Клиповое сознание

Неклиповое — значит личное, равно как социальное — значит внешнее, не имеющее отношения к внутренней жизни. Человек существо не социальное и не природное, а интимное, внутреннее.

7.1. Слово на 9 мая 2010 года: немцев победили не студебеккеры

О Дне Победы я впервые узнал из рассказов фронтовиков, которые жили на одном из железнодорожных разъездов Транссибирской магистрали.

Дословность

Мое детство прошло на полустанке. Недалеко от нас был цивилизованный разъезд поездов. Он назывался «Победим». Наш полустанок никак не назывался, у него только был какой-то номер. На «Победим» провели электрический свет. У нас по вечерам зажигались керосиновые лампы, и взрослые от нечего делать садились играть в карты. Иногда мужчины играли в какую-то неведомую для меня игру под названием «Шуба». У нас не было радио, мы не читали газет, хотя строго отмечали все православные праздники. Весь наш мир состоял из девяти семей, каждая из которых помимо работы на государство вела еще и натуральное хозяйство. Моя мать умела делать все: хлеб, сыр, колбасу, мороженое и пиво.

Пиво

У моей матери было четыре брата. Трое из них погибли на фронте, и поэтому я их никогда не видел. Самый младший из них, дядя Ваня, остался жив. Он, будучи матросом Тихоокеанского флота, воевал с японцами. Дядя Ваня называл мою маму нянькой, потому что она, как он говорил, вынянчила его. Вернувшись домой после войны, он каждый год весной приезжал к нам в гости. Мама заранее готовилась к этому дню. Она варила пиво. Иногда ночью скрытно ходила в баню и приносила оттуда самогон.

Когда приезжал дядя Ваня, у нас собирались все мужики. Они пили домашнее пиво, вели бесконечные разговоры и вспоминали погибших в прошедшую войну. Так я впервые узнал, что весенний день, к которому каждый год готовилась моя мать, был днем нашей Победы и одновременно днем памяти погибших.

Мотоцикл

В детстве я очень завидовал нашим соседям. У них был мотоцикл с коляской. Они ездили на нем за ягодами, на рыбалку и на охоту. Время от времени они катали на нем местную детвору.

Из разговора мужиков я знал, что наш сосед — танкист, фронтовик. Он воевал в Пруссии. Однажды его тяжело ранило. Немецким снарядом ему снесло половину черепа, но это его не остановило, и он продолжал стрелять по немцам. В память об этом бое командование подарило ему немецкий мотоцикл БМВ.

Глядя на эту машину, я думал, что если бы у моего отца не было брони, то он тоже мог бы попасть на войну и его тоже могли бы наградить мотоциклом.

Бронь

Мой отец как железнодорожник имел право не идти на войну. Он имел бронь. В минуты семейных разладов, свидетелем которых я иногда бывал, мать укоряла отца за то, что он не отказался от своей брони, как это сделал ее брат, и не пошел воевать с немцами. Так образцом поведения для меня с детства стал старший брат матери.

По рассказам матери, дело было так. Какой-то железнодорожный начальник во время войны занимался мошенничеством, приторговывая шпалами. Мой дядя выступил на собрании с критикой этого начальника. Тот пригрозил отправить его на фронт, если он не замолчит. В ответ мой дядя пошел на фронт добровольцем, отказавшись от своей брони. На прощание он сказал начальнику, что если он вернется домой живым, тому несдобровать. В конце войны этот человек скрылся, уехал в неизвестном направлении. А мой дядя так и не вернулся с фронта.

Достаток

Слушая разговоры фронтовиков, собиравшихся в нашем доме 9 мая, я знал, что немцы и японцы воевали по-разному. У немцев во всем был железный порядок. Японцы же были хитрее немцев. Но больше всего наших солдат поражали подвалы немецких домов, в которых на крюках висели окорока, колбасы и находилась всякая снедь. Изобилие этих подвалов по-прежнему поражало их воображение, хотя после войны и прошло уже более 10 лет.

Еще одной темой фронтовых рассказов, с которой я соприкоснулся в своем детстве, было отношение наших солдат к немецким женщинам.

Немки

Во время одного из подслушанных мною разговоров была произнесена такая фраза, которая навсегда осталась в моей памяти. Я прекрасно знал, что такое пазуха. Я знал, что за пазухой можно унести много яблок, но когда один из фронтовиков сказал, что он видел немок, у которых «полна пазуха цыцок», я онемел. Но еще большее потрясение я испытал, когда мой школьный учитель, фронтовик, выпив самогона, рассказал о том, как его солдат сначала вступил в интимные отношения с немецкой женщиной, а затем пристрелил ее, дабы она не рассказала об этом командованию. Этого солдата осудили и отправили в штрафную роту.

Миссия

Сегодня, прожив бóльшую часть жизни, я думаю, что Советская Россия была замыслена Богом только для того, чтобы она победила немецкий фашизм. Россия выполнила свою миссию, поэтому 9 Мая — это наш праздник. Конечно, был ленд-лиз, и американцы с англичанами помогали нам, но немцев победили не студебеккеры и не тушенка, немцев победили мы, русские.

Для чего существует сегодня, какой смысл уготован демократическому обломку большой России, известно, видимо, пока только нашему создателю.

С Днем Победы!

7.2. Случай на Рождество

С Рождеством Христовым у меня связан случай. Сразу после школы я поступил работать на топкинский механический завод в Кемеровской области. Зачем я пошел работать? Ради идеи. Чтобы быть рабочим, который не продает свою рабочую силу, а творчески сам ее использует. На заводе я стал учеником фрезеровщика. Мне назначили мастера-наставника. Но через несколько дней я понял, что абсолютно бездарен во фрезерном деле и не могу не только творчески мыслить, но даже станок наладить для простейших операций. Все делал за меня мастер, мне оставалось только нажимать на рычаг, вперед-назад, вперед-назад. Мой мастер был профессором фрезерного дела, но он почему-то любил пить водку и мне говорил, что я неловок в работе потому, что не хожу с ним выпивать.

Через два месяца я не выдержал угрызений совести и написал заявление с просьбой перевести меня в другой цех в силу моей профессиональной несостоятельности. Меня перевели в литейный цех, где я стал работать галтовщиком. Больше всего мне нравилось работать в ночные смены, особенно по праздникам, потому что никого нет, ты один, сделал свою работу и ранним утром идешь домой. Дома поспишь часа два и идешь в библиотеку. Рабочие, отдававшие мне свои ночные смены, думали, что я сумасшедший. Так было и на Новый, 1967 год. И так было на Рождество.

Я отработал смену, сходил в душ, переоделся и пошел домой. Через некоторое время на другой стороне улицы я увидел какого-то нетрезвого человека, который падал, пытался подняться и вновь падал. Я прошел мимо с некоторым презрением к нему. Подходя к дому, я вдруг подумал, а ведь этот человек может замерзнуть, ведь стоит 30-градусный мороз, а я как идейный человек не мог себе этого позволить. И я повернул назад. Этот человек лежал на снегу. Я поднял его. Это был мой мастер. Я дотащил его до дома. Меня встретила его мать, которая поблагодарила меня и поздравила с Рождеством, а потом сказала, что в это утро в моей душе родился Бог. Так я запомнил этот рождественский день.

7.3. Речь на юбилее славяно-греко-латинской академии

Ваше Высокопреосвященство! Дорогой игумен Петр! Досточтимые отцы, братие и сестры! Коллеги!

Я хочу напомнить, что в славяно-греко-латинской академии, 325-летний юбилей которой мы сегодня отмечаем, здесь, в Заиконоспасском монастыре философия и богословие трудились рука об руку на ниве просвещения человека.

И философия, и богословие имеют смысл, если в человеке, к которому они обращаются, есть скромное место для Бога. Но сегодня нам приходится говорить об антропологической катастрофе, о том, что общество становится все лучше, все гуманнее, жизнь — комфортнее, а человек становится все хуже и все больше приближается к животному.

Почему?

Потому что, по словам Константина Аксакова, жизнь в обществе требует права и законов, но она не требует совести. Поэтому социальный прогресс неминуемо приводит к тому, что право начинает заменять совесть. В результате получается не человек, а социальный автомат, в котором нет места для Бога.

Еще один признак надвигающейся антропологической катастрофы связан с тем, что на смену русской соборности приходит броуновское движение самодостаточных атомов. Собор — это не коллектив и не социальная группа, это уникальный способ существования верующих людей, центр которых смещен из «я». Собор — это «мы», а «мы» — это «я» за пределами самого себя. Что может объединить людей со смещенным из центра «я»? Только вера, надежда и любовь. Катастрофа состоит в том, что Атлантида, на которой когда-то жили эти русские люди, исчезла. Ее поглотила круговерть социальных событий. Она исчезла, а мы остались. Но мы — другие. У нас есть центр, наш центр — это «я», а «я» — это уже не «мы». Что может объединить таких людей? Только интерес, корысть, жажда всеобщего эквивалента. Интерес объединяет нас в социальные группы, страты, которые лишены начал софийности и соборности. В этом я вижу признак грядущей антропологической катастрофы.

Наше упование связано с образом Христа, вселяющего в наши разуверившиеся сердца веру, надежду и любовь. Наши умственные чаяния связаны с возрождением славяно-греко-латинской академии — одного из важных источников русской духовности, источника, в котором состоялась встреча души и ума.