Киллер – корона чужого мира

Глава 7

Вечером у Львовой собрались самые близкие: Климовы, Свешниковы и Кочетковы, чтобы обсудить последние новости.

— То что на месте преступления увидела Ольга, это просто ужас, там взрослые мужики не выдерживали, трое скончалось от инфарктов. Представляете в каком подавленном состоянии она находилась, да ещё перед самым концертом? — Свешников обвёл взглядом всех присутствующих.

Все понимающе кивнули, видели парочку снимков из морга, за это давали подписку. Как бы не хотелось большим начальникам, а всем присутствующим пришлось открыть правду, конечно не всю, а сильно дозированную (конечно кроме Свешникова).

— Неизвестно каких усилий это стоило, но Оля смогла выступить, не в её характере кого-то подводить, — вздохнула Анастасия.

— Вот-вот, а потом приступ, мне до сих пор страшно об этом вспоминать! Лицо совершенно белое, она лежит на полу, а я как роботу давлю ей на грудь, считая секунды. Катя в это время кричит что дыхания нет, Олино сердце не бьется, — вытирая слезы всхлипнула София.

Ей тут же накапали валерьянку, через несколько минут она успокоилась.

— Лечащий врач поставил диагноз, но это так, для проформы, главное в рекомендациях. Нам нужно занять Олю интересным делом, чтобы у неё не было времени на воспоминания, тогда они уйдут на второй план, — рассказала что решили на консилиуме Климова.

— А не опасно так рано выписывать, ведь прошло всего несколько дней как Оля вышла из комы? — спросил Антон.

— Если бы это был обычный случай, то да, ещё как минимум пару недель, а в худшем и месяц. Держать в четырех стенах её посчитали опасным, неизвестно что Ольга надумает, она же у нас известная фантазерка. От успокоительного решили отказаться, для молодой девушки такие препараты вредны, только из-за этого пошли на быструю выписку. Как говорится: De duobus malis minus semper eligendum! Что в переводе: Из двух зол всегда выбирают наименьшее! — поднял вверх палец Павел Витальевич.

— Так, а нам то что с этим делать, есть какие нибудь рекомендации? — спросила Вера Свешникова.

— Окружить вниманием и заботой, а главное не мешать, пусть себе на здоровье трудится. Под полным запретом физические нагрузки, ну и конечно диета, без всякого жирного, жареного и соленого, — рассказала Тамара Григорьевна.

— Нда, с этим возникнет проблема, я имею ввиду питание. Ольга же у нас не признаёт никакие диеты, придется ей объяснять на пальцах, — вздохнула Анастасия.

Действительно, блондинка была большой любительницей перекусить, предпочитая котлеты, мясо и колбасу, от вегетарианства кривилась.

— Кстати, чуть не забыла. На днях встречалась с нашим бригадиром, Иваном Петровичем Лютиковым, которого вы все хорошо знаете. Так вот, перед самой поездкой в Киргизию, Ольга оплатила строительство наших гаражей и заливку фундамента для коттеджей. Но это ещё не всё, заказала всем ворота, тротуарную плитку и бетонный забор, в сумме порядка ста тысяч. Такое ощущение, что она предчувствовала свою смерть, вот и решила последний раз помочь, — заплакала расстроенная Анастасия.

Вот и настал последний день моего заточения, как не ждала, а выписали только после обеда. Главврач полчаса выносил мозги, объяснял насчет физических нагрузок и диеты. Лекарств выписали целый список: различных порошков, горьких микстур, ну и рыбьего жира до кучи. Мне вроде жирное нельзя, а это получается можно?

В палате с подругой переоделись, там же получила от неё свои драгоценности (которые ещё вчера! привезла Настя). Не поверите, без украшений и часов чувствовала себя голой, даже было немножечко стыдно. Пока я завязывала шнурки на кроссовках, Катерина куда-то смоталась, вернулась не одна, а со своей мамой и Анастасией. Подхватив меня под руки вывели из палаты, а после усадили на заднее сидение автомобиля, руль конечно не доверили. По пути домой заехали в аптеку, заказали микстуры и порошки, которые обещали через пару дней приготовить. Здесь с лекарствами иная история, многих препаратов в продаже нет, их специально по рецепту готовят. Для меня это странно, привыкла что в будущем всё не так, там только успевай отсчитывать купюры. Аптеки тоже стоят на каждом углу, такое ощущение что в городе постоянно идёт эпидемия.

Дома нас встретили Кочетковы, накрыли праздничный стол, к сожалению для меня лишь вареная на пару рыба. Выпить тоже не дали, даже слабенького вина, хотя сами замахнули не по одной стопке.

— Как хорошо что ты наконец дома, — обнимая шептала мне на ухо Настя.

Через пару часов подтянулись все остальные, выпили и закусили, дядя Серёжа затянул свою любимую: «Я пью до дна, за тех кто в море». Так постепенно перепели весь мой репертуар, до «Не девочки» на этот раз не дошли, как и до танцев (мне же физически напрягаться нельзя, поэтому обошлись без плясок).

Телефон тоже без перерыва звонил, все поздравляли меня, желали крепкого здоровья. Я тоже набрала пару нужных номеров, договорилась о встрече со своей киносъемочной группой. Из-за моей комы всё на неделю встало, сейчас придется в темпе наверстывать, иначе до зимы не успеем. Впрочем, что не делается то к лучшему, времени штатовцы зря не теряли, подготовили нормальную площадку, сняли нужные природные планы (на которые тоже уходит уйма времени). Не забыла позвонить своему шефу, напомнила об обещанном мне допросе, он со вздохом согласился. Завтра познакомлюсь с гражданином Кубасовым, он мне сильно задолжал, хотел обмануть с квартирой Нину.

Только положила трубку, как новый звонок, на этот раз с телевидения. Попросили заехать завтра к десяти, на какое-то организационное собрание. Что за сборище не сказали, быстро положили трубку.

Вечером приехали Трубников и Гущин, привезли огромный торт из «Берлина». От него мне отрезали тонюсенький кусочек, без взбитых сливок и масла, хорошо что хоть орехи остались.

По домам разошлись рано, у меня же режим, да и если честно устала. Завтра предстоит много дел: мой первый настоящий допрос, собрание на Шаболовке и тайная встреча с Гущиным и Трубниковым. Как её организовать не знаю, Катерина весь день будет со мной, лишь вечером передаст на руки Анастасии. Придется думать, иначе никак, разве что через Муромскую. А что, неплохая идея, подозрений её посещение не вызовет, как никак будущая родственница.

Уснула ближе к полуночи, Настя долго не могла наговорится, похоже здорово за меня испугалась. Остальные тоже, конспираторы хреновы, я же заметила как они между собой кивали и перемигивались. Не иначе врачи накрутили, велели любить и оберегать, вот и изображали передо мной веселье.

Ночью меня призвала Феменина, я привычно встал на колено, как верный рыцарь.

— Молодец, с телом ты справился на отлично, осталось завершить небольшое дело с нейросетью. Пойдем пройдемся, — богиня грациозно встала, трон тут же исчез, как будто его не бывало.

Я по привычке пристроился с правого бока, мы медленно направились к огромной искрящейся колонне. Из неё вылетали светящиеся сгустки, очень похожие на шаровые молнии, но почему-то синие.

— Ты наверное хочешь узнать о том мертвом мире? — не оглядываясь спросила меня.

— Точно так божественная, мне необходимо знать с кем там могу столкнуться. По оружию и снаряжению тоже нужно решить, как и с припасами в дорогу, — быстро ответил богине.

— Хорошо, запоминай: этот мир очень похожий на наш, только как после зомби апокалипсиса. Конечно никаких зомби там нет, а вот мертвецы повсеместно встречаются. Выявить их очень трудно, у них нет души, от этого отсутствует все человеческие чувства. Людьми их назвать уже нельзя, мир превратился в полигон человекоподобных големов. Теперь насчет всего остального: погода на несколько градусов ниже, радиоактивные пятна встречаются, но не так часто как в том же Чернобыле. Появишься ты в пригороде главного города, вернее развалин, у тебя будет три недели чтобы незаметно пробраться к центру, попасть в императорский дворец. Дальше тебя поведет нейросеть, она тоже хочет жить, так что ей можешь верить, — закончила Феменина.

Да уж, хочешь не хочешь а придется идти, подфартило мне с этой чёртовой плесенью. С людьми тоже непонятно, вроде они есть, но вот как отличить от бездушных?

— Просто никому не верь, у големов нет совести, жалости и сострадания. Они давно мертвы, для них не существует будущего перерождения. На этом всё, есть какие нибудь просьбы и пожелания? — богиня повернулась ко мне лицом.

— Как там будет с Ланой? — выдохнул первое что пришло мне в голову.

— Как я уже говорила ранее, если ты сам этого захочешь! Прощай.

Появившийся вихрь закружил меня и я резко проснувшись свалилась с кровати.

Чинно и мирно завтракаем на кухне, сегодня у нас манная каша, бутерброд с сыром и чай из шиповника. Всё вроде неплохо, но так не хватает мяса.

— Ну ты меня и напугала, у меня чуть инфаркт не случился, когда ты грохнулась с кровати, — выговаривала мне за столом старшая.

Пока она махала руками, слямзила с тарелки её кусок сыра. Нормальные продукты у нас отсутствуют, в холодильнике какая-то хрень, на вид явно не съедобная. Ни сметаны, ни майонеза в нем нет, в дверях стоит лишь одна бутылка кефира. Морозилка тоже пустая, интересно куда подевалось всё мясо, неужели Настя для Максима пожарила?

— Приснилась большая котлета, я к ней потянулась руками, вот и упала с кровати, — быстро нашлась с ответом.

Стоящий под носом отвар из шиповника в глотку не лез, мало того что он был без молока, так к тому же и без сахара. Может мне объявить голодовку, тогда в квартиру вернутся тушенка, колбаса и буженина?

От мечтаний отвлекла Катерина, которая с самого утра явилась за мной присматривать. Лучше бы учила как лечить заразную болезнь, например, тиф, холеру или скарлатину.

Чмокнув на прощание Анастасия убежала на службу, я ей помахала в окно, она посигналила клаксоном своего автомобиля. Мы с подругой тоже начали собираться, было интересно узнать что там за собрание у телевизионщиков. Кстати, нужно обязательно выяснить насчет моих документальных фильмах о родной милиции, проверить монтаж, дать пару толковых советов. И вообще, этот проект мой, я в нем главный режиссер (или режиссерка?), сценарист и актер, как захочу, так и будет!

На Шаболовке провожатый ждал в фойе, пропуск был заказан только на меня, пришлось вставать в позу. Через пару минут этот вопрос был закрыт, Катерину записали в толстый гроссбух, указав там номер её паспорта. Немного поплутав по коридорам зашли в небольшой зал, с настоящей трибуной, красной скатертью и стеклянным графином. На стульях сидели народные, заслуженные и прочие именитые лица. Например рядом с Зыкиной расположился Трошин, это тот самый, который пел «Подмосковные вечера». Прямо за ними Хиль и Пьеха, они что-то между собой тихо обсуждали, может совместный проект? Дальше развалились остальные знаменитости, большую часть из которых я не узнала.

— А вот и наша молодая певица, прошу присаживайтесь, — прилизанный хмырь показал на стоящие у стола свободные места.

С подругой молча уселись на стулья, она вроде хотела поздороваться, но я сильно дернула её за руку. Нас приветствовать никто не собирался, так с чего мы должны унижаться?

— Итак товарищи, пожалуй начнем, по уважительной причине нет Кобзона и Магомаева, у них зарубежные гастроли. На повестке стоит лишь один вопрос, запись концерта посвященного Дню Великой Октябрьской Социалистической Революции!

— Когда запись и какой гонорар? — раздалось откуда-то сзади.

— Двадцать первого, к этому времени окончательно будет решено с репертуаром, кто и что будет исполнять. По оплате стандартно, всё будет зависеть от количества песен и звания. Также предусмотрена специальная надбавка, к ней праздничный продуктовый набор, — разъяснил сидящий у графина.

В зале начался громкий шепот, артисты без зазрения совести подсчитывали будущие барыши, обсуждали содержимое спецпайка. Из всего услышанного мне стало понятно: отсюда надо линять, причем как можно скорее. Шепнула Катюше что мы уходим, за эти копейки свое время тратить не станем.

— Извините, но я вынуждена отказаться, всех денег не заработать, особенно ТАКИХ, здоровье дороже, — медленно поднялась со стула.

Вокруг моментально настала тишина, певцы и певицы перестали шушукаться, подсчитывая свои будущие гонорары. Сидящий за столом с красной скатертью пораженно открыл рот, но надо отдать ему должное, быстро с этим справился.

— Лёд вы в своём уме, ваше выступление утверждено на самом верху, вы будете выступать первой, как самая молодая, но довольно перспективная артистка! — подскочил прилизанный.

— Ольга только вчера выписалась из больницы, ей предписан полный покой, без всяких потрясений, — тут же заступилась за меня подруга.

Теперь уже все громко перешептывались, обсуждали мои несметные гонорары, я даже услышала о целом чемодане денег, который с трудом тащила из «Мелодии». Похоже это тот хрен из «Аккорда», по секрету раструбил всем присутствующим, я же видела его глаза, они просто пожирали мои деньги, каждую выложенную кассиром пачку.

— Думаю с некоторыми из присутствующих я скоро встречусь в своём кабинете, полистаем уголовный кодекс, подберем пару нужных статей. Как говорил Феликс Эдмундович Дзержинский, а я его большая поклонница: «Отсутствие судимости не ваша заслуга, а всего лишь недоработка органов!» До свидания товарищи, — я с Катюшей вышла из кабинета.

Только в машине подруга пришла в себя, сразу потребовала объяснений.

— Да здесь всё просто, нет у нас на этот концерт времени! Гонорар за выступление тоже копеечный, получу за него рублей сто, да вы по тридцатке. Из-за этого выступления потеряем пару дней, а у нас впереди киносъемка, — разжевала Катюше.

Пока есть время отправились в Останкино, посмотреть на смонтированные телефильмы о милиции. Пропусков для нас не было заказано, поэтому пришлось доставать из сумочки свой «вездеход», с кучей различных подписей и печатей. С ним я прошла быстро и свободно, а вот подруге пришлось подождать, ей выписали специальный пропуск, не такой как у всех, а на целую неделю. Странно всё это, думала пройдем и так, только оказалось что у меня нет для сопровождающего нужной отметки. Придется позвонить Итогу, пусть узнает где её получить, все эти задержки здорово напрягают.

У документалистов был готов только первый фильм, к остальным ещё не приступали. После просмотра возникло несколько вопросов, но так, ничего критичного. Из-за этого поспорила с режиссером, настояла на своем, он нехотя согласился. Обещал сегодня же всё исправить, а завтра приступить к следующим сериям. Через неделю проверю, если все хорошо, то можно демонстрировать Щелокову. Попрощались с режиссером и монтажерами, время уже обед, пора основательно подкрепиться. Едем туда, где есть масса диетических блюд, для людей подорвавших здоровье (конечно на вредной и тяжелой службе).

— Давай на Старую площадь, там есть одна столовка, с блюдами как в ресторане. Кормят сытно, вкусно и дешево, тебе Кать точно понравится, — заверила подругу.

У партийцев прошло всё на порядок сложнее, пропуск согласились выписать только на один день, долго выясняли зачем и к кому Климова направляется. Кончилось тем что я психанула, вызвала начальника по режиму. Тот по началу пытался качать права, пришлось пообещать его уволить. Не знаю как, но это сработало, наглый тип переменился в лице, обещал всё по быстро устроить (может что-то знал про меня, а может побоялся связываться с представителем Партконтроля). В результате Катерина получила временный пропуск, как практикантка, сроком на месяц. И ещё, мне под роспись выдали ключи, не поверите, от моего личного кабинета.

Столовая как всегда порадовала, да и посетителей не так много, наверное уже все пообедали. На раздаче взяла крабовый салат, молочный суп и картофельное пюре с приготовленной на пару сёмгой. На десерт булочку с маком и пару стаканов сока. Заплатила за все двадцать шесть копеек, сумма смехотворная, не то что в других, народных столовых.

Катерина на диете не сидела, хотя надо отдать ей должное, в больнице и сейчас кушала тоже самое, наверное так поддерживала меня.

— Ни фига себе, я в цековской столовке, про которую по всей Москве шепчутся, — уплетая крабовый салат, делилась со мной впечатлениями подруга.

— Ну и как тебе? — с улыбкой посмотрела на Катюшу.

— Ты ещё спрашиваешь, да здесь намного лучше чем я себе представляла! Филе из кабана за восемь копеек, а наш салат за четыре! Порции просто огромные, на половину больше чем в городском общепите!

Действительно, такой огромный кусок рыбы не подают даже в ресторане. Похоже борьба с мировым капиталом требует неимоверных сил, от этого и такие внушительные порции. Вспомнился осажденный Ленинград, там во время блокады происходило тоже самое, партийцы в райкомах жировали, а народ умирал с голода. Ни один из них не умер от истощения, им даже запретили ходить в общественную баню, чтобы не раздражать своим упитанным видом голодающее население.

После обеда поднялись в мой кабинет, который оставил двоякое впечатление. Вроде всё как надо, даже место для секретарши есть, но всё какое-то мрачное. В такой обстановке думать о светлом будущем не получится, разве что о новых репрессиях.

— Странно, кабинет у меня есть, а я о нем ни сном ни духом. Секретаря тоже как ни странно нет, хотя за дверью располагается большая приемная. Что здесь делать, зачем он мне, не принимать же посетителей? — присаживаясь за огромным письменным столом, задала риторический вопрос, тот самый, который без ответа.

Вот уже одиннадцать лет, как Никанор Валерьяныч Ситников работал в аппарате ЦК, на Старой площади. До этого пять лет проторчал в Московском обкоме, пока его усердие не заметили вышестоящие товарищи. Помог счастливый случай, его теперешний начальник возвращаясь с дачи пробил колесо, ну а он проезжал мимо. Номер своего будущего благодетеля запомнил давно, не раз приходилось грузить вещи в его багажник (его прежний был приятелем нынешнего, вместе ездили на охоту и рыбалку). Пока менял на запаску разговорились, в результате перевод в бывший «Торговый дом Титова». Сейчас Никанор Валерьяныч не покладая рук трудился в четырнадцатом отделе, который занимался организационно-партийной работой. Должность тоже хорошая: заместитель начальника сектора по работе с общественными организациями, различными Советами и конечно комсомолом. За это время оброс нужными связями, так что не пройдет и года, как он прочно усядется в кресло начальника своего сектора (тот пойдет на повышение).

Весело насвистывая мотив «Теплохода», который совсем недавно крутили «В рабочий полдень», Ситников нос к носу столкнулся с какими-то девицами, которые спускались вниз по лестнице. Одетые в джинсу и обвешанные крикливой бижутерией, (с большими разноцветными стекляшками), они сразу ему не понравились, дорогу тоже не уступили, прошмандовки долбаные.

— Вы что себе позволяете, вырядились в американское шмотье, да ещё нацепили эту вульгарщину, — Никонор Валерьянович ткнул пальцем на висевший у блондинки кулон, выполненный в форме крыльев.

— Так и вы одеты не в отечественный костюм, а судя по фасону в английский, — нагло ответила девица, вторая согласно закивала.

Такого Ситников стерпеть не мог, чтобы ему указывали какие-то малолетки! Судя по возрасту и одежде, это обыкновенные практикантки, мелочь не заслуживающая внимания. Почему так решил, так детишки у высших носят золото, а не этот ширпотреб, который продается в ларьках для голодранцев. Джинса в спецраспределителе стоит не так дорого, всего три десятка рублей, не то что его фирменный костюм «Ben Sherman».

— Никанор Валерьяныч, что-то случилось? — спросил второй заместитель отдела культуры, бодро поднимаясь по лестнице.

С ним Ситников был хорошо знаком, этим летом вместе отдыхали с семьями на море. Бесплатные путевки в санаторий ЦК выделялись почти каждый год, так что успел со многими там свести знакомство. Рассказал приятелю о безобразном поведении практиканок, ещё раз ткнул на кричащие стекляшки (ну не бриллианты же в самом деле, да ещё такие большие). Посовещавшись с приятелем решили аннулировать пропуска этих наглых девиц, для этого нужно будет спустится в бюро пропусков, а уже оттуда сделать заявку в отдел кадров. Работа с молодежью лежала на его секторе, так что выводы очевидны: этим перерожденкам не работать в аппарате КПСС, да и родственникам можно поставить на вид, если конечно будут зарываться. Все благие планы пошли прахом, девицы оказались не простые, одна так вообще достала корки инспектора партконтроля ЦК, выданное за подписью самого Пельше! Дальше хуже, блондинка потребовала у них партбилеты, которые потом забрала, небрежно кинула в свою сумку. Спорить с ней побоялись, поэтому сразу отправились к заведующим своих секторов, те обещали во всем разобраться (пришлось писать объяснительную и заявление) Следующий день стал самым черным в их жизни, из партии исключили (притом задним числом), с работы уволили по тридцать третьей. Начальники лишь разводили руками, спорить с Партконтролем дураков не нашлось, ибо чревато. Супругу из райкома тоже попросили, хорошо ещё по собственному, а не как его, за несоответствие занимаемой должности. Теперь пришлось работать истопником в бане, с зарплатой сто двадцать (больше никуда не брали, разве что в сторожа или грузчиком), жена чудом устроилась на приеме стеклотары, оклад не больше семидесяти пяти, плюс премия в червонец. Доходы упали не то что на половину, а наверное на три четверти, к тому же без привычных товаров и пайков из спецраспределителя. Об икре и буженине можно смело забыть, как и об импортной одежде. С сыночком тоже беда, не успели пристроить в институт, теперь придется идти в ПТУ, учиться на слесаря сантехника.

— Как же так вышло? — шептал про себя Ситников, бросая в топку очередную лопату угля.