Клан - моё государство

Глава 5

До сборного пункта под Кабактаном Сашка добрался первым. И двое суток отсыпался, нежась в тепле. Вторым пришёл Игнат.

– Ох, Саня, и пройдоха же ты,- обнимая его, засмеялся он.

– Когда увидел?

– Да вот переодевались недалеко от бичей – бомбарей. Дед-то где?

– Уже в Европе, наверное.

– До Сковородино, значит, доехали и там тихо сошли.

– Нет. В Облучье. Там наши встречали.

– Ну и набегались мы. Там облава, волчий загон. Погода прояснилась. Со всех сторон вертолёты, десантники роем, только звука охотничьих рожков и не хватало. Все тамошние бичи попались, вместе с базами подмели и техникой. Весь сброд. Поголовно. У каждого дерева часовой. Как ты?

– На коньки встал и прикатил. Даже парус натягивал. Там с нашими тремя ещё один выпал, их с границы завернули. Должны, по идее, вот-вот быть. До как?

– Малый молодец. Толковый. Четвёртый – это с дедом этим. Тот его с собой потянул. Без него не хотел. Кто – не знаю. Вот ему и пришлось сигать. Придут – узнаем.

– Игнат! Сигналы были?

– Один. Там навесил. На ель. Когда переодевались, ещё один снял. Потом покажу. Я его в свинец залил. Как думаешь, не возьмёт?

– Обложат – увидим.

– Саш, не мог я его кинуть. Новое что-то.

– Три тонюсеньких лепестка?

– И выпуклость на них с обеих сторон. Уже видел?

– Слышал. Действительно, новая гадость. Идёт прямиком на спутник.

– Вот до чего дожили! Нас уже через спутник ищут?- произнёс саркастически Игнат.

– "Носатый" парил?

– Видел. С него засекали?

– Пригнали срочно. Спутник перестал у них работать. Отключили его ровно в восемнадцать часов. Самолёт и прибыл.

– Я думал: снимает или корректирует, или штаб оперативный. Всё ждал, когда тяжёлая авиация пойдёт бомбить,- Игнат расплылся в улыбке.

– Бичи им помешали. А потом там было шестнадцать разных причуд, мы ведь тоже ушлые. Они, не бойся, скорее всего, купились.

– Озлятся, Саня, нам не поздоровится.

– Могут. Ой, Игнат, могут. У них арсенал – сам видишь какой, и методы крутые. Это не опер с корочкой да пугачом. Этих злить плохо. У них пятимиллионная армия под рукой, хоть и с пьяными офицерами, но тьма. Загон такой могут устроить…

– Чего ж полез?

– Выбора не было. Никакого. Они деда этого ни на шаг не отпускали за последние два месяца. И это лишь начало. Возьми они его за жабры – он бы им не дал ничего. Сдох бы. Потому и давили, думали, что знает он нас. А он действительно рядом был, и вот-вот мог выйти.

– Они-то чего на нас выплыли?

– Комитет облажался. Сильно. Кто-то сделал переориентацию. На них. Вот эти и роют, и весело так. Но, думаю, не для себя, а на "дядю".

– Кто-то собирает команду?

– Именно. Теперь, сам понимаешь, эти – не прежние "голыши", с ними в казаки-разбойники играть – дорого станет.

– Может, эти невидимые начальники связи с нами хотят установить?- Игнат снимал с себя унты.- Или что ещё.

– Я, Игнат, не провидец, не Господь Бог. В эту контору лезть мне не с руки. Был один мужик, да весь вышел, а в прямую идти – лучше совсем убраться. Это они сейчас добрые, пока их не давят особо. А начнут сокращать да бить по голове? Это не гнилая ментовка, не политсыск Комитета, эти в перевороты пойдут, у них есть чем.

– А ты говоришь – ядерное сокращать хотят. А к ним попадёт?

– Чудак ты, право, какой. Оно и так у них. У них кнопка эта злосчастная, не у Горбачёва. Сейчас их от ядерного избавить – это всё равно, что буйному руки развязать.

– Понял. Груз не давит, можно и танками поиграть, без ядерного мир бояться не станет.

– Да им там на западе плевать, что внутри страны будет. Наоборот. Чем больше крови и смертей, тем легче потом ставить условия. Они зубы съели ещё на бывшей Российской империи, все её одолеть пытались. Потом Советы ели. Скоро семьдесят лет уж стукнет. И от предвкушения удачи уже урчат, как голодные волки. Скорее бы, тут раздел мира – вот цель. А пока атомное есть, кто рискнёт? Нет таких. При обычных видах вооружений можно попытаться. Куски-то лакомые.

– Сань. Сценарий этот воплотится?

– Скоро? Нет. Постепенно. Но будет идти, то ускоряясь, то замедляясь, и извилисто, и прыгать будет с кочки на кочку, но всё одно придёт к диктатуре. Не такой, как нынешняя, более кровавой, но до неё крови прольётся тоже порядком.

– Вот и До,- Игнат встал, помогая тому снять рюкзак.

– Устал?- спросил Сашка.

– У-у-у. Ноги гудят,- До повалился на нары.

– Это тебе не бабочек ловить на альпийских лугах,- Игнат стащил с него унты.- Спит. Умаялся,- вполголоса сказал он Сашке.

– Бабочки здесь причём?- Сашка налил воды в чайник и поставил на печь.

– Я его за этим промыслом застал как-то. Все созерцают закат, в трансе, включая учителя, а он на заднем плане бабочек ловит. Ну, я ему тогда нравоучение сделал, он до сих пор помнит, лет шесть уж прошло,- Игнат сел к печи.- Саш. Я чайку хлебну и тоже лягу. Тоже устал. В горах привычнее. Нет. Спокойно – уютнее.

– Потому, что они тебе ближе и дороже.

– Да. Именно так.

После того, как Игнат лёг спать, часов через шесть, одновременно пришли трое из московской группы. Расселись вокруг печи и стали говорить о делах.

– Саня. Всё прошло вроде нормально,- начал старший, Демид.

– Да, мужики. Отлично. Кого вы ещё с собой припёрли?

– Молодой мужик. Давыдов без него не хотел идти. Та сторона его тоже имела на виду, и сменить мы не смогли. Пришлось ему с нами прыгать. Парень, правда ничего. Не робкий. Вёл себя без тени сомнений, но проверять надо. Обязательно. Даже хорошо, что мы его с Давыдовым разделили. Он, Давыдов, хоть и мастер, но и на старуху бывает проруха,- Демид глотнул горячий чай.

– Видел,- Сашка доливал всем в кружки чай,- стрелял хорошо, но не точно. Достаточно, правда, метко. И то верно, что от Давыдова отсекли. Про сигнал знаете?

– Они в курсе,- Демид кивнул на обоих присутствующих.- Один на мне был, я его к мышке-норушке определил, если он им нужен, пусть землю роют. Самолёт-разведчик дал пару кругов, и следом "Аны" сбросили десантников. Мик повёл давыдовского мужика, а они остались прикрыть, десантура мимо них прошла Мику вслед. На мужике этом, значит, сигнальное "ухо". Десантура закрыла район наглухо. Плохая ситуация.

– Радостного мало. Мик, конечно, смоется, а мужику, видать, хана,- Саша достал карту.- Где расстались?

– Вот здесь,- пометил на карте Бак.- Он взял курс на Калакан. В горы потащил.

– Худо дело,- Сашка отложил карту.- Очень худо.

В это время появился Мик. Он подталкивал впереди себя мужика, на голове которого был чёрный плотный мешок, но руки были не связаны.

– Ну и задали они мне работу,- Мик сбросил рюкзак.- Еле смылись. У-ф,- он снял с мужика колпак.

– Знакомое лицо,- Сашка осветил мужика керосиновой лампой.- А ну, пройдись туда-сюда,- попросил Сашка мужика, тот прошёлся.- Хватит. Давай, присаживайся. И ты, Мик, тоже. Чайку попьём.

– Сань,- Мик снимал унты.- Я – пас. Спать хочу. Коротко лишь скажу. "Штучку" пока не нашёл и не снял, не отстали. Три раза обыскивал. Гадость такая, что еле нашёл. Всё,- и повалился на нары.

– И мы тоже валимся,- Егор и Бак встали.- Раз такое дело.

– Демид. Ты тоже иди отдыхай. Что сидеть,- предложил Сашка.

– Я в поезде отоспался,- Демид зевнул.- да тут, пока блукал, кемарнул часов пять. Посижу.

– Ты как? Силы ещё есть?- спросил Сашка у взятого Давыдовым с собой мужика.

– Очень мало. Почти нет,- признался тот.

– Тогда хлебай чай и коротко о себе.

– Гаер Константин Борисович. Работал в оперативной у Скоблева. В том году, в сентябре, Давыдов меня отписал себе через председателя Комитета. Всё.

– Двадцать девятого декабря того года ты капитана погранвойск под Комитетом пас?

– Я. Давыдов поручил.

– Снимал?

– Он запретил. Настрого. Да я бы и не успел. Он как в воду канул.

– А "Толстого" под рестораном "Пекин" ты вёл?

– Да. Я.

– Владимир Ронд под чьей крышей был?

– Меня под этим именем регистрировали во внешней разведке, когда принимали. Потом по двум легендам вели для заброски на запад и по трём тут, внутри страны.

– Скоблев знал, что ты к Давыдову отошёл?

– Нет. Давыдов лично с председателем Комитета договаривался, а тот – с моим руководством. Я по документам на четыре года убыл за рубеж. На внедрение.

– Сам председатель тебя выводил?

– Не знаю. Этого не знаю. Я у Давыдова не спрашивал, он лишь сказал мне, чтобы я забыл вообще, кто я был в прошлом. Нет, говорит, тебя. Выброси всё.

– Гаер от рождения или от Давыдова?

– От Давыдова, я – Полунин Станислав Семёнович.

– Добро. Отдыхай. Если кушать хочешь, вон на столе.

– Не,- Костя замотал головой.- Куда мне лечь?

– Вот ложись,- Сашка откинул одеяло со своих нар.- Не храпишь?

– Нет,- Гаер стянул унты.- Сил нет храпеть,- и повалился на нары.

Демид тоже стал готовить себе лежак. Сашка вышел из дома. Дом был срублен внутри пещеры, в месте, где было большое расширение в глубине. От входа в пещеру к дому вёл тоннель длинной двести метров, в котором имелось множество ловушек и сигнальных устройств, оповещавших в случае появления кого-то, находящихся в доме. Из расширения вело семь тоннелей вглубь пещеры. Три были тупиковыми, а по четырём можно было покинуть логово, выйдя на другой стороне горы. Дым из печи уходил вверх, где, остывая, просачивался по многочисленным щелям. Найти такое место было тяжело. Сашка проследовал центральным ходом и вышел наружу. Падал мелкий снежок, где-то в вышине еле-еле просматривалось солнце светлым пятном. Сашка бросил прихваченную шкуру на снег и сел, достал папиросы, прикурил, затянулся, надел перчатки и расслабился. "Вот такие вот дела. Рассыпается наша страна, тает, как снежная баба весной. И поделать ничего нельзя. И сил нет. И возможность влиять нам теперь перекроют. Эти ребята сейчас займут нишу, в которой мы сидели. С ними же драться нет смысла. Они пока не понимают, что делают своё будущее, нам же сейчас предложить им нечего, да и мы им не нужны. Это такая же подпольная "лавка", как и наша, но с возможностью действовать официально. Идут параллельным курсом. Нет. Не параллельным, след в след. И после событий на железной дороге, если они умны, уйдут далеко вперёд. В их локомотив нам не подсесть, скинут. Они нас, безусловно, хотели ликвидировать, и не потому, что мы добывали и имели от державы. Они тоже имели, но на другом. На оружии. Но конкурентами мы не были. Совсем. И пути наши не пересекались, даже наоборот, я их обходил всячески. Нигде не зацепил. Чего они так окрысились? Мы в разных весовых категориях, у нас – вес пера, у них – супертяж. Вот сиди и думай, ломай голову от этих "почему". Они стали действовать внутри страны не случайно, раньше не лезли во внутрисоюзные "разборки". Что они хотят? Нет, не так. Кто и почему захотел ими заткнуть дыры? Где? Ведь вспашка ими поля деятельности КГБ внутри страны – лишь ширма. А данных этих тебе никто не даст. И купить их нельзя. Такое не продаётся. Вне страны – понятно, куда будет уклон, и там наше присутствие им не одолеть. Диктатура не любит, когда у неё тянут из-под носа. Во внешних вопросах они нам не конкуренты, там мы их обставим вмиг. Выталкивая нас отсюда, они бьют сами себя по своим рукам за рубежом. Зачем? А ведь знают, что мы имеем за кордоном много больше, чем здесь. Может, хотят нашу сеть прикарманить внешнюю, внутри-то они сами, слава богу, "мастаки",- размышления прервал Игнат, он подсел рядом.

– Выспался?- спросил Сашка.

– Да, Саш. Уже перекусил. Вижу – все вылезли,- он взял из пачки папиросу.

– Мик последним пришёл. Он с давыдовским скитался. На том была сигналка. Два раза, говорит, обкладывали. Еле ушли.

– Кто он?

– Внешник. Был у Скоблева задействован, "толстяка" охранял, того, что у "Пекина" я убил.

– Вон откуда он такой прыткий и смышлёный. Саш, а его, часом, не эти нам подкинули?

– Может,- Сашка сжал губы.- Будем проверять.

– Сам или поручишь?

– Пока не знаю. Ещё не решил. Дел много. Что, хочешь взять его?

– Дашь – возьму. Другому поручишь или сам будешь проверять – мне работа и так найдётся.

– Что ты собирался делать?

– В Стокгольм мне надо. Сохнет там информация по двум концернам.

– Оборотная?

– Да. Так думаю – очень большая.

– Во всех нейтральных есть, что подцепить, на то они и вне игры. Есть там у тебя где лечь?

– Да. Обзавёлся. Не хоромы, но приличное хозяйство. И тихое.- Предлагаешь этого к себе поселить?

– Решай сам. Давыдов его тянул для чего-то, наверное.

– Не случайно, видать. Игнат. Времени ещё много. Я буду помнить твоё предложение на случай. Что Давыдов скажет?

– Хорошо,- Игнат встал.- Пойду ужин варить, бульон уж готов.

– Там в ведре картошка. На суп хватит. Почисть.

– Где умыкнул?

– В посёлке надыбал. Заходил в один. Штук двадцать клубней, но крупные, с кулак.

– Эх, картошечка моя, любонька,- Игнат хлопнул в ладоши и исчез в зеве пещеры.

"Итак,- стал думать Сашка, оставшись один,- на чём я остановился? На бесконечных "почему"? И на том, что нам придётся убираться до поры, пока не будет ясности. Хоровод этот вычислять нет возможности. По всем каналам очень скудная информация. Что они там удумали? Вероятнее всего, начали свою игру, без правил. Нынешний Генеральный секретарь их явно не устраивает, но на его поддержку временно оперлись. И на следующего (тому выбора нет) они упрутся. Кто им в игре не нужен? Прежде всего Комитет Госбезопасности с его почти восьмидесяти процентной направленностью на политсыск. Они его умоют. Не сейчас, скорее всего при следующем Генеральном секретаре, если он будет. Разгонят они не весь КГБ. Часть. Министерство внутренних дел? Эти их устраивают, но после соответствующей чистки. Политбюро и ЦК? Партия в таком раскладе вне игры. Ангелы эти им не нужны. Вот такая картина и выходит. Скорбная. Фу! Гнилью несёт, однако. Только без эмоций. Да, вонь есть. И что теперь? Респираторов выдавать не будут. Для создания схемы такой им необходимо время. Учитывая предстоящие катаклизмы, они будут лавировать в бурном течении. Смыкаться временно с кем-то им тоже не избежать. Пойти на чистый переворот они не смогут, их это не устроит. И в любой попытке возьмут сторону или нейтральную, или тех, кто против него. И сами могут несколько таких попыток организовать через своих бывших коллег. Те, безусловно, сядут в депутатские кресла. Значит, выжидая, они будут собирать силы, нет, не силы, кадры, отвечающие их намеченным планам. Для этого будут вербовать, за деньги, конечно. Если партии вдруг разрешат, организуют несколько штук, на подставных людей. Сейчас же у них организационное начало, базовое строительство, структурная основа есть, весьма хорошая, информация тоже есть. И, первым делом, они решили прибрать к рукам кое-что в Комитете. Там, где у них есть доступ. В КГБ тоже не лыком шиты, их в одночасье не огреешь. Что они уцепили? А они отвоевали, видать, внутреннюю разведку и контрразведку и мотивировали это тем, что, коль в Комитете провалы, то он не способен дать гарантий безопасности по военным секретным программам. Таких программ, если мне не изменяет память, сорок восемь, из них шесть – крупных. Мы попали к ним, как потенциальные противники. Ибо по линии оперативной службы Комитета нас не вели, и по особому нас не было, и контрразведка нами не занималась. По нам создавались из сотрудников всех подразделений Комитета этакие капустники, сборные, с прямым подчинением председателю, но безрезультатно. Наше нераскрытое дело, выходит, легло при передаче дел им сверху остальных. Кто-то его так подложил, это точнее. Интересно, как они его, изучив, восприняли? Правильно восприняли. Сразу, не мешкая, обложили Давыдова. Он ведь был куратором под эгидой Андропова без малого пятнадцать лет. Покойный Алексей Иванович не в счёт. И ни Кириллов, ни Скоблев к ним не попадают, ибо оба не имеют необходимой информации. Вот и выходит, что Скоблева я вывел вовремя, весьма к сроку, и у них из-под носа. Давыдов их и привёл к нам. Точнее, должен был привести через армейскую оперативную разведку при Генштабе. Это не ГРУ, но тоже не лыком шиты. У армейских не получилось нас взять потому, что не всё ладно у них пока по части опыта, им такими вопросами заниматься не приходилось, но при их мобильности быстро наверстают. Ещё Давыдов приволок с собой этого Гаера. Зачем? Легенда у него, конечно, хорошая, хоть он явно и не Гаер. Никак он им быть не может. Такой уровень подготовки ни Комитету, ни тем более МВД, не по зубам. Даже в ГРУ, откуда, как он говорит, пришёл к Скоблеву в усиление, так стрелять не учат. Школы такой там нет. Да и внешнику умение такое не надо. Там главное – мозги. То бишь аналитическая моментальность реакции на информацию там нужна. А вот её-то как раз у него и нет. Так кто он, этот Гаер? Куда его вписать? Может, завести особый список? А если он чужак? И такое может быть. Причём, в немалой степени вероятно. Есть версия и на его принадлежность к "спеце". Её, "спецу", по линии Генштаба в 1978 году стали готовить. Из хороших формировали группы, такие, как нас на железке атаковала. Плохих выводили в десантуру, а хороших под видом "плохих" прятали, и прятали через ГРУ, во "внешке". Если он их человек, они сейчас в дамках. Но об этом могут знать один-два человека, и скорее всего, из аналитического отдела Разведуправления самого ГРУ. Туда, если он их человек, уходила его информация обо всём. Тогда то, что его атаковали свои, он знал, стреляя из нашего оружия и попадая, видел, что убивает. Потому, что броники их защитные наша пуля пробивает под любым углом и пробивает, кстати, насквозь. Мог быть и другой вариант. "Хозяева" не сказали ему, что будут атаковать, и он был не в курсе, а может, был в курсе, но имел жёсткий приказ стрелять. Это тонкая материя, внедрить своего человека туда, где ранее Комитет облажался".

– Саш, где солнце?- До приседал и подпрыгивал.

– Это не горы, До, где снизу метёт, а наверху светит. Тут метёт, бывает, месяц и два безостановочно.

– Ай-ай, как плохо,- До черпнул снег в ладонь.- Мягкий он здесь, пушистый.

– Нравится?

– Очень. Только дышать как-то не так. Много кислорода. Можно даже слизывать с губ,- он медленно потянул воздух в себя.

– Иди, присядь рядом.

– Хочешь говорить?- До подошёл и присел на корточки напротив.

– Стрелял ты хорошо. Молодец. Ходишь тоже прилично. Есть проблема одна. Давай, говори, что ты мыслишь. Этот, не наш, что прыгал, кто?

– Стрелять начал чуть позже наших, ну совсем на мгновение. Успел сделать семь выстрелов. Два – попал, одно – ранение, четыре – в молоко. Бежал вслед. Запас по быстроте есть. Реакция тренированная. Я таких не видел. Не из нашей он среды. Не доводилось встречать. Ну разве что Берг Юттер, но тот – стрелок от рождения, он с кольтом вместе родился.

– Это кто?

– Агентство по Национальной безопасности США, их сотрудник. Мы нос к носу сошлись в пограничье Лаоса и Таиланда, в устье Муна, я там караван сопровождал. Рун шёл в дозоре, дал нам предупреждение, что чужие по курсу, наши рассредоточились, а мы с Туи его встретили. Он лидировал, его люди – сзади. Нас увидели, остановились. Туи ему на английском говорит, что, мол, за люди? Ты ж знаешь этот регион: обычно не болтают, свой, не свой – сразу палят без разбора, тем более носовые каравана. Его наш цвет кожи сбил с толку. Видимо, белых он не ждал увидеть, да ещё с чистым английским. В руках у этого Берга – скорострельный "узи", мы – с "токаревыми". "USA,- отвечает,- профессор-ботаник". Туи ему и говорит: "С такой рожей да с "узи" только ЦРУ да АНБ тут ходят, свали с дороги".

– Так и сказал?

– Да. И "токарев" свой в кобуру засовывает. Берг проводника подозвал, тайца, у него стал выспрашивать, кто мы такие, а тот отвечает, что не надо связываться, что эти белые люди – смерть. Одним словом, они нам дорогу уступили. С этим Бергом ещё двое были. Но не люди – гориллы какие-то. Гора мышц, подбородки до пупка. Они топали к "генералу" Киму. У них там свои наркодела. Дней через шесть, когда мы обратно шли, человек от Кима нас встретил на переправе, сказал, что Ким в гости просит. Ну мы и завернули на огонёк. Пришли, Туи Киму сразу сказал, что за приглашение – спасибо, говори, что хотел, и до свидания – спешим. Американцы – рядом. Спеси в этих ублюдках сверх меры, смотрят, скалятся, похохатывают. Берг тоже развалился, пиво из баночки сосёт, морда наглая. Киму с нами задираться не резон. Мы его армию могли распустить и его в расход пустить запросто. Ким к столу приглашает. Туи ему, чтобы времени зря не терять, говорит: "Гости мне твои не нравятся, сам с ними сиди, с этими "вонючками". Одна из горилл встаёт, вытягивает тесак в полметра длиной и на Туи бросается, тут же падает у ног Туи, как мешок с рисом. Люди Кима, видя такое дело, разошлись по сторонам в сельву. Спрятались. Берг за свой "узи", а Ким его за руку, с криком: "Нет, нет". Вот и началась потеха. Два на два. Стали играть в войну. Они первые стали палить. Мы с Туи шарахнулись за хижину, я второй горилле (он из автоматической винтовки стрелял) пулю в лоб положил, а Туи Берга взял на мушку, тому Ким стрелять не дал, повис на руках. Закон знаешь тамошний. Хозяин за всё в ответе. Туи Киму сразу сказал, кассу неси сюда, тот мигом притащил деньги. Туи подзывает помощника Кима и объявляет, что теперь тот "генерал" этих мест, что деньги его, как наследство от Кима. Берг говорит, что ему всё равно, у кого покупать, пусть, мол, он "генерал". Но новоиспечённый "генерал", ему, Бергу, говорит: "Товара у меня нет, а деньги и так мои. Обратно хочешь иметь их, воюй". Люди Кима разделились. Большинство за помощника встало. Мы с Туи отошли в сторонку. Берг с Кимом переговорил, видно, договорились, но воевать-то надо. Вот так я и увидел, как он стреляет. Две трети всех людей он убил, но и ему засадили пять штук, не смертельных, правда, однако сознание он потерял,- До смолк.

– Кима-то сделали?

– Да. Этого – да. Сразу. Тот американец, которого Туи вырубил, очнулся, смотрит по сторонам, понять ничего не может. Новый "генерал" половину суммы отсчитал, нам приносит, но Туи не взял, взял американцев вместо долларов. Бугай тот Берга на себе тащил до нашей временной стоянки. Берг там оклемался и у Туи свои деньги стал требовать. Туи ему и говорит: "Янки, я твои зелёные бумажки не брал. Они мне до одного места. Кто взял – того ищи. Но не советую". Берг в угрозы полез, армию США обещал привести всем составом, но Туи ему сказал: "Она тут уже была, и еле ноги унесла из этих мест. Наверное, больше не сунется".

– Тем и кончилось?

– Дальше не знаю. Горилла эта Берга унесла до Паксе, я там ещё два месяца был, потом вернулся в школу. Может, этот чужак?

– Берг этот в каких годах?

– Тридцать шесть примерно.

– В походке у него странного ничего не было?

– Как тебе ответить?- До закрыл глаза.- Плавная вкрадчивость и такое покачивание головы, в противоход почему-то.

– До, ты за этим понаблюдай. Походку смотри и речь.

– Понял, Саш. Если чужак, что тогда?

– Его поймать в этом надо, недоверие – ещё не факт.

– Если он чужой, то крыша у него солидная,- До цокнул языком.

– Пошли греться,- Сашка встал.

– Я на небо вышел глянуть, тут ты с вопросами, я тоже промёрз,- и До побежал вприпрыжку.

– Ох и враль ты,- Сашка подтолкнул его в снег.- Солнце ты хотел увидеть, а не небо.

– Неба нет, значит, солнца нет,- смеясь и отряхиваясь, ответил До.

Шесть дней беготни по тайге изморили мужиков. Они отсыпались с промежутками на еду. Но постепенно приходили в себя. Сашка никого не торопил, было ни к чему. Несколько раз в небе появлялся самолёт-разведчик, это значило, что загон продолжается. Препятствием это уже быть не могло, они всё равно сумели бы при необходимости просочиться к границе, но мороз вдруг зашкалил на пятидесяти, небо очистилось от туч, надо было немного переждать эту стужу. Сашка предупредил своих, чтобы замкнулись, и присматривались к давыдовскому визави. Когда много опытных глаз, всегда на пользу. Ценную информацию дал Бак.

– Саш,- тихо подсев, сказал он.- Спал и видел сон.

– Бак, я не гадалка, вещевать сны не умею.

– Всё ты умеешь. Но я не о том. Приснилась мне баба одна, из Моссад. В Нидерландах их группа вертелась, людей ООП искала. Я не сразу выяснил, чьи они, случай помог. Подсадить их не имел возможности – сам был, а их человек десять, может и больше, они облаву делали. Так вот, баба эта, очень молодая, а повадки у неё шикарные. Три дня я ей посвятил, все, с кем она встречалась, есть в нашей картотеке, я нашим оставил, чтобы личности установили. Она – офицер, и в команде той руководила, все остальные так, мелочёвка, но она – ягодка. В последний день уже она одного встречала в аэропорту, видно, из её командования кто-то. Я с балкончика снимал. Вот когда они шли, точь-в-точь, как этот, та же походка, та же безразличная медлительность, но собранность внутренняя очень высокая.

– Она что, тоже так покачивалась?

– Да. Но несколько по-другому, наверное организм бабский изменяет немного, амплитуда усилена в бёдрах, а так – копия.

– Думаешь их человек?

– Не хочу привязывать сюда евреев, хоть в Союзе вопрос этот и стоит. Они могли его ещё в давние годы сбросить. Ведь после событий шестьдесят седьмого их дипкорпус убрался, а посольские дела взяло по их просьбе посольство Нидерландов. Они потеряли почти всех своих людей, была высылка. И не сбрасывай со счетов непропорциональность евреев в верхах проценту численности народа, проживающего в этой стране.

– Это действительно так. Многие, правда, русскими стали вдруг, на то они и евреи, но черты народа израилева у них просматриваются.

– Саш, я это опять без привязки какой, но вот интересно что. "Де Бирс" тоже здесь не случайный абонент. Это они позднее уж в Европу выползли, там ведь сыны земли обетованной – каждый второй. Это раз. Второе. Всю израильскую агентуру из Союза попёрли, а "Де Бирс" через Голландию усидел, мало того, продвинулся. После разрыва дипотношений Израиль не мог не пойти на восстановление агентуры, но уже нелегально. И не пойти через "Де Бирс" они никак не могли, игнорировать невозможно, чтобы они не воспользовались связями "Де Бирс" в верхах Союза. Вот и получается, что Моссад садит через "Де Бирс" своих людей. У "Де Бирс" дела идут в гору. Вдруг мы начинаем их прижимать, они и просят Моссад дать им прикрытие. Ведь этот появился чуть больше года назад. И из внешки в оперативку вдруг выпал. И это почти сразу после нашей публикации в "Бильд" о связях "Де Бирс" с КГБ. И так мне кажется, что Давыдов его подцепил не случайно. У старика глаз намётанный, он его приметил, а тот ему подошёл со всех сторон, Давыдов его и выцарапал.

– Так Давыдов не мог его не проверить. Не тот дед.

– Мог – не мог. А даже знай он, что Ронд из Моссад, что с того?

– Тоже ничего.

– Видишь. И потом, Давыдов ничем не рисковал. Абсолютно.

– И это верно.

– Вот теперь вопрос. Скоблеву Ронда кто дал?

– Вопроса этого я, Бак, не выяснял. Но, думаю, там всё было чисто. Дали в крепёж, дело-то секретное, и его, Ронда, никто в лицо не знал, потому и подсунули к "толстяку".

– Да я и не против. Но Ронд этот в дело попал не случайно. И стрелял он на железке усердно. Так по своим не палят. В чужих, Саш, он стрелял.

– Тогда в эту связку и американцев надо присовокупить.

– Надо. Там лобби еврейское огромное.

– Так, давай оставим это пока в стороне. Вернёмся к походке.

– Ты, Саш, когда последний раз был в подготовительном центре?

– Года два уж не посещал. А что?

– При подготовке в спецслужбах везде сейчас батут применяют. А вот трубу нет.

– Знаю, что наши поставили, даже пробовал. Она, думаешь, даёт?

– Полгода назад я там был. Своих привозил. Мальцов. И приглядывался к группам. Они ведь растут, а при росте навык теряется.

– Это ты к тому, как из окна поезда прыгали?

– Точно. Он пошёл особо как-то. Заметил?

– Он опасно шёл. Я думал – убьётся.

– Вот-вот. А он успел оборот крутнуть. Это фиксированный навык владения телом в пространстве. Как у кошки. Батут этого не даёт. И даже в невесомости не приобретается. При свободном падении, чтобы закрепить, жизни не хватит с самолёта прыгать. А тут просто ложат мат на разной высоте и выпадают из воздушного потока, тем самым регулируя и скорость, и направление движения.

– Об этом я как-то не думал.

– Вот такой, Саша, сон,- Бак поднялся и пошёл в домик.- Ты думай, а я ещё посплю.

Сашка рубил дрова.

Постепенно все оклемались. Новенький – тоже. Вопросов он не задавал. Мужики стали ладиться к возвращению. У каждого были свои дела. До и Мик, взятые Сашкой в дело, выжидали, что он решит с ними. Вечером Сашка собрал всех.

– Вам,- обратился он к троим, сопровождавшим Давыдова из Москвы,- ничего не говорю. Что делать – знаете,- они молча кивнули.- Вы, До и Мик, пока останетесь со мной. Готовьтесь в дальнюю дорогу. С тобой, Игнат, сейчас решим,- Сашка посмотрел на Ронда-Гаера.- Ты языками владеешь?

– Английский, немецкий, испанский,- ответил Ронд.

– Выяснять, кто ты, мы не будем. Нам это ни к чему. Коль уж ты упал в наш огород, так получилось, мы твою судьбу решать не будем.

– Мне надо с Давыдовым встретиться.

– В этом помочь я тебе не могу, причина, думаю, тебе известна.

– Нет, – твёрдо произнёс Ронд.

– Ты ему был нужен. Нас должен был помочь искать. Мы его сами нашли. Роль твоя окончена.

– Так мне и обратно нет пути. Бросите, что ли? Пусть он решает, как мне быть.

– Он решать не будет. Права голоса у него нет. Если он от нас отойдёт, мы тебя с ним сведём. А если он останется у нашей кормушки, то ты – вольный.

– Мне, стало быть, предложить ничего не хотите?

– Тебе – нет. Нам ты не нужен.

– Не подхожу, значит.

– Совсем не подходишь.

– Причину хоть можете сказать?

– Ты – "чужак".

– Давыдов тоже для вас не свой.

– Ты из другой страны. Ты – не русский.

– Так чьей?

– Нам это всё равно. Я тебе говорю – ты свободен. Из Союза поможем тебе убраться, а там – твои дела.

– Постойте. Давыдов меня тянул, вы выводите, вешаете ярлык "чужого" без фактов.

– Мужик ты умный. Не пропадёшь. У нас тебе места нет. Нам агенты других служб в своей системе не нужны.

– Тогда, если вы так решили, проще убрать. Я ведь ваши лица знаю.

– Угрозы, кем бы ты ни был, нам от того, что нас в лицо знаешь – нет. Мы ведь тебя тоже знаем. А потом, не только мы. Давыдов сказал тебе, кто на "хвосте" висит?

– Люди из ГРУ.

– А говоришь – свой. ГРУ мобильных таких групп не имеет, не их профиль.

– Вы отстали от жизни. Есть такие подразделения в ГРУ. И готовят их давно.

– Тогда говори где?

– В Шелбухово, под Москвой.

– Тебе приходилось там бывать?

– Я работал там год инструктором.

– Вот даже как! Серьёзная информация,- Сашка пристально взглянул на него.- Егор, ты что можешь ответить?

– Не грувская это контора. Он,- Егор показал на Ронда,- быть там не мог.

– Это почему?- спросил удивлённо Ронд.

– Ты же сказал, что ты – внешник,- Егор положил на стол коробок спичек.

– Это так,- подтвердил Ронд.

– В Шелбухово один объект, если это под Осташёво на Рузе,- Егор улыбнулся.

– Именно там,- произнёс Ронд.

– Александр. Он близко там не стоял. Чушь порет,- сказал Егор Сашке и на диалекте добавил:- там подземный запасной штаб войск стратегического назначения, место, откуда команды на пуски ракет баллистических делают.

– А я утверждаю, что был,- настаивал Ронд.

– Знать о нём ты, положим, мог, это ясно. А вот что там, и кто – не лепи, парень, мы сами ушастые. Ты что думаешь, если у тебя по этому объекту ноль, то можно туда сунуть всё, что хочется?- Егор подкинул коробок большим пальцем, тот, прокрутившись в воздухе, встал на малое ребро, торцом.

– Допустим, мы не доказали друг другу,- Ронд ушёл в сторону.

– Путь у тебя, кем бы ты ни был – один,- Сашка прикурил папиросу от папиросы.- На железке было не ГРУ, это подразделения оперативной армейской разведки Генерального штаба. Улавливаешь?

– Теперь – да,- Ронд чуть поник.

– Если ты не чужак, а сам себе на уме, легче ляжешь. Если чужак, скроешься от них запросто. Взять тебя к себе нам нет резона. Мы тут сидим, эти тебя искать будут и найдут, трясти для этого будут крепко. Ещё ты мне доверия не внушаешь, много подозрений на твой счёт. Игнат. Бери его с собой. Вывези и отпусти. На все четыре стороны.

– Надеюсь, в Европе?- спросил Ронд.

– Если ты оттуда, откуда я предполагаю, то ваши там есть, и довольно много,- Сашка кивнул Мику.

– Что у тебя?

– Может его на год изолировать?- предложил Мик.

– Нет. Это трата времени,- Сашка выбросил окурок.- Всё. Вам троим в ночь. Готовьтесь. Ты, Игнат, утром. Выводить будешь с мерами предосторожности.

– Ясно,- Игнат встал из-за стола вслед остальным.

Все разбрелись по домику, каждый по своим делам. За столом остались Ронд и Сашка. Долго молчали, потом Ронд спросил:

– Если я дам вам правду, мы сможем договориться?

– Не знаю,- ответил Сашка.- Думаю, что информация твоя ценности не имеет для нас.

– Или вы просто не хотите её брать?

– И это верно. О тебе мы через два-три месяца будем знать всё. И чей ты, и кто. Тебе, стало быть, сдавать хозяев своих нет смысла. На любого, кого бы ты мне не дал, у меня больше есть информации.

– Хотите сказать, что располагаете большим, чем я знаю?

– О нас ты вообще ничего не знаешь. Чтобы о нас знать, надо в нашем котле вариться, ты сидел не там, где нужно, и даже твои шефы тут и оттуда, не могли тебе ничего путного дать.

– У вас, конечно, есть сила. Вот смотрю на ребят, им ведь не больше семнадцати,- Ронд показал на До и Мика, которые играли в кости, расположившись на нарах,- а опыта у них больше, чем у меня. И это сильно бьёт психологически. Тем паче, что они в делах участвуют не только на равных, но и на ведущих ролях. Этот Мик, что меня вёл, поразил меня, испепелил,- Ронд смолк.

– Нечеловеческими способностями?

– Не только. Какой-то в нём порядок невидимый, и он ему подчиняется беспрекословно.

– Внутренний разум.

– Или хорошая школа,- Ронд сел ближе.- Выходит, мне вам нечего предложить?

– Пытайся, но решения я своего не изменю. Всё равно тебе надо ехать в Европу. В Союзе тебя съедят.

– А остаться не могу?

– Оставайся, кто тебе мешает. Если хочешь предложить свои услуги армейским.

– Ну не обязательно с ними садиться за стол. У меня есть, что выбрать.

– Самонадеянность – порок плохой.

– Не такой уж большой вес у армейских, вы преувеличиваете их могущество.

– Я не склонен фантазировать. Мной движет реальность.

– Скажите, а у "Пекина" вы были?

– Интересуешься – как?

– Да нет. Впрочем, если не секрет.

– Там, у "Пекина", был я. Сам. Убил химией. А вот как пускал, и что, объяснить не могу. Это секрет.

– Понятно. А чем ещё владеете?

– Могу больно сделать, не прикасаясь. Скажи, где?

– Давайте локоть левой руки,- предложил Ронд и сразу взвился от нестерпимой боли.- Хватит, хватит. Убедительно, вполне. Мысли тоже читать умеете?

– Хотел бы и это научиться делать. Только учителей таких нет. Одни шарлатаны.

– И у вас все этим владеют?

– Кто пожелал овладеть – овладел. Это ведь от многого зависит, надо иметь способности. Предрасположенность к такому не у каждого есть.

– Готовят у вас, однако!!- восхитился Ронд.

– Аэродинамических труб не имеем, но восполняем другим. А что важней на данный момент – жизнь определяет.

– Вам не откажешь в проницательности, я действительно, крутился в трубе. И довольно долго. Походка выдаёт, да?

– Не только. Больше движение головой. Как у гуся, тело летит, а голова крутится. Там, где обычно поворачиваются телом, вы поворачиваете голову, и если не хватает, доворачиваете корпусом.

– И по этому вы определили, что я – "чужой"?

– Ронд. Мне безразлично, кто вы. "Чужой", не "чужой". Я вас не ловил, не подсиживал. Вы ко мне упали, случайно ли, нет ли, для меня значения не имеет, и я вам сказал своё слово. На случай я вас проверю, но это сделают и армейские. Им-то сам Бог велел.

– Значит, вы считаете, что мне возврата нет?

– При любых условиях.

– И Давыдова мне тоже, похоже, не достать. Вы тонкий психолог, ненавязчиво вынуждаете меня открыться вам.

– Вы сами это хотите сделать. Мои условия для вас, видимо, не подходят, отсекают от чего-то. Но тут не моя игра. В любом случае, что бы вы мне не сказали, помочь не смогу. Давыдов мой. Он мне необходим, и я к нему никого не подпущу. А вам в Союзе могу помочь только одним – убраться отсюда живым. Сами решайте.

– Я мог бы положиться на ваше слово?

– В полной мере – нет. Всё будет зависеть от вашей информации. Если она пересекается с моим делом, то точно – нет. А если она не имеет к нам отношения, какой бы она ни была, могу дать слово, что не воспользуюсь ею. Но откровенно, я бы на вашем месте делать этого не стал. Пути Господни неисповедимы.

– У меня нет выбора. Мы могли бы поговорить наедине?

– Тогда одевайтесь. Пойдём наружу,- Сашка встал и подхватил свою куртку.

В пещере было темно.

– У меня нет фонарика,- сказал Ронд.

– Держись за моё плечо,- произнёс Сашка и, почувствовав руку, пошёл по галерее. Вскоре они выбрались к входу. Стояла прекрасная звёздная ночь. Безлуние. Безветрие. Мороз был около двадцати.

– Я начну, пожалуй,- Ронд переступил с ноги на ногу.

– Давай, – Сашка пожал плечами.

– Мне о вас неизвестно было ничего. Даже, когда я попал в группу Скоблева, там речи о вас не шло. Вы для меня полное, так скажем, открытие. Давыдов мне о вас первым и поведал. И то правильно, что он меня привлёк, чтобы вас искать. И уже было начал готовить. Это с начала октября. До того времени проверял и экзаменовал. Я согласие, когда он меня в центре под Москвой нашёл, дал сразу. Я шёл к нему. Не к вам. И к нему я шёл со своим. Поверьте.

– Соглашусь. Пока укладывается нормально.

– Кто меня в Союзе на него выводил – я не знаю. В этом могу поклясться матерью.

– Отец есть?- вдруг спросил его Сашка.

– Умер. Давно. Лет уже двенадцать.

– Вы – израильтянин,- констатировал Сашка.

– Почему вы так решили?

– А больше от Давыдова никто ничего не смог бы иметь. Его прошлое могло представлять интерес только там.

– Мне с вами неуютно. И очень плохо. Вы даже представить не можете – как. Давите чем-то. Давыдов говорил, что вы очень опасный человек.

– Как он меня называл?

– По-разному. Но чаще – монстром дьявольским. Я не верил и усмехался про себя, а сейчас ощущаю, что прав был старик.

– Я сам не знаю – кто я. Но похоже, Давыдов, точно углядел во мне суть. Нечистую силу. А она не так уж и плоха, и кажется такой лишь тем, кто меня не знает. Вы часом не суеверны?

– Иногда бывают моменты,- Ронд поднял голову.- Когда на небо долго смотрю, потом сплю неспокойно. Давно заметил это, но объяснения так и не нашёл. Я продолжу?

– Да. Конечно. Я вас перебил

– Действительно, я из Моссад. Но в Израиле ни разу не был. Совсем. Мать моя – еврейка. Она родом из варшавского гетто. Вы должны знать, что это такое.

– Об этом весь мир знает.

– Она уже старенькая и очень больная,- Ронд смолк.- Извините,- после минуты молчания продолжил он.- Мать вспомнил. У неё лагерный номер на руке, говорил ей, давай, мол, выведем, а она мне ответила: "Память, сынок, стереть нельзя". Отец мой, поверите или нет – немец. Он после тридцать третьего покинул Германию, долго скитался по свету и осел в Бейруте. Там сменил свою немецкую фамилию на английскую и в сорок четвёртом высадился в Нормандии в составе союзного десанта. Они встретились с матерью в сорок шестом в Палестине. Он посвятил себя тому, что помогал создавать государство Израиль. Я родился в пятьдесят восьмом в Вене. Они работали там по линии Моссад. Кроме меня в семье есть ещё двое. Брат и сестра. На фото я их видел, а встречаться не доводилось. Они живут в Тель-Авиве, родители их не взяли с собой в Вену. Вы знаете, что строить Израиль помогали всемерно и русские. Очень многим евреи обязаны и Союзу. Это потом произошли перекосы, и в большей степени искусственные.

– Мне это известно.

– Помощь эта была важна для Израиля. Многие учились в Москве и других городах. Учились по всем направлениям: и военному, и в разведшколы принимали на обучение. То, чем я занимался в Моссад – это поиск нацистских военных преступников. Отец с раннего возраста определил мне будущее – разведка, хоть мать и была против. Я не владею ивритом, нет, понимаю, но не говорю. И языки: английский, немецкий, испанский, португальский – у меня именно по необходимости. Русский же, так получилось, хорошо знала мама. Её предки откуда-то из-под Казатина. Ничего, что я подробно?

– За язык не тяну.

– Просто чувствую, что всё равно докопаетесь, а когда всё у вас сойдётся, может будете не столь подозрительны ко мне. Русскому меня учила мама и польскому тоже, кстати. Я учился много и везде. В закрытых пансионах, колледжах, специальных школах. Деньги, конечно, были не моих родителей, платило государство. В каждом новом учебном заведении у меня было новое имя. Так меня готовили впрок.

– Что ж. Мудро.

– Я готовился для заброски в Латинскую Америку. Там на меня готовили почву, легенды и всё необходимое. Сюда готовили кого-то другого. Я не знаю всех подробностей, но сбросили меня. Что-то не склеилось. И особых надежд на меня не возлагали. Так я стал Рондом. Но не Владимиром, как вы назвали меня и, видимо, не случайно, а Георгием Сергеевичем. Мои родители по русской легенде подлинны, они уже умерли. Мой псевдоотец служил во время войны переводчиком в штабе маршала Жукова.

– Хороший ход. Там у вас тоже умеют работать.

– Моей задачей было прошлое. У вас осела большая масса материалов из Германии в архивах. И её не ворошили.

– Это точно. До сих пор лежит, пылится на полках.

– Давыдов всплыл вдруг в конце шестидесятых в Европе, а потом исчез. А он, это вы точно подметили, не востребован именно по бывшим наци.

– Он действительно был в рейхе, мне, правда, не довелось поговорить с ним, но говорят Гитлер ему руку жал. В тридцать девятом он отбыл из Германии в Москву.

– У вас, я вижу, больше информации, чем у меня. Тогда я отложу его биографию в сторону. Мне поручено было выйти здесь на него. Я в Союзе с 1977 года прошёл все ступеньки, тихо карабкался, а его нет. Как сквозь землю провалился. Мне даже дел-то особых не поручали из Моссад. Годичное задание скинут и всё. Я им отчёт за год. Так и скрипел. В восемьдесят пятом он где-то засветился. Но кто и как меня из внешки в оперативную ссадил – не ведаю. Честно. В Моссад ведь предполагали, что Давыдов во внешней разведке отирается, а он, оказывается, вас и ваше дело копал. Мне даже об этом не довели. И смогли просунуть только к Скоблеву, чтобы был у Давыдова на глазах. И попали в точку, Давыдов меня приметил. А вы его спёрли.

– Я его не крал,- отрезал Сашка.

– Это я фигурально.

– И тут всё нормально. В этой части я вам верю. Но есть ещё один штрих. Вы его упустили. Напомнить?

– Не надо. Когда Давыдов вытянул меня к себе, я получил, кроме инструкций по работе с ним, ещё и указания информировать о вас. Попутно.

– А вот теперь сомнение. Что для ваших хозяев главное – он или я?

– Значит, вас знает и моё руководство в Моссад, или тот, кто есть у них тут в тайных агентах. Так получается.

– Откуда у вас аэротруба?

– Это отец. В Вене он держал испытательный стенд. Помешан был на авиации, он и придумал. Мы играли поначалу. Потом это стало серьёзным увлечением.

– Значит, Джон Смит – ваш отец?

– А вы…,- Ронд умолк.

– Да. Даже знаю, что его настоящее имя Макс Отто фон Штрон. Вы что, удивлены?

– Мне нечего вам сказать. Позвольте папиросу,- Сашка подал ему пачку.

– Стрелковый тир ваш отец держал в подвале?

– Нет. Ниже подвала. В подвале была установка, подававшая поток воздуха в трубу.

– Как вас хоть назвали при рождении?

– Так и назвали, Джон Смит-младший.

– Вы своим сообщали о том, чем занимается Давыдов?

– Знал, что спросите, но придумать ничего не могу. Да. Я сообщил то, что Давыдов мне открыл, но поверьте, что это немного.

– Вот так и получается, что ваше руководство давно знает о нашем деле. Вы можете сказать, что это случайность или исключительное совпадение? При том, что мы в своём деле ни Моссад, ни, тем более, интересы Израиля не задевали.

– Не могу. Вы знаете, у вашего молодого есть разумная мысль. Спрятать меня на год. До полного выяснения. Как вы считаете?

– У сына Смита-Штрона варит голова. Возможно, вы и правы, только я своих решений не меняю. У вас мать, вы сказали, старенькая?

– Да. Очень. И очень больна.

– Живёт там же. В Вене?

– Мама не хочет покидать Вену и дом.

– Вольтерштрассе, 9?

– Да…

– Мастерские отца пустуют?

– Откуда я могу знать. Я десять лет не видел ни матери, ни дома. Может, сдаёт кому-то в аренду.

– Когда вы получили последнюю "посылку"?

– Двадцать девятого ноября того года.

– Я сожалею, Джон, и искренне соболезную вам. Ваша мама умерла.

– Что!- Смит схватил Сашку за борта куртки.- Когда?

– Успокойтесь. Этому горю не сможет помочь никто. Пойдёмте в дом.

– Вы мне не ответили?

– Шестого июля 1982 года.

– Вы лжёте!?- Смит потряс Сашку.

– Скоро будете в Европе и всё увидите своими глазами.

Смит отпустил куртку, отошёл в сторонку и сел в снег. Сашка двинулся в пещеру. В домике он сказал До и Мику:

– Молодёжь!- они подошли.- Там на входе в снегу сидит Ронд. Идите, проследите за ним. Он в шоке. Дайте ему немного посидеть и тащите сюда. А где Игнат?

– Саш, он пошёл мужиков проводить. Они ушли тайным ходом,- ответил Мик, одеваясь на ходу и выскакивая из домика вслед за товарищем.

Минут через десять появился Игнат.

– Я мужиков проводил, тебя дожидаться не стали, дела у всех, спешат.

– Ничего. Увидимся ещё. Помирать не завтра.

– А бригада где?

– За Рондом пошли. На выходе он остался.

– Случилось что?

– Он версию мне толкнул о том, кто он. Так получилось, что его свои о смерти матери не оповестили. Ты европейскую подборку когда просматривал?

– Последний раз в октябре.

– Нет. Это старые данные. По "консервантам".

– Его родители что, профессионалы?

– Отец – Джон Смит. Вена.

– Ясно. Значит, мать – Ева Леснер, если не врёт, конечно,- Игнат присел рядом.- Шестого июля 1982 года убита при ограблении, которое совершили одесские евреи, коим она помогала переезжать в США.

– Точно. И чтобы замести следы, запалили дом.

– А он, стало быть, либо из Моссад, либо из немецких спецслужб. А вот каких? Это вопрос.

– Сказался из Моссад. Подразделение по наци.

– Тогда понятно, почему он на Давыдова шёл.

– Игнат. Тащи его в Европу через Вену. Пусть у могилы матери постоит, хоть я и не уверен, что она ему родная, и фон Штрон – его отец, но они его воспитали как сына, похоже. Я дам его в полную проверку нашим. Ты к нему в дороге присмотрись внимательно.

– Хорошо. Такое ощущение, Саш, что он на нас через Давыдова шёл. И толкали его к Давыдову, точно зная, чем старик занимался. Это высокие, видно, чиновники. Игроки в "двойку", "тройку", "четвёрку".

– "Тройка", "семёрка", "туз",- произнёс Сашка.

– Ага. Как их там назвали – жидомасоны?

– Да. Пролетарские вольные каменщики,- Сашка щёлкнул по оставленному на столе спичечному коробку, тот, сделав немыслимый пируэт, раскрылся в воздухе, высыпав спички, как бомбардировщик бомбы, и упал торцом, закрыв при этом силой удара о стол воображаемый бомбовый люк. В китайской школе такой вариант в игре был редкостью и считался высшим пилотажем, за него брался банк.

– Что, Саш, давай достанем хреновых строителей,- предложил Игнат.

– Я не прочь. Только не сейчас. Мне с армейскими, честно говоря, надо дела утрясти. После таких стычек это будет нелегко.

– Хочешь хитрую игру затеять?

– Ты тоже комбинации там, в центре, посчитай. Беру вас всех в пай, тебя и молодых.

– Годится,- Игнат хлопнул в ладоши.

– Только тихо. На полусогнутых. А то они в бункеры попрячутся, эти каменщики, мы их потом не вытащим сто лет.

– Из бункеров нам их не выкурить,- признал Игнат.

– Конечно. Нас на подступах газом потравят.

– Хорошо. Я в Берн смотаюсь. Там помозгую.

– Давай. А я тут с ребятками кое-кого навещу. Может, и тут что сыщется. Да и с армейскими надо развязаться. У них, кстати, тоже может быть информация о масонах. Надо их отвадить от себя года на три примерно. А то ведь загрызут.

В двери вошли молодые. Ронд-Смит шёл сзади. Они проследовали к столу и сели на лавку напротив Сашки и Игната.

– Игнат, спирт достань,- Сашка выставил на стол три кружки.

Игнат принёс флягу, налил в каждую кружку по сто грамм. Мик подал ковш с водой. Ронд-Смит, Сашка и Игнат подняли кружки.

– Помянем,- сказал Сашка и залпом выпил.

Ронд-Смит и Игнат выпили следом, по очереди запивая из ковшика водой.

– Надеюсь, вы не антисемиты,- произнёс Ронд.

– Даже если и так, тебя это не касается. Наше дело национального признака не несёт,- Игнат налил ещё понемногу и принёс кое-что закусить.

– А ты какой веры придерживаешься?- спросил Сашка Ронда-Смита.

– Христианской, но без акцента. Православные ли, католики ли, протестанты ли – мне всё равно. Так меня мать учила,- ответил Ронд-Смит.

– Око за око, зуб за зуб?- Сашка усмехнулся.

– Я понимаю, что во имя этой веры столько народа легло, не только евреев, но и славян, что можно её уважать, даже не веруя,- Ронд-Смит крутил кружку в руках.

– Числа загубленным душам нет. Если этим мерить, то мы, русские, так в этом преуспели, что фашизм – ничто, а Гитлер – агнец божий. Ему до наших масштабов далеко. Но мир такой, какой он есть. Допустим, найдёт Моссад тех, кто отправлял в газовые камеры. Глубоких стариков к стенке поставит. Не изменит это ничего. Вон, еврей Лазарь Каганович, соучастник злодеяний века, живёт, не припеваючи, правда, но здравствует,- Сашка посмотрел на молодых.- Отдыхайте. Завтра сматываемся.

Они ушли спать.

– У любого народа есть уроды,- не поддержал Сашку Игнат.

– И это верно. Потому, что нет в мире определения, общего для всех. Оно есть, на бумаге. В Декларации прав человека написано, что все равны независимо от цвета кожи и вероисповедания. И что, исполняется это? Евреи вот пострадали сильно, что говорить. Выклянчили в ООН право на создание собственного государства. И трава не расти. Скитались по миру чёрт-те где, и на волне подвернувшейся ненависти к ним немецких национал-патриотов захотелось к земле обетованной. Шлялись две тысячи лет, никто не шевелился. Что, чукча разве не вправе иметь собственное государство? А он, между прочим, никуда со своих родных мест не уходил. Или, положим, бушмен? Или коренные народы Америки? Так получилось, что им, евреям, досталось. Там, в Лиге Наций, тоже, поди, не умные сидели, что дали добро на территории Палестины организовывать Израиль, ущемляя на тот момент другой народ, родственный, кстати, евреям по древним корням. Разве справедливо? Я считаю – ничуть. Сами евреи подверглись геноциду, сами же потом его несут по отношению народа палестинского. Своя рубашка к телу ближе. Не думаю, что состоялся бы Израиль, не поддержи его создание Советский Союз. И такое могло случиться. Дырку от бублика сейчас имели бы.

– Саш,- Игнат толкнул Сашку в плечо,- не дави человеку на больное.

– Ничего,- Ронд-Смит вытер рукавом пот со лба.- Правда, хоть и горькая, но уж какая есть.

– Да не толкайся ты,- Сашка отстранил руку Игната.- Что ты щипаешься? Мне – хоть негр, хоть жёлтый, любой – лишь бы человек был. Евреи, если Ветхий Завет взять, тоже не ангелы. Ясное дело, в роли народа-мученика жить проще. Американцы вон (я имею в виду Госдеп) каждый год по паре миллиардов им бросают, безвозмездно. И не за красивые глаза. Деньги-то ведь не свои, налогоплательщиков. Прикрываются тем, что это важный стратегический союзник. Почему, собственно, Израиль? Почему не Палестина? Почему не Сирия? Да потому, что в США, в верхах, каждый второй – еврей. Арабов в высшем руководстве американской демократии нет ни одного.

– Зря ты, Саш. Они умный народ,- сказал Игнат.

– Кто? Евреи? Да не зуди ты. Умные. Умные. Чем? Ветхим Заветом? Сородичем Эйнштейном? Рокфеллерами? Кто тебе сказал, что они умней остальной части мира? Библия, кстати (это моё личное мнение) писалась на рубеже старого летоисчисления и нового именно из расчёта возвысить один народ над другими. Что это есть – мы знаем, они сами пострадали от этой идеи. Фашизм – вот что несёт эта книга в народы, которым её предлагают, как средство умиротворяющее. Везде, где она прошла, кровь и трупы, и смрад.

– Вы что, считаете, что не евреям принадлежит Ветхий Завет?- спросил Ронд-Смит.

– Нашелся кто-то умный, лет эдак сто до нашей эры, он, кстати, мог быть и не иудей вовсе, собравший в купу всё окружавшее его. А котёл там был пёстрый, так и родилась эта книга. Святыни же, приписываемые ныне евреями себе, отнюдь не их народа принадлежность. Общая. Только они вот взяли да присвоили себе. С верой, что ты сын Господа Бога, да ещё и изгой, жить слаще, работать надо меньше. Не у одного из оседлых народов, окружавших их на протяжении веков и давших миру пласт великолепной культурной цены (имею в виду египтян, греков, народы Месопотамии) нет ни одного слова о народе иудейском. Чем дальше в глубь веков, тем меньше упоминаний. Вот при Римской империи – да. Есть. А глубже – пусто. Прихватили чужое и слёзы льют.

– Так пристроиться ум-то и нужен,- улыбнулся Игнат.

– Хорошо подметил,- Сашка рассмеялся. Ронд-Смит тоже стал хохотать.- Ладно, оставим эту тему. Она бескрайняя. К прозе вернёмся. Кто нужен был Моссад? Кого конкретно они искали? Группу людей? Одного человека?- Сашка посмотрел на Ронда-Смита.

– Всех, кто исчез. Из причастных к геноциду. Прямых исполнителей. Их больше всего исчезло. Лагеря, в основном, достались Советской армии. Они успели из Берлина после его штурма вывезти почти всё,- ответил Ронд-Смит.

– Ну, положим, то, что русским досталось не так уж и ценно. Хотя отправная точка нужна. Немцы – народ пунктуальный, фиксировали всё. Учёт имели налаженный,- Сашка облокотился о стол.

– Именно- отправная,- Ронд-Смит сел ближе.- Сейчас фото сорокалетней давности мало что даст, но всё же.

– Ты знаешь, сколько в Берлине было после штурма похоронено трупов? И их не опознавали. Похоронные команды сгребали, вывозили в предместья, сваливали и зарывали. Всех вместе, от генералов до солдат. А СС были при штурме советскими армиями Берлина на передовой.

– Об этом я знаю,- Ронд-Смит закивал.

– Часть тех, кто нужен Израилю для возмездия, ушли в землю ещё тогда. И вот ещё что. Многие командиры похоронных команд писали в рапортах, что многие в форме СС были самоубийцы. Одним словом – стрелялись.

– Тоже знаю. Но не все. Большие чины ушли, они имели такую возможность.

– Имели. Через западную зону. Те, что попались в русской зоне оккупации – все встали к стенке. Наши их молча пускали в расход. На этот счёт были специальные инструкции, работали отдельные команды от НКВД и МГБ. Мимо них не мог просочиться никто. Они фильтровали чисто всё население.

– Мог ряд крупных осесть в России, некоторые представляли интерес. И их не расстреливали.

– Конечно, кто говорит, что этого не могло быть? Но если искать эту малость, то только не в России. И европейские страны, входящие в Варшавский договор, по этой части исключаются.

– Не могу спорить. А вот такой вариант мог быть: кто-то всё же попал в Союз, и не был ликвидирован потому, что более ценного специалиста по Германии невозможно было найти?

– Ты не о той категории говоришь. Специалистов по убийствам и строительству лагерей в Союзе было предостаточно и без немецкого опыта в этом вопросе. Мы ведь речь ведём о прямых исполнителях. По европейским законам, кстати, принадлежность к СС – ещё не факт совершённого преступления.

– Но вы всё равно не исключаете, что так могло быть?

– Нет. Не исключаю. Прямых исполнителей у нас находят до сих пор. Только это не немцы, а служившие у немцев в наёмниках представители других рас, и ранг их мал. Как правило, это чины не выше унтер-офицера.

– Да, я тоже так предполагаю. Слишком много времени утекло. И вы, безусловно, правы, и я, пробыв в Союзе десять лет и многое тут узнав, тоже вижу, что поиск крупных наци – невыполнимая задача.

– Ронд, я не против, что кто-то ищет, чтобы свершилось справедливое возмездие. Наоборот. Хорошо, что их, этих ублюдков, и спустя сорок лет разыскивают. Достойный пример. Нам это не подходит, имею в виду Союз, мы ведь убивали сами себя, и если сейчас воздать всем по заслугам: и тем, кто стрелял в затылок, и тем, кто пытал в застенках, выбивая нужные признания, и тем, кто писал доносы – то половину страны надо посадить, может меньше. Для нас это неприемлемо.

– Убивать своих – плохо, но наказывать – надо.

– Слабая мера наказания за преступления в нашей стране – глупость, сильная – маразм. Определить же, что было первично – система или исполнитель – не дано.

– Это я понял. Это так.

– Игнат,- Сашка повернулся к положившему голову на руки Игнату – было впечатление, что тот уснул.- Спишь?

– Нет. Слушаю,- Игнат поднял голову и стал тереть щеку.

– Подбери в нашем архиве по наци что-нибудь. То, что Давыдов упал к нам, хозяева Джона знают, мы им данные сбросим технично, в подтверждение того, что их человек добрался к нам.

– Это можно,- Игнат снова положил голову на руки.

– У вас есть данные по наци?- Ронд посмотрел недоверчиво.

– Джон. В эту игру я вас пущу. Там секретов почти не осталось.

– Что, и по крупным?

– Наивный вы человек. Из крупных до сего дня жив, пожалуй, только Гесс. Сидит в Западном Берлине. В Советском Союзе – ноль.

– Вы тоже их копали?

– Мы делали это, но не для обнародования. Для внутреннего пользования. Ещё, чтобы научить своих умению искать по давностям далёким. Вас я тоже пущу до определённого предела.

– А в чём там риск?

– Это не риск. Там смерть. И сделают это ваши.

– Свои не пойдут на такое.

– Джон. Вот вы сидите передо мной, вам интересно пока, не совсем, ибо вы многого не знаете. Там в делах высших наци – банки. И очень серьёзные. Они сунуться к себе не дадут.

– Золото партии?

– Не золото. Капитал партии.

– Значит, есть эта подпольная организация бывших нацистов?

– Её нет. Капитал есть. Как вы думаете, на чьи средства строился Израиль?

– Все государства давали.

– Всего, что мир скинулся для строительства государства, хватило, ну, в лучшем случае, на проезд евреев в Палестину. Израиль строился на средства нацистов.

– Хотите сказать, что наши высшие руководители знают об этом?

– Ещё как.

– Выходит – в прошлой войне немцы убивали евреев, а разбогатели на этом тоже евреи?

– Ход твоей мысли точен. В банковском деле тогдашнего мира лидировали евреи.

– Ведь это кощунство.

– Потому и смерть. Сильные мира сего не любят, когда правда об их прошлом и прошлом их капиталов становится достоянием гласности.

– Может, вы и о судьбе Валленберга знаете?

– И о судьбе знаю и о том, что делал в Европе. И поэтому его утащили в Союз.

– Здесь отрицают, что это дело их рук.

– Не потому, что стыдно. Опять банки.

– Он же спасал евреев. Помогал им выбраться.

– Такую работу он делал, но она была не основной. Так, мелочь. И с его стороны пацифистская прихоть. Он спасал от газовых камер только богатых евреев, и то не всех, а выборочно. Но чтобы это не бросалось в глаза, к богатым добавляли простых, взятых из тюрем, куда те попадали после облав. Эти простые и сделали из него героя. Джон, мне не хочется вас разочаровывать, но он героем не был и, переправляя евреев в другие страны, ничем не рисковал.

– Значит, был сговор.

– Да. С немцами. Он, Валленберг, получал бешеные проценты. За это его и выудил НКВД. Там хотели знать подробности: кто давал и сколько, как осуществлялась такая операция. Ещё, правда, хотели знать, что поставляла нейтральная Швеция в рейх. Семья, может, и заинтересована в его поисках, но не его хозяева. Канул и канул, а раз к ним не пришли, то значит не выдал и мёртв. И слава Богу.

– Он мёртв?

– Подробности банальны до ужаса. В нашем НКВД, впрочем, как и теперь в МВД, сильно били. Ему этой пытки тоже избежать не удалось. Переусердствовал один из следователей, Валленберг умер у него на допросе. За тупость при работе с подследственным Лаврентий Павлович Берия всю следственную бригаду закопал, так как данных выбить не смогли. Берия и дело это похерил. Сталин не разбирался. Вождю народов какой-то Валленберг был до одного места.

– Дела нет?

– Есть. Было в личном архиве Берии. Там много чего нашли после его ареста. Оприходовали и после его расстрела сбросили в спецархив с грифом: "Без востребования". Есть у нас такая категория документов.

– Капитал нацистов тоже, выходит, без востребования?

– Для обнародования миру – да. Хотя средства эти давно использовали и реально они есть,- чуть подумав, после паузы Сашка добавил,- были.

– Теперь мне ясно, почему Давыдов назвал вас монстром.

– У прошлого, Джон, много тайн. Без них было бы неинтересно жить. Вы – разведчик и весьма неплохой, коль усидели в этой стране десять лет. А я не разведчик. Моя жизнь и моё дело зависит от того, правильно ли взяты исходные данные. Без раскрытия тайн прошлого сделать точного прогноза на будущее невозможно. Вот мы и сокращаем погрешность, копая прошлое далёкое и недалёкое. Да и в настоящем тайн и загадок – море.

– Давыдова к вам это и толкало. Он тоже любил раскрывать чужие тайны.

– Почти верно. Последние два десятилетия Давыдов был в связке с Андроповым лично. Тот его вытянул. Но Юрию Владимировичу не суждено было дожить, почки вот подвели. Застудил в войну и умер.

– Об Андропове можете что-то мне сказать? Я со многими разговаривал, все по-разному к нему относятся и мнения о нём неоднозначные.

– У нас о покойных плохо говорить не принято. Коротко: в жизни – аскет, в работе – трудяга, в душе – просто честный человек, в допустимых при диктатуре пролетариата рамках, в деле – хороший исполнитель задач партии, а она, сами знаете, что проповедовала. Он её защищал и, надо отдать ему должное, прекрасно.

– Почти исчерпывающая характеристика.

– Остальному, что о нём говорят, не верьте. Все остальные или завистники, или обиженные, или те, кто при упоминании его имени дрожали, как осиновый лист. При нём, кстати, в КГБ отсутствовали продажные сотрудники, что сейчас явление повсеместное.

– А политические беженцы?

– Это не он лично их из страны выдворял. Это идеологический отдел ЦК напрягался во всю мощь. Солженицын проживал на даче у Ростроповича под Москвой, где одновременно жили и Суслов, и министр культуры Фурцева. Они, кстати, все были тесно знакомы. Ну что-то не поделили, ну, ослушался Солженицын советов старших своих товарищей, руководящих причём, да ещё голос подал, на что, по их мнению, прав не имел, вот его Политбюро и выбросило из страны. Не потому, что он лауреат Нобелевской премии Политбюро его судьбу решало, и не потому, что он известный человек, а потому, что он попал в их круг жизни и ответственности, но жить по предложенным ими законам не пожелал, а не попади он в их круг, его бы тут в следственном изоляторе, будь он хоть трижды Нобелевский лауреат, забили бы, как кабанчика.

– Академика Сахарова тоже Политбюро ссылало?

– Кто же ещё? Конечно. КГБ был только исполнителем, всю подтасовку делал идеологический отдел ЦК. Андрей Дмитриевич безусловный голова в своём деле. Физик от Бога. А в остальном – невесть какой гигант. Так, колосс на глиняных ногах. Не история делает человека, а человек – историю. Трижды герой. Великий ум. В политике – ничтожество. Читал я все его опусы. Яйца выеденного не стоят. Это от того, что в нашей стране всякий интеллигент себя революционером и защитником видит. Правило у нас такое: быть защитником тех, кто в твоей помощи и защите не нуждается. Историческая неизбежность русского интеллигента – защищать народ от бесправия, что, в общем-то, необходимостью не является.

– Голос такого известного человека и был услышан на Западе.

– А он нового ничего не сказал. И до него там знали, что у нас права человека не соблюдаются. Произвол с низов до верхов был всегда. И до семнадцатого года, и после него – до сего дня. Сахаров "закрытый" был и из "закрытого" своего пребывания это увидел. И полез защищать. Благодетель. Вот вдруг проснулся однажды и прозрел. А что он не проснулся в годы сталинских репрессий? Тихо сидел, помалкивал, ему что, тогда ничего не было известно? Да всё он прекрасно знал и ранее, только голоса не подавал. Своя шкура ближе и дороже. Конечно, имея такой вес в науке, да ещё в такой секретной области, он не очень-то и рисковал, когда вылез на политическую подпольную арену. Народ же жил в этом дерьме, ежеминутно хлебал полным ртом. И ни дач, ни спецпайков не имел. И не очень-то скорбел о неволе своей. Лучше сытым – да в тепле, чем голодным – да в тюрьме.

– Страшный у вас взгляд на это.

– На Сахарова и его деятельность политическую или на народ?

– На его политическую борьбу.

– Джон. Это не борьба. Фикция. Ссылка эта тоже ерунда. Его в тюрьму не посадили, в лагерь тоже, как других многих не сослали. Дали в Горьком квартиру, ну, и приглядывали за ним, почту его перлюстрировали, выезжать запрещали. Тоже мне герой века. Да о такой квартире полстраны мечтает, как о манне небесной, а вы о борьбе.

– Резонанс ведь большой был.

– Раскачивать устои государства, пусть империи, призывами к западу, с той стороны, так сказать, у русского народа в чести не были. Ты изнутри качни, вот тогда ты – Пугачёв. Здесь без крови не понимают, привычки нет. А по поводу резонанса, так ведь один хороший терракт больше даст, чем вся его многолетняя возня. Русские люди слов не воспринимают. Нет, они могут в первой стадии поверить, но ненадолго. Они верят лишь реальному действию. Ага, вот напали на нас, значит, война, айда отчизну защищать. А шумят, болтают и пусть себе, нас не касается, нам жить надо, пахать да сеять. Вон Горбачёв на всю страну байку рассказал, что к двухтысячному году каждой советской семье отдельную квартиру построят. И что? Народ наш ушастый, только смеётся и всё. Ибо многие дожидаются в бараках отдельной квартиры по тридцать лет, и уже их-то такими сказками не накормить, они сыты ими по горло.

– Я когда сюда приехал, поражался. Психика не работала. Не мог понять окружающих вещей, элементарных. Спросить ведь ни у кого нельзя. Года три впитывал, пока обвыкся, но до конца, видимо, так и не понял. Вот вы мне сейчас открыли то, что где-то во мне формировалось, но не оконтурилось.

– Тебе легче во сто крат. Ты владеешь русским. Живёшь уже десять лет в нашем народе. Иди, попробуй объясни это элементарное кому-нибудь там, на западе. Это просто невозможно. Уровень восприятия и понимания у граждан развитого мира другой, мы и они – абсолютно разные планетные цивилизации.

– Это, наверное, и есть загадочная русская душа.

– Меня другое удивляет. Почти в каждой развитой стране при президенте или при премьере есть целый отдел советников по вопросам Союза. Я для интереса просмотрел, что эти гаврики готовят для своих "бонз". Пять дней хохотал. Нет, я не имею ничего против того, чтобы каждый зарабатывал, как может, это тоже надо уметь. Но чтобы так нагло и такой белибердой? Читал и думал, вот умру от смеха, ржал до коликов. Чарли Чаплин, великий комик и актёр величайший – карлик по сравнению с этими бакалаврами и докторами. Комедианты ещё те.

– Саш,- вступил в разговор молчавший всё это время Игнат.- Чарли Чаплин и так мал ростом был, зачем его до карлика опускать.

– Чарли Чаплина обидеть не хотел, не рост его имел в виду, а его талант комедийного актёра и сценариста-режиссёра. Возьми на улице любого московского барыгу, дай ему тысячу долларов, и он тебе всю правду-матку расскажет, всю подноготную выложит и сделает это прекрасно. Лучше любого советника. Но понять её, горькую, не сможет никто. А эта борзописная орда составляет за большие деньги справки-отчёты о том, чего никогда им не дано понять. Мы тут сами порой затылок чешем, не понимая, что же такое случилось.

– Почему же вы, русские, способны понять и очень быстро ко всему привыкнуть, а западные – нет?

– В этом вся соль. Запад живёт выработанными в веках, худо ли, бедно ли, но законами, и ещё национальным менталитетом. Мы же живём в условностях, и они, что не десять лет, меняются. Законы же при этом в стороне, где-то там, в кювете. И это – большая свобода в выборе, чем у зажатого со всех сторон жёстким законом западного человека. Там можно говорить, болтать что угодно, но в пределах закона. Выйдешь за рамки – будешь отвечать. У нас наоборот. Болтать нельзя – накажут, а делать можно, что хочешь, только не попадайся. Втихаря. И у нас не болтают. Вся страна занята одним промыслом, все воруют. Всё подряд. Тащат то, что надо и что не надо. Берут впрок. Свобода. Но без словоблудия. Болтать для простых – табу. Высшим можно и поболтать, для них помощники воруют.

– В такой ситуации, которую вы мне нарисовали, с теми данными, что открыли, мне теперь пути отрезаны все. Я до конца дней останусь в нелегале.

– Так ведь, Джон, я вас не готовил и не посылал никуда, у меня голова за вас не болит. Проблема эта ваша, личная, и потому я вас изначально на все четыре стороны пустил, сами решайте, как вам быть.

– Вы не боитесь меня пускать? После того, что мне сказали, ну, вот о банках.

– Я плевать на них хотел. Они, конечно, могут меня выследить и даже, возможно, убить, хоть я этого не допущу. Но шанс такой у них есть. Задачи своей они таким образом не решат. Им, чтобы обезопаситься, надо всё наше дело ликвидировать. Нам, собственно, нечего терять, мы не так богаты, конечно, кое-что есть, но, по сравнению с ними, крохи. Мы сильны общностью своей, мозгами и умением работать. В такой войне с нами, если они её начнут, они обречены на поражение. Мы их разнесём в пух и прах, замордуем взрывами и налётами. Акты террора – плохо, но на войне, как на войне. Есть у нас и другие способы воздействия, о которых я умолчу. Так что при первой же их попытке встать мне на мозоль или кому-то из наших мы их так отделаем, что до десятого колена будущим потомкам оставят наказ таких, как мы, не трогать и обходить десятой дорогой.

– Я в этот сектор безопасности не попадаю?

– И по причине простой. Вы – "чужак". Нет, у нас есть люди со стороны, без этого и мы не обошлись. Но они привязаны к нам наглухо. И мы их привлекали исключительно для работы, каждый из них – талант в своей узкой области. Мы их так надёжно прикрыли, что с их голов не упадёт ни единого волоска. А чего мы стоим в этом уже, наверное, увидели и поняли.

– Мне понятно, почему вы не берёте "чужих". Играть в две, а то и в несколько игр не хотите. Этот риск вы просто отсекли. На контакты вы охотно идёте, но не более. Так?

– Именно. Нет, вас мы не бросим на произвол. Это не наш метод. Поможем устроиться там, где захотите. Если согласитесь довериться – сделаем новое лицо. Снабдим всем необходимым на первое время. Контакт будем поддерживать, может даже предложим что-то для нас выполнить, за плату, но не очень важное, на уровне обычного сбора данных. Но взять в дело – нет. И покупать, и перекупать вас не будем. Этого мы не делаем.

– Значит, у меня есть возможность стать вольным разведчиком, отойдя от своих? По найму?

– Примерно так. И не обязательно разведчиком. Скажем, роль личного телохранителя вам, при вашей подготовке, больше подходит.

– От этого я уже отказался. Слишком сильное впечатление оставили ваши методы работы, они будут преследовать меня постоянно. Охранять кого-то, зная, что есть люди, превосходящие тебя по всем параметрам, я уже не смогу. Достигнуть же вашего уровня мне уже не дано. Так понимаю, вы с рождения готовите. Мне же уже почти тридцать.

– Определённая истина есть в ваших рассуждениях, но не вся. По мировым стандартам ваш уровень подготовки – высший класс, даже на голову выше.

– Всё равно психологически будет давить, сковывать. При проверке этого, конечно, видно не будет, а вот в экстремальной ситуации начнутся сбои. Ведь во всех я буду видеть вас, в любом, кто попадётся, а зная ваше превосходство, начну делать ошибки. Вы же деморализуете.

– Эту психологическую болезнь можно вылечить. Трудно, но можно. Игнат, составь ему программу по приезду в Европу. Выбери, что там нового подкопилось, подкорректируй некоторые пробелы видимые, выяви невидимые. Поработай с ним в свободное время.

– На каком языке с ним работать? Боюсь, на русском не пойдёт. Он запутается окончательно,- Игнат отвинтил колпачок у фляги.- У тебя родной язык какой, на каком ты думаешь?- и стал разливать в кружки спирт.

– Немецкий. Всё же я в Австрии родился.

– Тогда на нём можно попробовать. Ну что? Ещё по одной и спать,- Игнат поднял свою кружку.- Надо заканчивать. В ночь завтра идти.

Все трое выпили и, закусив, встали из-за стола.

– Пойду пройдусь,- Сашка накинул куртку.- Подышу,- и вышел из домика.

– Игнат. Он вообще-то спит когда-нибудь?- спросил Ронд-Смит.

– Спит. Но очень мало. За трое суток часов восемь. А может вообще неделю не спать, только потом двое суток не добудишься. Укладывайся спать. Дорога неблизкая.

– Надо. Сморило,- Ронд-Смит стал располагаться на нарах, бормоча вполголоса:- нет, вы все сумасшедшие.

– Привычка просто такая. Втягиваешься долго и тяжело, но потом уже не замечаешь,- пояснил ему Игнат.

– Нет. Всё-таки вы ненормальные,- укрываясь сказал Ронд-Смит.

Игнат ему не ответил.