Однажды мы собрались с Максимом на лыжах в лес. В лесу, километрах в четырёх от города, стояло полуразрушенное строение. Не то бывшая усадьба, не то заброшенный рудник демидовских времён
Пацаны с нашего двора рассказывали про эти руины разные небылицы. То, что в нём есть старинный подземный ход, то, что это была подпольная монетная мастерская. И вот мы решили прокатиться до этого здания на лыжах и хорошенько всё разведать. Летом времени как — то не находилось. Динька с Данькой, конечно же, напросились с нами. Мы поворчали для порядка, и взяли их с собой. Погода стояла отличная: температура всего минус десять градусов, с неба падает лёгкий снежок. До конечной остановки «Лесопарк» мы доехали на старом дребезжащем автобусе. В нём, кроме нас ехало много лыжников
На конечной мы надели лыжи, поудобней пристроили малышам рюкзачки с бутербродами и неторопливо покатили в сторону от всех остальных лыжников — в сторону леса. До заброшенного здания добрались за час
Могли бы и быстрее, но малыши часто останавливались посмотреть то на белочку, грызущую кедровые орехи, то на синичку, то на стайку болтливых снегирей. Мы их не подгоняли. В здании снега было мало
Мы сняли лыжи, и внимательно облазили все углы и комнаты. Конечно, это была не подпольная мастерская и никакого подземного хода мы тоже не нашли, но всё равно — приключение. Мы поиграли в снежки, потом во взятие бастиона.
Через какое то время мы притомились и решили пообедать. В комнате с земляным полом развели костёрчик, подогрели на огне прихваченные бутерброды и попили обжигающего чая из термоса
Но вот когда мы уже засобирались домой, вокруг всё как — то изменилось. Лёгкий снежок, который падал утром, шел гуще, а снежинки, которые утром беззаботно кружились и тихо падали на землю, летели сплошной хлёсткой стеной.
Ощутимо похолодало. У нас так частенько бывает — утром минус пять, а вечером — минус тридцать. Похоже, на этот раз нам не повезло. Мороз придавливал с каждой минутой
Нужно было решать — или разводить костёр и оставаться в заброшенном доме, пока не стихнет метель, или идти на остановку. Решили идти. Быстро одели рюкзачки, завязали малышам лица шарфами, чтоб не обветрило, и пошли. Остатки наших следов были видны довольно чётко, по ним и ориентировались
Обычно ориентиром здесь служила городская телевышка, но сейчас её не было видно за сплошной снежной пеленой. Достаточно быстро прошли километра два. И тут случилась беда. Динька въехал лыжей под упавший ствол дерева, лыжа застряла, и он, не удержав равновесия, как — то неловко сел на снег
— Динька, вставай! Он испуганно посмотрел на нас и ответил:
— Не могу. Ногу очень больно
Мы осторожно высвободили его ногу из лыжного крепления. Он не плакал, а только шумно втягивал в себя воздух через сжатые зубы. Я осторожно расстегнул тёплый полусапожек и начал его снимать
Динька не закричал, а только выгнулся назад, как дуга, и шумно задышал
Наконец сапожок оказался у меня в руках. Я поставил его рядом и осторожно стянул шерстяной носочек
Под ним был ещё один, простой. Его можно было не снимать. И так было видно, что тоненькая Динькина нога опухает на глазах
— Вот черт. Неужели перелом? Данька смотрел на нас округлившимися от страха глазами. Мы с Максом переглянулись
— Что делать то? — Здесь оставаться нельзя. Заметёт, и вообще не выберемся. Замёрзнем. Мороз здорово прижимает
Разве ты не чувствуешь? — Может, кому то сбегать на остановку за людьми? — Не выйдет. Не найти нас будет. И так уже темно
Решение пришло само собой. Осторожно натянули Диньке на ногу шерстяной носок, потом ещё два моих, и обмотали Максимкиным шарфом. Сверху на это всё напялили опустошенный рюкзак. Взяли две Динькины лыжи, скрепили между собой вторым рюкзаком и на эти самодельные носилки осторожно полуусадили, полууложили Диньку. Ему было так больно, что он даже не сопротивлялся. Лёг и сразу закрыл глаза. Я взял за задние концы лыж, Максим за передние, и мы пошли. Вокруг было совсем темно, снег уже не шел, но и ясным небо тоже не было. Стоял белёсый ледяной туман, температура опустилась градусов до тридцати. Становилось трудней дышать — воздух стал как будто жестким
Хорошо хоть на промерзшем насте неплохо были видны наши следы. За час добрались до конечки
И тут нас ждала новая неприятность. Автобус уже ушел(в такую — то погоду), и стоянка для легковушек у входа в лесопарк тоже была пустой. До города (вернее, до ближайших домов), идти надо было километров шесть…
Мы с Максимом надолго запомнили эту белую обледеневшую дорогу. Ни одного огонька, ни одной машины. Только мороз и поскрипывающие шаги. Лыжи мы бросили в остановочном павильоне — не до них сейчас. Данька притих и безропотно шагал впереди. Сперва здорово мерзли ноги (ещё бы, без носков в лыжных ботинках в такой мороз), но довольно скоро я перестал их чувствовать. Совсем
Шел как будто на чужих деревяшках. На секунду промелькнула мысль: «не отморозить бы», но я её прогнал. Диньке сейчас гораздо хуже. Казалось, что мы шли бесконечно долго. Вдруг Максим сказал:
— Подожди
Мы остановились и осторожно положили носилки на дорогу. Он сел прямо на снег и начал развязывать ботинки. Снял носки и отдал мне
— Одень. Иначе не дойдёшь
Ох, какое блаженство — натянуть тёплые носки и тёплые ботинки. А Максим остался в тоненьких трикотажных носках. Надел поверх них мои промерзшие насквозь ботинки, поморщился и сказал:
— Сойдёт
Потом мы шли ещё целую вечность. Наконец сквозь морозный туман стали проступать фонари уличного освещения и редкие огоньки в домах. Мы подошли к крайнему дому и зашли подъезд
По сравнению с улицей там было очень тепло. Положили носилки на пол, и я прислонился к батарее
Макс позвонил в первую же дверь, ему открыли, и он начал что — то сбивчиво объяснять высокому дядьке в спортивном костюме. Я наслаждался теплом от батареи, перед глазами медленно кружились разноцветные круги. "Заснуть бы сейчас" Ну тут проскочила мысль: "Динька!" Я встряхнулся и нагнулся к носилкам:
— Динька, Денис! Ты как? Динька разлепил губы:
— Ничего. Только больно очень. Но я терплю
Макс с дядькой затащили носилки в квартиру, следом зашли Данька и я
Дядька набрал на телефоне две цифры и произнёс несколько слов. Я привалился к стенке в коридоре и закрыл глаза. Стало тихо — тихо. Без звука зашли люди в белых халатах, склонились над Динькой
Принесли откуда — то настоящие носилки, аккуратно уложили его и унесли. Вернулись, потрепали меня за плечо. Осторожно вывели на улицу, усадили в испускающую клубы морозного дыма "Скорую помощь". Рядом уселись Данька и Макс
В больнице в длинном гулком коридоре врач негромко разговаривал с медсестрой
— Маленького — на рентген и в гипс. А второго — в ожоговое. Сильное обморожение. Остальных двух отправьте по домам на дежурной машине
Мы с Динькой лежим в одной палате. Отделение называется "Детская травматология". У Диньки перелом ноги, у меня отморожены ноги. Но не так сильно, как сказал вначале доктор. Каждый день делают щекотные перевязки, а Динька скачет по палате на смешных маленьких костылях. И, кажется, подыскивает, с кем тут можно подраться. Лежать нам тут ещё пять дней. Диньку могли бы оставить и на подольше, но оставлять "такого бандита" без присмотра (то есть без меня) никто не хочет. Каждый день к нам приходит целая делегация: мама, Дима, Макс, Данька с родителями и родители Диньки. В первый день, когда все уже уходили, Динькин папа задержался, поманил Макса, который уже стоял в дверях, усадил его рядом со мной на койку, обнял нас за плечи и тихонько сказал:
— Пацаны. Я не знаю, как сказать. Просто слов нету. В общем, спасибо вам за него — и он кивнул головой на Диньку, который самозабвенно рылся в груде принесённых конфет, яблок и апельсинов, высыпанных на кровать
Я застеснялся и сказал:
— Да ладно. Чего уж. Конь обязан заботиться о своём наезднике
И мы все втроём засмеялись под изумлённым Динькиным взглядом
Вечером, после отбоя, ко мне подкрался Динька, шлёпая босой ногой по линолеуму. Присел на краешек кровати, посидел, потом тихонечко прилёг под бок. Повозился, устраиваясь, потом на какое — то время притих. А ещё через минуту шепотом спросил:
— Серёжка, а если бы не вы, мы бы там замерзли, да? Насовсем? Вы меня спасли, да? — Нет, Динька, не выдумывай. Подумаешь, протащили пару километров. Ну, замёрзли чуть — чуть. С кем не бывает. Ты же не виноват, что ногу сломал
Динька чуть шевельнулся
— В том то и дело, что виноват. Ты просто не знаешь. Я не хотел говорить, а теперь — то что..
— Динька, не говори ерунду
— Да не ерунду, правда
— В смысле? — Помнишь, где мы костёр разводили? Там ещё комната, а на полу земля и трава. Так вот, когда костёр тушили, там трава и немножко земли выгорело, а под землёй — люк. Он просто чуть — чуть присыпан был
Я заметил, а кроме меня — никто. И когда обратно шли, я всё думал про него. И решил: заеду лыжей под дерево, упаду, все решат, что вывих. И мы вернёмся в дом и всё разведаем, пока метель пережидаем
А получилось не понарошку, а по настоящему
Я изумлённо уставился на него
— А почему просто не сказал? Ну, про люк — то? — Я думал, раз уже собрались, то вы не станете оставаться
Динькино плечо под моими пальцами затвердело
— Серёжа, теперь получается, что я предатель, да? Раз у тебя из — за меня такое… А ещё доктор сказал сегодня: "если б тебе ногу не закутали, большая беда могла бы случится." А закутали — то твоими носками. Значит, ты из — за меня обморозился
Значит, несчастный Динька, верный маленький дружок и бесстрашный наездник, кроме боли в ноге всё время чувствует другую боль. В душе. Боль вины, которую он сам себе придумал. От которой не помогают таблетки и уколы. От неё не спрячешься и не убежишь. И не расскажешь доктору. Осторожно подбирая слова, я сказал:
— Нет, ты не предатель. Ты что? Даже не думай об этом. Предатели — это те, кто своих предал. Бросил в беде или врагам сдал. А ты? Ты ничего такого не делал. Ты просто маленький глупенький Динька, который сам себе напридумывал, а теперь мучается. В детстве все иногда глупости делают
— Серёж… А ты правда не злишься на меня? — Да ни чуточки! — Правда? — Правда
— А ты никому не скажешь? — Никому
— Даже Максу? И Даньке? — Если не хочешь, и им не скажу
Он повозился и сказал:
— Я сам им скажу. Потом. А пока пусть это будет наша тайна, ладно? — Да ладно. Иди уже, спи
— А можно я тут? — А твоя кровать тебя чем не устраивает? Он опять шевельнулся. Посопел и сказал доверчивым шепотом:
— Кровать устраивает. Мне одному страшно. Я дома когда ложусь, со мной мама сидит всегда. Или папа
Пока я не засну
— Тогда так: шлёпай на свою кровать, а я с тобой посижу
— Да? Здорово. Тогда давай ещё пошепчемся
— Динька, давай. А о чём? — Ну, не знаю. Расскажи что — нибудь
— Что, например? — Ну, если хочешь, сказку
— Хочу. Просто мечтаю! Вот весь день сегодня ходил и думал: «Кому бы тут сказку на ночь рассказать?..» — Ну правда — Ну тебя, Динька. Я и сказок — то не знаю
— Ну хоть одну
Я вздохнул и начал рассказывать сказку о рыбаке и рыбке. Дорассказал до второй встречи рыбки со стариком (.."чего тебе надобно, старче?.."), и посмотрел на Диньку. Он спал, подсунув под щеку кулак
Во сне он пару раз всхлипнул, как всхлипывают дети, которые долго плакали и наконец успокоились
И что с ним делать? На перевязанных ногах ходить не рекомендовалось, но всё же…. Я взял его на руки, осторожно отнёс на его кровать, уложил и прикрыл одеялом. Он перевернулся на бок, прошептал во сне: "..Смилуйся, государыня рыбка, совсем моя старуха… это… офигела, в общем.." и засопел
Мы с Максимом не ждали особой похвалы за случай с Динькой, но и того, что нам здорово влетит, тоже не ждали. Вечером того дня, когда мы вышли из больницы, Дима усадил нас с Максимом в комнате, прикрыл дверь и сказал:
— Парни, вы думаете, вы герои? Небезызвестные Серёжа и Максим в очередной раз спасли мир? Ничего подобного. Вы совершили подвиг в мирное время. А помните, я вам как — то говорил: "Пока живут на свете разгильдяи, в мирное время всегда найдётся место подвигу". Так вот на этот раз эти разгильдяи — вы
Мы изумлённо хлопали глазами. Наконец, Максим пробурчал:
— А что, его там бросать надо было? В чём разгильдяйство — то? В том, что он ногу сломал? Разве такое предусмотришь? — Нет, бросать не надо было. С этой точки зрения вы всё сделали правильно. Но вы не правы в другом
— В чём? В голосе Димы зазвенел незнакомый металл:
— Вы взяли на себя ответственность за двух малышей. Это как в бою — командир отвечает за младших по званию, за солдат. И, взяв на себя ответственность, вы вели себя легкомысленно. Не следили за погодой, хотя знали её причуды. Не имели тёплой одежды, достаточного запаса чая. Не следили за временем. В конце концов, не взяли с собой телефон. Вы повели своих маленьких дружков в поход, не подготовившись сами и не подготовив их. Когда вы увидели, что погода испортилась, вы даже не сказали малышам об опасности. Они вели бы себя осторожней, и, может, ничего не случилось бы. Поймите: они смотрят на вас как на старших товарищей. Как на командиров. И если бы вы просто предупредили их, они бы подчинились
— Да мы их просто пугать не хотели. Жалко их. Кто знал, что автобус раньше уйдёт? — Раньше? А во сколько он ушёл? У вас что, были часы? И вы вышли заранее, а водитель, негодяй, уехал, не дождавшись? Я чувствовал, что у меня стремительно краснеют уши. Я мельком глянул на Макса. Он стоял весь красный
Возразить было нечего. Дима был прав. Когда он ушел, мы помолчали. Потом Макс сказал:
— Да, лопухнулись мы с этим походом. Да кто ж знал — Ладно, в следующий раз продумаем получше
— А что там в следующий раз делать? Вроде всё облазили
— Не всё. Когда уходили, Динька под костром люк заметил, просто не сказал. Не до него было
— Да? Вот здорово! — Только давай до лета отложим. Пока и так дел хватает
— Ладно. Но летом — точно. В самые первые дни каникул