– А я еще раз повторяю – вы не знаете, как управлять такой машиной, ваше величество! – сердито проворчал усатый командир «Ильи Муромца». – Даже представления не имеете!
– Я уже почти два часа сижу с вами рядом. – Хельга улыбнулась и пожала плечами. – Вполне достаточно, чтобы разобраться с механизмами. А остальное…
– Достаточно! Я не собираюсь и слушать такую ерунду!
Командир снова сверкнул темными глазищами и вцепился в штурвал так, будто кто-то собирался занять кресло авиатора силой. Он явно оказался не в восторге, что девчонка – пусть даже императорских кровей – требовала уступить ей место. Я его прекрасно понимал. Но избавляться от упрямой императрицы было уже слишком поздно – с того самого момента, как «Илья Муромец» оттолкнулся колесами от земли и взял курс на Вену… Впрочем, его благородие командир уже чуть ли не готовился вышвырнуть Хельгу за борт с парашютом.
Или даже без.
– Вы не можете… – продолжал бушевать он. – Нет, это совершенно немыслимо! Форменное безобразие… Князь, ну скажите же хоть слово!
– В любой другой ситуации я бы оказался всецело на вашей стороне. – Я на мгновение задумался. – Но нам предстоит провернуть то, что еще никто и никогда не делал. А ее величество действительно отличный авиатор.
– Вот как? – Усы командира дернулись, как у рассерженного кота. – И поэтому я должен доверить ей машину стоимостью в десятки тысяч имперских рублей и наши жизни в придачу?
– Я не могу вас обязать… конечно же, – осторожно отозвался я. – Его величество Павел доверил мне командование операцией – но не аэропланом.
– Земля, над которой мы летим – мой дом. – Хельга указала вниз так, будто вдруг захотела пальцем пробить пол под ногами. – Я отыщу Хофбург даже с закрытыми глазами, а вам придется идти вслепую – или спускаться чуть ли к самой земле… Неужели не видите, что там творится?
Небо за стеклом кабины «Ильи Муромца» действительно изменилось: день выдался погожим, но теперь мы летели сквозь грязно-серую хмарь. Тучи еще не накопили столько влаги, чтобы сбросить ее на землю дождем, зато сами раздулись и потемнели. Воздух вокруг сгустился, и я почти физически ощущал, как моторам тяжело сквозь него продираться – даже вчетвером. Весь корпус аэроплана то и дело вздрагивал и начинал жалобно скрипеть.
Тучи надежно скрывали нас от чужих глаз – но и я не мог разглядеть сквозь них землю. Хельга не ошиблась: когда мы полетим над Веной, придется или спускаться ниже и подставлять брюхо «Ильи Муромца» под огонь винтовок и пулеметов, или надеяться на удачу.
– Одна ошибка – и наши люди выпрыгнут раньше, чем следует – или чуть позже! – Хельга не собиралась сдаваться. – Промахнутся на сотню или две сотни шагов – и уже не смогут даже подойти к Хофбургу.
– Проклятье… я действительно ничего не вижу. – Командир виновато покосился в мою сторону и ослабил хватку на штурвале. – И если уж ваше величество действительно так уверена… Но я буду рядом!
– Займите мое место, ваше благородие. – Я поднялся из кресла. – Ее величеству может понадобиться вторая пара рук.
В кабине было довольно тесно, так что мне пришлось чуть ли не прижаться к Хельге, пропуская ее к штурвалу. Она подмигнула, изобразила губами поцелуй – и через мгновение плюхнулась в кресло и взялась за рычаг руля высоты. Так уверенно, будто всю жизнь управляла не юркими одномоторными бипланами, а громадинами вроде «Ильи Муромца».
Моторы зарычали чуть громче, и машина принялась задирать нос. Корпус мелко затрясся, и на мгновение показалось, что тяги не хватит, что аэроплан сейчас завалится на хвост – и камнем рухнет вниз.
– Что вы делаете? – прошипел командир. – Машина не может выше!
– Может… Я чувствую.
Выражение лица Хельги из сосредоточенного понемногу становилось расслабленным и чуть ли не мечтательным. Я чувствовал исходившие от нее волны Дара: мягкие и осторожные, мерно катившиеся от сжимающих рычаги и штурвал пальцев сначала за приборную панель – а потом еще дальше, к тягам под полом к рулям и четырем моторам «Ильи Муромца». Хельга не пыталась укротить великана, а понемногу «приручала» – то ли уговорами, то ли лаской.
И машина отзывалась. Хельга не просто вела аэроплан, а словно срасталась с ним и чувствовала огромное тело из дерева, алюминия и стали, как свое собственное. Не прошло и минуты, как мы поднялись еще выше над тучами – и натужный рев моторов постепенно превратился в густое могучее рычание. Четыре машины перестали надрываться и задышали глубоко и мерно – в самый раз для марафонской дистанции, которую нам оставалось пройти. «Илья Муромец» больше не боролся со стихией, а улегся на воздух гигантскими крыльями – и поплыл мягко и обманчиков-неторопливо, хоть мы и не сбрасывали скорость, а наоборот – немного набрали.
– Восходящие потоки, – негромко пояснила Хельга. – Воздух здесь теплее – и лететь не так тяжело.
– Обороты на четверть меньше. Так, может, и до Трнавы топлива хватит.
В голосе командира послышалось уважение – хоть и пополам с завистью. Он и сам отлично управлялся с громадиной аэроплана и наверняка был лучшим в своем деле – раз уж дед доверил ему собственную жизнь. Но даже опытному авиатору оказалось далеко до таланта Одаренной. Хельга будто родилась за штурвалом – и я уже не сомневался, что она сможет доставить нас в Вену и сбросить точнехонько на Хофбург.
Но кое-что другое меня все-таки интересовало.
– Что тебе здесь нужно, фрайин? – Я склонился над креслом Хельги и осторожно опустил ладони ей на плечи. – Зачем этот… маскарад? Опять собираешься геройствовать?
– Как и ты, Горчаков, – весело отозвалась Хельга. – Неужели ты не можешь поверить, что я здесь для того, чтобы ты не разбился в этом громадном корыте?
– Могу. – Я на всякий случай огляделся по сторонам и чуть тише добавил: – Но не буду.
И в кабине, и уж тем более в салоне «Ильи Муромца» было тесно – однако все же не настолько, чтобы нас услышали. Да и шума моторов наверняка хватало заткнуть даже самые любопытные уши.
Впрочем, мы летели драться не на жизнь, а на смерть – так что вряд ли хоть кого-то рядом интересовали чужие беседы.
– Тебя не обманешь. – Хельга слегка повернула голову в мою сторону – так, чтобы не упускать из виду штурвал и приборы. – Я хочу оказаться поближе к Вене, когда вы доберетесь до канцлера. Если хотя бы треть друзей отца выступят на моей стороне – мне хватит суток, чтобы навести порядок.
– Думаешь обойтись без русских панцеров и французских солдат? – усмехнулся я. – Смело.
– И обойдусь, если со мной будешь ты! – Единственный обращенный ко мне глаз Хельги сверкнул голубым льдом. – Одно слово князя Горчакова сейчас стоит немногим меньше целой армии – и даже Георг с Павлом не станут спорить, если ты потребуешь…
– Оружие Рейха? – догадался я. – Хочешь, чтобы я раздобыл для тебя игрушку Каприви?
– Для нас, Горчаков. – Хельга оторвала одну руку от штурвала и коснулась моих пальцев. – Мы вместе обеспечим союз наших стран – и я лишь хочу, чтобы это был союз равных. Через несколько месяцев у Павла будет сильнейшая в Европе армия. Георг получит Бельгию, а Жозеф – Лотарингию и Эльзас… Оставь мне хотя бы оружие – и клянусь, я никогда не поверну его против России!
– Клятвы порой забывают. Если не сами отцы и матери – то их дети. – Я чуть сильнее стиснул пальцы на изящных плечах под кожаной курткой. – Неужели ты думаешь, что я предам своего императора?
– Я думаю, что ты заслуживаешь большего, чем всю жизнь быть мальчиком на побегушках у Павла! – прошипела Хельга. – А я дам тебе то, о чем не может мечтать даже первый из князей – титул короля и венгерскую корону!
Пожалуй, стоило почаще слушать деда: старик в очередной раз предвидел все куда лучше меня самого.
– Даже не знаю, что возмущает меня больше, – задумчиво проговорил я. – То, что ты решила, меня можно купить, или что предложила так мало.
– Хочешь еще и корону Богемии и саму меня в придачу? Да пожалуйста! – Хельга явно не собиралась сдаваться. – На Венском престоле рядом со мной ты будешь первым – а в России тебе не позволят стать даже вторым.
– Какая разница, фрайин? – Я пожал плечами. – Я все равно служу и буду служить только своему народу и своей стране.
А не короне, которую – как не раз говорил дед – может примерить любой дурак. И не так уж важно, что эта самая корона мне в конце концов предложит.
Я даже не почувствовал ни злости, ни даже какого-то особенного разочарования. Скорее наоборот – все случилось именно так, как и должно было случиться. Хельга уже успела просчитать все наперед – и не могла не предложить. Как и я – не мог не отказаться. Мы просто родились по разную сторону границы, разделяющую Россию и Священный германский Рейх – вот и все.
Ничего больше.
Хельга смолкла – то ли уже поняла, что от таких разговоров будет куда больше вреда, чем пользы, то ли мы уже уже подлетали к Вене, и ей следовало сосредоточиться на штурвале. Примерно через четверть часа она снова взялась за руль высоты – и «Илья Муромец» тут же клюнул носом и принялся набирать скорость.
– Пролетим прямо над Дунаем с северо-запада – на реке наверняка почти нет укреплений. – Хельга размяла плечи и снова сжала штурвал обеими руками. – А дальше – постараюсь свалиться из туч прямо на Хофбург раньше, чем нас заметят.
– Я в тебя верю, фрайин, – отозвался. – Уже пора готовиться?
– Да… Нет! Подожди!
Хельга на мгновение повернулась ко мне – и тут же снова впилась взглядом то ли в приборную доску, то ли в серую хмарь за стеклом кабины. И только когда десантники и даже командир убрались ближе к хвосту аэроплана – снова заговорила.
– Забудь про все, Горчаков. К черту! – Хельга шумно выдохнула через нос. – К черту корону, к черту все железки Каприви вместе взятые. Плевать я хотела на Георга, Жозефа и Павла. Вместе взятых! Главное – это ты… Останься живым, ладно?
– Постараюсь, – вздохнул я, поправляя ремень с подсумками. – Умирать в мои планы точно не входит.
– А ну стой!
Хельга вдруг снова повернулась, обхватила меня одной рукой за шею, притянула к себе – и поцеловала. Неуклюже, резко, не отрывая взгляда от штурвала. Так быстро, что слегка прикусила мне губу – и тут же снова склонилась над приборами, будто пыталась разглядеть сквозь тучи хоть что-то.
И, пожалуй, даже разглядела.
А мне оставалось только подхватить винтовку и идти к остальным. Пробираться через весь салон к двери оказалось непросто – и не только из-за тесноты: нырнув в тучи, «Илья Муромец» снова принялся дрожать и подпрыгивать, как машина на плохой дороге. Но не сбивался с курса и только набирал скорость – будто сам спешил поскорее избавиться от живого груза и вышвырнуть нас прямо на голову канцлеру Каприви.
– Держите, друг мой. – Оболенский протянул мне парашют. – И не забудьте подтянуть ремни.
Все остальные уже тоже вовсю облачались – помогали друг другу, передавали здоровенные ранцы, крутились на месте, проверяя, все ли в порядке. Со всех сторон слышались молитвы – на трех языках одновременно. По плану мне предстояло покинуть борт аэроплана последним – и перед этим лично проводить каждого из десантников.
Или даже вышвырнуть силой – если у кого-то вдруг не выдержат нервы.
– Ну, как говорится – с Богом! – выдохнул Оболенский.
И взялся за ручку на двери.