Константин Эрлинг Кристина Каримова
ЦВЕТОЧЕК АЛЕНЬКИЙ

10'2014

— Довожу до сведения личного состава приказ номер шестьсот сорок шесть. Приказываю, производить слив антифриза на землю немедленно после приземления кога.

— Командир подразделения поднял взгляд от бумажки, посмотрел на нас, проверяя реакцию. Увидел вытянувшиеся лица, не выдержал:

— Что же вы, позорите меня, а?! Докатились! Эх! — он расстроенно покрутил головой и снова перешёл на официальный язык. — Ответственным назначается сержант Гауф. Вольно, курсанты.

Дёрнул кадыком и удалился.

— Вот те раз… — растерянно пробормотал Серж, оборачиваясь ко мне. — И чего сейчас?..

— М-да… — я озадаченно поскрёб затылок. — Проблема…

— Проблема была нешуточной. В общем-то, конечно, я сам виноват. Приехал к нам проверяющий, полковник Цапик. Зануда — жуть. Слава о нём от учебки к учебке впереди космолёта бежит. Вот мы и подготовились к визиту основательно. Всё идеально — казармы надраены, коги начищены, форма подогнана — комар носа не подточит. Даже вокруг каждого кога стоянку обозначили — провели но периметру зелёной краской. Имитация травы, типа.

Цапик смотрел-смотрел, ну не к чему придраться! А надо ему. Без этого и жизнь не жизнь. Вот он входит в столовую, окидывает её взглядом и, вижу, аж прям встрепенулся весь. Оборачивается ко мне и грозно так, с расстановкой вопрошает:

— А почему… у вас… мухи на липучку не садятся?!

У меня так челюсть и отвалилась. Откуда я знаю?! Правда его — липучки висят сами по себе, мухи сами по себе. Мухи-то инопланетные. А липучка наша, земная. Может, они вообще её запаха не чуют?

— Не могу знать, господин полковник! — гаркаю.

— Ну так узнай, курсант! — шипит он. И замечание в журнал.

Уехал. А я сижу, голову ломаю — мне же положено заполнить графу «отчёт начальника караула в ответ на замечания проверяющего». Я думал-думал, ну и записал: «В соответствии с распоряжением полковника Цапика мухи проинструктированы. Место для посадки указано». И подпись свою.

А наш командир подразделения как прочитал, так его чуть удар не хватил. Кричал, ногами топал, а ничего уже не исправишь — страницу-то из журнала не вырвешь. Вот на утро и на тебе бабушка, и юрьев день — приказ о сливе антифриза. Решил, видимо, что я спьяну. А я ведь практически не пью, так только, для поддержания компании.

— Смиррр-на! — вдруг отдаёт приказ командир группы Семёнов. Мы вытянулись. — Господин сержант, курсанты для прохождения учебного полёта построены!

Сержант Гауф — тут как тут, поганец! — небрежно бросил руку к пилотке, фыркнул-выплюнул:

— Вольно, курсанты.

Заложил руки за спину, пошёл вдоль строя. Покосился на Семёнова тот и глазом не моргнул. Хмыкнул, глядя на вспотевшего Сержика. И остановился передо мной. Качнулся с пяток на носки. А я что — мне ничего. Стою, глаза выкатил, как перед командованием. смотрю прямо на петличку ссржантову. Кто кого перестоит.

Нс выдержал Гауф.

— Ну что, боец? Кончились светлые денёчки? — голос поганенький, так под кожу и лезет. — Понимаешь о чём я?

— Не имею чести знать, господин сержант! — гаркаю по-строевому.

— Понима-а-ешь, — усмехается Гауф. — Что ж, надеюсь, праздник пройдёт в дружеской, а главное, трезвой обстановке.

Посверлил ещё глазами и удалился.

Не успел он уйти, а Сержик опять ко мне:

— Василь, — лопочет. — Чего делать-то будем?

— Серж, друг мой. — отвечаю проникновенно. — Сие распоряжение было для меня столь же неожиданным, как и для всех…

— Ты дурку-то не валяй! — сердится Серж. — С выпивкой-то облом!

— М-да. Этот факт почти неоспорим…

— Тьфу на тебя! — ругнулся Серж и полез в ког. Остановился на полпути, обернулся. — Только учти, Василёк, если ты ребятам не выставишь — они тебя живьём в песок зароют.

Вот так вот. Это он прав — как пить дать, зароют. День рождения у меня сегодня, а значит, проставиться полагается. А, выходит, нечем…

База наша учебная — одна из лучших. Всем хороша — оборудование, тренажёры лучшие, коги — новейшей модификации, командир — отец родной. Вот один только минус — место нахождения. От космических путей далеко — посылки, да письма раз в три месяца забрасывают на беспилотном боте. Так что не побалуешь всё доставленное на виду. До сегодняшнего дня мы, правда, выкручивались — охлаждающий антифриз-то у нас для котов спиртовый. Ну и полагается его после каждого вылета сливать и менять на новый. Раз полагается — меняем. А старому-то чего пропадать — вот мы и приспособились использовать его но прямому назначению. Чья смена дежурит — того и спирт. Сегодня вот я в дежурных. Ребята угощения ждут, а мне такой подарочек на день рождения…

Нет, я, конечно, человек запасливый, есть у меня небольшая заначка на чёрный день — пять литров. Но, честно сказать, я её на другие цели планировал. На аленький цветочек.

База-то наша стоит в пустыне. Для котов, конечно, удобно. Им на песок садиться — самое то, никакого аэродрома не надо. А вот для нас — беда. До ближайшего поселения аборигенов — больше сотки кэмэ будет. Они, правда, не ленивые, аборигены эти. Сами до нас добираются. Но чётко в третий день месяца. Не раньше, не позже. Поделки свои притаскивают, вкусности разные… Страшненькие они, конечно, — морда гладкая, зелёная, вместо глаз — щёлочки, а руки-ноги без суставов, гнутся в любых местах. Ну да ерунда всё это, был бы человек хороший. А они ребята чёткие — если договоришься о чём, то всё, считай, железно. Но и изменить чего — ни-ни. Коли ударили но рукам — пальцами то есть особым образом коснулись по-ихнему, по аборигеньи, — значит, делай, как сказано. А иначе — враги на всю жизнь. Вот и договорился я с ними на сегодня — что притащат они мне кактус местный с цветочком аленьким.

Вы только не подумайте, это я не для себя! Это для Фенечки. Фаины, то есть, секретарши командира нашего. До того как отряд на базу перевели, к ней сержант Гауф клеился. Да не обломилось ему. Вот и зол он на меня сейчас — за Фенечку.

Хорошая она девочка, ножки — загляденье, в глазах будто два озера, а носик — кнопкой и с конопушками. Как раз так. как я люблю. Давно я к ней подъезжаю — она же девушка серьёзная. Флористикой увлекается… Во-о-от… В общем, обещал я ей подарить местную розу. А может, и не розу. В общем, фигню какую-то колючую, которая только на этой планете и растёт. Уж Фенечка мне про эту штуку все уши прожужжала. И картинки даже показывала — по мне так чистый кактус. Видом будто жаба — весь в складочку и колючки в разные стороны. А раз в пятьдесят лет цветочек на этой фиговине вырастает аленький. Вот он роза и есть.

Ну, мне-то что. Коли девочка хочет — достанем и розу-кактус. Договорился с аборигенами. Долго переговоры вёл — всё никак найти не мог того, кто знает, где такие цветочки растут. Нашёл, наконец. Мы пальцами потёрлись — значит, железно. Принесут сегодня эту розу. А плата пять литров спирта. Кто ж знал, что с антифризом такая непруха выйдет. Сейчас то ли ребят без праздника оставлять, то ли Фенечку — без розы.

Ладно, до вечерней поверки время есть. Покумекаю ещё. Тренировочный полёт прошёл — загляденье. Без сучка, без задоринки. Приземлились, вырулили на стоянку. Встали тютелька в тютельку, точно в рамку зелёную, для полковника Цапика покрашенную, вписались. Мотор выключить не успели, а сержант Гауф — вот подлая душа! — уж тут как тут крутится — с двумя сопровождающими. Трезвенник-язвенник, мать его!

Действуем как обычно — я на капот, крышку откручиваю, крантик открываю. Серж канистру под струю подставляет, а сам взгляд мой ловит. Так и сверлит глазами — придумал я чего, али нет.

Вот последние капли упали. Крышку медленно завинчиваю, на Гауфа краем глаза кошу — а тот, подлюка, усмехается. Никаких поблажек, значит, не будет. Спрыгиваю вниз, руку к пилотке вскинул:

— Сержант Гауф, разрешите приступить к сливу антифриза.

— Разрешаю, курсант, — и зубы скалит, собака.

У Сержика прямо весь вид больной сделался и такая обида в глазах — будто у ребёнка, фантик без конфеты получившего. До последнего, видимо, надеялся, что я чего придумаю.

А я канистру в руки и, как положено по инструкции, будто на плацу, чёткие два шага вправо, поворот на девяносто градусов, два шага вперед. Вышел за зелёную окантовку, ещё раз на сержанта взгляд кинул. И в глаза печаль такую напустил — мёртвого проймёт. А Гауф усмехается да головкой так кивает — выливай мол, выливай… Ну, что делать, опустил я канистру пониже, чтобы ноги не забрызгать и полилась светлая жидкость тонкой струйкой в жёлтый песок… Хоть и не вижу, а точно знаю — Серж глаза закрыл, чтобы не смотреть такое непотребство. Канистра всё ниже наклоняется, струйка всё меньше. Перевернул до конца, тряхнул — последние капельки.

— Молодец, курсант, — жмурится Гауф довольно, словно кот. — Благодарю за службу, — говорит.

Эх, бывают же такие падлы и среди десантуры, думаю.

Ушёл Гауф. Смотрю на Сержа — у него руки плетьми повисли и в глазах тоска неземная.

— Братан, — пихаю его в бок, чтоб подбодрить. — Не журись, мало ли в жизни других радостей.

А у него даже сил ругаться нет. Плюнул только под ноги, да отвернулся. Смотрю на Семёнова, а у него хоть лицо строгое — а глаза на улыбке. Догадался. Не зря он командир группы — умный как чёрт.

— Серж, ну ты чего… — продолжаю.

— Без выпивки, что ли, не проживём?

— Без выпивки?! — не выдерживает он. — А как без неё? Что сейчас без неё?! Эх!

— Ладно, брат, — сжаливаюсь.

Достаю лопатку сапёрную и начинаю песочек в месте слива неторопливо раскапывать. Не выдерживает Серж:

— Ты чего роешь, а? Выпаривать что ли будешь? Так всё давно вниз ушло!

Не отвечаю, копаю осторожненько. Вот лопатка звякнула, я её отложил и руками начал разгребать. У Сержа глаза на лоб полезли, подумал, видно, шизанулся солдат от жары да от горя. А я рою аккуратненько себе. Вот тряпки уже, а вот и ободок показался… Подрыл я ещё по бокам, поднимаю взгляд, а Серж стоит — глаза как у рака выпучены и рот разинут, будто бомболюк у кота. Говорю невозмутимо так:

— Чего стоишь? Помогай!

Ну и вытащили мы с ним полнёхонько ведро спирта. Светлого, как слеза. А то! Как через песочек прошёл, да через тройную марлю — чистейший спирт остался.

— Ну что, господин курсант, — смеюсь. А Сержик ведро к груди прижимает, будто младенца, да рот у него по-рыбьи открывается — а слов нет.

— Готовьте стол. А у меня дело ещё есть — пойду цветочек аленький для любимой добывать. ТМ

Загрузка...