Кэд

Глава 6

Кэд пересек большой холл отеля «Эль Прадо», где разношерстная группа американских туристов любовалась фресками Риверы. Он только что пообедал в ресторане и не знал, куда девать свободное время.

Было воскресенье. Предыдущие три дня Кэд провел в спорах со своими мексиканскими адвокатами, которые, заверяя, что дело закончится очень быстро, заставляли его подписывать бесчисленные бумаги и засыпали вопросами о Хуане до такой степени, что он уже чувствовал легкую тошноту.

Кэд уже решил, что возьмет книгу и отправится в парк, чтобы отдохнуть там до темноты, как вдруг чей-то голос назвал его фамилию:

— Сеньор Кэд?

Он обернулся и увидел Крила, который, казалось, был страшно рад этой встрече. Кэд почувствовал легкий стыд: ведь он не предупредил о своем приезде. Он не сделал этого потому, что Крил слишком живо напоминал бы Кэду о его прошлом, что было совсем некстати. Но, неожиданно для себя, он вдруг тоже обрадовался и протянул Крилу руку.

— Как приятно снова видеть вас, сеньор Кэд, — сказал Крил, и его глаза увлажнились. — Вы замечательно выглядите, и я счастлив.

— Я тоже рад вам, Крил. Пойдемте, выпьем по стаканчику. У вас есть время?

— Конечно, — еще больше обрадовался Крил, увлекая его к бару. — Мне не нужно спрашивать о ваших делах: я знаю, что все хорошо. Я видел ваши репортажи в «Сан». Простите, что я говорю так, я бедный и необразованный человек, но наши фотографии потрясли меня.

Кэд был рад, что полумрак бара помогал ему скрывать волнение. Он только похлопал этого славного человека и заказал кофе для Крила и кока-колу для себя. Только после этого он сказал чуть дрожащим голосом:

— Ради бога, Адольфо, перестаньте называть меня сеньор Кэд. Вы слишком много сделали для меня и можете считать Вала Кэда своим другом. Называйте меня по имени. И вы совсем не кажетесь необразованным человеком, не нужно наговаривать на себя.

Крил поежился от радости.

— Скажите мне, Вал, почему вы здесь?

Кэд, не задумываясь, тут же рассказал ему о Викки.

— Я приехал сюда, чтобы развестись. Вы должны познакомиться с этой девушкой, она — полная противоположность Хуане, на которой мог жениться лишь сумасшедший. Но теперь я пришел в себя.

Крил положил в кофе три кусочка сахара и сказал:

— Хуана была не для вас. Она думала только о деньгах и сексе. Это было вроде болезни…

— А что с ней сейчас?

— Она здесь.

Кэд почувствовал, как сжалось горло.

— По-прежнему с Диасом?

— Нет, конечно. Разве вы ее не знаете? Когда она вернулась из Испании, Диас был уже в прошлом. Его дела очень плохи. Сегодня днем я пойду на корриду, и мне кажется, что это будет последний бой Педро.

— Почему последний?

— Диас — конченый человек. Я знаю, что из-за него вас тогда сильно избили. Это был злой и опасный человек, он слишком любил, когда его хвалят, но у него была одна очень важная черта — храбрость. Эта женщина отняла у него все мужество. У него осталось лишь умение, вот и все. А храбрости больше нет. Вы бы пожалели его, если бы увидели снова. В позапрошлое воскресенье его освистали, неделю назад публика кидала в него пустые бутылки, а сегодня…

Крил вздохнул.

— Но почему это, Адольфо?

Крил отвел глаза.

— Почему? А вы забыли лачугу, в которой жили?

Кэд опустил голову.

— Какие же все мы мужчины — идиоты.

— Дело не в этом. Просто у нее — смертельная хватка.

— Но как она? Что с ней сейчас?

— Она живет в доме, который вы раньше снимали. Пока одна. Диас засыпал ее подарками. Он проводил ночи в клубе «Сан Пабло», где бывают самые богатые американцы. Она отлично справляется…

Кэд постарался прогнать воспоминание о ее самом желанном на свете теле, о ее смуглой коже, о ее длинных черных волосах…

— Я пойду с вами, Адольфо. Хочу посмотреть на выступление Диаса.

— Разумеется. Там будет много свободных мест. Сейчас на его выступления ходят только те, кто хочет увидеть его кровь. Настоящие стервятники, их притягивает смерть.

— А вы?

— Для меня это — конец главы, — пожал плечами Крил. — Несколько месяцев моей жизни связано с вами, с ней и с Диасом. Из-за него мне прокололи покрышки. Мы, мексиканцы, всегда помним о таких вещах. Может быть, я тоже стервятник, но когда я присутствую при начале чего-то, всегда имею в виду, что должен увидеть и завершение.

В четыре часа они заняли места сразу за оградой, выкрашенной красной краской. В нескольких метрах Кэд увидел выступающих сегодня трех тореро, которые собирались выйти на арену. В одном из них, одетом в белую рубашку и бордовые брюки, Кэд узнал Реджино Франко.

— Да, — подтвердил Крил, проследив взгляд Кэда, — он по-прежнему с Диасом. Редкий случай преданности. В позапрошлое воскресенье, когда Диаса освистали, Реджино плакал.

На другом конце арены Кэд увидел Педро Диаса в черном с серебром костюме, его сопровождали два молодых толстых матадора, за ними следовали пикадоры на лошадях.

Когда матадоры подошли, чтобы приветствовать распорядителя корриды, Кэд разглядел Диаса.

Адольфо был прав. Хищное лицо, которое Кэд когда-то сфотографировал, было теперь вялым, глаза беспокойно бегали, рот подергивался в тике.

— Сейчас он получит первого быка, — сказал Крил.

Диас приблизился к Франко, который взял его плащ, затем поднял лицо, и его беспокойные глаза встретились на мгновение со взглядом Кэда, но появление быка заставило его отвернуться.

— Он вас узнал, — заметил Крил.

Бык показался Кэду огромным. Тщедушный человечек размахивал перед ним плащом. Зверь бросился на него и левым рогом зацепил за плащ.

— Диас хорошо сделает, если поостережется. Ай-ай-ай! Каков зверь!

Кэд смотрел на Диаса, который не спускал глаз с быка. Франко, свесившись из-за ограждения, что-то говорил ему, и его лицо выглядело встревоженным.

— Замолчи, — услышал Кэд голос Диаса, — и дай мне выпить.

Франко протянул ему большую бутылку с узким горлышком. Диас сделал большой глоток, и Кэд увидел, как судорожно дернулся его кадык.

— Публика думает, что это вода, — сказал Крил, — но это текила.

По трибунам пробежал шепот. Бык боднул и опрокинул одну лошадь. Пикадор, ругаясь, кинулся в укрытие. Плащи отвлекли от него внимание животного.

Диас с презрительной улыбкой взглянул на Кэда.

— Итак, вы вернулись? Я посвящаю вам первого быка! Но я вам ничего не должен. Мне даже жалко вас!

Франко послал Кэду злобный взгляд и сплюнул на песок.

— Желаю удачи! — крикнул Кэд.

— Он совершенно пьян, — сказал Крил.

Настало время выходить матадору, и Диас приблизился к быку. Он, казалось, не торопился покончить с животным, сделал несколько неуверенных шагов и покачнулся. Публика замолчала. Кэд видел, как Франко говорил с двумя другими матадорами, которые пожали плечами и, взяв плащи, приблизились, чтобы помочь Диасу.

Увидев их в нескольких метрах от себя, он выругался по-испански и сделал знак посторониться.

Публика начала свистеть.

Кэд видел, как Франко побежал вдоль ограждения, чтобы оказаться позади быка.

— Идиот! — сказал Крил. — Он только расстроит Диаса.

Педро находился уже неподалеку от быка. Он остановился и завертел мулетой. Зверь насторожился.

Все произошло так быстро, что Кэд толком не понял: он услышал глухой удар, увидел Диаса взлетающего в воздух и упавшего на песок.

— Этого следовало ожидать, — вздохнул Крил.

Бык быстро повернулся. Остальные матадоры потрясали мулетами, чтобы отвлечь его внимание, но зверь, казалось, интересовался только пытающимся встать Диасом.

Франко перепрыгнул через ограждение, однако, зверь был проворней его. Левый рог ударил Диаса в грудь и бросил на ограду.

Франко, вопя, ухватился за другой рог, но бык тряхнул головой, бросив его на землю. Мулета одного из матадоров, наконец, отвлекла внимание зверя, и он оставил Диаса. Пробегая мимо лежащего Франко, он копытом раздавил ему лицо.

Трое мужчин подобрали Диаса и унесли с арены. Кто-то помог подняться Франко, лицо которого было залито кровью.

— Пойдемте отсюда, — сказал Крил, удрученный этим зрелищем. Когда они пошли к выходу, Кэд неуверенно спросил Крила:

— Вы считаете, он серьезно ранен?

Крил пожал плечами.

— Считайте, что он мертв. У него нет никаких шансов выкарабкаться, бык повредил ему позвоночник.

Кэд вытер разом вспотевший лоб.

— Отвезите меня в отель, Адольфо. Завтра я уезжаю. Этот город наводит на меня ужас.

— Понимаю, — сказал Крил. — Но только не жалейте Диаса: он сам этого хотел.

До отеля они ехали молча. Кэд не мог забыть окровавленное тело своего недавнего врага. Когда Крил остановил машину, Кэд сказал ему:

— Мне придется вернуться через неделю. Я вас предупрежу.

Они пожали друг другу руки, и Кэд заставил себя улыбнуться этому преданному человеку.

В отеле он подошел к портье, чтобы заказать себе билет на утренний самолет, и поднялся в номер.

На фоне окна он увидел женский силуэт и в ту же секунду понял, что это Хуана. На ней было простое белое платье, подчеркивающее красоту этого удивительного создания.

— Никого нет и никогда не будет, кроме тебя, — сказала она. — Я вернулась, потому что люблю. Я всегда буду любить только тебя.

Она подошла к нему и, протянув руки, сказала:

— Ты все еще хочешь меня? Тогда возьми…

На следующее утро Кэд позвонил портье и отказался от билета.

Хуана лежала на постели обнаженная и, разметав свои длинные волосы по подушке, слушала, что он говорит. Потом она взяла его за руку. Всю ночь они любили друг друга, а в перерывах разговаривали.

— Только потеряв тебя, — говорила Хуана, — я поняла, что ты для меня значишь. Все произошло из-за того, что ты был в госпитале. Я осталась одна, и черт, который, похоже, сидит внутри меня, заставил меня поехать за Педро.

Кэд помнил о том, что ему пришлось пережить, но у него не было больше сомнений: он знал, что, несмотря ни на что, отдаст жизнь за одну ночь с этой прекрасной женщиной.

— Не будем к этому возвращаться, — попросил он. — Мы все начнем сначала. Ты моя жена, и я нужен тебе. Через несколько дней мы поедем в Нью-Йорк. Мы найдем там маленькую квартирку, ты будешь вести хозяйство, а я работать.

— В Нью-Йорк… — задумчиво протянула она. — Это меня не очень-то привлекает. Мы могли бы остаться здесь и снова поселиться в нашем домике. Ты ведь его очень любил…

— Я должен вернуться в Нью-Йорк, потому что подписал контракт.

— А что это значит?

— Я работаю там на одну газету.

— У тебя хорошие условия?

— Не особенно, но работа мне нравится.

— Ты много зарабатываешь?

— Нет. Не много.

— Тогда зачем ты работаешь на эту газету?

— Тебе этого не понять… Во всяком случае, мой контракт обязывает меня сотрудничать с ними еще восемнадцать месяцев.

Поглаживая обнаженную грудь, она подняла глаза к потолку.

— Сколько ты получаешь, амиго?

— Триста долларов в неделю.

Он вспомнил слова Крила: «Она думает лишь о деньгах и о сексе». Адольфо очень хорошо ее знал.

— Деньги много значат для тебя, не так ли? — спросил он.

— Не слишком. Приятно иметь много денег, но… В сущности, я экономна. Ты считаешь, мы сможем жить на эти деньги?

— Разумеется. Многие люди живут и на меньшее.

— Очень хорошо. В таком случае мы едем в Нью-Йорк.

Этой же ночью Кэд сказал Хуане, что приезжал для того, чтобы развестись с ней.

— Это невозможно. — ответила она. — Без тебя я пропаду. Ни один мужчина никогда не хотел жениться на мне. Я вернулась к тебе потому, что ты — мой муж…

Он взял ее лицо в руки:

— Я тебя прощаю только потому, что ты моя жена…

Он позвонил своим адвокатам, чтобы сказать, что изменил решение. Когда разговор был закончен, Хуана выскочила из постели.

— Я так счастлива! Вернемся в домик. Это будет экономнее, он не будет занят до конца месяца.

Кэд сдался. Первым, что он заметил, был новый красный «тундеборг» в гараже. Хуана поспешила объяснить:

— Мне хотелось иметь такую же машину, как ты мне подарил. Но эту мне купил Педро. Я подумала, что в этом нет ничего страшного: ведь ту мы потеряли из-за него.

Кэд глубоко вздохнул и вошел в дом.

— Я приготовлю тебе выпить, амиго, — сказала Хуана. — Что тебе налить, текилы?

— Нет. Я больше не пью.

— Почему?

— Мне это вредно.

Она казалась удивленной, но справилась с собой и предложила:

— Я распакую твой чемодан.

Кэд остался один. Его угнетала машина в гараже и новая обстановка в их домике. Он думал о том, что Хуана занималась здесь любовью с Педро. Словно для нее не было никакой разницы…

— Это не может долго продолжаться, — сказал он себе. — Самое большее — месяц, потом все начнется сначала. Она прекрасно понимает, что я люблю ее, а поэтому будет делать нее, что захочет. Но, по крайней мере, этот месяц она будет принадлежать мне!

Они не расставались целых десять дней. Это был период покоя для Кэда, который не отпускал Хуану ни на шаг. Он сопровождал ее даже тогда, когда она отправлялась за покупками, прекрасно понимая, что это не может не раздражать ее.

Однажды вечером, когда они были в саду, Хуана спросила:

— Ты счастлив, амиго?

Он оторвался от газеты:

— Почему ты спрашиваешь?

— Ты очень изменился… Теперь ты такой важный и спокойный и ничем не интересуешься.

— А чем я должен интересоваться?

— Как чем? Разве ты не собираешься работать?

— Наоборот. Я говорил тебе об этом. Мы должны вернуться в Нью-Йорк на следующей неделе.

— Да… А где мы будем жить?

— Сперва в отеле, а потом найдем себе квартиру.

— Там будет сад?

— Скорей всего, — нет.

Хуана скрестила ноги. Она была в бикини, и Кэд в который раз подумал, что не видел более восхитительного тела.

— Может быть, будет лучше, если я приеду, когда ты найдешь квартиру? — с ласковой улыбкой спросила она. — Так мы сэкономим. Я могу еще немного пожить в этом домике.

— Нет, Хуана. Я не оставлю тебя одну в Мехико.

Она пожала плечами.

— Хорошо. Тебе решать, амиго. Когда мы уезжаем?

— В следующий четверг.

— Если бы мы поехали в среду, можно было бы воспользоваться машиной.

— В Нью-Йорке нам машина не понадобится: там ее некуда ставить. Мы ее продадим, я поговорю с Крилом.

Кэд внимательно посмотрел на жену. На секунду лицо ее омрачилось, но она ответила:

— Очень хорошо. Я как-то не подумала об этом. В конце концов, на вырученные деньги мы сможем обставить квартиру.

Немного позднее, когда Хуана готовила обед, Кэд позвонил Бурдику.

— Я возвращаюсь в четверг, и мы тут же начнем работать.

— Отлично! Но почему ты не давал о себе знать? Я уже начал беспокоиться. Я звонил в отель, но мне сказали, что ты больше там не живешь. У тебя все в порядке?

— Да, все прекрасно. Успокойся. Расскажу, когда приеду.

— Хорошо. Кстати, тебя уже ожидает работа. Ты сможешь начать в пятницу.

— А что это за работа?

— Новый спектакль Гарри Вестона. Мы сможем первыми написать о нем.

— Отлично. Я скоро буду.

Потом он позвонил Крилу:

— Мы с Хуаной решили не расставаться, Адольфо. В четверг мы уезжаем, а машину оставляем здесь. Не возьметесь ли вы продать ее?

Наступило долгое молчание, потом в трубке раздался взволнованный голос Крила:

— Вы с Хуаной, Вал? Но это невозможно…

— Спокойно, Адольфо. Я знаю, что делаю. Вы сможете заняться машиной?

— Разумеется, амиго.

Кэд поблагодарил и повесил трубку.

В среду вечером, когда Хуана укладывала вещи, она вдруг покачнулась и, обхватив голову руками, села на кровать.

— Что с тобой, дорогая?!

— Ничего… Голова закружилась.

Она вытянулась на кровати с лицом, искаженным страданием.

— Хуана! Что случилось?

Она закрыла глаза и проговорила с усилием:

— Прошу тебя, оставь… Это со мной случается каждый месяц.

Охваченный паникой, Кэд закричал:

— Не шевелись, я позову врача.

— Не будь идиотом, — неожиданно злобно заговорила Хуана, приподнимаясь на локте. — Все женщины испытывают это. Оставь меня одну, все пройдет.

Он спустился на нижний этаж и начал кружить по комнате. Чуть позднее, все еще не находя себе места, он на цыпочках поднялся по лестнице. Хуана по-прежнему была бледна и, увидев Кэда, нахмурилась.

— Я же просила оставить меня в покое. Повторяю, тебе не из-за чего беспокоиться. День-два, и все пройдет.

— Ты сможешь завтра лететь?

— Если это необходимо… Сделай милость, оставь меня, амиго.

— Не тревожься ни о чем, дорогая. В конце концов ты сможешь прилететь поздней. Может быть, тебе что-нибудь нужно?

— Нет, ничего. Завтра мне будет лучше.

Но на следующий день ей не полегчало. Она выглядела такой слабой, что Кэд понял: ни о каком отъезде не может быть и речи. Однако все это показалось ему несколько странным: за время, проведенное вместе, Кэд научился не доверять жене.

— Через час я должен выезжать, — сказал он. — Что ты решила?

— Если ты настаиваешь, я поеду с тобой. Пусть мне будет хуже.

Кэд спустился вниз и позвонил Крилу:

— Вы не сможете приехать через час, Адольфо? Я скоро уезжаю, и вы мне очень нужны.

— Я буду через десять минут, амиго.

Когда Крил появился, Кэд сказал:

— Адольфо, я прошу вас об услуге… Это очень деликатное дело, и я могу попросить об этом только вас.

— Все что хотите, амиго… Это касается Хуаны? Я же вас предупреждал…

— Не будем спорить. У вас есть какие-то срочные дела в эти дни?

Крил пожал плечами.

— У меня редко бывают срочные дела, Вал.

— Тогда останьтесь в этом доме с Хуаной. Она больна. Как только она почувствует себя лучше, посадите ее на самолет в Нью-Йорк. И… присмотрите за ней.

— Смотреть за ней?

— Да. Мы должны были улететь сегодня вечером, но вчера она заболела. Мне кажется, она в самом деле больна, но, возможно, это и не так. Не удивлюсь, если она ломает комедию. Я не верю ей, Адольфо, все это может быть лишь уловкой.

— Я ничего не понимаю, — сказал Крил. — Если она хочет улизнуть от вас, почему бы не позволить ей этого?

— Я не могу вам объяснить, но уверен, что она нуждается во мне. Думаю, что она даже любит меня, но сейчас колеблется между любовью и деньгами. И деньги, кажется, перетягивают. Если мне удастся заполучить ее в Нью-Йорк — моя победа. Это, как поле битвы, без нее это поле станет пустым. Мне необходимо, чтобы она была рядом со мной.

— Вы уверены на сто процентов?

— Да, Адольфо. Вы мой друг, и я никому так не доверяю. Вы поможете мне?

— Конечно, амиго. Я обещаю вам посадить ее в самолет. Клянусь вам.

Кэд поднялся к Хуане и сообщил о принятом решении. По-прежнему слабая, она посмотрела на него отсутствующим взглядом.

— Ты мне не доверяешь?

— Не доверяю, — подтвердил Кэд. — Но я тебя люблю и не хочу потерять.

Хуана улыбнулась и, протянув к нему руки, сказала:

— Как я тебя люблю! И как хорошо, что ты меня тоже любишь! Ни один мужчина еще не заботился обо мне так. Я приеду к тебе сразу, как только почувствую себя лучше, — и страстно поцеловала его.

Кэд взял чемодан и спустился в холл, где его ожидал Крил.

— Я тоже хочу сделать для вас что-нибудь, — сказал Кэд.

— У вас еще будет такая возможность. В конце концов, дружба и существует для этого.

— Я буду звонить каждый день в восемь. Наблюдайте за ней. Я буду спокоен, зная, что вы здесь.

— Все будет хорошо, амиго. Я сделаю все, что в моих силах, но… без доверия не может быть настоящего счастья с женщиной.

— Я уже опаздываю, — сказал Кэд. — До свидания, Адольфо. Я позвоню сегодня в восемь.

Эд Бурдик встретил его на машине прямо в аэропорту и, пока они ехали в город, Кэд пытался объяснить, что произошло.

— Это меня не касается, Вал. Я думал, ты любишь Викки… Но ты сам должен решать. В конце концов, ты взрослый человек.

— Хуана — моя жена, Эд.

— Для меня это — пустой звук, но я — циник. Поговорим лучше о спектакле Гарри Вестона…

Они говорили об этом, пока не добрались до города. Кэд был слишком поглощен предстоящей работой и почти не думал о Хуане.

Без пяти восемь они все еще говорили о спектакле в одном из баров в центре города. К ним присоединились две «звезды» из труппы театра. Без минуты восемь Кэд спохватился и прошел в телефонную будку Его сразу же соединили.

— Она еще слаба, — сказал Крил. — Лежит в постели. Я нашел покупателя на машину. Он дает хорошую цену.

— Могу я поговорить с ней, Адольфо?

— Не знаю. Она не выходила из комнаты. Но не тревожьтесь, я не покину дом. Вы позвоните завтра?

— Да. Скажи, что я ее жду.

— Хорошо, Вал. До завтра.

Кэд, успокоившись, повесил трубку.

Почти весь следующий день они вместе с Бурдиком провели в театре. К вечеру он проявил снимки, а потом заперся в одном из кабинетов редакции и позвонил в Мехико. Телефонистка сообщила, что абонент не отвечает.

Кэд напрягся.

— Я знаю, что там обязательно кто-то есть, — сказал он. — Попробуйте еще раз.

Он ждал, всем своим существом ощущая надвигающуюся беду. Через некоторое время телефонистка снова сказала, что абонент не отвечает.

— Дайте мне аэропорт Мехико.

В конце концов, почему он так нервничает? Возможно, Хуане стало лучше, и они с Адольфо сейчас как раз находятся в аэропорту.

Из аэропорта ему ответили, что рейс на Нью-Йорк будет через два часа.

Кэд отправил снимки Матиссону и снова попытался связаться с Крилом.

Напрасно.

Тогда он снова позвонил в аэропорт, и там ему сказали, что сеньоры Хуаны Кэд среди пассажиров не значится.

Бурдик вошел в кабинет, когда Кэд вешал трубку.

— Что случилось? — спросил он, видя искаженное лицо друга.

— Я не могу связаться с Хуаной. Мне нельзя было оставлять ее одну, черт возьми! Пойдем, выпьем по стаканчику.

— Ну нет! — отказался Бурдик. — Пить я тебе не дам! Вернемся домой.

— Ты прав, — попытался улыбнуться Кэд. — Вернемся.

В шесть утра, когда Бурдик еще спал, Кэд позвонил в Мехико. Телефон по-прежнему не отвечал. Тогда он позвонил в аэропорт и узнал, что самолет на Мехико отправляется в половине десятого. Он побросал в саквояж какие-то вещи и покинул квартиру, не разбудив Бурдика.

В час дня такси доставило Кэда к маленькому домику, и первое, что бросилось ему в глаза — в гараже было пусто. С замирающим сердцем он вошел в дом и был поражен царившей там тишиной. Он поставил саквояж на пол, осторожно поднялся на второй этаж и, поколебавшись, толкнул дверь в спальню.

Крил в пижаме лежал на кровати. В правой руке он сжимал револьвер. Одна половина его лица была покрыта засохшей кровью, а на виске чернела маленькая дырочка.

В комнате еще пахло духами Хуаны.

В тот же день Кэд вернулся в Нью-Йорк.

Бурдик ждал его с беспокойством. Красное лицо Кэда свидетельствовало, что тот изрядно выпил.

— Ну, вот и все, — сказал Кэд, бросая саквояж на постель. — Теперь все кончено!

— Что случилось? — спросил Бурдик, стараясь казаться спокойным.

Кэд сел и дрожащей рукой вынул сигарету.

— Она убежала, — сказал он, закуривая. — Взяла машину. Я так виноват перед ней. Какое я имел право продавать машину? Может быть, она бы приехала в Нью-Йорк, если бы я не… Эта машина так много для нее значила, но мне противно видеть ее в этом драндулете, который подарил ей любовник. И потом ей, кажется, не понравилась сумма, которую я зарабатываю. Деньги все-таки значат для нее очень много.

— Ты же сказал, что Крил будет наблюдать за ней.

Кэд рассмеялся смехом, который заставил Бурдика задрожать.

— Конечно, он и наблюдал, да еще как! Они просто спали вместе, вот и все… Я, в самом деле, законченный болван!

Бурдик широко раскрыл глаза.

— Ты соображаешь, что говоришь? Этого не может быть! Крил — отличный, надежный парень.

— Да-а. Я нашел его в нашей кровати… Этот идиот пустил себе пулю в лоб. Они переспали, а потом у него не хватило смелости признаться в этом.

— Черт возьми! — пробормотал Бурдик.

— Он обещал наблюдать за ней, а потом посадить в самолет. Держу пари, она затянула его в постель еще до того, как я покинул Мехико… Надеюсь, он теперь в аду.

— Заткнись! — крикнул Бурдик. — Ты пьян, как скотина. Если кто-то из вас двоих и виноват, так это ты. Нельзя было оставлять его с такой женщиной. Ты уже успел ей надоесть. И, кроме того, если ты не мог устоять перед ней, то почему же Крил должен был оказаться святым. Может быть, ты считаешь, что он тверже и сильнее тебя?

Кэд посмотрел на него.

— Ты считаешь, что, если он застрелился, мы квиты? Ну, а я так не считаю. Он клялся мне в дружбе, а оказался обыкновенным подонком. Толстым подонком!

Бурдик холодно проговорил:

— Крил был очень хорошим человеком, и мне жаль его. А ты погиб уже один раз из-за этой шлюхи, но тебя все же удалось воскресить, а теперь ты снова начинаешь пить. Ты просто безвольная тряпка, и кто-то должен, наконец, сказать тебе об этом. Так пусть это буду я. Согласен, ты талантлив, но это не мешает быть тебе тряпкой. Адольфо, по крайней мере, был умен. Он видел, что эта шлюха вытерла об тебя ноги, и предупреждал тебя. Но он все-таки был мужчиной и не устоял, когда эта прожженная тварь потащила его к себе в постель. И он знал, что ты никогда не простишь его, поэтому и покончил с собой. Это все из-за тебя, понимаешь, из-за тебя. Так постарайся же остаться на поверхности хотя бы ради памяти Крила.

Кэд, покачиваясь, встал.

— Я пойду к Матиссону и скажу, что не хочу работать с тобой. Ты слишком плохо думаешь обо мне.

— О тебе? Я ничего о тебе не думаю, ты для меня просто не существуешь, — проговорил Бурдик дрожащим голосом. — Я сейчас ухожу, и надеюсь, что к моему возвращению тебя здесь уже не будет. Ты снова начнешь пить, а я не смогу тебе помешать. Поэтому я не хочу больше видеть тебя и работать с тобой. Так что укладывай свои вещи и уходи отсюда. И ты допьешься до смерти под забором, в этом я уверен. У тебя был шанс — любовь Викки, но ты его упустил. Ты предпочел снова уцепиться за свою шлюху, и теперь ты за это заплатишь. Убирайся к черту! — закончил он и вышел из комнаты.

Три дня Кэд не подавал признаков жизни. Матиссон, которому Бурдик рассказал в чем дело, терпеливо ждал. Потом Бурдик уехал в Лондон делать репортаж для газеты, но перед отъездом сказал Матиссону:

— Вы были правы, Генри, Кэд — пьяница и останется таким на всю жизнь. Я не знаю, как вы с ним поступите, но что касается меня, я не хочу с ним работать и даже слышать о нем. Я пока еще дорожу своей репутацией.

— Как скажешь, Эд, — ответил Матиссон, пожимая плечами. — Если он появится, я с ним переговорю. Он все еще большой мастер, и я не настолько глуп, чтобы не помнить, что только вы вдвоем повысили тираж «Сан» с двадцати семи тысяч до ста…

На четвертый день Кэд появился в кабинете Матиссона. Он был мертвецки пьян, но заявил, что готов приняться за работу.

— У меня несколько иные планы в настоящее время, Вал, — сказал Матиссон. — Вас устроит находиться в распоряжении отдела информации?

— Почему бы и нет? — ответил Кэд. — Мне наплевать… Вы мне платите… Я сделаю все, что вы скажете.

Так случилось, что после трехнедельного запоя Матиссон дал Кэду задание отправиться в Астонвилль.