Китайская классическая поэзия в переводах Л .Эйдлина

Осенний сверчок

живет уже в доме.

Видимо, год

кончается скоро...

Нам если сегодня

не веселиться,

С лунами дни

уйдут безвозвратно

Но надо не гнаться

за наслажденьем,

А думать всегда

о собственном долге,

Любить же веселье

не до разгула:

Достойному мужу

в нем быть осторожным.

Осенний сверчок

живет уже в доме.

Видимо, год

покинет нас скоро...

Нам если сегодня

не веселиться,

С лунами дни

уйдут понапрасну.

Но надо не гнаться

за наслажденьем,

А думать еще

и о незавершенном,

Любить же веселье

не до разгула:

Достойному мужу

в трудах быть усердным.

Осенний сверчок

живет уже в доме.

Время повозкам

с поля на отдых...

Нам если сегодня

не веселиться,

С лунами дни

уйдут незаметно.

Но надо не гнаться

за наслажденьем,

А думать еще

о многих печалях,

Любить же веселье не до разгула:

Достойному мужу

быть невозмутимым.

Быстро летит

сокол «утренний ветер».

Густо разросся

северный лес...

Давно не видала

я господина,

И скорбное сердце

так безутешно.

Что же мне делать,

что же мне делать?

Забыл он меня

и, наверно, не вспомнит!

Растет на горе

раскидистый дуб,

В глубокой низине —

гибкие вязы...

Давно не видала

я господина,

И скорбное сердце

неизлечимо.

Что же мне делать,

что же мне делать?

Забыл он меня

и, наверно, не вспомнит!

Растет на горе

ветвистая слива,

В глубокой низине —

дикие груши...

Давно не видала

я господина,

И скорбное сердце

как опьянело.

Что же мне делать,

что же мне делать?

Забыл он меня

и, наверно, не вспомнит!

Справедливое Небо,

ты закон преступило!

Почему весь народ мой

ты повергло в смятенье?

Люди с кровом расстались,

растеряли друг друга,

В мирный месяц весенний

на восток устремились —

Из родимого края

в чужедальние страны

Вдоль реки потянулись,

чтобы вечно скитаться.

Мы покинули город —

как сжимается сердце!

Этим утром я с ними

в путь отправился тоже.

Мы ушли за столицу,

миновали селенья;

Даль покрыта туманом, —

где предел наших странствий?

Разом вскинуты весла,

и нет сил опустить их:

Мы скорбим — государя

нам в живых не увидеть.

О, деревья отчизны!

Долгим вздохом прощаюсь.

Льются, падают слезы

частым градом осенним.

Мы выходим из устья

и поплыли рекою.

Где Ворота Дракона?

Их уже я не вижу.

Только сердцем тянусь к ним,

только думой тревожусь.

Путь далек, и не знаю,

где ступлю я на землю.

Гонит странника ветер

за бегущей волною.

На безбрежных просторах

бесприютный скиталец!

И несет меня лодка

на разливах Ян-хоу.

Вдруг взлетает, как птица.

Где желанная пристань?

Эту боль в моем сердце

мне ничем не утишить,

И клубок моих мыслей

мне никак не распутать.

Повернул свою лодку

и иду по теченью...

Поднялся по Дунтину

и спустился по Цзяну.

Вот уже и покинул

колыбель моих предков

И сегодня волною

на восток я заброшен.

Но душа, как и прежде,

рвется к дому обратно,

Ни на миг я не в силах

позабыть о столице.

И Сяпу за спиною,

а о западе думы,

И я плачу по Ину —

он все дальше и дальше.

Поднимаюсь на остров,

взглядом дали пронзаю:

Я хочу успокоить

неутешное сердце.

Но я плачу — земля здесь

дышит счастьем и миром,

Но скорблю я — здесь в людях

живы предков заветы.

Предо мною стихия

без конца и без краю,

Юг подернут туманом —

мне и там нет приюта.

Кто бы знал, что дворец твой

ляжет грудой развалин,

Городские Ворота

все рассыплются прахом!

Нет веселья на сердце

так давно и так долго,

И печаль за печалью

вереницей приходят.

Ах, дорога до Ина

далека и опасна:

Цзян и Ся протянулись

между домом и мною.

Нет, не хочется верить,

что ушел я из дома,

Девять лет миновало,

как томлюсь на чужбине.

Я печалюсь и знаю,

что печаль безысходна.

Так, теряя надежду,

я ношу мое горе.

Государевой ласки

ждут умильные лица.

Должен честный в бессилье

отступить перед ними.

Я без лести был предан.

Я стремился быть ближе,

Встала черная зависть

и дороги закрыла.

Слава Яо и Шуня,

их высоких деяний,

Из глубин поколений

поднимается к Небу.

Своры жалких людишек

беспокойная зависть

Даже праведных этих

клеветой загрязнила.

Вам противно раздумье

тех, кто искренне служит.

Вам милее поспешность

угождающих лестью.

К вам бегут эти люди —

что ни день, то их больше.

Только честный не с вами —

он уходит все дальше.

Я свой взор обращаю

на восток и на запад.

Ну когда же смогу я

снова в дом мой вернуться!

Прилетают и птицы

в свои гнезда обратно,

И лиса умирает

головою к кургану.

Без вины осужденный,

я скитаюсь в изгнанье,

И ни днем и ни ночью

не забыть мне об этом!

В руках наших острые копья,

на всех носорожьи латы.

Столкнулись в бою колесницы,

и мы врукопашную бьемся.

Знамена закрыли солнце,

и враг надвигается тучей.

Летят отовсюду стрелы.

К победе воины рвутся.

Но враг в наш отряд вклинился,

ряды наши смять он хочет.

И падает конь мой левый,

и правый мечом изранен.

Увязли в земле колеса;

как в путах, коней четверка.

Вперед! И нефритовой палкой

я бью в барабан звучащий.

Нахмурилось темное небо,

разгневался Дух Великий.

Суровые воины пали,

тела их лежат на поле.

Кто вышел, уже не вернется:

ушедшие не приходят.

Померкла для них равнина,

исчезла дорога в далях.

Они не расстались с мечами,

не бросили циньских луков.

И пусть обезглавлено тело, —

душа не хранит упрека.

Мужи настоящей отваги,

высокой воинской чести!

Их, сильных и непреклонных,

никто покорить не может.

Пусть умерло смертное тело,

но дух остается вечным.

Отважные души павших

и там, среди душ — герои.

На Янгуань

путь в десять тысяч ли,

Где нет навстречу

ни одной души,

Где лишь стеснились

гуси у реки:

Как осень, так

летят они на юг.

Молодым я из отчего дома ушел,

воротился в него стариком.

Неизменным остался лишь говор родной, —

счет годов у меня на висках.

И на улице дети глядят на меня, —

все они не знакомы со мной, —

И смеются и просят, чтоб гость рассказал,

из каких он приехал краев.

Ли Бо уже в лодке своей сидит,

отчалить ему пора.

Вдруг слышит, как кто-то на берегу

поет, отбивая шаг.

И Озера Персиковых Цветов

бездонной пучины глубь

Не мера для чувства, с каким Ван Лунь

меня провожает в путь!

Желтые тучи на десять ли,

в сумерках белый день.

Северный ветер гонит гусей,

сыплется, вьется снег.

Брось горевать, что в свой дальний путь

едешь ты без друзей:

Есть ли под нашим небом такой,

кто бы не знал тебя!

Дом рыбака

расположен у устья реки.

Волны прилива

вбегают во двор за плетень.

Гостю проезжему

надо здесь ночь провести,

Только хозяин

еще не вернулся домой.

Гуще бамбук, —

потемнела дорога в село.

Вышла луна, —

стало меньше рыбачьих челнов.

Вижу — вдали

он на берег песчаный ступил.

Ветер весенний

играет плащом травяным.

Откуда же к нам

явился осенний ветер?

Со свистом, со свистом

летит за гусиной стаей...

Сегодня с утра

проник он в деревья сада,

И гость одинокий

всех раньше его услышал.

Весною посадит

он зернышки по одному,

А осень вернет их

обильнее в тысячи раз...

Где Моря Четыре, —

земли невозделанной нет,

А всё к земледельцу

приходит голодная смерть!