Капитан Перережь-Горло. Западня

Глава 9
ТРИ КИНЖАЛА

Ги Мерсье, поддавшись напряженной атмосфере, сразу же схватился за заряженный пистолет, лежавший на подушке справа от него.

Они сразу же ощутили пустоту ночной сельской местности. Мерсье в покрытом пылью зеленом кителе с одним золотым эполетом высунулся из окна. Алан резко повернулся, подняв голову и прислушиваясь.

— В чем дело? — спросил из окна Мерсье. — Что не так?

— Не так, капитан? — откликнулся юношеский голос с более близкого расстояния.

— Да! Почему мы остановились?

Так как экипажем правили двое форейторов, сидящих верхом на передних лошадях, на козлах не было кучера. Глазам путешественников представился первый форейтор, самодовольный низкорослый парень лет шестнадцати, в голубой куртке и белых брюках. С тех пор как они подобрали его на последней почтовой станции, он успел их проинформировать, что его имя Мишель и что когда-нибудь он станет еще более великим командиром кавалеристов, чем сам Мишель Ней[47].

— Что не так, капитан? — усмехнулся Мишель, дерзко отдавая честь. — Нужно зажечь фонари, верно? — Вытащив коробку с трутом, он помахал ею. — Может быть, еще не полностью стемнело, но мы па краю леса Арбло, а там-то уж будет весьма темно.

— И из-за этого вся суета? Не могли бы вы…

В этот момент Алан Хепберн быстро выскользнул из противоположной двери кареты и спрыгнул на землю.

Мерсье тотчас же щелкнул курком пистолета и, повернувшись, прицелился в него.

— Вернитесь немедленно! — скомандовал он.

Алан, не двигаясь с места, стоял у двери, устремив взгляд вперед на дорогу. Он ответил, лишь когда Мерсье повторил приказ.

— Я уже спрашивал у вас, — с раздражением сказал Алан, обернувшись к капитану, — неужели вы думаете, что я буду пытаться бежать? Если бы я хотел причинить вам вред, то ночью мог бы сто раз прикончить вас этим кинжалом. Лучше послушайте!

Он поднял руку, призывая к молчанию. В тишине было слышно, как ветерок шелестит в листве; от земли и деревьев исходил запах сырости.

— За нами следует всадник, — тихо произнесла Мадлен. — Он скачет всю ночь и весь день. Теперь его не слышно, но я в этом уверена.

— Может быть, это и правда, — нетерпеливо откликнулся Алан, — но я думал…

— О чем?

— О том, что кто-то едет впереди нас. На дороге через лес звуки слышны как в тоннеле. По-моему, впереди едет еще одна карета с кавалерийским эскортом. Но кто может в это время ехать в Булонь, да еще с эскортом? — Алан огляделся вокруг. — Где наш специалист в таких делах? Мишель! Эй, Мишель!

— Месье?

— Что это за звуки, Мишель? Еще одна карета с кавалерийским эскортом?

Мишель пытался порисоваться перед женщинами, эффектно вспрыгивая на переднюю ось, чтобы зажечь фитили медных каретных фонарей, и возмущался, что это представление остается незамеченным. Зато он продемонстрировал целый спектакль, давая ответ на вопрос Алана.

— Не так плохо для городского господина, — заметил он, сбегав в лес и как следует прислушавшись. — Это легкий экипаж с небольшим эскортом — четыре — шесть всадников, едущих рысью.

— Как по-вашему, можем мы догнать и перегнать их?

— Когда они скачут всего лишь рысью? Ха!

— Я имею в виду, безо всяких осложнений, чтобы они не перегородили дорогу?

— Ха!

Алан кивнул и бросил монету. Мягкий желтый свет квадратных фонарей на каждой стороне кареты осветил новенький наполеондор, который быстро поймал Мишель. Парализованный подобной щедростью, он сжимал в одной руке монету, а в другой коробку с трутом.

— Месье! — воскликнул он, добавив в качестве выражения признательности замысловатое ругательство. — Не знаю, как вас отблагодарить! Быть может, мне зажечь лампу с рефлектором внутри этой старой салатницы?

— Лампу с рефлектором, — переспросил Алан, вытянув шею и заглядывая внутрь кареты. — Да, пожалуй. Отличная идея, Мишель, зажигайте! Только помните о юбках дам и не наступайте им на ноги… Вот так! Теперь…

— Клянусь тем-то и тем-то святого такого-то! — выругался Мишель, спрыгнув рядом с Аланом в облаке белой пыли. — Я не забуду вам этого, месье, даже когда стану маршалом! Это почти так же здорово, как получить награду императора за капитана Перережь-Горло!

Если прежде Мишелю никак не удавалось привлечь внимание пассажиров, то теперь он сделал это в один миг.

— Награду императора за капитана Перережь-Горло? — повторил Мерсье, внезапно появившись в открытой двери на той же стороне, где стоял Алан. — Это еще что такое?

Мишель уставился па него:

— Как вас понимать, капитан? Вы ведь из армии вторжения, верно? А об этом было объявлено вчера вечером.

— Да, но мы только что из Парижа. Что вы имели в виду под императорской наградой за капитана Перережь-Горло?

Мишель окинул взглядом пассажиров, задержавшись па высунувшейся из окна Мадлен и маячившем за ней смуглом лице Иды де Септ-Эльм. Затем он собрался с силами, намереваясь вовсю использовать представившуюся возможность.

— «По приказу императора, — провозгласил он пронзительным голосом, — любому мужчине или юноше из пяти корпусов армии вторжения — от рядового до капитана, — который доставит живым в военную полицию преступника, известного как капитан Перережь-Горло и, как теперь доказано, являющегося проникшим в лагерь англичанином… У Мишеля не хватило дыхания, и несколько секунд он был вынужден изъясняться жестами, прежде чем перейти к финалу.

— …будет немедленно выплачена сумма в сто наполеондоров и выдано столько вина или коньяка, сколько он сможет выпить за одну ночь. Подписано мною, Савари, командиром бригады и начальником военной полиции». И клянусь вам, дамы, — добавил Мишель, — весь лагерь превратился в сыщиков. Мой кузен, Луи-Сир из конных гренадеров, говорит, что они прочесывают всю территорию вдоль и поперек!

Никто не проронил ни слова.

— Что касается вас, месье, — продолжал признательный Мишель, оглядывая костюм Алана, — то надеюсь, что вас в лагере знают. Не хотел бы я, чтобы в вас хотя бы заподозрили капитана Перережь-Горло.

— Нет, с этим все в порядке, — успокоил его Алан, чувствуя, однако, что на висках у него выступили капли пота. — К счастью, у меня есть удостоверения…

— Но я же говорил вам, месье…

— Послушайте, Мишель! — рявкнул Алан с раздражением, совершенно чуждым его натуре. — Эта другая карета все больше удаляется от нас. Вам ее не догнать вовсе, если вы не поспешите. Подгоните ваших лошадей и обойдите их, но не ввязывайтесь ни с кем в ссору. Быстро отправляйтесь!

Мишель послал Мадлен воздушный поцелуй и вскочил на лошадь. Алан быстро влез в карету, чувствуя на себе любопытный взгляд томных глаз Иды де Сент-Эльм.

Кнут защелкал с бешеной энергией, лошади мчались галопом через лес Арбло. Ида не сводила подозрительного взгляда с Алана, сидевшего с коробкой на коленях.

— Давайте забудем о награде, обещанной императором, — предложил он. — Неизменное правило этого джентльмена — отвлекать в трудную минуту внимание людей и давать им новую тему для разговоров.

— Возможно, — заметила Ида, — этого правила придерживается не только император, а кое-кто еще. Как ты думаешь, Ален?

— Ничье внимание, — сказала Мадлен, — пи в малейшей степени не было отвлечено разговорами о награде. Быть может, ваше, капитан Мерсье?

— Нет.

— Алан утверждал, — быстро продолжала Мадлен, словно пытаясь заставить Иду переключить внимание на что-нибудь другое, — что капитан Перережь-Горло, очевидно, является руководителем революционного тайного общества. Я не понимаю его, но должна понять. Продолжай, Алан!

— Давайте подумаем, — заговорил Алан, переводя взгляд с Иды на Мерсье, — о тайном обществе «Олимпийцы», чьей эмблемой служит окровавленный кинжал. Допустим, их лидер, капитан Перережь-Горло, нанимает кого-то, кто совершает в лагере таинственные убийства с целью распространить панику и вызвать бунт. Но дал бы он хоть раз повод для подозрений, что этот наемный убийца — товарищ по оружию, солдат Великой армии, сидящий с ними за одним столом? Бьюсь об заклад, что не дал бы! Поэтому я и не верю в так называемого англичанина, как не верит, несмотря па все его заявления, и сам папаша Фуше. Стал бы английский агент оставлять па месте преступления три кин-жала, явно сделанные в Англии и с не полностью стертым именем оружейника? Сделал бы подлинный шпион Каслри, который должен говорить по-французски не хуже, чем на родном языке, такую нелепую ошибку, как подпись «Капитан Перережь-Горло»? Все эти факты бросаются в глаза, потому что с самого начала было задумано, чтобы их как можно скорее обнаружили. Капитан Перережь-Горло создал мифическую личность, чтобы в случае необходимости переложить вину на нее. Скажите, Мерсье, разве это звучит не убедительно?

— Убедительно в качестве теории, и притом весьма интересной! Но как доказательство…

— Подлинные доказательства, — откликнулся Алан, — можно обнаружить, рассмотрев последние два убийства. Вы слышали о них?

— Конечно!

— Ночью 16 августа рядовой Феликс Соломон из 7-го полка легкой пехоты был убит неподалеку от дома маршала Сульта. Соломон был заколот в сердце, прямым горизонтальным ударом спереди, оружие забрал с собой убийца.

Вы, наверное, слышали, что четвертая жертва была убита таким же образом?

— Я слышала об этом, — вмешалась Мадлен.

— Отлично! — сказал Алан, открывая коробку и снова вынимая кинжал. — Теперь, Мерсье, предположим, что вы убийца, наносящий удар. Представьте себе, что вы подкрадываетесь к жертве. И покажите, как вы будете держать этот кинжал, чтобы нанести удар в сердце прямо по горизонтали!

Фонарь с рефлектором, висящий на задней стенке, раскачивался и мигал. Внутри плоского маленького фонаря пламя свечи колыхалось против вогнутой, отполированной до блеска оловянной пластинки. Светильник отбрасывал яркие отблески на клинок кинжала и согнутую руку Ги Мерсье.

— Но здесь что-то не так! — воскликнул капитан. — Это невозможно!

— Вот именно, — подтвердил Алан. — Как бы вы ни держали кинжал, невозможно нанести сильный удар, поражающий сердце, абсолютно по прямой. Этого нельзя сделать не только спереди, но и сзади. Представьте себе часового с тяжелым мушкетом на правом плече!

— Однако каким-то образом это было сделано!

— Конечно, было. Теперь взгляните на клинок. Он ничего вам не напоминает?

— В каком смысле?

— Перестаньте рассматривать этот предмет как кинжал. Думайте только о клинке. И, ради бога, не смотрите на меня как на спятившего! Говорю вам, что, как только вы как следует подумаете о последнем убийстве, происшедшем внутри ограды императорского павильона, весь дьявольский трюк станет для вас ясен, как при свете молнии!

Алан чувствовал, что теперь наконец завладел вниманием Иды. Он отчаянно боролся за это, пытаясь отвлечь ее ненависть от Мадлен, а подозрения от себя. При этом он не забывал напрягать слух, стремясь услышать звуки другой кареты, которую они преследовали по отзывавшемуся гулким эхом лесу.

Раздавался громкий стук лошадиных копыт, на крыше тарахтели чемоданы, деревянная шляпная коробка Иды и седло Мерсье.

— Я прошу вас всех, — продолжал Алан, — как должен был бы попросить папаша Фуше, представить себе происшедшее 19 августа, незадолго до полуночи, около павильона императора, стоящего на скале над Ла-Маншем. Сам павильон пуст и темен. Хмурая, ветреная ночь, луна скрыта за тучами, четверо часовых шагают внутри ограды…

— Ты так все описываешь, — заметила Ида, — как будто сам был там.

— Меня там не было, Ида. А вот наемный убийца капитана Перережь-Горло был! Продолжать?

— Да!

— Этим четырем морским пехотинцам пустынно и одиноко. Каждый патрулирует вдоль одной из сторон высокой, почти в человеческий рост, ограды из деревянных бревен. На коротких расстояниях вдоль внутренней стороны ограды висят фонари с рефлекторами, ярко освещающие местность. Их свет и присутствие трех товарищей внушают каждому часовому уверенность.

Однако гренадер Эмиль Жуайе, возможно, особой уверенности не испытывает. Он начинает насвистывать для храбрости, а двое других сразу же смотрят па него, потому что свистеть, стоя на часах, запрещено. Призрак-убийца с кинжалом не может перелезть через ограду, чтобы его не увидели и не застрелили; он не может даже просунуть руку сквозь узкое пространство между бревнами. Так что часовые как будто в полной безопасности!

Подобные детские ночные страхи недостойны солдат Великой армии! И тем не менее гренадер Жуайе, приближаясь к одному из концов своего участка обхода — к северо-восточному углу ограды, — движется навстречу своей смерти! Но он не знает этого, потому что видит каждый освещенный дюйм внутри ограды и считает, что и за ней может видеть на достаточном расстоянии.

Ида не смогла удержаться:

— Только считает? Но, насколько я поняла, в этом нет никакого сомнения! Свидетели поклялись, что они могли видеть и то, что делается снаружи. Они говорили неправду?

— Да, — ответил Алан, — хотя они думали, что говорят правду.

— Почему?

— Потому что все действие фонаря обращено как бы внутрь. Посмотри на тот, который находится сзади тебя. Он не слепит глаза смотрящим па него, а просто обманывает зрение. Фигура, стоящая за оградой и одетая в черное, была бы полностью невидима на фоне ночного неба. Теперь тебе ясно?

— Но убийца, — возразил Мерсье, — все же должен был проникнуть за ограду, чтобы нанести удар жертве!

— Вовсе нет, — ответил Алан. — И теперь мы можем понять наконец, почему рядовой Соломон и гренадер Жу-айе были убиты прямым горизонтальным ударом и почему в каждом случае кинжал был «унесен» с места преступления. Потому что в этих двух убийствах кинжал вообще не был использован!

Наемный убийца нанес имеющимся у него особым оружием один точный и смертельный удар между двумя деревянными бревнами ограды и бросил в то же отверстие листок бумаги на глазах у людей, которые не могли его видеть. Теперь взгляните снова на кинжал; обратите внимание на его плоскость, острую как бритва, одну сторону клинка, почти не сужающегося к концу, и скажите, что все это вам напоминает?

Мерсье привстал и выругался.

— Клинок прямой сабли! — воскликнул он. Алан постучал по крышке коробки.

— Не просто прямой сабли, — сказал он, — а кавалерийской сабли особого образца, которую носит лишь небольшая группа людей в Великой армии. Ну так кто же этот наемный убийца, любящий насилие ради самого насилия? Он человек большой физической силы — ведь, используя кинжал, он идет на риск драки с часовым. Он очень опытен в обращении с саблей. Наконец, он обладает немалой храбростью и притом вызывающим самомнением…

— По-моему, — заметила Ида, — ты описываешь человека, похожего на самого себя.

— Нет, — возразил Алан, — я описываю человека, похожего на лейтенанта Ханса Шнайдера из берсийских гусар. Поверьте, Шнайдер не случайно появился вчера вечером в министерстве полиции. А теперь, с вашего позволения, я представлю вам решающее доказательство. Но сперва скажите, согласны ли вы все со мной, что гренадер Жуайе был убит именно таким способом?

— Друг мой, — ответил Мерсье, разводя руками, — с вами трудно не согласиться. Тот же принцип, что черное не видно на фоне черного, был продемонстрирован на сеансе черной магии в доме Талейрана два года назад. Но…

— Что «но»?

— Вы сказали, что убийца нанес удар саблей через ограду. Допустим! Но ведь сабля сделана из полированной стали! А если бы кто-нибудь из свидетелей заметил блеск клинка? В этом случае капитану Перережь-Горло следовало бы приказать своему наемнику покрасить саблю черной краской!

— Именно это он и сделал! — усмехнулся Алан. — Поэтому мы можем не сомневаться, что убийца — лейтенант Шнайдер.

— Что?!

— По-вашему, — насмешливо осведомился Алан, — секретные агенты лорда Каслри не имеют подробных сведений о Великой армии и ее наиболее выдающихся представителях? Прошлым вечером, в Зеркальной комнате, Ханс Шнайдер блистал всей своей славой. Его мундир сверкал как солнце! Он ударил бедного Шавасса по лицу, как ударил бы любого, кто попался бы ему под руку! Он не боялся ни меня, ни дюжины таких, как я! Однако вы заметили, что, несмотря на это, он не выхватил из ножен саблю, покуда я не довел его до такого состояния, что у него не осталось выбора? Но даже тогда Шнайдер извлек клинок всего на несколько дюймов и был счастлив, когда его прервали и он снова смог вложить его в ножны. Клинок был выкрашен в черный цвет!

Алан Хепберн сделал паузу.

Пот стекал со лба ему в глаза, лица компаньонов расплывались перед ним, все звуки быстрой скачки отдавались грохотом в его ушах.

— Вот мои доказательства, Ида, — сказал он, проглотив комок в горле. — Подумай о характере этого человека, представь себе его лицо, где бы он сейчас ни находился…

Мерсье вскочил, держась за дверь кареты и устремив взгляд на заднюю стенку, где светился фонарь с рефлектором.

— Где бы он сейчас ни находился! — повторила Ида странным голосом.

Очевидно, она и Мерсье подумали об одиноком всаднике, мчащемся в ночи следом за их каретой с прямой саблей на боку и злой усмешкой на лице. Впрочем, в этом напряженном поединке умов было нелегко угадать чьи-либо мысли. Алан обернулся к Мерсье.

— Сабля была покрашена в черный цвет, — продолжал он, — потому что Шнайдер готов к новым убийствам по приказу капитана Перережь-Горло. Теперь вы предупреждены и можете действовать как хотите. Но это одна из причин, по которой я не хочу, чтобы мне на ночь давали лауданум. Если Шнайдеру позволено рыскать, где ему вздумается…

— Хепберн!

— Ну?

Мерсье, держа в левой руке кинжал, словно он обжигал его, а правой вцепившись в дверь, все еще пытался встать на качающийся пол.

— Если в человеческой натуре осталась хоть капля правды, — сказал он, — то не могу поверить, что вы меня обманываете. Следовательно, — облизнув покрытые пылью губы под черными усами, капитан вновь посмотрел на заднюю стенку кареты, — я должен вам кое-что сообщить.

— Нет! — резко вмешалась Ида. — Вы не должны говорить ему! Я запрещаю!

— Но, мадам…

— Он обманывает нас! Я знаю его методы! Лицо Мерсье болезненно исказилось.

— И все же, мадам, — возразил он, — я не верю, что это обман, и убежден, что в глубине души вы тоже в это не верите. Но, если это правда, — он повернулся к Алану, — кто же подлинный капитан Перережь-Горло? Кто нанял Шнайдера? Кто замыслил этот балаган, чтобы развалить армию?

— Не знаю, — с горечью ответил Алан. — И никогда не говорил, что знаю.

— Но, как я понял из нескольких замечаний Фуше…

— Я никогда не заявлял, что мне известна личность самого капитана Перережь-Горло. По имеющимся у меня причинам я решил вести затяжную игру и сказал, что знаю, где искать убийцу, потому что прежде всего его следовало искать среди берсийских гусар. Затем, когда появился Шнайдер…

— У вас были основания подозревать именно его?

— Конечно нет! До тех пор, пока клинок его сабли не вылез из ножен на три дюйма и все сразу же не стало ясным! С этого момента я так упорно смотрел на его саблю, что опасался, как бы этого не заметили.

— Следовательно, настоящий капитан Перережь-Горло…

— Настоящий капитан Перережь-Горло, — прервал Алан, — может оказаться кем угодно: человеком, занимающим высокое официальное положение, или, напротив, незначительным лицом. Он может быть даже женщиной.

— Женщиной?

— Во Франции не раз случалось, что движущей силой тайного общества оказывалась женщина. Но сейчас это не имеет значения. Сейчас мы располагаем — или вы располагаете, если со мной что-нибудь случится — нитью, ведущей к главному преступнику через Шнайдера. Поэтому необходимо пристально наблюдать за гусарским лейтенантом.

— Мадам де Сент-Эльм, — официальным тоном заявил Мерсье, — я намерен сообщить ему…

— Ответьте на один вопрос, любезный Ги! — воскликнула Ида, силуэт ее головы вырисовывался на фоне качающегося фонаря. — Вы повинуетесь данным вам приказам или подчиняетесь приказаниям заключенного, находящегося под вашим присмотром?

— Мадам, такой вопрос незачем задавать!

Все это время Мадлен Хепберн не проронила ни слова. Однако можно было заподозрить, что молодая женщина, наделенная необычайной интуицией, могла догадаться о чем-то, остававшемся непонятным даже для более умного человека, чем Алан. Мадлен сидела неподвижно, с напряженной улыбкой, искоса поглядывая на лицо Иды и на шитый золотом ридикюль в ее руке.

— А будет ли причина задавать такой вопрос, — осведомилась Ида, — когда британский шпион получит возможность свободно бродить по Булонскому лагерю? Почему, например, Ален так интересуется той, другой каретой?

— Какой другой каретой?

— Той самой, — фыркнула Ида, — которую он просил догнать форейтора, дав ему наполеондор! Почему его так беспокоит, что кто-то еще едет в Булонь, если он думает только о капитане Перережь-Горло? Смотрите! — добавила она, вскакивая и бросаясь к окну справа, у которого сидела Мадлен. — Мы догоняем эту карету!