Клуб любителей фантастики, 2004

Виктор Исьемини
ПО ОБРАЗУ И ПОДОБИЮ

Иовер жил на равнине. Впрочем, слово «жил» не совсем соответствует тому состоянию, в котором пребывал Иовер… Иовер был равниной? Чувствовал себя равниной? Как бы там ни было, Иовер сбрасывал листву с деревьев зимой, расцветал весной, переводил стада травоядных с одного пастбища на другое… И направлял стаи хищников за ними… И танцевал на рассвете, встречая Свет и Тепло.

Когда-то давно… А может, недавно? Для бытия Иовера понятие «давности» было не вполне адекватным. В общем, когда-то прежде Иовер озаботился тем, чтобы заменить примитивные формы жизни на равнине более совершенными, более соответствующие тем условиям, которые диктовались Светом и Теплом, либо их отсутствием. Однако и кое-кто из прежних существ выжил, хотя и проигрывал эволюционировавшим собратьям. Для этих, прежних, Иовер заботливо выделил сырые затененные участки равнины, где они могли бы продолжать свой жизненный цикл без излишнего опасения встретиться с лучше приспособленными конкурентами…

Итак, жизнь равнины Иовера была сбалансирована, упорядочена раз и навсегда и, таким образом, наделена особым родом совершенства, которое в высшей форме стабильности таит подспудную жажду перемен и ожидание вызова.

Перемены пришли на рассвете. Иовер, как обычно, танцевал, приветствуя появление Света и Тепла — те только-только явились тоненьким серпом ослепительного излучения над одной из округлых вершин горной цепи, замыкающей горизонт…

И тут произошло НЕЧТО. Если бы Иовер обладал «слухом» и «зрением», он бы мог отметить, что НЕЧТО сопровождалось грохотом и вспышками, более яркими, чем дневные Свет и Тепло. Если бы Иовер обладал «памятью», он бы мог отметить, что ничего подобного прежде на его равнине не случалось… Словом, так или иначе, Иовер ощутил дуновение, сотрясение почвы и изменение теплового баланса. В клубах пара, наполовину перегородив речушку, на равнине стоял странно блестящий цилиндр. Никогда прежде Иовер не создавал ничего подобного, ибо ни в чем подобном равнина не нуждалась. Вообще, целесообразность такого предмета для Иовера не была очевидной, а его единственным императивом были необходимость и целесообразность.

Цилиндр был гораздо больше любого из созданий Иовера — любого зверя, рыбы или дерева. Но если бы Иоверу понадобилось описать его размер, он не стал бы использовать понятие «огромный», ибо цилиндр был все же гораздо меньше равнины. Ну, это в том случае, если бы для Иовера существовало понятие «размера».

Когда пар улетучился и растаял, а речка успокоилась в новом русле, в блестящем боку цилиндра — том, что не был погружен в воду, — открылись отверстия, из них к изуродованной лужайке осторожно протянулись тонкие металлические суставчатые конструкции. И все замерло. Затем часть блестящих стержней вонзилась в почву, уничтожив несколько травинок (Иовер ощутил их гибель), часть развернула широкие лопасти на концах, сориентировав их в разные стороны. И все замерло снова.

Затем — уже при новом Свете — в покрытом росой боку цилиндра открылись новые, куда более широкие, отверстия, из них опустились другие конструкции — плоские полосы, странным образом изломанные.

Когда их снабженные острыми шипами окончания вцепились в почву равнины, из отверстий показались существа. Да, это определенно были существа — в отличие от цилиндра, его обитатели оказались живыми. Они были лишь немногим крупнее самых больших из тварей долины, а вместо шкуры их покрывала странная белая чешуя. Или даже не чешуя… Иовер вскоре осознал, что странный покров пришельцев имеет иное происхождение, нежели они сами, и предназначен для защиты от механического воздействия. Остроумно! Иовер даже ощутил что-то вроде зависти к создателю тварей, что жил в цилиндре. Его существа были крупнее и сложнее тех, что населяли равнину, а эта идея чужеродного покрова… Однако никого, кто мог бы являться создателем и владыкой цилиндра, Иовер не обнаружил. А вернее, если оперировать терминами, более близкими Иоверу, — того, кто был цилиндром так, как Иовер был равниной… Тогда Иовер обратил более пристальное внимание на существ в белой чешуе. Не то чтобы он «присмотрелся», «пригляделся» или «принюхался» — скорее, «примыслился». Странно, но эти пришельцы, пожалуй, были слишком необычными. В чем-то Иовер даже признал их равными себе. Они умели мыслить абстрактно и изменять равнину вокруг себя. Во всяком случае, при следующем Свете Иовер обнаружил, что площадка вокруг металлического цилиндра преобразилась так, что это никак невозможно было объяснить естественными причинами. Да и какие причины, не обусловленные вмешательством Иовера, могли считаться на равнине «естественными»?

Вокруг цилиндра выросли новые объекты, поменьше, сферической формы — но материал, из которого они были сделаны, блестел точь-в-точь как стенки большой конструкции. Лужайка вокруг них была огорожена сетками, вдвое превосходящими по высоте рост пришельцев. За сеткой расположилось много странных объектов разного размера, но меньших, чем сферы. Постепенно Иовер уяснил назначение маленьких сооружений, сетки и всего другого. Многое он нашел странным и нецелесообразным, однако с выводами все же не спешил — слишком велики были различия между его равниной и цилиндром пришельцев. Сферы были «жилищами», а другие предметы — «инструментами» и вместилищами «запасов». И то и другое было новым для Иовера и показалось ему остроумным и занятным.

Вскоре Иовер обнаружил, что пришельцы общаются между собой посредством звуковых волн, — это было важное открытие, ибо уловить связь между звуком и «мыслями» пришельцев было непросто, они редко соответствовали друг другу. Распознавать ментальные колебания, вызванные «мыслями» пришельцев, Иовер научился довольно быстро, интерпретировать звуки их речи — немного позже. Но когда он пытался связать «мысли» и «слова», то их соответствие причудливым образом колебалось от полной тождественности до полной противоположности… Когда Свет был в зените, пришельцы собрались перед своим цилиндром — на самом некрасивом, с точки зрения Иовера, участке — там, где почва была вытоптана в пыль и отравлена лужами грязи органического происхождения. Один из самых крупных чужаков взобрался на небольшой прямоугольный объект («контейнер» с «запасами») и обратился к своим собратьям:

— Во имя Господа, братья и сестры! Свершилось предначертанное, и мы отыскали этот поистине райский уголок, затерянный в глубинах безжизненного космоса!..

Все это было не очень понятно Иоверу, но он продолжал старательно «вмысливаться», надеясь, что понимание придет позже. Судя по тому, как внимательно «примысливались» «братья и сестры», было очевидно, что происходило нечто важное.

— …Из неверия, из мрака предвечного бежали мы с именем Господа на устах, и вслед нам неслись проклятия! — продолжал пришелец. — Однако же благословен, но не проклят был наш исход, мы явились в землю обетованную, дабы начать здесь новую жизнь и выстроить новый Эдем, новое царство Божие в этом уголке… Мы будем трудиться неустанно и столь же неустанно молиться Создателю… Мы выстроим наш Эдем… Сия земля словно изначально к тому предназначена, ибо климат здесь мягок, а опасных хищников нет…

«Бог», «Создатель», «Господь» — все эти определения Иовер расценил как имена того, кто устраивал жизнь в цилиндре и повелевал там, однако следов его по-прежнему не обнаруживалось, более того — действия пришельцев явно никто не направлял, руководствуясь целесообразностью и сбалансированностью. Многое в их поступках отличалось, по мнению Иовера, отсутствием логики. Но он терпеливо продолжал наблюдать, надеясь в дальнейшем лучше понять их мотивы и стимулы. Это было интересно.

Иовер уже успел убедиться, что пришельцы, как, к примеру, олени в лесном стаде, делятся на старших и младших, что они, похоже, двуполые и живородящие. Роль вожака стада выполнял тот самый крупный самец с белой окладистой бородой, что выступал перед «братьями и сестрами»…

А пришельцы были хоть и скверно организованы, зато целеустремленны и исполнены энтузиазма. Кусок равнины вокруг их цилиндра стремительно преображался — прямоугольные участки почвы «братья и сестры» очищали от местной флоры и засевали привезенными с собой растениями. Сетчатые ограды, которыми они ограничивали занятую территорию, продвигались все дальше и дальше. Иовер не тревожился ни о чем и продолжал с интересом наблюдать за действиями чужих — их усилия по преобразованию равнины совершенно не походили на его собственные, но были стремительны и оригинальны. Это казалось занятным и даже поучительным…

Особенный интересу Иовера вызывали регулярные собрания пришельцев. Обычно один из них «говорил», а прочие «слушали». При этом большинство «думало» о чем-то ином, нежели слова, произносимые вслух. А вслух говорили почти всегда о некоем Создателе. Иовер не вполне понимал, «где» и «когда» находится этот Создатель, но с большим уважением относился к нему, сумевшему довести свои творения до немыслимого совершенства, сумевшему создать «братьев и сестер», способных мыслить абстрактно и «говорить» не то, что «думаешь». Должно быть это, последнее, умение — свидетельство очень тонкой ментальной организации и высочайшей степени развития… Иовер начал часто задумываться о таинственном Создателе, невольно ставя себя на его место, стараясь вообразить, каково это — быть Создателем и «Господом» столь высокоразвитых существ…

Странно, что присутствие самого Создателя никак не ощущалось. Странно, что он, похоже, продолжал скрываться в цилиндре, тогда как его твари обживали участок равнины.

Однажды две очень маленькие особи (наверняка детеныши пришельцев) выбрались тайком за сетчатую ограду и устроили странную бесцельную возню среди невысоких деревьев на краю леса. Внутрь ограды Иовер никогда не заходил, признавая тем самым право пришельцев на кусок равнины, преобразованием которого они занялись. Конечно, ему было немного жаль отторгнуть эту часть себя, но любопытство и желание понаблюдать за самостоятельной деятельностью «братьев и сестер» было сильнее. Так что Иовер никогда не приближался к чужакам настолько близко, как сейчас к этим двум детенышам. А те с «визгом» и «хохотом» носились по лужайке, осуществляя попутно множество других нелогичных действий. Это называлось «игра» и широко практиковалось, как Иовер уже успел заметить, в процессе подготовки юных особей к будущей практической деятельности. Притаившись в тени, Иовер наблюдал.

Израсходовав избыток энергии в «игре», детеныши повалились на траву, запрокинули головы и шумно запыхтели, глядя вверх. Если у тебя есть «глаза», то очень интересно «смотреть», как лучи Света причудливо высверкивают между листвой, которую слегка шевелит ветер. Смысла этого занятия Иовер не понимал, но само занятие ему было ясно. Старший (более крупный) детеныш «заговорил», обращаясь к младшему, — очевидно, этот «разговор» был частью игры:

— А ты знаешь, что здесь в лесу живет такой черный, страшный? Здоровенный такой!..

— Не-е… — с непонятной интонацией ответил маленький детеныш. — Преподобный отец Никанор сказал, что здесь Эдем, а в Эдеме страшные не водятся.

— Слушай ты больше Никанора! Я же тебе точно говорю — такой страшный, громадный! А лапы у него — во-о какие! Он как схватит, как!..

У Иовера возникло странное ощущение — он почувствовал, что каким-то образом «слова» и «мысли» старшего детеныша — а в этот раз они полностью соответствовали друг другу — касаются его самого, Иовера. Когда пришельцы «говорили» то, что в самом деле «думали», — это оказывало на Иовера странное действие.

— Перестань! Я тебе не верю! — взвизгнул младший. — Никанор сказал, что это Эдем!

Странное ощущение поблекло, ослабло, но не ушло совсем.

— Ха! — буркнул старший. — Эдем там, за забором, а мы снаружи, понял? И здесь он как раз появляется, черный-то. А когти у него здоровенные, острые! Азубищи…

Иовер вдруг осознал, что преображается совершенно невероятным образом. Что у него появилась истекающая ядовитой слюной пасть с теми самыми «зубищами», «пышущие злобой страшные глаза», «рога» и другие анатомические излишества, совершенно не имеющие, вроде, практического смысла.

— А если поймает, то раздерет на куски! — провозгласил старший, наконец наделяя телесные приобретения Иовера предназначением. — И голос у него знаешь какой? Хриплый, страшный…

Иовер впервые испытал ужас — так вот почему не появляется их Создатель! Так вот что они с ним сделали! Иовер распахнул пасть и в непривычных судорогах и спазмах глотки исторг — впервые — «хриплый страшный рев»!

— Слышишь? — спросил старший. Теперь и в его голосе звучал страх…

В поселке испуганным детишкам, разумеется, никто не поверил, но глава общины Никанор, тем не менее, отправил нескольких мужчин проверить, насколько исправны сетчатые заграждения, Иовер, притаившись в кустарнике, услышал их разговор:

— Видишь — зря старик беспокоится, — говорил один из патрульных бодрым тоном, — все в порядке. Сетки целы. Ну посуди сам, мало ли чего детишки наплетут…

— Э, не скажи, — возразил другой уныло, — я ведь сам слышал этот рев… Ну, который ребят напугал.

— Да брось! — заявил нарочито-бодрым голосом первый, и Иовер уловил расхождение между формальным смыслом его слов и невысказанными мыслями. — Если бы здесь и вправду водилась эта черная тварь, то решетки давным-давно были бы сломаны…

На следующий день («при следующем Свете», в прежнем понимании Иовера) ограды оказались разрушены во многих местах.

Иовер сам не понимал толком, что с ним происходит, в его сознании никогда прежде не возникало чего-то, обозначающего «власть», «зависимость», но теперь он ощущал непреодолимую потребность соответствовать тому, чего от него ждали пришельцы. Он всегда был тем, в чем нуждалась равнина… В день, когда были разрушены ограды, кто-то робко задал вопрос: «Почему же в таком случае это чудовище не показывается нам на глаза?» — и Иовер, сам того не желая, выступил из тени на опушку. Издав хриплый рык, он с трудом заставил себя скрыться. Сознание многих чужаков звало его броситься на них и растерзать, изуродовать, уничтожить — но, вместе с тем, большинство их все же отказывалось верить собственным глазам. Удивительно, Иовер был, пожалуй, даже потрясен: странные существа больше верили своим подсознательным страхам, чем собственному зрению и слуху. И, как ни странно, это неверие спасло общину. В этот день черное чудовище больше не появлялось.

Встревоженные и напуганные «братья и сестры» собрались на совет перед кораблем. Несмотря на увещевания главы общины, шум не стихал — каждый старался высказаться, перекрикивая других. Скептики орали, что это чьи-то дурацкие шутки и пора прекратить безобразие, более трусливые и, наоборот, более отважные, требовали вооружиться и, выследив чудище, покончить с ним. Дети плакали. Тощий неопрятный мужчина, тряся нестрижеными свалявшимися патлами, взвыл:

— Это местный злой дух! Нужно принести ему в жертву девственницу! — При этом он выразительно посмотрел в сторону своей соседки и мстительно подумал: «Все равно проку от тебя никакого».

Полная аккуратная девушка в очках завизжала:

— Сумасшедший! Козел! Развратник! Все равно не пущу, и не смей скрестись по ночам у меня под дверью, ублюдок! Лучше к местному черту в лапы, чем с тобой, вонючка! — И при этом грустно подумала: «Привел бы себя в порядок и посватался, как положено, дурачок».

Иовер, скорчившись, рухнул на колени и обхватил «безобразную голову» «когтистыми лапами» — мысли путались, его разрывала необходимость соответствовать потрясающе разным образам и моделям поведения. Он поднялся, покачиваясь на непослушных ногах, ступни которых то и дело норовили превратиться в раздвоенные копыта, и, шатаясь, двинулся в сторону поселка…

— А ну, молчать! — взревел глава общины Никанор. — Слушать меня! Смотреть туда!

Дрожащий палец пастыря указал в сторону опушки. Оттуда неверными шагами приближался воплощенный ужас.

— Вот он! Вот он явился по наши души! Сатана, дух нечистый! Этот край, подобный Эдему, был мороком, дьявольским наваждением. За грехи! За грехи нам посланным! Во искушение! Дабы смутить сердца наши! И растлить дух наш! Так прочь же отсюда! Удалимся же, ни минуты не медля, и отрясем прах сей мерзкий с ног наших!

То ли призыв Никанора обладал такой силой, то ли зрелище медленно приближающегося Иовера подействовало на пришельцев — но они разом, толкая и отпихивая друг друга, бросились к сходням…

Глядя, как пламя в небесах теряет алый оттенок и превращается в белую слепящую точку, подобную миниатюрному Свету, Иовер искал решение… Можно, конечно, путем направленных трансформаций вывести абстрактно мыслящих «братьев и сестер» из представителей местной фауны. У Иовера был на примете подходящий зверек, шустрый и смышленый. На деревьях живет… Но на это потребуется несметное количество Светов. И все это время оставаться в чудовищно жутком облике? А может, ему повезет? И на поляну у реки опустится новый цилиндр, и в нем прибудут на равнину другие «братья и сестры», которые смогут увидеть его, Иовера, таким, каков он есть на самом деле? Большим, светлым, излучающим теплое золотистое сияние, подобное Свету, и с огромными белыми крыльями. С огромными белыми крыльями…

Елизавета Афанасьева
КОШКИ-МЫШКИ

Когда от меня ушел Крис, я хоть и огорчилась, но даже не подумала плакать. В конечном итоге, вместе мы пробыли всего три месяца. Крис оставил душераздирающее письмо, которое, я по прочтении, смяла и выбросила в ведро.

Но потом умер Пэт. Мой кот. Кажется, я ревела каждый вечер в течение месяца.

Пэт появился в нашей семье, едва мне исполнилось десять лет. Ему самому стукнуло пятнадцать, когда он ушел по тайной кошачьей дорожке, не попрощавшись и не оставив ни записки, ни сувенира на память.

В любом состоянии — с разорванным ухом после весеннего загула или на дрожащих от старости лапах — он являлся к ужину и упрямо гремел тарелкой. Не обнаружив его однажды вечером, я поняла, что он ушел навсегда.

Я нашла его наутро в парке, под старым тополем. Похоронила там же, посадив на могилке кустики кошачьей мяты и валериану.

Пэт, слишком умный для того, чтобы казаться просто котом, из всей семьи выбрал меня и навсегда вручил мне свое маленькое, быстрое сердце, заодно выбрав в моем местечко потеплее.

С ним-то мы всегда чувствовали друг друга как сиамские близнецы. Например, когда среди ночи одному из нас приходила охота стащить из морозилки брикет ванильного мороженого, страстными поклонниками которого были мы оба, то другой тут же просыпался и спешил на кухню.

Когда мне пришлось уехать из родительского дома, вопроса насчет «прописки» Пэта не возникло, он путешествовал вместе со мной, пока я окончательно не определилась с местом нашего с ним жительства. Пэт обследовал новое жилье до самого дальнего уголка и одобрил.

Пока был жив Пэт, я ничего не боялась, ведь с вечера в доме всегда ощущалось его присутствие: слышался его солидный баритон, позвякивала тарелка по напольной плитке.

Можно, конечно, было настроить холодильник на голос Пэта, и он преспокойно выдавал бы ему порцию кошачьих консервов, но нам обоим нравился этот маленький ежедневный ритуал: по утрам есть хлопья из соседних чашек на столе. При этом Пэту не возбранялось прихватить ветчину с моего бутерброда, а я могла макать в его молоко крекеры.

Он гордо освоил катание на домашнем роботе-уборщике, доказав раз и навсегда, кто в доме хозяин. После обильного ужина, сыто урча на моей груди, он баюкал меня своими песнями, всегда одними и теми же, но почему-то не надоедавшими, а по комнате предпочитал передвигаться на моих плечах, уподобляясь пушистому воротнику.

А теперь вместо Пэта в доме поселилась тишина. От нее не спасали ни телевизор, ни музыкальный центр, ведь все равно их приходилось выключать на ночь… И тогда тишина возвращалась.

Пэт философски относился к появлению в доме мужчин: лишь бы те не выпивали его молоко и не пытались использовать кормушку как пепельницу. Он деликатно обходил их стороной, стараясь не соприкасаться с ними, будто понимал, что они — временно.

Самое печальное, что с его смертью это не изменилось. Никто не задерживался в моей жизни надолго. Может, потому, что я искала и не находила в них той уверенности и надежности, какие видела в Пэте. На столь сильную и искреннюю привязанность, по моему мнению, не был способен ни один из них.

Я привыкла общаться с Пэтом, как с любым из близких. И он пристально смотрел на меня, одобряя или не соглашаясь стем, что я говорю. Иногда, когда его не было рядом, я обращалась к нему мысленно и всегда видела его серьезный взгляд. Потом, когда его не стало, эта связь не прервалась.

Мне предлагали чудных котят, но каждый раз, когда я брала в руки пушистый комочек, мне в спину с укором смотрел Пэт, и я понимала, что буду чувствовать его ревность всегда. Возможно, это прошло бы со временем, но пустой дом и спрятанная в дальнюю коробку синяя тарелка наводили на мысль, что я так долго не продержусь.

Докуривая уже восьмую сигарету за вечер, я рассеянно листала глянцевый журнал. На очередной странице мне в глаза буквально вцепился рекламный слоган Корпорации электронных товаров:

«Домашние животные — это проблема. Но только не электро-ПЭТ!»

Я вздрогнула, прочитав столь знакомое и дорогое мне имя. Кто посмел его использовать в какой-то жалкой рекламе? Подавив в себе неприятное чувство, я решила дочитать ее до конца.

«У Вас аллергия на шерсть?

Вы не любите вставать рано и бежать под дождем выгуливать собаку?

Вы не выносите кошачьих песен по весне?

Но Вы не против завести домашнее животное без всех этих вредных привычек? Тогда Вы должны прийти к нам! Мы подберем Вам любимца на Ваш, несомненно, взыскательный вкус!»

Далее следовала цена — весьма высокая, но все же не заоблачная.

Из рекламы я поняла, что речь идет об электронных аналогах домашних питомцев. Но при чем здесь Пэт?

Через неделю в моем почтовом ящике объявился красочный проспект. Из него я поняла, что ПЭТ — это аббревиатура, и расшифровывается она так, «Первоклассное Электронное Творение», Корпорация предлагала биороботов, запрограммированных на повадки различных домашних животных с безупречными манерами и воспитанием.

«А почему бы и нет, Пэт? — мысленно спросила я. — Ведь они все равно даже близко не смогут заменить тебя, а мне будет не так тоскливо!»

На этот раз Пэт смотрел на меня настороженно. Он был не согласен, но тактично молчал.

«Пэт, пойми, мне так тяжело приходить по вечерам в дом, где меня никто не встречает», — уговаривала я его. Пэт отвернулся, дернув хвостом, и оставил меня наедине с этой непростой задачей.

Сначала я решила навести справки у окружающих. Как выяснилось, одна из моих коллег приобрела хорошенького щенка для своего сынишки с астмой. Она была от пса в восторге: никакого запаха и пожеванной обуви, только море щенячьей восторженности, всегда подаваемая лапа и аккуратное сидение на своем месте до дальнейших указаний. А электронные птички и рыбки, оказывается, давно уже не были новинкой. Видимо, я так поддалась сентиментальной привязанности к старому коту, что пропустила новомодные веяния.

Пэт оставлял на ковре пушистые комочки шерсти, а ПЭТы не линяли никогда.

Корпорация, производящая биороботов, обещала вернуть деньги (повторюсь, немалые), если кибернетический кот или собака по какой-то причине не приживется. Но, кажется, прецедентов пока не было. Электронные зверушки расходились с фантастической скоростью, несмотря на свою чуть менее фантастическую цену.

Я знала, что смогу позволить себе эту роскошь: завести игрушечного кота. Пэт по-прежнему отмалчивался и отводил взгляд.

«Вот и хорошо! — обиделась я. — Вот и решили!»

И я отправилась по адресу, указанному в проспекте: Корпорация продавала ПЭТов только в своем головном офисе.

Оставив электрокар на стоянке, я вошла внутрь огромного здания из голубого стекла. Тут же ко мне навстречу двинулся ослепительно улыбающийся сотрудник в светло-сером фирменном костюме.

— Мы рады вас приветствовать! — воскликнул он так, будто все это время стоял и дожидался именно меня. — Садитесь. — Он усадил меня в мягкое кресло у столика и сам сел в такое же напротив. — Что будете? Чай? Кофе? Апельсиновый сок?

— Нет, спасибо. Я бы хотела… мне нужен… У вас есть в продаже коты? — с трудом сообразила что сказать я.

— Конечно! По вашему выбору. Какую породу предпочитаете?

— Э… Мне бы обычного, беспородного… Или важна порода?

— Что вы! Не имеет абсолютно никакого значения! Цвет глаз, шерсти?

— Мне все равно. Пусть будет серый.

— Все для вас! — он осклабился так, будто я была его самой любимой родственницей.

— Когда я получу заказ?

— Ровно через неделю после оплаты. Сейчас мы подпишем контракт, вы расплатитесь, и через семь дней вам доставят посылку по указанному вами адресу.

— Спасибо…

Я была рада, что все так быстро решилось, потому что, случись хоть какая-то заминка, я бы сбежала из этого ослепительно-улыбчивого стеклянного офиса.

Заказ доставили точно в срок. Коробку принес прямо к моим дверям симпатичный парень в светло-серой, тех же фирменных цветов, спецовке.

— Желаете проверить, все ли в порядке?

— Разумеется!

Сев на пороге, я осторожно прикоснулась к шуршащей бумаге. Пэт с любопытством рассматривал цветастую обертку, перевязанную блестящей лентой с лейблом Корпорации.

«Сейчас, Пэт, сейчас мы ее откроем. Вот только еще немножко посидим, полюбуемся на этот цветник…» — мне было явно не по себе.

— Вам помочь?

— Не надо, я сама…

Потянув за длинный кончик ленту, я развязала красивый бант. Шурша, опала бумажная упаковка, сейчас я увижу нечто похожее на…

«Пэт, помоги!»

Пэт спокойно смотрел на меня, будто подбадривал. Я поймала на себе такой же взгляд представителя Корпорации. Однако на всякий случай зажмурилась, на ощупь открыла коробку и рискнула приподнять одно веко.

Самое страшное, чего я ожидала, — это увидеть муляж кота. Механическое подобие мертвого Пэта. Но в коробке спал, свернувшись клубком, маленький серый котенок. Совершенно обычный, будто от загулявшей домашней кошки. Которого мне подкинули в надежде на мою сердобольность.

«А он ничего, даже милый, правда, Пэт?» — на что я услышала тихое фырканье.

Я достала котенка из коробки и положила к себе на колени. Он тихо пискнул и потянулся. Ничто не отличало его от настоящего котенка. Абсолютно. Я даже подумала, нет ли тут мошенничества со стороны Корпорации, но достаточно было наклониться к нему и втянуть носом запах, чтобы понять: передо мной самая потрясающая в мире подделка под кота.

Я точно знала, как пахнет от чистоплотных, уважающих себя котов, потому что именно таким был Пэт: немножко сушеной рыбкой, домашним уютом и уличной свежестью. От этого пахло пластиком, стерильной лабораторией и электричеством. Иллюзия живого была мгновенно разрушена.

— Как мы назовем его, Пэт? — спросила я вслух, забывшись.

Пэт равнодушно отвел глаза и принялся вылизывать себе бок.

— Вообще-то мое имя Рик, — недоуменно откликнулся парень, показав на бейджик.

— А я не к вам обращаюсь.

Тот посмотрел по сторонам, не обнаружил больше никого, но, видимо, уже привыкший к странностям клиентов, как в ни в чем ни бывало продолжил:

— Я бы назвал его Арчи.

— Да кого интересует ваше мнение? — совсем уже грубо отрезала я, но парня это ничуть не смутило.

— А как вас зовут? Я ведь представился.

Вот нахал!

— Рене. Что-нибудь еще?

— Чашку чая, если можно.

Определенно, нахал! Что этот мачо себе вообразил?

— А хочешь, я тебя угощу чем-нибудь? Мой рабочий день закончен.

Он уже перешел на «ты»!

— Предпочитаю провести вечер в обществе кота! — намереваясь резко встать, я уронила коробку.

— Да тебя же нельзя оставлять сейчас одну. От волнения ты можешь наделать глупостей! — Рик поднял коробку и протянул мне.

— Можно, я позвоню тебе, Рене?

— Я тебе не давала телефона, — сама того не заметив, я тоже перешла на «ты».

— Он указан в накладной. Я позвоню и приглашу тебя на свидание. Придешь?

Открываю дверь и гордо ему бросаю:

— Вот еще!

Когда я подписывала контракт, из комплекта функций киберкота можно было исключить питание и туалет, но мне показалось, что это совсем уж как-то ненатурально. Поэтому пришлось покупать кормушку, лоток с решеткой и кошачий корм. Оказалось, Арчи не только питался, но и рос! Совсем как настоящий котенок.

Пэт на мои приобретения не повел и ухом.

Арчи бродил по дому, играя то с резинкой для волос, то с бахромой скатерти.

— Почему ты не купишь ему игрушек? — удивился Рик.

— Зачем они ему? Он же сам игрушечный.

— По-моему, ему скучно.

Рик соорудил из бумажки с ниткой подобие удочки и принялся развлекать кота, который, на удивление быстро сориентировавшись, набросился на фантик с яростью оголодавшего тигра.

— Вот, смотри! Ему нравится!

— Глупости, — фыркаю, — просто в программе заложено.

Но угомонить этих двоих было уже совершенно невозможно.

Они носились по дому как торнадо, пока Рик не зацепил ногой торшер и не рухнул на взвывшего Арчи.

В воспитательных целях пришлось выставить их вон. Через полчаса, нагулявшись под дождем, они оба стали царапаться в дверь и жалобно мяукать, причем непонятно, кто из них старался больше. И лишь опасаясь, что электронная начинка Арчи может пострадать от влаги, я их впустила.

Рик чихнул и жалобно посмотрел на меня: дескать, все, простыл, заболею, буду долго и мучительно умирать, нельзя ли получить чашку горячего чая с домашним печеньем? Арчи потерся об его ноги, выгнув спину и задрав хвост.

— И не надо к нему подлизываться! — проворчала я. — Забыл, чей ты кот?

Пэт приоткрыл глаза и настороженно посмотрел на меня.

— Знаешь, мне кажется, ты его не очень-то любишь. — Рик присел на корточки и почесал у Арчи за ухом. Тот в ответ ввинтился носом ему в ладонь и отчаянно затарахтел.

— Он всего лишь робот. Что общего у него с живым котом?

Рик пожал плечами.

— Мне кажется, что он все понимает и чувствует.

— Не сочиняй, Рик. У меня был кот, я знаю, чем он отличался от Арчи!

Пэт навострил ушки.

— И чем же?

— Он был живой!

— Но Арчи точно так же ест, скребется в лотке с наполнителем, играет, мяукает, радуется, когда я прихожу!

— Рик! Неужели я должна объяснять сотруднику Корпорации, что это — всего лишь программа! — с нескрываемым сарказмом ответила я. — Он сохранил твой образ в одном из кластеров запоминающего устройства, чтобы идентифицировать при каждой встрече. Он ест и, извини за выражение, справляет нужду, потому что я указала это в контракте! Я не могу любить игрушку! Даже столь дорогую!

Он задумчиво посмотрел на меня, будто не узнавая.

— Знаешь, когда я увидел тебя впервые, то подумал: вот девушка, которой нужен друг. Ты рассказала мне про Пэта, и я решил, что ты очень чуткая. Но мне кажется, я ошибся. Ты цепляешься за свои воспоминания, сравнивая всех со своим старым котом, и никого близко не подпускаешь. А ведь так никогда не получится полюбить.

Он осторожно отстранил Арчи, встал и пошел к выходу.

— Рик? Ты куда?

Но он не ответил мне, а просто вышел, закрыв за собой дверь. Арчи кинулся было за ним, но не успел. Тогда он сел под дверью и строго посмотрел мне в глаза.

— Хочешь за ним? Иди! — я открыла дверь, и он… выскользнул следом!

— Все идите! Все убирайтесь к чертям собачьим! — заорала я им вслед.

Взгляд Пэта обжег меня и охладил одновременно.

— Пусть они убираются, Пэт! — сказала я уже намного тише. — Нам же никто не нужен больше, верно?

Тут Пэт вдруг повернулся ко мне спиной и стал удаляться!

— Не смей бросать меня, Пэт! — страх накатил, как горячая волна.

Но он уже исчезал… Таял, как Чеширский кот. Только от Пэта не осталось даже улыбки.

— Пэт!!!

Осень… Мой велосипед шуршит по листьям в парке, где мы когда-то гуляли с Пэтом, а потом приходили с Риком и Арчи.

Вот уже месяц, как я разыскиваю их. Рик уволился из Корпорации и уехал в неизвестном направлении, Арчи пропал… Надеюсь, что ему удалось догнать Рика, ведь этот кот был так к нему привязан… Пэт тоже ушел.

Но я должна найти их, вернуть и попросить прощения. Может быть, тогда и Пэт простит меня… Если вы где-нибудь увидите парня с серым котом, который сидит у него на плечах, подобно воротнику, позвоните мне. Я очень хочу их найти.

Артур Кангин
ЗЕРКАЛО

У бизнесмена Артема Кутько дела шли со скрипом.

Это еще мягко сказано… Вообще не шли!

Закупил он в солнечном Египте партию бананов да и сунул в трейлер с морозильными установками. Бананы почернели, как березовые угли.

Затарился (два парохода!) уругвайской хамсой. А та, стерва, оказалось выловленной в местах экологической катастрофы. До краев полный нефти танкер там затонул. Кушать рыбку нельзя.

Кинулся Артем в строительство. Грезилось небоскреб в Златоглавой поставить! Так ему бравые хохлы пористые сваи поставили. Ну, не держат они перекрытия. Ломаются, как спички…

Может, завязать с бизнесом?

В минуту горьких раздумий Артем полез на чердак. За семейными фотографиями. Разобраться, в кого он такой неудачник.

Охотничье ружье… Примус… Мандолина…

Ага, фотки и связка писем.

Родной дедушка общается с фронта с бабушкой.

И вот что удивительно! Почти в каждом послании хвастает, мол, смерть стороной обходит, а медали с орденами сыпятся, как из рога изобилия.

Не похож дедуля на неудачника!

Сунул пачку цидуль за пазуху, роется дальше.

Свалил в сторону какой-то пыльный баул и увидел высокое резное зеркало. Пощупал края… Оправа из карельской березы. Форма, как у балетной танцовщицы. Талия, грудь…

Смахнул рукавом замшевой куртки паутину с пылью, зеркало блеснуло радужным светом.

Артем взял находку под мышку, пошел к винтовому спуску.

В зале он протер серебристую поверхность влажной тряпочкой, зеркало благодарно засияло, как новенькое.

Глянул в него.

Прыщик, на носу царапина, под глазами от недосыпа черные круги… Неожиданно изображение вздрогнуло и пошло волной. Артем увидел в соседнем доме снайпера, целящегося прямо в него.

Рухнул на пол, а пуля с поросячьим визгом вонзилась в стену.

Лежал и думал.

За порченные бананы, отравленную хамсу, брошенный недостроенным небоскреб многим остался должен. А должников у нас, как известно, того… По традиции переходного времени.

Дополз до кухни, позвонил в милицию.

Потом глянул в прошитое пулей балконное стекло. Зыркнул на зеркало.

Ну, не мог снайпер в нем отразиться. Они не на одной линии.

Бред!

Примчались менты. Сняли показания. Про зеркало Артем не заикнулся. Примут за идиота.

Уехали, вяло пообещав поймать мерзавца.

Артем же попил кофе, поцеловал зеркало, да и лег спать.

Завтра все обдумает на свежую голову.

А зеркало-то оказалось с секретом!

Идет, скажем, Артем подписывать контракт с банкирами, а серебристый друг подернется дымкой, вспыхнет, да и покажет со всей дотошностью келейную беседу денежных мешков.

— Кутько — лох! — проглатывает виски один.

— Банк наш — банкрот. Артемка этого не знает, — закусывает миндалем другой.

— Разорим его дотла и спасемся! — улыбается третий.

После таких живых картинок Кутько посылал банкиров к бесовской маме и оставался цел.

Ни на одно дело Артем теперь не выходил без совета зеркала предков.

И пошел в гору!

Через год его многопрофильная компания заняла ведущую строчку в рейтинге малого бизнеса.

Все хорошо, но зеркало вдруг захандрило.

Стало показывать только прошлое.

И какое!

Вот пацаненок Артемка тырит яблоки в колхозном саду… Бьет соседскую девчонку… Ругается из-за долгов с отцом… Требует от залетевшей от него девушки срочного аборта…

Кутько огорчился и развернул укоряющее зеркало серебряной поверхностью к стене.

Стал жить, как прежде, без подсказок.

И ничего, все пошло чин-чинарем, нормальненько.

Проводит блистательные бизнес-встречи. Покупает только самое ходовое и высшего качества. Продает с завидным кушем только самым горячим и нерасчетливым покупателям.

Лишь один раз не выдержал. Шел на прием в Кремль. Развернул и взглянул в зеркало. Но, кроме своей подобревшей и лучезарной физиономии, ничего не заметил.

Радостно плюнул и стал жить по наитию.

Бизнесмен Артем Кутько!

Флагман отечественного предпринимательства!

Эквилибрист купли и продажи!

Да что там?! Финансовый гений!

Женился Артемка. Детей завел. По золотистому паркету дома птица какаду прыгает. Яйца несет. В хрустальном бассейне могучие осетры меланхолически плавают. Икру мечут.

А заветное зеркало опять оказалось на чердак снесенным, паутиной да жирной пылью подернуто.

Как-то, от души откушав поросенка с хреном, запив ледяной водочкой «Столичная», Артем вспомнил о нем.

Полез на чердак, смахнул рукавом напластования пыльной дряни и ахнул. В зеркале ясным огнем полыхает его дом. А сам Артемка, нелепо подогнув ногу, лежит прошитый очередью «Калашникова». Над ним склонилась и воет простоволосая вдова, хнычут сиротки, Машенька и Гриша.

По серебристой поверхности мелькнула толстая рожа главного конкурента, нефтяного магната Егора Махнорылова.

— А киллер Шакал молоток! Артемка откинул коньки! — отрыгнув, угробно захохотал Егор. — Собаке собачья смерть!

Артем отломил от какого-то древнего кресла ножку, со всего плеча ахнул по зеркалу.

Лунные брызги осыпали чердак.

Артем спустился в гостиную и от огорчения махнул целый стакан водки.

Лучше не стало. Лишь потянуло в сон.

А дальше — началось странное.

К нему в долю попросился тот самый главный конкурент из зеркала, Егорка Махнорылов.

Артем хотел сразу ему дать отлуп. Но зеркала уже нет. Некому опереться на плечо. А последний совет был таким — бойся Егорку.

Махнорылов вошел в долю. Дела Артема круто пошли в гору. Дальневосточный порт на паях прикупили. Нефтью Артемка занялся, газом, древесиной элитных пород.

Как-то в добром подпитии Артем рассказал Махнорылову о зеркале.

Махнорылов заиграл желваками, помрачнел и говорит:

— А я ведь точно хотел тебя того, из «Калашникова». А дом сжечь…

— Брешешь!

— Ты где отчетную документацию хранишь?

— Дома.

— Нет документации, нет и Егора Кутько. Все бы твои капиталы себе оттяпал.

— А что же тебя остановило?

— Странные предчувствия…

Помолчали.

— Зеркало, значит, вдребезги?

Артем кивнул.

— Жалко. Хотелось бы на будущее взглянуть.

Проводив Махнорылова, Артемка полез на чердак, осколки в заветный мешочек смести.

А зеркало стояло там, где и прежде. Ни трещинки, ни царапин. Под ногами же визгливо щелкали стеклянные осколки.

Артем подышал на зеркало, смахнул ладонью паутину, изображение дрогнуло, пошло волной.

И видит Артем господина Махнорылова со своими подельниками.

— Артемку надо устранять, — оскалился Егор. — Он наши прежние планы разнюхал. Кто-то стучит для него. Вся документация дома. Сам сказал. Позвоните Шакалу. Пусть обновит свой «калаш».

Зеркалу Артем поверил.

Срочно, вместе с семьей, умотал в Гонолулу, прихватив деньги, документы и, главное, зеркало-вещун.

И теперь он сидит под тенистыми пальмами, потягивает текилу, щупает мускулистые бедра местных красоток.

Шайку Махнорылова, руками верных парней, он уничтожил. Вместе со снайпером Шакалом.

Можно возвращаться и в Москву.

Ну, это-то никогда не поздно…

Каждое утро Артем идет к спасительному зеркалу. Долго, почти не мигая, смотрит в него. Увы, здесь, в тропиках, кроме его сытой физиономии, зеркало ничего не отражает.

Но Кутько не вешает нос!

Значит, не время…

Припечет, и заговорит зеркальце, не сомневайтесь!