Клан - моё государство

Глава 8

После ухода последней пары началась бешеная беготня. Стрелки, которыми командовал прибывший из Тибета ещё до рождения Сашки мужик, китаец, но русского происхождения, по прозвищу Кан, получив от него распоряжения, рассыпались по тайге. Настоящего имени Кана не знал никто. Он жил в "семье" абсолютно нелегально, не выходя из леса в поселки. Сухощавый, подтянутый, он всегда был немногословен и спокоен. Сашка учился у него китайской и тибетской грамоте, стрельбе, оперативному искусству боя, первоосновам разведки, аналитике, математике, физике, медицине. Три последних года они не виделись. Встретив Сашку, Кан бросил ему несколько фраз приветствия на одном из тибетских диалектов, Сашка ответил ему также.

– Будь рядом,- сказал Кан по-русски.

Сашка молча кивнул.

На десятый день в пределах семейных владений на территории, которую контролировал Бус, обнаружили первых чужих. Семь человек шарили по бортам ручья, наспех промывая в лотках породу. Кан, углядев среди них старшего, и выждав, пока остальные пришлые отдалятся, вышел к нему на переговоры, предварительно поставив окружение. Разговора не получилось. На вопрос "Кто такие?" чужак выстрелил. Кан, упав ничком, тоже выстрелил, попав обидчику в ногу, и под открытую остальными неизвестными стрельбу скрылся в кустах. Стрелки, ничем не рискуя, застрелили пятерых, шестого прижали выстрелами, не давая поднять головы. Раненый Каном в ногу заполз за камни, жутко кричал от боли. Зайдя сзади к прижатому выстрелами мужику, Кан связал его по рукам и ногам и двинулся к раненому, держа пистолет наготове. Тот тоже поднял пистолет, но видно было, что он стрелок плохой. Разговаривали минут двадцать, после чего Кан опустил пистолет, собрал оружие и боеприпасы у убитых. Этим стычка окончилась. Спустя два дня обнаружили ещё одну группу, но обошлось без стрельбы. После недолгих переговоров пришлые взяли курс на Арку. Семь дней вся бригада рыскала, накрывая смежные с "семейной" территорией сопредельные земли, которые были нейтральными аж до самого Охотского моря, где только побережье находилось под контролем, но не какой-то ещё "семьи", а пограничников. Везде было пусто. И только за водораздельной грядой на одном из ключей, впадающих в Урак, обнаружили базу незваных гостей.

Стояла последняя тёплая пора перед зимой, именуемая бабьим летом. Все непрошеные стекались в лагерь, их было много, под сто человек. В лагере был и раненый в ногу. Хозяева, видно, держали совет. До границ "семьи" было тридцать километров. Кан дал выстрел в воздух и пошёл на переговоры, подняв руку вверх. Ему навстречу пошли двое. Один, выслушав Кана, побежал к палаткам, второй остался рядом. Минут десять спустя из палатки вышел грузный мужик, направился к Кану. Вместе они отошли в сторонку, где, присев на корточки, говорили минуты три. Не пожимая друг другу рук, разошлись. Это значило, что договориться не удалось. Перед входом в лес Кан дал знак готовности к атаке. Стрелки расположились подковой, оставляя пришлым путь к отступлению в охотском направлении. Всего стрелков было пятнадцать, плюс Сашка. Шестнадцать человек на сотню – такой получился расклад. По оружию он был ещё худшим. Пришлые имели сплошь автоматы Калашникова, которые Сашкина "семья" хоть и имела, но не применяла никогда, не возникало необходимости. Простой пятизарядный охотничий карабин был основным видом оружия в "семье", некоторые стрелки пользовались семизарядными винчестерами американского производства, когда-то поставлявшимися по ленд-лизу в эти края для охотничьих хозяйств, но доработанными под девятимиллиметровый винтовочный патрон системы Трохта. Бой у такого скрещенного чудища был страшный, отечественная винтовка СКС, славившаяся дальностью стрельбы и мощностью, была по сравнению с таким винтарём ребёнком.

Наступило томительное ожидание. В лагере после короткой суеты залегли. Каждая сторона ждала ошибок. Из шестнадцати стрелков все, кроме Сашки, были уже обстрелянные бойцы. В эту элитную часть приглашались самые проверенные и надёжные мужики, каждый проходил подготовку за границей, имел на своём счету успешные ликвидации по стране и за её пределами. И всё же силы были явно неравные. Кан запретил Сашке во время боя стрелять и высовываться, но когда прозвучал первый выстрел, Сашка не утерпел, застраховавшись прикрытием, стал наблюдать за ристалищем. Редкие одиночные выстрелы потонули в хаосе длинных автоматных очередей, которыми ощерились обороняющиеся. Время от времени Сашка подмечал, как замирали навсегда тела в лагере. Стрелки били наповал, не давая шансов на жизнь, и если не было возможности прямого попадания, стелили точно рассчитанный боковой и задний рикошет, чаще от камней, реже от ящиков и деревьев.

То стихая, то нарастая, пальба шла около часа, за который Сашка не произвёл ни одного выстрела, хотя с его позиции мог запросто уложить до пяти-шести человек.

Поняв, что практика стрельбы по лесу лишь расходует боеприпасы, пришлые прекратили глупую трескотню, открывая общий огонь короткими очередями по месту, из которого был сделан выстрел. Это продолжалось ещё около часа. Сашка перестал наблюдать и считать убитых, потому что пуля, пущенная стрелком, как правило, достигала цели. Вскоре Кан дал сигнал отхода. Сашка не удержался и саданул из своего винчестера, развалив пиленой разрывной пулей голову одному из чужих, сразу получив в ответ полусотню из десятка стволов. Одна из них чиркнула по плечу. Сашка опять выстрелил, убив ещё одного. Его снова накрыли, но более продолжительным огнём. Выждав, он в третий раз саданул заранее просчитанный рикошет, после чего, подождав окончания обстрела, убрался со своего поста, убегая в назначенный заранее пункт сбора.

Стрелки потеряли убитым одного человека, трое были тяжело ранены, остальные легко, кого-то просто задело, пробив мякоть, кого-то посекло камнями. Двое раненых, (один в лёгкое, другой в голову), были без сознания. Третьим был Кан. Очередь прошла так, что две пули попали в живот спереди, а три сбоку. Он был в сознании, но жить уже на этом свете ему было не суждено. Увидев Сашку, он показал глазами, чтобы подошёл и наклонился. Сашка покорно опустился на колени рядом, нагнувшись.

– Принимай,- шепнул Кан ему, показывая на свои пистолеты ТТ.

Времени было в обрез. Обороняющиеся пошли в атаку. Сашка взял горячие ещё стволы, поцеловал руку и лоб Кана и, встав, скомандовал:

– Шестеро поздоровее – раненых. Ты,- к дюжему мужику,- погибшего. Сваливай противоходом на юг к соснам, там пристрой, догонишь по звуку стрельбы, пятёрка прикрывает, крестом. Двое со мной налево, вы трое – направо. Сбор у Чухонца-бугра.

Моментально рассыпались по тайге, стараясь не оставить много следов, имея при себе шесть "акаэмов", взятых ранее у убитых, но в бою не использовавшихся. Сашка поступил так, потому что времени обсуждать не было: Кан потерял сознание, а мужики подумали, что Кан ему доверил командовать. Сделал, одним словом, подлог вынуждено и неожиданно даже для самого себя, и лишь потому, что в нём проснулось и потребовало выхода желание руководить, потом ему будет больно, тяжело и стыдно за этот свой поступок, но сейчас он летел, как на крыльях; он был высоко, он исполнял долг, наградой за который мог быть либо его холодный труп (а мертвые срама не имут), либо удача.

Минут через пять его тройка рассыпалась. Теперь каждый выполнял свою задачу по прикрытию один. Вскоре, справа от него, резанула очередь, метрах в пятистах. Послышались крики, стоны и злые очереди в ответ. В то же мгновение на него, в лоб, выбежала группа человек из восьми. Он дал очередь по линии груди. Трое упали, остальные ответили огнём, вокруг засвистели пули, сбивая желтые листья и ветки. Переведя на одиночные и резко высунувшись, он стал стрелять, не давая противнику приблизиться. Главное было сдержать их продвижение. По тайге вокруг шла стрельба. Один из нападавших, пытаясь обойти его стороной, метрах в ста лёг лицом в мох навсегда, получив пулю в висок. Нападающие пошли перебежками, по очереди ведя по нему стрельбу и не давая высунуться. Сашка отложил автомат и, перезарядив пустой ТТ, стал бить на слух. На его третий выстрел всё стихло, он высунулся, увидел отползающего, рука которого, зажимавшая шею, была в крови, и, соблюдая меры предосторожности, двинулся вперёд. Где-то был ещё один или двое чужих. Оказалось – один. Высунувшись из-за ствола сосны и увидев его, Сашку, подростка с пистолетом, мужик опешил. Выстрелом Сашка пробил ему плечо, тот выронил автомат и согнулся. Метров с пятнадцати Сашка добил раненого в шею (тот заходился в предсмертных судорогах и изо рта начинала идти пена), добил, чтобы не мучился. Он подошёл вплотную к смотрящему на него исподлобья мужику. Это был уголовный. И большого полёта, весь в наколках.

– Откуда прибыли?- спросил Сашка.

– Есть с 'крыток', есть наёмные, есть гражданские, всякие,- ответил мужик.

– Сам?

– Москва.

– В тайге впервые?

– Да нет.

– Где ещё был?

– В Саянах был. Под Читой был.

– "Забой" чей?

– Не знаю.

– И заказывал кто – не знаешь?

– Бог их ведает,- в нагло улыбающихся глазах мужика играла улыбка человека, видавшего в своей жизни всё, и смерть в том числе, ему приходилось умирать самому и убивать других. Это был убийца. Как потом выяснилось, Сашку интуиция не подвела.

– Или Аллах,- констатировал Сашка и разрядил в мужика ТТ. Озираясь, он собрал оружие, патроны и прикопал, оттащив метров на сто. После этого медленно, вслушиваясь в наступившую тишину, пошёл на север. Плутон, бывший всё это время неподалёку, вышел к нему, лизнул руку и, виляя хвостом, побежал рядом.

– Слава-те, Господи,- сказал голос из темноты, когда Сашка приблизился, – не задело?

– Нет. Пронесло,- ответил он,- как вы?

К Чухонцу-бугру далеко за полночь собрались семеро. Пряча огоньки папирос, курили, тихо переговариваясь. Из прикрытия вернулись все пятеро и лишь один – с пробитой левой рукой – раздробило кость. По общему подсчету завалили в прикрытии сорок три человека, кинувшихся за ними в погоню.

– Саш!- один из мужиков начал обсуждение,- так выходит, что в лагере мы столько же положили, не меньше. Осталось где-то десятка полтора. Они либо уже скрылись, либо готовятся. Брюхатого этого среди преследовавших не было. Его бы живым, курву, взять, в крайнем случае, пометить, чтобы потом отыскать. Так думаю, они на Арку путь держат.

– Похоже,- Сашка присел на корточки,- тебя как величать?

– Патон.

В среде стрелков все называли друг друга на ты и по именам или псевдонимам. Обращение же к Сашке одного из них на "ты" и САШ, значило, что он принят в лигу стрелков, хоть и заочно, но принят бесповоротно. Он вместе с ними хлебнул крови и пролил чужую, их связывала теперь крепкая нить совершённых убийств.

– Я предлагаю поступить так,- Сашка прикурил,- вот мы с тобой, Патон, погоним в перехват, на Арку. Остальные тут парами делают разведку. Соберите "мертвый посев", тщательно обыщите, до мелочей. Нашего заберите и снесите к Бусу на заимку. Тройка должна остаться тут обязательно. Нас, если до морозов и снега не возвратимся, не ждите, мы двинем на Магадан. Там проще затеряться и добираться опять же легче. Так поступим мы в том случае, если придётся до Охотска идти.

– Логично,- высказался раненый в левую руку,- годится. Я тоже тут останусь. Левая хоть и не помощница, но не беда. Я сниму с их пальчиков отпечатки. С наколок рисунки сделаю, я рисую хорошо, что-то мне говорит о том, что нечисто тут. Столько уголовных с автоматами мне видеть в жизни не доводилось.

– Это точно,- поддержали его остальные.

– Считаем принятым?- спросил Сашка.

– Годится,- был ответ стрелков.

Ничего больше не говоря, мужики достали свои харчи и, выделив с общей скидки две трети, отдали Патону. Тот упаковал в вещмешок. Один из стрелков подошёл к Сане и протянул патроны к ТТ.

– Спасибо,- поблагодарил Сашка. У тех, кого он убил, пистолетов ТТ не было.