно похоронить убиенных по обычаям предков, нельзя оставить их не сожженными, осквернить тело матери земли разлагающимися телами.

Обложив тела всем, что могло гореть, Феникс зачитал над павшими священные молитвы, возжег погребальный костер, помогающий душе обрести крылья. Вместе с ярким пламенем огня к небу взлетели души убиенных, покружив над землею, они устремились в чистилище лабиринта.

-Отплываем! - дал команду Феникс и одним взмахом меча перерубил швартовые канаты, удерживающие судно у причала.

Обретя свободу, галера облегченно закачалась на волнах, ветром наполнились её паруса. Вскоре судно отдалилось от берега, взяв курс на столицу Родоса, городе Тельхирум, и правильно сделало, ибо в это же время на холме появилось не менее полусотни разбойников-волкодлаков, и даже на расстоянии было видно, какой злобой блестят их глаза. Разбойники спустившись к морю, устроили у погребального костра настоящую вакханалию, пытаясь вытащить из все пожирающего пламени тела убиенных. Стая волкодлаков бегала, прыгала, рычала, выла и плясала возле горящего костра. Они грызлись между собой, кусали друг друга, выли и хватали руками обгорелые кости.

- Вот он, Лилай! - указала Тсифона на одного из разбойников, при этом ее глаза вспыхнули злобой и ненавистью, схватив меч, она приняла боевую стойку, готовая броситься на врага.

Что произошло потом, не укладывалось в голове Феникса и всех кто это видел, ибо в один миг тело девушки буквально вывернулось на изнанку. Руки изогнулись дугой, когти её рук превратились в настоящие крюки, круглые как ободья ноги ощетинились острыми иглами, все её мохнатое тело, начиная от кончика хвоста до лысой головы, покрылось рыбьей чешуёй. Рот утыканный острыми зубами и бездонная глотка её утробы, могли заглотить даже целого быка первогодка. Всем своим ужасным видом она походила на страшилище бездны вырвавшееся на свободу, и теперь, рыскающее по земле в поисках поживы. Увидев перемены случившиеся со столь прекрасной девушкой, Феникс едва не лишился рассудка, от страха он выпустил рулевое весло, и галера обретя свободу, едва не перевернулась. А девушка как ни в чем не бывало, снова вывернулась наизнанку, обретя свое прежнее обличие.

-Что это было, - удивленно вопрошал Феникс, - ты так истошно вывернулась из себя, что я чуть было не лишился сознания. Ты хоть не оборотень, не дух бездны в демоническом обличии?

Тогда девушка, всхлыпывая на каждом слове, поведала им историю своего рождения.

-Всему виной родовая травма, - обьясняла Тсифона, - ведь я родилась в год, когда в небе произошло великое построение планет в одну линию, тогда, если вы помните, на земле произошли страшные катаклизмы, породившие извержения вулканов, бури, смерча, ураганов, а вместе с ними и меня. Все эти природные явления сказались на моем внешнем облике, ибо из яйца я вылупилась позже других демоносов. Голова у меня была сферическая и совершенно круглая, как шар, а не слегка приплюснутая с двух сторон, как у всех демоносов. Уши длинные, глаза выпученные, руки вывернуты на изнанку, а ноги круглые, как ободья. Не беда, радовались мои родители, Тсифона, так они меня нарекли, обязательно перерастет. И правда, вскоре я переросла всех кого только можно, а чтобы не очень отличаться от сверстников, я ходила немножко сутулясь, так сказать прижималась к земле, выкручивая ноги колесом, а чтобы руки не волочились по земле, сгибала их в локтях. Но это мало помагало, ибо соседи, друзья и знакомые часто подшучивали над моим внешним видом и даже насмехались, обзывая Химерой. От их язвительных насмешек я впадала в отчаянье и хотела вырезать все селение. Если бы не любовь моих родителей, то я не знаю, чтобы с ними сделала. Надо заметить, что мои родители мною очень гордились и всем доказывали, что ребенок такой красоты еще не рождался на свете. Круглая голова подобна нашей земле, которая также имеет круглую форму, а её никто не считет уродливой. Сферические ноги и колесоподобная походка по своему ни чуть не хуже всех остальных походок, ведь у телеги тоже круглые колеса. А вывернутые руки сами по себе дают массу преимуществ, ибо всегда защищают спину, а для защиты спереди, она имеет довольно острые зубы, которыми может не только жевать без помощи рук, но и защищаться от всего вредоносного. И все таки, мне хотелось стать обыкновенной демоницей, ни чем не выделяться из толпы, вот тогда я собрав в кулак всю свою волю, вывернулась на изнанку и стала походить на всех остальных демоносов. А чтобы скрыть свое прошлое, убежала из дому, нанялась юнгой на военный корабль и за тридцать лет постигла все азы и премудрости этой професии. Однажды наша галера пришвартовалась в порту столицы Родоса. Там я впервые увидела царя Киферона и меня будто магнитом потянуло к нему, бросив море, я сошла на берег, нанялась в царскую гвардию простым солдатом. Двадцать долгих лет я день изо дня находилась возле своего любимого, боясь открыть ему свои чувства, а он будто нарочно не замечал меня, лишь изредка, как кость собаке, бросал в мою сторону короткие взгляды. От чего мое сердце обливалось кровью, ведь моя любовь к Киферону была так велика, что однажды я чуть не вывернулась на изнанку, ведь в минуты неивысшего напряжения мое тело переворачивается и я обретаю свое истинное обличие, дарованное мне судьбой. Вот и сегодня, когда произошло это побоище, я одним своим видом, а также мечом и незнающей прормаха пращей повергла разбойников в бегство. Лилай, разбойничий главарь, бежал, словно собаченка, поджав свой волчий хвост.

- Расскажи о разбойниках все, что знаешь, - просил Феникс.

- Лилай язычник и его разбойничье племя такие же язычники, не признающие никого из богов, кроме богини луны Селены, предпочтя всех остальных богов, только ей одну. Обосновавшись в этих краях, среди болот они живут разбоем и грабежом, и это не где-нибудь, там за Ураловым валом, в стране инеистых Гипербореев, а здесь, в самом центре ойКумены. Там за этими Критскими горами находится огромное пресное озеро воды, которое впадает в Гидроалтарь. Вот, - показала она на карте расположение разбойничьего логова. - Это озеро когда-то было прекрасным пастбищем, а затем воды Гидроалтаря текущие из пресного (Черного) Понт моря через шлюзы Семплегид присоединили эти земли себе, украв их у Родоса. Среди этих водных просторов и находится жилище волкодлаков устроивших свое логово на клочках суши, разбросанных среди топких болот, которое служит им убежищем. За густым болотным тростником проложили разбойники извилистые тропинки, запутанные со множеством поворотов, где очень легко заблудиться, но очень удобных для них самих, так как они их хорошо знают. Поэтому и стекаются сюда сотни беглых демоносов, и все они пользуются водой вместо крепостных стен. Большинство из них живут охотой и рыбалкой, бьют по берегам озера болотных птиц, зубатых выдр, бобров, ловят рыбу. От туда они делают свои разбойничьи набеги на купеческие галеры, везущие свои товары на рынки Родоса и дальше в Атлантиду, Африку и страну Кроликов(Испанию). Волкодлаки отличные моряки, ведь всю свою жизнь они проводят на воде, корабли и лодки служат им жилищем, там же они и рожают своих волкодлачьих детенышей. Если родится ребенок, его привязывают веревкой за ногу такой длины, чтобы он не вывалился за борт, сперва питают его материнским молоком, а затем озерной рыбой, высушенной на солнце. Благо рыбы там водится в изобилии.

- Уже океанской, - заметил Феникс.

- Почему океанской, неужели океан поглотил великое море Заката? - спросила Тсифона.

-Нет, - отвечал Феникс, - Атланты своим решением переименовали море Заката в Атлантический океан.

-Вот так чудеса творятся в ойКумене, - удивлялась девушка, нежно поглаживая голову царя Киферона. - Я думаю Киферон ни когда на это не согласится.

-Это решать не нам, - отвечал Феникс, - соберется совет царей, будут решать, чему быть, а чего не миновать, расскажи лучше, что здесь делал царь Киферон, почему рисковал своею жизнью?

- Дела стали складываться таким образом, - обьясняла девушка, - что постоянными набегами волкодлаки парализовали торговлю в канале и фактически перекрыли доступ паломников к святилищу Гидроалтаря. Дошло до того, что демоносы решили перенести святыню в другое место, вначале это был только ропот жрецов и знати, но затем толпа начала открыто выказывать недовольство самим Кифероном, упрекая его чуть ли не в сговоре с Лилаем. Такого он уже стерпеть не мог, посланные войска не смогли проникнуть в болота, ибо многие не зная дорог утонули там же. Их добычей стали только беззащитные женщины и дети, которые при виде безвыходности положения убивали своих детенышей, а сами бросались на острые лезвия мечей, предпочитая смерть неволе. Пробовали уничтожить это разбойничье логово с воздуха, полсотни крылатых «обезьян» с «крокодилами» целую неделю забрасывали их огненными шарами, и все бестолку. Видя, что силой ничего не добьешься, а народ Тельхирума волнуется, лишаясь прибыли от торговли, Киферон решает извести Лилая хитростью. Послал к нему наемных убийц, но Лилай каким-то уму непостижимым образом сумел опознать лазутчиков, содрав шкуру, захоронил их останки в сырой земле, и теперь их бренные тела гниют, не найдя упокоения даже после смерти.

-Да, жуткая смерть, - согласился Феникс, - но зачем царь, зная о такой опастности, можно сказать безоружный, пришел в логово разбойников.

-Дело в том, - обьясняла Тсифона, - что после того, как морские пираты разграбили и сожгли святыни Гидроалтаря, царь Киферон решил простить разбойников и более того разрешил брать пошлину с проходящих судов. В замен он просил, чтобы волкодлаки взяли под охрану святыню Гидроалтаря, стали его стражей от морских пиратов. Он думал так. Пусть лучше скорпионы жалят и кусают друг друга, чем нас. С этими благими намерениями он через посредников договорился о встрече. Но не так вышло, как он задумал. Предварительный устный договор с волкодлаками был таков, все будут без оружия, без больших и малых ножей, а защитой всем будут боги, чьи алтари и кумиры были воздвигнуты тутже. Вначале все было хорошо, но потом разбойники выхватили спрятанное под одеждой оружие и начали резать благородных демоносов. Родосцы отбивались, кто чем мог, вместо щитов использовались чаши с яствами, кубки, столы и лавки, но разве могли кубки, амфоры и кратеры устоять против коротких мечей и ножей. Силы были неравными, но все же потери несли и разбойники.

- Боже, какое кощунство! - гневно воскликнул Феникс, - и ты все это видела своими глазами.

-Не все, - отвечала девушка, - Киферон считал, что мое присутствие на берегу необязательно, поэтому приказал мне сидеть в трюме и не высовываться. Когда я поняла, что мой любимый в опасности, во мне все буквально перевернулось, я бросилась на помощь, нескольких разбойников я разорвала голыми руками, кого-то проткнула копьем, нескольких изрубила мечом, а убегавших добивала из пращи, жаль только Лилай ушел. Я метнула в него десять дротиков, пронзила ими десятерых разбойников, а он увернулся, бежал.

- Ну и ну, - размышлял Феникс над услышанным, пытаясь понять, какие еще злодияния задумал разбойник Лилай. - Нам бы тоже не мешало узнать, что задумал разбойник Лилай и зачем осквернив погребальный костер, извлек от туда обгорелые кости.

Едва только светило дня склонялось к закату, а колесница Гелиоса прогрохотав по горизонту, скрылась в ночи. Предводитель разбойников Лилай и его волкодлаки пройдя около двух стадиев вдоль берега, свернули с пути и пошли через холмы прямо к озеру расположенному на другой стороне. Там разбойники сложили в лодки обгорелые кости, которые им удалось вытащить из погребального костра, отчалили от берега. Ловко управляя ими, они уверенно маневрировали в запутанных проходах болот и через время прибыли к поросшему тростником острову. Их появление уже ждали, незнамо, неведомо откуда появилась огромная толпа волкодлаков, они, будто стая саранчи, выползали один за другим из разных мест болота, встречая своего предводителя, будто царя. Но Лилай приказал им разойтись, велев прийти к нему на следующий день, а сам с немногими приближенными уединился в своем жилище. Слуги накормили его ужином, в котором принимали участие все. Ели они жадно, отрывая куски слабо прожаренного мяса, запивая хмельным нектаром, а когда насытились, стало совсем темно. Лишь только Селена, богиня ночи, освещала небосвод своим серебрянным светом. Это было врямя молитвы, леденящим воем наполнилось пространство болот, став одним общим эхом. Волкодлачий вой заполнил озеро, его луна несла сквозь тростниковые заросли, а когда он прекратился, Лилай начал свой рассказ.

- Верьте мне, - оправдывался он пред своими товарищами, - я в жизи многое повидал, но такого чудовища не видывал ни когда. Все шло очень хорошо, мы уже почти договорились с царем Кифероном. Но тут из трюма корабля выползло такое чудовище, которого еще свет не видывал. Естественно рука сама потянулась к оружию, мы начали резать этих баранов, и победа была близка, но это чудовище набросилось на нас, рвало нас на мелкие кусочки, разило нас мечом, метало в нас копья и дротики, а камни выпущенные из ее пращи не знали промаха. Только мне и удалось избежать гибели от ее когтей несущих смерть.

- Да, - с грустью в голосе и огромным сожалением об утрате своих соплеменников причитали волкодлаки.

-Что будем делать, - интересовался Лилай у собравшихся, - наши соплеменники погребены не по нашим обычаям, в земле. А сожжены на костре, и теперь их души не смогут обрести покой и блаженство, а будут вечно скитаться в лабиринтах чистилища.

-Нужно собирать совет стаи, - предлагали одни, - и вместе решать сложившуюся ситуацию.

-Нет, нужно обьявить священную войну всем без исключения демоносам, чем больше вырежим, тем лучше.

Так они переговаривались между собой какое-то время, а затем Термутид, друг и советник Лилая, молвил так.

- Нужно освободить наших братьев из лабиринта чистилища. Вывести их души от туда.

-Правильно, - закивали головами разбойники, - нужны проводники способные вывести души убиенных из лабиринта.

-Завтра выберем достойных, а теперь спать, - приказал Лилай и взвыл на лилово-красную луну, низко повисшую над болотам.

Огромная в своем величии богиня луны Селена освещала путь кораблю гонимому ветром и морскими волнами, все спали кроме кормчего Феникса и девушки Тсифоны, она неотрывно сидела возле тела спящего юноши, гладила его курчавые волосы, нежно прижимала к себе его голову.

-Вы хотя и не ровня друг другу, он правитель, ты простой воин, но вы такая такая прекрасная пара, так эффектно смотритесь, - молвил Феникс, пытаясь добрым словом поддержать девушку.

-Спасибо, - отвечала Тсифона, которой понравились лестные слова, - все равно он будет моим, я его никому не отдам.

- Как романтично, - молвил Феникс, - там где любовь захочет явить свои силы, она отнюдь не ищет равенства по происхождению, она равна для всех сословий.

-А по сему, - сказала Тсифона, - боги должны уравнять всех влюбленных в правах, не считаясь с их положением. Ран наносимых богом любви Амуром никто не получает зарание подготовившись к ним, он везде застигает нас в расплох, однако если безоружным нашел меня этот владыка любви, против ударов которого бесполезно защищаться, то я с полным правом признаю себя побежденной. И даже если смерть попытается встать между нами, я вступлю с ней в страшную битву. Даже если суждено мне погибнуть, то по крайней мере, дух мой пойдет навстречу смерти с гордо поднятой головой.

-Да, горяча ты в любви, - согласился Феникс, - видать стрелы Амура здорово изранили твое сердце, а израненное сердце лучше всего лечится всеисцеляющими чарами бога сна Гипноса дарующим блаженство, а порой и предсказывающими судьбу. Поспи милое дитя, - просил он девушку, - и пусть тебе приснятся цветные сны, а я покараулю.

Но девушка еще долго не спала, она рассказывала Фениксу о своей любви, о том как она впервые увидев Киферона, влюбилась до безумия, и как во время штурма Гидроалтаря она бросилась спасать ему жизнь, закрыв любимого своим телом, и то как мучительно ей было видеть, что ее любовь осталась безответной. Так, незная сна, они скоротали ночь. Ласковый ветер-Зефир подганял судно, мерно плескались волны о борт корабля, дельфины, спутники мореходов, выпрыгивали из воды, показывали им горбатые спины. Утренняя полудрема незаметно овладела девушкой, и она склонив голову над телом любимого, уснула сладким сном. Феникса сменил Эфрат, все вокруг спали, только кормчий не смыкая глаз, всматривался вдаль, крепко сжимал рулевое весло. Дремала ли Тсифона, кто знает, может ее тело спало, а душа обернувшись белым облаком упорхнула бродить по белу свету и вдруг оказалась в «каменных могилах», храме матери земли, великой богини Геи. Гордый в своем величии храм богини земли был ярко освещен огнем сотен светильников–люксонов, от куда-то нескончаемой рекой изливалась возвышенная музыка, а все алтари и жертвенники были залиты кровью жертвенных животных. В храме толпилось несколько сотен теней, по всей видимости мертвых душ, слетевшихся в храм отовсюду. Едва касаясь пола, тень Тсифоны прошла от предверья храма к алтарю богини. Там на прямоугольной глыбе белого камня восседает великая богиня мать в своих царственных одеждах.

-О великая богиня мать, - припала Тсифона к её ногам, - окрой свои ясные очи, даруй мне часть своего неземного величия.

При этих словах, лик богини просветлел, её очи до того безучастно взиравшие куда-то вдаль встрепенулись, она привстала с пьедестала и паря по возуху, шагнула ей навстречу. Никто этого не видел, только она, Тсифона, видела все это своими собственными очами. Богиня мать бесшумно ступая по мраморному полу, вела за руку ее возлюбленного царя Киферона, а тот, будто малое дитя, ступал за нею следом окутанный блаженным свечением, хотя его глаза были закрыты. Подойдя к девушке на расстояние вытянутой руки, великая богиня молвила.

- Тебе вручаю я этого юношу, передаю его в твои надежные руки.

Великая радость переполнила её тело, кипела и выливалась через край.

-Теперь он мой, - шептали ее губы, - мой и только мой, - повторяла она в сотый раз.

-Твой, - подтвердила богиня, - только он об этом еще не знает, его любовь еще дремлет, ее нужно разбудить.

-Скажи, как мне разбудить его чувства, - молила Тсифона богиню.

-Любовь не в моей власти, - отвечала богиня, - тебе нужно обратиться к богине любви, сладострастной Эрос, она поможет тебе.

- Подскажи, подскажи, - молила Тсифона богиню, - ведь ты все знаешь, он будет мой, - молила девушка богиню.

- Будет, - отвечала богиня, подталкивая Киферона к ней, - вот он, бери его.

Лишь только она хотела обнять тень своего любимого, хвать руками, а он и растаял, будто и не было его никогда.

- Где он, где, - жадно хватала она воздух, смотрит, а богиня уже заняла свое привычное место на пьедестале, став прежней великой матерью всего живого на земле. - Но почему, ведь это не справедливо? -взмолилась Тсифона.

Но богиня земли лишь ухмыльнулась, молвила в ответ.

-Ты сама убедилась, что твоя любовь всего лишь тень. Имея его, ты не будешь им обладать, и лучше тебе вовсе забыть его. От любви до ненависти один шаг, - молвила богиня, совершенно окаменев.

От таких слов голова девушки совершенно пошла кругом, в глазах возникли радужные блики и фееричные видения. А изваяние богини земли в один миг исказилось. Лицо вытянулось, превратившись в птичий клюв. Голос по-матерински добрый и ласковый изменился, превратившись в петушиный крик.

-Кукаререку! - кричала богиня, исказив свое обличие.

-Кукаререку! - орало не своим голосом видение сна.

И тутже все пропало, и храм, и богиня, и даже то неземное состояние души, которое владело её телом, провалилось куда-то в бездну мироздания. На один миг Тсифоне показалось, что ее втягивает в эту воронку безвременья, ведь она стояла на краю пропасти.

-Киферон, мой любимый Киферончик спаси меня! - почти кричала девушка, протягивая к нему свои руки.

А он в это время и знать ничего не знал, ведать не ведал, что снится Тсифоне, спал и видел чудный сон. Будто он летит на колеснице запряженной четверкой резвых онегров, мчит, а кругом стоит ночь несказанная, лишь златое кольцо как корона блестит вокруг месяца. о время руки лилось кудато в бездну.р пустыми глазами. е.Плетью подгоняет он своих резвых онегров, летит, парит под небесами, обганяя хвостатые кометы. А те насмехаясь над ним, убыстряют свой бег, и не догнать ему ни одну их них. От этого он злится, шпорит онегров, но видит, не догнать ему небесных странников.

-Стойте, остановитесь! - кричит он им.

А те не слышат, парят себе в безбрежном космическом пространстве.

-Ах так! - вскричал Киферон, схватил копье, метнул его в хвостатую комет, но промахнулся.

А те рады радешеньки парят пред ним, машут своим хвостиком, будто издеваются.

-Все равно не уйдете!

Разозлился он, схватил пращу, раскрутил и выпустил незнающий промаха снаряд. И снова промахнулся.

-К чему бы это, - только и успел подумать Киферон, глядь в сторону,а там такое, что и во сне не приснится.

Понад самым месяцем, прямо к нему мчит огромный волкодлак с лицом разбойника Лилая и глаза его красные, как огонь, так и сверкают, так и мечут громы и молнии, будто когтистые руки тянутся к нему через пространство все ближе и ближе. Схватил Киферон пращу, начал метать в него огненные ядра, а разбойник даже глазом не повел, несется как крылатый вихрь, приближаясь все ближе и ближе. А за ним по пятам летит крылатая тень, вокруг которой стелится неясная пелена света.

-Откройся, - просит Киферон, тянет руки, пытаясь снять одежды неизречённого света, а там, среди бликов светотеней, стоит она, Тсифона.

Обомлел Кифеон и от стаха его ноги подкосились, пал на землю, бьет его озноб-трясучка, а Лилай, хищный зверь, воспользовавшись случаем, пригнул к нему на грудь, раззявил свою пасть небывалую, и оттуда вырвался душераздирающий крик «Кукаререку».

- Ё, ё,ёй! - вскричал Киферон и очнулся, будто с того света вернулся, отворил свои ясные очи, видит, склонилась над ним она, Тсифона. Тут уж силы его оставили совершенно, похолодели руки и ноги, обомлела душа, и он снова лишился чувств. Звонкий петушиный крик «Кукаререку» звенел в ее ушах, смешавшись с речами богини земли: «Имея его, ты не будешь им обладать, и лучше тебе вовсе забыть его».

-Ах, какие страсти, -мелькнуло у нее в голове и она открыла свои очи.

Долго не могла сообразить, где она, что с нею происходит, и почему над ее головой так протяжно кричит богиня голосом петуха.

-Что это, сон или реальность, - думала девушка, озираясь вокруг.

Яркое солнце слепило глаза, корабль стоял в порту столицы Тельхирума среди сотен таких же галер, пентер, триер и вельботов. Это был час, когда поют петухи, потому что, как утверждают знатоки, они своим природным чутьем воспринимают поворот солнца и приветствуют его своим голосистым пением. А может быть они выводят свои голосистые «Кукаререку» от теплоты или от стремления начать двигаться. На палубе соседней галеры стояла клетка, в которой сидел красавец петух. Не петух, а настоящий исполин с белыми, изящно изогнутыми рожками, весь в желтых и красных перьях с золотым пуховым хвостом.

-Ку-ка-ре-ре-ку мои милые курочки, - горланил петух, - вставайте, пора приниматься за роботу, вон сколько зерен рассыпано! - и пестрые куры соскочив с шеста, спешили на завтрак.

-Ку-ка-ре-ре-ку, милые куры, - горланил петух, - ку-ка-ре-ре-ку, вставайте, пора клевать зерно!

- И привидится же такой кошмарный сон, - думала девушка, пытаясь его истолковать, но ничего не приходило на ум, голосистый петух своим криком не давал ей сосредоточиться. - Ну рогатик, Гак. Мак, Брак, - ругалась она, - в курятнике в наибольшем почете тот, кому больше всех удается избежать кухаркиного ножа, обещаю, что сегодня ты будешь кукарекать в лапше. Имея его, ты не будешь его иметь. Чтобы это все значило, - раз за разом крутилось в её голове, наводя на смутные предположения.

Но произошедшее потом, было предсказано во сне точь в точь. Тело её возлюбленного на носилках уносили слуги. Киферон лежал закутанный в золототканные покрывала, а возле него суетилось множество царских сановников в пышных головных уборах, похожих на головки полевых маков, с огромными веерами на длинных гибких ручках. Царственное лицо было по-прежнему бледным, почти безжизненным, поэтому слуги ступали очень осторожно, стараясь не потревожить его покой. Лекари прямо на ходу делали ему всевозможные процедуры: ставили целебные пьявки, горчичники, очистительные клизмы, но все напрасно, лицо Киферона судорожно дергалось, по телу то тут, то там пробегали нервные конвульсии.

-Срочно введите ему успокоительное, - молвил самый опытный лекарь Гиперкритос. Три или четыре его ученика один за другим стали щекотать ступни ног, гладить бедра, голову, ладони рук, все это было так ласково и нежно, что через минуту больной уже спал совершенно успокоенный.

- Он мой! - вскричала девушка и бросилась к нему, но ее оттолкнул Сабскаба. - Это я спасла его! - кричала девушка, но ее никто не слушал.

Демоница, что с неё взять.

Единорог- сосуд для счастья.

-И бывают же такие демоницы, - с грустью в голосе молвил Крон, - видом простушка, но сколько в ней благородства.

-Да, недурна собою, - соглашался Наннанк, - ты видал, как она у тебя ловко ножичек увела, раз, два и готово.

-Причем тут ножик, - скривился он от боли в разболевшейся ноге, - ты заметил, как она пахнет, не пахнет, а благоухает.

-Да ты просто влюбился в нее, - издевался Наннанк, - и теперь готов бежать за ней, словно собаченка виляя хвостом.

-Побежишь тут, - с грустью в голосе отвечал Крон, растирая хромую ногу.

Наннанк по-товарищески подставил ему свое плече и молвил:

- ты о ней меньше думай, она наверное уже дома у папы с мамой, а нам еще топать и топать.

Так опираясь на своего друга, они двинулись в путь, но всю дорогу Крон не перставал думать о ней, в сотый раз предаваясь воспоминаниям этой мимолетной встречи. А Наннанк всю дорогу что-то ему жужжал, яхидно издевался.

-Один раз увидел девченку и уже намыслил себе всякого. Думаешь, так она тебя и полюбила. Если у самого голова кругом идет, это еще не значит, что она от тебя без ума. И вообще, у такой красавицы женихов наверное тьма-тьмущая. А родители, ты о них подумал, может они и знать тебя не захотят, скажут неровня ты ей, она простая крестьянка, а ты знатного роду. А о своих родителях ты подумал, они уж точно, меньше чем титаниду или заморскую царевну себе в невестки и не мыслят.

Только Крон не слушал всю эту болтовню, предаваясь радужным мечтаниям о Кампе, да еще о ее родителях, в своих мыслях рисуя их расплывчатые образы.

-Вот бы хоть одним глазком взглянуть им в глаза, - думал он, - было бы у меня под рукой волшебное зеркало, заглянул внутрь и сразу все увидел.

- Слушай Наннанк, ты нигде в колдовских книгах не встречал описания волшебного зеркала?

-Это которое позволяет видеть через пространство? - вопрошал тот.

-Да, именно о таком зеркале я и спрашиваю.

- Нет, не встречал, правда слышал, что у Тельхинов, демоносов подземной страны, есть что-то подобное, да разве ж они признаются.

-Мне признаются, - уверенно молвил Крон, - вот доберемся к Родосу, первым делом отправлюсь к Тельхинам.

-И не побоишься? - с острахом в голосе вопрошал Наннанк. - Я бы ни за что к ним не сунулся, поговаривают, что они у себя под землей проводят всяческие опыты над нами, демоносами, а ведь это страшно и в конце концов негуманно.

- Меня они не тронут, - на полном серьезе отвечал Крон, - они мне должны, - и снова предался романтичным мечтаниям о Кампе и ее родителях.

И правда, чего он так распереживался о родителях Кампы, неужели они такие страшные, хотелось бы узнать о них больше. А ничего в них такого особенного не было, обыкновенные демоносы, которые прожили всю свою долгую жизнь среди лесов дикой Европы, трудом зарабатывая себе на пропитание. Так бы и жили они не зная горя и печали, если бы не одно но. Дожили они до седых волос, состарились, а деток не было. Много раз старик старался раздобыть чудодейственного зелья или какой детородной мази, однако колдуны и целители сколько не пытались ему помочь в этом деле, ничего у них не получалось. Они предлагли ему самые целебные мази и чудодейственные средства, а ребенка все не было. Можно было отправиться на Родос к Гиперкриту или в Атлантиду к Тротуле и Кобре, но стоило это очень дорого, да и стары они уже были для такой дальней дороги. Так в грусти и печали прожили они долгое время в маленьком горном селении, затерянном среди девственных лесов дикой Европы. Лес был их кормильцем, круглый год старик рубил на продажу дрова-цурпалки для погребальных костров. А жена возделывала землю, выращивала капусту, морковку ячмень да полбу. Старик был искуссным дровосеком, и на продаже дров они не плохо зарабатывали. Время шло, головы поседели, так бы и жизнь прошла, двигаясь к закату, только одна мысль им не давала покоя, они мечтали о детях. Старик хотел сына помощника, а жена мечтала о дочери. Долго ли, коротко ли бежало время, но вот однажды ночью, когда старик уже крепко спал, похрапывая, его жене приснился сон. Будто луч далекой звезды чудесным образом пронзил Лунный диск и превратившись в огненного змия, устремился к земле. Огненный змий на огромной скорости пронзил земные сферы и ударился в их старую хижину, вспыхнув неземным свечением. И в тот же миг, из дыма и огня возникла девочка, несказанно хороша собою, такая миленькая и славненькая, что не знала себе равных. Неспешно ступая по земле, она приблизилась и протянув им золотой самородок, молвила.

-Вот то, что вы искали, сьешьте его и появятся у вас детки.

Глотнула жена в своем сне этот золотой самородок и тутже проснулась. Разбудила мужа и они всю оставшуюся ночь пытались разгадать вещий сон. На дворе меж тем светало. Проголодавшись, они с мужем отправились на кухню и тут выяснилось, что дрова у них кончились.

-Стыд и позор, - ругалась жена, - сапожник без сапог, ни одной дровиночки в доме, вот так лесоруб, не на чем даже обед приготовить.

Взял он топор и пристыженный вышел из дома, побродив по двору и ничего не найдя, отломил одно из основных стропил крыши сарая, все равно его нужно менять, думал он, совсем истлело от времени. А оторвав стропило, разрубил его на куски, и когда стал их складывать, нашел в земле маленькую змейку. Удивился старик, но взяв на руки, принес домой со словами:

- не об этом ли был наш сон.

- Пусть так, - согласилась жена, - сделай ей колыбель, будем заботиться о змееныше, как о своем ребенке.

Так они и сделали, смастерили колыбель, накормили змейку, вспеленали и стали что ни день ласкать змееныша и забавляться с ним. Время шло, и вот малая змейка подросла, тесно стало ей в колыбели. Тогда старик смастерил кроватку получше, куда больше и просторней. Время бежало, девочка-змейка росла не по дням, а по часам, и увидели родители, что на правой ручке у нее родимое пятно, будто золотой самородок из вещего сна, так ее и нарекли Кампой, что означало вещая. Едва же минуло сорок дней и сорок ночей, в благодарность за дочку принесли старики великую жертву богам, зарезали буйвола и буйволицу, быка и корову, оленя и олениху, барана и овцу, козла и козу, гуся и гусыню, селезня и утку, петуха и курицу. Зарезев тех животных, они созвали на праздник всех жителей селения, угощали их яствам, потчевали сладким гереховым нектаром. Гости ели, пили, нахваливали дочку, желая, чтобы она росла здоровой, крепкой и всегда радовала родителей. А Кампа, как полевой цветок, росла и расцветала столь дивной красоты, что еще с малолетства мужчины заглядывались на нее. А когда выросла и стала юной девой, то не раз замечала на себе сладострастные взгляды. Только мало заботили ее тайные и явные воздыхатели, она росла веселой, беззаботной девушкой, радуя своих родителей, которые в ней души не чаяли. Тайны своего рождения она так и не узнала, не ведала она также, что богиня судьбы уготовала ей роль возмутителя мужского спокойствия, что-то вроде повседневного стихийного бедствия. Всякий раз, когда ее видели посторонние мужчины, то в их головах возникало смятение, родственное отчаянию. Не знали престарелые родители и того, что очень скоро обнаружили другие, от прекрасной девушки исходил дух беспокойства, оно чувствовалось в воздухе еще в течениие нескольких часов после ее ухода. Мужчины искушенные в любьви утверждали, что им никогда не доводилось испытывать волнение подобное тому, которое рождал в них природный запах Кампы. В саду, среди прекрасных цветов, в любом уголке дома они всегда могли безошибочно указать место, где побывала девушка и определить, сколько времени прошло с тех пор. Даже в воздухе она оставляла после себя четкий след, который ни с чем нельзя было спутать. Дома этот запах не замечали, потому что он уже давно вошел в состав повседневных запахов, но посторонние определяли его немедленно. Подсознательно этот запах вызывал у мужчин непереносимое ощущение влюбленности. Но Кампа по-прежнему обращалась с мужчинами без малейшего лукавства и окончательно добивала их своей простодушной любезностью. Со временем девочка стала такой красавицей, что от женихов буквально не было отбоя. Хотя открыто её руки никто не просил, то ли по том, что Кампа еще не достигла совершеннолетия, толи по тому, что просто боялись старого лесоруба, ведь его рука по-прежнему была тяжела. А девушка росла, и мысли молодежи все чаще крутились вокруг нее, буквально преследуя её везде и всюду. Чтобы уберечь свою дочь от пылких женихов, родители перебрались жить высоко в горы. Но и там назойливые женихи не оставили её в покое, под любым предлогом наведывались к её родителям, сулили им большие деньги, просили руки их дочери.

- Нет, - отвечала Кампа своим воздыхателям и даже гнала их прочь.

Мать все чаще стала задумываться над тем, чтобы как можно скорее определить свое дитя в храм к Весталкам, божьим непорочным девам. А отец все больше склонялся к мысли, что пора ей найти достойного жениха и поскорее выдать замуж. Он не раз задавал ей вопрос.

- А не пора ли дочь подыскать тебе достойного мужа?

Но она только улыбалась ему своей нежной улыбкой и отвечала.

- Я еще не встретила того, с кем хотела бы жить, - и смущаясь убегала в лес. Просьбы отца с каждым днем становились все настойчивей, они переросли в требование о замужестве, но каждый раз она отвечала одно и тоже, и все дальше и дальше убегала в лес, там бродила среди дикой первозданной Европы. Она не знала тайны своего рождения, но чувствовала, что не такая как все, она другая.

-Я не отдаю свою любовь легко, - твердила она сама себе, - но однажды отдав, буду хранить ее вечно, где ты мой единственный, - мечтала она о прекрасном принце, собирая цветы и целебные коренья в Гереховой роще.

Так замечтавшись, она и не заметила, как тень ящера пала на нее, и подхваченная крылатым разбойником она летела в небе, уносимая в неизвестность. Крылатый дротик пущенный рукою Крона чуть было не погубил её, лишь чудо спасло девушку, он пролетел мимо. Выхватив свой короткий нож, она подрезала крыло ящеру, и тот разжав свои когти, выпустил девушку в пропасть горной реки.

- А она плутовка, - ругался Наннанк, - чуть тебе голову не свернула в этом водопаде и вместо благодарности еще и ножище –кинжалище умыкнула.

Но Крон промолчал и ничего не ответил, у него было такое чуство, что он обязательно еще вернется к ней за ножичком, и не только. Ведь он своим нутром чувствовал, что Кампа забрала не только его нож, но и его сердце.

-Какое красивое имя, - вдруг ни с того, ни с сего молвил он. - Кампа, звучит будто музыка.

Наннанк бросил взгляд в его сторону, скривился и сквозь губу ответил:

- имя как имя, что в нем такого особенного, - но вслух молвил. - Кампа звучит красиво.

А Крон даже не уловил язвительной интонации в голосе друга, жадно вдыхал пьянящий аромат Кампы, который казалось был всюду, может так пахнет любовь, думал он. Опираясь на плечо, они неспеша двигались по узкой тропе. Наннанк все время махал своим малым ножом, рубил хвощи и папороть преграждавшую им дорогу, а Крон совсем захромал, его нога разболелась нешуточно. Дивное чуство преследовало Крона, девушка ушла, а запах остался, он преследовал его всюду, будто она была где-то рядом, совсем близко. Запах смешивался с запахом терпкой смолы срубленных зарослей лиан, хвоща и папороти, дурманил его сознание. На поляне, которая открылась путникам, они увидели девушку. Кампа стояла, держа в вытянутой руке нож, и Наннанк приняв внезапное появление демоницы за угрозу, удивленно остановился, спросил.

- Что тебе нужно, ты же не хочешь причинить вред своим спасителям?

- Я подумала, что вам нож больше нужен, чем мне, - отвечала девушка, - вы этих мест совсем не знаете, да и мой спаситель хромает.

Крон в порыве благородства начал возражать.

-Что ты придумала, мы уже почти пришли, а тебе еще вон куда добираться.

Но девушка ни капли не смутившись, отвечала:

- я и так дома, я здесь родилась и выросла, вот вы городские, совсем другое дело, провожу вас и быстро домой.

Она шла впереди, прорубая в густой чаще тропинку. Только Наннанк остановил ее:

-не девичье это дело, лучше помоги своему спасителю, - подмигнув Крону.

Девушка подошла к хромому и вонзив ножище-кинжалище ему в ножны, положила руку себе на плечё. Крон хромал, припрыгивал, еле поспевая и смущался своей хромоты, время от времени опасливо поглядывал на ее змеиные волосы, которые все время раскрывая свои зубастые рты, шипели и скалились.

-Не ужалят? - спросил он.

-Вот и проверим, - усмехнулась девушка, еще ближе прижимаясь к нему.

Боль не давала возможности ступить на ногу, он неуверенно прыгал на одной ноге, их трехногие следы неуклюже выглядили на лесной тропе.

- Пусть теперь охотники из твоего селения долго ломают голову, что это за трехногое чудовище обьявилось в этих лесах, - отшучивался Крон, ему было стыдно за свою беспомощность.

Кампа остановилась, посмотрела на отпечатки ног, а затем подняла на руки Крона и понесла его на себе.

-Не будем вводить в заблуждение моих односельчан, - отшучивалась она.

Вскоре он настолько привык к своему положению, что будто малое дитя к матери прижимался к ней все сильнее и сильнее. Чувствуя тепло её тела, чуствуя стук ее пламенного сердца и аромат. Её дивный аромат, который буквально сводил с ума, отбирал последние капли рассудка.

-Какая же она сильная и красивая, - думал он.

-А тебя оторвать можно будет или ты уже навсегда прилип, - подшучивал над ним Наннанк.

Шутки хоть и необидные, но все же насмешливые развеяли ауру чего-то божественного. Легкое состояние любовного томления улетучивалось, словно эфирная тучка растаяла в лучах ясного солнышка. Менялся и запах исходивший от Кампы, он это чувствовал, ведь девушка была непорочной и, как все непорочные. стыдлива, Крон в душе жалея её, обижался на своего бестактного товарища. Он уже обдумывал достойный ответ, но никак не мог подобрать подходящих слов. И тут произошло нечто. Выбравшись на открытое пространство, Наннанк резко остановился.

- Тихо, тихо, - зашипел он, размахивая руками, дал знак остановиться.

На открытой поляне паслось чудовище превосходившее по своим размерам и по своему странному виду все, что путешественники до сих пор видели. Это был единорог, очень редкое животное с короткой головой, длинными прямыми ногами и костяными щитками на спине, похожими на недоразвитые крылышки. Высоко задрав свою голову на длинной тонкой шее, оно срывало листья с веток деревьев, при этом его тело постоянно меняло свой окрас. Увидеть единорога на воле, это большая удача, ибо только на свободе, а не в клетке зоопарка оно открывалось зрителям во всей своей красе. Удивительные свойство единорогов было в том, что оно с легкостью могло принимать окраску травы, деревьев, кустарников, цветов и вообще всего, к чему бы не приближалось. Даже издали было видно, как оно зеленело на зеленом ковре травы, как затем через время самопроизвольно становилось то желтым, то голубым, то бурым, то лиловым. Когда же единорог ничем не встревожен и не испытывает страха, а боится он всего, даже своя тень иногда так пугает зверя, что тот на глазах меняет окрас от лилового до синего. В норме единорог окрашен в цвет пятнистых ослов и ничем от них не отличается, разве что щипать траву на лужайке ему непросто, ибо мешает длинный рог, торчащий во лбу. Поэтому чаще всего они лакомятся плодами растущими на высоких деревьях, иногда для единорога устраивают особые кормушки, высотой не менее шести метров. Также их можно кормить из рук травою, колосьями ячменя и полбы, яблоками, грушами, лимонами и всем остальным к чему так неравнодушны эти дивные существа, приносящие счастье. Все это рассказывала Кампа, которая знала о единороге все и не по-наслышке.

-Представляете, однажды я видела здесь тридцать два единорога, которые вступили в бой с целой стаей свирепых ящуров. Я своими глазами видела, как один из них окруженный со всех сторон ящурами, сумел своим негнущимся рогом распороть брюхо целой стае хищников, а уцелевшие бежали прочь, не разбирая дороги. А он гремел им вслед своими щитками, укрепленными на его спине, подобно крылышкам. Говорят, что звуком этих крылышек единорог и приносит счастье всем, кто в это верит.

Единорог спокойно пасся на лужайке, захватывая своей большой пастью пучки сладкого тростника и мелких хвощей, размеры которой никак не сответствовали маленькой голове. При движении туловища крылышки на спине делали небольшие взмахи, отчего раздавалась дивная музыка.

- Ненужно бояться! Увидеть единорога, это к счастью, - молвила Кампа, сорвав охапку душистых трав, смело пошла к чудищу, хлопками в ладоши привлекая его внимание.

Единорог не смотря на свой устрашающий вид, оказался на диво ласковым и игривым зверем. Увидав девушку, услышав ее хлопающие звуки, он по-собачьи завилял хвостом, опуская и подымая голову, при этом щитки ударялись друг о друга, издавая громкое хлопанье. Кампа подошла к единорогу и чудовище завалившись набок, подставляя свой бок для ласк, которыми его щедро наградила девушка.

- Хороший, хороший, - ласкала девушка его загривок, махнув рукой, позвала спутников.

А сама в это время припала к напухшим сосцам единорога и с превеликим удовольствием пила его молоко. Крон и Наннанк стояли и смотрели на происходящее,не решаясь подойти ближе.

- Его нужно подоить и самим подкрепиться, - сказала Кампа, а то он обидется.

Преодолев атавистический страх, путники припали к сосцам единорога. Молоко было настолько жирным, что выдавливалось словно масло, голод молниеносно улетучился, и они пили молоко с превеликим удовольствием. Один сосок единорога был ранен и рана была свежей.

- Кто его так? - спросил Крон, переведя дух.

-Это она сама себя о камни поранила, - отвечала девушка, - её детеныша убили варвары-Обатала, а молока много, вот и чешутся сосцы, сама себя пытается доить о камни.

Напившись свежего молочка, девушка взобралась на спину, подала руку Крону.

-Давай залезай, хватит тебя носить, небось не царевич.

Кампа набросила зверю узду свитую из лианы, и теперь правила им, будто ездовым онегром. Крон сидел, держась за девушку, а Наннанк устроился чуть сзади. Близость с её прекрасным телом возбуждала сознание пылкого влюбленного, он снова мог наслаждаться запахом её тела, обнимать её гибкий стан, но теперь их путь стал намного веселее, даже изрядно уставший Наннанк ухватившись за крылья единорога, отдыхал, наслаждаясь поездкой. Важно переваливаясь на ходу, гигантский иноходец хлопая щитками, ударяя их друг о друга, издавал дивные звуки сходные с звуками колокольчиков, которые часто привязывают к своей обуви демоносы. Верхом, под музыкальное сопровождение, они быстро добрались в гереховую рощу. Кампа довезла их почти до самого места, где был убит ящур, а затем оставила их и, развернув огромного зверя, поехала домой, а Крон отрубил кусок мяса у ящера и торжествено вручил его девушке, будто награду.

-Спасибо тебе, - молвил он на прощанье.

-Это тебе спасибо, - отвечала девушка, - ты спас мне жизнь.

-Я знаю, где ты живешь, если приеду в гости, не прогонишь?

Она только улыбнулась ему в ответ и, приструнив иноходца, скрылась в роще.

-Приходи, - растаял вдали чуть слышный девичий голосок.

-Вот так заклинание, - молвил Наннанк, - сработало, такая невеста, что и во сне не приснится.

-Какая еще невеста, - отбивался Крон, - просто хорошая знакомая.

Но он не успел договорить, замолчал на полуслове, слова застряли в горле, а удивлению не было предела.

И звались они Кин-кин

И впрямь, было чему удивляться, когда прийдя в лагерь, они не обнаружили свою крылатую «обезьяну». Вернее она была, но то, что от нее осталось, было ободрано до нитки. «Обезьяна» выглядела дивно, такой ее они видели лишь во время сборки. Возле оголенного каркаса сидел Епаф, понуро опустив голову, он с задумчивым видом грыз плоды сладкого гереха, а повсюду валялись надкушенные обьедки, которые успели покрыться твердой коркой. Завидя своих друзей, Эпаф весело вскочил с места.

-Как я рад вас видеть! Я уже и не надеялся, что вы живы! Думал вас пожрали ящеры? - лез он целоваться, и на его щеке блестела сухая мужская слеза.

Только им было не до сантиментов.

- Что здесь произошло? - спрашивали они пораженные зрелищем.

На месте, где стояла их палатка и вещи, не осталось и следа.

- Кто все это сделал? - спрашивал Крон, - неужели варвары-оботалы растащили, -ничего другого ему на ум просто не шло. - И шатер, и постель, и посуда, а приборы, а компас, а высотомер, а барометр, а хронометр, а секстант, а квадрант и в конце концов астролябия, ведь все же пропало, а им нет цены, - горюя, причитал Крон.

Наннанк то же был недоволен, ругался напропалую: «Гак, Мак, Брак», - вспоминал всех и вся, его слова были просты и понятны, трогали до глубины души.

-Успокойтесь, не кипятитесь друзья, - успокаивал их Эпаф, - я вот сижу тут пол дня, передумал всякое, самые черные мысли, словно муравьи, лезут в голову, рой воспаленных страхов и сомнений жужжат у меня в голове. И вас нет, и «обезьяна» раскурочена, кстати, где вы пропадали?

- Потом, потом, - отмахнулись они, стараясь оценить масштаб трагедии.

- Можете ничего не искать, - успокоил их Эпаф, - все пропало, лучше порисядьте, усталость и голодный желудок плохие советчики. Вначале подкрепимся, у нас все же кое что осталось, - и он поднял с земли большой кувшин с нектаром, - мясо вы принесли с собой, есть сладкий герех, так что не пропадем, а заодно хладнокровно обсудим наше положение, подумаем, как выбираться отсюда без карты и компаса.

Путники разложили костер, нарезали мясо кусочками, зажарили его прямо на копьях. Усевшись вблизи костра, ели мясо, спелые плоды гереха, запивая все это нектаром, продолжили обсуждение таинственного исчезновения вещей.

-Что из вещей пропало самого ценного? - с упреком в голосе спросил Наннанк у Эпафа.

-Все пропало, - раздраженно отвечал он, закусывая, - главное обидно, самые новые приборы: веревочный высотометр, барометр, тахометр, ртутный термометр, вся посуда, запасы провизии, да мало ли чего еще я вожу с собой.

-Успокойтесь, - просил их Крон, - главное мы живы, остальное приложится, вот только мне интересно, кто это сделал, следов варваров в округе невидно, тут недалеко есть деревня, откуда родом эта девченка, может кто-то из местных демоносов утащил наши вещи, надо бы сходить разузнать.

-И за одно девченку проведать, - ухмыльнулся Наннанк, - тебя так туда и тянет.

- Не тянет. Вернее тянет. В любом случае, там можно раздобыть хоть какой-то транспорт для передвижения.

- Ву,ууур, вур, ру, - раздался где-то вдали раскатисто и гулко протяжный крик, все оглянулись вокруг и вдруг в глазах стало так темно и не уютно, что просто жуть.

За разговорами они и не заметили, что ночь своими темными одеждами укутала небо и землю.

- Может это местные растащили весь наш нехитрый скарб? - спрашивал Крон, загораживая проход к их лагерю забором колючего кустарника, а те только ругались: «Гак, Мак, Брак, так их и перетак», - исколов свои руки в кровь.

Когда ограждение было устроено, все успокоились. Эпаф начал подшучивать над Кроном.

-Ты лучше расскажи, как девченку закадрил. Вот Наннанк говорит, что это помог заговор: «сплю на новом месте, приснись жених невесте», а ты отвергаешь, не научный подход к чуду.

-Да ну вас, - отбивался Крон, ему не хотелось отвечать на эту щекотливую для него тему, а чтобы навсегда отбить у них охоту к язвительным ухмылкам, решил сам перейти в атаку, так сказать напугать своих спутников. - Вас послушать, так сразу во всякую чепуху поверишь, и в сплетни о конце света, и в то, что наш век вскорости закончится, а к нам явится дух зла, в виде «Алатырь камешка».

-Да ну, - с опаской в голосе переспрашивали слушатели.

- Вот вам и ну, - продолжал запугивать Крон, - я с увереностью могу заявить, что вскоре над землей воцарятся красноватые сумерки, это померкнет планета Плутон, а из его нутра вырвется на свободу дух зла. Он явится сюда, вырвавшись из кратера потухшего вулкана и будет носиться над этими лесами, оглашая воздух злобным воем, копотью да гарью. Тогда-то из страны холода и мрака в нашу землю прийдут новые разумные существа, которые будут править миром.

Крон рассказывал это так убедительно, что совершенно запугал слушателей.

- Вууу, ву, уу, - пронеслось в ночи эхо дикого звериного воя, заставив сердце учащённо биться о грудь, а рукам крепче сжать свои копья.

-Да ну тебя своими рассказами, ты точно хочешь нас сделать заикой.

-Вы мне не верите, - продолжал пугать Крон, - я вам уверенно могу заявить, что в колдовской книге «Разиел» я прочел следующее: «В год, когда планета Плутон приблизится к земле настолько близко, насколько это возможно, оттуда на землю падет огненный камень», в книгах его называют «Алатырь камешек». «Если он упадет к нам, значит жизнь наша станет во сто крат лучше. Но если мы не сумеем поднять тот камешек, значит мир изменится до неузнаваемости».

-Не уж то с планеты Плутон? - удивились слушатели, пытаясь рассмотреть её в бесконечном мироздании звезд.

-Точно, точно, - нагнетал обстановку Крон, - с «Алатырь камешка», будто с дерева листья просыпятся на землю новые разумные существа, которые изведут нас со света белого.

-Да ну тебя, - испуганно махали руками слушатели.

-Ага, испугались, - весело рассмеялся Крон, - вам бы все сплетни и россказни слушать, лучше давайте думать, кто здесь похозяйничал. Если это не варвары, чьих следов мы не видели, если это не местные демоносы, тогда кто это сделал.

-Я думаю, - молвил Эпаф, - злодеев было очень много, когда я приближался к лагерю, слышал топот, будто пробежала стая слонов, но вот следов никаких нет, не понятно, куда все подевалось, мистика. Это какие-то очень хитрые и ловкие твари, может это Ацаны, - предположил он.

- Кто такие Ацаны? - удивленно вопрошал Крон, - я о них никогда не слышал.

-Не знаете Ацанов, так я вам расскажу. Это такие маленькие демоносики, что даже в траве их не видно, но обладающие огромной физической силой. Эти Ацаны обитали в Европе, еще в те времена, когда на земле стояло вечное лето, а когда климат поменялся, они куда-то подевались.

-Пху на тебя, - ругнулся Крон, - тут нужно по-существу, а ты городишь всякую чушь.

Наклонившись к земле, подсветив себе горящей головешкой, начал тщательно изучать почву вокруг того места, где стояла палатка. А потом все ходил вокруг да около и пришел к удивительному выводу.

- Наше имущество похищено не Ацанами, не варварами и даже не животными. Его утащили какие-то крупные насекомые, судя по следам ног, которые видны повсюду, их было очень много.

-Да ну, - удивились попутчики и сами стали всматриваться в отпечатки.

Если присмотреться, то вещи были частично унесены, частично утащены по песку, следов нет, потому что их было очень много, и разобрать что-либо, было не возможно. Только по отпечаткам на песке можно предположить, что у насекомых шесть пар ног, а туловище в длинну больше метра.

-Да, здоровые твари, но и мы неменьше, поэтому с рассветом отправимся на поиски похитителей и пропавших вещей.

Ночь пролетела незаметно. Но пока в небе не угасла последняя звездочка, в мире царило безмолвие и тишина, все притаившись, ждали первого лучика, первой искорки света. И лишь, когда первый луч ярким огнем разорвал покровы ночи, все ожило, зашевелилось.

-Пора, - решили они, отправляясь на поиски.

Вначале они спустились в низовье долины, где склоны были изрыты оврагами, шли недалеко от края обрыва, сплошь покрытого слоем самородной серы. Страшновато было подходить к краю обрыва, но чувство риска так и тянуло посмотреть вниз. Где-то вдалеке виднелся бурный поток, несущий свои воды к руслу старой реки. То и дело на их пути попадались вырванные с корнем деревья, сломанные кусты и трава прибитая к почве сотнею ног. Спустившись к старому руслу реки, они увидели крепость своих врагов. Это был муравейник, если так можно назвать этот гигантский холм, сложенный из сухих стволов и ветвей деревьев, скрепленных для прочности чем-то вроде речного ила или белой глины. У этого гигантского муравейника кипело оживление и суета. Шестиногие насекомые метрового роста, чем-то напоминающие муравьев, сновали туда-сюда. Одни муравьи выползали из муравейника, отправляясь на поиски добычи, другие возвращались в крепость, неся на своих спинах все, что удалось отыскать.

-Что будем делать, - думали путники, наблюдая за муравьями из укрытия, - если мы туда сунемся, они нас разорвут.

-А давайте сожгем муравейник и делу конец, - предложил Наннанк, - а вместе с ним пусть погибнут эти твари, это ж надо, что творится в этой дикой Европе, ну я понимаю муравьи размером с ладонь, но тут больше метра.

-Это случайно не те твари, которые материки эдь-До ра-До живьем пожрали? - допытывался Эпаф, - сжечь их синем пламенем и делу конец.

Только Крон не соглашался.

-В огне погибнет все наше имущество, мы должны попытаться выкурить их оттуда, вон там на горе целые залежи серы, ею можно попробывать вытравить этих насекомых. Решено, сделано.

Эпаф мотнулся за серой, а Крон и Наннанк из своей одежды смастерили примитивные меха для нагнетания дыма. Вскоре им улыбнулась удача. Это набежавшая грозовая туча закрыла собою ясное солнышко, стало темно, ударил дождь. Муравьи засуетились, бросив все, вползали внутрь, закрывая проходы. А Крон смотрел на их труды и представлял, что вот они живые творенья матери земли ползают, снуют туда-сюда, думают, мыслят о чем-то, хоть и примитивном, но все же о своем, и даже не подозревают, что очень скоро они заснут вечным сном, а их души отлетят в муравьиные чистилища. Ведь не может быть, чтобы у них не было своего чистилища. Туча погремев и распугав муравьев, улетела, едва пролившись дождем. В это время прибежал Эпаф с огромным куском желтой серы, который он удобно устроил в углублении на спине, такое углубление имел каждый уважающий себя демонос.

-Я думаю этого достаточно, - сказал он, передавая кусок Крону, тот взял его в руки, оценил на вес и тутже принялся толочь её о камень, заворачивать в листья папороти.

Вооружившись дымовыми шашками, они подкрались к муравейнику, при помощи мехов нагнетали дым внутрь.

-Сейчас мы устроим этим тварям настоящее чистилище, ни один не выйдет на свет божий, - угрожал Наннанк насекомым, держа меч на поготове, готовый в любую минуту истреблять спасающихся.

Через время все было кончено, муравейник буквально прокаптился ядовитым дымом, и вряд ли что-либо живое могло уцелеть в такой душегубке. Но тут возникло новое затруднение.

- Как же мы войдем внутрь, - спросил Эпаф, - тамже скопились мириады загубленных душ, они разорвут нас на части. Я туда не полезу, - категорически отказался он, - мне еще жить охота.

- Не разорвут, - отвечал Крон, - мы хорошенько проветрим муравейник, вот они и выпорхнут к небесам. Ведь там среди небесных светил находится их муравьиное чистилище.

-Это еще почему на небесах? - интересовался Эпаф.

- А потому. - обьяснял Крон. - Вот например, мы демоносы живем на земле, а чистилище –лабиринт строим под землей. Они живут под землей, значит их чистилище на небесах.

-Все равно, я туда не полезу, - стоял на своем Эпаф. - Если вы не в курсе и думаете, что муравьи это просто обыкновенные насекомые, то глубоко ошибаетесь Я то их хорошо знаю, мне о них моя бабушка рассказывала, а она не один век прожила и даже склероза не нажила, и память у нее была хорошая, помнила все от сотворения мира до наших дней. Так вот, - продолжал Эпаф, - бабушка мне о муравьях рассказывала следующее: они были такие же демоносы, как и мы с вами, только очень злобные, коварные и жестокие, звались они Кин-кин. Жили эти Кин-кин в большой горной пещере, посреди пещеры была устроена глубокая яма, в нем горело их родовое огнищ, которому и поклонялось племя Кин-кин. В жертву огнищу они приносили чужестранцев, связывали их, бросали в огненную яму, а божество огня пожирало их тела и души. Чужестранцы к ним попадали редко, а жертвы нужны были обильные, поэтому крылатые Кин-кин летали над холмами и долинами, высматривая очередную жертву. Однажды они поймали волшебника, по имени Кетогло и ,не подозревая с кем имеют дело, сцапали его.

-Что не побоялись связаться с самим Кетогло, ну это они зря, - вставил реплику Крон, - с кем, с кем, а с Кетогло я бы ни за что на свете не стал бы связываться.

- И я, - утвердительно закивал головою Наннанк.

-Так вот, - продолжал Эпаф, - сцапали они Кетогло, и сами не знают с кем связались, а он даже ни капли не испугался, ему очень интересно было очутиться в стойбище Кин-кин. А те просто душки, радушно встретили Кетогло и стали уговаривать его остаться на несколько дней, чтобы он мог насладиться пиршеством и плясками, которое племя устроит в его честь. Пробыл он в их племени два дня, а на третий день ему это дело надоело, и он обьявил им, что ему пора возвращаться домой. Услышав это, Кин-кин стали упрашивать Кетогло, остаться еще хотя бы на день, чтобы посмотреть священный танец Эму. А он знал, что после священного танца Эму, всегда совершается жертвоприношение, но любопытство пересилило страх, и он остался. И вот вечером собралось все племя у ямы, в которой горело родовое огнище. Языки пламени лизали стены пещеры, смешиваясь с тенями танцовщиц исполняющих танец Эму. Молодые девушки Кин-кин танцевали священный танец, подражая своими движениями страуса Эму клюющего зерно. Девушки плясали по кругу, их тени нежно скользили по стенам пещеры и становились большими и страшными. Глядя на танцующие тени Эму, чужестранцы обычно забывали обо всем на свете и не могли оторвать глаз от теней. Но Кетагло был великим колдуном, он сам кого хочешь мог заколдовать и все время помнил об опасности. А мужчины Кин-кин все время не спускали с него глаз, когда им показалось, что тени совсем заворожили смотрящего, они бесшумно поднялись с места и стали к нему подкрадываться. Но Кетогло увидел с какой злобой блистают в темноте их безумные глаза, словно жаркий огонь лишенный пламени, вскочил и сотворив великое заклинание, пропал бесследно. Когтистые руки Кин-кин схватили только тень от Кетогло кружащую возле ямы огнища. Они, словно ветер, гнались за тенью Кетогло и не могли её схватить. А тот бегал так быстро, как только бежали его ноги, все время приближаясь к огню, чтобы сжать круг. Сколько они бегали за Кетогло, этого ни кто не знает, но вскоре их головы закружились и начали один за другим падать в огненную яму. Жаркий огонь вырвался оттуда, это божество огня пожрало демоносов Кин-кин. А Кетогло ушел прочь, только в ночи заблукал, и когда под утро ноги снова вывели его к пещере, то увидел, что на том месте, где была пещера, теперь стоял большой муравейник, вокруг которого ползало множество муравьев и у некоторых из них были крылья. С тех самых пор и живут на свете муравьи. Так вот, что я вам хочу сказать, - молвил рассказчик, - я с детства боюсь Кин-кин, и зовут меня Эпаф, а не Кетогло, я в муравейник ни ногой.

-Хорошо, оставайся тут, будешь в случае чего прикрывать наше отступление, - молвил Крон, протискиваясь в темноту подземелий.

Воружившись только короткими ножами и ярким факелом, они шагнули в темноту переходов, галерей и тупиков муравейника. Время от времени они делали на стенах зарубки и отметины, чтобы не заблудиться и отыскать обратный выход. Галерея больших и малых дорог с пологим уклоном вела их вниз. Факел трещал и искры падали на пол яркими липкими каплями, в которых еще долго светился огонек добра и надежды. Недалеко от входа начали попадаться окоченевшие трупы муравьев и чем дальше, тем больше, порой их было так много, что приходилось очищать себе дорогу, отбрасывая трупы в сторону. Забравшись чуть не в самую середину муравейника, они очутились в высокой и широкой комнате, в которую сходились два десятка ходов. В этой высокой комнате они наконец-то смогли распрямить свои спины, стояли, соображая, куда двигаться дальше. Сотни муравьиных трупов, куколок и личинок лежали тут целыми грудами, так что приходилось карабкаться через них, как через завалы.

-Давай вернемся, - почти скулил Наннанк, которому честно сказать, не нравилась вся эта затея, но Крон казалось и не думал сдаваться.

-Пойдем туда, - скомандовал он, устремившись в один из проходов, который привел их в одну из многочисленных комнат, сплошь и рядом заваленную муравьиными трупами.

-Кто так строит, - всю дорогу ругался Наннанк, понастроили нор и коморок, не разогнуться, не выпрямиться, а я слышал, что муравьи очень рациональны, лишнего не делают, как они тут живут, не понимаю.

-Уже не живут, - отвечал Крон, пробираясь на четвереньках, - теперь это одна общая могила, я бы сказал муравьиное чистилище.

В других камерах, которые они осмотрели, валялись мертвые личинки. В других были разложены яйца муравьев.

-Смотри, они тоже яйцерожденные, как и мы, демоносы, - заметил Крон, - а я думал, что они рождаются как-то по-особому.

-Как это по-особому? - переспросил Наннанк.

-Ну не знаю, - отвечал Крон, - ведь они же насекомые.

- Это наверное у них рудимент остался от народа Кин-кин, - отвечал Наннанк.

Так разговаривая, они продвигались все ниже и дальше вглубь подземелий муравейника, пока не попали в комнату-склад. Горы сьестных припасов и всевозможного хлама лежало тут сложенное в огромные кучи.

- Наконец-то, - обрадовался Крон, вытаскивая из спресованной кучи обломки астролябии. - Мать честная, курица лесная, - ругался он, рассматривая обломки научных приборов, из-за которых они проделали этот опасный и трудный переход. Все пропавшие вещи были разбиты и раскурочены. - Я не верю своим глазам! - в ужасе воскликнул Крон, - неужели все пропало, - рылся в куче муссора, разыскивая свои приборы, над которыми он трудился не один год. - Должно хоть что-то уцелеть, - твердил он как заклинание, но к сожалению все было сломано.

-Давай отсюда сматываться, - предложил Наннанк и первым шагнул в один из коридоров муравейника.

Крон скрипя зубами, шагал следом. Длинный и запутанный коридор привел их в одну из камер подземелья, где они увидали то, что их больше всего поразило. Удушливый запах серы еще полностью не выветрился из помещения, и от этого голова немного кружилась. Но и уйти отсюда они не могли, ибо их взгляд приковало к себе тело муравьиной царицы. Она лежала в золотом саркофаге, а ее полное величия и власти лицо выражало покой и умиротворение. Яркие всполохи огня выхватывали из темноты сказочно прекрасное убранство царских покоев. Призрачным огнем светятся самоцветные каменья, горные хрустали, порфириты, сиениты, лся из помещения которую они еще долго вспоминалпрозрачные кварцы, непрозрачные кремнеземы и золото, везде золото, оно сверкет по-всюду, заполняя своим свечением все пространство. Отчего Крону на миг показалось, что он с головой окунулись в море иллюзий, светотеней и эфимерных видений.лы верю воскликнул в ужесе Крон что все пропало должно хоть чтото уцелеть Сколько он стоял любуясь этой невиданной до селе красотой, он и сам не знал, не ведал, казалось, блеск золота поглотил его целиком, только его губы беззвучно шептали:

- такой красоты я не видел с тех пор, как вылупился из яйца…

-Пошли отсюда, - тянул его за руку Наннанк, - тут не чем дышать, угорим.

-Сейчас, сейчас, - отвечал он, делая шаг к царице.

Зачем его потянуло к ней, он и сам наверное не знал, а лишь чувствовал, что с ним происходит что-то непонятное, почти мистическое. Ибо отчетливо ощутил, как за его спиной выросли крылья, а тело приобретя легкость, парит над землей, руки так и тянутся к царице, которая буквально светится огненным сиянием, и что этот огонь пронизывает его насквозь, жжет до мозга костей. На миг ему показалось, что он попал в тропический вихрь, который буквально втягивает его к себе, отбирая частицу его духовной энергии. А та изливаясь из его тела, вливается в тело царицы. Ужас от осознания того, что вся его душа отлетит из тела, и он погибнет, заставила его остановиться. Но было поздно. Лишь только он осознал, что с ним происходит, глядь, а он стоит у тела покойника, склонясь над ним.

-Что ты делаешь? - хотел было крикнуть Наннанк, но голос его сорвался, стоял и в ужасе смотрел за всем происходящим.

Ему на миг показалось, что Крон склонился над царицей, пытаясь её поцеловать. А та и не мертва вовсе, ресницы её глаз подрагивают, губы трепещут и с жадностью пьют соки, впитывая в себя его жизненную энергию.

-Что ты делаешь? - обретя дар речи, вскричал Наннанк, подскочил к Крону, начал тащить его за одежду.

Но Крон завороженный упирается всем телом, тянется к ней.

-Очнись, очнись! - будоражил его Наннанк, и кажется это ему удалось, ибо Крон вдруг разогнулся, выпрямив спину, попытался сделать шаг назад, и тут произошло совершенно невероятное.

Муравьиная царица открыла свои пустые глазища, и оттуда вырвался огненный всполох яростной ненависти, а затем сделав резкий выпад рукой, схватила свими крючковатыми пальцами руку Крона.

- Мама! - только и смог вскричать Крон, выдернув руку из цепких обьятий, а Нананнк тот и вовсе лишился дара речи, ибо в следующий миг, царица встала на ноги и выставив пред собою шесть рук, шла на свет факела. Её свинцовые глаза буравили пустоту, короткие волосы её головы шевелились, глубоко вдаваленные уши подрагивали, а рот, оскалив острые зубы, шептал.

-Регул, звезда Регул, я слышу твой зов. Звезда Регул, я иду к тебе, - шептала царица, протягивая свои крючковатые руки к огню.

-Свое возьми себе, нам же оставь наши горести! - вскричал Наннанк, отбросив в сторону огненный факел. И мумия царицы тутже шагнула вслед огню.

-Я иду к тебе звезда Регул! - воскликнула она в полузабвении и как лунатик шла к сверкающей звезде. - Иду иду!

Это было последней каплей переполнившей сознание Крона. Подчиняясь инкстинкту самосохранения, он бросился бежать, не разбирая дороги, Наннанк мчался следом. Местами им приходилось продираться сквозь завалы муравьиных трупов, местами они ползли на животе, протискиваясь в узких ходах. И все время им казалось, что за ними по пятам следует бледная тень царицы. Вытянув свои руки, она хватала пространство, царапала когтями пустоту. «Вот где вы, - будто удары пульса стучало в их голове, - вот, вот, вот я вас схвачу», эхом неслось следом за ними. Жуткий страх и природное чутье подсказало правильный путь, вскоре пред ними блеснул луч надежды, белым пятном открывший выход к свету, к чистому воздуху. Яркий свет буквально резонул глаза, заставил зажмуриться.

-Что это? - воскликнул Наннанк, хватаясь за глаза, ибо яркое свечение буквально ослепило его. - Неужели это звезда Регул? - шептали его губы.

И еслибы не Эпаф, они бы окончательно свихнулись. А тот даже не подозревая о всех тех опасностях выпавших на их долю, лез целоваться, радостно обнимая своих друзей.

-Опять вы заставили меня волноваться. Вновь бросили одного. Боже правый и левый, а ведь я вас уже похоронил в своих мыслях. Кричу вам, кричу и никакого ответа, думал угорели от ядовитых газов. Что там, как там? - сыпал он сотню вопросов.

Но Крон его не слушал, он тер свои глаза, пытаясь разогнать в них яркие черные блики. Даже солнце, на которое он украдкой бросал свои взгляды, казалось ему красным диском закутанным в серую пелену, отбрасывающим тусклый свет на мрачные окрестности. Когда время спустя он проморгался, привык к свету и щурясь взглянул на солнце, то увидел его в доселе невиданном свете. Оно стояло зацепившись своим огненным шаром за остроконечную вершину муравейника, а сам муравейник искрился в его лучах радужным блеском иллюзорной глазури. Это солнечные лучи отражаясь от его гладкой, почти стеклянной поверхности искрились мириадой цветных видений, от которых нельзя было отвести глаз. Они буквально тонули в этой липкой массе света. Вот каким должно быть новое чистилище, думал он созерцая, это несказанно божественное видение. Именно таким я его и представлял, думал Крон, размышляя над своей давней мечтой построить грандиозное вместилище душ. Но не под землей, каким его обычно строят, используя естественные пустоты земной коры. А совершенно новое, современное чистилище, устроенное над поверхностью земли, чтобы и для глаз было приятно, и живые могли прийти к своим усопшим родственникам, принести им погребальные дары, пообщаться с их душами. Из мечтательного забытья его вывел голос и звук удаляющихся шагов

-Пора домой, - звали его спутники.

-Пора, - согласился Крон, убыстряя шаг.

Уже поднявшись в гору, он еще раз оглянулся, бросил взгляд на одиноко стоящий муравейник, и ему на миг показалось, что оттуда тянется крючковатая рука, пытаясь схватить огромное солнце. Сколько он потом себя помнил, его всюду преследовал этот образ, иногда он ему даже снился.

На деревню к….

Добравшись до лагеря, путники сделали остановку. От острых, будто хребет дракона скал, на землю опустились густые тени. Быстро смеркалось. На затянутом серыми тучами небе не было ни единой звездочки, лишь одинокая луна купалась среди туч. Разожгли костер. Спали по очереди. Ночью было не спокойно, лес как будто и не думал ложиться, он был переполнен шорохами, вскриками грозных голосов, иногда совсем рядом светились чьи-то злые очи. Но преграда из колючего кустарника служила надежным барьером, и ночь прошла без проишествий. С рассветом отправились на поиски деревни, подымаясь вдоль реки все время вверх. В одном месте их внимание привлекло скопление крылатых ящеров, кружащих над долиной, будто воронье над падалью. Подойдя ближе, они увидели, что на дне долины идет кровавый пир. Летучие ящеры облепили трупы нескольких единорогов, они рвали мясо и внутренности, запрокидывая свои зубастые головы вверх, жадно глотали мясо, издавая при этом клокочущие звуки «кварк, кварррк». Ссорились и дрались меж собою, взлетали и опять садились.

-Скорее, вперед, не отставать, - подганяли путники друг друга, - в селение к демоносам.

Дороги они не знали, из-за пиршества ящеров пришлось свернуть с тропы, и теперь они пробирались в лесу из гигантских папоротников, переживших все века и эпохи. Пройдя папоротниковый лес, они услышали шум и гам доносящийся откуда-то издалека.

-Наконец-то, добрались до своих, - обрадовались путники, и правда, они вышли к деревне.

Но их радость была преждевременной, это было стойбище варваров, их шалаши, больше похожие на курятники, стояли возле деревьев, а на поляне взад и вперед сновали дикари. Тутже бегали их дети варварята устроившие на поляне шумные игры, боролись, кувыркались, а кто по-старше метал в воздух палки и камни из примитивной пращи, от чего кругом стоял невообразимый шум, гам и суета.

-Что это за варвары? - спросил Крон у Эпафа, - какого они рода племени, Оботала или Опары.

- Я думаю, что это Обатал, а может и нет, - отвечал Эпаф, - я этих варваров пересмотрел всяких, и больших: Паньгу, Мусонк, Андумбулу, и маленьких коренастеньких Чалхулчи, и длинновязых Ракирап. Ты же знаешь, что я не раз участвовал в охоте на варваров, бывало мы отлавливали их целые стада. А таких еще не видел, - отвечал Эпаф, выглядывая из укрытия на поляну.

- Я слышал, - говорил Крон, - что стайные варвары агрессивны.

Эпаф почесал затылок.

- Точно, они звери, к которым в лапы лучше не попадаться. Сама жизнь заставляет быть агрессивным, - пустился он в рассуждения. - Вы только представьте, бродят вот такие орды диких варваров по бескрайним лесам Европы, читать не умеют, писать не умеют, в такой суровой природе: дождливой осени, холодной зиме, с дикими зверями и ужасами мрачного леса, может противостоять только свое природное мужество, находчивость, ловкость и умение приспосабливаться. День и ночь разыскивают сьедобные коренья, орехи и личинки насекомых, ловят лягушек и мелких животных, на большее их не хватает

-А как же предсказание, что варвары будут править миром, - встрял в разговор Наннанк.

-Нет, это не правда, - тутже ответил Эпаф, - всё что угодно, только не варвары, я думаю пройдет еще несколько веков, и варваров совсем не останется ни одного.

- Это еще почему? - переспросил Крон.

-А потому, что еще немножко и всех этих варваров выловят работорговцы, ни одного дикого варвара больше не останется, только в рабстве они приучатся культуре, овладеют ремеслами, научатся управляться с примитивными механизмами и сложными машинами. Вот тогда и настанет для них светлое будущее, а так вымрут все до единого.

-А если оставить все как есть и не трогать их, - спросил Крон, - выживут или нет?

- Я думаю, - отвечал Эпаф, - вряд ли, хотя могу только предположить, что пройдут века или даже тысячелетия, и с каждым новым поколением варваров, у них будет прибавляться крупица опыта и умения. И может быть, они сумеют приручить диких животных, научатся возделывать землю и что более фантастическое и абсолютно немыслимое выплавлять из руды металлы. Вот тогда они станут несравненно сильнее, могущественнее.

-Слушай, - остановил Крон рассказчика, – с тобой все в порядке или ты заболел.

-Нет, я абсолютно здоров, - отравдывался Эпаф.

- Вряд ли, - покачал головою Крон, - тебя послушать, окажется ты явно нездоров.

-Да я абсолютно нормальный, - горячился он, - вот ты сам подумай, почему такого не может быть, а вдруг то о чем болтают правда.

- Все, все успокойся, - отмахивался от него Крон, - ты прямо какой-то утопист.

- Кто такой утопист? - переспросил Эпаф.

-Утопить тебя мало за такие речи, до чего договорился, между нами и этими дикими варварами громадная пропасть. Обратите внимание, на то какая разница между нами и ими. Мы ходим на четырех ногах, потому что всех высший творец не хотел доверить столь драгоценный сосуд наших тел менее устойчивому положению, ибо боялся, что если демонос будет ходить иначе, с ним случится несчастье. Вот почему, он взял на себя труд утвердить его на четырех столпах, гордо именуемых ноги, дабы он не мог упасть. Строением этих варваров всех высший Хаос пренебрег, предоставил их игре природы, которая не беспокоясь о возможной гибели такого ничтожества, как бесхвостый примат, утвердила его только на двух ногах. Даже птицы не так обделены, как обделены варвары, так как они получили перья и крылья в замен своих отсутствующих конечностей. Я тебе скажу, что будет с этими варварами. Завтра же их выловят и отправят в каменный карьер, а женщин, кто по лучше, обратят в домашнюю прислугу, вот их светлое будущие, - разошелся Крон.

Наннанк не выдержал их трескотни, зашикал:

- говорите по-тише, еще услышат нас эти отбросы общества.

Но до дервни было далеко. Путешественников, которые укрылись на крутом обрывистом холме, они не могли видеть, да и как было им увидеть или услышать демоносов, если они все цело были поглощены работой. Вокруг костра горевшего на поляне собралась целая толпа варваров в каких-то невероятных одеждах, сшитых из шкур зверей, тряпья и коры деревьев. Кто-то из них толк палкой в большой каменной ступе плоды янтарного гереха, а остальная толпа варваров стояла вокруг, очевидно, чтобы подбодрить своим присутствием тех, кто трудился, и все без умолку горланили «Ва, Вар». Такая уж особенность у этих диких варваров, что за какое бы дело они не брались, всегда подымали невероятный шум и гам. Если, например, надо перенести на другое место камень, что вполне под силу двум особям мужского полу, то собирается целая толпа, они долго и громко о чем-то спорят, кричат друг на друга, смеются, ухмыляются, при этом очень театрально жестикулируют. Наконец все вместе подымают камень и несут с воплями и пыхтением, словно совершают бог весть какой трудный подвиг. Вот и теперь они толкались, жестикулировали, что-то кричали друг другу: «Вар, Вар, Вар».

-Нет, эти не злючки, - качал головою Эпаф, - это точно Эускера, их еще называют древесными варварами за то, что они понимают язык трав и деревьев. Они отличаются от прочих своей добродушностью, если это слово к ним применимо. Представляете, эти варвары Эускера наш янтарный Герех называют Понтик, а нектар называют Асхи, правда смешно, - молвил Эпаф и рассмеялся.

-А как они делают этот Асхи? - интересовался Крон, заливаясь смехом.

-Берут спелые плоды и выжимают из него сок, который они называют Асхи. Сок этот они лижут и пьют, смешивая с молоком.

- С молоком? - удивились путники, - никогда не слышали, чтобы нектар смешивали с молоком, нужно попробовать.

-А из жмыхи, - продолжал Эпаф, - изготавливают лепешки, только вначале вытаскивают из гущи косточки. Эускера очень добродушны, у них нет даже боевого оружия, которое нередко встречается у других варваров.

Тут неожиданно из леса выскочил один из варваров, по виду старший среди них, завопил душераздирающим голосом: «вар—вар-вар-вар» и запрыгал на месте. По всей видимости, это был сигнал к сбору, и все стойбище пришло в движение, часть мужчин бросилось в чащу леса, прихватив с собой дубины и палки напоминающие по виду копья. Стая детей варварят, кто на двух ногах, а кто и на четвереньках, устремились следом за ними. Самки подняли шум и гам, криками давая понять детенышам, чтобы те не покидали поляну, а собирали ветки и сучья для костра.

-Интересно, - вслух размышлял Крон, - они уже умеют добывать огонь, хотя бы одним из множества способов или до сих пор поддерживают его дровами.

- А может это и не костер вовсе, а вечное негасимое огнище, - отвечал Наннанк.

-Да брось ты, опять выдумываешь, откуда у этих примитивных творений, отбросов общества, может быть божество огня, сперли небось где-то уголек, вот и жгут его все время, берегут, чтобы не затух. Посмотри лучше на них, это же обезьяны, при чем безмозглые, одни эмоции и стадные инкстинкты.

И тут произошло что-то совершенно невероятное. Из одного древесного шалаша вышло огромное чудовище, покачивая рогатой головой, мотая конечностями, двинулось на стадо детенышей, свирепо раскрыв зубастый рот.

-Смотрите! - воскликнул Наннанк, - а среди них даже дикие демоносы встречаются.

У всех рты так и отвисли от удивления, как может демонос, пусть даже дикий, ужиться с такими уродами, это оставалось загадкой. А демонос свирепо раскрыв зубастую пасть, приближался к сидевшим на поляне варварам.

Ну сейчас он им задаст, вот увидете, разорвет, - неуверенно молвил Крон.

Все затаив дыхание, ждали развязки. Опасность уже близко, а все сидят неподвижно, словно решили принести себя в жертву дикому демоносу. А он неспешно приближается, угрожающе бодаясь рогами. И тут стадо дикарей молниеносно преобразилось, дети с воплями и криком вскочили с места, не испытывая страха, подбежали к демоносу, на ходу вскарабкались на спину. Кто-то бросился ему на шею, без страху быть разорванным, кто-то хватал за ноги, не боясь быть растоптанным на месте. А взрослые детеныши, образовав возле демоноса круг, прыгали, размахивая дубинами и палками, затем каждый из варваров по очереди стал подскакивать к нему и взмахом копья или дубины, имитировать удар, а демонос только повизгивал. словно собаченка, когда его осыпал град камней.

-Нет, я этого не вынесу, - молвил Эпаф, - нам нужно немедленно помочь сородичу.

-Успокойся, не кипятись, - успокаевал его Наннанк, - нас всего тро, а их целая стая, как бы не пришлось и нам быть игрушкой в их руках.

А в это время, демонос снял свою бычью голову, под которой оказалась всего лишь голова отвратительно седого старика- варвара.

-А ты хотел спасать своих, я же говорил, что ни один уважающий себя демонос не сможет ужиться среди этих дикарей, как можно жить среди этих немытых, нечесаных, мерзких, волосатых животных. Да от них можно столько блох набраться, не вымоешься веками, - заметил Крон.