Капкан на наследника

Глава 23

Вряд ли от человека стоит ожидать, что он станет вставать в позу и сможет держать себя достойно под омерзительным дулом автоматического пистолета 45-го калибра. Только не тогда, когда он прекрасно знаком с полным послужным списком владельца этой смертоносной игрушки, которого, по его мнению, несколько часов тому назад отправили на тот свет. И не тогда, когда на нем ничего, кроме полосатых трусов, из которых торчит пара тощеньких ножек, и он не в силах сдержать дрожь в коленях, а прелестная блондинка со сверкающим непроницаемым взглядом смотрит на него с таким любопытством, надменностью и презрением, словно он и не мужчина вовсе, а подопытный кролик.

— Давай выкладывай, друг мой, а то «Веллер-Фабрей» навсегда лишится своего лучшего сотрудника. Ты же знаешь новый контактный телефон и где он прячется тоже.

— Прошу вас… мистер Келли, вы же знаете, что произойдет, расскажи я вам, где…

В ответ я ухмыльнулся, и он завороженно проследил за тем, как мой палец лег на курок.

— Я точно знаю, что произойдет, если ты не скажешь.

Выбора у него не осталось. Расскажи он мне, у него хотя бы будет в запасе час, чтобы попытаться скрыться.

Поэтому он избрал именно этот вариант.

Я убрал пушку, стер с лица зловещее выражение, и мы с Шарон направились к фургону. До рассвета оставался еще целый час. Наступило то самое время суток, когда одни уже легли, а другие еще не вставали, и Нью-Йорк погрузился в посторгазмический сон, в наркотическую дрему, надышавшись своих собственных испарений. Дождь старался изо всех сил, но его усилия были тщетны, поскольку не хватит никакого ливня, чтобы смыть всю мерзость с чумазой бетонно-стальной шкуры. Я свернул с главной дороги и подался на заправочную станцию, где мне предстояло сделать один телефонный звонок и залить в бак бензина. По пути я захватил пару стаканчиков кофе и снова сел за руль.

Шарон взяла из моих рук дымящийся напиток и проговорила:

— Неужели ты и вправду убил бы его, Дог?

— Не он первый, не он последний, — переключился я на первую передачу и выжал сцепление.

— Я не об этом спрашивала.

— Он думал именно так, — ответил я.

Когда-то Фрипорт был всего-навсего маленькой сонной деревушкой на Лонг-Айленде, доехать до которой — одно удовольствие, стоит только отправиться от большого зоопарка Города Развлечений по Шоссе Восходящего Солнца. Но все это было очень давно, еще до того времени, как по миру зашагал Прогресс со своими непродуманными планами и безудержным ростом населения. Теперь Фрипорт являл собой всего лишь еще один задыхающийся городишко, битком набитый автомобилями, требующий для себя высокого звания пригорода, из последних сил сражающийся с упадком, бесконечным потоком машин и огромными счетами.

Я нашел улицу, а на ней — бледно-желтый дом, расположившийся на самой окраине, и подъехал поближе с выключенными фарами.

На востоке полыхали зарницы, разгоняя своим ярким светом туман, висевший вдоль всей линии побережья. Где-то там, в недрах желтого домика, преспокойненько спал себе Чет Линден, убаюканный мыслью о том, что приказ отдан и непременно будет исполнен, а огромный забор, напичканный хитроумной электроникой, призван защитить от непрошеных гостей.

Шарон наблюдала за тем, как я при помощи парочки приспособлений с легкостью снимаю круговую оборону, непринужденно обходя все заумные детекторы, и так называемые эксперты еще поломают себе голову над вопросом, как же мне удалось проделать подобный трюк. Она тихонько стояла и ждала, когда я залезу в окно и отключу вторую линию обороны на входной двери, а потом вошла внутрь; в ее жестком взгляде было предвкушение… как в глазах любителя животных, который с нетерпением ожидает, когда же бык убьет матадора.

Чет проснулся, как только холодный стальной нос пушки коснулся его нежной кожи под подбородком.

— Свет, детка, — скомандовал я.

Люстра под потолком засияла всеми своими лампочками, и теперь можно было увидеть, что лицо Чета перекошено от ненависти к самому себе за такой глупый промах. Парень даже не дернулся в сторону подушки, из-под которой я извлек ствол, и лежал не шелохнувшись, пока я не обнаружил штык у бедра на расстоянии вытянутой руки.

— Ты совершил непростительную ошибку, Чет. Я же просил оставить меня в покое и даже предупреждал, что может случиться, если ты не прислушаешься к моим словам.

Он наблюдал за пушкой в моей руке, видел, что курок взведен до отказа, и смотрел в черное дуло, смахивающее на туннель, ведущий прямо в ад.

— Ты раздражен, Дог. Что случилось с Блэки и остальными парнями?

— Угадай с трех раз.

— Значит, ты все-таки перешагнул эту грань, — констатировал он.

— Вставай и одевайся.

Он бросил взгляд на Шарон.

— Не переживай, ничего нового она не увидит.

— Неужели для того, чтобы умереть, мне надо одеться?

— Ты же сам всегда говорил, что у меня есть класс.

— Для таких, как мы, всегда наступает время «Ч», так ведь?

— Непременно.

— Мне очень жаль, Дог.

— Не стоит ни о чем сожалеть.

— Да я не о себе. Я о тебе. Просто ужасно, что ты все-таки решился перешагнуть грань. — Он отбросил одеяло, спустил ноги на пол, сел на край кровати и снова бросил взгляд на Шарон. — Значит, ты та самая, — задумчиво произнес он. — Ты знаешь о нем… все?

— Теперь да, — ответила Шарон.

— Ясно. — Он перевел взгляд на меня. — Решил уничтожить всех вокруг себя?

Я пожал плечами.

Каждый должен сражаться за свою жизнь. Когда жизнь твоя висит на волоске, когда в твоем распоряжении осталось всего несколько минут, тебе приходится выбирать: бросаться с кулаками навстречу смерти или начать думать, попытаться здраво оценить ситуацию, обхитрить противника и тем самым выкрутиться. Чет выбрал второе.

— Ты можешь его остановить? — спросил он Шарон.

— Многие уже пробовали. А ты можешь?

Он не дрожал, не ныл, не умолял. Оделся без лишних слов, пошел в свою собственную гостиную и поудобнее устроился в своем собственном кресле в ожидании, когда старый лодочник скажет, что настала его очередь переправляться через реку. Вдруг глаза его расширились от удивления, потому что он никак не мог взять в толк, кто может припереться к нему в такой час, но дверной звонок звучал резко и требовательно, и я велел Шарон пойти открыть дверь.

Здоровяк пришел один, без сопровождения, как я и просил. Он увидел, что я стою посреди комнаты с пушкой 45-го калибра в руке, но не стал утруждаться и вынимать свою игрушку, болтавшуюся на поясе и в любой момент готовую прыгнуть в ладонь хозяина. Он был профессионалом с большой буквы и никогда не занимался подобными глупостями, правда, имел одну маленькую слабость: любил, грешным делом, выслушать объяснения, а потом малость покопаться в них, оценить с высоты своего опыта, не переставая удивляться, как это человек способен провернуть подобное дельце, да еще в таких неимоверных условиях, когда на хвосте у тебя постоянно болтается куча вооруженного до зубов народу.

— Пошли на улицу, — скомандовал я и повел их к фургону. Я подождал, пока здоровяк не осмотрит содержимое блестящего гроба из орехового дерева, затем настоял на том, чтобы и Чет взглянул на них.

— Твои условия, Дог. Что ты за это хочешь? — спросил здоровяк.

— Ключи от твоей машины, — ответил я.

Здоровяк передал их мне из рук в руки. Я поглядел на Чета, потом снова на здоровяка.

— Он расскажет тебе все как на духу, — усмехнулся я.

На его спокойном, бесстрастном лице с явно проглядывающими итальянскими чертами сверкнули темные глаза.

— Я бы предпочел услышать твою версию, — состроил он из себя саму невинность.

— У рассказа пока нет конца, дружище, — покачал я головой. — Какой смысл начинать повесть? Сначала надо узнать, чем же она завершится.

— Дик Лаген уже придумал финал, и я знаю какой. Эта газетенка не пожалела ни средств, ни времени и раскопала все имеющиеся факты твоей биографии, со времен окончания войны и начала твоей блистательной карьеры. Они проверили все по своим каналам, так что петля на твоей шее уже затянута, осталось только выбить стульчик из-под ног.

— Может, тебе стоит поговорить с ним, — предложил я.

— Да он и слушать не станет.

— Значит, придется мне прочистить ему мозги, выслушает, как миленький. — Я отпустил курок, но пальца с него не убирал. — А если не меня, то моего маленького дружка.

До сих пор мне ни разу не приходилось видеть его настоящую улыбку, и могу сказать, что даже врагу не пожелал бы стать свидетелем подобного зрелища. Его белоснежные зубы сверкали в лучах восходящего солнца, взгляд прикован к прячущемуся во мраке фургона товару.

— Гроб сохранить, Дог? Моя мамочка любила повторять: «Не знаешь потерь — не будешь знать нужды».

— Конечно, Винс, — согласился с ним я. — Сохрани, только не для меня.

Казалось, этот чертов дождь никогда не кончится. Он упорно хлестал по ветровому стеклу, и одинокая щетка с моей стороны лениво разгоняла потоки воды. Шоссе начинало оживать, уже появились первые пробки. Огромный товарный фургон еле тащился по дороге, никого не пропуская вперед и собирая за собой хвост автомобилей длиной в милю. День для злых и раздраженных водителей начинался не лучшим образом.

Шарон ни разу не взглянула на меня, сидела словно статуя, беспомощно сложив ручки на коленях и тупо уставясь в окно на нескончаемый поток машин. Когда я уже сворачивал в сторону Линтона, она встрепенулась, задумчиво поглядела на меня, словно приняла какое-то решение, и хотела объявить мне его, потом судорожно вздохнула, сникла, покачала головой и вернулась к своему занятию.

Но держать все это внутри себя она тоже была не в состоянии. Слишком многого она насмотрелась за последние несколько часов, к тому же ей никак не удавалось уловить смысл происходящего. Я знал, что мысли лихорадочно скачут в ее воспаленном мозгу, крутятся и крутятся в поисках ответов, но даже если они и находились, то все как один совершенно не соответствовали действительности.

И вдруг ее словно прорвало.

— Что Дик Лаген собирается написать о тебе, Дог? — взвилась она.

— Да какая разница?

— Перед тем… как ты рассказал мне про… всякие такие вещи, разницы действительно не было. Но потом, когда я увидела этот гроб… неужели там действительно героин?

— Чистый, неразбавленный, разложенный по пакетикам. Возможно, самая большая партия из тех, что удалось перетащить через границу. Такого давным-давно не случалось, если вообще когда-нибудь было. — Я старался говорить как можно более буднично.

— И весь твой. Его для тебя привезли?

— Точно, но теперь о нем узнали другие.

— Я не позволю этому случиться, Дог.

— Не позволишь случиться чему?

— Этот… полицейский. Он и тот маленький злобный человечек. Подобные грязные ублюдки не смогли бы существовать без прикрытия. Я была свидетелем и вполне в состоянии опознать их. Думаю, Дик Лаген с большой охотой выслушает меня.

Черт подери! Да пусть что хочет, то и думает. Так будет лучше для нее.

— Тебе понадобятся доказательства, детка. Не думаю, что кто-нибудь снова увидит этот гробик. Лаген не такой дурак, чтобы выдвигать голословные обвинения, а больше эту информацию продать некому.

Шарон обдумала сказанное, и на губах у нее заиграла загадочная улыбка, которая как бы говорила, что она уверена: все будет как раз наоборот.

— И что ты за это получил, Дог?

— Ты все равно не поверишь, — сказал я.

— Нет, почему же… поверю, правда. — Глаза ее снова стали холодными, словно льдинки, взгляд тяжелым. — Цифры небось с шестью нулями?

— Гораздо больше, котенок мой. Ты даже не представляешь насколько. Никаких денег не хватит, чтобы купить то, что я получил за этот шедевр неизвестного краснодеревщика.

— Что может быть дороже денег?

— Если ты до сих пор не поняла, то уже никогда не поймешь, — вздохнул я.

Она не сводила с меня взгляда. Глаза ее были словно два буравчика, которые поставили перед собой цель просверлить во мне как можно больше дырок.

— Для тебя, Дог. Что дороже денег для тебя?

— Вернуться домой. Быть свободным. — Я хотел добавить кое-что еще, но вовремя прикусил язык.

Я внимательно следил за залитой дождем трассой и внезапно почувствовал, как буравчики прекратили свое занятие и перестали терзать мою плоть. Скосив на нее глаза, я заметил, как изменилось выражение ее лица, она смущенно насупилась и явно гоняла в голове какую-то мысль. Шарон тяжко вздохнула и принялась жевать нижнюю губу, в глазах заблестели слезы.

Я направился к дому Ферриса, где в середине ночи бросил свою машину, и увидел, что проехать не представляется никакой возможности. Улицу заполонили автомобили. На крыше двух из них сверкали голубые маячки, посреди дороги расположилась парочка пожарных машин. Несмотря на раннее утро, вокруг собралась толпа зевак, и я никак не мог рассмотреть, что же там такое горит. Однако окна домов напротив оставались зашторенными, ни на одном из крылечек тоже никого не было видно.

Я опустил стекло и позвал пару ребятишек, чтобы расспросить их о происшествии. Одному из них, с учебниками под мышкой, явно было нехорошо.

— Машина взорвалась, — пояснил он. — Этот чокнутый Дженсен всегда любил покататься на чужих автомобилях. Увидел, что ключи на месте, и решил доехать до школы. Как только он завел мотор, тачку разорвало на куски. А мы ведь говорили ему, предупреждали, и все такое…

Мне тоже как-то сразу поплохело.

— Его только недавно из одной школы выгнали за подобные проделки, — рассеянно заметил его товарищ.

Я поднял стекло и посидел минутку, пытаясь прийти в себя.

— Дог?

— На его месте должен был оказаться я.

Шарон всхлипнула, но рыдания застряли у нее в горле.

— Он последний. После него никого уже не будет.

— Кто? — прошелестела она.

— Самый худший из всех, — снова овладел я собой. — Черт, а у меня столько дел впереди!

Я высадил Шарон на подъезде к фабрике «Баррин». Она кисло улыбнулась мне, подняла воротник и побрела сквозь непогоду к главному корпусу. Вагончики «С.С. Кейбл продакшнз» по-прежнему стройной линией тянулись к западу от завода, но теперь все съемки велись внутри зданий, и из всех шатров остался только один, под которым небольшая группка людей пила кофе. Мне пришлось дважды объехать всю территорию, прежде чем я наткнулся на Хобиса, сидящего в припаркованной машине. Остановившись напротив, я махнул ему рукой, приглашая пересесть к себе.

— Какие новости? — спросил я.

— Небольшое происшествие с автомобилем на самой окраине города, больше ничего, — натянуто оскалился он, старательно растягивая уголки губ. — Я послал Чоппера проверить. То ли ты слишком осторожен, то ли удача так и ходит за тобой следом.

— И что он нарыл?

— Это и впрямь была та самая развалюха, которую ты взял напрокат. Кто-то воспользовался новомодной пластиковой взрывчаткой с тепловым детонатором. Прикрепили к выхлопной трубе. Сделать это легче легкого, а взрывается через пять секунд. Профессионально сработано, ничего не скажешь. Полагаю, местным копам пока не удалось докопаться до истины. Мальчишку разорвало к чертовой матери. Какого хрена ему там понадобилось?

— Хотел угнать машину. Я оставил ключи.

Хобис пожал плечами, вытащил из кармана остаток сигары и попытался прикурить.

— Да, урок не впрок. Чья работа?

— Арнольда Белла.

Хобис коротко кивнул, не глядя на меня, полностью поглощенный процессом прикуривания своей сигары, и после очередной попытки, увенчавшейся успехом, сделал пару глубоких затяжек.

— Старина Белл изменяет своим собственным привычкам. Раньше он всегда пользовался только 22-м калибром. Как ему удалось тебя вычислить?

— Городок не так уж и велик.

— Угу. Но все равно ему пришлось попотеть. Думаешь, работает в одиночку?

— Более чем уверен.

— Может, кого из местных привлек?

— Только не Арнольд Белл. Он предпочитает сольные партии. Если он преуспеет, все лавры достанутся только ему одному.

— Да, зря ему заплатили вперед, — ответил Хобис.

Я свернул за угол и снова поехал в сторону фабрики. В голосе Хобиса зазвучали какие-то необычные нотки, и я вопросительно поглядел на него.

— Я сегодня в Нью-Йорк звонил, — продолжил он. — В Европе большой переполох. Все пошло к чертям собачьим.

— Как это? — Я с такой силой сжал руль, что костяшки пальцев побелели.

— Мальчики Ле Флера проследили за Турком и всадили ему в брюхо парочку свинцовых пчелок. Турок решил, что умирает, и указал пальцем на главаря. Явились фараоны, обнаружили все его записи и задали такого жару низшему эшелону, что те сочли за благо рассказать все, что знали. — Хобис затянулся последний раз и щелчком отправил бычок в открытое окошко. — Все бы ничего, да только когда его держали под арестом, явился двадцатилетний двоюродный братец Ле Флера, представился представителем прессы, даже удостоверение показал, и выбил ему «люгером» оба глаза. Когда котел доходит до высшей точки кипения, его уже не остановить, обязательно взорвется, согласен?

— Выходит, братьям Гвидо удастся соскочить с крючка. И дело придется прикрыть.

— Видать, ты слишком долго отсутствовал, малыш, — хмыкнул он. — Им надо только сделать вид, что они завязали с прошлым, а так — переждут, пока буря уляжется, и начнут все заново. Там такое вполне возможно. Это здесь приходится сполна платить за ошибки и проступки. Поверь, из всего этого извлекут только один урок — будь осторожнее, когда пытаешься попользоваться деньгами синдиката для финансирования своей собственной операции. — Хобис захрюкал, изображая смех, и добавил: — Ты ведь хотел мне что-то сказать, не так ли?

Я рассказал ему про гроб.

— Каждому — свое, — подвел он черту под моим рассказом. — Куда направляемся?

— Ничего не изменилось. Прикрывайте фабрику — это ваша задача.

— Любой каприз за ваши деньги. Игра — дрянь, но пьеса — отличная.

Я высадил Хобиса у его автомобиля, пропустил вперед пару грузовиков, чтобы убедиться в отсутствии слежки, и подался на окраину города. На одной из заправочных станций я нашел телефон-автомат и позвонил Лейланду Хантеру.

На дворе стояло субботнее утро, а в полдень мне предстояло встретиться со своей семейкой. Примерно в два часа дня в головном офисе фабрики намечалось закрытое собрание вновь избранного совета директоров, на котором я тоже должен был присутствовать.

Им бы следовало заказать цветы. Не помешал бы и директор похоронного бюро, встречающий гостей легким поклоном и загробным голосом водворяющий тишину в зале. Дворецкий старался изо всех сил сохранить беспристрастное выражение лица, но загадочная улыбка, бродившая на его губах, выдавала его истинные чувства и отношение к предстоящему сборищу. Глаза его следили за мной, куда бы я ни направился, словно радар за радиомаяком, и я знал, что в его распоряжении имеются ответы на все вопросы, и парень, несомненно, собирался от души насладиться предстоящим моментом истины, когда все карты будут раскрыты и неприятель повержен. Он радостно поздоровался с Хантером и со мной, взял у нас наши пальто и сказал, что семейство уже в полном сборе и ожидает нашего прибытия в библиотеке.

Я поглядел на хитрого адвоката и отступил в сторону.

— После вас, Советник, — сделал я жест рукой и церемонно поклонился. — Лично я предпочитаю эффектное появление.

Он снова одарил меня своим профессиональным судейским взглядом.

— Наступит день, когда твои приходы и уходы станут единовременными.

— Все равно что забираться в заминированную машину?

— Отличное сравнение. И момент этот все ближе день ото дня.

— Вот когда настанет, тогда и подумаем, что с этим делать.

Он кивнул, лицо ничего не выражало.

— Может, он уже настал, мой беспокойный друг. До меня дошли кое-какие скверные слухи.

— Слухи всегда скверные, где ты видал другие?

— Но не настолько же.

— Не хочешь шепнуть мне на ушко?

— Я тебе не сарафанное радио. Если то, что я слышал, правда, то вскоре ты и сам все узнаешь.

— Отлично. Ну… пошли? — кивнул я в сторону библиотеки и отправился следом за Хантером к большим тяжелым дверям.

Все были в сборе. Сцена мало чем отличалась от той, которую я застал в свое первое посещение, за единственным исключением: за огромным письменным столом никого не было. Родственнички сгрудились в дальнем конце комнаты, желая ощутить рядом плечо ближнего своего и хоть как-то защититься, в руках — стаканы, в приглушенных голосах — наигранная веселость, в каждом жесте — враждебность, но в их поведении сквозило что-то такое, что могло означать только одно — они заготовили бомбу с часовым механизмом и сгорали от нетерпения, чтобы передать мне ее из рук в руки. Было ясно, что момент этот близок. Дед с огромным удовлетворением взирал на наше сборище, нарисованные глаза внимательно следили за мной, будто бросали мне вызов и желали сказать, что, будь я настоящим Баррином, я бы с легкостью избежал подобной ловушки, но незаконнорожденный ублюдок не имеет ни малейшего шанса. Попытка похвальна, ничего не скажешь, но это всего лишь попытка… нельзя ведь попытаться перепрыгнуть через пропасть: тебе либо удается это с первого раза, либо ты заканчиваешь свою жизнь на дне ущелья.

Никто не расслышал моего бормотания: «Да пошел ты, старый хрен». Хантер занял свое место за письменным столом, а я присел на край столешницы.

До сих пор никто не раскрыл рта, чтобы поздороваться с нами.

Адвокату даже не пришлось ничего объяснять. Денни и Альфред согласно кивнули, когда Хантер передал мне стопку сертификатов, но в их взглядах читалось то же самое выражение, что и у старика с картины.

— Ценные бумаги на десять тысяч долларов, Дог. Правда, теперь это чистой воды макулатура. И все они в полном твоем распоряжении, — провозгласил Хантер.

— Если бы я не вернулся, ничего бы от этого не изменилось.

— Доволен?

— Попридержи их у себя, — подтолкнул я к нему симпатичные зеленые листочки. — Да, я удовлетворен.

Я прикурил сигарету и поглядел на своих братцев, полностью погруженных в свои коктейли. Единственным несчастным в этой компании почему-то казался Марвин Гейтс, который по какой-то неведомой причине стыдился поглядеть мне в глаза. Алкоголь уже начинал брать над ним верх, и какой бы ни была его проблема, она уже билась в конвульсиях на дне стакана.

Альфред поудобнее устроился в кресле и поднял бокал, насмешливо приветствуя мою победу:

— Ну что ж, Дог, по крайней мере нам удалось сохранить Гранд-Сита. И все налоги уплачены. Ни раздутых закладных, ни долгов. Одни только предложения о покупке, и цена ничего так себе — несколько миллионов долларов.

— Рад за вас. Мне все равно никогда не хотелось стать владельцем этого гнездышка.

— Зато какая радость пустить его с молотка! Это непередаваемо. Кроме того, именно мы можем решать судьбу всех окружающих земель.

— Вот и славно.

— Местоположение нашего поместья таково, что мы влияем на стоимость других участков. К примеру, мы запросто можем сделать так, что цена на Мондо-Бич взлетит до небес или, наоборот, упадет до нуля. Но у нас конечно же и в мыслях нет подыгрывать тебе. Так что вскоре твой кусочек земли погрязнет в песке, траве и мусоре.

— Если только дела «Баррин индастриз» внезапно не пойдут в гору.

— Но у фабрики никаких шансов, согласен со мной? — вмешался Денни.

— Как знать? Никому не дано видеть будущее, — осклабился я.

Я услышал, как Хантер стучит по столу, призывая закончить перепалку и выслушать его.

— Нам и без того прекрасно известна сложившаяся ситуация, — обратился он ко мне. — Кросс Макмиллан выкупил небольшую часть поместья за немыслимую цену. И вот теперь они избавились от долгов, выкупили закладные и заплатили все налоги. Кроме того, оставшихся денег вполне хватит на то, чтобы безбедно резвиться всю оставшуюся жизнь.

— До тех пор, пока не вырастут цены и налоги, Советник.

— Это и к тебе относится.

— Не думаю, что они настолько умны и проницательны. В чем фокус?

Денни неторопливо поднялся из своего кресла. Я не переставал удивляться, насколько же он смахивает на выползающую из своего логова змею, и, имей мой братец раздвоенный язык, он непременно высунул бы его и зашипел. Победно улыбаясь, наслаждаясь каждой секундой своего триумфа, он ленивой походочкой подошел к столу и небрежно бросил мне пару черно-белых снимков.

— Ты мертвец, Дог, — сладко улыбнулся он.

Я поглядел на фотки. Четкие, чистые снимки не оставляли никаких сомнений, что перед объективом позировали мы с Шейлой Макмиллан, оба голышом в огромной кровати в старом доме на берегу океана, а нашим порнографическим позам позавидовали бы даже самые грязные порножурналы. Я показал их Хантеру, тот хрюкнул и порвал снимки.

— О, не волнуйтесь, копий предостаточно! — заверил нас Денни. — Кросс Макмиллан тоже получил свой экземпляр. Это все-таки его жена. Одновременно с документами на покупку участка. И теперь он жаждет твоей крови, даже могилку подготовил. К несчастью, надгробного камня не будет, потому что ты ведь никто и звать тебя никак. Просто безымянный холмик, прямо как у твоей матери.

Как только мой кулак коснулся его нежного личика, оно изрыгнуло из себя фонтан крови вперемешку с зубами. Однако разлюбезный братец не успел свалиться на пол, так как по пути вниз получил удар в ребра, которые весело захрустели, словно сухие палочки в костре. Черепушка Денни ударилась о стол и отскочила от полированной поверхности. Он попытался закричать, но из разбитого рта вырвался слабый писк. И на этот раз братцу посчастливилось потерять сознание. Я отпустил его обмякшее тело и повернулся к остальным.

Никто не смотрел на меня.

— Моя бомба оказалась покруче вашей, — сказал я. Альфреда стошнило.

Пэм невнятно пробормотала, что неплохо бы вызвать доктора, но телефон стоял на письменном столе, и, чтобы сделать звонок, им пришлось бы пройти мимо меня. Никто на это не отважился.

И тут заговорил Марвин Гейтс:

— Это я сделал снимки, Дог.

Он решил уже, что наступила последняя минута его никчемной жизни, и ужасно удивился тому, что я не убил его прямо на месте.

— Зачем, Марв? — только и спросил я.

Он пожал плечами, выждал несколько секунд и осушил стакан.

— Ты же знаешь, какой я слабохарактерный. Слишком много болтаю, слишком быстро сдаюсь, — вертел он в руках стакан, заглядывая внутрь, словно пытаясь разглядеть что-то на дне. — Я отплатил тебе черной неблагодарностью.

— Забудь об этом, — махнул я рукой.

И тогда Веду тоже вырвало. Она даже не наклонилась вперед, рвотные массы просто потекли у нее изо рта, глаза закатились, и она потеряла сознание, утопая в остатках своего собственного обеда.

Марвин оторвался от созерцания стакана, взгляд его прояснился.

— Кросс убьет тебя, Дог. У него просто нет другого выхода. Теперь каждая собака знает о тебе и его женушке.

— Хорошо хоть заплатили? — ткнул я большим пальцем в сторону родственничков.

— Мой банковский счет изрядно пополнился, чего уж тут скрывать. И если я останусь в живых, я смогу жить жизнью жирного грязного навозного червя. Но зато вновь обрету независимость.

— Ты останешься в живых, — проинформировал его я. — Так что будь счастлив.

— Как, с сознанием того, что это я накинул тебе петлю на шею?

Видно, выражение моего лица так напугало его, что бедолага предпочел снова впасть в ступор.

— Не стоит вычеркивать меня из списка живых, пока не увидишь, что я посетил патологоанатома, друг мой, — сказал я.

Я услышал, как Лейланд Хантер зашелестел бумажками, складывая их в атташе-кейс. Адвокат последовал за мной в холл и принял пальто из рук дворецкого. Харви поглядел на меня с той же загадочной улыбкой и произнес:

— Я уже позвонил доктору, сэр.

Мы с Хантером сели в машину.

— Ну и куда ты теперь направишься, Дог? — проговорил он через некоторое время.

Я оскалился в улыбке и крутанул руль на следующем повороте.

— Повидаться с Кроссом Макмилланом, куда же еще?

Примерно через квартал из проезда показался небольшой автомобильчик, повисел у нас на хвосте с четверть мили и свернул в сторону. Киллеры обычно не пользовались подобными тачками, но мне стало жутко интересно, почему это на развилке, неподалеку от фабрики, ко мне снова прицепилась сильно похожая машина. Она так же следовала прямо за нами какое-то время и потом исчезла из вида. День был сырым и мрачным, больше похожим на сумерки, однако настоящая ночь наступит не скоро.

Арнольд Белл предпочитал ночное время суток.

И я тоже.