За время до сеанса я успела раскинуть антенну и приготовить рацию к сеансу. Командир уточнял подробности. Из того, что Никита указал как самый удобный южный берег озера, где он достаточно сухой и горушки там же, в запросе сразу указывать заход с севера, а костры на берегу. В результате, всё успели, радиосеанс на хорошем настроении отработала как по маслу, до чего же приятно работать со стационарным узлом, да и радист отличный, работали на максимальной скорости, почти без пауз дал подтверждение, и я вышла из эфира. Мы быстро сворачиваемся. На вечернем сеансе только подтвердить, нам фактически даже в эфир почти выходить не нужно, квитанцию дам и всё, то есть, нет опасности пеленгации.
Во время сборов до Ивана дошло, то, что мне Сосед уже озвучил, что мы могли сразу при сборе группы в ту же ночь улететь с озера, как там его, Мульяна, где мы зайчатину лопали. Сразу после первого радиосеанса перенастроила волну и отработала бы с узлом разведотдела. А вечером перед вылетом самолёта просто бы сигнал-подтверждение дали и все уже были дома. Да, это явно ляп разработчиков операции, могли бы такую возможность изначально заложить.
Но такая мелочь не особенно расстроила, все на эмоциональном подъёме, даже солнышко выглянувшее вроде пригреть попыталось и рация не такая ненавистная вроде даже легче на спине лежит. Мы шли в привычном порядке, снова обходили какие-то препятствия, другие форсировали, я прикидывала время, успеет ли майор пробиться к лётчикам и все вопросы согласовать на сегодняшний вылет…
Что произошло, я осознавала уже потом, мы как раз вышли на какую-то заросшую вырубку или прогалину, когда страшной силы удар бросил меня вперёд. Я как в замедленном кино видела, как к моему лицу приближается ствол небольшой осинки и я даже вроде успеваю рассмотреть даже мелкие трещинки и полоски на коре, как он пролетает мимо буквально в нескольких сантиметрах и это не ствол ко мне летел, а я мимо него. Потом приближается прибитая осенняя трава, небо и земля начинают мелькать вокруг с огромной скоростью. В себя я пришла от боли в шее, которая неудобно выгнутая затекла и болит, меня сверху что-то придавило и не даёт пошевелиться. Я попыталась осмотреться, но в темноте этого не сделать… Темнота… Невозможность пошевелиться и полная неизвестность… Уже почти начавшуюся панику резко оборвал Сосед: "А ну тихо! Будем разбираться! Пальцы чувствуешь?!". Я стала соображать, какие пальцы он имел в виду и вдруг поняла, что руки и ноги чувствую и вроде даже могу ими пошевелить. Я не могу только вывернуться из-под придавившего меня, а вот барахтаться могу. И в этот момент, вдруг в темноту перед глазами ворвался свет, оказывается, и темноты никакой нет, это будёновка мне на глаза съехала…
Оказалось, что нет и тишины, вокруг грохочет, бухает, словно со страшным треском рвётся какая-то большая тряпка – это рычит пулемёт, и ему громкими гавками отвечают винтовки. А вот совсем не страшно рыкнул автомат, я ведь помню этот звук, я стреляла так же. Господи! Это же в нас стреляют!!! И следующие мгновения я посвятила попыткам залезть под комбинезон и достать из кобуры наган. Достать не смогла, но левой рукой смогла дотянуться до кобуры и расстегнуть тугую латунную застёжку, дальше даже клапан приоткрыть не получилось…
Звуки вокруг вроде уменьшились и какофония превратилась в отдельные выстрелы, когда меня грубо выдернули, уже возносясь куда-то вверх, я успели увидеть, что меня не придавило, а скорее заклинило под давно поваленным берёзовым стволом, куда в ямку меня и законопатило тем жутким ударом… Кто-то, сопя, перехватил и тащил меня как-то очень обидно за шкирку, как нашкодившего кота, но я сумела достать из кобуры наган, но не вытащила. Потом я куда-то обрушилась и оказалась сидящей со своей дурацкой рацией под спиной, в левой руке зажат наган, а напротив Авдей, с оскаленными зубами застывшей маски на лице, который меня трясёт и ощупывает всю и выдыхает табачным шёпотом:
— Ты как? Целая? Головой мотни! — я вроде кивнула или попыталась. — Слушай быстро! Времени нет!.. Ивана убили… Командир ранен… В засаду мы попали… Вещи все здесь… Командира спаси! Очень тебя прошу! К нашим надо пакет донести, он у лейтенанта в планшете! ЭТО ГЛАВНОЕ! Не получится, сожги или взорви! — в руку тяжело вкатилась ребристая прохлада лимонки. — Никита на скале, прижал всех, но к ним подмога придёт, уводить будем. Сиди тихо! Хорошая ты девка! Смогу… Вернусь!.. — и вдруг сильно поцеловал меня в губы. Зубы стукнули, во рту почувствовала солёный вкус крови, щёку кольнула небритая борода… — Держись! Землячка…
Он быстро выдернул что-то из своего мешка, заталкивая себе за расстёгнутый ворот, оглянулся, махнул рукой и словно ввинтился в задрожавшие кусты, только грязные подошвы сапог мелькнули…
Где-то далеко эхом метались хлопки выстрелов. Я полусидела на склоне ямы под большим выворотнем, прикрытой корнями и заросшими кустами. В руках у меня на коленях вынутый наган, в другой тяжёлая зелёная лимонка. Первым делом вывернулась из лямок своего мешка, повернулась и увидела лежащего рядом лейтенанта. По стекающей из угла рта крови, заострившимся чертам лица и неровному дыханию стало ясно, что всё очень плохо и я уже ничем, кроме его спасения не занималась…
Вернее, этим занимался Сосед, который сразу отстранил меня от управления телом и действовал сам. Некоторые его движения натыкались на то, что он явно ждал, что сил у него гораздо больше, но тело не его и сил столько, сколько есть. За эти нервные рывки приноравливания к новому телу едва не заплатили сорванным ногтем, но к счастью, он только обломился у края, но боль привела в порядок нас обоих. Дальше у нас получилось как-то действовать вместе, не спрашивайте, как, но мы стали словно одним целым и не нужно было мне сознательно отстраняться, а ему брать меня под контроль. Первым делом мы стали раздевать лейтенанта. Ворочать его большое и тяжёлое для нас тело в узкой ямке неудобно, и я моргнуть не успела, как уже резала его одежду, но как-то разумно, если можно так сказать. На груди рваная и вся в крови нижняя рубаха слева хлюпала и шипела пузырясь, когда грудь дёргалась вдохами. Мы быстро накрыли двумя подушками ИПП всю область ранения и попытались забинтовать вокруг груди, но бросили, прижав получившийся тампон стянутыми краями разрезанной гимнастёрки. Ощупанное тело вроде больше нигде повреждений не имеет.
— Мета! Красавица! Сейчас быстро, надо найти трубку и сделать ему дренаж, иначе нарастающий пневмоторакс его убьёт, у нас минут двадцать, я пока окклюзионную повязку сделал.
— Какую?
— Герметичную, чтобы воздух туда больше не попадал…
И мы начали выворачивать все вещи из мешков, и чтобы не затоптать, вываливали на развёрнутую чуть в стороне плащ-палатку оказавшуюся сверху в первом мешке. Ничего вроде трубки, да и откуда?
— Так! Стоп! В рации же используются кембрики?
Пока я соображала, мои руки уже выворачивали мою ненавистную рацию на песок. Дилеммы, можно ли курочить станцию не возникло, потому, что тот страшный удар оказался двумя попаданиями пуль и рация своим массивом удержала пули, а вот их кинетическая энергия зашвырнула меня под ту поваленную берёзу. Наконец я сообразила, какую трубку имел в виду сосед, действительно от корпуса к телеграфному ключу оба провода шли в белом кембрике. Диковато было смотреть, как безжалостно ножом отрезаются провода, но два кембрика миллиметров четырёх в диаметре и длиной сантиметров по тридцать добыть удалось.
— Так, теперь бы троакар, только где же его здесь… А! Шомпол! Точно видел! — я полезла по команде Соседа рыться в вываленных вещах. Кто из ребят и зачем таскал в мешке винтовочный шомпол, не знаю, но он нам пришёлся кстати. Вообще, со стороны наверно моя возня очень напоминала метания сказочной Бабы Яги, которая готовит какое-то заковыристое волшебное зелье.
Вдруг, обнаружив стеклянную баночку-флакон граммов на сто пятьдесят с тугой толстой пробкой, в которой старшина хранил соль, Сосед буквально взвыл:
— Вот уж повезло! Не надо будет в рот дрянь сосать! Так! Соль нам ещё может пригодится…
Он аккуратно высыпал соль на уголок плащ-палатки, а сам стал ковырять пробку, проталкивая конец шомпола с резьбой сквозь пробку. Но одной дырки ему показалось мало и он стал кончиком ножа рядом ковырять вторую, с чем тоже сумел справиться…
— Эх, срастить бы трубки, но боюсь не судьба… И за паршивый Кохер или Бильрот пол-царства в рассрочку!..
— Чего?…
— Да зажим, говорю, самый паршивый, любой бы сейчас, или хотя бы пинцет… Ну ладно! Готова?
— К чему?
— Героизменные поступки делать… Шучу! Поехали…
Я с трудом, кое-как взгромоздила плечи лейтенанта на подсунутый под него ящик рации. Ещё один ИПП был вскрыт и на командирском планшете разрезаны лейтенантским ножом до середины обе ватно-марлевые подушки, но так чтобы не перерезать бинт. Клеёнка ИПП аккуратно развёрнута и тоже приготовлена. В двух фляжках оказалась водка, в двух вода. Сосед бубнил, что просто удача, что водка, а не спирт, его пришлось бы разводить, а насколько – непонятно… Он вообще много бубнил, и половины я не понимала и не лезла лишний раз.
Тем временем он, вставив оторванный проводок в сложенный петлёй кембрик продел проводок в дырку пробки и засунул трубку в пробку, потом так же и вторую, подёргал и порадовался, что дырки узкие и кембрик закусили. Вставил в одну трубку со стороны узкой части пробки шомпол на всю длину, повертел в руках, протянул немного по пробке, чтобы трубка торчала из пробки длиннее. Налил во флакон воды до половины. Оторвал кусок бинта, полил на него водки и обработал руки, а потом и торчащий конец шомпола с кембриком. Я присела, ровно подышала и… перекрестилась… Я так оторопела, что дальше не сразу сообразила, что Сосед делает. А он уже развернул сколотую английской булавкой гимнастёрку, и срезал нательную рубаху.
Рана выглядела премерзостно, но Сосед полез пальцем внутрь и удовлетворённо хмыкнул. Выколупнул кусочки, наверно рёбер, лейтенант на эту возню сквозь беспамятство застонал, а Сосед уже протирал кожу вокруг смоченным водкой бинтом. Потом словно прицелившись, тихонько направил шомполом ввёл конец кембрика в пузырящуюся дырку в груди. Выдернул, придерживая кембрик, шомпол и быстро укрыл рану подушками, надевая разрез на трубку, сначала снизу, вторую сверху, потом проложил трубку вниз, прикрыл клеёнкой и стал вкруговую бинтовать грудь закрепляя повязку. Едва это сделал, быстро закрыл флакон пробкой с трубками, длинный конец трубки опустился к самому дну, взял губами свободный конец второй трубки и стал сосать. Вода во флаконе забулькала и сразу окрасилась розовым, а скоро стала ярко-красной. Бульки становились меньше, а конвульсии груди лейтенанта пытавшегося вздохнуть, перешли в хоть и поверхностное но ритмичное дыхание…
Отдышавшись, всё-таки высасывать так долго, это нагрузка и губы почти свело в конце. Я сложила трубку кембрика у выхода из-под повязки пополам и, прижав, завязала проводком. Потом вылила кровавую воду себе под ноги, сполоснула и налила новую, подумав вылила половину и долила водкой. После чего вставила пробку на место, а сама потянувшись срезала ножом веточку над головой. Отломила от неё кусочек и заточила немного с одной стороны. Оказалось, это пробка для второй трубки. Но не стала пока развязывать проволочку, а тихонечко проталкивая концом шомпола продела кусок ещё одного бинта под повязку и обернула бинт вокруг шеи и завязала бантиком. А ещё говорят, что врачи бантиком бинты не завязывают!..
Вот после этого, снова взяла конец трубочки губами и развязала сложенный пережатый кембрик, чтобы ещё раз попробовать отсосать воздух. Вода булькнула пару раз и частично поднялась по трубочке…
— Ну вот, теперь есть шанс, что будет жить… По-хорошему его бы сейчас в госпиталь и на операционный стол, но где ж его здесь взять… Так что сделали в полевых условиях даже больше, чем могли. И очень подозреваю, что шомпол в качестве троакара до нас никто использовать не додумывался…
Тут пришлось замереть, и даже непроизвольно пригнулась, почти накрыв собой лейтенанта, потому, что совсем неподалёку послышались шаги и временами голоса. На наше счастье, они прошли мимо, и это не было прочёсыванием. Пролежала неподвижно после того, как последние звуки затихли ещё не меньше получаса. Хоть снаружи для всех я замерла, внутри мы обсуждали с Соседом, что нам теперь делать:
— Ну а что тут сделаешь? Летёху шевелить сегодня точно нельзя. Вообще, было бы идеально, если бы он сегодня к ночи или завтра в себя пришёл, это было бы самым лучшим прогностическим признаком…
— Каким признаком?
— В смысле прогноз бы стал гораздо лучше, значит проблемы с дыханием организм компенсировал и пошёл по пути к выздоровлению… Так что сидим на попе ровно. Рации у нас считай нет. На связь выйти не можем, да и шифроблокнотом только лейтенант пользоваться может. То есть связи у нас нет и эвакуацию мы заказать не можем. Если парни или хоть один вернутся, будет вообще сказка. Есть очень маленький шанс, что майор рискнёт и отправит лётчиков на озеро этой или следующей ночью. Вот только не верю я, что мы с тобой сумеем его найти и ещё и правильно костры развести. А потом ещё уговорить летунов идти с тобой выносить раненого командира, которого ещё в темноте найти надо будет. То есть в лучшем случае удастся отправить пакет и не более. Оставлять раненого нельзя. Если тебе это не велит комсомольская совесть, то я как врач несу ответственность за своего пациента, поэтому не обсуждается. В свете этого, я бы в сторону озера при таких призрачных шансах даже не дёргался, тем более, что нельзя сбрасывать со счёта наших финских друзей… Если мужикам удалось не только увести погоню, но и в живых остаться, и они или он выйдут на нас до самолёта, то наши шансы не просто вырастают, они улетают в небеса! С кем-нибудь дотащить командира до озера уже реальность! Так что нам с тобой только молиться, чтобы так случилось…
— Думаешь, есть шанс?…
— Честно?
— А чего врать то?
— Думаю, нет! Не понравился мне настрой Авдея! Он умирать пошёл…
— А Никита?
— Да какая разница? Они оба думают одинаково! Они на тебя командира спихнули, а теперь им за Ивана отомстить надо! Друга убили! Понимаешь?
— Понимаю…
Я сидела и молча переваривала сказанное. Сосед взрослее и опытнее, против этого ничего не скажешь. Все его аргументы, как бы я не хотела, опровергнуть не получается. Значит, как он сказал: "Сидим на попе ровно"… Только бы лейтенант в себя пришёл. Хоть и не питаю я к нему никаких тёплых чувств, но сейчас он раненый и беспомощный, а главное, очень не хочется, чтобы ребята, которые скорее всего жизни свои положили от нас погоню уводя, погибли напрасно. Авдей меня землячкой назвал, признал, стало быть, может и правда, наши предки когда-то рядом жили, не зря же у меня фамилия сибирская…
А сейчас надо с вещами разобраться… Из моего… рацию надо утопить, нельзя её на виду оставлять. Можно и закопать, но чем копать… Оружие наверно надо оставить, да и его у меня только наган и пистолет, невелика ноша. Вещи… Надо подумать… Теперь с остальным. Еда главное, потому что вдруг голод накатил, и я кое-как вскрыла здоровенным ножом одну банку с рыбой в томате, чудом не порезалась, и как её парни так ловко одним движением открывали… Очень похоже на бычков в соусе, мама иногда дома нам делала с картошечкой молодой рассыпчатой и укропчиком посыпанной… Вкуснятина! Но сейчас слопала выковыривая ложкой, стараясь тихонечко и не стукнуть о стенки, лес шума не любит, запила остатками воды, на помыть руки уже не осталось, вот ещё этот вопрос надо решать… Но пока решила дальше разбираться с хозяйством…
Из еды есть сухари, четыре банки тушёнки в солидоле завёрнутые в бумагу и ещё одна рыбная, я думаю. Есть мешочек с пшеном, мешочек с гречей, соль частью просыпалась, но остальное я аккуратно собрала и даже кинула через левое плечо щепотку, чтобы скандала не было, ведь часть на землю просыпалась. Ещё три луковицы и пачка галет граммов на двести, немного подмокшая. Пакет с чаем, сахар кусковой пять кусков, пакет с сухофруктами граммов пятьдесят. Всю еду сложила отдельно.
Патронов куча и разных, мои для нагана и для второго пистолета у меня, но их всего горстка. Гранат четыре штуки, как ими пользоваться я не знаю, кроме ещё одной лимонки, её знает, как взрывать Сосед. Ещё куча непонятных вещей, но мне совершенно не нужных. В каждом мешке есть гражданка, это хорошо, может удастся использовать, только с верхней одеждой сложно, но вроде в ватниках сейчас с деревнях ходят. Главное, штаны, рубаха, свитер и картуз. Без шапки на голове только босяки опустившиеся ходить могут, здесь не город, шляпа не пойдёт, а вот кепка самое то. Тем более, всё по размеру, своя одежда, это видно и важно. Автомат командирский не потащу, здоровенный и тяжёлый! Всё равно стрелять из него не смогу толком, у него ещё и ТТ его останется. Так, гранаты, кроме лимонок на выброс, патроны тоже, оставить штук двадцать для пистолета. Остальное непонятное туда же. Гражданку из командирского мешка посмотрела, что есть и затолкала обратно. Нож только один и тот здоровенный, острый зараза и в руке держать неудобно. Но выбирать не из чего…
Мои вещи – гражданка и бельё, да и всё собственно. Хорошо бы две плащ-палатки оставить, очень нужная и удобная в лесу вещь. Большие котелки нам не нужны, хватит одного маленького, пара кружек… Одной хватит, не баре чай, а лейтенанту ещё в себя прийти нужно, а мне это всё на себе тащить. Ремни и верёвки разные надо брать, портянки чистые запасные – обязательно. Вон ещё и карта есть… Так и где же мы находимся? Только я-то откуда знаю? Во Сосед зашевелился и карту разглядывает…
— Мы где-то здесь, я думаю… — пальцем в зелёное тычет. Вот озеро, про которое говорили, Сиси Ярки которое, мы до него не дошли, а шли отсюда примерно. Тут две дороги, одна неподалёку, но нам там показываться смертельно вредно. А до своих, как ребята и говорили добраться не просто трудно, считай невозможно… Да…
— Но нам ведь нужно доставить документы, или что там в пакете…
— Открывать не советую…
— Да, я и не собиралась…
— Вот и не нужно, везём как есть. Шифроблокнот надо сжечь. Из бумаг ничего оставлять не нужно, документы ведь всё равно у Митрича все остались…
— Да. Он мои забрал…
— Вот и других тоже… Нам бы, по-хорошему, хоть два дня пересидеть, не высовываясь, пока поиски схлынут. А потом начинать выбираться… Но еды у нас кот наплакал… Крупу, конечно можно и так жевать, хотя лучше сварить, вот только костёр палить не стоит. Дым далеко пахнет, а огонь виден. Так что кушать всухомятку. Сахар оставь для раненого, можно в воде разводить и пить давать, ему сейчас тяжёлого ничего нельзя. Как темнеть начнёт, нужно вылезти и вокруг осмотреться, может и рацию найдём где поблизости утопить. А главное, на ночь нужно лапника наломать, чтобы не на земле лежать…
Вещи все я рассортировала. Отдельно в стеклянную фляжку, с которой сняла чехол налила водку. Почему Сосед на этом настоял? А Бог его ведает, надо перелить и перелила, почти ничего мимо не пролила. Остатки оставила в металлической. Ещё две металлические приготовила под воду. Всего у меня вышло два полных мешка, то есть они сейчас не полные, одеялами накрыла лейтенанта, и плащ-палатки обе не убирала. Погрызла найденную по краям моей ямки уже давно перезревшую чернику и кислую в тени бруснику, только желудок раздразнила и пить очень захотелось. Еле дождалась вечера, всё время вслушивалась, но лес стоял звонкий от тишины, только в кронах изредка шуршал ветер.
Вылазила, Сосед напомнил, чтобы сильно вокруг не топтала, потихоньку пошла осматриваться и искать какой-нибудь родничок и болото с бочажком. Сначала нашла болото, всего метрах в ста, похожее на прогалину заросшую травой, но едва шагнула, как провалилась сразу по пояс. Хорошо, что у берега смогла уцепиться за ветки берёзы и дно рядом, на которое встала. Выбралась, чуть не оставив в иле сапог, чертыхаясь и только на берегу сообразила, что лучше места утопить рацию могу и не искать, а там, где провалилась, уже и дыра готовая есть. Шифроблокнот решила не жечь, а утопить с рацией, после пребывания в болоте едва ли кто сумеет там что-нибудь прочитать, только если в течении пары дней достанут, а это вряд ли. Но Сосед напомнил, что у наших обязательно говорить, что сожгла, а пепел перемешала…
Решила не откладывать и сходила за рацией, затолкала внутрь блокнот и потащила к болоту. Господи! И как я с ней все эти дни таскалась, ведь еле дотащила. И с каким удовольствием смотрела, как она булькнула в чёрную жижу. С вещами решила отложить на завтра, очень уж тяжёлая зараза – эта рация. Пошла вдоль болота, больше шансов найти впадающий в него родничок. Шла, как умела сторожилась и через каждые десяток шагов замирала и лес слушала. Метров через четыреста мне повезло, увидела ручеёк, а, пройдя по нему, к роднику вышла. Только родник бил из берега на высоте полуметра от воды, а до начала родника не добралась. Первым делом напилась подставляя ладошки, вода студёная, даже пальцы заломило, но вкусная и есть надежда, что не пронесёт от неё, ведь воду нужно кипятить, хотя…
Набрать воды во фляжку не получалось, пока Сосед не сказал воткнуть в родник палочку. Воткнула, подождала, пока палочку проточной водой обмоет, а потом подставила фляжку. Вот, кто бы мне сказал, что так можно сделать. Нет, весь родник перенаправить не получилось, но часть воды стала бежать по наклонной палочке, и стекать с её конца, а не течь по береговому откосу, падая сверху небольшим падающим фонтанчиком. Рукой, то я ладошку боком к стеночке прижала и в ладонь само натекает, а во флягу так не получится. Нет, можно наверно было в ладонь набирать и из руки во флягу, но, сколько грязи внутрь попадёт…
На обратном пути повесила фляжки на пояс и наломала еловых лап, за ними пришлось ходить ещё раза три, можно было унести и за два раза, но носила понемногу, чтобы не оставлять много следов. Входила и выходила из логова по промытому водой овражку, кстати, я в нём сначала по совету Соседа и искала родник, но не нашлось, а потом под ёлками, там из-за нижних лап земля чёрная и почти утрамбованная и следов почти не остаётся. А дальше склон, на котором травы мало и камни торчат… У болота и у родника я конечно наследила, но не сильно и подходы к логову не рассекретила.
Пока всем этим занималась, уже совсем стемнело, так что постель делала уже в темноте… А ночью ударил заморозок и пришлось накрываться тремя одеялами и прижаться к нему. Нет, мне-то и под одеялами было терпимо, а вот его нужно греть, как сказал Сосед:
— …твоего лейтенанта…
— С чего это моего?
— Ну, значит, моего… — и я почувствовала, как Сосед смутился. Вспомнила про их дурацкие шуточки про "противных", но сказать ничего не успела. — Э-э-э… В смысле пациента…
Перед сном снова сосала через трубочку воздух из плевральной полости. Сосед объяснял, что если есть дырка в лёгком или грудной стенке, то воздух будет продолжать поступать. А если нет, то через день можно будет уже трубку вынуть и просто герметичной повязкой ограничиться, хотя, по-уму бы на третий, а не на второй день дренаж убирать…
Мне всю ночь снились сны, и утром я с трудом сообразила, где я нахожусь и вообще, кто я…