Кэте Кольвиц

Прощание

В день серебряной свадьбы Кэте Кольвиц написала мужу: «Когда мы поженились, это был шаг в неизвестное. Это не было прочное здание. В моем чувстве были крупные противоречия. Наконец я решила: прыгай, а там как будет. Мать, которая все это хорошо видела и часто бывала озабочена, однажды сказала мне: «Тебе никогда не будет недоставать любви Карла». Это оказалось правдой. Твоей любви мне никогда не недоставало, и она сделала возможным, что мы через 25 лет так крепко стоим рядом.

Я благодарю тебя, любимый Карл! Так редко я тебе говорила, чем ты для меня был и есть. Сегодня я хотела бы это сделать еще раз.

Я благодарю тебя за все, что ты мне дал от любви и доброты. Медленно росло наше брачное дерево, не так прямо и не без препятствий, как у многих других… Из шаткого ростка все же выросло дерево, которое в сердцевине здорово.

Два красивых, чудесно красивых плода оно принесло. Из глубины сердца я благодарю судьбу, которая нам подарила наших любимых детей и в них такое невыразимое счастье.

Если Ганс останется жив, мы сможем увидеть, как он дальше раскроется, и, может быть, доживем до его детей. Если он тоже будет взят, то закроется солнце, которое с этой стороны нам светило… но мы крепко держимся за руки до конца и остаемся сердцем в сердце».

Художник и врач, их жизнь смыкалась близко. Но порой Кэте Кольвиц казались тесными узы брака, она стремилась к свободной жизни только для искусства.

Наступала отчужденность, потом она проходила, и Кольвиц расставалась с мыслью о переменах, покоренная преданной, доброй, неизменной поддержкой мужа.

Она писала в дневнике 6 июля 1919 года:

«Что за силы у Карла! Временами, разумеется, он устает, и тогда непродуктивен, но приходят времена, в которые он прямо торжествующе работает, одерживая победу над своими 56 годами, большими утомительными обязанностями, своей болезнью. Тогда он чудесный. Буду ли я жить без него или он без меня? Нам будет очень недоставать друг друга.

Он поднимает, воодушевляет меня. Но прекраснее всего сила его любви. Она приходит из радостной доброты, которая иногда кажется невероятной…»

Он был всегда рядом в дни ее тяжелых душевных депрессий, как друг и вдумчивый врач. И сколько раз в моменты сердечных припадков он считал ее угасающий пульс, со страхом прислушиваясь к тому, как едва бьется кровь в артериях.,

Все свое врачебное искусство призывал он на помощь, чтобы вернуть уходящую жизнь. Эти страшные приступы сердечной слабости иногда длились часами. Борьбу за жизнь Кольвиц он вел ночи напролет. И только благодаря тому, что врач был всегда рядом, она возвращалась к жизни.

Карл Кольвиц — человек большой души. Он был врачом бедных, любимым и уважаемым. Ни часа для себя — весь для других. Его могли вызвать к больному поздним вечером, и он просиживал у постели долгие часы, пока не наступало улучшение. Он помогал советом, если нужно — деньгами. Ни на день не переставал совершенствоваться как врач. Но для этого оставались короткие часы, оторванные от сна.

Карл Кольвиц был тонким ценителем искусства жены. Он понимал величие художницы, был влюблен в нее с первых юношеских дней до глубокой старости.

Катарина Лессиг, подруга молодости, часто бывала в их семье, дружила с обоими. Она вспоминала: «Ее брак с доктором Кольвиц принадлежал к тем немногим счастливым союзам, которые я когда-либо видела. Еще в 70 лет он рыцарски вскакивал, как юноша, чтобы ее приветствовать. До глубокой старости они оба были деятельны и дополняли друг друга — врач и художник. Справедливость и теплота любви заполняли каждый уголок их дома».

Увлекающаяся, пылкая Кэте Кольвиц жила в кругу людей, близких к искусству. У нее был свой мир друзей, порой далеких от врачебных интересов мужа. Она встречалась с крупными художниками, писателями, актерами.

К ней тянулись многие, привлеченные ее незаурядностью, чистотой порывов, богатством душевных стремлений. Были и увлечения, она сама признавалась, что всегда в кого-то бывала влюблена. Но эти порывы влюбленности не мешали большому и серьезному, что связывало ее с мужем. Они вдохновляли на творчество, вызывали большой подъем.

К шестидесятилетию Кэте Кольвиц Гергарт Гауптман назвал ее «аскетом в искусстве». И это было далеко от действительности.

Кольвиц как-то вспоминала: «Была моя жизнь сильна страстями, полна горем и радостью». И эта сила чувств, взбудораженность души, горячность сердца проникли в каждый созданный ею образ. Она была настоящей женщиной, сотканной из плоти и крови. Именно потому, и только потому, так глубоко эмоционально ее искусство, лишенное всякого «аскетизма», так покоряюще оно захватывает молодых и старых, даже тех, кто не согласен с ее гуманистическим кредо, но отдает дань высоте художественного мастерства.

В поздние годы, уже пятидесятисемилетней Кэте Кольвиц могла радоваться тому, что ей оказывают внимание.

Она была проездом в Вене, очень устала. Встретилась там вс одним знакомым и потом записала в дневнике: «Как приятно узнать, что он меня любит, не только потому, что я то-то и то-то сделала… Еще раз я почувствовала отголосок того, что это значит быть любимой как женщина. В любви Карла я сделалась незаменимой в течение долгих лет, здесь же нахожу мужчину, которому я привлекательнее, чем многие молодые женщины. Это делает меня молодой, приятной и украшает меня».

Еще не раз ей доведется испытать волнующие минуты жгучего интереса к новому человеку.

Кольвиц признается:

В годы фашизма им было особенно трудно еще и потому, что силы оставляли доктора Кольвица. Он перенес несколько глазных операций, почти ослеп. Выходило из строя сердце.

Тогда Кэте Кольвиц была рядом с больным и отстаивала каждый день его жизни.

Болезнь особенно обострилась весной 1940 года. Кэте Кольвиц чувствовала, что разлука недалека. Тогда-то и вылепила она маленькую скульптуру, вспоенную этой тревогой.

3 февраля 1940 года она писала: «Я работаю над маленькой группой, где мужчина — Карл — от меня освобождается и ускользает из моих рук. Он падает».

Лица Кольвиц не видно. Оно скрыто на груди у мужа. Видно лишь ее трепещущую спину и руки, обхватившие Карла за шею. Страстное, нежное объятие, в котором уже чувствуется неумолимость разлуки.

И отстраненное, уже какое-то замкнутое лицо мужа. Так в глиняной пластике выплеснулись чувства, заполнившие Кольвиц в эти последние месяцы жизни ее друга.

Карл Кольвиц умер 19 июля 1940 года, всего год с небольшим не дожив до их золотой свадьбы.

«И только тогда мы увидели, какой опорой он был», — вспоминал Ганс Кольвиц.

Очень хорошо сказал Харри Нюндель, автор превосходной книги о Кэте Кольвиц: «Он был частью ее силы, ее любви, величия ее убеждений. Своим присутствием, своими советами он участвовал в ее творчестве».

Как-то сразу пришла беспомощная старость. Кольвиц уже не могла больше ходить без палки, даже дома.

Оставлено большое ателье на Клостерштрассе, все неоконченные работы переехали на квартиру. Лучше жить рядом с ними. Чуть появятся силы, можно снять влажные покрывала с маленьких скульптур и немного поработать.

В 1942 году Кэте Кольвиц нарисовала себя вместе с мужем. Они сидят рядом и смотрят перед собой. На коленях у художницы папка для рисунков, которую она держит бережно еще сильными руками. Доктор Кольвиц опирается на палку.

Дружная пара. Они вместе пришли к старости, за ними жизнь, полная борьбы и побед.