– Мсье, нам повезло. – Я осторожно поднял тяжелую железку. – Теперь осталось только дотащить эту штуковину на колокольню.
Массивный угловатый корпус и толстое рыло с огрызком дула спереди: ствол охлаждался водой – как и в большинстве современных конструкций. Конечно, пулемет Шварцлозе изрядно уступал творениям Судаева чуть ли не по всем показателям – зато и появился на несколько лет раньше. И уже успел прочно занять свое место среди основных стрелковых единиц армии Рейха. Немцы ценили оружие за надежность и убойную мощь, а вот среди их противников игрушка имела весьма дурную славу.
Французские солдаты называли пулемет «бензопилой Каприви» – и не просто так.
– Постарайся не уронить. – Я вручил железку Жан-Полю и достал из кобуры «парабеллум». – Или через минуту сюда сбежится весь Рейх.
Снаружи громыхали выстрелы – так, что дрожали не только уцелевшие стекла в окнах, но и пол – однако в самой кирхе было куда тише. Вряд ли кто-то мог услышать наши перешептывания, а вот грохот железа об пол или даже тяжелые шаги наверняка заинтересовали бы стрелков на чердаке – а я все еще рассчитывал разобраться с ними до того, как нас обнаружат.
– Стреляйте только в самом крайнем случае, – скомандовал я. – И поглядывайте на лестницы – кто-нибудь непременно постарается ударить нам в тыл.
Я оставил внизу около четверти отряда и приказал завалить все двери, но вряд ли этого хватит надолго – особенно если мы не сможем расчистить путь на мост, а немцы быстро подтянут резервы. Магия, пулемет и винтовки Судаева – сильные козыри, и все же даже их едва ли достаточно, чтобы одолеть крохотным отрядом целую армию.
Я ступал осторожно, и стрельба со стороны набережной полностью глушила мои шаги на лестнице – но они все равно казались слишком громкими. К счастью, у дозорных в кирхе и так хватало работы: тот, что остался караулить лестницу, увлеченно выцеливал что-то через небольшое оконце и не заметил, как мы появились рядом. Даже жалко стало убивать – я аккуратно ударил его ребром ладони в шею и едва успел подхватить винтовку, выпавшую из ослабевших рук.
С остальными пришлось повозиться подольше – и погромче. Двоих у входа на чердак я уложил, столкнув лбами – и даже успел допрыгнуть до третьего. И все же солдат под крышей оказалось слишком много. Ближайших егеря закололи штыками, но другие уже заметили нас и взялись за винтовки. Пришлось стрелять: я разрядил «парабеллум» с десятка шагов, добил уцелевшего рукояткой в висок – и едва успел развернуться к железной лестнице, ведущей на колокольню.
Пистолетный патрон вряд ли наделал так уж много шума – но его все же услышали, и дозорный решил спуститься и проверить, в чем дело. Я сдернул его за поясной ремень и с такой силой приложил об пол, что бедняга тут же отключился.
Кажется, всё.
– Свяжите этого… И всех остальных, кто еще дышит. – Я отшвырнул опустевший магазин. – Займите окна и приготовьтесь зачистить подход к мосту… Жан-Поль – хватайте картечницу и тащите на колокольню.
– Есть!
Чертова железка наверняка весила целую тонну, поэтому даже самые и рослые из егерей возились несколько минут, поднимая ее наверх. Я успел не только залезть первым – но и кое-как оглядеться по сторонам. Кирха ничуть не разочаровала: с колокольни открывался весьма живописный вид на Регенсбург. И особенно – на мост прямо подо мной и набережную с укреплениями вдоль берега. Мешки с песком и собранные из всего подряд заграждения неплохо защищали немцев от огня с той стороны Дуная – но отсюда фигуры в сером, собравшиеся вокруг пулеметов казались чуть ли не мишенями. Я без труда просматривал весь берег реки на полторы-две сотни метров в обе стороны – вполне достаточно, чтобы засечь огневые точки и разнести их магией – если с этим не справятся винтовки.
– К бою, мсье. – Я осторожно придавил пальцем спуск. – Начинайте сразу после меня – и да поможет нам Господь.
Первую пулю я влепил в офицера: тот стоял особенно удачно – рядом с керосиновой лампой. Винтовка рявкнула, лягнув меня прикладом в плечо, и рослая фигура в каске с орлом крутанулась на месте и повалилась навзничь. Солдаты вокруг тут же присели, вжимаясь в мешки с песком. Видимо, не услышали за грохотом вокруг моего выстрела и решили, что их командира достал с той стороны реки какой-то особенно ушлый снайпер с оптическим прицелом.
И только когда заговорили винтовки эльзасских егерей, серые фигуры, наконец, развернулись к кирхе. Но было уже слишком поздно: чердак подо мной буквально взорвался огнем из полутора десятков стволов. Солдаты разбегались в стороны, падали и ныряли за ящики, пытаясь хоть как-то укрыться от смертоносного свинца. Лишь некоторые стреляли в ответ, но смерть настигала их раньше, чем они успевали поймать в прицел хоть кого-то.
Я бы даже не назвал короткую схватку боем. Скорее уж это было истребление – особенно когда прожектор в нескольких домах отсюда развернулся, и вместо того, чтобы рыскать по тому берегу Дуная, залил ровным белым светом набережную на этом. Оболенский не спешил выдавать себя огнем раньше времени – и помогал, как мог.
А Жан-Поль тем временем закончил отстреливать немцев прямо под нами – и принялся за тех, что засели чуть дальше. Он не жалел патронов и успел высадить целую ленту, но с задачей справился: не прошло и пары минут, а набережная стремительно пустела – конечно, если не считать застывших на асфальте тел в серой форме. Пулемет срезал чуть ли не полсотни человек за укреплениями и, похоже, удачно зацепил ящик с боеприпасами: ночь полыхнула взрывом, и обломки досок вперемешку с кусками металла полетели во все стороны, выкашивая тех, кого пощадили пули.
– Не подпускайте их к берегу!!! – Я вышвырнул опустевший рожок магазина прямо на черепичную крышу под колокольней и потянул из подсумка следующий. – Дайте нашим хоть минуту!
У меня не осталось даже мгновения взглянуть на ту сторону Дуная – но я и так знал, что там происходит: французы подтягивали подкрепления, готовясь перейти мост – и на этот раз остановить их было уже некому. Отдельные винтовки еще огрызались из темноты, но пулеметных гнезд уже почти не осталось – да и уцелевшие стихали одно за другим. Ближайшее я разнес магией, а второе взял на прицел Жан-Поль. Из окна под крышей в паре домов от нас торчал только ствол, а само оружие и стрелка скрывала стена.
Впрочем, их это не спасло: игрушка конструкции Шварцлозе не справилась с камнем, но с одинаковой легкостью крошила и черепицу, и старые деревянные перекрытия. Жан-Поль стрелял сквозь крышу и вколотил на чердак столько свинца, что там едва ли осталось хоть что-то живое.
– Смотри, Алекс! – заорал он, заправляя в пулемет очередную ленту. – Там еще, бегут!
Эффект неожиданности взял свое, и первые пару минут боя мы выиграли – но теперь немцы, похоже, сообразили, что им противостоят всего несколько десятков егерей и Одаренных – и огрызнулись в ответ. По металлу колокольни забарабанили пули. Пока еще стреляли не слишком метко, но вокруг старой кирхи понемногу становилось жарко: я скорее чувствовал, чем слышал, как егеря внизу вступили в бой, пытаясь хоть как-то защитить проходы внутрь. Да и Оболенскому наверняка приходилось несладко: в паре кварталов за домом с прожектором старый город заканчивался, но и за его пределами в Регенсбурге осталось достаточно солдат – и офицеры сгоняли их к нам со всех сторон.
Казалось, еще немного – и они пробьются прямо сюда. Выкурят нас с чердака гранатами и бутылками с зажигательной смесью, чтобы удержать южный берег.
Но не удержали. В очередной раз перезаряжая винтовку, я все-таки взглянул в сторону позиций французов – и увидел в темноте сотни фигур. Первыми с моста спускались Одаренные, прикрывая остальных Щитами и снося уцелевшие огневые точки магией – а уже за ними спешила пехота. Прямо на моих глазах солдаты перекинули мешки с песком, сдернули с опустевшего укрепления немецкий пулемет, развернули его – и тут же принялись лупить по улице в сторону Арнульфплац.
Некоторые падали, сраженные ответным огнем – и все же с каждым мгновением их становилось все больше. Фигуры в форме цвета хаки понемногу заполняли набережную и копошились, как муравьи, стаскивая в баррикады все, что попадалось под руку. В полусотне метров от нас идущая вдоль реки улица раздваивалась, немцы подступали с обеих сторон, громыхая по асфальту гусеницами панцеров – и все же им уже не хватало сил опрокинуть наступавших в реку и вышвырнуть обратно за Дунай.
Мы справились.
– Оставайся здесь. – Я хлопнул Жан-Поля по плечу. – И постарайся не поймать пулю, ладно?
– А ты куда?
– Помогу остальным. На улицах мой Щит сейчас нужнее, чем здесь.
Французские солдаты и офицеры и так справлялись неплохо – но и мой Дар едва ли оказался бы лишним. Создание ледяного моста через Дунай изрядно подсушило резерв, и восстановился он от силы наполовину, и все же на пару панцеров меня как будто еще хватало – так что не стоило заставлять союзников драться с железками без магии. Я спустился на чердак, потом вниз в кирху – и оттуда поспешил прямо на набережную.
Со стороны дальнего моста еще гремели выстрелы – зато здесь драться оказалось уже не с кем. Французские солдаты растаскивали тела в серой форме, освобождая путь орудиям и пулеметным расчетам, и, судя по всему, занимали дом за домом, отгрызая у немцев Регенсбург – кусочек за кусочек. Не знаю, сколько людей уже успели переправиться через Дунай – но явно достаточно, чтобы удержать и берег, и несколько кварталов старого города.
– Вот так ночка, друг мой… Впрочем – мы справились! Его величество непременно пожалует вам еще один орден.
Здоровенная фигура вынырнула из темноты мне навстречу. Оболенский куда-то подевал китель и ремни с подсумками. Видимо, забыл там, где его перевязывали – здоровенную ручищу чуть ниже плеча замотали в несколько слоев. Кровь уже успела просочиться сквозь бинты, но в целом князь выглядел свежим, полным сил – и сияющим, как начищенный пятак.
– Орден? Тогда уж всем нам, – усмехнулся я. – Вряд ли я смог бы сделать хоть что-то в одиночку.
– Пожалуй. Я не… – Оболенский заглянул куда-то мне через плечо – и вдруг заулыбался. – Нет, вы только поглядите!
Обернувшись, я увидел, как несколько человек поднимают над баррикадой у набережной флаг. Обычно солдаты вешали на дома или ратуши в захваченных городах не французское трехцветное полотнище, а родовой герб Габсбургов. Чтобы оказать почтение вернувшейся домой императрице Рейха – и заодно напомнить местным, кто здесь настоящий хозяин.
Но не сегодня. Я даже прищурился, вглядываясь в полумрак – но никакой ошибки быть не могло: в отсветах пламени на прохладном ветру полоскался двуглавый российский орел.
– Как некрасиво… И совершенно недопустимо! – Оболенский картинно покачал головой. – Нарушение всех мыслимых правил и приличий.
– Полностью согласен, ваше сиятельство, – кивнул я. – Полностью.
– Впрочем, мы ведь не можем прямо сейчас отчитывать бойцов… У нас еще слишком много работы – боюсь, пока придется оставить так. – Оболенский едва слышно усмехнулся в отросшую бороду. – Конечно же, если у вас нет возражений.
– Пожалуй, нет… Вы правы, друг мой – нам сейчас не до этого. – Я закинул винтовку на плечо. – Так что – пускай повисит.