Карелия

Глава 32 После 6 ноября. Лазарет. Допрос

Дальше потянулись несколько дней больничного ничегонеделанья. Однажды продолжилась эпопея с Зинкой, которую я уже видела мельком в дверном проёме, такое мелкое чудо с торчащими из-под колпака рыжими косицами, и покрытое конопушками наверно целиком. Я и сама не очень крупная, но этот галчонок, или даже больше синичка была меньше меня как ростом, так и в объёме, и при этом действительно несла в себе заряд какой-то неуёмной стихийной стремительности. По её просьбе как-то пришедшая тётя Клава завела разговор:

— Дочка! Ты уж на бестолковку глупую не серчай сильно! Она девка-то хорошая, халда, конечно, но по молодости это…

— Тёть Клава! Это вы про что сейчас говорили?

— Так упросила меня эта чума рыжая, чтобы я за неё у тебя попросила, как к тебе следователь-то приехал и два дня вы с ним шептались, а главное, как ты его чуть не выгнала и Игнатьевну гоняла в штаб куда-то, так она тебя теперь ещё больше боится…

— Это вы про Зинку, что ли?

— Так а про кого ж…

— Тётя Клава! Вы же сами знаете, что ничего я против неё не имею! Вы же сами решили её повоспитывать…

— Так-то оно так… Да следователя-то ты чуть и правда не выгнала, а звание-то у тебя совсем малое, а он и не пикнул, даже когда я его из палаты гнала… А они из энкывыды своей уж дюже наглые все, я видала и чуть что не так, в морду кулаком, а тебя вон как опасается… Я уж теперь и сама-то не знаю, что думать…

— Тёть Клава! Ну вы же умная, серьёзная дама, просто он пришёл и представился не по форме, вот я его и поймала на нарушении. И Полину Игнатьевну не гоняли. А очень вежливо попросили сходить и позвонить, чтобы уточнить, что я могу рассказывать, а что — нет, я ведь подписку о неразглашении секретов давала. А следователь настоящий и человек оказался хороший… Вы уж успокойте Зинку вашу…

Как-то зашёл разговор, про положение на фронте и Сосед в ступор впал. По его словам, окружение с юга уже должно завершено быть, а тут уже седьмое ноября на носу, а немцы кольцо блокады ещё не замкнули. Оказывается, на лужском рубеже немцев встретили подготовленные войска и даже сдерживали войска Линдемана и фон Кюхлера почти месяц, пока они не нащупали стык наших войск и внезапно не прорвали нашу оборону. Ну не умеют ещё наши командиры вести маневренные действия. Наглухо встать в обороне, особенно с опорой на подготовленные позиции получается и обороняются стойко, но вот противостоять манёвру сил и массированному точечному прорыву с использованием артиллерии, авиации и танков не выходит никак. А когда в тылу наших порядков стала резвиться танковая маневренная группа, вся наша оборона посыпалась. А немцы после опыта Первой Мировой так боятся влипнуть в тупик позиционной войны, что очень шустро начинают искать уязвимые места и прорывают оборону, пока она не нарастила глубину и мощь. Но пока отступающие сдерживают натиск немцев как умеют, и сейчас тяжёлые бои идут под Чудово и Любанью, а Новгород наши оставили с тяжёлыми боями. В направлении Ленинграда бои в районе Волосово и немцы рвутся к Гатчине, но их пока сдерживают. Как сказал Сосед, в его дилетантском понимании, события разворачиваются не так как в его истории и нельзя исключить, что наши письма сыграли свою роль.

В Ленинграде за несбережение стратегических запасов продовольствия сняли Жданова, вернее его понизили до уровня зама, а первым секретарём и хозяином Ленинграда прибыл Ворошилов. Как сказал Сосед:

— Не знаю, какой уж стратег и политик Климент Ефремович, но как понимаю, Сталину и выбирать-то особенно не из кого, и наверно главное, что Ворошилов предан и проверен…

Из разговоров вроде бы он в военные дела не лезет, больше занимается городским хозяйством и производством. Но с Трибуцем поругались, говорят, громко. Но и тут Сосед сказал, что в этом никакого криминала, просто оба довольно грубые и невоспитанные, вот и поорали друг на друга. Трибуца Кузнецову менять тоже не на кого, и при всех личностных особенностях командующий пользуется на флоте любовью и уважением, да и не такой трус, как черноморский начальник. А то, что Ворошилову велели в дела военных не лезть, это замечательно, хотя с энергией Красного маршала, не удержится он…

Главное во всех сводках, то, что немцы рвутся к Москве и одно то, что дивизию, к которой относится этот лазарет держат в тылу в резерве расквартированную по деревням и монастырям недалеко от Волхова, говорит о том, что положение не такое катастрофическое, как было в это же время по рассказам Соседа. Кстати, про монастыри…

Наш лазарет, да и весь штаб дивизии расположился в бывшем мужском монастыре. Лазарет в трудном корпусе. Мне все подробности доходчиво тётя Клава рассказала:

— Мы ж все живём-то в кельях бывших, а здесь трудники были…

— А это кто?

— Ой, пионеры вы совсем… Это ж каждый знает, при монастырях не токмо монахи, да схимники разные. Тут ведь хозяйство ещё, всех кормить же надо. Вот на то есть прихожане-богомольцы, которые сами приходят на пажитях монастырских работают, чтобы душой очиститься и о Боге подумать, да к молитве вечерней лучше подготовиться. А есть еще трудники, это ещё не монахи, они при монастыре живут, устав блюдут, но пострига ещё не проходили. Так трудник может и в мир вернуться, если захочет, у монаха-то пути обратного нет. Вот они часто не по хозяйству и огороду повинности несут, а в мастерских, во всех монастырях, хоть мужских, хоть женских мастерские, в которых дары разные делают, хоругви ткут, да и просто ткань, оклады да ризы всякие, про иконы даже и не говорю. Вот для таких мастерских тут целый корпус, в котором наш лазарет и поместили. Хотя, лазарет не развёрнут, всего две палаты и изолятор, но подготовлен для развёртывания целый этаж, но его пока даже не топят.

А морозы, к слову, ударили нешуточные. Меня дрожь пробирает, что бы было, если бы мы не успели добраться до наших… По словам тёти Клавы в Волхове развернули несколько больших госпиталей, и раненых везут очень много и госпиталя переполнены. Но их лазарет пока не задействуют. Мне же непонятно, почему меня сунули в этот лазарет, а не в госпиталь? Тоже вопрос и ничего непонятно. Ну первые дни ещё понятно, я и встать-то смогла сама только на следующий день после своего дня рождения. А теперь я уже даже в коридор сама выходила, по стеночке и очень медленно, ноги дрожат, но сделала в коридоре шагов пять, пока меня Клавдия в палату не отбуксировала, танк такой маленький и круглый, подхватила, и я понять не успела, а уже на кровати своей сижу.

Вчера пока меня купали… Ну купали, это я можно сказать шучу так, меня мокрыми тряпочками всю обтирали и переворачивали, но вот удивительно, на чистом белье в свежей рубахе и вправду почувствовала себя как после бани. И голову снова помыли, но уже без прошлых мучений. Так, вот, когда с меня рубаху сняли, а она у меня колени закрывает, я на себя посмотрела… Лучше бы наверно и не смотрела. Я-то боялась, что вся в синяках буду, так синяков нет совсем, а вот ноги все и на теле тоже пятна от марганцовки, которой все мои коросты смазаны, а пятен этих, как у гепарда, много-много. Левое колено забинтовано, там сбитая ранка воспалилась и нагноилась, вот её каждый день чистят и перевязывают, но уже вроде заживает, как и лицо, которое по секрету, с завтрашнего дня будут тоже марганцовкой мазать, а Клавдия обещает какую-то очень "пользительную" мазь принести, ей рецепт ещё от её бабки-знахарки достался, чтобы личико чистое осталось. Так вот пятна, это ещё не всё. Я такая худющая, что колени словно шары вздутые выглядят, а в промежутке между тощих бёдер футбольный мяч наверно пролетит. Груди мои превратились в два лоскуточка кожных, с тёмно-коричневыми сосками внизу, которые отвисли и плоско распластались по грудной клетке с выпирающими толстыми рёбрами над впалым животом. Хотя я уже с сегодняшнего дня фактически ем как все, только у меня ещё несколько дней еда будет на шесть приёмов раздвинута. В зеркало я всё рвалась посмотреть, теперь как-то боязно… Когда меня переворачивают и перекладывают, тётя Клава меня одна поднимает руками и держит, пока новую простыню стелют, так что весу во мне сейчас наверно не больше пары пудов…

Вечером вспомнила во что я превратилась и до сна опять ревела. Я вообще здесь все последние дни реву каждый вечер. Вчера Сосед кино показал, как девчонки, да какие они девчонки, все женщины взрослые, со старшиной Васьковым во главе… А после сцены, как Лиза Бричкина в болоте тонет, я уже ревела до самого конца фильма… Вот и сегодня опять реву…

Клавдия, уж не знаю, с чего, вдруг принесла мне мой маленький Браунинг, долго мялась, пока я не сообразила, видя её нерешительность, спросить об этом в лоб, тогда она с явным облегчением откуда-то из под халата достала какой-то тёплый небольшой свёрток, где оказался мой пистолет. Даже угадывать не буду, где она его держала, и, наконец, отдав его ожила и сообщила, что когда меня голенькую в одеяло завёрнутую привезли, все вещи в мешках были и наган там лежал, а этот пистолет был у меня под одеялом. Вот они со старшиной и решили мне его вернуть, вот только очень уж она боится оружие в руки брать, чуть не описалась, пока мне не отдала… Теперь у меня под подушкой ещё и пистолет. Зачем он мне там, не знаю и объяснить не могу, и стрелять мне здесь не в кого, но вот то, что от его присутствия на душе как-то спокойнее, это точно!

Посмотрела я тут свою историю болезни, листочек такой смешной, мне Сосед истории болезни его времени показывал от анализов и вклеенных листочков опухшие, как тома рукописные, а тут листочек с одной стороны не до конца мелким почерком исписанный. А диагноз у меня: "Алиментарная дистрофия второй степени". Сосед не мог промолчать и заметил, что эта краткость – сестра таланта, причём в действии. Что у них бы расписали на страницу, точно бы было ещё: "ознобление всего тела, ушибленная инфицированная рана левого колена, дерматит осложнённый стрептопиодермией, множественные пиодермии тела, конечностей и лица, подострый бронхит, нервно-психическое истощение тяжёлой степени". А если бы ко мне на консультацию пригласили узких специалистов, то каждый бы ещё написал по паре диагнозов, так что мне фантастически повезло. А лист назначений – просто шедевр военно-медицинского искусства: "получает всё положенное лечение".

После праздника куда-то тихо исчезли оба моих охранника, вчера были, вернее один всё время возле дверей палаты дежурил, а с утра сегодня нет. И никому ничего не сказали. Я уже довольно бойко хожу, в туалет уже судном не пользуюсь. В первый раз после всего по-большому оказалось, никак. Организм хочет, а там словно пробка, пришлось идти к Полине Игнатьевне, которая не дослушав даже скомандовала:

— Клизму масляную, через полчаса, если не поможет — сифонную, Клава, ты всё поняла?

— Дык не в первый же раз…

Наверно от страха перед страшным словом "сифонная" я и так справилась. Все мои попытки как-то прозондировать планы в отношении меня, наткнулись на лапидарное "Пока лечим!.." А в четверг тринадцатого ко мне заявился следователь прокуратуры и капитан юстиции в одном лице, который предъявил постановление военного прокурора Балтийского флота о начале расследования в отношении меня. Правда, он приехал с двумя архаровцами при винтовках со штыками, чтобы меня увезти, но тут оказалось, что плевать хотела Полина Игнатьевна на прокуроров и иже с ними, потому что я её ранбольная и пока я нуждаюсь в излечении, буду находится в её лазарете, и она даже разрешения на мой перевод не даст, потому, как она лечащий врач и сама решает как и где лучше лечить вверенного ей пациента. Она пока не возражает, если в свободное от процедур время и, не утомляя ранбольную, следователь будет со мной общаться с рамках исполнения своих обязанностей… И это страх перед всемогущим НКВД и другими правоохранительными структурами, о котором говорил Сосед?… Вот уж испуганной Полина не выглядит… Но и помешать полностью капитану видимо не может.

И с этого дня началось, каждый день без выходных два раза до и после обеда рядом с моей кроватью сидел капитан и допрашивал меня, старательно записывая мои показания, а я их потом не менее старательно читала и подписывала, что "С моих слов записано верно".

О чём спрашивал? Да обо всём. У него оказалась уже куча бумажек, в том числе, как я поняла, характеристика из школы и мои записанные сержантом показания или их копии, мне показалось, что почерк на листах был другой.

И были вопросы, которые просто ставили меня в тупик, и особенно комментарии на мои ответы на них. Например: преследовала ли я далеко идущие цели, когда пошла учиться на радиокурсы? Я отказалась отвечать на такую формулировку, и потребовала конкретизировать вопрос. Вообще, я бы сама наверно свихнулась от общения с этим кадром, так что они с Соседом на пару выносили друг другу мозг. Но и я не смогла бы ответить на такой вопрос. А можно ли считать далеко идущей целью моё желание быть полезной своей стране в случае войны? Нет, оказалось, что единственной далёкой целью является работа на вражескую разведку…

У капитана оказалось больше пяти заключений от разных капитанов о том, что по их профессиональному мнению одна голодная девчонка не в состоянии на вёслах преодолеть в описанных условиях, а там ещё и сводка погоды за весь период приложена, путь вдоль побережья Ладожского озера, даже не учитывая враждебный характер оккупированных берегов. То есть мне предлагалось аргументированно опровергнуть мнение заслуженных морских волков. Он что, совсем ненормальный?! Хотя нет, там среди капитанов оказался один восхитительный субъект. Его заключение изобиловало цифрами, расчётами и формулами. Я в этом даже не пыталась разобраться, а вот Сосед порезвился и разобрался, что данный великолепный образчик преклонения перед физикой, рассчитал наш путь, с точки зрения произведённой физической работы, с учётом веса лодки с грузом, сопротивления воды, и давления встречного ветра. А также КПД вёсельного движителя и даже нормы трудового законодательства, из чего у него вышло, при пересчёте на работу, выполняемую штангистом, поднимающим штангу весом в шестьдесят килограммов, что этого не только я не могла бы сделать, а даже указанный штангист. И мне предлагается этот физико-математический бред опровергать? Сосед в ответ на эту просьбу согласился это сделать немедленно при одном условии, чтобы автора сначала обследовали психиатры… Но вот ведь так сказал, что и не придерёшься, а ещё и смысл такой, что психиатрам бы ещё показать тех, кто на такие неадекватные заключения ссылается… И вроде про капитана ни одного плохого слова, но капитан понял и обиделся…

Но особым местом его расспросов стало, что удивительно, моё изготовление крыши нашего ковчега. И здесь упор был на то, что боцман, лично разбирал и исследовал потом нашу лодку, и не надо наверно объяснять, что боцман с "Конструктора" (Как в Остехбюро, куда он был переведён для прохождения своей военно-морской службы был переименован легендарный "Сибирский стрелок") попавшую в его цепкие лапки лодку никуда не дел, а оприходовал в хозяйстве корабля. А потому всё изучил и осмотрел достаточно хорошо и дал исчерпывающие показания капитану. Вообще, это уже какой-то роковой тенденцией становится, что встречные моряки, с которыми вроде и не ссорилась даже, дают против меня свои показания. И из этих показаний выводы были категорически против меня. Причём, никакого злого умысла против меня у боцмана, как я подозреваю не было. А по сути, крышу для лодки делал очень грамотный технически специалист, который учёл направления возможных нагрузок и очень умело использовал упоры и распорки. Ну это ещё куда ни шло, а вот дальше, что это должны были делать не меньше трёх человек и пару дней, категорически шло вразрез с моими показаниями.

А далее, наверно объяснять не нужно, со мной только лейтенант, который шевельнуться не может, и даже если принять во внимание Архипа, то всё равно ещё один человек нужен, так как с позиций нормального мужского шовинизма (тоже фразочка Соседом сказанная) я не тяну на полноценного третьего человека, а потому нужны минимум два человека, о которых ни слова в моих показаниях, значит я скрываю контакт с кем-то на оккупированной территории, то есть контакт с врагом! А кроме того, ведь я упоминала про сводку погоды и опять показания боцмана и ещё какого-то капитана-лодочника, по мнению которых я в три из дней, когда я двигалась при большой волне находиться на воде не могла. А потому график и маршрут, построенные скрупулёзно по моим показаниям разлетаются в клочья, то есть один день на крышу и плюс ещё три дня непогоды… И получается, что на этих двух китах меня обвиняют во лжи, то есть мне кто-то очень хорошо помог и доставил до Видлицы или Тулоксы, откуда я возможно выгребла сама для достоверности возвращения их завербованного агента. И что противно, не он должен доказывать мою вину, а я должна на пальцах (потому что, в отличие от капитана, у меня нет десятков показаний авторитетных боцманов и капитанов со стажем больше моего возраста) доказывать свою невиновность, где только мои слова, а они противоречат логике собранных капитаном свидетельств, справок и заключений привлечённых экспертов.

И этот гад смотрит на меня своими довольными оловянными глазками, потому что видит, что я поняла, в какую логическую ловушку он меня загнал. А мне радоваться совсем нечему. Я хоть и молодая, но не дура и без комментариев Соседа отдаю себе отчёт, что для любого, кто будет читать эти материалы правда логически обоснованная и подтверждённая будет на стороне капитана, а на моей только одни слова, которые игнорируют этот могучий монолит фактов и аргументов:

— Знаете что! И вот это будьте любезны записывать максимально точно, без допущений и искажений. Если следовать вашей логике и аргументам, то это не будет очень сильно отличаться от утверждения, что на основании того, что сто произвольно взятых жителя Москвы не могут прыгнуть в высоту выше своего роста, значит, и мировой рекорд в прыжках в высоту выше роста прыгуна не существует. Видите ли, принцип математической индукции в доказательствах тем более юридических – это ещё во времена Цицерона было признано софистикой и недопустимым.

Теперь разберём наш частный случай. Первое. Я не обычная, а особенная девушка, умная, сильная, решительная, что доказывают собранные вами материалы. Надеюсь, что возражений нет? — молчит. Киваю и продолжаю. — Второе. Я способна на действия и поступки, которые в глазах окружающих выглядят из ряда вон выходящими, но не являются при этом чем-то невозможным в принципе. Примеры: На катере среди десятков молодых, неглупых, решительных мужчин именно я занялась оказанием медицинской помощи тяжелораненому, который без моей помощи не имел шансов выжить. Факт, подтверждённый врачами госпиталя, которые осмотрели пациента. При сдаче экзамена на радиокурсах я показала уровень владения радиоделом на уровне опытного специалиста и это подтвердили вслух проводившие экзамен приглашённые специалисты. В мой адрес даже были использованы эпитеты "талант" и "уникум". Факт также может быть легко подтверждён. Третье. В состоянии мобилизоваться и справиться с поставленной задачей, что в принципе считается невозможным, для человека моего возраста и подготовки. Пример: То, что я в одиночку на узле базы Ханко, фактически взяла на себя работу полной смены радистов-дальников, не имея опыта и наработанных навыков. Это невозможно и небывало, но я это сделала и получила звание младшего командира всего через месяц после присяги.

Считаю, что трёх приведённых отправных точек достаточно, чтобы они смогли объяснить то, что я делала во время разведвыхода и развеять сомнения в моей правдивости. Я не знаю, где и как сейчас проходит лечение мой командир старший лейтенант Викулин и вообще, как его состояние, но в первые минуты после получения ранения в грудь он был на грани жизни и смерти. И спасло его от немедленной смерти только то, что я, не имея медицинского образования и подготовки, из подручных средств: баночки с крышкой и двух кусков кембрика с проводов радиостанции, используя как направляющую винтовочный шомпол, сделала систему активного дренажа. Это позволило отсосать воздух из полости плевры, чем обеспечила раненому возможность дышать и жить. А всего то, что нам на биологии рассказывали, что дыхание происходит за счёт создания разрежения или повышенного давления в груди, а при нарушении целостности грудной клетки эту разницу давления организм создать не может и человек умирает от недостатка кислорода. То есть в моём распоряжении были минуты, как и в распоряжении того мифического финского госпиталя или медика, которые должны были это сделать вместо меня. Какова вероятность такого события, если вы так любите цифры и логику? Можете не отвечать, это сказка, вероятность ноль и куча нулей после запятой! Так что все ваши аргументы и выкладки по этому эпизоду притянуты за уши! А проверить это несложно. Если, к сожалению, Викулин умер, то на вскрытии всё будет прекрасно видно. Если он жив, то он и сам может сказать, ведь он видел мою самодельную конструкцию и лечащий врач по многим клиническим проявлениям тоже подтвердит по характеру ранения, по ране или что они там увидят. Я не сильна в медицинских нюансах. А если ему делали операцию, что весьма вероятно, то тем более видели, ведь им пришлось вскрывать грудную клетку. И эти заключения подтверждают мои слова, а не ваши домыслы. То, что вы в этой ситуации бы скорее всего страдали и горевали об умирающем на ваших руках хорошем человеке, вместо того, чтобы реально сделать то, что спасёт ему жизнь, это вопрос этический, а не логический. И не даёт вам права судить и оценивать мои действия и возможности по вашим. Мои больше и я умнее, уже тем, что может и небольшой объём своих знаний умею применять практически.

Дальше. Я не в состоянии по своим физическим возможностям даже просто поднять, не то, что нести взрослого немаленького мужчину, каким является Викулин, но я придумала волокуши и сумела с их помощью обеспечить его транспортировку. Если вы на такое не способны, так не судите по себе, как я уже сказала, все люди разные. Далее, ту конструкцию что так изумила вашего боцмана, я одна сделала меньше чем за день и не сидела перед этим с расчётами и чертежами. Если вы и боцман на такое не способны, это вопросы опять не ко мне. А я в деревне у бабушки видела, как дедушка работает с лозой и плетёт из неё. Если бы у ребят в мешках не было с собой верёвок, то я вязала бы лозой, хуже и дольше, но справилась бы. Если у вас остаются сомнения, можно, когда я поправлюсь провести следственный эксперимент и я повторю своё изделие в указанные сроки, в аналогичных условиях и с тем, что у меня было тогда, нож, лодка, верёвки, ивняк и моховое болотце. По поводу невозможности плавания при волне определённой высоты и силе ветра выше каких-то значений… Знаете, когда припрёт и не такое сделаешь. У меня на глазах однажды толстый неповоротливый мужичок без разбега перепрыгнул двухметровый забор, а потом не верил тем, кто это видел своими глазами. Но на него кинулся разъярённый бык и ему очень захотелось жить, наверно… Теперь я хочу всё записанное прочитать, убедиться в точности и подписать. И очень надеюсь, что больше у вас вопросов ко мне нет!..

Записал, всё верно, перепроверила, молчит в тряпочку. Я одним спичем все его построения разнесла, вернее Сосед перевёл всё в режим его слова против моих слов, то есть о доказательствах говорить не приходится! Но упрямый такой. С этого дня он приходил после обеда и мурыжил меня своими вопросами до ужина. Мы вроде уже всё обсудили, но он снова и снова задавал одни и те же вопросы и периодически возникали какие-то мелкие нестыковки по сравнению с прошлыми протоколами и он очень радовался и мне на это указывал. Но я переводила разговор в другую плоскость, что если бы я была вражеским агентом, то выучила бы свою легенду буквально и наизусть. Вот тогда бы у меня никаких нестыковок бы не было, а эти нестыковки как раз говорят о том, что я рассказываю правду, а память некоторые мелкие моменты может сохранять не очень точно.

Я лечилась, вернее, меня потихоньку откармливали. Если почти половину своего веса я потеряла за три недели, то восстановиться в такие же сроки не получится, даже если буду есть в три раза больше, в крайнем случае может удастся набрать жир, но никак не вернуть прошлую форму. И как бы мне ни были противны тупые однообразные повторяющиеся физические упражнения, но по-другому тут ничего не выйдет. И я каждый день в первой половине дня стала уходить в дальнюю часть коридора и заниматься физкультурой, тянулась, приседала, отжималась, делала махи, наклоны, растяжки. Много помогал Сосед, как в плане самих упражнений, так и методик и организации занятий. Попросила тётю Клаву и мне сделали две скамейки, одну ровную, вторую с наклоном, для прокачивания отдельных групп мышц. Ещё старшина принёс мне пару мешков с песком с привязанными к ним ремнями, для использования в качестве утяжелений. А после обеда приходил круглолицый капитан и продолжал меня мурыжить. По его виду я понимала, что он уже сам не горит энтузиазмом, но и бросить это дело не в состоянии. Вообще, если бы Полина Игнатьевна не упёрлась и не встала скалой на пути следователя и меня перевели в камеру, то возможно уже доломали бы, но здесь на своей и дружеской территории сила была за мной. Но видимо у него был приказ, и он честно его отрабатывал и продолжал долбиться с упорством достойным лучшего применения… Временами ловила себя на сильном желании к его приходу достать свой пистолет и выстрелить ему прямо в круглый лоб, так меня порой злила эта надоедливая докука…

Вот здесь я убедилась в наличии женской солидарности, весь женский состав расквартированного здесь же штаба и ещё каких-то служб, встал на мою сторону. Так что в штабной столовой, где он питался его обслуживали в самую последнюю очередь, да и вообще, всячески делали мелкие гадости и мне через Клавдию докладывали. И как я ни просила передать девочкам, что этого делать не нужно, да и не виноват он, работа у него такая, но это не помогало…

Тянулась эта катавасия, кажется до четвёртого декабря. Я как обычно уже готовая к тому, что ещё один вечер сейчас будет убит неизвестно на что, вернулась в свою палату, прилегла на кровать и не заметила, как задремала. Проснулась уже в темноте от тормошения Клавдии, проспала до самого ужина, а капитан не пришёл. Только назавтра девочки из штаба передали, что следователь уехал… А я на радостях пошла к доктору:

— Здравствуйте, Полина Игнатьевна!

— Здравствуй, милочка! Чего-то хотела?

— Да! Я бы хотела узнать, как долго мне ещё у вас лечиться? — я хотела сказать "здесь лечиться", но сосед вовремя подправил, пояснив, что это несколько пренебрежительно и грубо звучит. За время общения со следователем мы с Соседом слились ещё больше.

— А что тебе не нравится?

— Полина Игнатьевна! Мне у вас очень нравится! Девочки такие хорошие, весь коллектив под вашим управлением. Но надоело и война вообще-то идёт, а я ведь на службе…

— А если тебя опять засунут по каким-нибудь лесам с рацией бегать? У тебя же сейчас сил нет на это.

— Так вы можете написать ограничение, что в ближайшее время мне противопоказаны интенсивные физические нагрузки…

— Хорошо, я подумаю…

— Спасибо, Полина Игнатьевна!..

Я, правда, уже считала, что я почти здорова. Я уже два дня с ужина не брала хлеб! Я два раза уже СМОГЛА! Вы не понимаете? Да! Это не просто понять, скажу честно, если бы мне самой раньше такое рассказали, я бы тоже не поверила и уж точно бы сказала, что со мной такого случиться не может. На третий день в лазарете, когда я уже начала понемногу есть, а главное уже вполне двигалась, во время ужина я, как мне казалось, незаметно стащила с подноса кусок хлеба и стала его прятать под одеяло. Но тётя Клава это движение пресекла немедленно, забрала у меня хлеб, наругав, что она не хочет, чтобы я как дурочка в крошках спала. Мне было очень стыдно и одновременно обидно и досадно, и я ужасно разозлилась на тётю Клаву. Но самое главное, я стащила этот кусок не потому, что хотела есть. Я его стащила потому, что мне было до безумия страшно снова оказаться голодной. И я потом наверно полчаса плакала, когда унесшая поднос с едой и только что отругавшая меня тётя Клава пришла и вручила мне аккуратно завёрнутый в чистую тряпицу кусок свежего, ароматного хлеба, кажется даже тот самый, который я перед этим упереть пыталась. Так вот я рыдала не потому, что осталась без хлеба, а потому, что тётя Клава мне его как раз принесла. Вручила мне этот самый дорогой для меня свёрточек, присела на край кровати:

— Ты не серчай, что сразу отняла! Не дело это, когда хлеб по кровати, где попало валяется. А то, что все после голода хлеб прячут, этого насмотрелась, все так делают, знаю, страшная штука голод, кто не знает, тот не поймёт. Ты не волнуйся, я тебе в тряпочке буду каждый вечер давать. Утром, если за ночь не съешь, на завтрак есть будешь, ведь, грех это, если хлеб зазря засохнет. Ты хлебушек под подушку положи и чувствовать его будешь и покойнее тебе станет. А ты, милая, постарайся его через силу не есть, пусть тебе для спокойства будет. А как сможешь с вечера без хлеба оставаться, значит поправилась. Это проверено уже… Договорились? Не станешь на меня сердиться?

Я замахала головой сначала в "Да!", а потом в "Нет!". Говорить я не могла, у меня слёзы подпёрли горло. И действительно от прижатого к груди свёртка с хлебом у меня по всему телу заливался покой и какая-то радость. Вот я и плакала после ухода тёти Клавы, с почти физическим наслаждением тихонечко ощущала кончиками пальцев сквозь тонкую ткань шершавую поверхность среза хлебного ломтя и неровную бугристую корочку.

Я снова была поражена глубоким жизненным опытом тёти Клавы, тем как она всё знает и понимает. Но, в самом деле, я услышала тогда только слова тёти Клавы, но их тогда не поняла, вернее, часть глубокого смысла до меня тогда не дошла. Только через неделю или больше я поняла, что на самом деле мне говорила старая медсестра. А начала догадываться, но ещё не понимать в день, когда у меня в очередной раз изменили режим питания вместо пяти на четыре раза. Подошло уже знакомое время второго завтрака, а его не несут, хоть мне ещё накануне сказали, что сегодня у меня будет обед пораньше. Ну подумаешь, ведь какая ерунда, что нужно всего часа полтора подождать и будет вкусный горячий обед из трёх блюд. Но как меня трясло эти полтора часа! Но самое противное, это накатывающие из ниоткуда волны страха, от которого цепенеет всё тело и не шевельнуться, только трясёт, словно ознобом и думать жутко трудно. Меня спас кусок хлеба в тряпочку завёрнутый, что так всё время и лежал у меня под подушкой. После второй атаки страха, я вспомнила про хлеб, достала его и стала нюхать прямо через тряпочку. Мне хватило сил не наброситься на него и не засунуть в себя. Как мне потом Клавдия сказала, что если бы я его съела, то меня бы скрутило страхом ещё сильнее, ведь теперь хлеба у меня бы уже не было…

Вот так меня и лечили, от дистрофии через рот, а от страха голода такими простыми, но удивительно действенными приёмами. После возвращения мне Браунинга, я засыпала, обязательно засунув руку под подушку и чувствуя одновременно гладкую ласковую поверхность одной из перламутровых пластин на ручке и ломоть хлеба в тряпочку завёрнутый. И эти два предмета, а вернее олицетворяемая ими суть, дарили мне спокойствие и чувство умиротворённого спокойствия, защищённости. Если кто-то попытается объяснить эту глупость с точки зрения любого человека, ему не составит труда это сделать, я сама не дура и понимаю, что как несчастные шесть маломощных патронов не сильно спасут, если действительно заварушка какая-нибудь начнётся, как и то, что один ломоть хлеба не сможет защитить меня от голода… Но рациональные объяснения и логика обычно бессильны против фобий. Мне Сосед рассказывал, что многие из переживших Страшную Ленинградскую БЛОКАДУ, пережившие холод, голод, бомбёжки и обстрелы потом всю жизнь никак не могли согреться и хранили дома мешки с сухарями, без которых им становилось плохо и неуютно, даже если дома было много другой еды…

Сосед мне рассказал про фобии, их множество и что это едва ли не бич современного ему мира, что люди годами и десятилетиями мучаются, посещают психолога, психиатра или психоаналитика и далеко не всегда им удаётся эффективно помочь. Но случай со страхом от пережитого голода в этом плане стоит особняком уже даже потому, что у него в отличие от большинства фобий легко определяется причина и отправная точка в виде реально пережитого серьёзного потрясения, физического, а не надуманного, как часто бывает. И в народе, оказывается, уже давно наработаны простые и эффективные средства вроде куска хлеба под подушкой. И вот то, что я не набросилась и не сожрала его, когда меня атаковала первая атака страха, оказывается, является очень хорошим признаком. И уже дважды я сумела от этой подпорки на ночь отказаться. И как мне тётя Клава сказала, что я уже выздоравливаю не только телом, но и душой…

В прочем, все люди разные, да и глубина пережитого может быть гораздо больше, чем у меня. Так что я отдаю себе отчёт, что тут мне слишком уж гордиться не имеет смысла, скорее это нужно проводить по графе "Повезло"! Но и это, как сказал Сосед неплохо! Везение – это такая эфемерная категория, которую почти нельзя измерить или увидеть. Но при всей её эфемерности она есть и примеров этому масса. Почти каждый знает о наличии как патологически невезучих людей, так и о везунчиках. И если жизнь тебе подкидывает демонстрации того, что госпожа Фортуна к тебе достаточно благосклонна, то этому нужно радоваться и не забывать каждый раз благодарить судьбу и никогда не зазнаваться и не провоцировать Удачу! Не дай бог, если обидится…