Картонный воин

Глава восемнадцатая

Начальник Восточного сектора ехал в машине, которая не была иномаркой, а была обыкновенным “Москвичом”, с обыкновенными, а не посольскими номерами. Это была машина работающего в посольстве то ли стекольщика, то ли дворника, которого попросили о маленьком, в сравнении с получаемым им в посольстве жалованьем, одолжении — просили дать на время его машину и дать доверенность на имя Сэма Допкинса. На самом деле Начальника Восточного сектора звали не Сэм и фамилия у него была не Допкинс, но паспорт был на это имя. Конкретно этот паспорт — на это...

Сэм Допкинс ехал медленно и осторожно, соблюдая все возможные дорожные правила. Менее всего ему хотелось вступать в конфликт с русской дорожной полицией. Ехал не один, ехал с переводчиком, который должен был ему помочь установить контакт с родственниками Иванова.

Они миновали Селезневку, Николаевку, Перетрухино и еще десяток каких-то деревень. У русских было очень много очень мелких деревень — почти как в Америке. Только в Америке деревни почти ничем не отличались от городов — имея тот же стандартный, на душу населения, набор бензозаправок, закусочных, аптек и супермаркетов.

— Вон она, Лебедяновка, — показал на указатель переводчик.

Повернули направо и поехали по разбитой, каких американцы еще не видели, дороге. Ехали долго, потому что со скоростью пешехода. Но кое-как доехали.

Первый же найденный родственник с готовностью и слово в слово пересказал то, что уже ранее говорил посланным сюда охранникам.

Что Ванька много пил, а потом много писался, что не только много пил, но еще и ел, что болел рахитом и корью, получал двойки, курил в школьном туалете, а что было после школы, то черт его знает, потому что он отсюдова сразу уехал.

Второй родственник сказал то же самое, что первый, и что говорил до того “тем мужикам, которые тоже приезжали и спрашивали про Ваньку в детстве”.

Миссия была выполнена. Нанятые американцами охранные агентства здесь были, про все, что нужно, узнали и ничего не исказили. И, значит, можно надеяться, что и не здесь не исказили.

Можно было смело возвращаться назад...

“Москвич”, увязая в грязи, тронулся в обратный путь. Но далеко уехать не успел, потому что его догнал какой-то в милицейской форме и в грязи по самую каску мотоциклист.

— Стой, туды тебя растуды!.. — орал, размахивая рукой, милиционер.

Американцы остановились.

— Участковый Митрюхин! — представился милиционер, озабоченно поглядывая на машину. — Это вы счас, что ли, в Лебедяновке были? — спросил он.

— Мы, — ответил переводчик.

— А чего вам там надо было? — подозрительно спросил милиционер. — Чего спереть-то хотели?

— Мы?! — возмутился переводчик.

— Вы, вы, — подтвердил участковый и стал загибать пальцы. — Машина “Москвич”? “Москвич”! Цвет красный? Красный! Мне мужики все точно про вас обсказали!

Участковый встал на колени и, сунув голову под крыло, осмотрел колесо.

— Ах ты... твою мать! — весело проорал он. — Узор-то один!

— Он что-то спрашивает про мою мать? — удивился Сэм Допкинс, узнав знакомое русское слово “мать”.

— Он сказал не про вашу, сказал — твою, — поправил переводчик. — Это фраза на ругательном сленге, обозначающая, что он хочет вступить в интимные отношения с вашей матерью.

— С моей матерью? — с интересом взглянул на русского милиционера Сэм, прикидывая, что тот раза в три младше его покойной матери.

— Я тут... из-за вас... всех... третий день... как... можно сказать, езжу! — орал благим и просто матом участковый. — За... на... в...

— Он много ездил и сильно устал, — сделал довольно вольный перевод толмач.

— Но он сказал гораздо больше, — показал на участкового Сэм Допкинс. — Вы что-то упускаете. Переводите, пожалуйста, дословно.

Переводчик пожал плечами и стал переводить дословно:

— Вы меня на... интимное мужское место... далее слово, обозначающее вступление с ним в интенсивные сексуальные отношения... совсем.

— Это ни в... — самозабвенно заходился участковый.

— Это ни в... снова интимное место, только женское... и красная армия...

— Как это понять? Какая красная армия? — удивился Сэм Допкинс. — У них теперь нет красной армии. Это устаревшее название. У них теперь Вооруженные Силы России.

— Ну, значит, не в интимное место, не в Вооруженные Силы России, — поправился переводчик и стал внимательно вслушиваться в чужую, крайне трудную для синхронного перевода речь.

— Вы...

— Вы... далее идет собака женского пола... чего тут... затем женщина легкого поведения во множественном числе... глагол, производный от женского интимного места... не по-русски? Ну ты... женское интимное место с ушами... чего так широко открыл глаза?..

— С какими ушами? — совсем обалдел Сэм Допкинс.

— Давайте я лучше, как раньше, по общему смыслу, — предложил переводчик.

Сэм кивнул.

Милиционер перестал орать, обошел “Москвич”, записал номер, зачем-то сунулся в салон, понюхал воздух и вылез довольный.

— Во-во, точно, так и есть...

— Что точно? — спросил переводчик.

— То самое, блин, е-твое!.. Сами знаете чего! Как поросей у граждан тырить — так все вы горазды, а как вас за одно место поймали — так вы в кусты норовите!

Это переводчик понять не смог.

— Каких поросей? — попросил уточнить он.

— Бабы Нюры порося! Его намедни вот точно на таком красном “Москвиче” уперли, — сказал бдительный участковый. — И главное дело, уже в третий раз! Всю раскрываемость мне — к чертовой матери!

— Вы ошибаетесь... — начал было переводчик. Но милиционер его перебил:

— А протекторы, твою мать! Ты что думал, у нас тут экспертизы нет? Вы там в коровью лепешку въехали, которая у меня к делу подшита! Тот же рисуночек — один, блин, в один! Е-твое! А ну покажь документы!

Переводчик и Сэм протянули свои дипломатические паспорта. Участковый аж взвился.

— Ага! — заорал он. — Липу суете! Фуфло толкаете!

И сунул паспорта в карман.

— Это не фуфло, это американские паспорта, — торжественно объявил переводчик.

— Ага, а вы, конечно, блин, американцы? — захохотал довольный своей шуткой милиционер.

— Да, американцы, — с еще большим пафосом заявил переводчик.

— А я тогда министр иностранных дел. А ну, блин, клешни кверху.

— Это произвол, — возмутился Сэм Допкинс. — Мы требуем позвать сюда консула.

— Счас, разбежался, — возмутился участковый, хлопая владельцев “Москвича” по карманам. — Сюда хлеб раз в неделю привозят, а тебе консула подавай...

И вдруг радостно встрепенулся, нащупав в кармане Сэма Допкинса газовый пистолет.

— Ага! Блин! Незарегистрированный ствол! Ну все, дядя, считай, ты свои полчервонца уже получил.

— Это ошибка, — сказал Сэм. — Оно зарегистрировано.

— Где?

— Там, в Америке, — показал Сэм Допкинс.

— Хитромудрый ты жук, как я погляжу! — возмутился милиционер. — Думаешь, отмазку нашел? Да? А ну — поехали!

— Куда?

— В район. Вам там быстро языки развяжут!

— А машина?

— Машина теперь не ваша. Машина теперь вещественное доказательство! Счас я вас увезу, а потом за ней вернусь. Садись, я сказал! — свирепо гаркнул милиционер, показывая на мотоцикл. — Ты сзади, а ты в люльку. Нет — оба в люльку, а то кто вас знает!..

Американцы с трудом втиснулись в люльку. Участковый завел мотоцикл и рванул по проселкам как бешеный. Американцы тряслись в железной люльке, как горошины в погремушке, постоянно валясь друг на друга и сталкиваясь друг с другом головами.

— Ниче, они вас там быстро уломают, сразу вспомните, кто вы и куда порося дели! — орал довольный собой милиционер.

Но в районе задержанным не обрадовались.

— Куда их нам — у нас и без них битком! Тогда участковый торжественно выложил на стол пистолет и дипломатические паспорта.

— Мы американские подданные, — уже чуть менее агрессивно, чем раньше, сказал переводчик.

— У нас тут тоже один был, все кричал, что незаконнорожденный сын китайского императора, и свидетельство о рождении показывал с иероглифами, — равнодушно кивнул милиционер. — А когда прижали, оказалось, что обыкновенный конокрад из Тамбова. Давай их до утра в камеру.

Сэма и переводчика подняли на ноги и тычками погнали в конец коридора, где были камеры. Заскрежетала дверь, и их толкнули куда-то в темноту, вонь и гул голосов.

— Оп-пачки! Ты глянь, какие фраера расписные! — радостно приветствовала их камера, оценивая дорогой прикид новых заключенных. — Ух ты, лопаря! Ох ты, клифты!..

Несколько приблатненных зэков подошли к американцам и стали ощупывать добротную ткань пиджаков.

— Что вам нужно? — спросил по-английски Сэм.

— Во, блин, не по-нашему базарит! — восхитились в камере. — Выдрючивается, падла!

И притиснулись ближе.

Сэм отвел бесцеремонно его лапающие руки. И тут же получил в зубы.

Но уголовники не учли, что американцы каждые полгода сдают зачеты по рукопашному бою. Раздался тупой удар и чей-то короткий вскрик.

— Фраера наших бьют! — взвилась камера и навалилась на американцев всем гуртом.

Но их даже не успели как следует попинать, когда в камеру ворвались милиционеры. Они прошлись по всем подряд “демократизаторами”, в том числе по головам потерпевшей стороны, и выволокли янки в коридор.

— Вы чего, блин, бузу устроили! — возмутились милиционеры.

— Это не мы — это нас! — попытался объяснить истинное положение дел американец.

— Кончай базлать, до вас здесь все тихо было!

— Я требую соблюдения Женевской конвенции, регулирующей права военнопленных! — заявил Сэм Допкинс.

Переводчик перевел.

— Права? — уточнили милиционеры. — Сейчас будут! Слышь, Серега, покажи ему его права.

Серега показал... Серега взял со стола резиновую дубинку и с ходу огрел ею Сэма по затылку.

С правами все стало более или менее понятно.

— Еще какие-нибудь претензии есть? Американцы дружно замотали головами.

— Тогда шагом марш в камеру. Но американцы уперлись.

— Не надо! Там нас били, мы туда не пойдем! — умоляли они.

— А куда тогда вас — в женскую, что ли? Или, может, нам в камеру, а вам здесь расположиться? А то у нас тут две камеры всего, — справедливо обиделись милиционеры. — А ну шевели копытами!

Когда дверь закрыли, внутри началась какая-то громкая возня. Милиционеры стояли возле камеры и радостно дыбились.

Так им!.. Зато теперь права качать перестанут и международным скандалом грозить. А если их сейчас не проучить, то они всю ночь орать будут, глаз сомкнуть не дадут...

Рядом с милиционерами, припав головами к железной двери и напряженно прислушиваясь, стояли еще двое мужчин в штатском. Стояли генерал Трофимов и майор Проскурин.

— А они их там до смерти не прибьют? — обеспокоенно спрашивали они.

— Нет, там сегодня контингент тихий... Из камеры доносились глухие удары и неясные вскрики на английском языке.

— Ничего, — успокаивал сам себя генерал Трофимов. — Зато впредь неповадно будет. Этот вопрос надо решать кардинально. Все дыры мы все равно не заткнем и возле каждого родственника по часовому не поставим. Надо отбить у них охотку к проверкам. Раз и навсегда отбить!

В прямом смысле — отбить!

Рецепт генерала был удивительно схож с рецептом районных милиционеров, которые не любили, когда их будят ночами беспокойные клиенты...

Утром в райцентр приехал консул. Ему выдали с трудом опознанных им подданных Америки и вернули паспорта.

— Ну ты, блин, мужик, сам прикинь, откуда нам было знать, что эти ксивы американские? — оправдывались милиционеры. — Да мы их в глаза никогда не видели, вот и подумали, что это туфта!..

Консул громко возмущался произволом, творимым в застенках русской полиции, но еле стоящие на ногах Сэм и переводчик заметили, как начали мрачнеть лица милиционеров, и увидели, как вперед, нервно поигрывая дубинкой, выдвинулся Серега.

— Не надо! — умоляюще попросили они консула по-английски. — Ради всего святого — не надо!

— Что не надо? Требовать восстановления справедливости не надо? — удивился консул.

— Не надо, не надо ничего требовать!.. — закивали побитые подданные. — Вообще ничего не надо! Христом богом заклинаем — не злите их! Вы не представляете, какие у них здесь порядки.

И они были правы. Америка далеко, а Серега вот он — рядом!..

Больше американские разведчики опасных проверок не учиняли. Уже накопленной фактической базы им показалось вполне довольно.

Впрочем, не все было так плохо, как казалось в камере, — кроме подбитых глаз, многочисленных синяков и ссадин, был и положительный результат пребывания американцев в полицейских застенках. Начальнику Восточного сектора компенсировали причиненный материальный ущерб, переведя на счет круглую сумму долларов, и в качестве уже моральной компенсации вручили орден за “выполнение особого задания и полученные в связи с ним боевые увечья”.

Так что это вранье, что Иванов приносит одни только несчастья. Да ничего подобного!..