Ровно в девять часов утра Сашка и Проня подкатили к пешковым Кукрам. Две танкетки уже стояли поодаль от домиков. Проня пошёл к вышедшему из вездехода Пешкову, который, как и в первый день, выступал в роли посредника.
– Приехали большие чины. Есть сам Панфилов. Что решим? Давать ему сведения об отце или придержим?- спросил Проня, вернувшись.
– Ты же знаешь, что я не люблю использовать отношения в делах. Он имеет право знать, как и где исчез его отец, имея приговор десять лет без права переписки, и кем бы ни был Панфилов, хоть чёртом в ступе, я ему эти данные отдам. На всё остальное мне плевать, чтобы они там не задумали в отношении нас.
– А мне что, смотреть предлагаешь? Нашёл рыжего. С ними шесть человек приехало из спецподразделения, офицеры. Предлагали проверить танкетки, но я отказался.
– И правильно. Стрелять начнём, посчитаем.
– Они первыми заходят в большой дом, там две комнаты. Мужская и женская,- Проня хохотнул.- Нет. Пешков – справный мужик. Жаль, если снимут. Он с солдатами своими в малый домик пойдёт.
Пешков действительно был мужик хозяйский. В дальнем конце коридора была сложена печь, выходившая боками в обе комнаты дома. Когда Сашка и Проня вошли, возле неё сидел на корточках молодой лейтенант и пытался разжечь дрова в печи, но она только дымила.
– Сань,- сказал ему Проня,- посмотри, что мучается.
Сашка подошёл, лейтенант посторонился. "И в этих элитных частях бардак,- глядя на него, подумал Сашка.- Вон как раскрасился. Он ещё в эту войну играет. Это не Африка и не Латинская Америка, рожу мазать. И когда у нас во всём будет порядок?" Сашка открыл дверцу, вытащил из унта сигнальную шашку, дёрнул за бечёвку и сунул её под дрова, сразу закрывая дверцы. В печи заурчало.
– Разгорится, прикроешь заслонку, а то спаримся,- сухо бросил он лейтенанту, входя в комнату.
Присутствовало пять человек. Кроме Василия и Валерия – ещё трое. Все в форме. По званию Сашка сразу определил кто из них Панфилов. "А Проня и впрямь растёт в чинах, если так пойдёт, завтра маршалом станет",- усмехнулся про себя. Все сидели на лавках вокруг стола в ожидании, когда Сашка займёт свободное место, но он распаковал мешок, достал чайник, пачку заварки и вышел в коридор.
– Тут метрах в пятидесяти незамерзающий ключ, из дома направо и в горку. Сходи, воды принеси. Потом – на печь. Закипит, всыплешь пачку чая,- Сашка протянул лейтенанту чайник, а заварку положил на полочку.
– Всю пачку сыпать?- спросил тот.
– Да. Что её жалеть. Заваришь, принеси туда,- Сашка показал на дверь.
– Сделаем,- сказал лейтенант и пошёл к выходу, правой рукой придерживая автомат.
Сашка вернулся в комнату, сел. Все смотрели в его сторону. Первым заговорил Проня.
– Мужики. Нам, татарам, всё одно с чего начинать. Мы вчера резко вдруг прервались, но, поскольку встреча продолжается в расширенном составе, хотели бы выполнить одно поручение. Давнее. О том, чем закончатся наши посиделки, не знаете ни вы, ни мы. Вы – Панфилов, так полагаю,- обратился Проня к генерал-полковнику.
– Да. Я – Панфилов,- качнув головой, подтвердил тот.
– Суровцев Пётр Игнатьевич, 1895 года рождения – ваш отец?
– Да,- на лице Панфилова застыло удивление. Такого хода он не ожидал. Присутствовавшие нервно заёрзали, никто из них не ведал о том, что у их начальника есть отец, да ещё под другой фамилией, все знали, что батя погиб в бою на границе.
– Приговорён в 1938 к десяти годам?
– Именно так.
– Ваш отец мостостроитель?
– Совершенно верно.
Проня подтолкнул Сашку, тот полез во внутренний карман, извлёк оттуда портсигар, раскрыл и передал Проне содержимое.
– Тут в соседнем посёлке, в 1957 году умер один матрос. Участник восстания в Кронштадте. Он был солагерником вашего отца в Чёрной Горке под Омчиканом, это Магаданская область. Просил он перед смертью выполнить просьбу друга, передать весточку сыну. В те годы не решились, узнав, что вы по линии разведки Генерального штаба служите. Не хотели навредить. Так вот и пролежало послание это до сего дня. Ныне времена не те, да и вы в чинах больших, кто вас осудит? Отец ваш – не враг народа, быть он им не мог. Он умер в ноябре 1954 года на руках человека, изображённого на фото,- Проня подал снимок.- Второй, стало быть, ваш отец. Они вместе держались на пересылках и в лагере, оба коренные питерцы, а это много значило. Так вышло, что на одном из пересыльных пунктов в их бригаде умер человек, его обменяли с вашим отцом. В те годы так поступали часто. Ваш отец умер под фамилией Ботанюк Евсей Прокопьевич. Архив поднимете, вам это просто, проверите. Ещё есть письмо,- он подал два листка,- и обручальное кольцо. Внутри надпись: "Любимой моей Тоне". Вот эти три послания я вам и передаю.
Панфилов положил фотографию, развернул листки письма и стал читать. Сашка встал и дёрнул Проню за рукав, приглашая выйти. В коридорчике к ним присоединились остальные, сгрудились молча у печи, прикуривая папиросы и сигареты, зажав лейтенанта в угол, к самому жару. Минут через десять Панфилов вышел, взглянув на стоящих красными, влажными глазами, он сказал:
– Извините, мне надо побыть одному.
Все вернулись в комнату, где на столе остались лежать фотография, колечко и листки письма. Сашка стал распаковывать мешок, вынимая харчи, которые Проня складывал на стол. Валерий тоже выскочил и притащил из вездехода свои. Говорить было не о чем. Лейтенант внёс заваренный чайник и, увидев заставленный стол, стоял, переминаясь с ноги на ногу. Сашка взял у него ношу и пристроил в углу комнаты. Воздух в комнате согрелся, стёкла запотели и стали прочерчиваться стекающими каплями. Полчаса спустя Панфилов вернулся. Проня стал разливать из фляги спирт, выставил на краю стола гранёный стакан, наполнил его до половины, положил сверху ломтик хлеба. Все встали и Проня сказал:
– Земля ему пухом.
Выпили, стали закусывать, воды запить не было.
– Вот чего не ожидал уже в этой жизни узнать, так о судьбе отца,- Панфилов посмотрел на Проню.- Там кладбище-то хоть есть?
– Не был, не знаю. Но то, что было у всех лагерей, несомненно. А вот хоронили или просто камнями прикладывали, или в общую, не скажу. Там на оборотной стороне фотографии есть надпись карандашом, её ещё видно. Это номер, под которым похоронен. Обнадёживать вас не хочу, но думаю, что от 1954 года должна сохраниться.
– Спасибо вам. Не знаю, кто вы, но спасибо. За то, что сохранили. Мать моя, она жива, восемьдесят восемь скоро, про это кольцо мне с детства рассказывала. Спасибо.
– Не нам. Кронштадскому матросу спасибо. Он сберёг. Ему и поклон,- Проня стал снова наливать.- Давайте, мужики, и его безгрешную душу помянем, долю его тяжкую. Родился он в 1902 году, а с 1921 – бессменный лагерник. Тридцать четыре года на каторге. Он не намного отца вашего пережил. Умер в 1957, через два года после освобождения, от туберкулёза.
Военный народ закусывал мороженой квашеной капустой, которая чуть оттаивала, но была со льдом и похрустывала. Сашка и Проня, как бывалые выпивохи, только нюхали хлеб.
– Как вы насчёт того, чтобы продолжить переговоры?- спросил Панфилов после паузы.
– Нам к вчерашнему добавить нечего. Наш человек с дороги не прибыл. Давайте начнём, только вы – первые,- Проня встал и принёс чайник.
– Что, Юрий, тебе слово,- обратился Панфилов к Гунько.
– То, что вы вчера сказали, нас удовлетворило,- начал тот.- Не буду скрывать, мы вели запись. Возникли вопросы. И ещё, мы предполагаем, что о событиях на железной дороге вы узнали много раньше, чем мы появились в Охотске.
– Слухами земля полнится,- ответил Проня.- Мы не скрывали от вас, что знаем это.
– А не пойди мы в ваш регион, вы бы к нам на переговоры не пришли?
– И это правда. Зачем нам в чужие дела соваться, башку подставлять. Но вы настойчиво стали искать, мы и решили встретиться, время своё и ваше сберечь. Нам ведь прятать нечего,- отвечал Проня во вчерашнем духе.
– Мы перебрали всё и пришли к выводу, что вы знаете много больше, чем сказали.
– Это ваши предположения. Хотите большего, давайте факты.
– Хорошо. Обработка ваших голосов дала интересные результаты,- Гунько посмотрел на Сашку в упор, но тот не отреагировал.
– Вы нам результаты звукоскопии не суйте. У нас в тайге телефонов нет. Говорите прямо, что вас не устраивает?- Проня пошёл ва-банк.
– У вашего напарника очень характерный голос.
– И что?
– Да в общем-то ничего, но нам хотелось бы получить объяснения, для укрепления доверия.
– Спрашивайте,- предложил Сашка, вступив в разговор.
– Сколькими языками вы свободно владеете?- спросил Гунько.
– Скажем, 50… Поверите?
– Вполне.
– Если вы хотите выяснить ещё что-то, давайте, чтобы не возвращаться,- предложил Сашка.
– Вы знаете, что у вас с голосом?
– Конечно. Если имеете в виду модуляции.
– Именно они нас и насторожили.
– Вам объяснить не могу. Научно это недоказуемо. Меня ловили, пытались ловить на этом спецслужбы в Индокитае. Я в курсе существования такой экспертизы. А что ваша "машина" выдала?
– Что вы – нелюдь.
– Хорошая аппаратура. Я считаю быстрее, чем ваш головной компьютер, в любых системах.
– В темноте видите?
– Увы. Этим качеством не обладаю. Пользуюсь фонариком, как и все.
– А ещё есть какие-то аномалии?
– Я не считаю это ни сверхспособностями, ни аномалиями.
Наступило продолжительное молчание. Все сидели в задумчивости. Инициативу взял на себя Панфилов, он сказал Евстефееву:
– Павлович, расскажи им кратко суть дела, доставшегося нам из КГБ. Если они причастны, не помешает, а нет – тоже не велика потеря.
Двадцать минут Евстефеев рассказывал уже известные Сашке события, участником которых он был. Промелькнули и фамилии Давыдова, Скоблева, Ронда. Упомянуты были и алмазы. Сашка прервал монолог Евстефеева словами:
– Да, мои люди транспортировали алмазы. Именно они и были убиты в поезде Москва-Свердловск в 1981 году. В купе вкачали какую-то химическую гадость, а потом застрелили, но на этом мои отношения с той группой закончились. Я снял три партии алмазов и сказал им до свидания. Больше мы не общались.
– Вот это кое-что проясняет,- заметил Гунько.
– Вам,- сказал ему Сашка.- Вам, не мне. Хочу вам заметить, что "клан" к этим транспортировкам не имел отношения никакого. Это моё личное дело. Я организовывал сеть доставки и после убийства своих людей счёл за благо убраться подальше. В этом деле были замешаны крупные люди, даже вы со своей армией им не соперники. Сотрут в порошок.
– Но взять у них не побоялись?- с улыбкой спросил Панфилов.
– А это не зазорно. Они давали гарантии безопасности, слова не сдержали, стали торговаться о сумме возмещения, я плюнул на них и взял столько, сколько посчитал нужным. Жадность не впрок им стала. Это чисто уголовная специфика подпольного мира, так поступают все без исключения. Только риска в том, что я их надул, не было. Мы в контакт вступали заочно. По лесному телеграфу. А вот то, что вы нам рассказали по поводу цепи убийств, так это уголовная разборка. Вам это проверить просто. Вы информацию сумеете извлечь, у вас все каналы под рукой.
– Вы в курсе, что КГБ занимается делом по алмазам?- спросил напрямую Панфилов.
– Знаю об этом, но меня это мало пугает. Да, мои возили ворованное, и что? Сами мы к алмазам не прикасались, как их проводили мимо кассирования – нас не касалось. Мне КГБ дать нечего. Абсолютно.
– Другие какие-то услуги вы оказывали? Заказные убийства?- совсем в лоб спросил Гунько.
– Нет. Могли бы, но не решились. Это очень солидный след оставляет, нам этого не надо,- Сашка сказал правду, заказных убийств он не брал.
– След в чём?- спросил Гунько.
Ему ответил Евстефеев:
– Юра, тот, кто заказывает, может подставить под камеру, а потом держать на поводке.
– Совершенно верно. Хомут на шею вешать – резона нет,- подтвердил слова Евстефеева Сашка.
– Валерий, покажи им новинку,- приказал Панфилов Потапову, тот нехотя извлёк из кармана целлофановый пакетик и протянул Проне, тот сидел ближе. Проня развернул и высыпал содержимое в ладонь. Это были Сашкины капсули от силиконовых пистолетов, он не стал брать в руки и произнёс:
– Надо это было ещё вчера нам в нос сунуть и не ходить вокруг да около. У этой гадости есть хозяин. Я с ним не знаком, но оружие видел. Очень дорогое. Полмиллиона ствол стоит. Как оно тут оказалось, сами выясняйте, нам с западными спецслужбами дел иметь не хочется, мы ведь в Европе кое-что имеем, а они там правят бал, не политики. Информацию на это оружие можно получить через ИНТЕРПОЛ. Оно уж года полтора как стреляет по миру. Пресса пишет, что это не по линии уголовно – мафиозной, а той, где правят сверхденьги.
– Часто бываете в Европе?- спросил Гунько.
– Юрий Ефимович,- назвал его Сашка по имени и отчеству.- Не надо меня тянуть за хвост. Я работы у вас не прошу, наниматься не намерен, мне своих забот хватает.
– Значит, вы занимаетесь финансами?
– Допустим, так. Даже если я вам скажу, что оказывал услуги вашим агентам в Европе, и вы меня заочно знаете, это не поможет вам меня подцепить.
– Вот оно как!- удивился Гунько.
– Я же вам сразу сказал, что в Союзе мы чисты. Добычу свернули, дело наше в Европе.
– Что так?- полез в разговор Евстефеев, это была его вотчина.
– Климат ухудшается. Металла меньше не стало, но условия так накатывают, что стало тяжко со снабжением. И в грязных делах участвовать не хочется.
– Совсем не понял,- Евстефеев замотал головой.- Поясните.
– Что тут неясного. Перестройка. Плюрализм. Новое мышление,- голосом Горбачёва ответил Сашка и продолжил уже своим.- Вы что, на Луне живёте? Сводки вам перестали подавать ваши аналитики?
– Саш. Не надо им про это говорить. Они ведь армейские. Они в политику не играют,- Проня встал.- Пойду чаёк согрею, пообедаем и двинемся стрелять, если желаете посмотреть.
– Нет, вы посмотрите на него,- Сашка указал на выходящего из комнаты Проню.- Их не касается. Ещё как касается. У нас на Севере почти всё исчезло. Голодным много накопаешь? А доставить необходимое тоже не дадут. За каждым углом с ломом поджидать будут.
– У вас отнимешь!- рассмеялся Евстефеев.- Шиш с маслом дадите.
– Так ведь потому и сворачиваем. За углом-то стоять будет тот, кто вынуждено разбойником станет. Жрать-то и семью кормить надо. Простой работяга и будет этим бандитом.
– Всё верно. Нам, военным, эту кровь лить и придётся,- Панфилов смахнул крошки со стола.
– Мужики,- Сашка вытащил из мешка бутылки.- Это вам в коллекцию,- протянул Евстефееву "белую головку",- мы слово держим. А эти выпьем, – он поставил на стол три бутылки "Посольской".- Мы отвлеклись. Не по теме диалог пошёл. Я вернусь обратно, а то у этой темы скользкая дорога, суток не хватит, чтобы обсудить, да и не докажем мы друг другу ничего, время рассудит. Итак, пока я в транспортировку не влез, всё чисто у нас было.
– А влез зачем?- Гунько был настырный.
– Платили вперёд и наличными. Кто же откажется. Валюта мне нужна была, вот и взялся. Я хозяина этого большого не знаю, но партии, изъятые мной, лежат мёртвым грузом до сих пор. Если они вам в расследовании помогут, готов предоставить, но не бесплатно. Этого позволить себе не могу.
– Вы что, не реализовали?- не поверил Гунько.
– Нет. Не решился. Партии эти в Союзе. Боялся я след оставить.
– Разве сложно реализовать?
– Дело в том, что в мире существует монополия на алмазы. Её контролирует "Де Бирс". И как не крути, с таким объёмом, как наш, на их скупщика попадёшься. Концерн же этот и советские реализует, а определить, откуда наши – пара пустяков. К тому же, я думаю, что они партии, что давали в перевозку, описывали, и не исключено, что сам концерн был причастен к кражам. Смекаете?
– Велика ли партия?
– Пятьдесят миллионов долларов. Если огранить, то полмиллиарда. Я цен не выяснял. Монополист не разглашает своих тайн. Примерно говорю. На готовый товар ценники в любом ювелирном магазине есть, технология огранки известна, тут секрета нет. Я вам пятьдесят называю по ценам чёрного рынка, они ниже диктуемых "Де Бирс" втрое.
– Прилично вы их обокрали,- Гунько охнул.
Сашка посмотрел на него и ответил:
– Далось вам это слово. Ещё раз акцентирую. В нашей среде воров нет. А если один отнимает у другого – это не кража. Это плата за отсутствие мозгов.
– Что ж, беру обратно,- Гунько замахал рукой в свою сторону.- Однако цена?! За такие деньги мы не можем купить.
– Я готов к обмену.
– Вам надо оружие?
– Что вы! Я вам – алмазы, вы мне – германий на пятьдесят миллионов долларов по курсу мирового рынка.
– Германий вам зачем?
– Электроника просит. Его продать проще. Купить всё можно в мире, продать тоже.
– Что, Сергей Сергеевич,- Гунько обратился к Панфилову.- Металл хоть и стратегический, но не уран.
– А как будем обменивать?- Панфилов был согласен на такой вариант.
– Я дам вам точное место, где лежат партии алмазов, вы их забираете и сбрасываете на станцию к Пешкову германий. Желательно упаковать в ящики. Под тушёнку.
– Не боитесь, что надуем?- полюбопытствовал Гунько.
– Нет. Они всё равно лежат столько лет без дела. Вам пока доверяем. Обманете, вот тогда и будем решать, иметь с вами дело или нет.
– Пешков с вами давно в ладах?- спросил Евстефеев.
Ему ответил вошёдший Проня:
– С Виктором Владимировичем мы живём по-людски. В свои дела не посвящаем, на станцию не лезем, нам с неё, как с козла молока. Мы ему помогаем, чем можем, он нас выручает порой. Вы на него не коситесь, он мужик на своём месте.
– Станция и в самом деле в отличном состоянии. Солдаты обуты, одеты. Питание – многие позавидуют и в центре страны такому рациону. У нас нет к нему ни малейших претензий,- закусывая после выпитой, сказал Панфилов.
– Возраст вот только подходит, наверное, скоро придётся в отставку выходить,- с сожалением проронил Проня слова.
– Павлович, у него академия есть?- спросил Панфилов.
– Есть. Выпускник 1970 года. Сразу попал сюда. Год замом, принял базу в 1972 году в январе. В 1975 получил звание полковника, так и служит.
– На генерал-майора его что, не представляли?
– Трижды. И трижды вернули. Он всех там бумагами забросал о непорядках по линии тыла и технического обеспечения, они на него и взъелись.
– Ему звёзды ни к чему. Он без жилья. Уволят, податься некуда,- добавил Проня.
– У нас генералом проще стать, чем жильё получить. Юрий, ты давай подготовь отчёт по проверке базы, мы тут не только на переговорах. Согласуй с его начальством представление и про жильё им напомни, а то у нас почему-то человек заботливый не в чести. И на тыл нажми, зажрались они, пусть обеспечат всем необходимым, в таких условиях служить, да ещё под лучами этими, надо год за пять считать. Наверное, они на него за то взъелись, что он рейс "Корейца" не просмотрел, а сразу дал данные, что гражданский, но они всё равно сбили. Разберись, одним словом толково.
– Сделаем, Сергеевич,- заверил Гунько.
Через два месяца Пешков получил приказ о присвоении звания генерал-майора и с нарочным запечатанный сургучом конверт, в котором лежал ордер на трёхкомнатную квартиру в родном городе Владимире, ещё командование предложило ему подписать контракт на пять лет в должности начальника базы. Рады такому повороту событий были все обитатели радарной станции. Супруга же его, "мама Люба", как ласково называли её на станции за материнское отношение к каждому, став генеральшей, села на стул и, опустив руки, разрыдалась. Пробыв с мужем на станции все эти годы, она до бессонницы переживала, что скоро придётся покидать насиженное место, звания супруга её не очень-то и интересовали. Она вросла в эти места, в эти пологие сопки, ставшими родными, тайгу без конца и края, окружавшую военный городок, реку, так красиво освобождавшуюся весной ото льда. Контракт предложенный её мужу, был счастьем.
– Так, мужики, солнце садится. Пошли побалуемся,- Проня надел куртку.
Из смежной комнаты потянулись офицеры спецназа, с сарказмом посматривая на Сашку и его маску. После первых же выстрелов улыбки с лиц исчезли.
– Что, робятки, бум состязаться аль нет?- спросил Проня, щурясь от лучей заходящего солнца. Желающих не нашлось.- Тогда, Саш, покажи им высший класс, если дадут автомат, а то они сами не знают, что в руках держат.
Один из офицеров протянул Сашке автомат и магазин. Метрах в ста в снег были воткнуты веточки, шесть штук. Сашка, не целясь, от бедра, саданул очередью так, что срезал у всех веточек верхушки. Так повторилось ещё четыре раза до момента, пока черенки не сравнялись со снегом. Одна пуля легла мимо.
– Бракованная,- усмехнулся Проня.
– Это кобыла бракованная бывает,- уточнил Сашка.- Патрон некачественный попался. Надо повторить,- и приняв у офицера второй магазин, быстро перебрал патроны, выкинув несколько и заменив их другими. На сей раз черенки сравнялись со снегом все.
– Вот так,- констатировал Проня.- Слов, вижу, нет. Давайте вы, ваша очередь. Хоть одиночными попадите.
Первым к рубежу встал Панфилов, сбив только две веточки. Лучший результат показал молоденький лейтенант, разжигавший печь, он сбил все шесть.
– Молодец,- похвалил Проня лейтенанта.- Из тебя выйдет толк.- Возьми мой ТТ.
Парень отстрелял магазин и произнёс:
– Необычно как-то. Не похож он на ТТ. Бой не тот.
– Дарю, если командование не против,- у Прони открылась душа, если ему кто-то нравился, он готов был разбиться в доску, но подарить что-нибудь.
– Можно,- дал добро Панфилов.
– Тогда уж пару?- получив согласие командования, пробасил лейтенант.
– Смотри, а он не промах. Ухватистый малый. Саня, дай мне один до пары? С меня должок,- Проня вытянул руку в Сашкину сторону. Сашка положил в его руку свой ТТ, который перекочевал к лейтенанту со словами:- Только смотри, это не игрушка, оружие,- что вызвало дружный смех.
Лейтенант снял с пальца золотую печатку и протянул Проне, но тот замотал головой.
– Даром не возьму,- заупрямился лейтенант.
– Саш, возьмёшь с меня долг металлом?- спросил Проня, Сашка кивнул. Печатка передана была в его руку.
Вернулись в дом. В комнате расселись по своим прежним местам. Проня стал разливать по кружкам водку, крякая выпили.
– Да,- сказал Панфилов.- Стреляете вы действительно, как в цирке.
– Рады бы в цирк, но нелегальные мы,- ответил Проня, поддевая кусок тушенки из банки.
– Александр, у меня к вам вопрос. Я в уме всё перебрал и пришёл к выводу, что вы – владелец имперского клише, так?- спросил Гунько.
– Хотите проверить своего человека?- вопросом ответил Сашка.
– Да.
– Это я был с ним. Вместе с Сицилии убегали. Меня мафия гнала, а его ЦРУ. Сошлись случайно. Он ведь слеп, случай-то.
– А за рулём вы были?
– А в отчёте указано, что он?
– Допустим.
– Тогда оставляю на его совести,- не поддался Сашка на хитрый крючок.- Только владелец клише не я, но для меня металл на нём льют,- он достал монету и протянул.
Царской чеканки червонец пошёл гулять по рукам. Последним взял Панфилов, долго крутил в пальцах и наконец спросил:
– Не фальшивая?
– Проба имперская,- подтвердил Сашка.
– Сколько она стоит?
– Желаете купить?
– Очень. И тоже пару,- ответил Панфилов, намекнув на пару пистолетов ТТ, доставшихся молодому лейтенанту.
– За восемьсот рублей две уступлю. Вам в коллекцию?
– Не понял?
– Есть и коллекционные.
– Чем отличаются?
– Чистотой поверхностной обработки.
– Не надо, и эти пойдут,- принимая второй червонец от Сашки, ответил Панфилов, достал бумажник и отсчитал восемьсот рублей, пояснив:- Я за два таких кругляшка фамилию эту ношу. Матери подарю,- и стал наливать себе в кружку водку. Выпил один.
На дворе стемнело.
– Что ещё говорить,- Проня потянулся.- Так думаю, пора и честь знать. Или будут вопросы?
– Нет, пожалуй,- Гунько привстал.- Сергеевич, брать место на алмазы?
– Да, бери. Попробуй с ним договориться, чтобы раздобыл нам парочку пистолетов, о которых шла речь, если сможет,- Панфилов вышел из комнаты, и за ним её покинули все. Остались Сашка и Гунько, который сразу спросил:
– Достать сможешь?
– Дело нехитрое. Раз есть, можно и купить. Коль кто-то производит, значит кто-то и продаёт. Но дорого.
– Да это покроем. Германием возьмёшь?
– Хорошо. Передам через Пешкова посылкой. Нарочного пришлёте сюда за ней. Германия на миллион двести тысяч насыпайте, двести – это боеприпасы. Или не брать?
– Брать, брать. А больше можешь?
– Сколько?
– На два миллиона германия пришлю.
– Ладно. Раньше августа не будет.
– Мы подождём.
– На вас есть микрофон?
– Да,- ответил Гунько.
– Тогда я пишу и рисую схему, запомните?
Сашка начертил на листке бумаги адрес и как подойти точно к тайнику. В конце приписал ряд из восьми цифр, добавив в голос:
– Это код автоматической мины. Она разминированию не подлежит, его не забудьте, а то, как сороки, разлетитесь с полными ртами побрякушек.
– Можете жечь. Я запомнил,- и Гунько вышел.
Вскоре вездеходы, взревев двигателями, отъехали.