Кассиопея - Москва

Отдавай мне душу, гость, мою…

Виктор посадил аппарат еще дальше от расщелины, чем это сделали ребята. Около двух грузовых капсул нетерпеливо подпрыгивал Лобанов. Не зная скафандров «Зари», можно было бы предположить, что он замерз. Рядом бестолково толклись два автопогрузчика — видимо, Федька забыл выключить пульт управления роботами, и держал его в руках, давя машинально на все кнопки подряд.

— Мишка, бери страховочные тросы, выходим, — скомандовал Виктор, взял инфравизор, подождал, пока выйдет Михаил, и последовал за ним.

— Излучатели при вас? — встретил их вопросом Лобанов.

— Само собой, — отозвался Михаил.

— У вас восемь минут до двухбалльного толчка, — ровный Катин голос в наушниках.

— Все, цепляем тросы к погрузчикам. Так, один из нас останется на краю и будет контролировать подъем, второй спустится и вытащит Пашку, — скомандовал Виктор. — Все ясно? Теперь медленно движемся в сторону расщелины. Федька, ты помнишь место, где ты видел его в последний раз? Показывай. Михаил, останешься здесь и…

— Прости, но останешься ты, — твердо сказал Копаныгин, отобрал у него инфравизор, и, не дожидаясь возражений, двинулся за Федором.

— Это еще что? Кажется, был приказ! — возмутился Виктор, но Михаил даже не обернулся, только ответил:

— Середа, возьми себя в руки. Мы все знаем, кто для тебя Пашка, но ты руководитель экспедиции. Хватит того, что ты вообще сюда спустился.

— Он прав, — прозвучал в наушниках голос Кати. — Тобой нельзя рисковать, пока есть, кому это сделать за тебя.

Виктор остался у капсулы, и ему оставалось только тихо ругаться сквозь зубы, выключив микрофон.

Павел пришел в себя. Вокруг по-прежнему было темно и тихо. Связь выключилась — то ли сломана радиостанция, то ли тут тоже что-то глушит радиоволны, как в звездолете Лиэлл. Лиэлл… Черт, почему так холодно?

Чуть погодя он сообразил, что в скафандре выключился обогрев. Тут что, все функции скафандров отключаются? Сначала связь, теперь еще обогрев… Спасибо, очистка воздуха работает. Впрочем, едва Павел пошевелился, что-то щелкнуло, и он почувствовал тепло, ползущее от ног вверх. Он понял, что просто сам же и отключил обогреватель, когда падал. Понятно. Уже лучше.

Спустя несколько секунд стало ясно, что шевелиться можно только в пределах собственного скафандра — не развернешься… не менее очевидно было то, что его завалило. Он лежит на дне этой расщелины… почти…. а сверху над ним тонны льда. Странно, как это его еще не раздавило. А еще понятнее то, что сам он отсюда не выберется. И Федька один его не вытащит. Мило. В голове почти не осталось мыслей, только одна — как глупо, глупо-то как… И еще — страх. Нет, у него никогда не было клаустрофобии, но быть запертым в собственном скафандре и каждую секунду ждать, что вот-вот тебя расплющит — не так уж весело.

Павел изо всех сил старался не думать о ледяном прессе, готовом опуститься еще на полметра ниже. К сожалению, когда лежишь вот так в абсолютной темноте и тишине, невольно приходится думать. И пытаться представлять какие-нибудь более радостные картины, чем оседающий под собственной тяжестью лед наверху.

Очень хотелось закричать. Но ежу понятно, что крики совершенно бесполезны. А крикнуть только ради того, чтобы убедиться в этом — как-то тоже глупо. Он сам поражался, как он может вот так спокойно лежать и размышлять о своем положении, не впадая в панику. Может, надеялся на ребят? Федьку не должно было зацепить, он вызовет Середу, они опустятся на планету… Ага, и раскопают его руками. Экскаваторов-то на «Заре» как-то не запасли.

Усилием воли заставил себя успокоиться. Сколько прошло времени? Витька уже знает. Что он сам сделал бы на месте командира? В любом случае, они воспользуются тросами, без страховки сюда не спуститься. Следующая леденящая мысль — а как они его найдут? Хорошо, если он падал прямо вниз, а если его протащило по невидимым сверху склонам в сторону? В этом случае, даже если Федька запомнил, где видел его в последний момент, это может не помочь. А кислорода в резервуаре скафандра хватит от силы на пару часов. А потом…

Неожиданно его словно кто-то погладил по волосам. Странное ощущение. Будто он уже не один в этой темноте, в этом скафандре. Шутки начинающейся клаустрофобии? И тут он как будто увидел мысленным взором, как по снежной равнине идут две серебряные фигуры. Ребята! Рядом с ними ползли металлические тележки — автопогрузчики. А в руках переднего человека — знакомый темный ящик. Инфравизор! Павел уже понял, что это те самые мыслеобразы, о которых говорила Лиэлл. Она пытается показать ему, что происходит наверху и помочь ему понять, что делать.

Инфравизор. Теплоизоляция скафандра не позволит им засечь его… Впрочем… если скафандр не пропускает тепло изнутри сам, можно заставить его сделать это. Павел помнил, что в условиях работы при высоких температурах в этих скафандрах используется теплоотвод-охладитель. Конечно, для человека, похороненного подо льдом, идейка достаточно безумная, но зато его засекут! Авось, не простужусь, — подумал Павел, и постарался представить мысленно эту картину «глазами» инфравизора — зеленые льды и красная фигурка человека подо льдом. Потом приборную панельку внутри скафандра и переключатель — блокировка теплоотвода в положении «отключена», усиленное охлаждение. Неожиданно после минутного молчания и неподвижности в голове словно вспыхнуло маленькое солнце. Она поняла!

— Нехилый завальчик, — зло констатировал Федор. — Какого черта меня сюда понесло, ведь решили же — в шестом! На его месте должен был быть я.

— Напьешься — будешь, — задумчиво откликнулся Михаил цитатой, прикидывая, как можно спуститься вниз, расплавляя излучателем толщу льда над Павлом. Не промахнуться бы.

— Пашка меня, как всегда, подстраховывал… — продолжал Лобанов.

— Федька, хватит причитать, держи инфравизор, я тросами займусь, — спокойно скомандовал Михаил. — Включи его и ищи Пашку.

— Сквозь скафандр? Пустой номер, — засомневался Федор, но прибор включил и медленно начал сканировать лед перед ними.

Михаил закрепил на поясе один трос, второй тоже — чтобы не потерять и не занимать руки.

— Мишка, что решили? — Виктор. Волнуется.

— Федор ищет его инфравизором, а я готовлюсь идти вниз. Его серьезно завалило, надо излучателем…

— Забери у Федора запасные аккумуляторы, твоих может не хватить, — посоветовал Виктор. — Что там, Федька?

— Нет ничего. Пусто. Я же говорю, сквозь наши-то скафандры…

— Мальчики, подождите немного, — напряженный голос Лиэлл. — Паша пришел в себя, сейчас включит теплоотвод, вы его засечете, и он снова выключится. Так что запоминайте место получше.

— Ты его слышишь, Ли? — чуть ли не хором воскликнули все трое.

— Нет. Я его чувствую. Это трудно, мы уходим за планету, скоро вы перестанете слышать нас, а мы — вас. Я продержусь чуть дольше, но меня тоже надолго не хватит.

— Ты сможешь еще несколько минут связываться с ним? А с нами ты можешь телепатически говорить? — вопросы выскакивали у Федора один за другим.

— Ищите, он включил теплоотвод, — сообщила Лиэлл. — Все, связь уходит. Мы вернемся через двадцать минут, но вас там уже не должно быть! А то можете погибнуть все! Я не… — шум и шелест в наушниках.

— Она не телепат, — негромко сказал Михаил. — Она может только обмениваться мыслеобразами. Что у тебя, Федя?

— Есть, — тихо, будто боясь спугнуть результат, сообщил Лобанов. — Смотри!

— Мы засекли его, — отрапортовал Михаил Середе. — Я пошел!

— Осторожнее, Мишка, — устало и привычно попросил Виктор.

— Есть. Пошел! — Михаил перехватил излучатель и медленно ступил на склон, образовавшийся при сходе ледника.

До места, где лежал Павел, надо было пройти метра три, а потом пытаться спуститься вниз по глыбам льда, помогая себе излучателем. Михаил помнил, что расщелина была достаточно глубокой, но, видимо, она еще раньше была завалена снегом и льдом, потому что до Павла, по показаниям инфравизора было вниз не больше пяти метров.

Первые метра три он довольно бодро продвигался вниз. По счастливой случайности (пока это было им на руку) глыбы льда были достаточно большие, чтобы между ними можно было пролезть почти не напрягаясь, местами приходилось пользоваться излучателем. Почти сразу пришлось включить фонарь-прожектор на шлеме. Видимо, Павел лежал удачно, между глыбами, иначе даже скафандр с «Зари» не выдержал бы. Стоп. Луч света выхватил чуть в стороне и внизу очертания фигуры между тремя кусками льда, образовывающими небольшой «шалаш». Михаил подобрался ближе, пытаясь разобраться, как освободить Павла из ледового плена. Попробовал позвать его — глухо. Попытался связаться с Федором или Середой, но тоже безрезультатно. Очень вовремя. Наверное, у Пашки тоже радиостанция в порядке, но вот почему-то не работает здесь ничего. Черт. Ладно, справимся.

Он уже разобрался, как подплавить льдину так, чтобы Пашка смог выползти, а «шалаш» не обрушился. Аккумулятор на этом и сдох, но был запасной — спасибо Виктору. Пока менял аккумулятор, постарался прикинуть время. Выходило, что у них было еще минут десять. Маловато.

Через пару минут Павел смог пошевелиться, еще через минуту, с помощью своего спасателя, он, извиваясь, как угорь, смог выбраться из стискивавших его объятий ледника. Места было безбожно мало, и, выпрямившись, Павел оказался лицом к лицу с человеком с излучателем. Мишка. Ну, понятно. Кто еще мог полезть его вытаскивать.

— У нас минут десять, чтобы подняться, потом — снова будет трясти. Если завалит обоих, ребята уже могут нас не вытащить. Можешь идти? — спросил Мишка далеким голосом, едва слышным сквозь шлем.

— Могу, — ответил Павел.

— Излучатель с тобой?

Павел молча показал излучатель, который он так и не выпустил из рук, когда падал. Михаил удовлетворенно кивнул, повозился, отстегивая один трос от пояса, потом еще немного — прикрепляя его к поясу скафандра Павла. Махнул рукой вверх, подергал с силой за оба троса, подавая сигнал Лобанову, и уцепился за выступ, проплавленный им при спуске. Павел помог ему подняться выше, схватился за выступ сам, почувствовал, как натянулась страховка.

Федор уловил вздрагивание тросов, которое отличалось от хаотичного подергивания при спуске Копаныгина. Сначала один, потом другой — отчетливо, резко, по три раза каждый.

— Витька, они поднимаются, — радостно сказал Федор в микрофон. — Включаю погрузчики, тащим!

— Федя, у нас осталось мало времени. Минут через семь будет трясти, — озабоченно заметил Виктор.

— Сейчас. Уже пошли погрузчики.

Автоматы медленно ползли по снегу, вытаскивая метр за метром серые натянутые струны тросов. И тут Федор услышал в динамиках внешних микрофонов тот самый жутковатый треск. Лед движется, понял он.

— Витька, — Федор чувствовал, как холодок десятком паучков с цепкими лапками ползет по спине, — лед движется!

— Уходи за погрузчиками, — резко приказал Виктор. — Ты не сможешь помочь, уходи. Если они выберутся сейчас сами — хорошо, нет — дождемся остановки льда и попробуем снова.

Лобанов громко чертыхнулся и медленно попятился вслед за роботами.

Поверхность была уже совсем близко. Уже не нужен был свет прожекторов, Павел увидел, как Копаныгин обернулся к нему и обнадеживающе показал большой палец — типа, все отлично. И тут все вокруг дрогнуло, Михаил сорвался со льдины, за которую цеплялся одной рукой и провалился куда-то вниз…

Федор остановился на полдороге к капсулам, не отрывая глаз от края трещины. Неужели это никогда не кончится? Один из погрузчиков вдруг забуксовал на снегу и попятился назад.

— Стой! — гаркнул Федор, как будто автомат мог отреагировать. Как ни странно, но робот замер на месте и медленно пополз обратно к капсулам. Спустя несколько томительных минут над краем льда показалась фигура в скафандре, цепляющаяся за трос, за ней — вторая. Несколько метров они буквально ползли, волоком увлекаемые погрузчиками, пока Виктор не догадался уменьшить скорость вторым пультом.

Федор осторожно пошел им навстречу, растеряв все слова от радости — и ругательные, и обычные.

— Федька, стой! — задыхающийся голос Павла.

— Нам только тебя не хватало еще тащить! — измотанный, но радостный Михаил.

— Лобанов, назад! — окрик Середы, который, кстати, и сам шел к ним.

К капсулам они вернулись как раз вовремя — новый толчок потряс поверхность планеты. Ближайшая к расщелине капсула неожиданно накренилась.

— Черт, трещина! Быстро в дальние капсулы, бросайте погрузчики, — скомандовал Виктор.

— Нечего раскидываться оборудованием, — возразил Павел. — Идите в трехместную, мы с роботами займем грузовую. Скорее!

Разбираться было некогда. Середа со словами «Мы с тобой на корабле поговорим, Козелков!» махнул рукой Федору и Михаилу, чтобы те загружались. Федор моментально оказался в кресле пилота, Михаил чуть помедлил, оглядываясь на Павла, который уже загонял последнего погрузчика в свою капсулу. Тут его втолкнул внутрь подоспевший Виктор, следом забрался сам.

— Скорее, Пашка!

— Взлетайте, я уже закрываю люк, — почти спокойно отозвался он.

По команде Виктора Федор поднял капсулу, вслед за ними взлетел и Павел. Конечно, по законам жанра, одновременно с отрывом его аппарата от поверхности, оставшаяся, уже накренившаяся, капсула красиво провалилась в образовавшуюся трещину. Тут же ожили наушники, тревожно зазвучавшие самым прекрасным на свете для Павла голосом Лиэлл.

— Мальчики, как вы?

— Все в порядке, — ответил за всех Федор. — Пришлось повозиться, но все живы. Правда, капсула очередная накрылась.

Визг сразу четырех девичьих голосов в наушниках помешал ему закончить фразу.

Они вышли из шлюза так же, как уходили с планеты — Виктор, Федор, Михаил, а Павел так и шел последним. Первой из-за поворота навстречу им выскочила Лиэлл. Она была еще бледнее, чем всегда, Павел даже испугался за нее. Она молча бросилась на шею идущему впереди Виктору, обхватив его руками так, будто боялась, что он сейчас исчезнет. Потом также стремительно обняла Федора, тот еще успел похлопать ее по спине.

— Ну, ты чего, Ли, все же в порядке!

Следующим в узком коридорчике стоял Михаил. Обняв его, она вдруг расплакалась. Сзади нее на плече Середы уже рыдала непробиваемая Варвара, а Юлька, наоборот, смеялась, стучала кулачком по груди Федора, и похоже было, что у нее истерика. Катя так и не пришла — решила, что кто-то должен остаться в рубке, понял Павел.

Сам он расстегивал защитку — пройти в скаф-бокс было практически невозможно, не расталкивать же всех. Ему не хотелось смотреть на Лиэлл, но она была прямо перед ним — Михаил держал ее за плечи и что-то тихо говорил, убедительно и ласково, и так непривычны были эти интонации в его голосе, а она только мотала головой и словно не соглашалась с ним.

Павел прикрыл глаза. Откуда-то навалилась зверская усталость, хотелось сесть на пол и уснуть прямо тут, как был, в защитном костюме. Только он знал, что и во сне будет перед ним стоять ее лицо, обращенное к другому. Он вдруг почувствовал, как непонятное, разрывающее грудь, нечто охватило его изнутри. Ему хотелось уйти, ничего не видеть и не слышать, тут же хотелось отшвырнуть Мишку в сторону от нее, одновременно жизненно необходимо было подхватить ее на руки и унести отсюда, объяснить ей, что без нее он не сможет жить. Витька, Витька, ты опять был прав!

Павла слегка трясло, нервное напряжение последних часов и острое чувство непоправимого, что происходило сейчас в шаге от него, не давали толком вдохнуть…

— Да не бойся ты, — услышал он сквозь шум в ушах далекий Мишкин голос, и вздрогнул от легкого прикосновения к щеке.

Открыл глаза и встретил небесно-голубой взгляд заплаканных глаз. Лиэлл беззвучно пыталась что-то сказать, но голос ей не повиновался, как тогда, в первую их встречу. Рука ее уже скользила по его волосам, и прикосновение это было таким новым, таким волнующим… Это не было прикосновение, которым гладила его в детстве мама. Мама… Как давно это было!

Это не было дружеское Юлькино поглаживание — как тогда, на Вариане. Это новое и непонятное сводило с ума. Наверное, это потому, что Лиэлл так нужна ему, потому, что он ждал этого прикосновения с того момента, как встретился с ней глазами там, в лаборатории.

— Ты живой… — наконец прошептала Лиэлл, а ее вторая ладонь невесомо легла на его плечо. Как-то так само собой получилось, что его руки сами собой обняли ее — одна за талию, а вторая, наконец, смогла погрузиться в шелковое золото волос.

— Я думала, что если ты не вернешься, я уйду за тобой, — уткнувшись в его грудь лицом, говорила Лиэлл. — Я без тебя не смогу, ни за что! Ты не представляешь, как я испугалась, я давно так не пугалась…

Павел слушал ее вздрагивающий от недавних рыданий голос, и ему казалось, что он все-таки упал и уснул прямо на выходе из шлюза. Он хотел что-то сказать в ответ, успокоить, но слова не шли, кроме тех, что рвались уже давно, и только сейчас он почувствовал, что имеет право их сказать.

— Я люблю тебя, — выдохнул он.

Она медленно подняла к нему лицо, уже не испуганное, а спокойно-счастливое, с мокрыми дорожками слез.

— Я знаю, — неожиданно ясно ответила она. — Я знала это давно, еще, когда я была на астероиде, а ты был здесь. Ты откликнулся на мой зов потому, что ты мой. А я — твоя. Неужели ты еще не понял? Это уже было раньше нас, любимый мой.

Ее лицо совсем рядом, эти нежные, теплые губы… Уже целуя ее, Павел не сразу смог осознать — вот он, поцелуй. Он никогда не думал о том, как это происходит, не мог предположить, что такое простое касание может принести столько новых неизведанных чувств. А скользнувший к его губам маленький язычок пробудил совсем иные чувства, уже не такие новые, но оттого еще более острые…

Павел сам не понял, как успел поднять ее на руки и пройти мимо всех — ребята, моментально сообразив, что лучше не мешать, просто встали по стеночке, — а опомнился он уже на подходе к каютам, когда Лиэлл нежно запротестовала, уже явно не в первый раз.

— Я же тяжелая, ты и так устал, поставь меня на пол, пожалуйста.

— Я не устал, — упрямо мотнул он головой.

— Уверен? — выдохнула она ему в ухо.

— Да, — он чувствовал, что это не просто беспокойство о его состоянии. В вопросе было больше — обещание, предвкушение, нетерпение…

— Тогда неси меня в мою каюту, — так же тихо выдохнула она.

Когда-то давно Павел думал, что ему не дано будет пережить вот такое — обладание своей женщиной, не украденное у друзей, а полноправное, с чувством торжества, счастья, нежности, такое волшебное состояние…

Ее глаза, губы, ее нежная кожа, ее тело с волнующими изгибами, как будто созданными для его ладоней — все, что виделось ему в те моменты, когда организм самостоятельно пытался справиться с бушующим огнем природы, все, что было в его тревожно-чарующих снах пустыми ночами в одинокой каюте — он узнавал все это. Узнавал ее, свою Ли… «Ты — мой, я — твоя», повторяли ее губы…

Катя сидела в пустой рубке, молча глядя на пустые мониторы. Все. Они вернулись. Теперь все волнения остались там, внизу, на ледяной равнине второй планеты, а она сидит одна, и ей некому сказать: «Ты жив». Именно сейчас, практически выгнав девчонок встречать ребят, когда она твердо решила, что останется здесь — не будет мешать им, только сейчас до нее дошло, насколько она одинока. Бедный Павлик, над ним это ощущение никомуненужности висело так давно! Он уже привык. А тут эта девушка, ворвавшаяся в их размеренную жизнь, как свежий прохладный ветер в застоявшийся воздух пустыни. Конечно, невольно она захватила их всех. И теперь все перевернулось. Катя не обвиняла Лиэлл ни в чем — скорее, она даже была рада ее появлению. Все перевернулось и неожиданно встало на свои места, и какая разница, что двое из них ощутили себя выкинутыми на обочину.

Зато теперь известно все, все ясно, нет недоговоренностей и непонимания. Теперь можно строить свою жизнь, не мучаясь вопросами — а вдруг что-то не так, а вдруг ты ошибаешься? Уже не ошибешься. Только, если теперь все просто, почему так хочется плакать?

Выключенные мониторы нагоняли тоску, и Катя поднялась с кресла, подошла к иллюминатору. Внизу голубела коварная вторая планета, которая чуть было не погубила мальчиков. Невольно мысли Кати соскочили на оползень. Почему она вовремя не разглядела опасности в показаниях зондов? Она должна была понять это дрожание линий на графиках. Теперь так очевидно, что это были предвестники того толчка, который спровоцировал движение ледника. Если бы она заметила их! Ничего, что раньше с этим не сталкивалась. Ты планетолог или кто? Сейсмология — одна из основных дисциплин при обучении. У тебя же была пятерка!

Чувство вины, страх, запоздало стиснувший сердце, одиночество, рисующаяся в воображении сцена встречи там, у шлюзов — все сразу навалилось на нее, и под этим грузом, наконец, хлынули слезы. Катя понимала, что надо остановиться, что может кто-то войти… Хотя кому она нужна? Пашка, единственный, кто мог бы о ней вспомнить, наверняка сейчас сам не в лучшем состоянии, а остальные… А Мишка…

— Катюша, милая, прости меня, я такая скотина, — вдруг сказал над ее ухом такой родной и такой непривычно виноватый голос. Катя стремительно развернулась, не успев даже открыть толком глаза, и попала в его руки, обхватившие так крепко, что она почти задохнулась. Попыталась сквозь слезы рассмотреть его лицо, но пришлось снова зажмуриться, настолько все это было нереально. Теплые поцелуи, снимающие слезинки с ее щек и ресниц, торопливые слова, такие глупые и такие нужные…

— Я такой дурак, родная моя, — шептал ей куда-то в макушку Михаил, — я только там, внизу, понял, как же я люблю тебя … когда чуть было не потерял. Связь пропала, я даже не мог на прощание сказать, как ты мне нужна. Я так боялся, что сдохну раньше, чем доберусь до тебя, чтобы ты это узнала… ты меня простишь?

Катя только молча кивала, беспорядочно гладила его волосы, плечи, руки, боясь поверить, что она и правда, все это слышит. А вдруг она сейчас очнется, и окажется, что все это просто разыгравшаяся фантазия? Но голос не исчезал, а руки, обнимающие ее, делались все сильнее, все требовательнее, все горячее…

Спустя неделю Федор начал откровенно прикалываться, обзывая «Зарю» Дворцом бракосочетаний, райскими кущами и коммунальной квартирой одновременно. Ребята веселились, но обстановка не менялась — похоже, коммунальная квартира в райских кущах устраивала всех.

Никаких происшествий на корабле не происходило, так что становилось даже не по себе. Впрочем, подобное развитие событий всем нравилось. Последние два месяца после того, как они подошли к Бете были слишком напряженными, все чувствовали потребность в отдыхе.

Каждую неделю они собирались в «Сюрпризе», просто посидеть то на природе, то у кого-нибудь из них дома. Лиэлл, Катя и Михаил образовали просто великолепное музыкальное трио. Слушать их было сплошным удовольствием… к сожалению, Лиэлл больше не пела соло, уверяя, что у них намного лучше получается втроем.

Варвара тихонько полнела и круглела, скоро ей пришлось переделывать форменный комбинезон в специальный костюм для беременных. С каждой неделей она становилась все спокойнее, зато Виктор все больше волновался. Павел его понимал — сам бы он, наверное, с ума сошел, ожидая такого события.

Михаил с Катей переживали натуральный медовый месяц. Самого Мишку они просто не узнавали — он улыбался, даже смеялся, «электронное» выражение совсем исчезло из глаз. Кажется, Катя все-таки, добилась своего — таким «живым» Павел Копаныгина вообще не помнил.

Приближался День «Икс»…

Подготовка к рождению нового члена экипажа проходила спокойно и планомерно. Как-то совершенно неожиданно обнаружилось, что Юлька прекрасно шьет, а Катя — вяжет. Самое интересное, что на «Заре» нашлось очень многое из младенческого «приданого».

— Ну, вообще-то, нас могли более детально подготовить к процессу, — недовольно заявила Варвара, созерцая обнаруженные в недрах той самой таинственной комнаты с надписью «До 16-ти лет не входить!» детские вещи.

Секретную дверь они открыли сразу после того, как Кате, самой младшей из них, стукнуло те самые шестнадцать. Когда они вошли, Середа тут же заявил, что морально всегда был готов именно к таким размерам «тайной комнаты», потому что на плане корабля очень солидное пространство было не определено, а на его вопросы «что здесь?» конструкторы звездолета только улыбались.

Собственно, они обнаружили обширную «взрослую» библиотеку на дисках (которую Павел до сих пор регулярно штурмовал, но так и не смог осилить до конца), залежи дисков с «взрослыми» же фильмами, которые значительно разнообразили их досуг. В глубине нашелся небольшой склад непонятных вещей, которые тогда они изучать не стали, а вот сейчас, очень кстати, дотошная Лиэлл именно там нашла несколько боксов с детскими вещами разных размеров.

— Такое впечатление, что у них язык бы отсох подготовить нас к рождению детей, — ворчала Варвара.

— Варенька, нас готовили. Причем довольно, как ты говоришь, детально. Можно подумать, ты не знакома с процессом зачатия и развития плода по учебникам, — возражала ей Юля. — А я прекрасно представляю себе процесс родов. И с возможными осложнениями всегда могу справиться — тем более, есть специальная программа в нашем биоцентре…

— Ага, программа… А предупредить, что это может случиться с нами не в теории, они могли? — капризно надувала губы Варвара.

— Варенька, они не думали, что ты настолько буквально понимаешь слово «теория», — отмахивалась Юля.

Как бы то ни было, но к рождению малыша все было готово вовремя. Незадолго до дня «икс» Катя перебралась к Михаилу, завершив тем самым обещанные Павлом «миграции». Кстати, Лиэлл с Павлом решили подобные шаги отложить до Земли. В конце концов, как говорила сама Лиэлл, так было романтичнее.

Неуемная Варвара настояла на переоборудовании освободившейся девичьей каюты под детскую. Изобретательный Лобанов предложил интересный вариант перестройки стандартной кровати в детскую кроватку с бортиками…

В общем, новорожденного ждала поистине царская жизнь.

— Всем доброе утро! — влетел в «Сюрприз» Павел.

— Доброе… — нестройно отозвались Федор с Михаилом. Виктор, совершенно измотанный, только вяло махнул рукой.

Павел его тихо пожалел — за эту ночь тот явно вообще ни разу не прилег. Собственно, он и сам плохо спал, и четырех часов сна было явно недостаточно для отдыха, но Виктор его переплюнул.

— Так тут всю ночь и сидел? — спросил он, присаживаясь за стол рядом с Середой.

В кают-компании со вчерашнего утра так и осталась смоделированная Варварой столовая. Правда, девушки категорично заявили, что есть мальчишки могут что хотят и как хотят, в ближайшие сутки никто из женской половины населения не собирался отвлекаться на такие пустяки.

— Не… — помотал головой Виктор. — Я в рубке сидел, там веселее.

— Мы его сюда поесть притащили, а он отказывается, — сообщил непривычно серьезный Федор.

— Не могу я…

— И ведь не кормить же его через воронку? — вслух вяло подумал Михаил.

Павел покачал головой. Ну, прям как дети. Сказать, что ли? Хватит, наверное, их мучить.

— Не надо его через воронку, сейчас я вам всем аппетит верну, — громко пообещал Павел, нарушая напряженность, висящую в воздухе вполне осязаемым туманом.

Федор вскочил на ноги, Михаил тоже поднялся, а Виктор только поднял голову, но глаза у всех троих уже зажглись живыми огоньками.

— Сегодня, двадцать первого мая седьмого года в пять часов утра, по локальному времени «Зари», родился Сергей Викторович Середа, с чем мы все тебя, папаша, и поздравляем! — голосом Левитана объявил Павел. — Вес, кажется, три кэге с половиной, рост — полметра с небольшой кепкой в три сантиметра — короче, нормальный, здоровый парень.

Некоторое время ребята молчали, потом Лобанов хлопнул по плечу онемевшего Виктора.

— Поздравляю, Витька!

Михаил молча пожал Середе руку. А Павел, которого со вчерашнего вечера терзали совершенно ужасные приступы голода, немедленно принялся тормошить всех на предмет поесть.

— Все равно, девчонки даже Витьку к сыну раньше вечера не подпустят, как Юлька сказала, сами они заняты, и мы тут скоро скончаемся!

— Ребята… — как-то сдавленно, наконец, подал голос Виктор. — У меня сын родился…

— Да ты что?! — натурально удивился Федор, уже вернувшийся к нормальному балагурному состоянию. — Когда?

Имя малышу дали сразу, еще до рождения, как только Лиэлл известила Варвару о том, что у них будет мальчик.

— Мы давно решили, — убежденно говорила Варвара. — Филатов для нас в свое время столько сделал.

Сергей Сергеевич Филатов руководил подготовкой экспедиции на Земле, без него полет вообще, скорее всего, не состоялся бы, и конечно, для всех ребят он значил очень много, поэтому имя было одобрено единогласно.

В тот день в бортовом журнале «Зари» появилась памятная запись о рождении Сергея Викторовича. Виктор поставил в ней точку и откинулся в кресле. Все. Пора идти в каюту. К Варе и Сереже… Он попробовал это сочетание на вкус — звучало непривычно и очень волнующе.

Павел наблюдал за ним из своего кресла напротив. В кабинете больше никого не было — всех сам Середа выгнал спать еще сорок минут назад, потому что времени было уже почти десять вечера.

— Ну, что, Витя? Страшно? — проницательно прищурился Павел.

— Страшно, — честно признался Виктор. — Я никогда с детьми дела не имел. Тебе-то хорошо…

— Вот уж не знаю, чем это мне хорошо, — пожал плечами Павел. — Подумаешь, братьев на руках таскал. Во-первых, это было давно, а во-вторых, тогда я тебе сам завидовал — свободен, как ветер, а на мне вечно кто-то висит.

— Паш, зато если бы ты сейчас был на моем месте, ты бы знал, что делать. А я…

— Не поверишь, но ты через неделю станешь просто профи в детсадовских делах, — засмеялся Павел. — Это только кажется, что дети страшные, а на самом деле нет ничего проще.

— Есть, — вздохнул Виктор. — Есть проще… Но ты прав, наверное. Ладно, пошли уже.

— Варька тебя заждалась. Они же еще в восемь в каюту перебрались. Иди, а то Ли от нее отойти не может, пока ты ее не сменишь, — кивнул Павел.

Виктор с укором посмотрел на него.

— И ты, Брут! Я думал, ты обо мне беспокоишься, а ты!

— А я преследую свои корыстные цели, — рассмеялся Павел. — Давай, давай, двигай! Папаша…

В каюту с Виктором Павел не пошел, остался ждать в коридоре. Лиэлл вышла минут через десять, усталая, но довольная. Павел подхватил ее на руки и немного покружил по коридору, целуя улыбающиеся губы.

— Давай, я тебя спать отнесу? — предложил он, останавливаясь. — Или тебя покормить сначала?

Лиэлл рассмеялась теплым золотистым смехом. Он любил, когда она так смеялась.

— Нет, спасибо, Пашенька, я сейчас все равно не усну. И есть я не хочу, Катя нас кормила. А пойдем-ка мы с тобой в «Сюрприз», я хочу на ту поляну. Пойдем? Или ты сам спать собирался?

— Ничего я не собирался, — вполне честно ответил он. Подумал, и обнаружил, что спать и правда, не хочет. — Пошли!

До «Сюрприза» он ее так и нес. Когда-то давно Лиэлл ему призналась, что чуть ли самое главное, чем ее покорили земные мужчины — они носили своих женщин на руках, а соэллиане сочиняли стихи и дарили цветы, на большее их не хватало. Хотя, как признавала сама Лиэлл, стихи были прекрасны, а из цветов создавались такие композиции, что японская икебана рядом не стояла.

— Каждому свое, — вздыхала Лиэлл. — Наверное, если бы я оставалась на Соэлле и прошла запечатление, как все наши женщины, я бы не представляла ничего лучше. Но я — это я, и мне нравится, когда меня носят на руках!

В «Сюрпризе» Павлу пришлось расстаться со своей ношей. Опустив Лиэлл на пол, он набрал код — когда-то случайно получилась эта полянка, а Лиэлл пришла от нее в совершенно дикий восторг.

Они прошли в распахнувшиеся металлические двери, и оказались в зеленом лесу. Сквозь листву пробивалось солнце, которое вполне по-настоящему ласкало кожу, откуда-то доносилось пение птиц. Лиэлл прошла шагов пять, и со стоном опустилась на траву.

— Если бы ты знал, как я устала…

— Осложнения были? — Павел лег рядом, подперев голову рукой.

— Да нет, ничего особенного. Просто первые роды, это всегда нелегкий процесс. А так — девочки молодцы, они и без меня бы неплохо справились. Юлька — врач от Бога, — Лиэлл легла на спину, посмотрела в небо. — До чего же красиво…

— Ли, а чем тебе так эта полянка нравится? — спросил Павел совершенно непонятно зачем.

Она ответила не сразу.

— Я не знаю точно, что это за лес. Но он похож на Шервудский.

— Тот, который в Англии? — уточнил Павел.

— Тот, в котором жил Робин, — подтвердила Лиэлл. — Я не могу объяснить… Помнишь, когда мы вышли на то побережье, ты ведь не сразу сказал, что его код был снят именно со Средиземного моря? А я почувствовала, что это — оно. Так и тут. Если покопаться в документации на Земле, обнаружишь, что это и есть Шервуд.

— Ты там бывала? — осторожно спросил Павел.

Они редко говорили о ее прошлом, потому что Лиэлл не любила вспоминать о своем возрасте в его обществе. И обсуждать своих мужчин не хотела, считала, что это не тема для разговора с любимым. Павел придерживался иного мнения — ему было безумно интересно все, что касалось ее судьбы, он совершенно не смущался такими нюансами, как ревность к давно ушедшим. Скорее, он испытывал к ним уважение и что-то вроде братских чувств.

— Я там жила, — неохотно призналась Лиэлл.

— Если не хочешь, не говори, — быстро сказал Павел. Ему не нравилось, когда она делала что-то только ради него, хотя сама этого не хотела.

— Это было совсем недолго, мы познакомились, все было замечательно, но его убили через полтора года, — все-таки ответила Лиэлл. — Он был одним из тех самых вольных стрелков.

Павел поразился, как она это все сказала — с такой болью в голосе, как будто все случилось только вчера.

— Я все помню, Паш. Я вас всех запоминаю, — она словно услышала его мысли. — Мне приходится чуть ли не силой загонять воспоминания в глубину моего сознания, чтобы вы не стояли постоянно перед моими глазами. Но стоит зацепиться за какую-то деталь…

Неожиданно воздух вокруг будто сгустился, слегка потемнел, и в двух шагах от Павла, у толстого ствола соседнего дуба материализовался веселый темноволосый парень в грязно-зеленом плаще, с луком в руках. Лучник взглянул на Павла и улыбнулся. Рядом прерывисто вздохнула Лиэлл, и парень медленно растворился в воздухе, кругом снова посветлело.

— Он тебя любил? — снова Павел спрашивал то, что не надо бы спрашивать, но Лиэлл явно была настроена поговорить именно о прошлом.

— Да. Тех, кто не любил меня, я забываю. Их было тоже достаточно много. Паш, если бы ты знал, как я устала! Всю жизнь посвятить тому, чтобы не упустить своего шанса. Если бы я была такой, как ваши женщины: нет рядом с тобой мужчины — и не надо, одна проживу! Я не могу одна. Я физически начинаю умирать, если долго одна. Поэтому и бегу с Соэллы, а он этого никак не может понять. — Лиэлл рывком села на траве и продолжила. — Он никак не может принять то, что я уже никогда не смогу полюбить соэллианина. Не понимает, что на Соэлле нет таких, как вы, как… как ты, например. Это очень тяжело объяснить словами.

— А ты не объясняй, — потянулся к ней Павел. — Зачем? Я люблю тебя, и у нас все хорошо.

— Спасибо, милый, — Лиэлл повернулась к нему и тут же оказалась в его объятиях. — Ты не представляешь, какой ты… На самом деле, в моей долгой жизни это первый раз, когда я столько всего о себе рассказала. Больше чем ты, обо мне никто не знал.

— А Мишка? — притворно ревниво уточнил Павел.

— Миша знает только основное. Подробности я ему не рассказывала, — улыбнулась Лиэлл. — Не ревнуй.

— Я не умею, наверное, — задумчиво откликнулся он. — Правда. Я тебе верю, а если веришь, зачем ревновать?

— Зевс-громовержец, ну, почему вы так мало живете! — вдруг с тоской воскликнула Лиэлл. — Вот мы встретились — и я счастлива, но когда я думаю о том, что у меня впереди еще так много лет без тебя — я хочу умереть…

— Но-но, — Павел повернул ее лицом к себе и заглянул в глаза. — Ты счастливая, потому что каждый из нас оставляет тебе немножко себя. У тебя счастья в сотни раз больше, чем у любой другой женщины. Не нагнетай обстановку, просто живи и люби, если тебе это нужно. И не морочь голову себе и своему мужчине, у которого и так башка сегодня кругом идет!

Лиэлл вывернулась из его рук.

— Ой, Паш, прости! Мы вас сегодня совсем забросили. Витька был еще вчера никакой, значит, вся работа висела на тебе. Немедленно пошли спать! Мы сюда еще вернемся, и обещаю больше не заморачиваться, как ты сказал.

У кают они попрощались, Павел дождался, пока за ней закроется дверь, и ушел к себе.

Заснуть долго не получалось. Он все думал о Лиэлл. Странно все это. Странно, непонятно и так здорово! Как волшебная сказка.

Жил-был мальчик, который не умел любить девушек. Или думал, что не умел. Да и некого ему было любить — потому что на подруг своих друзей смотреть можно только братскими глазами. Это у мальчика хорошо получалось, опыт братской любви был довольно большой. Но вот возникла из ниоткуда принцесса-златовласка, и все в жизни мальчика перевернула… Та-та-та, ля-ля-ля, приключения-опасности, и хэппи-энд — жили они долго и счастливо, а когда мальчик умер… От старости…

Павел представил себе лысого скрюченного старикашку рядом с вечноюной золотоволосой Лиэлл, и подумал, что он предпочел бы судьбу того спартанца. Или сегодняшнего робингуда. Умереть в расцвете сил на руках своей богини, навсегда остаться в ее памяти вот таким, как они. Черт, как-то все не так уж просто и радостно, Лиэлл права. Так вот, а когда он умер, принцесса-златовласка осталась одна. И так по кругу несколько тысяч лет. Бедная Ли… Да все возможности и способности высшей расы не компенсируют вот это вот безобразие, которое творится в ее жизни!

Павел сел на кровати. Сон не шел. Он чувствовал, что надо встать и идти — куда и зачем, непонятно. Надо только открыть дверь, и тут же все определится.

Он вскочил, повинуясь этому чувству, открыл дверь и увидел в коридоре, у стены напротив, Лиэлл, сидящую прямо на полу.

— Ли, ты что? — он выскочил из каюты, одним прыжком оказался возле нее, опустился рядом. — Что случилось?

Она подняла на него свои огромные глаза, постаралась улыбнуться.

— Ничего, просто я хочу к тебе. Не могу одна…

— Так чего же ты тут сидишь? — Павел поднялся сам, помог встать Лиэлл и почти внес ее в свою каюту…

Уже к концу второй недели на корабле все нормализовалось, к присутствию младенца привыкли все, даже Виктор, который боялся прикасаться к Сереже дольше всех. Варвара успокоилась на этот счет только после того, как однажды ночью, проснувшись, не обнаружила около себя ни мужа, ни сына, выскочила из каюты, и нашла их обоих в рубке — Виктор с блаженно-счастливым лицом показывал Сереже как мигают огоньки на пульте управления, а сын понимающе гукал и пускал на них слюни.

— Он плакал, а ты не просыпалась, — чуть смущенно пояснил Виктор их исчезновение, и долго не мог понять, почему Варя так заливисто смеется.

Когда Сереже исполнилось два месяца, Середа начал потихоньку готовиться к включению ускорителей. Они так давно собирались это сделать, и сейчас уже не из-за чего было откладывать. Варвара, Юля и Лиэлл в один голос утверждали, что ребенок перенесет скачок скорости не хуже них самих, и с этой стороны никаких препятствий нет.

Поскольку времени с момента установки генераторов прошло достаточно много — почти год, естественно, понадобилась полная профилактика. Наконец-то, спустя почти девять месяцев безоблачной, надоевшей всем райской жизни, наступили долгожданные рабочие будни.

Федор с Павлом постоянно пропадали в генераторной, Михаил с Катей корректировали расчеты разгона, а Виктор координировал все эти процессы, не вылезая, практически, из рубки. Лиэлл появлялась и в генераторной, и в рубке — ее присутствие везде приветствовалось на ура.

— Паш, вроде, с этим мы закончили, — слегка даже удивленно констатировал Федор, откладывая в сторону уже ненужные инструменты. — Даже не верится.

— Нас еще Витька просил проверить блокировку в шестом-А. Вчера там герметизация не сработала, — поднялся Павел. Хотелось закончить все дела сразу, чтобы к вечеру, хоть немного отдохнувшим, наконец, встретиться с Ли. Так, чтобы не засыпать сразу, как только голова коснется подушки.

Видимо, у Федора были те же проблемы.

— Скорее бы закончить… Нет, что самое интересное, нас ведь никто не торопит! Почему мы за любое дело беремся так, будто за нами гонится стая диких стрекозоидов, и от скорости выполнения работы зависит успех нашего спасения?

— По Юльке соскучился? — прямо спросил Павел.

— Ну! Я прихожу в каюту, сваливаюсь и просыпаюсь, когда она еще спит! Я вижу ее за обедом, и все, — Федор тяжело вздохнул, а потом улыбнулся. — Но все равно — здорово. Я по работе тоже соскучился.

— Ну, и ладненько. Пошли в шесть-А, там делов-то, скорее всего, на копейку.

В шестом-А, действительно, напрочь отключилась блокировка дверей и, соответственно, герметизация. На «Заре» все отсеки имели систему автоматической блокировки дверей, на случай, если в одном из отсеков произойдет разгерметизация, пожар, взрыв или нападение тараканов — тогда двери входа и выхода закрывались, герметизировались, и попасть в отсек можно было только после того, как в рубке нажмут соответствующие кнопки. С одной стороны в шестом-А все работало, как часы, а с другой, там, где сейчас стояли Павел с Федором, нормально срабатывала только половина двери.

Федор с чувством чертыхнулся.

— Тут работки не на десять минут, Козелков, и даже не на полчаса.

— Да уж, — протянул Павел, критически осматривая нервно сокращающуюся левую створку, — это полная диагностика. Витька знает, о чем просить.

— Ну, что он, сам, что ли сюда полезет? У него для этого имеется бригада ремонтных рабочих, — беззлобно съехидничал Лобанов.

Спустя полчаса они еще так ничего и не поняли. Сам механизм работал нормально, значит, причина была где-то в электронике или проводке. Павел с тоской посмотрел на Федора, они встретились взглядами и в унисон вздохнули. Надежды на быстрое разрешение проблемы испарились, как дым. Диагностика электроники — это было жутко. И Мишку не сдернешь — он занят.

— Пошли, специалист по кибердиагностике, — вяло скомандовал Федор. — Начнем с начала, то есть с противоположной двери.

Павел также вяло возразил против «кибера» и отправился вслед за Лобановым отвинчивать декоративную панель, скрывающую проводку.

Обрыв они нашли почти сразу — за второй панелью.

— Странно, — отступив на шаг, вслух подумал Лобанов. — Такое чувство, что провод пережжен…

— Скорее, расплавлен, — пригляделся Павел.

— Один черт, странно. Давай посмотрим, тут явно что-то переклинило.

Через двадцать минут все было подключено, соединено и готово к проверке.

— Знаешь, что мне не нравится больше всего? — наконец понял Павел. — Здесь, как раз по левой стене, проходит кабель силового генератора. А Витька говорил, что левый силовик опять барахлил. Как бы не оказалось, что все это взаимосвязано.

— Паш, не умничай, а? — поморщился Федор, который явно чувствовал себя более чем усталым. — Ты сейчас договоришься до того, что нам придется проверять и проводку силовика, и лезть опять на обшивку… Давай закончим с герметизацией, а завтра со свежими силами проверим и генератор. А?

Павел неохотно согласился — действительно, времени было уже почти восемь вечера, и уже как-то хотелось закончить с работой.

— Давай, иди, доложи результаты Середе, запланируй на завтра вылазку к силовику, а я тут закончу.

— Один? — засомневался Павел.

— А что тут делать? Нажать кнопочку и посмотреть результат? Я в состоянии. Иди. Потом вернись, прикрутим панели на место, вот с этим я один не справлюсь.

Павел аккуратно собрал инструменты, пожелал Федьке удачи и пошел в рубку.

— Вы закончили? — приветствовал его вопросом Середа в рубке. — Полдня потратить на блокирующий механизм — это сильно.

— Вить, ты не прав. Большую часть времени мы занимались ускорителями, — возразил Павел. — Зато с ними мы точно закончили, с блокировкой вроде, тоже разобрались, но при этом хвостиком потянулась проблема с левым силовым излучателем. Мы, кажется, нашли, где там собака порылась. Завтра проверим кабель и…

Внезапно включилась сирена, и на стене за дверями рубки замигали красные лампы тревоги. Павел даже вздрогнул, — в последний раз этот вой и этот свет они видели во время того гиперпрыжка, перенесшего их на семьдесят парсеков за несколько минут.

— Взрыв в шесть-А! — крикнул Михаил. — Там, похоже, задымление и пожар, а блокировка сработала…

— Где Федька? — бросился к нему Виктор, не отрывая глаз от мониторов. — И выключи эти вопли, девчонок перепугаем!

— Датчики отключились, видимо, от высокой температуры, я не пойму, где он, — отрывисто сообщил Михаил, торопливо набирая команды на клавиатуре.

Павел смог, наконец, оторвать от пола онемевшие в первые секунды ноги, развернулся и побежал обратно к шестому сектору.

— Пашка, аккуратнее, защитку надень! — выбежал вслед за ним Михаил. — Ты туда все равно без нее не войдешь!

Павел чертыхнулся и рванул в скаф-бокс. По скорости надевания защитного костюма он поставил рекорд — чуть больше минуты, Копаныгин только-только его догнал, а Павел уже выбегал из бокса.

— Я с тобой, подожди, — бросил ему Михаил.

Павел отчаянно надеялся встретить у заблокированной двери Федора, но у наглухо запертого шестого-А никого не было. Он надел шлем, поднял лицевой щиток и включил внутреннюю связь.

— Витька, Федор все-таки внутри, у дверей его нет! — доложил Середе.

— Черт… Я надеялся, он проверял снаружи…

В коридор вбежал Михаил, на ходу застегивающий шлем.

— Блокируй шесть-Б, мы оба уже в нем, и открывай двери в А, — сообщил Павел Виктору.

— Система огнетушения внутри уже работает, силовик я отключил — там, кажется, замкнуло кабель силового излучателя и проводку блокировки… Смогу открыть только одну створку, вторую намертво заело, — отрывисто говорил Виктор, а двери, в которые только что вошел Михаил, закрылись. — Есть, открываю!

Правая створка перекрытия резко отъехала в стену, и из открывшегося прохода повалил дым, темно-серый, почти черный. Огня уже не было, система огнетушения сработала, но сквозь дым было видно, как почернел белый пластик на стене…

— Это ж какой силы должен был быть взрыв, чтобы так спалило негорючую обшивку, — поразился Михаил, протискиваясь в полуоткрытую дверь вслед за Павлом.

Лобанов, действительно, был внутри. Во время взрыва он как раз отошел от панели, направляясь, видимо, к закрывшейся левой створке — проверять герметичность. Это его и спасло, потому что напротив панели и рядом с ней обшивку выжгло насквозь, до металла. Однако Федору сильно досталось — комбинезон на нем вспыхнул, видимо, сразу, он упал, перекатился на спину, и ему удалось частично сбить огонь, но горячим воздухом ему сильно обожгло лицо и руки, а испарения плавящегося пластика обшивки заставили потерять сознание раньше, чем он смог затушить на себе горящую одежду полностью.

— Черт, как плохо, Витька! — выдохнул Павел. — Я даже не знаю, как его выносить!

— Пашка, выносите как-нибудь, чем быстрее он попадет к Юльке, тем лучше, тут каждая секунда на счету, — тут же отозвался Середа. — Девочки уже ждут у входа в шесть-Б, давайте быстрее!

Вдвоем с Михаилом они, как могли, осторожно, вынесли Федора из полуоткрытой двери, Середа заблокировал задымленный отсек А, и им пришлось ждать нескончаемые несколько минут, пока вентилировался отсек Б, чтобы можно было открыть двери в корабль.

Кате, стоящей вместе со всеми у дверей, стало плохо сразу, как только они вышли и положили безвольное тело Лобанова на носилки. Михаил молча поднял ее на руки и унес в сторону скаф-бокса. Юлька, бледная, как смерть, но с безразличным спокойным лицом и ледяным голосом командовала у носилок, Лиэлл с Варварой почти автоматически выполняли ее указания. Павел проводил их до медотсека, а когда за ними закрылись стеклянные двери, пошел снимать защитный костюм. Михаила с Катей в скаф-боксе уже не было. Он медленно стянул с себя серебристый комбинезон, аккуратно убрал его в шкаф, сел на пол у стены, прислонившись к ней спиной, и закрыл глаза. Сейчас, соберусь с силами, и пойду в рубку, надо решить, что делать дальше… И как там Федька? Познания Павла в медицине не были достаточно глубокими, но он прекрасно понимал, что последствия таких обширных ожогов и отравления испарениями негорючей, но расплавившейся и испарившейся обшивки, вряд ли можно будет легко ликвидировать за ближайшие несколько недель. Упорно в голову лезли мысли о том, что поражение более восьмидесяти процентов поверхности кожи приводят к летальному исходу. Тяжело было точно прикинуть на глаз соотношение повреждений на теле Лобанова, но у Павла было стойкое впечатление, что там были все девяносто пять…

Рядом кто-то так же сел на пол, Павел с трудом разлепил зажмуренные глаза и увидел золотистую голову Лиэлл, которая обняла себя руками за колени и уткнулась в них лицом.

— Ли, все не так страшно, — начал он, коснувшись ее плеча рукой, но она прервала его, глухо отозвавшись:

— Страшно, Паша… Я видела такие ожоги. В наших условиях мы не сможем ему помочь. Я тоже не могу ничего сделать, моих способностей в таких случаях хватает только на собственные порезы консервным ножом.

— Ты думаешь, он не выживет? — спустя несколько секунд решился спросить он.

Лиэлл помолчала. Павел уже знал, что она ответит, и знал, что она права, что ее опыт не позволит ей ошибиться, как бы им всем этого не хотелось…

— Думаю, да, — тихо прошептала она.

Хотя никто их не созывал, все члены экипажа, кроме Юли, собрались в рубке. Мрачный Виктор сидел в своем центральном кресле, развернутом к Кате с Варварой, которые опустились прямо на пол у противоположной стены. Сережа уже спал, датчики в детской каюте еще Лобановым были настроены так, что от плача должен был включиться звуковой сигнал на пульте управления, поэтому Варвара могла оставлять его на время сна в одиночестве.

Павел следил за приборами — они проходили мимо очередной звезды, надо было контролировать отклонение от траектории. Михаил занимал свое кресло, тоже развернутое к дверям.

Лиэлл стояла у иллюминатора рядом с креслом первого пилота. Она смотрела на звезды, и ее лица не было видно, но Павел кожей чувствовал, как она переживает. Он уже достаточно ее знал, чтобы понимать — не надо успокаивать, будет хуже. В таком состоянии она могла выслушивать только Михаила с его жесткими, реалистичными и даже слегка грубоватыми выводами. Павел уже давно, действительно, не ревновал, понимая, что они просто друзья, и Михаил, как когда-то говорила Катя, и в самом деле понимает Лиэлл иногда лучше их всех. И лучше него, Павла, знает, что надо говорить в таких случаях. Только вот сейчас никто из них не мог понять, что происходит. Лиэлл вела себя так, как будто это она была виновата в пожаре, как минимум.

— Что Юля говорит? — нарушил молчание Виктор, обращаясь к Варваре.

Та вздохнула.

— Ничего хорошего. Кризис миновал вчера ночью. Улучшения не наступило. Она боится, что он не доживет до завтрашнего утра, — голос Варвары дрогнул и прервался.

— Зевс-громовержец, — тихо, с непереносимой тоской в голосе, вдруг произнесла Лиэлл, не поворачиваясь. Павел вздрогнул. Он с тех пор, как они вышли тогда из скаф-бокса, не слышал от нее ни слова. Лиэлл вздохнула. — Если бы я могла…

— Ли, не дергайся, — подал голос Михаил, разворачиваясь к пульту. — Ты ничего не можешь сделать, и ты не виновата, что…

— Если бы я чуть больше времени в своей многотрудной жизни уделяла зачаткам целительских способностей, — резко оборвала его Лиэлл, — я бы сейчас могла помочь! Но я в буквальном смысле закопала свой дар в землю, и восстановить его нет никакой возможности! Сколько раз я жалела об этом!

Павел вспомнил, как она рассказывала о смерти своего сероглазого спартанца, о гибели того английского лучника, обо всех тех, кого она похоронила на Земле.

— Я в очередной раз чувствую себя просто убийцей, — голос Лиэлл сорвался, и она снова отвернулась к иллюминатору.

— Спокойно, Ли, Мишка прав. Ты не виновата, — устало сказал Виктор. — Ребята, я в первый раз вообще не знаю, что делать. Вы извините, но никаких совещаний я устраивать не буду. Давайте просто подождем новостей.

— Позади, в миллионе километров от нас, металлическое искусственное тело, — будто откликнувшись на слово «новостей», громко сообщил Михаил. — Это корабль. Он следует нашим курсом.

Моментально все пришло в движение — девочки вскочили с пола, Виктор резко развернулся к мониторам, Павел автоматически послал запрос на сканирование чужака. Лиэлл, единственная из них всех, медленно повернулась к пульту, шагнула ближе к Павлу. Краем глаза он увидел, как побелело ее и без того бледное лицо. На мониторе высветилось изображение звездолета. Уже понимая, что эти формы ему смутно знакомы, Павел тихо спросил:

— Ли, ты знаешь, что это за корабль?

— Знаю, — она подалась вперед, словно загипнотизированная. — Корабль нашего, соэллианского флота. Это боевой крейсер Правителя.

Некоторое время все молчали.

— Я думаю, нам пора воспользоваться ускорителями, — первым высказал общую мысль Михаил. — Мы все равно собирались это делать. Последствия пожара не мешают включить генераторы. Федор, я думаю, тоже не возражал бы. Что скажете?

— Я согласен, — Павел даже не раздумывал. Лиэлл не должна встречаться с этим… императором Вселенной. Она так этого боится!

— Конечно, — подхватила Катя. — У нас ведь все готово.

— Витя, надо спросить Юлю, и стартовать, — согласилась Варвара. — С Сережей все будет нормально, я уверена.

Виктор некоторое время молчал. Лиэлл тоже молча смотрела на изображение крейсера на мониторе, и на ее лице Павел прочел непонятную борьбу самой с собой. Казалось, ее изнутри разрывает напополам нечто непонятное. Она не уверена в ускорителях?

— Сможем ли мы от них оторваться? С их способностями к гиперпрыжкам? — также с сомнением сказал, наконец, Середа. — Лиэлл, это имеет смысл?

— Имеет, — чуть хрипловато ответила она. — Они не ожидают рывка, и, если мы отклонимся от курса одновременно с ускорением, они могут нас потерять. А потом мы вернемся на прежнее направление, но наша скорость уже не будет так предсказуема и легко рассчитываема для них. Можем оторваться. Только…

— Только — что? — вырвалось у Павла.

— Подождите. Я хочу связаться с ними, — решительно выпрямилась Лиэлл. — Нам есть, что обсудить.

— Ты думаешь, он на корабле? — негромко спросил Павел.

Сердце сжал непонятный страх. Холодное лицо Лиэлл, ее неузнаваемый голос, что-то еще неуловимое, чему не было названия, наваливалось на сознание. Павел вспомнил, что точно такое же ощущение было у него там, под ледяным завалом, у Гаммы, когда ему казалось, что его вот-вот раздавит.

— Он там. Я чувствую его. А он уже давно чувствует меня. Мне нужна связь. Если вы пустите меня к передатчику, я смогу найти нужную волну. Матиэллт знает, что у вас используются радиоволны, не знает только частоты.

— Иди сюда, — Виктор освободил свое кресло. — Ты уверена, что хочешь с ним говорить?

— Конечно. Мальчики, а вы готовьте ускорители. Если эти переговоры закончатся не так, как я хочу, придется удирать.

— Хорошо, кивнул Виктор. — Миша, рассчитай возможное отклонение.

— Уже считаю, — отозвался Копаныгин своим прежним, электронно-автоматическим голосом.

Павел понял, что Мишка, как ни невероятно звучит, испугался, его что-то встревожило. Только не туманные ощущения, а то, что он знал, в отличие от самого Павла. Или догадался сейчас.

— А все остальное у нас давно готово, Ли. Мы как раз после пожара проводили дополнительную профилактику оборудования.

— Да, я помню.

— Я пойду, поговорю с Юлей, — поднялась Варвара. — А потом, если она не будет возражать, я пойду к Сереже. Предупредите о включении, пожалуйста.

— Спасибо, Варюша, — отозвался Виктор.

— Удачи, Ли, — и Варвара стремительно покинула рубку.

Виктор встал рядом с Михаилом, проверяя расчеты.

Павел знал, что именно ему сейчас надо делать, но не мог сосредоточиться. Его взгляд был прикован к серьезному и отстраненному лицу Лиэлл. Девушка была занята настройками передатчика, и ни на кого не обращала внимания. Неожиданно Павел понял, что так холодило при взгляде на ее лицо. Она решила для себя что-то, чего не хотела принимать ее душа. Павел осознал — что бы это за решение ни было, оно ему тоже заранее не нравилось.

— Есть, — тихо произнесла Лиэлл. — Ребята, пожалуйста, оставьте меня на пару минут. Я не хочу, чтобы он видел вас, а говорить мы все равно будем на эллане. Но я буду чувствовать себя свободнее.

— Хорошо. Козелков, Копаныгин, Панферова, на выход, — скомандовал Середа.

Пришлось выйти, хотя больше всего на свете сейчас Павлу не хотелось оставлять Лиэлл.

Двери закрылись, похоже, Ли их заблокировала. Павел прислонился к стене и прикрыл глаза.

— Спокойно, Пашка, не психуй, — положил ему руку на плечо Виктор. — Ли знает, что делает.

— Это-то меня и пугает, — неожиданно отозвался Михаил. — Уж слишком у нее знающее лицо.

— Что случилось? — к рубке подошла Варвара с проснувшимся Сережей на руках, за ней — бледная до синевы Юля, с отрешенным лицом.

— Ничего. Лиэлл связалась с крейсером. Сейчас они о чем-то разговаривают. Нас попросили выйти. Конфиденциальность, — раздраженно бросил Михаил.

— Спокойно, Мишка. Не забывай, там сейчас происходят переговоры на супервысшем уровне, — не открывая глаз, сказал Павел.

На него накатило ледяное спокойствие. Хотелось только одного — чтобы скорее открылись двери, и все стало, наконец, понятно.

— Между прочим, пара минут уже прошла, — подала голос Катя.

Словно отвечая ей, резко раскрылись двери рубки. Лиэлл сидела к ним спиной перед погасшим только что монитором — Павел еще успел заметить, как он мигнул перед выключением. Виктор первым вошел внутрь, Павел — за ним. То, что она так и не оборачивалась, настораживало.

— Ну, что, Ли? Включаем? — мягко спросил Виктор, вставая за спинкой ее кресла.

— Нет. Готовимся к стыковке, — глухо ответила Лиэлл. — Я ухожу.