Китай в средневековом мире. Взгляд из всемирной истории

Объединение сперва государств Китайского Севера, а затем и Юга под властью династии Суй (581–618) положило конец длительной эпохи Лючао, времени утраты государственного единства.

Строители империй

Династия Суй правила недолго, но в истории Китая она занимает особое место, ведь она объединила Поднебесную после многовекового распада. Кроме того, захвативший власть представитель «гуанлунской группировки» Ян Цзянь был деятельным императором, который станет известным по своему посмертному имени Вэнь-ди (581–604, храмовое имя — Гао-цзу). Он стал примером для императоров следующей, более успешной династии. Вэнь-ди задал основные направления политики — грандиозное строительство, укрепление армии, стремление восстановить контроль над Шелковым путем, но также и экспансия во все сопредельные регионы, упорядочение системы должностных экзаменов для всех девяти рангов чиновников, создание свода законов, восстановление надельной системы.

После прихода к власти Вэнь-ди физически уничтожил всех родственников императоров свергнутой династии, включая собственного внука. Однако все привилегии сяньбийской знати были подтверждены. Новая династия не стремилась к «ханьскому реваншу» и истреблению инородцев. Тем более, что традициям, идущим от «варварского» государства Тоба Вэй, новая династия во многом и была обязана своими успехами.

На Севере на землях бывшей Тоба Вэй в большей степени, чем на иных территориях, продолжала существовать и даже укрепилась надельная система, призванная противостоять произволу «сильных домов». Таким образом, сохранялось свободное крестьянство — налоговая база империи. Государство, регулируя землевладение и землепользование вплоть до хозяйства отдельной семьи, обеспечивало каждому человеку, включая женщин, детей и рабов, право на определенный надел, за пользование которым взимался налог зерном. Женщины также сдавали в казну шелк или пряжу, мужчин могли мобилизовать для трудовой или извозной повинности.

От более поздних государств Западной Вэй и Северной Чжоу новой династии в наследство досталась система фубин. Правда, в то время главное значение этого деления армии на 24 регулярных «корпуса» состояло в принципиальном разрыве с древней родовой организации войска сяньбийцев-тобгачей. Для империй Суй и сменившей ее Тан система «фубин» заключалась в создании военных округов, в которых рекруты-солдаты в мирное время занимались земледелием, с тем, чтобы во время походов самих себя обеспечить продовольствием. Таким образом, расходы казны на содержание армии были невелики. Первоначально основную часть таких рекрутов-солдат составляли воины кочевого происхождения, но с течением времени среди них становилось все больше китайцев.

Династия Суй начала в спешном порядке возрождать традиционную бюрократическую систему, существование девяти рангов чиновников и надельной системы провозглашалось правителями незыблемыми правилами жизни Поднебесной, установленными еще в эпоху Хань. Формирование отлаженного гражданского управления в объединенной стране дало власти реальную возможность воздействия на общество. Ревизии выявили 1.5 млн крестьян, не внесенных в прежние налоговые списки. Централизованная бюрократия, ломавшая сопротивление «сильных домов», следовала принципам надельной системы и поощряла освоение целины и заброшенных земель. За счет этих мер государству удалось повысить сбор налога зерном. По приказу Вэнь-ди были построены гигантские зернохранилища. Говорили, что собранных в них запасов может хватить на 50 лет. Доставка зерна в окрестности столицы осуществлялась в основном водным путем.

Одним из самых впечатляющих деяний новой династий считается Великий Канал, соединивший Янзцы и Хуанхэ. Начало его строительства относят к более древним эпохам, но только со времени Суй он, связав воедино различные участки водного пути, действовал уже непрерывно, в дальнейшем лишь увеличивая свою протяженность.

Но Великий Канал был не единственной стройкой Вэнь-ди. Отстраивалась столица Чанъань, начиналась реконструкция отдельных участков Великой Стены.

Объединению Китая способствовало осознание нависшей угрозы со стороны мощной кочевой империи — Тюркского каганата, раскинувшегося от монгольских степей до Азовского моря. Тюркские тяжеловооруженные конные воины обладали искусством лобовой атаки, устоять против которой мало кому удавалось. Но каганат вступил в период смут и в 603 г. распался. В этом Вэнь-ди сопутствовала удача. Династия Суй предпочитала дипломатические методы военным во взаимодействии с тюркскими каганами. Это развязало руки для войн за земли, на которые когда-то распространялась власть империи Хань. Походы велись на территорию современного Северного Вьетнама, на острова в Океане и в сторону Ордоса.

Вэнь-ди в последующих хрониках ставился в пример как рачительный хозяин, достигший процветания народа, скромный и бережливый, избегавший роскоши — он носил хлопковые ткани вместо парчи и шелка, был скромен в еде, заботился о семьях павших воинов. Это был один из редчайших императоров в истории Китая, который имел лишь одну жену и до ее смерти не заводил себе официальных наложниц. С годами он становился все более подозрительным и отдалил от себя старшего сына, лишив его прав на престол. Он подверг опале и других детей, но умер во время конфликта со средним сыном Ян Гуанем, при обстоятельствах, бросающих на последнего тень подозрения в отцеубийстве.

Однако надо учесть, что Ян Гуань, ставший императором Ян-ди (604–617), в исторической традиции предстает как «образцовый» тиран, являющий полную противоположность своему отцу, а историографический канон предполагает, что тиран приходит к власти лишь незаконным путем.

Ян-ди подавил восстание одного из своих братьев. Расправившись с мятежами, он неожиданно перенес столицу в Лоян («Восточную столицу», тогда как за Чанъанью был оставлен статус столицы «Западной»). Лоян был заново отстроен и вскоре поражал роскошью своих дворцов. В новую столицу принудительно переселили 10 тысяч богатейших провинциальных семейств, тем самым ослабив их позиции на местах и поставив под контроль императора. Император начал строительство сразу сорока дворцов по всей территории Поднебесной, которые должны были вмещать его двор во время частых разъездов по стране — император желал как можно чаще проверять состояние дел на местах, карая нерадивых чиновников и заговорщиков.

Император Ян-ди, как и его отец, стремился подражать правителям древней Хань не только во внутренней, но и во внешней политике. На первых порах его действия были успешны. Был установлен ранее утерянный контроль над землями вьетов, военные экспедиции на некоторое время привели к подчинению Центрального Вьетнама (Чампы), Тайваня и островов Рюкю. С Сасанидским Ираном был возобновлен обмен послами. С новообразованным Восточным тюркским каганатом удалось наладить союзнические отношения, тюрки помогли разгромить монгольские племена киданей на севере. Поддержав одного из претендентов на титул кагана восточных тюрок, император дважды встречался с ним. В обмен на признание верховной власти Поднебесной, каган был принят с неслыханной щедростью — только одного шелка ему было подарено свыше 15 тысяч кусков. Пышные пиры призваны были продемонстрировать неистощимые богатства империи и вселить уважение кочевникам. Многие при дворе сочли такую щедрость расточительной, но были наказаны за свою дерзость.

Подражая правителям эпохи Хань, император приступил к полному восстановлению Великой китайской стены. Армия строителей Великой Стены, имевшей скорее символическое, нежели военное значение, доходила до миллиона человек. Не меньшее число рабочих трудилось на строительстве дворца и укреплений в Лояне. Для рытья Великого канала и возведения шлюзов было согнано не менее 80 тысяч надельных крестьян. Смертность на этих стройках была огромной.

Лихорадка и малярия уничтожили значительную часть армии, брошенной на завоевание Вьетнама. Войны с государством Когуре на Корейском полуострове обернулись еще большими потерями. Если во времена империи Хань поселения китайских колонистов подходили вплотную к границам Кореи, то после веков смуты земли Ляодуна обезлюдели и одна лишь переброска громадной армии для войны в Корее оборачивалась большими потерями. К тому же воины Когуре оказали ожесточенное сопротивление, не останавливаясь перед разрушением плотин, чтобы затопить китайские войска. При этом император запрещал своим полководцам действовать самостоятельно, не дожидаясь его приказов. Неудачные походы в Корею оборачивались грандиозными потерями, но каждое поражение лишь укрепляло желание Ян-ди взять реванш, несмотря на предостережения придворных.

Экономические, военные и людские ресурсы объединенного Китая были громадны, проведенные реформы позволяли создавать солидные запасы, но они не были неисчерпаемыми, а правительство Ян-ди не понимало этого или не желало с этим считаться.

Все более разорительные налоги, сгон крестьян на строительство, наборы в армию вызывали бунты в разных провинциях. Сбор нового войска для похода на Когуре в 613 г. привел к восстанию, в котором дезертиры, местная знать и голодные крестьяне представляли столь грозную силу, что войскам становилось все труднее с ними справиться и солдаты нередко переходили на сторону мятежников. Восстания подавлялись с немыслимой жестокостью. На юге военачальник, пообещав сохранить жизнь сложившим оружие повстанцам, закопал живьем в землю 300 тыс. человек. Император разрешил местным чиновникам конфисковывать имущество мятежников, что порождало дополнительный произвол. Ян-ди все чаще казнил своих родственников, чиновников и военачальников, заподозренных в нелояльности. При этом он не желал отказываться от планов новых походов в Корею.

Но восстания вспыхивали повсеместно, а вчерашние союзники-тюрки беспрепятственно грабили страну. Император со своей армией крайне неудачно пытался воевать с ними в районе Великой Стены, а в это время один из мятежных полководцев захватил Лоян. В итоге император бежал на юг, военачальник Ли Юань, не сумевший удержать столицу, понимая, что Ян-ди не простит ему неудачи, по совету своего сына и жены решил выступить против императора, от которого отвернулось Небо. Он заключил союз с тюрками (тем более, что его мать происходила из знатного тюркского рода Дугу), разбил повстанцев и, захватив одного из внуков Ян-ди, объявил его императором под именем Гун-ди. 12-летний император даровал Ли Юаню титул князя Тан и передал в его руки все управление империей. В это время пришла весть, что Ян-ди задушен своими придворными. Вскоре в 618 г. Ли Юань сверг Гун-ди и провозгласил себя императором новой династии Тан (храмовое имя Гао-цзу, 618–626).

Опираясь на военные способности своего сына Ли Шиминя, новый император сумел победить в кровопролитной гражданской войне, устраняя одного за другим вождей мятежников, пытавшихся либо провозгласить императором какого-нибудь из младших родственников Ян-ди, либо создать свои собственные государства. С большим трудом удалось избавиться от угрозы со стороны тюрок, помогавших всем противоборствующим сторонам. Лишь к середине 20-х гг. VI в. Гао-цзу справился с основными противниками, вновь воссоединив страну.

Он сам был представителем той пограничной знати, которая впитала в себя и китайские, и кочевые традиции. Хорошо знакомый с тактикой войны в степи, Гао-цзу при помощи своих тяжеловооруженных воинов-профессионалов мог успешно противостоять кочевникам и нейтрализовать угрозу со стороны каганата. Проявляя несвойственное прежней династии великодушие, он привлек на свою сторону многих противников, раздавал голодающим крестьянам зерно из государственных хранилищ, отправил по домам 10 тыс. девушек из гарема прежнего императора.

В 626 г. обострилась борьба между сыновьями императора, в которой победил более популярный в армии Ли Шинмин. Ему удалось убить своего старшего брата. Затем, явившись вооруженным во дворец, что являлось грубейшим нарушением церемониала, он заставил отца передать ему власть. Ли Шинмин стал императором (храмовое имя Тай-цзун, 626–649). Впрочем, старому императору Гао-цзу продолжали оказываться должные почести, и тот, если верить официальной хронике, сохранял с сыном хорошие отношения.

Тай-цзун был не только умелым воином и дипломатом, но обладал еще и незаурядными административными способностями. Система управления, основы которой были заложены при Тай-цзуне, оказалась чрезвычайно устойчивой и воспроизводилась последующими династиями лишь с небольшими изменениями.

Территория, разделенная на 10 провинций, в каждую из которых входили области и уезды, управлялась назначаемыми из центра чиновниками. При этом чиновник ни в коем случае не должен был служить там, откуда он родом. Начальник уезда (в лучшие годы в империи насчитывалось до полутора тысяч уездов) назначался сроком на три года и обладал штатом наемного вспомогательного персонала (стражников и писцов) и добровольных помощников из числа местной элиты. Чиновников всех уровней контролировала специальная Палата цензоров, члены которой расследовали злоупотребления и обладали очень важным правом подавать доклады непосредственно императору. В столице шестью высшими учреждениями управляли два цзайсяна — «левый» и «правый». Этот термин обычно переводят как «канцлер», хотя буквально это — «советник-исполнитель» при сакральной фигуре императора. Левый цзайсян управлял ведомствами чинов и обрядов (контролировавшими соблюдение норм поведения и взаимоотношения с «варварскими» странами) и налогов; правый — ведомствами военным, наказаний (юстиции) и общественных работ.

Ведомство чинов, руководствуясь древними принципами Конфуция и легистов, контролировало подготовку и назначение чиновников. Именно в эпоху Тан окончательно утвердился единый конкурсный принцип, опиравшийся на систему экзаменов. Для их сдачи требовалось отменно знать конфуцианские каноны и сочинения древних авторов, демонстрировать эрудицию, литературный вкус и способность к стихосложению. Роль экзаменационных билетов играли таблички с начертанными на них темами. Кандидат сам выбирал тему, сбивая табличку стрелой. Те, кто лучше других справился с ответом (таких, как правило, бывало не более 5 %), получали право держать экзамены на следующую степень. Обладатели высшей степени цзиньши («продвинувшегося мужа») могли назначаться на должность от уездного начальника и выше. Успешно сдавшие экзамены на уровне уездов и провинций допускались к экзаменам в столице.

Экзамены могли сдавать все, кто не принадлежал к «подлому люду», иначе говоря — все налогоплательщики. Конечно, выходцы из аристократических семей и дети чиновников имели лучшую подготовку и больше досуга для занятий. Но и способный сын бедного крестьянина располагал некоторыми шансами на успех — ему мог помочь клан родичей, вся деревня или какой-нибудь богатый покровитель, рассчитывавший на последующую выгоду от протекции будущему чиновнику. В итоге формировался особый тип ученого-чиновника, добродетельного и трудолюбивого, готового воплощать в жизнь конфуцианские заповеди, лежащие в основе существования государства.

Дети чиновников сдавали экзамены на общих основаниях и должны были начинать карьерный рост с самого низа. Лишь для высших рангов действовало «право тени» — после смерти такого чиновника его дети и внуки получали некоторые преимущества при определении на должность (с понижением на два уровня по отношению к предку).

Порядок занятия должностей, штаты учреждений (как центральных, так и местных), характер и объем повинностей всех подданных подверглись тщательной регламентации в созданном в середине VII в. своде законов. По всей вероятности, подобные кодексы существовали и в эпоху Хань, служившую образцом для танских правителей, но они не сохранились, поэтому примером для будущих законодателей неизменно выступала сама империя Тан.

Значение созданной в эту эпоху государственной системы управления трудно переоценить. «Железный каркас бюрократии» обеспечивал восстановление государственности при любых потрясениях. Четкое штатное расписание, продуманное разделение функций, контроль над исполнением решений, единый набор культурных ценностей делали китайскую чиновничью машину самой эффективной в средневековом мире. Наличие значительного слоя людей, обязанных своим статусом образованию (лауреаты конкурсов, учащиеся, преподаватели и чиновники разных рангов) благоприятствовало бурному развитию культуры. Антология лишь самых известных поэтов эпохи Тан насчитывает свыше двух тысяч имен.

Впрочем, помимо сбоев и нарушений, неизбежно порождаемых самой жизнью (протекционизм, кумовство, элементы коррупции), подобная система обладала еще и иными недостатками. Кандидатов становилось все больше, сдать экзамены было все сложнее, а перспективы занять хорошую должность делались все туманнее. В результате росло число провалившихся соискателей — образованных, амбициозных и озлобленных. Из их рядов выходили застрельщики мятежей и восстаний, которыми так богата история Китая. Немаловажным было и то, что конфуцианская бюрократия ориентировалась на служение скорее идеалу империи, чем лично императору, который этому идеалу не всегда соответствовал. А императору требовались полностью преданные слуги, чью роль успешно играли лишь евнухи. Им, инородцам или выходцам из бедных семей, презираемым аристократами и чиновниками, уповавшим лишь на милость императора, доверялись поручения не только по части управления гаремом и дворцовым хозяйством, но и задачи из области управления финансами и другие дела государственной важности. Засилье евнухов при дворе (особенно к концу династического цикла) — повторяющийся факт китайской истории.

При всех издержках бюрократия эпохи Тан оказалась весьма эффективной. Удалось усовершенствовать надельную систему, распространив ее почти повсеместно, и добиться необычайной детализации учета подданных. Крестьяне заносились в реестры, на основании которых от имени государства на период трудоспособности им выделялись наделы. Предусматривался периодический передел надельных полей, под которые не подпадали земли, выделенные «для вечного пользования», занятые под выращивание шелковицы, жужубов (китайских фиников) и вязов (чьи семечки шли на откорм поросят). Со своего надела крестьяне вносили налог зерном, а также шелком или пеньковой тканью, реже — серебром. Трудовая повинность ограничивалась двадцатью днями в год. Крестьяне были организованы в «пятидворки» и «двадцатипятидворки», связанные круговой порукой, сотня крестьянских дворов составляла базовое административное объединение — ли, во главе которого стоял старейшина, ответственный за составление реестров, сбор налогов, соблюдение порядка и состояние нравов.

Надельная система распространялась не только на крестьян. Свои индивидуальные наделы полагались также буддийским и даосским монахам, знати. В тех районах, где имелась такая возможность, половинный надел получали и горожане. Наряду с наделами («общественными полями») в стране существовали казенные земли — пастбища, леса, поймы рек, но главное — земли, отданные под наделы военных поселенцев и чиновников. Последним в зависимости от ранга полагались соответствующие «должностные поля», обрабатываемые податными крестьянами, отдающими владельцу часть урожая. Поскольку чиновник не мог «самовольно» увеличивать долю взимаемой в его пользу части урожая, то фактически это было не «землевладение», а «налоговладение». Из «казенных земель» родственникам императора также передавалось определенное количество податных дворов, которые обеспечивали им содержание государственных имений. А вскоре появились и императорские имения вокруг размещенных в разных частях страны императорских дворцов. Владения, выключенные из надельной системы, существовали и у знати, чиновников, монастырей, и у представителей «богатых и влиятельных домов», правда, у последних они имели большей частью незаконный характер.

Численность населения быстро росла: если в 30–40-х гг. VII в. было зарегистрировано около 3 млн дворов, то в середине VIII в. их насчитывалось уже 8.2 млн. Но задуманный идеал надельной системы все больше расходился с реальностью. Волости давно уже были поделены на «просторные», т. е. нормальные, и «тесные», где остро стояла проблема малоземелья и крестьянам полагался вдвое меньший надел. Притом что основной налог оставался относительно легким, крестьянам приходилось отдавать все больше зерна на создание запасов на случай массового голода, на обеспечение чиновников, на содержание солдат, на помощь монахам, на нужды строительства, осуществлялись также принудительные закупки по низким ценам для нужд двора и армии. Все большее число надельных земель законным (а чаще — незаконным) путем переходило в категорию «вечнонаследуемых». Несмотря на запреты, де-факто осуществлялась купля-продажа земли, что приводило к концентрации ее в руках богатых землевладельцев и к появлению большого слоя разорившихся крестьян-арендаторов и батраков, многие уходили на новые земли либо в города, становились нищими или разбойниками.

Эти процессы станут более заметными в VIII в., а поначалу надельная система обеспечивала казну регулярным поступлением налогов, а трудовая повинность давала необходимую рабочую силу: строились дороги, каналы, дамбы, дворцы, храмы, целые большие города. Как и ранее, города в первую очередь служили резиденциями властей. Ремесло и торговля подлежали детальному контролю и регулированию. Казенные ремесленники отбывали трудовую повинность в мастерских по очереди, с интервалом в несколько месяцев. В мастерских работали также государственные рабы и преступники. В провинциях в распоряжении местных властей находились и специальные податные дворы, занимавшиеся добычей соли и полезных ископаемых, изготовлением железа и меди, строительством кораблей.

Частное ремесло было представлено семейными мастерскими, одновременно служившими и лавками, они располагались на рыночных площадях и составляли контролируемые властями объединения («ряды» — «ханы»). Еще большей регламентации подвергалась торговля. Для продажи и перевозки грузов требовалось разрешение властей, которые имели право устанавливать цены на товары и определять таможенные пошлины при перевозе из одной провинции в другую. Налогообложение торговых домов усугублялось частыми принудительными займами и реквизициями. Только хозяйства монастырей, не подлежавшие государственному контролю, могли беспрепятственно наращивать активность, превращаясь в центры ремесла, торговли и ростовщичества.

Однако в этот период интенсифицировалась торговля с зарубежными странами, что было связано с активизацией внешней политики империи. Будучи в какой-то мере обязанной своим происхождением синтезу китайских и «варварских» традиций, династия Тан, особенно на первых порах, проявляла открытость и стремление выйти за рамки привычных границ Поднебесной. К 668 г. империи удалось добиться подчинения всего Корейского полуострова. Еще ранее, в 630 г., под ударами китайских войск пал Восточный Тюркский каганат. Часть тюркских племен была расселена императором Тай-цзуном в пограничных районах на положении союзников (подобно тому как Римская империя расселяла на своих землях варваров-федератов). Активное использование конницы позволило императору захватывать оазисы, расположенные вдоль Великого шелкового пути, куда раньше не добиралась китайская пехота.

В 657 г. императорские войска вторглись в Семиречье в Средней Азии и в союзе с уйгурами разгромили Западный тюркский каганат. Вдоль Великого шелкового пути размещались китайские гарнизоны, строились караван-сараи. Китайское влияние стало весьма ощутимым в Средней Азии. Так, например, Ли Бо — величайший поэт эпохи Тан, по одной из версий, родился на территории современной Киргизии, в семье купца. Помимо Великого шелкового пути, интенсивно функционировал и морской путь через Гуанчжоу, где имелся отделенный от остального города иноземный купеческий квартал, населенный в основном арабами. Что же касается выезда за море китайских купцов, то его всячески ограничивали. В Китае находили прибежище представители разных религий, прибывавшие с запада — мусульмане, зороастрийцы и манихеи, но также и несториане, представители христианского течения, признанного еретическим на Эфесском вселенском соборе еще в V в. Тай-цзун в 635 г. принял некоего несторианского монаха, которого китайские источники именовали Олобэнь, прибывшего из земли Дацинъ, как еще со времен Хань именовали Римскую империю. Он изложил императору суть христианского учения. Тай-цзун, согласно христианской стеле, найденной в окрестностях Чанъани, сказал следующее: «У Дао не одно имя. В мире не один совершенно-мудрый. Учения в различных землях отличаются друг от друга, их благодеяния распространяются на всех людей. Олобэнь, человек великой добродетели из Дацинь, издалека привез свои образы и книги, чтобы показать их в нашей столице. Изучив их, мы нашли это учение глубоким и мирным. Узнав о его принципах, мы нашли их благими и значительными. Его учение немногословно и обоснованно. Оно несет добро всем людям. Пусть его свободно исповедуют в нашей империи».

Апогей и кризис империи Тан

При сыне Тай-цзуна императоре Гао-цзуне (649–683) политика Танской империи претерпела изменения. Если основателей династии, возмужавших в войнах северо-западного пограничья, наряду с учеными китайцами окружали тюркские воины, то Гао-цзун получил уже чисто китайское воспитание. По мнению некоторых исследователей, именно в этот период назрел конфликт между военной доблестью и очарованием китайской учености, представленной чиновниками, лучше владеющими кистью, чем саблей.

Большую роль в конце VII в. сыграла императрица У Цзэтянь. Взятая из буддийского монастыря, она во все большей мере подчиняла императора Гао-цзуна своей воле, а после его смерти правила от имени своих сыновей, которых одного за другим удаляла в ссылку 16 октября 690 г. императрица сама приняла титул Шэншэн-хуанди (Мудрого и святого императора). Ее опору составляли буддисты, создавшие комментарий к сутре «Больших облаков» (Махаме-гха-сутра), доказывающий, что У Цзэтянь является воплощением бодхисатвы Майтреи и как идеальный правитель — чакравартин — должна наследовать империю у династии Тан. В 690 г. У Цзэтянь основала династию Чжоу (609–705).

Симпатии императрицы и буддистов отличались взаимностью. В пещерных храмах Лунмэнь, работы в которых начались еще в эпоху Тоба Вэй, выделяется большая статуя Будды Вайрочаны, считавшаяся одним из лучших образцов искусства периода Тан. Полагают, что черты Будды повторяют лик У Цзэтянь, которая выделила немало средств на завершение работ, на украшение и косметику для изваяния. В период ее правления была построена знаменитая пагода Диких гусей в Чанъани и множество других буддийских храмов. В этот период буддизм достигает наивысшей фазы своего развития в Китае. Монастыри, в которых ведутся бурные философские споры, являются средоточием интеллектуальной жизни. Но монастыри также владели солидными земельными комплексами, покровительствовали ремеслу и торговле, поддерживая между собой интенсивные экономические связи. Монастырские хозяйства, свободные от жесткого государственного контроля, играли роль катализатора динамики экономического развития Китая.

Правление императрицы династии Чжоу вызвало мощную оппозицию сторонников реставрации Тан. В 705 г. вооруженные «мятежники» заставили больную императрицу уступить трон ее сыну Чжун-цзуну (705–710), который восстановил династию Тан. Но женское правление Вэй-хуанхоу при Чжун-цзуне и более мягкая власть Тайпин-гунчжу — сестры Жунь-цзуна (710–712) не изменили ситуацию. Лишь мирно пришедший к власти император Сюань-цзун (712–756) был полон решимости ликвидировать последствия предшествующих правлений. На буддистов обрушились гонения. Работоспособным монахам предписывалось вернуться в податное сословие, ограничивалось монастырское землевладение. Правительству удалось провести новую перепись населения, выявившую много утаиваемых от налогообложения дворов, в результате вдвое увеличились поступления.

Долгое правление Сюань-цзуна считается апогеем эпохи Тан. Бурно развивалась экономика, в обращение были введены новые медные деньги, на долгие века составившие основу китайской денежной системы. Монеты, имевшие отверстие посредине, собирали в длинные связки, но во время дальних путешествий деньги заменяли квадратиками бумаги с печатью и именем императора. Полагают, что эта практика была заимствована из обихода хозяйственной сети буддийских монастырей.

К этому периоду относится и дальнейшее развитие системы подготовки чиновников. В Чанъани была основана столичная государственная академия Ханьлинь («Лес кистей»), где создавались труды по самым разным отраслям знаний и где тщательно собирали старинные тексты. Столичная школа «Грушевый сад» готовила актеров для императорского театра. Еще одно ученое ведомство составляло по образцу сочинений Сыма Цяня историю прежних и нынешней династий, правивших с I по VII в. Сюань-цзун увлекался учением даосов, в особенности их алхимическими опытами, призванными изготовить «пилюли бессмертия». Но главный интерес императора вызывала поэзия. При его дворе жили великие поэты Ли Бо, Ду Фу и Ван Вэй. Сюань-цзун любил писать стихи, напутствуя ими назначаемых в провинцию чиновников. Однако император и сам стал героем множества поэм из-за своей поздней любви к «роковой женщине Поднебесной», наложнице Ян-гуйфэй.

Ян-гуйфэй разделяла страсть императора к искусству и почиталась поэтами и художниками. Но клан ее алчных родственников устремился к важнейшим должностям, минуя уже установившуюся систему отбора чиновников. Ее брат Ян Гочжун, став цзайсяном, получил практически всю полноту формальной власти в стране, власть неформальную присвоил себе дворцовый евнух Гао Лиши, которому в свое время удалось привлечь внимание императора к Ян-гуйфэй. Все это вызывало всеобщее недовольство.

У политического кризиса имелось немало объективных причин. Империи приходилось напрягать все силы для ведения внешних войн. На Юге, на территории современной провинции Юньнань, усилилось государство Наньчжао, населенное воинственными предками современных тайцев, лаосцев, шанов и других родственных им народов, населяющих нынешнюю Юго-Восточную Азию. Был утрачен контроль над Кореей. С Запада один за другим следовали набеги тибетцев, чья держава распространилась от Брахмапутры до Сычуани. Несмотря на то что Второй тюркский каганат был разгромлен уйгурами, попытки Китая воспользоваться этим и укрепить свою власть над Самаркандом не увенчались успехом. В 751 г. китайские войска на реке Талас потерпели сокрушительное поражение от арабов. В результате междуречье Амударьи и Сырдарьи навеки связало свою судьбу с исламским миром, а контроль над значительной частью Великого шелкового пути оказался утерян.

Рост населения Китая вел к земельному голоду. В «тесных волостях» приходилось сокращать размеры наделов, с которых крестьянам все труднее было нести повинности и выплачивать налоги. Переселение в «просторные волости» затруднялось из-за набегов неприятеля. Меры по ограничению монастырского землевладения оказались недостаточными — слишком много земель продолжало выпадать из надельной системы, все больше становилось императорских земель и дворцовых хозяйств — надо было содержать множество отпрысков императорской крови. Так, лишь у Сюань-цзуна имелось пятьдесят девять детей; у одного из его сыновей было пятьдесят восемь детей, у другого пятьдесят пять, у третьего тридцать шесть. Но ведь императорскому примеру организации семьи по мере сил следовали многочисленные аристократы и высшие чиновники, содержавшие свои гаремы. Таким образом, характерное для многих традиционных обществ аграрное перенаселение усугублялось «перепроизводством элит» и сокращением налогооблагаемой базы. Гнет сборов и повинностей становился все тяжелее, а казна при этом получала все меньше средств.

При этом военные расходы резко возросли. Армия, основанная на системе «фубин», разлагалась. Солдаты, направляемые на службу из военных округов, использовались на тяжелых работах, они воевали неохотно, часто дезертировали. Столичная гвардия утратила надежность, но приобрела склонность к участию в заговорах. В пограничных районах требовались более боеспособные части. В 742 г. было учреждено десять цзеду — пограничных военных округов, прикрывавших самые опасные направления и возглавляемых военачальниками — цзедуши. Войска, комплектовавшиеся в основном за счет «варваров», получали солидное вознаграждение, а их командиры — цзедуши — становились независимыми от гражданских властей и могли действовать на свой страх и риск. Это повышало эффективность их деятельности, но превращало в полных хозяев своих областей. Войска старого типа сохранялись, но значительно уступали новым частям. Поэт Ду Фу описал настроения китайских воинов, которые отправлялись против тибетцев. Из его стихов видно, как солдаты тяготятся службой, отсутствием вознаграждения, необходимостью воевать вдали от родной земли. Но совсем иначе поэт передает боевой настрой войска в пограничной армии цзедуши Ань Лушаня (тюрка или согдийца по своему происхождению), выступившего за Великую стену против киданей:

Так поэт уподобляет Ань Лушаня легендарному воину Хо Цюйбиню, некогда разгромившему хунну, но далее он сравнивает цзедуши еще и с соколом, готовым броситься на птичью стаю и залить степь кровью.

Итак, старая армия стоила дешевле, но была небоеспособна, новая хотела и умела воевать, но могла стать опасной и, главное, требовала много денег. Поборы росли и становились невыносимыми, в то же время отсутствие средств мешало поддерживать ирригационные сооружения. В ряде провинций начался голод. Ду Фу писал стихи, где осуждался двор императора, устраивавший роскошные пиры в то время, когда дети умирали от голода. Притом что и конфуцианские чиновники, и аристократы, и цзедуши презирали и ненавидели друг друга, они сходились в неприязни к клану Ян и к всесильной фаворитке, из-за которой император нарушил рамки поведения, установленные древними обычаями. Обрушившиеся на страну бедствия могли трактоваться как утрата «мандата неба», что указывало на потерю императором своей легитимности.

В 755 г. Ань Лушань поднял мятеж, требуя ниспровержения клана Ян. 150 тыс. пограничных войск единодушно поддержали восстание. Ян Гочжун двинул против него все силы, но его армия угодила в горную ловушку и была истреблена. Объединившись со своими вчерашними противниками киданями, Ань Лушань захватил провинцию Шэньси, устроив там страшную резню, а затем занял древний Лоян. Но на сей раз китайское население оказало упорное сопротивление. Ду Фу, еще недавно критиковавший правительство и восхвалявший воинов Ань Лушаня, узрел теперь в них традиционных врагов-варваров и описывал героизм защитников Чанъани, с надеждой поджидавших известий о подходе правительственных войск.

Однако тяжеловооруженные воины-профессионалы оказались намного сильнее ополченцев. Чанъань пала, ее жители рассеялись по окрестностям, а император, чудом избежавший плена, поручил командование своему сыну и бежал в Сычуань, отделенную от остальной китайской территории неприступными горами. По дороге гвардейцы вышли из повиновения императору, требуя избавиться от фаворитки и ее брата. Самоубийства, совершенного Ян Гочжун, оказалось недостаточно, и вскоре император, заливаясь слезами, вынужден был согласиться на убийство Ян-гуйфэй, а затем передал власть своему сыну Ли Хэну. Новый правитель выдвинул против мятежников оставшиеся верными войска, но, главное, нанял кочевников-уйгуров, которым удалось выбить войска Ань Лушаня из столиц. Однако эта «правительственная армия» относилась к местному населению ничуть не лучше мятежников. Военные действия продолжались до 763 г.

Героическое сопротивление китайского народа, военное искусство уйгуров и разброд в стане мятежников помогли династии Тан удержаться у власти. Но править приходилось опустевшей страной. По переписи 754 г. в империи числилось 52 880 488 душ, а в 764 г. — лишь 16 900 000. Одни были перебиты, погибли от голода и болезней, другие разбежались, третьи потеряли свободу и выбыли из реестров, некоторые территории оказались утрачены. Слабеющее государство более не могло сохранять надельную систему, ибо не было способно контролировать периодические переделы земли и регулярно составлять реестры. Одни поля переставали обрабатываться и приходили в запустение, другие скупались и продавались. Вновь приобретаемая земля уже не считалась надельной и не подвергалась налогообложению. В результате крупные частные землевладельцы усиливали свою мощь, а государство слабело все больше и больше.

Попытка стабилизации

Император Дэ-цзун (779–805) решился на проведение важной реформы, о которой уже давно говорили. В 780 г. императорский цзайсян Ян Янь предложил ввести новый порядок налогообложения: вместо выплат и повинностей с фиксированного надела теперь дважды в год взимался налог. Налоги зависели от количества земли, но их размеры были одинаковы для всех категорий землевладельцев. Государство, отказываясь от непосредственного контроля землепользования, снимало препятствия росту частного землевладения и развитию аренды.

Одни историки видят в этом отказе от надельной системы качественный разрыв с традиционным для Древнего Китая регулированием поземельных отношений, основанным на верховном праве императора на всю землю, и рассматривают этот шаг в качестве признания государством прав частного землевладения. Возражения других сводятся к тому, что и раньше существовала негласная практика отчуждения земель; в то же время и после реформы Ян Яня государство пыталось замедлить процесс превращения крестьян в безземельных арендаторов и не одобряло появления слишком могущественных частных землевладельцев. По-видимому, суть в том, что надельная система всегда являлась лишь определенным идеалом для государственных мужей, время от времени призывавших к ней вернуться.

Но свою задачу реформа 780 г. выполнила, заглушив остроту кризиса. Государство увеличило налоговую базу, начало восстанавливать разрушенные дамбы, проводить ирригационные работы. Беглецы возвращались на заброшенные земли. Однако теперь мало что препятствовало процессу концентрации земель. Крестьяне, лишавшиеся наделов, были вынуждены арендовать землю у средних и крупных землевладельцев или уходить на заработки в города. Изобилие рабочей силы делало излишними большинство казенных мастерских, использование свободного труда вело к расцвету ремесла, а освобождение от государственных монополий давало высокую прибыль предпринимателям. Начали возникать предприятия, организованные по принципу рассеянной мануфактуры. Так, например, торговый дом Ху в городе Дин-чжоу имел 500 шелкоткацких станков. Бурный рост торговли привел к появлению новых платежных средств — своеобразных векселей («летучих денег»). Чтобы не возить громоздкие связки денег, их сдавали в одной торговой конторе, а затем, по предъявлении «летучих денег», можно было получить соответствующую сумму в конторе другого города.

Уже к началу IX в. в Китае насчитывалось двадцать городов с полумиллионным населением. Но они оставались прежде всего административными центрами, где проживали чиновники, а также неисчислимое множество «слуг», выполнявших работу по дому и осуществлявших представительские функции, повсеместно сопровождая своего хозяина и демонстрируя степень его значимости и влияния.

В отсутствие надельной системы потребности казны в основном удовлетворялись за счет косвенных налогов — прежде всего соляного, но также и ряда других сборов, в том числе и налога на чай. Именно в эпоху Тан чай получил всеобщее распространение, превратившись и в предмет утонченного наслаждения людей высокой культуры, и в товар повседневного спроса. В ту пору чай не заваривали кипятком, а варили, как суп. Этот способ приготовления чая сохранился у горцев Тибета и кочевников Великой Степи, именно в эпоху Тан познакомившихся с этим напитком, ставшим для них важнейшим элементом питания. Торговля чаем с «варварами» приносила огромные барыши и была монополизирована государством.

К началу IX в., по сравнению с предыдущим столетием, центральное правительство реально контролировало лишь треть провинций. Остальные земли либо были утеряны, либо находились под властью 48 цзедуши, чувствовавших себя полными хозяевами и своих войск, и своих провинций. Император Сянь-цзун (806–820) сумел сменить две трети цзедуши, действуя силой и хитростью. Сановники-конфуцианцы предлагали вернуться к старым рецептам: восстановить военные поселения (что было отчасти реализовано в провинции Шанси) и реставрировать надельную систему. Но император не пошел столь далеко, предпочитая более простой способ — на место ненадежных цзедуши он ставил преданных евнухов, которые не могли передавать свои должности по наследству. Приостановив на время нарастание сепаратистских тенденций, Сянь-цзун предопределил главную политическую коллизию следующих десятилетий: придворную борьбу бюрократии (шэтии) и евнухов.

Враждующие группировки возводили и смещали императоров. Один из них, Вэнь-цзун в 835 г. решил покончить с засильем евнухов, организовав настоящий заговор. Ему доложили, что на листьях гранатового дерева выступила сладкая, или так называемая медвяная, роса. Это считалось хорошим предзнаменованием, и император велел евнухам отправиться в сад, созерцать это чудо. В саду в палатках были спрятаны вооруженные воины, ждавшие сигнала, чтобы начать бойню.

Но порыв ветра откинул полог одной из палаток, и евнухи, услышав лязг оружия, успели разбежаться. После чего они заставили императора повернуть дело так, что это была попытка покушения на его жизнь. Верные евнухам войска схватили сотни вельмож, добиваясь под пытками признаний. Все министры и их семьи были казнены. Эти события, вошедшие в историю как «заговор медвяной росы», сломили волю императора, вынужденного в конце концов казнить и своего наследника.

Империя давно перешла от экспансии к обороне. Политика сводилась главным образом к отражению набегов варваров, а чаще к выплате им замаскированной дани в виде «подарков» или неэквивалентного обмена. Китайская дипломатия не без успеха натравливала одних варваров на других. Уйгурский каганат стремились использовать против могучей Тибетской державы, кыргызов — против уйгуров.

Некогда танские императоры, стремясь к созданию общеазиатской империи, поддерживали религии, пришедшие с запада: буддизм, христианство в его несторианской форме, ислам и иногда даже манихейство. Эти религии довольно прочно укоренились в Поднебесной, что вызывало протест конфуцианцев. Так, например, в 819 г. в Чанъань была привезена из Индии реликвия — кость пальца Будды. Император сам участвовал в торжественной церемонии встречи реликвии, но философ-конфуцианец Хань Юй подал докладную записку, где писал: «Ведь он, Будда, мертв, и уже давно. Это же только сгнившая кость. Как же можно помещать ее во дворце! Как может Сын Неба поклоняться праху! Сам же Будда происходит из инородцев, он говорил на языке, отличном от языка, принятого в Срединном царстве, носил другую одежду… не знал долга, которыми руководствуются правители и подданные, не испытывал чувств, существующих между отцами и сыновьями». Хань Юй призывал императора обратить буддийских монахов в мирян, сжечь их книги, превратить их храмы в жилища, а взамен вернуться к древней китайской традиции, «разъясняя путь царей».

Увещевания Хань Юя разгневали императора, который едва его не казнил. Однако на подобных идеях удалось воспитать новое поколение чиновников, применивших их на практике. В правление императора У-цзуна (840–846) возобновляются гонения на буддистов. В 845 г. вышел указ, по которому у буддийских монастырей отбиралось все их имущество: земли и сокровища, храмовая утварь, которая могла пойти в переплавку. Погибли бесценные произведения искусства. Около четверти миллиона монахов покинули свои обители. Экономический и интеллектуальный рост влияния буддизма был на некоторое время остановлен. Вместе с буддистскими монастырями гонениям подверглись храмы манихеев, зороастрийцев и несториан — христианству в Китае был нанесен смертельный урон. Но монастырских богатств хватило казне ненадолго.

Государственный аппарат продолжал слабеть. Хотя система экзаменов постоянно усложнялась, на деле быть допущенным к высшим степеням и получить должность без протекции становилось практически невозможно. Чтобы раздобыть деньги на сиюминутные потребности, казна шла на порчу монеты. Увеличивались налоги на соль и чай — для обеспечения монополии на эти товары власти пытались бороться с контрабандистами.

Но ни казни, ни суровость императора Сюань-цзуна II (846–859) не могли обеспечить порядок в стране, которой вновь угрожали варвары (тангуты и кидани) и в которой вновь начинался голод. Голоду способствовали нашествия саранчи, недороды и наводнения, обостренные тем, что дамбы и каналы не ремонтировались и выходили из строя. Так, например, в 858 г. страшное наводнение поразило районы вокруг Великого канала.

Как и ранее, стечение роковых обстоятельств укрепляло подозрения в том, что династия теряет «мандат Неба». Восстания вспыхивали повсеместно, особенно усилившись после смерти императора Сюань-цзуна II в 859 г. Крестьяне южной провинции Чжэцзян попытались создать собственное государство, приступив к распределению содержимого казенных и монастырских амбаров. На юге мятежники базировались на боевых флотилиях лодок-джонок, неуловимых для правительственных войск. Пан Сюнь, армейский командир, восставший в Гуйчжоу, двинулся затем на север к Лояну и держал в страхе десять окрестных областей. Правительству удалось справиться с этими движениями лишь с помощью кочевников. Но длительного успокоения не произошло.

Мятеж Хуан Чао и конец династии Тан

На севере, в Хэнани, восстание крестьян и беглых солдат возглавил контрабандист Ван Сяньчжи. В 875 г. к этим повстанцам присоединился Хуан Чао, выходец из рода богатых торговцев солью, связанный с Ван Сяньчжи участием в контрабанде. Хуан Чао прекрасно владел боевыми искусствами и был неплохо образован. Он несколько раз пытался сдать экзамены на степень лауреата (цзиньши), дававшую право на занятие чиновничьей должности, но терпел неудачи, пока не решил реализовать свои амбициозные планы иначе. Из этой среды вышли некоторые другие вожди восстания, как, например, Чжу Вэнь, происходивший из семьи преподавателя, но не сумевший пробиться к престижным должностям.

Весь свой обвинительный пафос в воззваниях к народу Хуан Чао обращал против династии Тан с ее «жадными и ненасытными» чиновниками, тяжелыми налогами, несправедливостью правления. Его декларации находили живой отклик у массы народа. В краткий срок войско повстанцев достигло 100 тыс. человек, и у правительства уже не хватало сил для отражения столь серьезной опасности. Однако вскоре между вождями восстания произошла ссора и их войско разделилось. В 878 г. Ван Сяньчжи совершил поход на Лоян, где его отряд был разбит наемными кочевниками, а сам предводитель подвергнут жестокой казни. Хуан Чао, двинувшийся на юг, оказался более успешен: в 879 г. он осадил и после безуспешных переговоров о сдаче взял штурмом богатый Гуанчжоу, вырезав до 100 тыс. иноземных купцов — арабов, персов и евреев, пытавшихся оборонять город.

Однако войску повстанцев, состоявшему преимущественно из северян, трудно было закрепиться на юге. Во время возвращения на Север в их ряды вливались все новые сторонники. Во главе полумиллионной армии Хуан Чао подошел к городу Лояну. Наместник Восточной столицы почтительно вышел встречать вождя мятежников, принявшего титул «Великого полководца Поднебесной». Обосновавшись в восточной столице, Хуан Чао направил свою армию на завоевание столицы Западной — Чанъани. Разложившаяся императорская гвардия была разгромлена, а император Си-цзун (873–888) бежал вместе со своим двором за горы, в Сычуань.

В начале 881 г. Хуан Чао на золотой колеснице торжественно въехал в Чанъань. Его сопровождали соратники на медных колесницах, а за ними следовали всадники в парчовых одеждах. Хуан Чао отдал приказ уничтожить весь императорский род и прогнать со службы чиновников трех высших рангов. Приняв девиз «Цзинътун» («Золотое правление»), он провозгласил основание новой династии. Его соратники получили высокие посты, чиновникам средних и низших рангов были сохранены их должности. Но организовать реальный контроль над страной новоявленный император не смог. Опомнившись от шока, танское правительство в Сычуани объявило сбор сторонников старой династии в провинциальном центре Чэнду, куда начали стекаться отряды, собранные «сильными домами», и поступать налоги с территорий, не захваченных Хуан Чао. Это позволило нанять конницу кочевников. Самым яростным врагом повстанцев стало племя тюрок шато, которое возглавлял одноглазый вождь Ли Кэюн.

Вскоре 17-тысячная конница Ли Кэюна разгромила выдвинутую против него стотысячную армию новоявленного императора и перекрыла подвоз продовольствия. Неспособность Хуан Чао обеспечить нормальное снабжение столицы вызвала недовольство горожан и части его войск. В результате в мае 883 г. армия повстанцев покинула Чанъань. Сразу же после этого отряды Ли Кэюна ворвались в столицу, учинив в ней такой разгром, что горожане стали называть тюрок шато «черными воинами», а их вождя — «одноглазым драконом». В Хэнани, куда ушли повстанцы, им было нанесено несколько поражений, после чего их силы начали быстро таять. На сторону Танов перешел Чжу Вэнь. Теряя сторонников, Хуан Чао отступил в Шаньдун, где покончил с собой в 884 г. Однако его племянник Хуан Хао продолжал борьбу вплоть до 901 г.

Четвертьвековая крестьянская война нанесла сокрушительный удар династии Тан. Центральная власть перестала контролировать территорию страны. Множество крестьян и горожан погибли. Остальные перестали платить налоги и исполнять трудовые повинности в пользу центральной власти. Система налогообложения престала функционировать.

В 883 г. император Си-цзун вернулся в Чанъань. Однако, находясь в древней столице и сидя в императорском дворце, он сначала был марионеткой в руках Ли Кэюна, а потом его отстранил от власти бывший главарь повстанцев Чжу Вэнь. В ходе военных действий между этими двумя лидерами подверглась полному разрушению западная столица Чанъань, а император вместе со всей семьей был увезен Чжу Вэнем в Лоян. Последние танские императоры Чжао-цзун (888–904) и Ай-ди (904–907) были бледной тенью правителей начала династии. Вершителем их судеб оставался Чжу Вэнь, пока в 906 г. окончательно не истребил весь императорский род и не провозгласил императором себя самого. Но в это время Китай вновь распался на несколько самостоятельных государств. Начиналась «эпоха пяти династий и десяти царств» (907–960).

Несмотря на социальные взрывы, с очевидной регулярностью сотрясавшие страну в конце династических циклов, эпоха Тан в китайской традиции считается периодом наивысшего могущества, когда Китай надолго опережал весь мир в своем развитии. Это было время, когда в обиход китайцев вошли чай и фарфор, когда обрела стройность знаменитая бюрократическая система, основанная на экзаменах, когда возникли знаменитые академии и школы, призванные готовить чиновную элиту, время небывалого взлета китайской культуры, создавшей эталонные образцы словесности и изобразительных искусств. Культура эпохи Тан сочетала в себе сознательное подражание образцам древней империи Хань и вместе с тем была открыта влияниям извне. Культуры степных кочевников, среднеазиатских и арабских торговцев, учения мусульман, манихеев и христиан, не говоря уже о давно адаптированном буддизме, быстро впитывались китайским обществом. Даже такой враг иноземных учений, как философ Хань Юй, уравновешивал свои нападки на буддизм тем, что объявлял учителем Будды китайского мудреца Лао Цзы, подчеркивая единую природу человеческих знаний.

О творческой силе культуры того времени свидетельствует стихийный поиск противовеса господствующей тенденции. Когда учение буддийских философов приобрело строгость четкой системы, утвердившей иерархию 19 степеней интеллектуального совершенства, когда буддизм становился господствующей религией (при императрице У Цзэтянь) или помещался под жесткий бюрократический контроль, тогда в ответ на торжество формального интеллектуализма расцвела буддийская секта Чань, культивирующая спонтанное мистическое озарение, порожденное непосредственным личным созерцанием своей истинной просветленной природы и достижением совершенства Будды. Когда конфуцианский принцип следования разуму и подчинения строгим канонам достиг апогея, самым любимым поэтом китайцев, включая императора, стал бесшабашный Ли Бо, воспевавший «священное опьянение» и, согласно легенде, утонувший пьяным, пытаясь поймать прекрасную луну, отразившуюся в речной глади. Чтобы стать чиновником, мало было толковать изречения Конфуция, нужно было еще обладать богатым воображением и писать, подражая этому поэту:

А в это время... Эпоха империй VII–IX вв.

Империя Тан сумела сохранить древнюю государственную традицию. Такими же были две другие империи — Византия и Сасанидский Иран. Порожденные разными цивилизациями, они обладали и общими чертами — власть императора носила сакральный характер, культурно-религиозное единство обеспечивало целостность империи. Соединение государства и церкви было основой власти Сасанидов и лишь укрепилось в период халифата Аббасидов, сменившего персидскую державу. В Византии идеалом отношений императора и церкви была симфония. В Китае же фигура императора считалась божественной — владея «мандатом Неба», «сын Неба» служил залогом поддержания миропорядка. Но в империи Тан конфуцианство, будучи официальной государственной доктриной, вынуждено было сосуществовать с буддизмом и даосизмом, которые временами пользовались особым покровительством власти, но при этом брались под жесткий контроль. При необходимости императоры могли прибегать к конфискации монастырских земель и иных богатств, сокращать численность монахов. В Китае такие гонения на буддизм происходили в 712–756 гг. и в 840–846 гг. Любопытно, что эти даты почти совпадают с двумя этапами иконоборчества в Византии при императорах Льве III (717–741) и Феофиле (829–842), выступивших против пышности культа и отбиравших монастырские богатства. На слишком богатых и влиятельных зороастрийских священнослужителей-мобедов также мог обрушиться гнев Сасанидов.

В трех империях создаются обширные правовые своды — Кодекс Юстиниана, сасанидский Сборник тысячи судебных решений и Кодекс законов Тай-цзуна, определившие последующую законодательную традицию.

Сталкиваясь с сильными противниками — аварами, булгарами, хазарами, эфталитами, тюрками, уйгурами, тибетцами, — все три империи испытали на себе еще и грозную силу арабских воинов. Иногда удавалось использовать одних врагов против других, но порой империи терпели страшные поражения, и тогда выживать им помогали сильные бюрократические традиции. Пример Китая в этом отношении неподражаем, но роль и византийской, и персидской бюрократии также трудно переоценить. Сасанидские дабиры («писцы») создали такую административную традицию, что даже после арабского завоевания, коренным образом изменившего облик Ирана, персидская бюрократическая традиция возродилась и расцвела при халифате Аббасидов, став залогом будущего восстановления цивилизационной идентичности Персии.

Чиновники были носителями особой культуры, они осознавали себя хранителями государственного начала и опирались на корпоративную солидарность, что помогало им сохранять имперскую традицию в самых трудных условиях.

Однако, служа скорее империи, чем конкретному правителю, они нередко полагали, что лучше императора знают, в чем благо государства. Императоры же зачастую нуждались в преданных и при этом не слишком щепетильных исполнителях. Такими людьми были евнухи, игравшие важную роль не только при дворах обладавших гаремами китайских императоров, шахиншахов и халифов, но и при византийских василевсах.

Перед тремя империями стояли схожие задачи и в военной области — противостоять противникам, совершавшим молниеносные набеги. Для этого создавались особые военные округа, начальникам которых давались самые широкие полномочия. Также основывались военные поселения, где жители получали льготные наделы, освобождались от налогов, но должны были служить в войске. В империи Тан возникают военные округа цзеду и система поселений фубин. Почти одновременно в Византии возникают особые военные округа — фемы и поселения воинов-стратиотов. Еще раньше по этому пути пошел Сасанидский Иран, образовав пограничные округа — марзпанства, чьи правители соединяли в своих руках военную и судебно-административную власть. Позже халифат Аббасидов будет создавать подобные округа на границе с Византией.

Военные округа Китая и Византии помогли успешно противостоять в первом случае — кочевникам Великой Степи, а во втором — арабским завоевателям. Но, выполнив свою задачу, фемархи и цзедуши превращались в угрозу для столичной бюрократии и императоров. Мятежи Ань Лушаня в Китае (755–763) и Фомы Славянина в Византии (821–825) были подавлены ценой огромных жертв и лишь при помощи варваров.

В следующий период империи и их наследники будут искать иные формы организации военной службы. Пока же в Иране, Китае и Византии основу армии составляли выходцы из свободного крестьянства. Оно же было и основным источником налогов, необходимых для содержания армии, чиновников и самих императоров. Но существованию этого слоя угрожала концентрация земли и политической власти в руках местных крупных землевладельцев, которые делали свободных крестьян зависимыми от себя. Чтобы помешать обезземеливанию и закабалению крестьян, требовалось составлять и обновлять кадастры, следить за сохранением крестьянских наделов, постоянно составляя списки тягловых крестьян и земельные реестры. Однако в конце династического цикла власть была уже не в силах препятствовать росту частновладельческих тенденций, империи неуклонно слабели, поскольку именно свободные крестьяне были залогом их силы.

Пример Великих империй был привлекателен для соседних народов, желавших создать у себя нечто подобное. В Корее государство Объединенное Силла (668–935 гг.), избавившись от вмешательства Китая, заимствовало принципы конфуцианской модели государства и автократические принципы управления. В Японии в результате так называемого «переворота Тайка» (645 г.) впечатленная агрессивным танским могуществом родовая элита страны Восходящего Солнца попыталась скопировать модель управления империи Тан и установить «регулярное государство» — рицюре.

Но чаще подражали символике власти. Влияние византийского дворцового церемониала можно было обнаружить и в далекой Эфиопии, и в англосаксонских королевствах, и, конечно же, в державе Карла Великого. Хотя последний подражал в большей степени прошлому, возрождая традиции Римской империи. Укреплением своей власти франкская династия Пипинидов-Каролингов была обязана необходимости борьбы с арабами. Угроза со стороны «неверных», завоевавших Испанию и вторгшихся в Галлию, позволила Карлу Мартеллу (717–741) отобрать часть церковных и монастырских земель для содержания конного войска. Выступая защитниками веры, франкские короли, а затем и императоры строго следили за соблюдением монастырских уставов, подобно своим византийским и китайским современникам-императорам. Как и в других империях, Каролинги создавали особые военные округа — марки на границах империи, откуда ожидались набеги врагов (Испанская, Бретонская, Саксонская, Паннонская, прикрывавшая империю от Аварского каганата). Империя Карла Великого мыслилась не только восстановленным Римом, но и «градом Божиим», устремленным к Спасению. Императорские канцелярии усердно трудились, рассылая указы — капитулярии, «государевы посланцы» надзирали за правителями областей — графами. Однако империя, объединившая разные народы и разные языки, просуществовала недолго. Императорская власть подлежала разделу между наследниками, согласно германским обычаям. Империя быстро распадалась, ее оплакивали некоторые епископы и аббаты, но некому было ее скрепить — не успела сложиться бюрократическая традиция. Держава Каролингов так и осталась «недоимперией» — не было единого законодательства, внятной фискальной системы, кадастров. Но она оставила важнейший след в истории, питая миф об утраченном единстве Запада.

В этот ряд империй — и старых, и подражающих им новых — в середине VII в. буквально ворвался Арабский халифат. Арабское воинство, вдохновленное откровениями Пророка, выплеснулось с Аравийского полуострова на Ближний Восток, сокрушило Иран, лишило Византию большей части провинций. Вбирая в себя все новые народы, армия ислама завоевала Северную Африку, из Магриба проникла на Пиренейский полуостров, уничтожив Королевство вестготов. Затем «сарацины» обосновались на Юге Галлии, свершали смелые рейды в сторону Луары, где в 732 г. их остановило войско Карла Мартелла. На Востоке арабы завоевали Среднюю Азию, и в 751 г. в битве на реке Талас, длившейся 5 дней, с огромным трудом и с помощью тюрок-карлуков одолели армию империи Тан.

Тяжелейшие потери в Таласской битве вкупе с нападениями степняков остановили наступление воинов ислама, как еще раньше хазары остановили продвижение арабов к северу от Кавказского хребта.

Что же представлял собой халифат? Была ли это очередная «кочевая империя», охватившая Ойкумену с юго-запада, подобно тому как Тюркский каганат охватывал ее с северо-востока? С одной стороны, стремительное расширение границ халифата обеспечили кочевники-бедуины, передвигавшиеся на конях и верблюдах. Они были убеждены в том, что ведут священную войну, смерть в которой гарантирует райское блаженство. Общества, организованные по иерархическому принципу, не могли устоять перед этим натиском. С другой стороны, главную роль среди первых мусульман играли купцы и ремесленники, и ислам сразу же возник как религия горожан. Халифы не ограничивались набегами на империи или взиманием дани. Они завоевывали земли «неверных», чтобы включить их в состав халифата и установить там священный порядок.

Был ли халифат сродни «варварским королевствам», образующимся на землях империй? Арабы селились в своих военных лагерях среди покоренных народов, впитывая достижения высокой культуры, принимая на службу представителей местной элиты. Боевой дух арабских воинов постепенно ослабевал, начинались междоусобицы, в особенности из-за неясных правил передачи власти. Но, в отличие от правителей варварских королевств, халифы не стремились подражать империям. Многое заимствуя в плане быта и культуры, арабы в обмен предлагали населению древних империй нечто гораздо большее — веру, новую культуру, новую жизнь — более понятную, более привлекательную.

Был ли халифат империей? «Царство Агарянское», как называли его православные источники, претендовало на универсальную власть во всем мире, смешивая народы в «плавильном котле» уммы — общины мусульман, не знающей преград в своем расширении. Бюрократия не сразу, но все-таки начинала складываться уже в халифате Омейядов (661–750), главным образом за счет ученых зиммиев — иноверцев, признавших власть ислама. Так, христианский мыслитель Иоанн Дамаскин был, как и его отец, казначеем у халифа. Багдадский халифат Аббасидов (750–1258), ядром которого стали земли древней Персии, как уже отмечалось, опирался на традиции иранской бюрократии. Но если прочие империи лишь стремились к гармоничному сосуществованию светской и духовной властей, то халифат был теократией, власть светская и религиозная были едины, причем вера в гораздо большей степени, чем у Карла Великого, придавала смысл существованию «праведной империи», обеспечивала высокую социальную мобильность, облегчала этнокультурный и этноконфессиональный синтез. Вчерашние зороастрийцы и христиане оказывались вдумчивыми читателями Корана, привнося свою древнюю ученость в комментарии.

Уязвимым местом халифата стало отсутствие постоянного войска. Когда воины-бедуины растворились среди местного населения или вернулись в свои пустыни, то армия халифов стала комплектоваться из наемников — горцев, тюркских кочевых или полукочевых народов или же из рабов-гулямов. Ни крестьянской армии, ни особого военного сословия здесь не возникло.

Но сколь ни велико было своеобразие халифата, ему была уготована общая судьба с другими империями той эпохи — стать неподражаемыми образцами для своих цивилизационных ареалов. Неслучайно историки культуры говорят о «Тайском ренессансе»,[19] «Македонском ренессансе», «Каролингском ренессансе», а время Гарун-ар-Рашида (786–809) станет вспоминаться как «золотой век» арабской культуры. Вернуться к этим классическим образцам будут призывать все новые поколения правителей, реформаторов, бунтовщиков. И чем менее достижимым становился идеал, тем более привлекательным был в истории образ этих великих империй раннего Средневековья.