Капкан на наследника

Глава 7

— Грубая ты женщина, Мона Мерриман, — сказал я ей. — Почему бы тебе не добыть себе какую-нибудь знаменитость?

— Я уже всех перебрала, дорогой мой. И ты кажешься мне самым лучшим.

— Если закрыть глаза на то, что я — никто и звать меня — никак.

— Не совсем так, Догерон. Я уже успела перекинуться парой словечек с твоим другом Ли Шеем. Он, знаешь ли, никогда не скрывает от меня ничего. То, что ты наследник «Баррин индастриз», делает тебя крайне интересным субъектом.

— Наследник-то я наследник, Мона, но вовсе не престолонаследник. Я же говорил тебе, что твой покорный слуга — позор семьи. Незаконнорожденный ублюдок.

— И это тоже новость, — сладко улыбнулась она. — В конце концов, я всего лишь ведущая колонки светских сплетен.

Я провел пальцем по овалу ее лица и ущипнул Мону за подбородок.

— Малышка, ты же не хочешь, чтобы я съел тебя заживо, не так ли?

— Весьма заманчивое предложение.

— Я вовсе не это имел в виду.

— А разве может быть иначе? — начала она подтрунивать надо мной.

— Предположим, я расскажу всем и всякому, сколько тебе на самом деле лет.

— Это невозможно! — продолжала веселиться Мона.

— Спорим? — спросил я ее.

Мона забеспокоилась, улыбочка начала потихоньку сползать с ее личика, завяла и исчезла вовсе.

— Дай мне телефон и час времени, и я буду готов назвать дату, время и место твоего рождения, — заверил я ее.

Она склонила голову набок и искоса взглянула на меня, не совсем уверенная в том, как следует вести себя со мной.

— Я тебе не верю, — вымолвила она в конце концов.

— Мона, погляди мне в глаза.

— Я вижу.

— Теперь ты знаешь. Эти игры известны мне лучше, чем всем твоим знакомым вместе взятым, и я отменный игрок. Стоит тебе ущипнуть меня, и я откушу тебе голову.

— Да ты и впрямь ублюдок!

— Окружающие не перестают твердить мне об этом.

— А ты и вправду рассказал бы всем, сколько мне лет… если бы сумел разнюхать?

— Только попробуй уколоть меня, и узнаешь, малышка.

— Ты такой интересный, Дог. И сколько же мне, по-твоему?

— Навскидку?

— Конечно.

Я снова провел пальцами по ее лицу и обнаружил маленькие шрамики.

— Двадцать один, — усмехнулся я.

— У тебя еще одна попытка, но на этот раз давай по-настоящему.

— Шестьдесят два, — произнес я.

— Ты добавил мне целый год, грязный ублюдок. И если ты расскажешь хоть кому-нибудь, я задушу тебя.

— Если меня будут спрашивать, скажу, что тебе нет и тридцати.

— Вот черт! А ты мне по сердцу, чокнутый придурок. Теперь я собираюсь выведать все твои секреты, и на этот раз пожалеть придется тебе!

— Да ладно, — отмахнулся я. — К чему так переутруждаться? Я и сам готов рассказать тебе все, что ты захочешь узнать.

Мона Мерриман заглянула в свой полупустой стакан, несколько раз взболтала содержимое и встретилась со мной взглядом.

— Тебе приходилось убивать?

Я кивнул.

— Хочешь поговорить об этом?

— Нет никакой необходимости.

— Но я-то еще живая. И ты прекрасно знаешь, что бы я с тобой сделала, будь на то моя воля.

— Знаю, знаю, можешь не сомневаться. От вас, молодух, всегда проблемы. Подыщи себе кого-нибудь по возрасту.

— Ладно, киллер ты наш. Теперь один маленький поцелуй, и пошли обратно.

Ее губы легонько коснулись моих, но за этим движением почувствовалась сила тигра, и в каждом движении Моны сквозило неуемное желание. Одно нежное прикосновение, и груди налились, соски заострились, словно она испытала настоящий оргазм. Лет двадцать тому назад она была стоящей штучкой, да еще какой!

Поэтому я взял ее за руку и поцеловал так, как она того хотела, но только один раз. В ответ она напряглась всем телом и одарила меня озорным ребяческим взглядом.

— Хватит, Мона, — сказал я. — Между нами пропасть. Мы принадлежим разным поколениям.

— Я хотела бы заманить тебя в эту пропасть.

— Но ты не можешь. Так что будь умницей.

— И почему мне так везет на ублюдков? — улыбнулась она. — Я собираюсь порвать вас на части, мистер Келли.

— Многие пытались сделать это до тебя.

— Эксперты?

— Эксперты.

— Вам только так кажется, мистер Келли. — Ее рука соскользнула с моего плеча, прошлась по моему телу и дотронулась до сокровенного места, а потом снова скользнула вверх и замерла. — По-моему, ты просто бесчувственный.

— Да я бы так не сказал, куколка. Просто люблю сам выбирать время и место.

— Пошли назад. Я хочу познакомить с тобой своих друзей.

Уолт Джентри наблюдал за тем, как мы возвращаемся в алкогольный смрад комнаты, помахал рукой и, извинившись перед парочкой, с которой вел беседу, пошел в нашу сторону своей чудной вихляющей походкой. Он схватил меня за руку, энергично потряс ее и подмигнул Моне.

— Как я рад, Дог! Давно не виделись.

— И я, Уолт.

— Мона уже навострила на тебя свои коготки?

— Мог бы и подготовить меня к появлению этого зверя, Уолт, — ущипнула она его за руку. — Он как свежая струя в нашем затхлом болоте.

— Это потому, что я — простой, ничем не примечательный человечек, — сказал я.

— Насовсем вернулся? — поинтересовался Уолт.

— Кто знает, всякое случается.

— Неужто в Европе стало скучно?

Я пожал плечами, пытаясь припомнить последние лет двадцать с небольшим:

— То, что в одно время вызывает трепет, в следующий момент может превратиться в обыкновенную рутину. Может, я как лосось, который возвращается на нерест в те места, где появился на свет.

— И умирает, — добавила Мона. — Они всегда умирают после нереста. Ты для этого вернулся домой, Дог?

— Смерть не мой удел, мадам. По крайней мере, пока.

— Вот и тема. Ты явился сюда, чтобы отнереститься. И кто же будет метать икру?

Уолт захохотал и потрепал дамочку по плечу:

— Мона, милая моя, неужели обязательно надо все сводить к сексу?

— Это самая интересная сторона дела, мальчик мой. Мои читатели набрасываются на такой материал, как на горячие пирожки. Среди нас появился ужасно загадочный и вызывающий холостяк, так что нет ничего странного в том, что я сгораю от любопытства, — с улыбкой поглядела она на меня. — Но вы не ответили на мой вопрос, мистер Келли.

— Я и сам пока не задумывался на эту тему.

— И ни одно одинокое сердечко не ждет твоего чудесного возвращения?

— Что-то не припоминаю ничего подобного. Большинство знакомых были рады, когда я свалил отсюда.

Уолт помахал официантке — супермини-юбке с подносом в руках, взял для нас пару стаканов и сказал:

— Не дай всей этой чепухе насчет его принадлежности к «Баррин индастриз» ввести тебя в заблуждение, Мона. Дог родился лет на сто позже, чем надо бы. В наши дни уже почти не осталось мест для любителей приключений и перемен. Да он был до смерти рад, что ему дали пинка под зад!

— И кому принадлежала нога? — поинтересовался тихий голосок.

Мы все разом оглянулись назад и приветственно кивнули изрядно подвыпившему лицу, принадлежавшему довольно крупному, если не сказать тучному мужчине.

— Мона, Уолт… — поклонился он.

— Дик Лаген, Дог Келли. Не думаю, что вы раньше встречались.

Я протянул руку, и мужчина из вежливости подержал ее в своей ладони несколько секунд.

— Я ваш постоянный читатель, мистер Лаген.

— О, по крайней мере, хоть кто-то интересуется новостями с международным душком.

— О моих опусах он так не высказывался, — пожаловалась ему Мона.

Лаген улыбнулся и погладил усы:

— Мона, милая моя, какие из нас соперники? Мои новостные репортажи привлекают его только потому, что в нем есть коммерческая жилка. Разве не так, мистер Келли?

В голосе Лагена сквозила какая-то странная нотка, а глаза его пристально и изучающе смотрели на меня.

— Деньги — неизбежное зло, и я всегда рад приобщиться к нему, даже если для этого приходится нарушить спокойствие, — ответил я.

— Насколько я понял, вы вернулись, чтобы предъявить свои права на наследство.

— Десять зеленых кусков, — рассмеялся я. — Как вам удалось о них разнюхать?

Дик Лаген попробовал напиток, удовлетворенно почмокал языком и произнес:

— Мои ранние исследования относятся ко времени расцвета «Баррин индастриз». Вы удивитесь, как много я знаю о вашей семье и ее благосостоянии.

— Ну а я буду рад, если получу свои десять кусков. Никогда не был настоящим членом семьи.

— Я так и понял. Однако в наши дни десяти тысяч долларов явно недостаточно, чтобы свить гнездышко. Планируете какие-нибудь инвестиции?

— Черта с два! — ответил я. — Планирую промотать их. Деньги не имеют никакого смысла, пока ты не превратишь их во что-нибудь полезное или приятное.

— Так думают только очень богатые люди, мистер Келли. — В голосе зазвучали те же странные нотки.

— Вы даже представить себе не можете, насколько богатым может оказаться малый с десятью тысячами в кармане, — оскалил я в улыбке зубы, и мой собеседник ответил мне тем же.

— Кстати, мистер Келли, вас ведь зовут Догерон, не так ли?

— Да, а что?

— Весьма необычно.

— Просто несколько старомодно. Нас, Догеронов, мало осталось.

— Это точно. И все же мне и раньше приходилось слышать это имя. Стамбул, Париж… Вы же тоже бывали там, или я не прав?

— Правы, вне всякого сомнения, — согласился я с ним.

— А могло ли быть так, что это был один и тот же Догерон?

Мона навострила ушки:

— Послушай, Дик, если у тебя и есть что-то на моего друга, даже думать забудь, чтобы написать об этом в своей расчудесной колонке…

— Если мистер Лаген и в самом деле сталкивался со мной в тех местах, то ты тоже можешь извлечь из этого выгоду, Мона, — со смехом прервал я ее защитную тираду. — Я же не студент-первокурсник. Вы и сами наведывались туда, мистер Лаген, так что вполне могли слышать обо мне. У меня неплохая репутация в определенных кругах. Любите позволить себе кое-какие излишества?

Рука Лагена снова потянулась к усам в попытке скрыть краску, бросившуюся ему в лицо. Мона рассмеялась и потянула его за рукав:

— Ну, Дик, да ты просто старый развратник! А я-то всегда считала тебя образцом порядочности. Дог, милый, ты просто душка! Теперь у меня есть чем уязвить его.

Лаген вымученно рассмеялся и состроил гримасу смущения:

— Вы поймали меня за руку, мистер Келли. Теперь мой маленький секрет стал достоянием гласности. А я такой застенчивый. Не так часто мне выпадает возможность побаловать себя.

— Не волнуйтесь, — успокоил я его, — ваш секрет останется между нами. Я уже запугал Мону тем, что, если придется, выдам кое-какие ее тайны. Добавляю к своим условиям и это.

— У тебя замечательный гость, Уолт, — обратился к нему Лаген. — Совсем не похож на нудного европейца. Рад был познакомиться с вами, мистер Келли.

Когда Дик скрылся из вида, Уолт сказал:

— Надеюсь, этот наглец не слишком расстроил тебя, старина.

Мона откинула волосы назад и проклокотала:

— Не будь идиотом. Да он радовался, как Панч[5]. А мы-то все тут считали его пуританином. Дог… на что еще ты способен? Похоже, ты можешь заглядывать в самые потаенные уголки людских душ.

— Это приходит с возрастом, леди. Кроме того, разве не бытует такое мнение, что все мужчины одинаковы?

— Если бы так было, ты не стал бы проводить время с дамой моего возраста. Почему бы тебе ни выбрать кого-нибудь своей весовой категории, как ты сам недавно выразился? Погляди вокруг, немало женщин бросают в нашу сторону жадные, завистливые взгляды. Поводи его вокруг, Уолт. Познакомь с людьми. Мне до смерти хочется поглядеть, что он будет делать с этими маленькими профессионалками, выставляющими напоказ свои прелести. Так выпьем же за возврат эры тугих сисек и крепких попок!

— Хватит тебе, Мона, — сказал я. — Опыт значит гораздо больше, чем внешние атрибуты.

— Уолт, умоляю тебя, уведи его отсюда от греха подальше.

И она удалилась, наметив себе очередными жертвами двух звезд, постоянно мелькающих на телеэкране.

— Вот это женщина! — покачал головой Уолт.

— Да-а!

— Только не позволяй ей запудрить тебе мозги. Эта киска готова свою родную бабушку продать, если из этого удастся сделать сенсацию. Ни чести, ни совести. И Лаген точно такой же, возомнил себя величайшим крестоносцем нашего времени. Некоторые сенаторы называют его сторожевым псом, стерегущим финансовые интересы бессовестной промышленности, и Дик изо всех сил старается соответствовать этому имиджу.

— В таком случае, зачем он явился на подобное сборище? — обвел я комнату взглядом. — Чем его могу заинтересовать все эти люди?

— Как ты сам успел заметить, Дик весьма охоч до женских прелестей. Однако тусовка шоу-бизнеса до сих пор не слишком охотно принимает его. Ты уже со всеми успел познакомиться?

— Со многими.

— Наши парни очень переживают по поводу твоего появления. Они давным-давно поделили территорию и ревностно охраняют ее от чужаков, и теперь с замиранием сердца следят за тем, кого ты собираешься увести прямо у них из-под носа.

— Где Ли?

— Да там, в баре, приклеился к парочке местных знаменитостей, хочет посниматься на ТВ. Не знаешь, чего он так трясется?

— Что-то не заметил.

— Такое впечатление, что даже на минутку боится оставить тебя без присмотра. Я думал, что вы стали друг другу чуть ли не братьями.

— Ли слишком впечатлительный, по любому поводу переживает, — улыбнулся я. — Жениться ему надо.

— Вы только поглядите, кто это говорит! — хмыкнул Уолт. — Кстати, на кого ты собираешься наложить лапу сегодня вечером? Даже мне это интересно. Выбирай любую, ни одна не откажет. Ну, почти ни одна.

— Да? И кто же исключение?

Уолт махнул в сторону того угла комнаты, где на ручке кресла сидела та самая стройная блондиночка, с которой я походя познакомился. Девушка о чем-то беседовала с тыквообразной головой одного из величайших издателей бульварных романов.

— Вон та. Железные трусики. Настоящий сексуальный коктейль Молотова, но никому не удается поджечь фитиль.

— Звучит заманчиво.

— Я бы сказал, скучно и утомительно. От нее отступились даже знатоки своего дела. Один из них был психиатром, но и он не смог поставить диагноз. Сейчас вокруг нее прыгает Рауль. До встречи с ней он считал себя воплощением мужской силы, не знавшим поражений завоевателем.

— Я слышал, как она отшила его. Неужели все то, что она ему говорила, — правда?

— До каждого словечка. Могу руку дать на отсечение. Я тоже побывал у нее на крючке. Пошли поздороваемся. Посмотрим, какое впечатление ты произведешь.

— Да ну. Она слишком молода для такого дога, как я.

— Считай это просто сменой темпа.

— Оставь это себе.

Тыквоголовый издатель коротко ответил на наше приветствие и удалился, чтобы поохотиться за вновь прибывшей красоткой, которая ворвалась в зал в окружении шлейфа молодых людей, свежая, словно летний шторм.

— Позвольте представить вас друг другу. Шарон Касс, Дог Келли. — Уолт улыбнулся и поглядел на меня. — Шарон не поощряет случайные знакомства.

Огромные карие глаза моргнули и заглянули мне прямо в душу, а их обладательница протянула руку.

— Уолт обожает подтрунивать надо мной, мистер Келли.

— Зови меня Дог. Так будет гораздо проще.

— Он уже рассказал тебе о моих железных трусиках, Дог?

— Можешь не сомневаться.

— Вот трепло! Гораздо интереснее, когда мужчины сами узнают об этом.

— Берегись, Шарон! Хорошенько присматривай за ними, а то в один прекрасный момент кто-нибудь захватит с собой открывашку, — сказал Уолт.

Она осторожно убрала свою руку и наклонила голову в мою сторону:

— В один прекрасный момент.

Шарон была настоящей красавицей, и красота эта было как физической, так и духовной, но последнюю она тщательно скрывала. Светлые шелковистые пряди волос волнами спускались на плечи, выгодно подчеркивая чувственные изгибы стройного тела зрелой женщины. Мини-юбка демонстрировала изящные ножки, пышные груди, бесстыдно выставленные напоказ, завершали безупречную картину. Она была открыта и откровенна, не пользовалась привычными женскими уловками, и я выдавил из себя смешок.

— Уолт говорит, что ты хороша для того, чтобы сменить темп.

— Не очень-то лестная характеристика.

— Почему бы вам не поболтать немного? — подал голос Уолт. — Мне надо идти разыгрывать из себя радушного хозяина.

Мы посмотрели ему вслед, и Шарон чокнулась со мной своим коктейлем:

— Полагаю, Уолт специально решил натравить тебя на меня, Дог.

Я удивленно вытаращил на нее глаза.

— Немного раньше я вытрясла из него пять миллионов долларов на совместный проект с «Кейбл Ховард продакшнз».

— Прямо вот так просто?

— Пошел на это, как ягненок на заклание. Мой босс думал, что придется плести интриги, вплоть до того, чтобы улечься на шелковые простыни в его изысканной спальне, — совсем по-девичьи захихикала она. — А он вместо этого взял и сразу согласился, даже был рад такому предложению. А теперь, видно, решил отомстить за свою слабость.

— Что же это за чертов бизнес? — спросил я ее.

— Бобины и целлулоид. «Кейбл Ховард» делает кино. Плохая, хорошая, но любая картина приносит деньги. Уолт знает, как удвоить свои инвестиции.

— А ты, значит, заманиваешь инвесторов?

— Это старо как мир, Дог. Как бы то ни было, я играю по собственным правилам.

— Ха!

— Только не говори, что ты большой моралист, — мягко проговорила Шарон.

— Меня на подобные штучки не купить.

— А на что ты покупаешься? — На ее лице отразилось неприкрытое любопытство.

Я почувствовал, как у меня сводит скулы, и обнажил свои зубы в улыбке, больше смахивающей на оскал.

— Забудь об этом. Может, я и в самом деле моралист. И у меня тоже есть свои собственные правила.

— И как, помогут они тебе?

— В чем?

— Насколько я поняла, ты из семейки Барринов.

— Видно, уже каждая собака в курсе, — сказал я.

— В таких местах секретов не утаить, — улыбнулась Шарон. — Вот увидишь, к завтрашнему утру тебя превратят в мифического мультимиллионера, который прибыл из Европы, чтобы подмять под себя «Баррин индастриз». Даже акционерный рынок содрогнется под влиянием этих слухов.

— Хрень собачья!

— Ну почему же, мистер Келли?

— Мне перепало всего-навсего десять кусков.

— Ли упоминал об этом, но ведь «миллионы» звучит куда более захватывающе. Когда получишь свое?

— Никогда. Они вышвырнули меня, словно котенка. Мой дед по материнской линии выставил такие невероятные условия, что выполнить их почти невозможно. Не видать мне моих бабок, как своих ушей.

— Мне больше по вкусу слово «почти», — произнесла моя собеседница. — Ты будешь пытаться?

— Да больше, вроде бы, и делать нечего.

— Что за отвратная улыбочка, Дог? Задумал что-нибудь?

— Если только вытащить тебя отсюда.

Шарон отставила стакан и встала. Ее макушка едва доставала до моего подбородка, и, когда она подняла на меня свои блестящие глаза, я увидел, что они сверкают как бриллианты, а губы — влажные и призывные.

— Все, что тебе надо сделать, так это просто попросить.

— Прошу.

— Тогда пошли.

Дождь сделал ее похожей на нежный весенний бутон, покрытый мелкими капельками влаги. Шляпы она не носила, и ветер тут же подхватил ее шелковые пряди. Девушка смело шлепала по тротуару, крепко уцепившись за мою руку и словно не замечая луж под ногами. Ее звонкий смех колокольчиком звучал в прекрасной ночи, и немногие случайные прохожие, которые трусливо прятались под своими зонтами, бросали на нас многозначительные взгляды и улыбались.

Мы поужинали в итальянском ресторанчике, больше смахивавшем на простую забегаловку, прошли еще несколько кварталов, пока не забрели в бар, единственной живой душой в котором оказался сам бармен. Но мы все же заказали себе по коктейлю, и, великодушно позволив бедолаге бармену вернуться к своему телевизору, уселись в дальнем конце зала и принялись наблюдать за городом, принимающим освежающую ванну.

— Как весело, Дог! Я уже сто лет так не развлекалась.

— Скажешь об этом завтра, когда сляжешь с воспалением легких, — подтрунил я над ней.

— А что, будет еще и завтра?

— Несомненно. Я чувствую себя ответственным за тебя.

— Как за отбившуюся от стаи птичку?

— Что-то вроде этого.

— Ладно, так и быть, я позвоню. Полная здоровья, сил и молодости… — Она неожиданно остановилась, и лицо ее приобрело серьезное выражение. — Я… не то имела в виду…

— Котеночек, я уже далеко не мальчик, — успокоил я ее. — И по утрам я смотрюсь в зеркало, когда бреюсь. Седину никуда не денешь, да и морщины тоже. Рано или поздно это с каждым случается.

— Именно таким ты мне и нравишься.

— Это хорошо, потому что выбора у меня все равно нет. Кроме того, еще пара подобных забегов в твоей компании — и я помолодею лет на двадцать. Ты возвращаешь меня в прежние времена.

— На Мондо-Бич?

Мой стакан замер в воздухе, так и не добравшись до губ.

— Откуда тебе это известно?

В глазах Шарон мелькали веселые чертики:

— Потому что я родом из того же леса, что и ты. Мой дом всего в шести милях от твоего родного очага. Когда я была маленькой, мы частенько наведывались на северную окраину… ту часть, которую Баррины оставили за пределами своего поместья. Иногда мы даже переплывали заграждение и устраивали себе пикник на их собственности, разыгрывая из себя богатых.

— Как вам это нравится!

— Ты когда-нибудь бывал там, Дог?

— Да, несколько раз. Я любил уединяться.

— Пожалуй, стоит рассказать еще кое-что, — добавила Шарон. — Мой отец работал на «Баррин индастриз» лет так… пятнадцать, не меньше. И однажды он даже взял меня с собой в ваш особняк, когда носил туда какие-то бумаги.

— Мир тесен. Тебе не стоило уезжать оттуда. Никак не пойму, что ты тут забыла.

— Коммерция, большой Дог. Всякому надо как-то кормиться и одеваться. К фабрикам у меня душа не лежит, а после смерти отца мне в моем родном городишке и вовсе ловить было нечего. Ничто меня там больше не держало. Должно быть, тебе самому известно это чувство.

Я взял мисочку арахиса и поставил ее между нами.

— Мой отъезд добровольным не назовешь. Родственнички изрядно постарались, чтобы выжить меня из дому. Черт подери, ты многое потеряла, если не слышала этих старинных историй.

— Да нет, мы слышали кое-что, но по большей части это были не совсем понятные разговоры старших. Подобного рода новости не производили на нас особого впечатления. Как раз перед моим отъездом в городке перемывали косточки твоим кузинам, но я не обращала на эти сплетни особого внимания. Никогда не интересовалась женскими пересудами. Твое возвращение станет для них настоящим шоком, или я не права?

— Мой адвокат пытается подготовить семейку, — поглядел я на нее. — А почему тебя так интересуют Баррины?

— Думаю, просто до сих пор хочется вестей из дома. Я ни разу не была там со времени моего отъезда.

— Вот и славно. Предлагаю совершить совместный набег.

Шарон уставилась на меня округлившимися от изумления глазами, потом улыбнулась и кивнула:

— Согласна. Когда?

— Завтра… если ты сможешь вырваться.

— Мистер С.С. Кейбл обязан мне по гроб жизни, малыш Келли. Так что на некоторый период мое время принадлежит только мне.

Я поглядел на часы. Было второй час ночи.

— Тогда давай-ка я провожу тебя до дому. Ночь будет недолгой. Ты где живешь?

— Недалеко, пешком можно дойти.

Я засмеялся и покачал головой, бросил на стойку несколько монет, захватил с собой полную горсть арахиса и подал ей плащ:

— Пошли, дельфинчик ты мой!

Ее апартаменты располагались в Ист-Сайде, в супермодном колоссе из стекла и бетона, возвышающемся над городом бок о бок со своим братом-близнецом. Дверь охранял облаченный в старинную униформу швейцар, который насквозь видел каждого притворщика, но воспринимать реальность такой, какая она есть, был явно не способен.

Шарон без задней мысли предложила подняться наверх, чтобы пропустить по рюмашечке. Она позволила мне отпереть дверь в квартиру и вошла внутрь, по пути включая повсюду свет, а потом повесила наши плащи в шкаф в прихожей.

— Налей выпить, пока я буду переодеваться, как принято говорить, во что-нибудь более подходящее и удобное. По крайней мере, сухое, — бросила она, и в комнате зазвенел ее смех. — Бар вон там. А тебе придется пострадать. Не думаю, что ты захочешь примерить мои домашние платья.

— Переживу как-нибудь.

Я сделал пару коктейлей и обошел комнату, удивляясь, как вообще можно выжить в стенах современных безликих квартир. Все было в американском духе: весьма функционально и рационально, декорировано в лучших традициях Манхэттена. Шик и блеск, но что-то все же не так. И только через несколько минут до меня дошло, что именно. Квартира была совершенно безликой. Это было просто… место для жизни. Прямо как номер в гостинице, который тоже оформляется в соответствии с определенными правилами.

Из темного угла комнаты до меня донесся голос Шарон, и я почувствовал, что она наблюдает за мной.

— Ну и как тебе, Дог?

— Ты сколько тут живешь?

— Четыре года. А что?

— Совсем не похоже на девичью светелку.

Я повернулся вокруг и увидел, как она выходит из темноты: прямо как с картинки: легкая блузка завязана узлом прямо под великолепной грудью, широкая юбка свободно облегает чудесные ножки. Волосы были забраны под некое подобие тюрбана, что делало ее похожей на принцессу из арабских сказок типа «Тысячи и одной ночи», и моя плоть восстала прежде, чем я успел взять себя в руки.

— Какое странное замечание. Большинство мужчин никогда не обратили бы на это внимания. — Шарон взяла из моих рук стакан и уселась на пластиковую кушетку, подобрав под себя ноги, привалилась к спинке и улыбнулась. — Назвать квартиру на Манхэттене своим домом у меня язык не поворачивается, но ведь надо же где-то жить. У меня даже желания не возникает украшать ее всякими безделушками, которые женщины обычно рассовывают по всем углам. Я жду.

— Чего, если не секрет?

— Настоящего дома.

Я покрутил лед в стакане и снова попробовал напиток.

— А ты, оказывается, оптимистка. И кого же ты собираешься тряхнуть?

Озорная улыбка заиграла на ее губах.

— Я уже помолвлена, так что имею право на оптимизм.

— Придется отдаться парню целиком, котенок. Он возьмет тебя всю без остатка.

— Да, я знаю.

Шарон расправила ноги, встала с кушетки и медленно подошла ко мне. Руки ее скользнули вверх по моему телу, обняли меня за шею, влажные губы томно раскрылись.

— А разве тебе не хотелось бы взять меня всю без остатка, Дог?

Поцелуй был очень необычный, медленный, спокойный, а потом вдруг появилось чувство, будто два магнита притягиваются друг к другу все крепче и крепче, и нет сил разжать их. Ее разгоряченное тело таяло у меня в руках, и от него исходили волны страсти и безумного желания. Узел на блузке развязался, и я почувствовал, как ее тепло окутывает меня, а из прекрасных губок вылетел глубокий стон.

Когда мне наконец удалось отстранить ее от себя, дыхание мое было слишком частым и сбивчивым, и понадобилось немало усилий, чтобы обрести полный контроль над своим голосом.

— Ты же помолвлена. Или забыла? — откашлялся я.

— Бывают времена, когда я с легкостью могу выбросить это из головы.

Я завязал узел на блузке под прекрасными полушариями ее грудей:

— Заканчивай возбуждать меня, а то я начинаю чувствовать себя одним из тех придурков, которые толпились у Уолта. Мне пора уходить.

— Можешь остаться, если хочешь.

— Не могу.

— Почему? — Шарон явно издевалась надо мной, а на губах у нее снова заиграла прежняя, озорная улыбка.

— Да вот открывашку с собой не захватил, — сказал я.

— Могу одолжить.

И тут мы разом расхохотались, и Шарон подала мне плащ. У дверей я остановился, приподнял за подбородок ее личико и поцеловал ее на прощание, так, слегка. Я снова заглянул в огромные карие глаза и глубоко вздохнул:

— Малейшие неприятности с твоей стороны, и тебе несдобровать, крошка.

— Великолепно! Ловлю тебя на слове.

— Я вовсе не это имел в виду, — рассмеялся я.

— Значит завтра? — спросила она.

— Завтра.

Не успел я войти в квартиру, как звук включенного на полную мощность телевизора ударил мне по ушам. На экране мелькали военные кадры фильма конца сороковых. Ли развалился на полу, обложившись мягкими подушками и выпивкой. Рядом стояла до верху набитая бычками пепельница. Я подошел и ткнул его ногой в бок. Ли вздрогнул, повернулся, и я увидел, что взгляд у него совершенно остекленел. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, кто я такой, а когда этот факт дошел до него, он с облегчением вздохнул и расслабился.

— Дружище, смотри, куда идешь.

Я подошел к бару и налил себе газировки.

— Что теперь?

— Нет, ничего, абсолютно ничего. Никто не мог подойти к этой Касс и на пушечный выстрел, а тебе потребовалось всего пять минут, чтобы эта неприступная скала сама подхватила тебя под руку и повела прочь. Как ты сумел провернуть такой фокус, Дог?

— Просто я вежливый.

— Хрень собачья! Не знаю, что уж у тебя в самом деле на уме, но ты заставил всех обратить на себя внимание. Прямо орел среди цыплят! Теперь ты уже никакое не пустое место. — Ли рыгнул, прикончил свое пиво, швырнул банку в мусорное ведро, но промахнулся. Потом с трудом поднялся на ноги и стоял, покачиваясь из стороны в сторону. — Дик Лаген звонил кому-то.

— Как мило с его стороны.

— Насчет тебя.

— Великолепно, — бросил я.

Ли состроил рожу и качнулся в сторону кресла.

— Слушай, Дог, когда этот малый что-то затевает, он не сдается. Я не все понял из его разговора, но он пытался разнюхать что-то по поводу тебя и «Баррин индастриз».

— Ну и?

— Если ты собираешься что-то предпринять, то поторопись.

Я допил свой лимонад и начал стаскивать с себя одежду:

— Это еще почему?

— Потому что если у тебя есть что скрывать, можешь об этом забыть. Он получил одобрение своего синдиката и готов кинуться в атаку. У этих газетчиков контракты по всему миру и…

— Выбрось это из головы, Ли, — прервал я его тираду. — Если ему потребуется моя биография, я готов собственноручно написать ее для него.

— В этом-то я как раз и не сомневаюсь. Только вот много ли там будет правды?

— Ее там вообще не будет.

— Я так и думал. — С минуту Ли глазел на свои руки, а потом вытер лицо. — Дог… давай оставим все это дерьмо, скажи мне, у тебя неприятности?

— Главная неприятность состоит в том, что мы вообще родились на свет. — Я аккуратно сложил плащ, повесил его на спинку стула и начал расстегивать рубашку.

Взгляд Ли упал на шрамы на моем теле, и глаза его полезли из орбит.

— Дог, — нервно облизал он губы, — ты знаешь, что за этой квартирой ведется наблюдение?

— Кто сказал?

— Швейцар, Денни… он бывший коп. Вычислил их сегодня днем. Я услышал, как он говорил об этом Кларенсу, когда тот заступал на смену. Послушай, никто и никогда не следил за этим зданием до твоего появления. Даже когда проститутки проводили в пентхаусе свою операцию. Кстати, эти парни не из полиции.

Я подошел к телефону, снял трубку и набрал номер. Когда знакомый голос ответил мне, я спросил по-испански:

— Чет, это ты приставил ко мне хвост?

И хотя я вытащил Чета Линдена из постели, он был совершенно бодр и адекватен.

— Угу, — услышал я его ответ. — Решили подержать тебя под колпаком, пока полностью не убедимся. Хорошо порезвился с этой маленькой блондиночкой, Дог? Если тебе понадобится разузнать что-нибудь насчет нее, то я готов хоть сейчас рассказать тебе.

— Друг, вы же не станете мне надоедать, правда? — В голосе моем послышалась скрытая угроза.

— Конечно нет, Дог. Что ты!

— Тогда дай отбой. Когда в следующий раз я соберусь пойти куда-нибудь, то все равно оторвусь от них. А если увижу их во второй раз, пусть пеняют на себя. Если же это случится в третий раз, тут уж не обессудь, я возьмусь за них всерьез, а потом доберусь и до тебя.

— Быстро меняешь свое мнение, Дог.

— Давай не будем портить друг другу жизнь, Чет. Это тебе не любительский театр. Кому, как не нам с тобой, знать это. Так что, отзываешь хвосты?

Последовало минутное молчание, а следом за ним вопрос:

— Что собираешься делать?

— Завтра встречаюсь со своей семьей. Потом, наверное, вернусь сюда. Буду рад дать тебе знать, если, конечно, ты не обрубишь этот номер.

— Ты же не собираешься поиметь меня, Дог?

— Чет, если я решу сделать это, ты даже не узнаешь.

— Ладно. Мы сохраним этот номер.

— Чет…

— Да, Дог?

— Что ты оставил на закуску?

Он хрюкнул, и я как наяву увидел ухмылку на его лице.

— Что, еще не совсем растерял мозги?

— Выкладывай, малыш.

— В Париже суматоха. Кое-кто из твоих бывших знакомых пытается вычислить твое место пребывания. Очень скоро они все поймут и возьмут след.

— Черт возьми, меня ведь совсем нетрудно найти. Я воспользовался своим личным паспортом и вернулся тем же путем, каким и уезжал.

Я снова услышал хрюкающий смех Чета:

— Это-то как раз и сбило их с толку. Им и в голову не приходит, что ты мог выкинуть такое. Маскировка — лучше не придумаешь.

— Тогда скажи им, где я.

— Да, конечно. Не слишком заморачивайся по этому поводу, Дог. Ты же знаешь, в каких условиях приходится работать.

Чет напоследок еще разок хрюкнул в трубку и дал отбой. На физиономии Ли застыло тревожное выражение. Он никак не мог взять в толк, что происходит.

— Скажи мне только одну вещь, Дог, — выдавил он наконец. — Не стоит ли мне начать переживать за свою задницу?

Вопрос был слишком хорош, чтобы оставить его без внимания.

— Это вряд ли.

Губы Ли побелели, он нервно сглотнул и шатаясь побрел в свою спальню.

— Надо же! «Вряд ли»! — хмыкнул он. — Господи ты боже мой!