КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ, 2022

Инна ДЕВЯТЬЯРОВА
Попытка номер…

Техника — молодёжи // № 5’2022 (1084)

Рис. Валентины СНЕГИРЁВОЙ

Труп лежал на песке. Труп был тёмно-синий и склизкий. Он пах тухлой рыбой. Пронзительно-белые чайки кружили над ним, беспокойно и жадно кричали. У трупа был вспорот живот. Бледно-сизые рыбьи кишки обречённо торчали наружу. В них ползали крабы и млечно плескалась вода.

— Он тут с ночи лежит, комиссар, — Рик откашлялся. — Час назад был звонок от дедка, дед тут каждое утро рыбачит. Мол, опять синекожего грохнули, что за оказия…

Мелкий смешок.

Комиссар сдвинул брови:

— Дедка допросили? Следы, отпечатки, свидетели?

— Глухо, — Рик сплюнул в песок. — Дедок говорит, синекожего в море убили. Труп бросили в воду, а тут, понимаешь, течение. Вот нам и работы приплыло. Сюрприз, мать его, Нептуна.

У него были красные жабры. Зубастый распяленный рот был наполнен водой. Белым, мёртвым, невидящим глазом синекожий смотрел в небеса.

Комиссар закурил. Терпкий дым забивал аромат тухлой рыбы.

— Убийство на расовой почве. Пиши. — он всмотрелся в отверстую рану. — Ножевое ранение, наискось через живот. Расцарапана шея. Пытались душить. Под ногтями у трупа. Рик, это зацепка. кусок плотной ткани. Возьмём на анализ. Заметная ткань. Тёмно-серая с золотом. Куртка? Пиджак?

Рик сощурился.

— С шиком оделся. Видать, не рыбак. Вряд ли кто-то из местных. скорей, городской. Лодку взял напрокат и. тогось. Порыбачил, — он снова хихикнул. Глаза его сделались странными. — Всё, записал. Допрошу деревенских, кто лодку в аренду сдавал. комиссар, мать твою! Что ж им крышу-то рвёт! Третий труп за неделю, и все в разных посёлках. И ладно бы только у нас. Что им синекожие сделали? Ну ладно, уроды. Воняют. Живут под водой. Эта. как его. значит. мутация. Но они ж безобиднее мухи! И прячутся, точно пугливые рыбки. Их выловить — тот ещё квест. А кто-то, смотрю, жить спокойно не может.

Кровь, ракушки и чайки. Труп вжался в песок. Волны с шипом катились над ним. Небо было светло и безоблачно.

— Да, ненавидят — за то, что их много, — вздохнул комиссар. — Все больше и больше. Они вытесняют нас, ты не находишь? — он смял сигарету. — Вот что. Когда-нибудь нас не останется.

— Чушь!

— …и вокруг будут плавать по морю одни синекожие, — невозмутимо сказал комиссар. — Да, отсюда и трупы. Я так понимаю мотивы преступников. Хотя, несомненно — не разделяю их чувств, — он сощурился. — Глупо бороться с мутацией. этаким методом. Ч-чёрт, как тянет тухлятиной!

Бледное солнце цвело высоко.

Освальд был суетлив. Встретил с кофе, рассеянно бросил: «Сейчас!» и умчался на кухню. Раскалённая чашка, ленивый клубящийся пар. Комиссар сделал пару глотков.

— Ну так вот, я об общей тенденции, — Освальд вернулся. Взъерошенный, в синем халате, в кофейного цвета очках. — Ты видишь, как всё изменилось в последние годы? Когда речь идёт о мутантах? Не «жертвы генетики», «надо исследовать», «жизнь, гуманизм, толерантность», а.

Он хитро замолчал.

Комиссар улыбнулся.

— Я понял, к чему ты ведёшь. СМИ развели истерию. «Их больше и больше!» «Они нас захватят!» «Планета в опасности!» «В каждой семье неожиданно может родиться такое!» И прочий отборнейший бред. Я наслышан, спасибо. Освальд, зачем им всё это? Зачем нагнетать? Зачем множить убийства. на расовой почве? Уже третье за эту неделю на нашем участке. Помешанных много. Вчера вот скатался на выезд. — он тяжко вздохнул. — Чёрт возьми, если дальше пойдёт в том же духе.

Освальд поправил очки.

— Они сами растеряны, вот что скажу. И не знают, что делать. А всё потому что. — он сунулся глазом в планшет, — десять целых и двадцать пять сотых процента рождённых детей в прошлом месяце — это, простите, мутанты. По данным статистики. Общедоступным. А год назад было — четыре и тридцать. Два года — один и четыре. Ну что? До тебя не доходит?

Коричневый кофе остыл. Его бесподобные запахи съёжились, стали малы и неважны.

— Ну и? — комиссар раздражённо откашлялся. — И что они там, наверху, предлагают? Каким будет выход? Что, кроме истерик в сети? Ничего? Освальд, чёрт бы побрал тебя! Что ты мне можешь сказать, как генетик, по этому поводу? Что за зараза? Как с этим бороться?

Кофейная пенка на дне. Шоколадная гуща. Бери и гадай.

Освальд хмыкнул.

— Никак. Это всё не порок, не болезнь. Они все абсолютно здоровы. Здоровее нас с вами, скажу. даже более. Их активности мозга Эйнштейн бы позавидовал. Знаешь, как они с нами общаются? — он замолчал. — Если вдруг захотят? Телепатия. Мыслевнушение. Мда… Ты можешь представить, насколько они круче нас?

Комиссар подавился смешком.

— Представляю. Намного. И поэтому местные психи их ловят и мелко шинкуют, как рыбу. Может, таки охрану? Загончик какой-то. — он тотчас осёкся.

Освальд хохотал. Снял очки, близоруко моргая, смотрел на него и смеялся. Округлые щёки дрожали.

— Всех — в гетто? — спросил он. — Шутник. А когда будет двадцать процентов рождённых с мутацией? А когда будет сорок? А сто? Под охрану в загончик?

Комиссар хрустнул пальцами:

— Ну. В чём же выход?

— Тебе не понравится, — Освальд прищурился. Блеклые глазки его заблестели. — Признать, что мы, люди — изжили себя. Что пришло время новых людей. И оно наступает на пятки. А всё то, что у нас происходит сейчас, — непростой переходный период. И он скоро закончится. И тогда. — его голос стал странно торжественным, — грядёт новая эра.

— Дожить бы, — сказал комиссар.

Комиссар видел сон. В этом сне были строгие скалы, и жёлтый янтарный песок, и раздутые пёстрые рыбы. Он плыл. Он касался рукою ракушек. Его сизо-чёрная кровь разгонялась по венам. Мир был в восхитительно-тёмном покое. Вода и бездумье. Он был не один — его звали. Он плыл, откликаясь на зов, между скал и кораллов. В руке его было копьё. Его жабры дышали.

— Чудесно, — сказал комиссар, — а теперь пусть всё станет как было.

Как было — не стало. Он плыл. Его страх растворялся в воде. Его звали. Ему белозубо смеялись. Их было бесчисленно много, и все они ждали его.

— Целый город, — сказал комиссар, — да они там неплохо устроились.

Среди песка и кораллов, в одеждах из белого жемчуга, ждали, кружились. «Ты наш, — говорили они, — ты такой же. Ты здесь, ты вернулся».

— Какого же чёрта. — сказал комиссар, и вода залилась ему в рот.

Море стало черно. Равнодушные скалы мерцали. Он был так беспомощен, слаб, его било в волнах, как ничтожную щепку.

Они пели беззвучно. Они окружили его. Он попался в ловушку, уснув. И он был беззащитен. «О-о, ты хочешь узнать», — говорили они. «О-о, ты так любопытен», — щекотно шептали ему голоса. — Наше море бездонно, секреты его велики. Посмотри — ты такой же, не бойся. Улыбка — острее иглы, а меж пальцев растут перепонки».

— Ну, окей, — просипел комиссар, — я согласен, пусть будет по-вашему. Расскажите мне кто убивал. Я его арестую.

«Да всё просто, — пропели ему голоса, — посмотри». Он вздохнул. Он увидел — кровавое, низкое солнце, и тёмную тень над водой. И себя — удивленного, сонно смотрящего в небо. А потом — он запутался в сеть и забился.

— Так, — сказал комиссар, — продолжайте.

Беззвучно кричал, и волна шевелилась под лодкой. И тот, кто скрывался в тени, — вдруг шагнул на него, улыбнулся кроваво. И метко ударил ножом.

А потом всё исчезло.

— Спасибо, — сказал комиссар, — я увидел. Я завтра его допрошу. Я не знал, что он. будет способен на это. Я верил, что он поумнее.

В глазах потемнело. Волна сжала горло, вздыхая.

— Ему тоже вспорют живот? — прозвенело в ушах. — Как накажете?

Чёрная топкая гладь.

— Нет, — сказал комиссар, — это всё будет в рамках законности. Его будут судить и посадят в тюрьму. Но я должен проснуться, чтоб всё это сделать. Вы мне разрешаете?

— Да, — взвилось над водою, — свободен!

И он тотчас проснулся.

Рик был пьян. Его руки дрожали. Он встретил в прихожей — и тотчас всё понял.

— Что, пришёл ар-рестовывать, да? — его губы сошлись в кривоватую скобку. — Синекожие в-всё рассказали? О-о, я знал, что ты с ними поладишь! С этой рыбьей тух-хлятиной!

Он пошатнулся.

— Рик… — сказал комиссар. В его голосе стыло участие. — У меня два вопроса. Во-первых, — зачем? Ты же сам говорил, что они безобидны. Гуманизм и так далее. Что, в сети начитался статистики и поменял враз свою точку зрения?

Рик сжал кулаки.

— Да чихал я на сеть! — его голос сорвался. — И на ваш гуманизм. И на вашу стат-тистику тоже. Это личное, мать твою… ну тебя к черту. не смей! П-прекрати меня спрашивать, с-сволочь!

Его удержал полицейский.

— Спокойно, коллега. Наручники? — взгляд комиссару.

— Не стоит. Пока. — комиссар щёлкнул пальцами. — Рик, ты сядешь, и сядешь надолго. Я просто пытаюсь помочь. Как могу. Да, вопрос номер два. Эта куртка — твоя?

Он рванул дверцы шкафа. Тёмно-серая, с золотом, куртка висела в углу. От неё пахло морем и стухшею рыбой.

Рик ждал. Его взгляд был нахален.

— М-моя. И чего? Всё и так до п-предела понятно. Валяй, арестовывай! Хватит резину тянуть!

Комиссар терпеливо откашлялся.

— Рик, я ещё не услышал ответ на свой первый вопрос. В чём причина того, что ты стал нападать на них? Что тебе сделали эти мутанты? Вот лично тебе?

Полицейский нахмурился.

— Не хотел говорить, но скажу, раз уж этот придурок играет в молчанку. Комиссар, у него, две недели назад.

Рик рванулся вперёд. Взгляд его стал безумным.

— Заткнись! Ч-чёрт тебя подери со своим правдолюбием!

— …сын родился, с мутацией, — быстро сказал полицейский. — Рик скрывал это всё. А сегодня, по пьяни.

— Пош-шёл ты! — Рик плакал. Глаза его были красны, как у кролика. Зубы стучали. — В г-глубокое море! К мутантам вонючим! Что смотришь? Заб-бавственно, да?

Запах рыбы. Медовое солнце за окнами. Светлый и яростный день.

— Зря молчал, — комиссар сунул руки в карманы. — Это может сойти за смягчающее. Я занесу в протокол. Ну, Рик — в машину?

И Рик подчинился.

Море было безветренно. Блеклое небо, хрустящий и мокрый песок. Комиссар шёл по кромке воды.

— Говорят — «концы в воду», ищи, не найдёшь, — повторил он раздумчиво. — Море идёт в наступление. Море стирает геном. Очищает, гранит, как упрямую гальку. Мы меняемся. Шаг — и теперь мы иные.

Вода замывала следы. В пенно-сизых волнах ему робко почудился отблеск скользящего, синего. Яркокрасные жабры, холодные рыбьи глаза. Они были вот там, под водою на пляже. Наблюдали за ним. Осторожно касались сознанья. Как пугливые рыбки.

— Не бойтесь, — сказал комиссар, — я всего лишь желаю понять. Кто вы здесь, и зачем. Почему вы свели с ума бедного Рика. Как же он ненавидит вас. Страшно, чёрно, безудержно. Для чего вы пришли в этот мир, в это море. Зачем захватили его. Вы — захватчики, знаете? — он замолчал. — Мы умрём. Вы останетесь. Вы завладеете этой планетой. Почему?..

Запиликал смартфон. Комиссар сунул руку в карман.

— Освальд? Рад тебя слышать! Что нового?

Плеск набежавшей волны. Тёмно-синяя тень под водою.

— Раскопки в горах? Обнаружены древние кости? Времён динозавров? Освальд! Плохо слышно, помехи. — комиссар подобрался. — Так. Слушаю. Так. Человекообразные. с крыльями?.. Освальд, это сенсация, ты понимаешь?!

Подводные тени сгустились.

— Крылатые люди! — он поднял глаза к ватно-белому небу. — Ты хочешь сказать, это правда? Ты хочешь сказать — они жили? Ещё до пещерных людей? Чёрт, помехи опять.

Облака. Недовольно кричащие чайки. И глаза, что следили за ним под водою. Мутный, топкий, прилипчивый взгляд.

Комиссар рассмеялся. Смех рвался из горла, свободно, легко.

— Как всё просто-то, Освальд! Сначала — эпоха крылатых людей. те легенды об ангелах, что нисходили с небес — получается, правда?.. Потом — мы, бескрылые люди, владыки пещер. А теперь — наше время уходит. Ты прав. С этим надо смириться. С тем, что всё повторяется, снова и снова. иначе — свихнёшься. Как Рик… Всё, отбой, — он нажал на экран.

Он стоял, на границе меж морем и сушей, зыбкой, мокрой, ракушечно-белой, стоял и смеялся. Смартфон всё звонил, раздражённо, надрывно.

— Мы своё исчерпали, — сказал комиссар. — Всё случится по-новому. Это будет попытка. номер. а чёрт его знает, какая! — махнул он рукой. — Я лишь только надеюсь, что очень удачная.

И зашагал по песку.