Категории русской средневековой культуры

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Историко-феноменологическое исследование русской средневековой культуры завершено. Разумеется, автор не претендует на окончательность выводов. Об этом можно было бы и не говорить, так как и без подобных оговорок любому здравомыслящему ученому ясно, что сам процесс познания бесконечен, и задача исследования не сводится к тому, чтобы что-то стало навсегда истинным. Научный процесс — это всегда движение. Но в данном контексте, когда речь идет о «категориях», может возникнуть ощущение, что выявленными в этой работе самоосновами самосознания исчерпывается вся проблематика изучения культуры русского средневековья. Заметим сразу — это не так. Задача автора данной работы состояла в том, чтобы показать, что историко-феноменологическое описание культуры путем ее категориального анализа начато, сделан первый шаг в реконструкции целостной «картины мира» русского средневекового человека. В настоящем исследовании представлены те символические самоосновы смыслополагания, без которых в принципе вообще трудно себе представить мыслительные конструкции изучаемой эпохи. Можно сказать, что автором изучены лексико-семантические первоосновы некоего «фундамента» средневекового миропонимания.

Категориальное описание культуры дает возможность герменевтически понять средневекового человека, исходя из того, как он сам себя осознавал. Таким образом мы получаем возможность посмотреть на него его же собственными «глазами».

В этой плоскости и следует рассматривать те выводы, к которым пришел автор, проводя свое исследование. Выявлены сущностные проявления самооснов смыслополагания, феноменологически присущие средневековой культуре. Между ними нет абстрактной иерархии, потому что каждая взятая в отдельности категория культуры самодостаточна и как бы «отвечает» за свою — явленную нам — сферу мыслительной деятельности человека Соединяются эти самоосновы в единый и неделимый «поток» только в самой жизни: они органично самодополняются, создавая смысловые и нравственные ориентиры в поведении индивида.

Путь к «другому» — самый тяжкий из всех, какие существуют только в гуманитарном познании: ведь следует принимать человека не таким, каким бы хотелось его видеть, а таким, каков он явлен сам для себя и в себе. А это значит, что современная «картина мира», с ее собственными ценностными ориентирами, может заключать в себе нечто, что противится самому акту понимания «другого». В нас самих заложены некие «ограничители», которые предохраняют от слишком уж прямого, лобового столкновения с «иным» в человеке. Кто из современных людей, не будучи подготовленным заранее, легко примет мысль, что смерть — не только наказание за первородный грех, но и исключительное благо, а тело — главный враг души, которое необходимо истязать нещадно, вплоть до самой этой смерти?.. Акт понимания «другого» — тяжелейшая работа собственной психики, которой необходимо уметь «выходить» за пределы привычных состояний в некий «космос», в ту «территорию», где и совершается контакт различных осознаний себя.

Как бы мы ни хотели, чтобы средневековый человек мыслил «как мы» и говорил «как мы», следует признать за ним право на свое собственное мифическое пространство смыслополагания. В этой связи и стоит обратить внимание на то, что такие фундаментальные понятия, как «вера христианская» и «правда», представляют особый мир мыслительной деятельности, нравственных переживаний человека. Выявление семантических основ этих понятий позволяет говорить об осознании себя средневековым человеком и в «вере христианской», и в «правде». Вопреки пристрастию историков к проблеме «централизации» государства, современники XV-XVII вв. понимали само это государство совершенно иначе — в таком мифологическом ключе, который чужд современному мышлению, потому что мышление средневековых людей было по преимуществу эсхатологическим. Идея Страшного Суда буквально пронизывала все сферы бытия человека, создавая совершенно необычное состояние духовной жизни русского общества. Государство в этом контексте — контрапункт эсхатологической идеи, главное средство коллективного спасения. В отношении средневековых людей к государю (государству) видно, как скрещиваются семантические первоосновы самосознания общества: верой и правдой надо служить тому, кто «прирожден» быть государем, потому что государь исполняет волю Бога на земле и отвечает пред Судьей за неисполнение его «подовластными» заповедей Божьих, что в свою очередь не отменяет, конечно, и «самовластие» каждого в отдельности взятого человека... Если перевести на иной, научный, код этот алгоритм отношения средневековых людей к государству, то можно сказать, что оно было не феодальным, а потестарным — военно-административным, без явно выраженных политических функций, которые могут иметь место только в случае иных умонастроений. Идея о сильной государственной власти, столь популярная в средневековой публицистике, отвечала нормам мифологического представления об особой роли великого князя, царя в жизни каждого православного человека...

Подобное моделирование структурных состояний средневекового сознания можно было бы и продолжить. Одна из задач этой работы состояла в том, чтобы тому, кто сталкивается с трудными фрагментами источниковой реальности, данное исследование помогло разобраться в исходных мотивах поведения средневекового человека: тексты сами могут смоделировать любое скрещение смысловых линий самосознания. Проблема синтеза решается не только на уровне абстрактных построений, но и в практической деятельности исследователя.

Категориальное описание средневековой культуры — это не исследовательская концепция, в которой существует своя иерархия теоретических положений, а исследовательская модель реконструкции самооснов самосознания субъекта исторического процесса, при помощи которых можно объяснить единичное некиим выявленным «множеством».

Автор этих строк намерен в ближайшем будущем продолжить историко-феноменологическое исследование русской культуры на новом материале, обратив уже первейшее внимание на самые существенные стороны средневекового образа жизни.