Карабарчик. Повесть

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Из Ануя Евстигней Тихонович Зотников выехал в полдень. Стояла жара. В горячем воздухе трепетало марево, и, казалось, все живущее на земле попряталось в тени. Поникли и травы, только яркие огнецветы, раскинув свои желтые лепестки, как бы радовались палящему зною июльского солнца. Тишина. Изнемогая от жары, Зотников откинулся в глубь тарантаса и задремал. Не заметил, как проехал небольшое алтайское село и стал подниматься на перевал. Вдруг лошадь остановилась и беспокойно повела ушами. Евстигней проснулся и лениво подстегнул коня:

- Н-но-о!

Лошадь не двигалась.

- Что за оказия? - Зотников вылез из тарантаса.

У дороги лежала мертвая женщина, судя по лицу, - алтайка. Возле нее, обхватив тонкими, как плеть, руками голые колени, сидел мальчик. По его лицу, оставляя грязный след, катились крупные слезы. Зотников шагнул к женщине.

- Должно, с голодухи померла алтайка. Мрут они нынче, как мухи. - Перекрестившись, Евстигней оттащил мертвое тело подальше от дороги.

«Как же с парнишкой быть?» - подумал он и обратился по-алтайски к мальчику:

- Как тебя зовут?

- Карабарчик[1], - чуть слышно ответил тот.

- Да ты, друг, на скворца-то не похож, а скорее на полудохлого котенка, - улыбнулся своей остроте Зотников. Потом, приняв, видимо, какое-то решение, поднял мальчика и усадил в тарантас.

- А мама? - Полные слез глаза найденыша уставились на труп матери.

- Каюк твоей мамаше, померла!

Евстигней тронул коня вожжами; тарантас стал медленно спускаться с перевала.

В сумерках они проехали долину и, миновав одинокие жилища алтайцев, стали приближаться к Чарышу.

Заимка Зотникова была расположена в южной части высокогорного Алтая, вдали от проезжих дорог. Кругом стояли нетронутые леса, таежная глухомань. Ниже по течению Чарыша, за мрачным ущельем Яргола, шли русские села: Тюдрала, Талица и Чечулиха.

Появился Зотников в этих местах лет десять назад. Мелкий торговец, он случайно забрел на заимку богатого старообрядца Кузьмы Ошлыкова, и, к удивлению соседних заимщиков, осторожный к людям Кузьма выдал за него единственную дочь. Вскоре Ошлыков умер. Евстигней стал обладателем богатого наследства. Трезвый и расчетливый, он умело повел хозяйство тестя. И, чем больше богател, тем сильнее охватывала его страсть к наживе, тем больше черствела душа. Вел знакомство Зотников только с местной знатью; особенно (был дружен с кривым Яжнаем, стада овец и табуны лошадей которого паслись в плодородных долинах Келея.

Обычно Яжнай приезжал на заимку Зотникова ночью. Запершись в маленькой комнате обширного дома, при слабом свете ночника хозяин с гостем вели таинственные разговоры. Нередко эти совещания кончались поспешными сборами: оба куда-то уезжали. Возвращаясь из одной такой поездки, Евстигней и нашел Карабарчика на перевале.

Подъехав к дому, Зотников долго стучал в тяжелые, окованные жестью ворота. На стук вышел работник Прокопий.

- Сонная тетеря! Стучу, стучу, словно подохли все! Открывай!

Прокопий распахнул ворота и пошел вслед за тарантасом.

- Распряги коня, поставь на выстойку, возьми в коробке алтайчонка - должно, спит, дохлятина! - унеси его к себе в избу, а утром приведешь ко мне, - сказал Евстигней угрюмо и стал подниматься на крыльцо. - Только гляди за ним, как бы не убежал!

Прокопий бережно поднял спящего мальчика на руки.

- Ишь, сердечный, умаялся за дорогу, - произнес он сочувственно, и, войдя в избу, осторожно положил найденыша на лавку, и зажег огонь. - Мать, а мать! - Прокопий потряс за плечо спящую женщину. - Вставай, бог еще сына дал.

Степанида, жена Прокопия, поднялась с постели и подошла к лавке:

- Чей это?

- Кто его знает! Хозяин привез, а где взял - не знаю. Утром велел к себе привести.

Женщина участливо посмотрела на спящего ребенка:

- Худой какой! Кожа да кости. Покормить его, Проня, что ли?

- Не тревожь. Постели мой тулуп да укрой чем-нибудь, пускай спит. Утром покормим.

- Мам, а мам, кого это тятя принес? - послышался с полатей полусонный мальчишеский голос.

- Спи, Яшенька, спи! Скоро утро, - ответила Степанида и принялась мастерить постель нежданному гостю.

- А-а! А я думал… - И, не закончив то, что хотел сказать, Янька натянул на себя сползший отцовский армяк и уснул.

Карабарчик спал крепко. Когда солнце брызнуло лучами в окно, он проснулся и увидел рядом русского мальчика, который с любопытством разглядывал его.

Карабарчик, смутившись, отвернулся к стене и стал ковырять мох в простенке.

- А у меня свистулька есть! - проговорил Янька, подвинувшись ближе к Карабарчику. - Тятя на базаре купил, вот она!

Вынув из кармана глиняную игрушку, напоминавшую петушка, Янька поднес ее к губам. Раздалась мягкая трель.

- Что, хорошо? Хочешь посвистеть?

Найденыш медленно повернул голову к Яньке.

- Хочешь посвистеть? - повторил свой вопрос Янька и сунул игрушку в руки Карабарчику.

Найденыш неуверенно поднес ее к губам и свистнул. Его скуластое лицо расплылось в улыбке.

- А ты не так, ты вот как! - Янька, надувая щеки, пронзительно засвистел. - На, поиграй, пока мамы нет: она шибко не любит, когда в избе свистят, за ограду гонит, - затараторил он. - А тебя как звать? - И, не получив ответа, добавил: - Меня - Яшкой, тятю - Прокопием, маму - Степанидой, а собачонку - Делбеком[2]. Да вот он и сам!

Из-под кровати вылез лохматый щенок и, усевшись на задние лапы, умильно посмотрел на Яньку.

- Знаешь, чему его тятя научил? Хочешь, покажу?

Подражая отцу, Янька сердито крикнул:

- Делбек! Евстигней идет!.

Щенок вскочил на ноги, взвизгнул и, поджав хвост, стремительно кинулся под кровать. Карабарчик улыбнулся.

- Видел? - спросил довольный Янька. - Делбек боится хозяина: Евстигней его постоянно лупит чем попало. Первый раз отлупил за то, что Делбек молоко у Варвары вылакал, второй раз - за то, что цыпленка задавил, а теперь уж дерет по привычке. Делбек и Степки боится. Степка - хозяйский сын. Такая заноза - всегда первый в драку лезет! На днях привязал он к Делбешкиному хвосту пустую банку. Ну, и ошалел собачонок. Носится по двору - едва поймал… А тут Степка подбежал… Я его как двину кулаком, он и с ног долой! - И, размахнувшись, Янька чуть не сшиб с лавки нового приятеля. - Пойдем к амбарам, я тебе воробьенка покажу в гнезде.

Янька взял за руку Карабарчика и вышел с ним во двор.

- А-а, уже подружились? Вот и хорошо! - Прокопий ласково похлопал рукой по плечу найденыша. - Теперь вас будет двое. Степке туго придется! - улыбнулся он.

- Тятя, а тятя, почему он молчит все время? - обратился Янька к отцу.

- Да потому, что он русского языка не понимает.

- Вот не догадался! - улыбнулся Янька. - А я думал, он немтырь.

- Как тебя зовут? - спросил Прокопий мальчика по-алтайски.

- Карабарчик.

- Он говорит, что зовут его Скворцом, - перевел отец.

Янька свистнул:

- Вот так здорово! Скворец!

- Чей ты? - продолжал расспрашивать Прокопий.

- Не знаю… - Карабарчик опустил голову.

- Кто твой отец?

- Был пастухом у Яжная.

- У кривого Яжная? - спросил с изумлением работник. - Это не твоего отца убил он в прошлом году?

Мальчик прошептал чуть слышно:

- Не знаю. Только нас с мамой Яжнай выгнал из аила[3], и мы жили в лесу.

Прокопий с жалостью посмотрел на мальчика. Ему вспомнился случай с пастухом бая: защищаясь от побоев, пастух ударил хозяина палкой и за это был убит. Дело замяли, и преступление Яжная осталось безнаказанным.

- Родные у тебя есть?

- Не знаю.

- Эй, Прокопий! - раздался с крыльца зычный голос Зотникова. - Веди мальчонка.

- Пойдем, хозяин зовет. - Взяв за руку Карабарчика, работник повел его к дому. - Да ты не бойся! - говорил он мальчику, видя, что тот упирается. - В обиду тебя не дам.

Когда Прокопий с Карабарчиком вошли в горницу, семья Зотниковых сидела за чаем.

Из-за самовара выглянуло злое лицо хозяйки.

- На кой ты грех его подобрал? - набросилась она на мужа. - Мало их, нищих, шляется по дорогам, так тащи всех в дом.

Евстигней поставил недопитое блюдце на стол и провел рукой по окладистой бороде.

- Да, парнишка незавидный. Работать, пожалуй, не сможет скоро. Разве отправить его на маральник?[4] Может, там поправится. Прокопию помощник будет. - Евстигней вопросительно посмотрел на жену.

- Куда хочешь девай, а в дом не пущу.

Зотников в раздумье почесал затылок.

- Евстигней Тихонович, отдайте мальчика мне! Куда ему теперь? Ни отца, ни матери… Пропадать, что ли? - Прокопий погладил найденыша по голове.

Хозяин крякнул и опустил глаза.

- Пускай берет! - Хозяйка посмотрела на мужа и махнула рукой: - Только насчет пропитания на нас чтобы не надеялся.

Карабарчик стоял тихо и с удивлением разглядывал просторную избу. Его поразили невиданные цветы и птицы, нарисованные на стенах и потолке, очевидно, проезжим маляром. Наглядевшись на них, он перевел глаза на сидящих за столом и увидел мальчика, который украдкой показывал ему язык.

Карабарчик в растерянности отвернулся к стене. Вдруг он почувствовал, что кто-то больно ущипнул его, и, оглянувшись, увидел рядом хозяйского сына Степку.

Найденыш заплакал.

Прокопий оглянулся и оттолкнул Степку:

- Зачем обижаешь?

- А тебе что, жалко? Он ведь алтаец! - тон хозяйского сына был вызывающий.

- И алтаец такой же человек, как и ты.

Варвара, жена Зотникова, всплеснула руками:

- Господи! Да ты, Проня, совсем с ума сошел! Нашел с кем хозяйское дите сравнивать. Степанко-то ведь крещеный, а этот что? Имени даже человеческого не имеет.

- И то правда, алтаец души не имеет, - поддакнул жене Евстигней и, обратившись к Прокопию, махнул рукой: - Бери его к себе, коли хлеба много.