Кассиопея - Москва

Лед тронулся

На следующее утро Павел проснулся удивительно бодрым и отдохнувшим. Было всего половина седьмого, будильник еще и не думал пищать противную утреннюю побудку. Павел выключил его, встал, оделся, наскоро позавтракал в столовой кают-компании, и вернулся в рубку. Двери уже были разблокированы, в рубке сидели Михаил и Федор.

— Доброе утро, — поприветствовал их Павел.

— Адмирал, я все доделал, Мишка сказал, что мы с тобой гении, — доложил Лобанов.

— Это Пашка гений, а ты — прихлебатель, — уточнил Копаныгин.

— Паш, я от него уже вою, — доверительным шепотом на всю рубку пожаловался Федор. — Он издевается надо мной почти час! Пошел я спать, работайте дальше без меня. Посмотрим, кто из нас гений.

— Приятных сновидений! — крикнул ему вслед развеселившийся Михаил.

— Ты, я смотрю, разошелся. Федьку напугал, — уселся в свое кресло Павел.

— Посмотри наши с Катей прикидки, — кивнул на монитор Михаил. — Ты знаешь, я тебе вчера эту дурацкую фразу про компьютер сказал, пришел в каюту, сел на кровать, думаю — гори оно все ясным огнем! Проснулся сегодня — и мне весело. Представляешь?

Павел некоторое время молча просматривал данные на экране, потом неохотно сказал:

— Слишком много веселиться на пустом месте — не к добру.

Михаил сразу как будто выключился — уткнулся в бортжурнал, изучая записи Федора, как будто час назад не принимал у того вахту.

Через час появился Виктор, за ним вошла чуть сонная Лиэлл.

— Как дела? — первым делом поинтересовался Середа, плюхнувшись в кресло, и, не дожидаясь ответа, продолжил. — У меня есть две новости — хорошая и плохая. С какой начнем?

— С хорошей, — поднялся Павел, уступая место Лиэлл. Она поблагодарила короткой улыбкой и села.

— Хорошая новость заключается в том, что этот лед третьей планеты на самом деле нам подходит. А плохая — в его необходимом количестве. Если разобрать еще одну капсулу, то мы сможем завезти необходимое количество рейсов этак за тридцать. Мы застрянем у этой Гаммы дней на семь-восемь. Так как у вас дела? — без перехода закончил Виктор вопросом.

Павел некоторое время переваривал новости, поэтому Михаил, которому для усваивания информации времени потребовалось, как всегда, меньше, ответил первым.

— Нам хватит ресурсов еще на три таких торможения и разгона или на одно торможение — разгон, если включим ускорители. Кроме текущего торможения и самого первого ускорения, которое включим через несколько месяцев.

— То есть, мы сможем разогнаться, а потом, при необходимости, один раз затормозить и снова увеличить скорость?

— Точно.

— Не так уж плохо, — кивнул Середа. — У тебя, Пашка?

— Готово. Начинать мы должны через десять часов пятнадцать минут. Михаил в курсе. Можно, я пойду готовить вторую капсулу?

— Иди, конечно. Я сейчас тоже подойду, ты пока приступай.

Павел вышел из рубки, терзаемый сложными противоречивыми чувствами — облегчения, потому что находиться рядом с Лиэлл и Михаилом одновременно было как-то тяжело, и наоборот — жгучим нежеланием уходить и оставлять их вдвоем.

Он уже почти снял левое сиденье в капсуле, когда послышались шаги, гулко отдающиеся в полупустом доке.

— Витька, ты вовремя, как всегда. Я его уже почти… — Павел выглянул из капсулы, но договорить не успел — вместо Середы к нему подходил Копаныгин. — Очень рад, — кивнул Павел и нырнул обратно. — Витька решил, что мы вместе в прошлый раз неплохо справились? Я теперь не только первопроходец-спец, но и спец-по-раскурочиванию-хороших-вещей. А ты — мой любимый подмастерье?

Все это Павел выдавал небольшими порциями между усилиями по выворачиванию последних креплений сиденья. Ему очень не хотелось видеть Михаила, но объяснить это чувство он не мог, туманно понимая, что чувство это неправильное. Поэтому старался сделать вид, что так и надо — скрыться в капсуле за работой, как будто от этого Мишка перестанет быть Мишкой, или просто исчезнет.

— Все, готово, помогай вытаскивать!

Совместными усилиями они вынесли сиденье из аппарата, и Павел почувствовал, что ему надо передохнуть. Он сел прямо на пластиковый пол и широким жестом пригласил Копаныгина в капсулу.

— Второе — твое, я выдохся.

Михаил принял электроотвертку, покрутил ее в руках, как будто видел первый раз, и сел на пол рядом с Павлом.

— Середа меня не посылал, — как-то виновато сказал он. — Я сам пришел. Мне его еще упрашивать пришлось, вахта-то моя.

— Не виноватая я, он сам пришел, — эхом откликнулся Павел, с обреченным вздохом смертника. Он понял, что сейчас Копаныгин будет опять демонстрировать чудеса вновь обретенных эмоций. — Что тебе надо, Мишка? Я не психолог и не психиатр, я даже не кибернетик, чтобы в твоих мозгах разобраться.

— Паш, я не обижусь, — оборвал его Михаил, и Павлу стало неловко. Что он, в самом деле, как младенец.

— Извини, — сказал он. — Я что-то сегодня не в форме.

— Я вижу, потому и пришел. Ты меня тоже извини, я тебе надоел уже. Но ты понимаешь — из всех нас ты именно тот, кто может выслушать и постараться понять. Витька сразу начнет решать мои проблемы, ведомый чувством ответственности за все в этой жизни, Федор — шутками будет настроение поднимать, девчонки — или охать, или обвинять. Как Варвара, например.

— А Лиэлл? — напрямую спросил Павел.

— Она помогает мне понять меня, — медленно, как будто взвешивая каждое слово, ответил Михаил. — Но это не совсем то.

Ну да, конечно, мрачно подумал Павел. Совсем не то. Чего же тебе надо?

— Пашка, ты знаешь, почему она живет на Земле столько времени? — совершенно неожиданно спросил Михаил.

Во как. А Павел уже приготовился слушать его исповедь.

— Любопытство. Жажда знаний, — пожал он плечами. — Она же говорила.

Михаил покачал головой.

— Пашка, не всегда принимай за чистую правду все, что слышишь. Иногда включай голову. Неужели она за три с лишним тысячи лет не удовлетворила свое детское любопытство? И ведь опять возвращается туда. Не задумывался, как все обстоит на самом деле?

Павел уже не беспокоило — почему Мишка сейчас заговорил именно о ней, почему он знает больше, чем все — его волновало сейчас только то, что Мишка был готов рассказать. Он молча выпрямился и смотрел Копаныгину прямо в глаза, ловя каждое его слово.

— На самом деле все просто, как дважды два. Если сопоставить несколько фактов, рассказанных ею, все становится очевидно даже без ее подтверждений.

— Но они у тебя есть, эти подтверждения, — вырвалось у Павла.

— Есть, — кивнул Михаил. — Она мне рассказала все в самом начале. Я уже говорил — она понимает меня лучше, чем я сам. Она догадывалась, что я смогу доверять ей, только если буду знать всю правду.

— А зачем ей твое доверие? — глухо спросил Павел. Не столько он хотел, чтобы именно Мишка отвечал ему, сколько просто надо было произнести этот вопрос вслух.

— Затем, что я мог убедить Середу и всех вас выкинуть-таки ее в вакуум, — будто сам удивляясь тому, что он, правда, мог это сделать, ответил Михаил.

— Не всех, — упрямо замотал головой Павел. — Я и Катя ни за что бы не согласились.

Катю он приплел не столько потому, что был убежден — она тоже не смогла бы проголосовать за убийство (интересно, а кто бы из них смог?), но больше потому, что это должно было ударить по Мишкиной самоуверенности. Однако Копаныгин только кивнул.

— Я уже сказал, что ты меня сегодня ничем не обидишь, Паш, но если тебе нравится меня пинать — продолжай. Мне дальше говорить, или займемся капсулой? — прервался он.

— Продолжай, капсула подождет, — отрезал Павел. Разговор о Лиэлл почему-то причинял боль, но это нужно было выслушать, чтобы понять, что делать дальше и как себя вести.

— Хорошо. Помнишь, она говорила о запечатлении? Помнишь, она говорила о том, что за некоторые шаги в эволюции их расы женщины заплатили этим пожизненным ограничением свободы выбора?

Павел, несмотря на напряжение, которое держало его во время этого разговора, смог восхититься, как Мишка умеет обобщать.

— А теперь сопоставь. Невинная девушка с Соэллы попадает в нежном возрасте на Землю, встречает этого спартанца. Как она говорит — он ей много интересного показывает и рассказывает о Земле. Ей нравится настолько, что она остается у нас надолго. А еще вспомни, с какой тоской и скукой она отзывается о соотечественниках. А еще — с каким восторгом она говорит о землянах. Пашка, она прошла на того спартанца запечатление. Она теперь не способна жить среди своих. Они просто полностью не ее тип. Да и из нас не каждый ей подходит. Но это нюансы. Отсюда и конфликт с братом.

Павел поймал себя на том, что рот надо прикрыть. И правда, как все элементарно. «Он не принимает того, что выполнение его требований для меня равносильно медленной гибели». Требование жить на Соэлле означает — отказаться от смысла жизни любой соэллианки, от любви. Понятно. А еще понятно, что на «Заре» Лиэлл снова встретила «свой тип» мужчины. Вот он, сидит напротив и разжевывает ему, идиоту, полную картину происходящего. Что ж, честно и правильно — нет ничего хуже неопределенности.

Павел вдруг почувствовал, что ему срочно надо уйти из дока, от этих черных внимательных глаз, от этого спокойного дружеского голоса, от этих слов, которые разбивают вдребезги окружающий мир. Он хотел сказать, чтобы Мишка продолжал с капсулой, а он сейчас вернется, но не сказал. Просто встал, некоторое время смотрел на вытащенное сиденье, потом резко развернулся и вышел. Вслед ему донесся крик Копаныгина:

— Пашка, ты не так меня понял!

…Так, все так. И Витька был прав, и Катя, и Мишка. Ничего ты в этой жизни не понимаешь, суперпилот… Адмирал недоделанный.

Павел подумал, что ему надо сейчас же запереться в каюте, упасть на кровать, закрыть глаза и не реагировать на внешний мир сутки. Или двое. Однако в каюту он не пошел, а дошел до медотсека и там испугал Юльку совершенно сумасшедшими глазами. Сорокина схватила его за руку, посчитала пульс и тут же вкатила, не разбираясь в причинах, какой-то препарат, отчего через пару минут ему стало намного легче.

— Что случилось-то, скажешь? — спросила Юля, будучи совершенно уверенной, что не скажет.

— Не скажу, Юль. Внутренние разборки самого с собой, — помотал он головой. — Только Виктору ничего не говори, я уже в порядке.

— Конечно, после такой лошадиной дозы, — кивнула Юля. — Не скажу, если ты мне дашь слово, что ты никого не убил, и что то, что тебя так взволновало, не приведет к кошмарным последствиям для всех нас.

— Юль, честное слово, никого не убил. За это не убивают. И вообще — все нормально, я просто сорвался. Глупости все это. К вечеру буду в порядке, — пообещал Павел.

— Тебя Виктор искал. В доках он тебя не нашел, вызов по громкой связи ты явно не слышал… ведь не слышал?

Павел покачал головой. И правда, не слышал. А динамики-то на каждом повороте…

— Шел бы ты в каюту, Козелков, — посоветовала Юля. — Я тебе еще успокоительного дам, а потом придумаешь, что делать и кому надо об этом рассказать.

— Нет, Юль, я в рубку. А рассказывать нечего, это исключительно дурь в голове, — отмахнулся Павел. — Спасибо.

Виктор ждал его, чтобы вместе подготовить план доставки льда на корабль, ведь они никогда не рассчитывали на перевозку сырья извне. А зря, как выяснилось. Середа был так увлечен работой, что не обратил внимания на слегка заторможенное состояние Павла, как тот опасался.

Михаил возвратился из доков часа через полтора, видимо, добив-таки капсулу в одиночку. Конечно, при Викторе никаких разговоров состояться не могло, чему Павел очень обрадовался. Был Михаил задумчивый, но не мрачный, и какой-то странный — будто рассеянный, что для него никогда не было характерно. Но Павел сейчас уже ничему в поведении Копаныгина не удивлялся.

К вечеру, когда началось торможение, они все закончили и спланировали. Виктор еще днем поручил Кате по отчетам и записям приборов составить необходимую им карту поверхности планеты. К вечеру она тоже справилась с работой, а у Павла полностью прекратилось действие успокоительного, и они втроем с увлечением обсуждали предстоящую работу. Михаил молча следил за показаниями приборов, корректировал курс, и в дискуссию не вмешивался. Виктор несколько раз непонимающе косился в его сторону, но ничего не говорил.

В шесть вечера Копаныгин, как положено, передал вахту и ушел из рубки, не оглядываясь. Павел вздохнул с облегчением. Как-то так получилось, что одновременно с ним вздохнула и Катя, поэтому вздох вышел хоровым, шумным, они переглянулись, и Катя тихо засмеялась. Глядя на нее, заулыбался и Павел. Середа некоторое время молча смотрел на них.

— Я так полагаю, спрашивать вас, что происходит, бессмысленно, — утверждающе произнес он.

— Ничего, Вить, это мелкие бытовые проблемы, совершенно тебе неинтересные, — успокоил его Павел. — Тебе нечем голову занять? У тебя сейчас самый ответственный участок торможения. Давай я сам улажу семейные разборки…

— Ну, давай, — подозрительно ответил Виктор, но, видимо, вполне мирный и веселый Катин взгляд плюс спокойствие Павла сыграли свою роль, и он больше не затрагивал эту тему.

— Паш, прежде чем вы уйдете, давай решим вопрос о высадке. Я думаю, первым пойдешь ты и…

— Я с Федором, как всегда, — быстро, но как можно равнодушнее сказал Павел. — Он на месте лучше Мишки сообразит, что к чему.

— Согласен, — Виктор если и заметил торопливость Павла, то не придал ей значения. — А теперь — спать. Завтра в восемь тридцать выходим на орбиту, так что попрошу в семь часов тебя, Пашка, быть в рубке.

— А вахта? — напомнил ему Павел. — Я же тебя в шесть должен сменить?

— Э, — махнул рукой Виктор. — Тебе завтра работы хватит. Мишка отоспится, и часов в двенадцать я его вместо себя посажу. И вообще — когда орбита стабилизируется, перейдем на автопилот. Ну, переживем еще один сбой графика, ерунда все это.

На следующий день они благополучно вышли на орбиту ледниковой планеты.

— Интересно было бы разобраться, откуда на ней столько воды, — вздохнула за спинкой кресла Катя. Павел обернулся.

— Думаешь, на ней может быть жизнь?

— Если есть атмосфера и вода, жизнь может быть, — подал голос молчавший до сих пор Михаил. — Другое дело, что она, скорее всего, находится в вечнозимней спячке.

— Ребята, сканеры молчат, — остановил их Середа. — Если здесь и водятся бактерии и водоросли глубоко в океане, нас это может взволновать, конечно, но изучать эту флору нам просто некогда. Нам нужно пополнить запас воды и лететь дальше. Мы и так сильно отклонились от графика. Конечно, обстоятельства свободного полета и все такое, но, все-таки, «Заря» — не разведывательный корабль. У нас была миссия, которую мы выполнили, и еще парочка, которые мы сами себе организовали, но не стоит увлекаться.

— Поняли, поняли, — покивал Павел. — Тупо берем воду и улетаем.

— Нет, — извиняющимся тоном добавил Виктор, — если бы мы встретили высокоорганизованную цивилизацию, мы не имели бы права так вот «тупо» действовать, но тут…

— Да мы понимаем, Витя, — успокаивающе сказала Катя. — Все нормально. Никто же не против.

— Кстати, об атмосфере, — снова заговорил Михаил. — Работать придется в скафандрах. Во-первых, атмосфера разрежена, а во-вторых, она опасна для нас. Повышенное содержание сероводорода. Да и температура оставляет желать лучшего — двести сорок три по Кельвину.

— Минус тридцать, — подтвердил Виктор. — Не разгуляешься.

— Ладно. Когда высадка? — прямо спросил Павел. А чего выжидать…

— Капсулы уже готовы, Федор заканчивает подготовку скафандров, так что можешь идти к нему. Ты прав, ждать-то особо нечего.

— Есть, — поднялся Павел с кресла, жестом приглашая Катю занять его место.

— Пашка, там все тихо, но будьте осторожны — рельеф опасный.

— Я в курсе, изучал топограммы, — отозвался Павел. — Еще указания?

— А чего тут указывать? — пожал плечами Виктор. — Объемы вы знаете, грузовой шлюз готов к приему, автоматика работает, капсулу ты знаешь, как облупленную, схему погрузки льда мы отработали. После первого рейса отдохнете пару часов, а потом посмотрим, по результатам. Связь держим постоянно. Сегодня работаете вы, завтра мы вас сменим. Послезавтра — опять вы. Все. Давай, удачи.

— Ясно. Я пошел, — повернулся к двери Павел.

— Удачи, Пашка, — услышал он вдогонку голос Михаила.

Подумал и откликнулся уже из коридора:

— Спасибо!

Первые два рейса они с Лобановым закончили удачно, время было уже позднее, и Виктор, вполне довольный выполненной работой, отослал их отдыхать. На время пребывания корабля на планетарной орбите он перевел управление на автопилот, и вахты временно закончились. Тем более, самому Виктору и Михаилу необходимо было быть в форме перед завтрашними трудами, а ни Павел, ни Федор уже были не в состоянии дежурить в рубке.

Павел шел к жилому отсеку, ни о чем конкретном не думая, кроме одного — добраться бы до кровати. А в коридоре на подходе к каютам стояла Лиэлл. Просто стояла, прислонившись к стене, и ждала кого-то. Увидела его, улыбнулась так, будто именно его и хотела видеть больше всех. Павел почувствовал, что, несмотря на усталость, настроение у него неуклонно повышается.

— Привет! — Лиэлл отошла от стены, приблизилась к нему. — Вы уже вернулись?

— Нет, — глупо ответил он. — Мы еще на леднике.

— Понятно, — улыбаться Лиэлл не перестала, значит, не приняла эту дурацкую реплику за хамство. — Устали, наверное. Жалко, я вас обоих давно не видела толком.

— Соскучилась? — спросил он.

— Да, — искренне ответила она. — Пойдем, я тебя провожу.

Павел был ей благодарен за то, что она не стала задерживать его в коридоре. Дошли до каюты, он открыл дверь, секунду помедлил.

— Ли, ты извини, я бы тебя пригласил зайти, но я сейчас все равно упаду и засну, — виновато сказал он. — Завтра, хорошо?

— Конечно, Паша, — Лиэлл согласилась легко, но в голосе, казалось, звучало легкое разочарование. — Отдыхай, спокойной ночи!

Ночью Павел проснулся. Будильник показывал начало четвертого. Если после суточных дежурств в рубке ему не хватало девяти часов, чтобы полностью придти в себя, то физический труд утомлял мышцы, но не голову, и для сна вполне хватило шести. Поворочавшись, он понял, что уже не уснет в ближайший час. Прогуляться в рубку, посмотреть на планету? Или зайти в библиотеку? Нет, за ночное чтение он от Виктора уже однажды получил по шее. Лучше в «Сюрприз». На берег моря.

Павел поднялся, оделся и все-таки решил идти в рубку. Когда работал автопилот, находиться там было приятно — потому что в иллюминаторах сияли звезды, приборы тихо мигали в полумраке, а кресло первого пилота располагало к размышлениям о жизни. Короче, Павел направился в рубку. Уже на подходе к ней он понял, что эта замечательная идея пришла в голову не ему одному. На «Заре» люди явно начали вести ночной образ жизни. В рубке негромко разговаривали парень и девушка. Подслушивать Павел не хотел, и уже развернулся, чтобы уходить, но тут узнал голос Михаила.

— …Вот уж не думал, что теперь я тебя лечить должен! Подумаешь, что принцесса!

— Меня не надо лечить, — тихий голос Лиэлл. — Я абсолютно адекватно воспринимаю происходящее. И особенно хорошо я осознаю, кто я для вас.

— У меня такое впечатление, что ты специально нагнетаешь обстановку. Как будто ты в первый раз…

— Не в первый. Но еще никогда меня не раскрывали сразу, до знакомства. Невозможно вот так полюбить не человека, пришельца с неизвестной планеты… как это Юля говорила — «стрекозоидное паукообразное»?

— Юлька несла чушь, которую до нее придумал Лобанов, — непривычно горячился Мишка. — Да и какая разница, что она сказала? Я уверен, что ты стоишь любви, что ты — человек, возможно, больше, чем я! Почему ты меня не слушаешь?

— Я не человек, и вы все это знаете. Я вижу это в ваших глазах. Я чувствую это кожей, вы относитесь ко мне, как к диковинной обезьянке с чудо-способностями, — судя по голосу, Лиэлл собиралась плакать.

Павел сжал кулаки. Зачем этот электроник ее доводит? Неужели трудно просто обнять, погладить по голове и сказать… Что-нибудь сказать. Он помотал головой. Эти волосы… С усилием собрался и согнал золотистое облако со своего сознания. Лиэлл и правда, уже плакала, а Мишка ее утешал.

— Глупая… Чего ты боишься? Я с тобой, я тебе верю, и буду тебе помогать. Только не бойся нас.

Павел прислонился лбом к прохладной стене. Такого нежного голоса он у Копаныгина никогда не слышал. Черт побери, зачем он вышел из каюты? Сделал над собой усилие и ушел от рубки, где рыдания уже переходили в редкие утихающие всхлипы.

Заснуть ему так и не удалось, в шесть утра он уже был на ногах, в пятом шлюзе рядом со своей капсулой. Не успел он проверить ее состояние, как хотелось, а в шлюз уже пришел Виктор.

— А, жаворонок ты наш, — улыбнулся он. — Не спится? Правильно, а то я вчера совсем обленился на радостях, что все удачно прошло, и ничего не проверил. Спасибо.

Павел коротко улыбнулся и полез в капсулу. Виктор некоторое время наблюдал за ним, потом залез следом.

— Пашка, — требовательно спросил он, — что у вас происходит? По-моему, ты так и не уладил эти разборки.

— Не уладил, — согласился Павел. — Но ты тут тоже ничего не уладишь. Поэтому давай сейчас думать о работе.

— О работе, Козелков, я буду думать, когда будет восемь часов, и сюда придет Копаныгин. А сейчас я думаю о том, что мы опять погрязли в каких-то непонятках, как в самом начале. Мне что, правда выкинуть Ли в вакуум, если она так вам мешает?

— Попробуй, — пожал плечами Павел. — Не думаю, что у тебя получится. Ты и сам не сможешь, да и мы тебе не дадим.

— Да, это я погорячился. Но, Пашка, она все-таки на тебя сильно повлияла. И не только на тебя.

— Вить, я ничего тебе не буду объяснять, одно скажу точно — она не виновата. Это все наши проблемы. Они бы всплыли сами, Ли просто ускорила этот процесс. И давай больше не будем об этом.

Некоторое время они молча работали, закончили проверку первой капсулы, перешли ко второй.

— Пашка, я не хочу, чтобы вы с Мишкой грызлись все время, — заявил Виктор. — Помнишь, я ведь тебя предупреждал? Только вот Мишку забыл предупредить, как-то не думал, что его тоже зацепит. Я тебя понимаю, если честно — я целиком на твоей стороне. Но тут такое дело… В общем, ты его прости. Он же тоже не виноват.

— Не виноват, — согласился Павел. — И мы, кстати, не грыземся… Все будет нормально. Только позже.

— Паш, ведь, фактически, у тебя нет оснований на них злиться. Основания есть у Кати, но она-то как раз молодец. А ты заводишься…

— Слушай, — Павел начал на самом деле заводиться, — давай эту тему прикроем. Что ж это такое — у меня чувство, будто последние пару месяцев мы только и делаем, что выясняем отношения! То я работаю психологом, то ко мне психолог подваливает! Витька, прекращайте эту ерунду, а то я, правда, взбешусь. Давайте уже нормально жить, а? Пусть они делают, что хотят, мне все равно, понимаешь?

Виктор нырнул в капсулу. Спустя несколько секунд оттуда донесся его приглушенный голос:

— В том-то и дело, что тебе не все равно. И однажды тебя это стукнет. Это сейчас тебе кажется, что все нормально, пока ты злишься. А вот будешь ты как-нибудь вымотанный, усталый и перенервничавший, вот тогда тебя и приложит.

— Спасибо, я постараюсь это как-нибудь пережить, — вздохнул Павел.

Весь день, пока Виктор и Михаил работали на планете, Павел провел у грузового шлюза — приемка и распределение сырья с планеты тоже было не самым легким занятием. Федор же в это время следил за переработкой льда в пригодную для употребления воду, которая помещалась в отремонтированный четвертый резервуар. Девушки, как всегда, были на подхвате — Катя помогала Федору, Юля — Павлу, Варя занималась уже привычным для себя занятием — дежурством по столовой, а Лиэлл из рубки следила за ребятами на планете.

В таком темпе они проработали шесть дней, на седьмой оставалось два последних рейса. Павел с Федором уже собирались идти надевать скафандры, когда Виктор позвал их в рубку.

— Ребята, мы выбили почти весь чистый лед из пятого квадрата. Будет лучше, если сегодня вы перейдете в шестой. Там мы еще не брали ничего, целина нетронутая… Единственное «но» — в шестом квадрате явно прослеживается расщелина. В принципе, снега и льда там столько, что она засыпана, видимо, до самого дна. Посмотрите топограмму.

После прослушивания инструкций «как быть осторожным около пропасти, заполненной снегом», они получили добро на выход и отправились одеваться.

Уже около шлюза Павел притормозил — показалось, что левый ботинок вот-вот расстегнется. Федор прошел внутрь, а он наклонился проверить застежку. Выпрямился и увидел прямо перед собой серьезное лицо Лиэлл.

— Проводить пришла? — заставил он себя улыбнуться. — Сегодня заканчиваем.

— Я знаю, — без улыбки откликнулась она. — Я проводить, да… Паша, я вас очень прошу — будьте сегодня аккуратнее. Я чувствую, что там опасно.

Павел приятно удивился. Она за него волнуется. Надо ее успокоить, что они там не видали, на этой снежной равнине.

— Ли, не переживай, — осторожно дотронулся он рукой в перчатке до ее плеча. — Мы там уже каждый метр знаем. И там никого нет. Все будет нормально, не беспокойся. К тому же, всего два рейса осталось. Завтра мы отсюда уже улетим.

— Да, конечно, — согласилась она. — Наверное, это я просто устала ждать. Так тоскливо сидеть в рубке, когда все работают, — она постаралась улыбнуться, но у нее плохо получилось.

Что ж ты так волнуешься, милая, — подумал Павел и поймал себя на знакомом желании снять перчатку и погладить шелковые волосы, притянуть ее к себе, обнять и успокоить. Ладно, сейчас Мишка освободится, и все у нее будет. Сам удивился, как легко это подумалось. Вот значит, почему Катя тогда так спокойно говорила о «человеческих» глазах Михаила.

Знать, что ей будет хорошо — и больше ничего не надо. Не надо? А, черт…

— Спасибо, Ли, мне пора, — отстранился он. — Счастливо! Не грусти.

— Счастливо, — эхом отозвалась она. — Будь осторожен, Паша!

Уже в капсуле Павел вспоминал это ее тревожное прощание, и на душе одновременно делалось не по себе, от холодка — а вдруг она права? — и от тепла, с которым она это сказала. Вот ведь… Неужели теперь всю оставшуюся жизнь он будет, как во втором классе, считать взгляды и мерить температуру произнесенных слов, оставшихся «от щедрот» с барского плеча другого? Дурак.

— Адмирал, отключи разгонные, входим в атмосферу, — шутливо, но с тенью беспокойства произнес в наушниках Лобанов.

Павел снова чертыхнулся сквозь зубы и выключил разгонные двигатели. Точно, совсем дурак.

Капсулы они посадили на изрядно потрепанном пятом квадрате, ближе к границам шестого. Выкатить автопогрузчики, приспособленные для перевозки глыб льда, достать излучатели, и — вперед, заре навстре… тьфу, она на орбите осталась… Ну, равнинам снежным навстречу.

Первый рейс они завершили удачно, две полные капсулы были доставлены в грузовой шлюз и разгружены довольно быстро.

— Отдыхать будем? — спросил Федор, по блестящим глазам которого ясно читалось — давай уже побыстрее сделаем это, а потом отдохнем на всю катушку!

— Давай не будем, — усмехнулся Павел. И правда, чего ждать? — Ли, мы выходим в последний рейс, давай трехминутную готовность на открытие шлюза.

— Хорошо, — после секундной заминки отозвалась Лиэлл из рубки. — Даю трехминутную готовность. Паша, пожалуйста…

— Я помню, — поморщился Павел и надел шлем. — Все будет нормально, Ли.

— Я за ним прослежу! — бодро встрял Лобанов и полез в свою капсулу.

— Конечно, как же я, без тебя-то, — пробурчал Павел.

— Катя, зайди в рубку, — попросила по громкой связи Лиэлл. — Готовы новые диаграммы с зондов. Ты просила сообщить.

Виктор кивнул — иди, надо! — и Катя побежала в рубку. Сейчас, быстренько проверю, и обратно, а то Виктору одному тяжело, за всем не уследишь.

— Давай диаграммы, — влетела она в двери. Лиэлл щелкнула клавишей, и на центральном мониторе поползли знакомые тонкие, но слегка вздрагивающие линии. Черт, опять помехи какие-то… Искажения? Атмосфера шалит, — покачала головой Катя, — на волны передач действует. Со вчерашнего дня помехи явно усилились.

— Ли, как связь? — на всякий случай спросила она.

— Плохо, помехи периодически, — недовольно ответила Лиэлл. — А сейчас мы вообще ушли на противоположную сторону планеты, связь совсем пропала.

— Я пойду обратно, там Витька запарился один, — сказала Катя. — Ты сообщи по громкой, когда связь появится, я еще следующий цикл посмотрю.

— Если что, я позову, конечно, — напряженно улыбнулась Лиэлл.

Волнуется? — удивилась Катя. Странно.

— Пашка, смотри, какой там удобный валун, — ткнул рукой вправо Лобанов. — Если лучом подплавить с той стороны, вот так и вот так, — рука вырисовывала в воздухе сложные стереометрические фигуры, — то двумя взмахами мы его отломаем. А потом вот здесь распилить — и готов груз на оба кузова. Пошли?

— Погоди, Федь, этот валун уже не в шестом квадрате. Мы с той стороны топограмму не смотрели, — помотал головой внутри шлема Павел.

— Да ладно, это ж два шага! — искренне изумился Лобанов. — Это ближе, чем мы сейчас пойдем в шестой!

Павел махнул рукой — спорить со спецом по нештатным, который что-то решил, было совершенно безнадежным мероприятием. Тем более, и правда…

— Погоди, я с Катей свяжусь, — придержал он Федора и попробовал выйти на связь с рубкой. Ну, вот, а связи-то и нет.

— Да они на той стороне сейчас, ждать еще минут пятнадцать, пока они смогут сигнал поймать, — нетерпеливо объяснил Лобанов. — Пошли, а? Или ты оставайся, а я пойду.

— Нет уж, — возразил Павел, — ты подождешь тут, а если все нормально — пойдешь с погрузчиком.

— Пашка, ты меня опять зажимаешь, — недовольно надулся Федор.

— А ты пользуешься тем, что я не хочу тебя на Копаныгина сегодня менять, — беззлобно огрызнулся Павел. — Все, я пошел, не надо песен.

И он решительно зашагал к валуну, перехватив поудобнее излучатель.

— И вот так всегда, — обиженно проворчал в наушниках Федор.

Катя дошла почти до самого грузового отсека, как вдруг ее озарило. Виктор уже подзывал ее издалека, чтобы она помогла ему с автопогрузчиком, а она не могла двинуться с места.

«…Катюша, я понимаю, что вам это вряд ли пригодится на корабле, да и на второй планете Шедар это вам тоже вряд ли понадобится, — тихий смех ее преподавателя Кирилла Николаевича, — но вы запомните: вот этот приборчик вам всегда поможет отличить почву от, скажем, льда. Посмотрите на картинку — видите, эти как будто вздрагивающие линии? Это не помехи, Катюша, это колебания, свидетельствующие о возмущении сейсмологической обстановки в Антарктике, во льдах. Да, я знаю, что предвестники землетрясения выглядят иначе, но то земля, милая моя, а то — ледовая толща…»

Мама.

Катя молча развернулась и побежала обратно в рубку. «Это не помехи, Катюша»… А вы мне тогда еще зачет поставили, Кирилл Николаевич.

На повороте она наткнулась на Михаила, который шел в сторону шлюзов. Он слишком хорошо ее знал, чтобы понять, что она взволнована всерьез.

— Что такое, Катя? — требовательно спросил он и повернул назад, провожая ее в рубку. — Что случилось?

— Усиление сейсмологической активности. В районе работ скоро будет планетотрясение! — от волнения Катя забыла обо всем — и об их размолвке, и о своих чувствах, достаточно растрепанных за последнее время. Мишка умный, он все решит! — Я только сейчас поняла, надо было раньше… на диаграмме…

Они влетели в рубку. Лиэлл развернулась к ним вместе с креслом.

— Связи еще нет, я же обещала… — она увидела Катино лицо. — Что?!

Катя бросилась к мониторам, молча нашла нужную диаграмму, судорожно прикинула баллы, сбилась. Михаил подошел сзади, через ее плечо глянул на экран.

— Спокойно, Катерина, объясни пока все Ли, я сам посчитаю.

— Их надо срочно отзывать оттуда, — срывающимся голосом сообщила Катя, изо всех сил стараясь успокоиться. — Планетотрясение, а там эта расщелина…

Лиэлл поняла моментально, бросила взгляд на передатчик.

— Связи нет. Зевс-громовержец… — неожиданно беспомощно произнесла она.

— Минимум шесть баллов по шкале Рихтера, — сообщил Михаил. — Все бы ничего, там ведь голая равнина.

— И расщелина, над которой они стоят, — выдохнула Катя.

В рубку быстрым шагом вошел Виктор, за ним — Юля и Варвара.

— Что такое, Панферова? — обычным, спокойным голосом спросил Середа, усаживаясь на свое место.

Катя постаралась собраться, успокоиться и отрапортовала о происходящем вполне связно и понятно. В рубке наступила тишина.

— Миша, сколько еще у нас не будет связи? — также спокойно задал вопрос Виктор.

— Еще минут десять, — мгновенно прозвучал ответ.

— А когда ожидаем первые толчки?

— Судя по нарастанию на диаграмме активности — минут через пять, — негромко отозвалась Катя, которая твердо в этот момент решила, что если с мальчиками что-то случится, она выбросится в тот самый вакуум.

— Что ж, нам остается пока только надеяться, что их не зацепит, — откинулся на спинку кресла Виктор.

— Варенька, — тихо произнесла Юля, глазами указывая Варваре в сторону Лиэлл.

— Ли, ты что? — испуганно спросила Кутейщикова, пересекая рубку.

Лиэлл полулежала в кресле Павла, крепко стиснув побелевшими пальцами подлокотники, запрокинув голову назад. Глаза ее были широко открыты, но она явно ничего не видела. Губы еле заметно шевелились, на белом виске билась тонкая голубая жилка.

— Не трогай ее, — предупредил рывок Варвары Михаил. — Она в порядке, просто не мешай.

Павел прошел буквально пять-шесть метров, когда почувствовал то самое сжимающее сердце чувство. Как будто кто-то тянул его прочь, обратно к капсулам. Стой, ты что, испугался? Что там страшного?

— Чего ты встал? — нетерпеливый голос Лобанова. — Мне уже кажется, что я начинаю замерзать. Пошел к тебе. Автопогрузчиков пригласим дистанционно.

— Федька, не ходи! — резко крикнул Павел.

В голове что-то вспыхнуло, и он отчетливо увидел капсулу на фоне падающих обломков льда, которая медленно сползала в трещину, расходящуюся перед ней. Тут под ногами ощутимо дрогнул снег, и видение пропало. Павел понял.

— Уходи, Лобанов, — снова крикнул он. — В капсулу и уходи! Начинается планетотрясение, а под нами расщелина!

— Где? — удивился Федор, но сделал шаг назад в сторону капсулы. — Погоди, а ты? Я тебя дождусь! — в его голосе прорезалось знакомое упрямство.

— Уходи! — в третий раз крикнул Павел, направляясь назад, и тут снег снова дрогнул, уже ощутимо. Со всех сторон донесся слабый то ли стон, то ли начинающийся рев, и внешние микрофоны донесли до него жутковатый треск.

— «…ров», «Остров», я «Материк»! — прорвался в наушниках Копаныгин. — Пашка, Федька, уходите! Начинается планетотрясение, по Рихтеру ждем не меньше шести баллов, вы опасно стоите, над расщелиной! Пашка, ты меня слышишь? Федор!

— Слышим, Мишка!.. — начал Павел, но тут треск во внешних микрофонах стал отчетливее.

Павел прибавил шаг, и тут новый толчок буквально сбил его с ног. Он попытался подняться, но треск стал оглушающим, перерос в страшный гул, рев, Павла куда-то потащило, что-то ударило его по голове, и свет померк. Еще несколько мгновений он слышал, как его звал Федор, а потом наступила тишина.

В динамиках раздавался некоторое время треск и шум, сквозь которые доносился голос Лобанова и пара чертыханий от Павла, потом неожиданно треск ушел далеко на второй план. Павел умолк, и голоса больше не подавал.

— Паша, ты меня слышишь?! — уже почти кричал Михаил, но в динамиках слышно было только Федора, который тоже звал Павла.

— Мишка, тихо, — остановил Копаныгина Середа и склонился к микрофону. — Лобанов, что случилось?

— Он провалился, тут все-таки расщелина. Я его не вижу, — стараясь говорить спокойно, ответил Федор. — Я пойду, посмотрю…

— Нет, вернись! Возвращайся к капсуле, и жди нас там!

— Витька, мне нужен страховочный трос, если его прицепить к погрузчику, сможем вытащить! Мы вынесли из капсул все, даже страховку, здесь только я и погрузчики, больше никаких подручных инструментов.

— Хорошо, трос будет, если нужно что-то еще — думай, пока мы готовимся… только не суйся к трещине, ты ему все равно не поможешь, только сам свалишься, — предостерег Виктор. — Возвращайся к капсулам!

— Есть, — неохотно отозвался Лобанов.

Середа сел обратно в свое кресло, на секунду закрыл ладонью глаза, как всегда это делал, если срочно нужно было решить сложную проблему.

— Так. Варя, что там Ли?

— Пульс в норме, глаза закрыла, сейчас очнется, — ответила Варя. Юля уже хлопотала рядом, пытаясь привести Лиэлл в чувство.

— Катя, что с активностью? Еще ждать толчки?

— В ближайшие минут пятнадцать-двадцать вряд ли, но планетотрясение еще не окончилось, — ровным и каким-то мертвым голосом ответила Катя. Михаил покосился в ее сторону, но ничего не сказал.

— Он без сознания, — вдруг сказала Лиэлл, не открывая глаз. — Я его не чувствую.

— А Федор? — немедленно спросил Виктор. Лиэлл промолчала, а Михаил, перебивая Виктора, спросил:

— Кто пойдет, командир?

Виктор снова прикрыл глаза.

— Мне не хочется оставлять на корабле одних девушек, но у нас нет выхода. Пойдем мы, конечно. Иди, собирайся, у нас мало времени. Юля, проверь страховочные комплекты.

— Витя, я на планете буду полезнее, чем здесь, — вскочила Лиэлл. — Я смогу найти его без связи.

— Кстати, Юля, положи еще инфравизор! — крикнул Середа вдогонку убегающей Сорокиной. — Сквозь скафандр, конечно… Но все-таки, он отличается по температуре от вечного ледника, верно? Нет, Ли, ты останешься здесь, потому что без тебя тяжело будет запустить двигатели. И еще ты нужна Варе.

— Юля с ней справится, кроме того, я собираюсь вернуться! — возразила Лиэлл.

— Ли, мы договаривались, что ты — член экипажа? — спросил Виктор, поднимаясь.

— Да, — нервно ответила Лиэлл.

— Значит, мой приказ — это и для тебя приказ. Будете следить за нами из рубки, а ты лови Пашку, когда он очнется.

-..если очнется… — одними губами произнесла Катя, но Лиэлл заметила.

— Он жив! — повысила она голос.

— Спокойно, Ли, — подошел к ней Михаил. — Все будет хорошо, я тебе обещаю. Всех вытащим, все вернемся. Не волнуйся.

Лиэлл попыталась возразить, но Михаил положил руку ей на плечо, и она замолчала.

— Я тебе пообещал. Ты же знаешь, если я обещаю, я держу слово. Все, нам пора.

Он отпустил Лиэлл, коротко взглянул на Катю, но та отвернулась к иллюминатору. Михаил развернулся и быстро покинул рубку. Середа обернулся на Варю, слегка качнул головой, успокаивая, и тоже вышел.

— Счастливо! — крикнула Варвара им вдогонку.

— Удачи, Витя, — тихо проводила их к шлюзу Юля.

Середа увидел ее бледное, как у Лиэлл, лицо и испуганный взгляд, и не смог сказать простое: «Все будет хорошо». Все равно не успокоится. Да и неизвестно, будет ли оно хорошо, это все.

— Пошел обратный отсчет. Открываю люк, — голос Лиэлл в наушниках.

— Ли, мы все время на связи, — сказал Виктор в микрофон. — Как там у Кати обстановка?

— Все тихо на ближайшие пятнадцать минут, потом несильный толчок, около двух баллов, — включилась Катя. — Расщелина стабильна, лед почти весь уже сошел. А вот потом идет серия толчков в пять баллов, это еще через двадцать пять-тридцать минут. Вам надо успеть, Витя.

— Надо — значит, успеем, — коротко бросил Середа, стараясь не думать, что значит для Пашки «весь лед уже сошел». — Вхожу в атмосферу.