— Спасибо, я ценю это. И я тоже, — я улыбнулась. — Я тоже счастлива иметь сестру.

Даже если это будет временно.

Я нервно покрутила кольцо на пальце, когда Ванесса встала. Ее наряд был безупречен и не помят.

Как ей это удалось, если они путешествовали?

Мне очень хотелось ненавидеть ее по многим причинам, но она усложняла ситуацию своей добротой и искренностью. Неудивительно, что Грейсон любил ее. Она была всем тем, чем не была я.

Ее взгляд переместился на мой безымянный палец.

— Можно? — спросила она, слегка нахмурив брови. Я опустила взгляд на свою руку, затем подняла ее, чтобы она изучила кольцо, которое мне подарил Грейсон. Она вздохнула.

— Это опал. Смотри! — и она подняла свое обручальное кольцо, чтобы показать мне, что ее центральный камень тоже опал. — Это мой самый любимый камень, — объяснила она. — Он символизирует любовь и страсть, — она широко улыбнулась, ее зубы были ровными и идеально белыми. — Это доказывает, что мы обе любим опалы. Мы должны были стать сестрами, — она подалась вперед и быстро обняла меня, в нос ударил аромат каких-то легких дорогих духов, таких же прекрасных, как и она, а затем также быстро отстранилась. — Мы поговорим позже?

— Конечно, — я слабо улыбнулась.

Когда она ушла, я села на кровать, сузив глаза на кольцо на моем пальце. Я вспомнила, как Диана Фернсби говорила, что знала, что Грейсон купил кольцо для Ванессы, хотя у него никогда не было возможности сделать предложение. Я не предполагала, что это кольцо было обручальным из-за уникального центрального камня, но я ошибалась.

— Он подарил мне кольцо, которое собирался использовать, чтобы сделать ей предложение, — прошептала я с недоверием. Гнев и боль пронеслись по моему позвоночнику, и я крутила кольцо, пока оно не слетело. — Дракон, — полушепотом пробормотал я себе под нос. Но почему-то то, что я назвала его прозвище, не уменьшило боль. Назвав его так, я не закрыла крошечную трещину в своем сердце, которую создала его ослепительно красивая чешуя.

***

Приняв душ и позволив разговору с Ванессой как можно лучше улечься в моей голове, я спустилась вниз в поисках Грейсона. Мы собирались посидеть и поговорить о том, что именно я должна была делать в этой странной, некомфортной ситуации.

Я позвонила, но, не получив ответа, вышла на улицу и увидела, что Шейн возится с фонтаном. Рядом с ним на земле стоял небольшой ящик с инструментами, а сам он склонился над аппаратом в центре пустого колодца.

— Привет, — сказала я.

Он сел, улыбаясь мне.

— Привет.

— Я надеялась, что кому-то будет интересно починить эту штуку в какой-то момент, — сказала я, улыбаясь.

Он улыбнулся еще шире.

— Похоже, ему просто нужна новая деталь. Завтра я съезжу в город и заберу ее.

Я кивнула, и наступило неловкое молчание, прежде чем мы оба начали тихонько смеяться. И в его улыбке я увидела так много от Грейсона. Он действительно был очень красивым мужчиной — с более мальчишеской внешностью, в то время как Грейсон был импозантным, высоким и мужественным.

— Ты знаешь, где Грейсон? — спросила я.

Его улыбка померкла.

— Он уехал в город на ужин.

Мое сердце упало. То, что Грейсон уехал, не сказав ни слова, оставив меня на произвол судьбы в этой неловкой ситуации, только подтвердило, что я мало что значу для него.

— О, эм, с Ванессой? — прошептала я, а затем прочистила горло.

Шейн медленно покачал головой, его глаза сосредоточились на моем лице.

— Нет. Ванесса уехала к своим родителям.

Я выдохнула.

— О. Точно, — я даже не подумала о том, что Ванесса тоже выросла здесь. Мой живот сжался, когда я подумала обо всей истории, которая была у этих троих. И я задалась вопросом, как я вписываюсь во все это, решив, что, вероятно, совсем не вписываюсь.

Это временно, Кира. Ты временная.

Шейн присел на край фонтана и кивнул головой рядом с собой, молча спрашивая, не хочу ли я тоже присесть. Он неуверенно улыбнулся мне. Я прошла несколько шагов и села, повернувшись к нему лицом. Он изучал меня с минуту, и я покраснела под его взглядом.

— Могу я спросить, как много ты знаешь о ситуации с Ванессой, Греем и мной?

Итак, мы собирались перейти сразу к делу.

— Немного, — честно ответила я. — Только то, что Грейсон и Ванесса были... вместе, а ты и Ванесса поженились, пока он был в тюрьме, — я прикусила нижнюю губу.

Шейн поджал губы.

— И что, естественно, он чувствует себя преданным нами.

Я кивнула, мои глаза были устремлены на его лицо, пытаясь прочитать его выражение. Если бы мне нужно было дать какое-то название эмоциям, которые, казалось, пересекали его лицо, я бы выбрала скорбь.

Странно.

— Естественно, — пробормотала я.

— Это еще не все, — сказал он. — Я люблю своего брата, Кира.

Я кивнула и, как ни странно, поверила ему. Его выражение лица было таким мрачным и наполненным грустью.

— Тогда почему? — спросила я.

Шейн глубоко выдохнул.

— Я действительно должен сначала объяснить Грейсону. Я понимаю, что мы поставили тебя в неловкую ситуацию — и без предупреждения. Просто хотел, чтобы ты знала, что мы испробовали все, — он покачал головой. — Он не отвечает на письма, не отвечает на телефонные звонки. Единственное, чего мы не сделали, это не примотали его скотчем к стулу и не заставили слушать нас.

Я рассмеялась без особого юмора.

— Возможно, вам стоит подумать об этом. Мужчины в целом могут быть упрямыми и колючими, а Дракон особенно склонен к этому.

Шейн прищурился на меня, улыбаясь от удовольствия.

— Дракон? Ты так его называешь?

— Только когда он дышит огнем и мечется по дому.

— Мечется по дому, — ухмылка Шейна расширилась. — Шарлотта сказала то же самое, но я с трудом мог поверить в это насчет моего серьезного, отстраненного брата. А потом я увидел, как он скатывается по перилам, как ребенок, которым он никогда не был...

— О, это? Мы просто решали спор.

Шейн наклонил голову.

— Думаю, ты ему подходишь. И я надеялся, что он будет охотнее слушать нас теперь, когда он обрел счастье с тобой.

Смущение охватило меня.

Что почувствует этот человек, когда узнает правду?

Если бы Грейсон просто не встал и не ушел, даже не попрощавшись со мной, я могла бы спросить его, что делать.

И зачем Шарлотта все это подстроила?

Я думала, что она хочет видеть нас с Греем вместе. Я не могла этого понять и не могла избавиться от чувства предательства, хотя и не могла понять, почему именно.

— Ну, он ведь все равно не выгнал тебя, верно? Это уже начало.

Шейн улыбнулся.

— Да, это начало, — он встал, протягивая мне руку. — Шарлотта и Уолтер ужинают с друзьями. Она поставила что-то в духовку, и сейчас как раз время доставать. Присоединишься ко мне за ужином?

Я взяла его руку и встала.

— Конечно.

Мы вошли в дом, он достал из духовки фаршированную курицу Шарлотты, а я приготовила небольшой салат. Мы сидели и ели вместе, пока Шейн рассказывал мне о бизнесе по разработке программного обеспечения, который он начал в Сан-Диего. Похоже, ему это нравилось, и это позволяло ему работать из дома.

— Значит, у тебя не было никакого интереса к производству вина? — спросила я, доедая салат.

Он покачал головой.

— Ни интереса, ни умения. Компьютерные технологии всегда были моей стихией. Когда отец оставил мне небольшой капитал, я использовал его, чтобы открыть собственную фирму.

Я кивнула.

— Ну, к счастью, твой брат хотел делать вино.

Он кивнул, но выражение его лица было мрачным.

— Да, к счастью.

Я рассказала ему немного о себе, обойдя стороной тот факт, что я отдалилась от отца — это только вызвало бы вопросы. Когда мы поели и убрали на кухне, я сказала ему, что собираюсь пойти в свою комнату и почитать, так как день был долгим, и я устала. Хотя, по правде говоря, я нервничала, что он начнет задавать вопросы о Грейсоне и обо мне, на которые я не была готова ответить.

Приготовившись ко сну, я решила отправить Грейсону короткое сообщение. Я чувствовала, что между нами что-то зарождается, хотя и не хотела пытаться дать этому определение в данный момент. Сейчас он был расстроен и уязвим из-за неожиданного приезда брата и бывшей девушки. Возможно, ему не помешал бы друг. Я схватила свой телефон и набрала смс: Ты в порядке? K.

Я подождала несколько минут, но, когда ответа не последовало, взяла книгу и попыталась сосредоточиться на истории, которую читала. Когда через час Грейсон все еще не прислал мне сообщение, я выключила свет и обняла подушку, закрыв глаза и отчаянно пытаясь заставить себя заснуть, несмотря на ранний час.

***

Я проснулась от толчка, почувствовав, как сильные руки поднимают меня с кровати. Я боролась, отталкиваясь ногами и размахивая руками, пока человек, державший меня, не издал громкое «Омф», уронив меня на мягкую кровать и опустившись рядом со мной. В полумраке мои глаза встретились с глазами Грейсона, выражение его лица было болезненным, как будто я задела что-то уязвимое.

— Что ты делаешь? — шипела я, поднимаясь на колени. Мои волосы в диком беспорядке разметались по лицу и спине. Он перекатился на бок и лежал, глядя на меня снизу вверх, его голова лежала на подушке, а глаза смотрели мечтательно.

— Ты должна была быть в моей постели сегодня ночью, — пробормотал он.

— В твоей постели? — спросила я. — Ты ожидал, что я... — я наклонилась, вдыхая. — От тебя пахнет ликером и дешевыми духами, — я старалась, чтобы в моем голосе не было обиды. Скорее всего, он был слишком пьян, чтобы заметить это.

Грейсон приподнялся на локте.

— Какая-то блондинка приставала ко мне в баре.

— О.

Что я должна на это сказать?

Я сжала руки в кулаки на бедрах, в отчаянии.

Его бывшая объявилась, и он пошел в бар и позволил незнакомке лапать себя? Почему ты не мог прийти ко мне, Грейсон?

— Но, видимо, — сказал он, проводя пальцем по моему голому бедру, — мне больше не нравятся блондинки. Мне нравятся рыжие. Или брюнетки. Или идеальная смесь того и другого. Ты мне нравишься, — он прищурился и посмотрел на меня, его выражение лица вдруг стало растерянным. — Почему ты не в моей постели?

Я усмехнулась, отвернувшись от него и скрестив руки на груди.

— Ты, наверное, шутишь. Ты уезжаешь, не сказав мне ни слова, оставляя меня наедине с твоим братом и твоей бывшей. А потом ты напиваешься и позволяешь женщинам лапать себя в баре, и ты ждешь, что я буду ждать тебя дома в твоей постели? За кого ты меня принимаешь? — прорычала я, гнев смешался с обидой.

Грейсон наклонился вперед.

— Я принимаю тебя за свою жену, — его улыбка была наполнена интимным теплом, несмотря на его опьяненное состояние.

Я подняла подбородок, не позволяя ему очаровать меня. Он причинил мне боль.

— Только формально.

— Давай изменим это. Сегодня вечером. Раньше... ты была готова, — на мгновение он выглядит очень уязвимым, и мое глупое сердце заколотилось. — Пожалуйста, Кира, скажи мне, что ты хочешь меня. Я просто... Я хочу тебя, ты мне нужна, — его голос звучал грубо.

Я нужна ему?

Значит, я была не более, чем удобством. Не более, чем способ временно удовлетворить его физические желания. Но я хотела большего, чем его похоть. Я хотела... О Боже, я хотела его сердце.

Моя грудь наполнилась внезапной паникой.

— Ты все еще любишь ее? — промолвила я.

Выражение лица Грейсона мгновенно ожесточилось, и он поднялся на ноги, очевидно, даже в пьяном состоянии, не задаваясь вопросом, о ком я говорю. Он уставился на меня, выражение его лица стало неожиданно холодным и отстраненным.

— Ты не собираешься мне отвечать? — я подняла подбородок, не желая отводить взгляд, ненавидя то, что он обладает таким подавляющим физическим присутствием, особенно стоя надо мной. Его взгляд был пронзительным, а эбонитовые глаза, казалось, смотрели сквозь меня.

— Я не хочу причинять тебе боль, Кира. Но ситуация с Ванессой, моим братом и мной — это не твое дело. Это вообще не имеет к тебе никакого отношения, — заявил он.

Если он и не хотел причинить мне боль, то у него был забавный способ доказать это. Боль пронзила мою грудь, но я выдержала его взгляд. Не хотела, чтобы он знал, что его слова образовали дыру в моем сердце. Я и сама едва ли хотела признавать это.

— Пожалуйста, просто уходи, — сказала я, мой голос был непоколебим. — Я не хочу тебя. Ты мне совсем не нужен.

Он провел рукой по волосам, казалось, что-то обдумывая, как будто это я причиняла ему боль. Но потом он слегка покачнулся на ногах, остановил себя, выпустив резкий вздох. Тихо выругавшись, он повернулся и вышел из моей комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Если бы они не остались здесь, я бы ушла в убежище своего домика. Я планировала переспать с Грейсоном сегодня ночью. А теперь спать в одной комнате в одном доме с ним было невыносимо.

Я рухнула на подушку, обняла себя, отказываясь плакать.

***

Если я ожидала, что с рассветом нового дня Дракон ворвется в мою комнату и будет умолять о прощении, я была жестоко разочарована. На самом деле, в течение следующих нескольких дней я его почти не видела. Очевидно, он сбежал на винодельческий завод, где устанавливал новое оборудование и следил за тем, чтобы все было в рабочем состоянии. По крайней мере, так я узнала от Шейна, который, казалось, был почти так же расстроен, как и я, тем, что Грейсон игнорировал всех нас. Очевидно, Грейсона совершенно не волновало, что наш брак выглядит фиктивным.

— Я просто буду держаться поблизости и при любой возможности подставлять себя под его удар, — сказал Шейн. — В конце концов, я его измотаю, — он подмигнул мне, хотя не выглядел особенно убежденным в своем собственном заявлении.

Что касается меня, то я не хотела делать то же самое. На самом деле, мой образ действий обычно заключался в том, чтобы убегать от болезненных ситуаций, и сейчас это было моим инстинктом. Но мне нужно было спланировать вечеринку, а время шло.

О чем я думала, когда дала себе такой короткий срок, чтобы все успеть?

Сейчас я уже с трудом могла вспомнить. Тем не менее, приглашения были разосланы, и люди ожидали события, которое Дракон точно не собирался устраивать. Все зависело от меня, хотя в данный момент трудно было вспомнить, почему это вообще имело значение.

Первую половину недели я провела, наводя порядок в офисе Грейсона и пытаясь разобраться в финансовых файлах, Уолтер помогал мне по мере возможности, поскольку именно он поддерживал все в актуальном состоянии, хотя и не знал программы так хорошо, как я.

— Уолтер, — спросила я, пока он просматривал со мной кредиторскую задолженность. — Как думаешь, я могу посмотреть некоторые финансовые отчеты за несколько лет? Не хочу переходить границы, но хочу получить лучшее представление о том, с чего начался спад на винодельне, — я подумала, что если пойму, почему все так быстро рухнуло, в прямом и переносном смысле, как только Форд Хоторн заболел, то смогу лучше помочь управлять счетами виноградника, может быть, даже дать совет Грейсону — не то чтобы он этого заслуживал. Возможно, мне следовало бы с ликованием наблюдать, как он не выполняет свою клятву. Но я не могла этого сделать. Мое сердце было не на месте, и я также хотела, чтобы деньги бабушки пошли на благое дело.

Уолтер прочистил горло, и мне показалось, что он выглядит немного неловко.

— В те времена записи велись не очень хорошо. Все было заброшено, как только мистер Хоторн заболел.

— Но ведь наверняка что-то есть? Если бы я могла просто взглянуть на то, что есть, думаю, это могло бы помочь. Правда, я не знаю, смогу ли помочь сейчас, если не пойму, что произошло в прошлом.

Уолтер молчал так долго, что я не знала, услышал ли он меня. Но когда подняла глаза, он пристально смотрел на меня. Я чуть не вздрогнула. Никогда не видела на лице Уолтера ничего, кроме бесстрастного взгляда.

— Я посмотрю, что смогу найти, — наконец сказал он.

— Спасибо, Уолтер.

Позже, в тот же день, когда Уолтер принес мне стопку компакт-дисков, он пристально посмотрел мне в глаза и сказал: — Это бухгалтерские записи за пять лет.

— О, — сказала я, подойдя к нему ближе, чтобы взять диски, — большое спасибо.

Я положила на них руки, но он удержал их, сказав.

— Как ты сказала, легче помогать в настоящем, если понимаешь прошлое. Надеюсь, они будут полезны.

Я нахмурилась.

— Да...

Уолтер отпустил стопку, кивнул мне головой и резко пошел прочь.

Что это было?

У меня не было времени начать просматривать диски, пока я не обновила текущие файлы, поэтому потратила свои усилия на это. Я также разыскала Ванессу на кухне и спросила, нет ли у нее времени помочь мне с подготовкой к вечеринке. Мы уже получили несколько подтверждений, и этого было достаточно, чтобы я немного занервничала — люди собирались прийти, нам лучше быть готовыми. И мне не помешала бы помощь. Я объяснила Ванессе тему и показала списки, которые я уже составила.

— О Боже, конечно. Я с удовольствием, — сказала она. — Какая невероятная идея.

— Что за невероятная идея? — услышала я глубокий голос Дракона, раздавшийся у меня за спиной. Мы обе обернулись, чтобы посмотреть на Грейсона, который подошел к холодильнику и достал несколько бутылок воды, а Шуги шла за ним. Мой взгляд остановился на Грейсоне. Я не видела его несколько дней, и мне казалось, что мои глаза изголодались. Он был потный и великолепно раскрасневшийся. Я отвернулась, чувствуя боль от своей реакции на него. Очевидно, что теперь, когда Ванесса была рядом, он совершенно не обращал на меня внимания.

— Идея вечеринки Киры, — сказала Ванесса. — Она тебе рассказала? Это сказочный маскарад...

— Она рассказала мне, — сказал Грейсон, открывая бутылку воды и делая длинный глоток. Я наблюдала, как напрягаются мышцы его горла, проглатывая воду, и когда я подняла взгляд на его лицо, его глаза были устремлены на меня. Я снова отвернулась, делая вид, что сосредоточилась на своем списке. Я почувствовала, как раскраснелись мои щеки, и мне захотелось себя ударить.

Ванесса взволнованно посмотрела на меня.

— Мой самый любимый сказочный персонаж — Динь-Динь, — она засмеялась. — Это глупо?

Я улыбнулась ей.

— Вовсе нет. Если только ты сможешь убедить Шейна нарядиться Питером Пэном.

Она снова засмеялась, звук был настолько музыкальным, насколько я когда-либо слышала.

Она была бы идеальной Динь-Динь. Она была бы идеальной во всем.

Я смотрела на нее, стоящую там в длинном кораллово-белом платье в полоску, с гладкими золотистыми волосами до плеч. Она была идеальной. Я ненавидела ее. Нет, не ненавидела. Она мне нравилась... Я ненавидела то, что она мне нравилась.

Почему она не могла быть сукой с большой буквы С?

— Я позабочусь о том, чтобы он был мужественным Питером. С достаточной мальчишеской внешностью. Прямо какой он и есть.

— Что? — рассеянно спросила я и покачала головой, заставляя себя вернуться к разговору. — О... Шейн… Питер Пэн, точно.

Я посмотрела на Грейсона, который медленно закручивал крышку на бутылке с водой, выражение его лица было жестким, челюсть сводило небольшим тиком.

Шуги неуверенно понюхала ноги Ванессы, и Ванесса наклонилась, ее рука быстро погладила голову Шуги, а затем отдернулась.

— Мне кажется, что я причиняю ей боль каждый раз, когда ее трогаю, — сказала она, ее голос был полон сочувствия.

— Ты не делаешь этого, — сказала я. — Она нуждается в любви больше всего на свете. Единственное, что может причинить ей боль — это сдерживать ее.

Грейсон на мгновение уставился на меня, а затем, не говоря ни слова, повернулся и вышел из кухни. Шуги последовала за ним, оглянувшись на дверной проем и немного поскулив, затем опустила голову и побежала догонять Грейсона.

Мое сердце сжалось от боли. Я оглянулась на свой список, чтобы спрятать лицо от испытующего взгляда Ванессы.

Неужели он даже не смог притвориться, что я ему нравлюсь? Что должны думать Шейн и Ванесса?

— Мне жаль, Кира, — сказала Ванесса. — Наше присутствие мешает вашему браку. Мы должны уйти...

— Не из-за меня, нет. Шейну и Грейсону нужно кое-что уладить. Я не буду этому мешать.

Я скоро уйду, но Шейн всегда будет братом Грейсона. Я отказываюсь быть причиной того, что Грейсон не дал ему шанса — по крайней мере, объясниться. Какой бы физический интерес Грейсон ко мне ни проявлял, он давно пропал. И я понимала, почему. Кто может соперничать с Ванессой? Она была прекрасна внутри и снаружи, а я чувствовала себя ведьмой, которой Грейсон называл меня — уродливой, оборванной и отверженной. Никто никогда не хотел быть с ведьмой, в конце концов.

Шарлотта ворвалась на кухню через несколько минут, нервно переглядываясь между мной и Ванессой. С тех пор как приехали Шейн и Ванесса, у меня не было возможности побыть с Шарлоттой наедине, но всякий раз, когда я ее видела, она, казалось, разминала руки и произносила молитвы под нос. Это не вселяло в меня уверенности в том, что ситуация разрешится благополучно.

Ванесса, Шарлотта и я подробно изучили списки и разделили задания.

— Итак, кто поможет мне приготовить ирисовый торт с арахисовым маслом? Шейн попросил его — это его любимый, — сказала она с восторгом.

— О, я помогу, — сказала Ванесса. — Мне нужно узнать рецепт, чтобы иногда печь для него самой.

Шарлотта достала из ящика два фартука, вручила один Ванессе и предложила один мне.

— О, в следующий раз, Шарлотта, — сказала я. — Мне нужно выйти на улицу и составить список того, что нужно сделать там.

Но на самом деле я понимала, что Шарлотта и Ванесса заслужили время, чтобы побыть вместе. Я собиралась пробыть здесь совсем недолго, в то время как Ванесса была настоящей частью этой семьи. При этой мысли острая боль в моем сердце казалась почти непомерной. Шарлотта посмотрела на меня с сочувствием, но кивнула, почти печально. Я не могла сердиться на нее. Она знает, что я здесь временно. Ванесса останется здесь навсегда, тогда как я скоро уеду. Было важнее, чтобы Шарлотта помогла построить мост между Шейном, Ванессой и Грейсоном, чем пытаться свести нас с Грейсоном надолго. В любом случае, это были бы напрасные усилия. Возможно, она наконец поняла это.

Чувствуя себя одинокой и меланхоличной, я вышла на улицу, чтобы посмотреть на фасад дома. На остаток недели у меня была назначена бригада садовников. Приведение территории в приличный вид потребует немалых усилий. Дом будет выглядеть намного лучше, когда плющ будет обрезан. Я записала несколько вещей, которые, по моему мнению, можно было бы успеть сделать снаружи дома, а затем повернулась, чтобы пройтись позади него и сделать несколько заметок об этой области. Я бы хотела открыть задний дворик и почистить бассейн, если это возможно. Я представила себе мерцающие огоньки, развешанные на деревьях, отбрасывающие волшебное, сказочное сияние...

На мгновение я замерла, представляя эту сцену, мой взгляд поднялся к рядам виноградных лоз. Почему я чувствовала эту безысходную тоску внутри? Я думала о том, что сейчас делает Грейсон, о том, как сильно я полюбила этот виноградник и людей, которые здесь жили и работали. Думала о том, что мы с Грейсоном, казалось, движемся в направлении...

Чего, Кира? Любви? Неужели это то, на что ты втайне надеялась?

Чувство, напоминающее ужас, сжало мое нутро, и я отошла на несколько шагов, чтобы прислониться к ближайшему вязу и закрыть глаза. У меня было жуткое чувство, что где-то по дороге я влюбилась в своего мужа. Не было другого объяснения той агонии, которую я испытывала из-за его внезапного холодного безразличия и возможности того, что он все еще влюблен в другую женщину.

Глядя на полуденное солнце, сверкающее на виноградных лозах, я призналась, только самой себе, только себе, что, возможно, я даже влюбилась в Грейсона Хоторна с первого взгляда. Мой рыцарь в сияющих доспехах, стоящий перед банком, обещание, что он спасет меня, а я — его, струилось в моем сердце, как тайный шепот.

О Боже, это катастрофа.

Катастрофа эпического масштаба.

Мне хотелось бежать, бежать от этих чувств, от этого осознания. И я знала, что именно это и сделаю, как только вечеринка пройдет. Я не могла оставаться здесь, зная, что в любой момент могу еще больше влюбиться в своего мужа. Он никогда не полюбит меня в ответ. Боль от безответной любви медленно доведет меня до опустошения.

Мои отчаянные мысли прервались, когда я увидела одинокую фигуру, идущую по периметру лабиринта живой изгороди внизу. Я прищурилась, узнав Шейна. Поколебавшись совсем недолго, я положила список и ручку в задний карман джинсовых шорт и пошла вниз по холму, чтобы присоединиться к нему.

— Привет, — тихо сказала я. Он обернулся, явно испугавшись, и быстро выдохнул.

— Привет, Кира, — он улыбнулся.

— Извини, не хотела подкрадываться к тебе.

— Нет, нет, просто глубоко задумался, наверное, — он сел на каменную скамью рядом с ним и жестом предложил мне тоже сесть. Я села, опираясь на ладони за спиной.

Глядя на лабиринт рядом с нами, я сказала:

— Он действительно невероятен. Вам, наверное, было весело в нем в детстве.

Шейн выдохнул, проведя рукой по волосам, как иногда делал Грейсон. Его выражение лица было слегка страдальческим.

— Боже, нет. Мой отец заводил нас в центр, как только темнело, и заставлял искать дорогу обратно. Он мучил нас этой Богом забытой штукой.

Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица, и повернулась к Шейну.

— Почему? — прохрипела я.

Он пожал плечами и покачал головой, внезапно став похожим на маленького мальчика.

— Кто знает, почему мой отец делал то, что делал? У него были идеи, как сделать из нас мужчин. Это была одна из них. Конечно, Грейсону досталось больше, ведь он был старше, — он сделал паузу и посмотрел на свои руки, лежащие на коленях. — Я слышал, как Грейсон плакал здесь из-за нашего отца, пытаясь найти выход, ночь за ночью, — страдание пронеслось по его лицу, как будто он снова был там, слышал, как его брат звал на помощь, но не мог ничего с этим поделать. Я села, обхватив себя руками.

— Порывшись в папиных файлах, Уолтер нашел карту лабиринта — конечно, я узнал об этом только много лет спустя — и отдал ее Грейсону. Грейсону, должно быть, было семь или восемь лет. Уолтер сказал ему: «Изучи это. Сходи туда днем и изучи каждый поворот, каждый уголок, и когда твой отец проведет тебя внутрь, ты будешь контролировать ситуацию. Сделай так, чтобы отец ничего не узнал, но знай лабиринт как свои пять пальцев. Тогда страха не будет». Что ж, именно так Грей и поступил, — он вдруг улыбнулся, тени исчезли с его красивого лица, и я тоже не могла не улыбнуться. Уолтер. Благослови тебя Бог, Уолтер. — Позже, когда отец начал приводить меня туда, Грейсон пробирался с черного хода, находил меня и выводил так, чтобы отец не узнал. Он прятался в лабиринте, пока мы не заходили внутрь, а потом тоже пробирался в центр. Я никогда не знал страха, который испытывал он, потому что он спасал меня. Я знал только те краткие мгновения до его прихода. И, Боже, — его голос слегка надломился, но он прочистил горло, — нет ничего на свете лучше, чем чувствовать, как кто-то, кто любит тебя, хватает тебя за руку в темноте, когда ты потерян и напуган.

Страшная боль в сердце захлестнула меня. Этот бедный, маленький мальчик. Я не знала, что сказать, у меня не было слов, в горле стоял комок размером с апельсин. Неудивительно, что Грейсон ненавидел лабиринт — он служил для него огромной камерой пыток.

— Мой брат делал это для меня сотней разных способов на протяжении многих лет — находил меня в темноте и хватал за руку.

— Тогда почему? — прошептала я, смаргивая слезы.

Шейн повернул голову и посмотрел на меня.

— Почему Ванесса? — спросил он.

Я кивнула, прикусив губу.

— Пожалуйста, скажи мне, Шейн. Я пытаюсь понять. Просто пытаюсь понять и, возможно, если я пойму, то смогу как-то помочь.

Он вздохнул.

— Потому что всю свою жизнь я любил ее, — он сделал паузу, улыбаясь маленькой, грустной улыбкой. — Мы росли вместе, знаешь, втроем. Грейсон никогда не замечал ее так, как я, — он на мгновение прищурился в пространство, вероятно, вспоминая конкретные события. — Но потом он первым пригласил ее на свидание, и я подумал, что, возможно, он просто скрывал свои чувства, и поэтому я... отступил, в то время я бросил свое полотенце на ринг, так сказать. Я бы обнажил свое сердце, если бы это был кто-то другой. Но я не мог. Ему всегда доставалась короткая спичка, и он жертвовал ради меня снова и снова. Как я мог не сделать то же самое для него? И вот... Я любил ее, но отпустил, не сказав ни слова.

Я сжала губы, грусть пронеслась сквозь меня, пока я смотрела на голубое небо.

— Но потом он ушел...

— Да, — мягко сказал он. — Ты, наверное, думаешь, что я ужасный человек.

— Нет. Я тебе не судья, — тихо сказала я.

Шейн вздохнул, проведя рукой по волосам.

Я больше не спрашивала его. Знала, что сначала он хотел объяснить все брату. Но мне казалось, что я немного лучше понимаю ситуацию с обеих точек зрения. Мне только было интересно, как Ванесса теперь относится к Грейсону.

Какая неразбериха.

Мне нужно было отступить и позволить им разобраться, особенно в свете моего собственного понимания того, к чему лежит мое сердце. Я была права. Для меня в этом не было места. И, возможно, Грейсон тоже был прав. Возможно, все это было совсем не мое дело. Сидя здесь, я вдруг почувствовала себя более одинокой, чем когда-либо прежде.

— Он рассказал мне о твоей матери — его мачехе — что она никогда не принимала его, — тихо сказала я.

Шейн выдохнул.

— Да, она ненавидела его. Она ненавидела то, что он собой представлял. Она считала свою жизнь идеальной до того, как мать Грейсона появилась на пороге ее дома. Я тогда еще даже не родился, но я слышал, как она напоминала ему об этом в течение многих лет. А наш отец... он не был самым заботливым отцом, даже для меня, но с Грейсоном он обращался особенно холодно, чтобы дать понять моей матери, что он осознал свою ошибку. Хотя в ее глазах это не было искуплением. Не то чтобы это было правильным способом сделать это в любом случае, — Шейн вдруг повернул голову в мою сторону. — Я удивлен, что он рассказал тебе об этом. Не помню, чтобы он когда-либо говорил об этом, даже со мной.

Я пожала плечами.

— Он сказал это так обыденно, как будто рассказывал прогноз погоды.

Улыбка Шейна была язвительной.

— Поверь мне, Грейсон не часто выражает свои мысли, но он чувствует что угодно, кроме обыденности в отношении своего отца и мачехи. Я был там.

Я снова кивнула, не зная, что сказать, зная, что мне не следует углубляться в скрытые мучения Грейсона. Это только заставит меня любить его еще больше. Разве не так бывает с женщинами? И я не была исключением. Что может быть сексуальнее в мужчине, чем великолепный пресс и сердце, полное скрытых мучений? Они должны разливать это в бутылки и продавать грузовиками. Или, возможно, написать книгу: «Пресс и скрытые мучения: Мужское руководство по привлечению девушек». Я бы рассмеялась, если бы мне не хотелось плакать.

И мне было ясно, как день, что он никогда не полюбит меня, даже если сможет переступить через свою любовь к Ванессе. Глыбы льда окружали его сердце, и я была бы дурой, если бы вообразила, что меня когда-нибудь хватит, чтобы растопить их.

— Эй, не смотри так грустно. У нас есть несколько хороших воспоминаний. Наше детство не было сплошным ужасом и травмами. Мы также воровали печенье у Шарлотты и часто раздражали Уолтера, пытаясь заставить его улыбаться время от времени.

Я рассмеялась, несмотря на собственные мысли, одновременно нахмурив брови.

— Спасибо, что поделился со мной тем, что было в прошлом, Шейн. Это много значит, что ты доверяешь мне настолько, что можешь рассказать об этом.

Он изучал меня всего секунду, и его лицо расплылось в улыбке. Не думая, я наклонилась вперед и обняла его, представляя себе маленького мальчика, которым он когда-то был, одинокого в темноте, когда его храбрый старший брат взял его за руку. Он засмеялся, обнимая меня в ответ. Когда я отстранилась, он начал говорить.

— Я в основном..., — но был прерван.

— Ты уже украл у меня одну женщину. Решил, что с таким же успехом можешь украсть еще одну?

Мы оба быстро встали, как будто нас застали за чем-то неправильным. Я отошла от Шейна.

— Грейсон, мы просто...

— Не лезь в это, Кира, — сказал он, его яростный взгляд был устремлен на Шейна.

— Господи, Грей, — недоверчиво сказал Шейн. — Мы просто разговаривали.

Грейсон шагнул вперед к Шейну, его челюсть была жесткой и напряженной. Я резко вдохнула, не зная, хочу ли я плакать или начать швыряться вещами.

— Я прекрасно знаю, как происходит разговор, — сказал Грейсон, его голос повысился, но тон был смертельно холодным, — и в нем не участвуют руки и тела. Так скажи мне, Шейн? Одной недостаточно? Ты также хочешь соблазнить и Киру?

— Соблазнить Киру? Боже, ты действительно идиот, когда ревнуешь. Думаешь, я соблазняю твою жену, глупый ты дурак? — заорал он.

Периферийным зрением я увидела Ванессу и Шарлотту, спешащих к нам.

При слове «ревность» у Грейсона отвисла челюсть, его глаза сузились до щелок, когда он посмотрел на брата.

— Ревную? Ты думаешь, я не доверяю тебе из-за ревности? А не потому, что ты лживый, предательский ублюдок? Я не ревную, — он придвинулся на шаг ближе. — Господи. Она даже не моя настоящая жена. Мы поженились из-за денег, — прорычал он.

Я втянула воздух, как будто вдыхала лезвия бритвы, мое лицо вспыхнуло от жара. Внезапно воцарилась тишина, когда три пары глаз сфокусировались на мне. Я огляделась: Шейн и Ванесса были в шоке, Шарлотта — смотрела с болью. Грейсон все еще смотрел на Шейна, но когда он увидел, что все они смотрят на меня, он перевел взгляд в мою сторону, его выражение лица, казалось, на мгновение прояснилось, когда он осознал, что только что сказал.

— Кира..., — начал он, но я развернулась и побежала прочь от этих взглядов, от осуждения, от стыда и жгучей боли. Прочь.

Глава 18

Грейсон

Я был идиотом. Ревнивым идиотом. Шейн был прав. Я увидел, как он и Кира обнимаются, и сошел с ума. Я полностью замкнулся в себе после приезда Шейна и Ванессы, даже игнорировал Киру после того, как пришел в ее комнату и пытался требовать ее, как пьяный дурак. Я мог винить только себя, если она пошла искать утешения и общения с Шейном. Шейн, который всегда был непринужденным обаяшкой. Шейн, который никогда никого не разочаровывал.

«Я не хочу тебя. Ты мне совсем не нужен».

Ты никому не нужен. Никому и никогда.

Конечно, она чувствовала себя комфортно и безопасно с Шейном — а кто бы не чувствовал? Еще одно копье ревности пронзило меня, и я стиснул зубы. Никогда в жизни не впадал в ревнивую ярость из-за женщины, но собственничество, которое я почувствовал, увидев Киру в объятиях Шейна, вывело меня за грань. Я наблюдал за ними в течение последней недели, видел, как они прогуливаются по территории, разговаривают, даже смеются. В моей груди поднялось нечто, близкое к отчаянию. Господи, мне нужно было взять себя в руки. К чему я вообще ревновал? Она была готова прийти ко мне в постель — даже если теперь это не обсуждается — чего еще я хотел? Был ли я расстроен тем, что сорвал это для себя, так же как я, казалось, саботировал все хорошее в своей жизни? Или все дело в том, что Шейн украл у меня Ванессу? Я не позволял себе много думать об этом с тех пор, как они приехали сюда — не хотел исследовать ничего из этого. И поэтому я просто замкнулся.

А потом, что еще хуже, в какой-то идиотской попытке доказать, что я не ревную — и, возможно, чтобы причинить боль Кире, я это признал — раскрыл правду о нашем браке жестоким, бессердечным способом. Глубокая боль и унижение, которые я увидел в ее глазах, обрушили на меня чувство вины. Еще один мужчина в ее жизни, использующий ее в качестве козла отпущения. Черт. А потом она сбежала. Теперь я искал ее, чтобы попытаться все исправить после того, как оставил Шейна, Ванессу и Шарлотту, смотревших мне вслед. Какой же это был гребаный бардак. И я сам был в полном дерьме. Я чувствовал, что все, что сдерживал всю неделю, бурлило во мне, доводя до кипения.

Что, черт возьми, со мной произошло?

Я встретил Киру Дэллэйер, вот что со мной произошло.

Я заметил ее на южном поле, выглядела она так, словно... собирала абрикосы с земли.

Она держит их в нижней части своей рубашки?

Секунду я просто стоял и смотрел, как она прыгает среди фруктов, наклоняясь и собирая их, то и дело поднося плоды к носу.

Что же все-таки задумала эта маленькая ведьма?

Внутри меня что-то сжалось — почему моя надоедливая жена должна была очаровывать меня даже тогда, когда мои все бурлило внутри моего тела? Я медленно подошел к ней, и к тому времени, когда я добрался до края, где сотни перезрелых абрикосов усеивали землю, у нее было десять или пятнадцать плодов, утяжеляющих ее светлую рубашку.

— Кира, — сказал я как можно спокойнее, — что ты делаешь?

— Собираю фрукты для варенья Шарлотты — варенья, которое ты так любишь, которое делает тебя счастливым. Я собиралась сделать это всю неделю, но пришлось организовывать твой офис и планировать вечеринку, чтобы тебе было легче вернуться в общество Напы, развлекать семью и пытаться придумать, как отмахнуться от некоторых вопросов Шейна и Ванессы. И, если подумать, я хотела бы поблагодарить тебя за то, что ты просто проболтался, потому что это минус один стресс с моих плеч. Не могу передать, какое облегчение я испытываю от того, что мне больше не нужно врать...

— Кира, — сказал я, придвигаясь ближе. — Мне жаль. Это было неудачно преподнесено мной.

— К тому же, — продолжила она, словно не слыша меня, — это такая пустая трата еды. Есть люди, которым не хватает еды — даже здесь, в Напе. А тут все эти фрукты просто валяются на земле. Это бессовестно, на самом деле.

— Кира, — повторил я, придвигаясь еще ближе.

Она повернулась ко мне, ее длинные волнистые волосы ниспадали по спине, кудри обрамляли лицо. Ее глаза были ярко-зелеными и грозовыми, что навело меня на мысль о тропическом шторме, который вот-вот обрушится на землю. Ее щеки раскраснелись, и я видел, что она настолько переполнена гневом и какими-то эмоциями, которые я не знал, как назвать, что ей было трудно перевести дыхание. Едва заметный проблеск ее плоского живота был виден там, где ее рубашка была задрана в импровизированной корзине, нагруженной фруктами. У меня перехватило дыхание, когда я увидел ее. Она была самой прекрасной из всех диких существ, которых я когда-либо видел, и первобытная часть меня внезапно испытала желание приручить ее немедленно, прямо в эту секунду.

Я знал, что должен унижаться, и… Боже, знал, что она заслуживает этого, но после недели удерживания Киры на расстоянии и увидев ее сейчас стоящей передо мной, всю в огне и жизни, я потерял контроль над собой так, как могла заставить меня сделать только она.

Я направился к ней, а ее глаза расширились, и она уронила фрукты, собранные в рубашку, мягкие абрикосы издали влажный звук, рассыпавшись по земле у ее ног.

Она принадлежит мне.

Ревность, которую я почувствовал, когда увидел ее в объятиях Шейна, вспыхнула снова, когда я притянул ее к себе. Глядя на нее сейчас и понимая, как отчаянно я хотел ее — как последние дни были похожи на жизнь без света — я снова почувствовал ревность и уязвимость. Я отчаянно хотел, чтобы она успокоила дикую агонию, бушующую внутри, заверила израненную часть моего сердца, что она думает, что во мне есть что-то достойное, что она тоже хочет меня. Но я не знал, как выразить эти чувства словами, не знал, как попросить, особенно когда мне нужно было за многое извиниться. Поэтому потребовал ее единственным способом, который знал. Грубо схватил ее и прижал свои губы к ее губам.

Я планировал поцеловать ее только один раз, а потом отпустить, но от ее вкуса пламя вспыхнуло внутри меня. Я вцепился в нее, не в силах оторвать свой рот от ее. Она боролась со мной несколько коротких мгновений, наши руки обвились вокруг друг друга, пока я пытался притянуть ее ближе, а она пыталась отстраниться. Но затем она издала небольшой всхлип и обвила руками мою шею, целуя меня в ответ со страстным рвением. Я лизнул ее язык, ее вкус успокаивал боль внутри меня, принося мне одновременно потерю контроля и первый маленький кусочек мира, который я не ощущал так долго. Возможно, никогда в жизни.

Не успел я погрузиться в поцелуй, как Кира толкнула меня в грудь, отступив на несколько шагов, ее губы стали опухшими, а глаза наполнились новой болью.

— Кира, — сказал я, заметив умоляющие нотки в собственном голосе, — иди сюда.

Ее подбородок поднялся, и она сделала еще несколько шагов назад.

— Нет.

Я колебался.

Чего она хочет?

— Встретимся посередине, — я кивнул головой в сторону места на траве в пространстве между нами.

— Нет, — мятежно выплюнула она.

Меня охватил гнев. Я не собирался держать свои руки подальше от нее. Внутри меня все клокотало от желания, а кровь бурлила от потребности обладать ею. Никогда так сильно не хотел другую женщину.

Будь проклята эта маленькая ведьма. Чего она хочет от меня?

Я хотел было снова схватить ее, но она вдруг подняла что-то с земли и швырнула это с громким звуком, в результате чего кашицеобразный абрикос взорвался у меня на лбу и потек по лицу. Я был на мгновение ошеломлен. Протянул руку вверх, убрал пальцем абрикос со лба и опустил палец вниз, чтобы посмотреть на него с неверием.

— Ты дерзкая, маленькая дьяволица, — сказал я, встретившись с ней глазами. Одним быстрым движением я подхватил мягкий абрикос и швырнул его в нее. Она завизжала, когда абрикос попал в маленький кусочек кожи на V-образном вырезе ее рубашки, разлетелся на брызги сока и мякоти и скатился вниз по рубашке. Ее рот открылся, и она посмотрела на меня, словно в шоке от того, что я сделал то же самое, что и она.

— Ты эгоистичный, гнусный монстр, — шипела она.

Мы оба начали зачерпывать фрукты и бросать их друг в друга в порыве сотни эмоций, которые я не мог определить ни в себе, ни тем более в ней. У меня кровь кипела в жилах, и холодное безразличие, в которое я недавно закутался, словно таяло на моей коже. Мягкие плоды летели в мою сторону снова и снова, большинство из них попадали в меня, липкая влага покрывала мои волосы и стекала по всем частям тела. Воздух наполнился сладким, резким запахом абрикосов. Кира выглядела примерно так же, как, по моим представлениям, выглядел я, словно она повалялась в чане с фруктами. Когда она остановилась, чтобы перевести дух, и посмотрела на меня, я бросился на нее, и мы оба повалились на мягкую траву, ее тело оказалось под моим. Во мне вспыхнула похоть, острая и почти болезненная. Понятия не имею, кто был инициатором этого поцелуя, но думаю, что это могла быть она. Мы безудержно, жадно впивались друг другу в губы, стонали и хватались друг за друга. Я скользнул рукой по ее рубашке, ощущая мягкую, гладкую кожу, и она выгнулась подо мной. Я почувствовал учащенный ритм ее пульса, когда поднес вторую руку к ее горлу, поглаживая его большим пальцем, наслаждаясь ощущением ее жизненной энергии прямо под моими пальцами. Мое желание к ней горело, обжигая мое сердце.

Красивая, своенравная, нежная, упрямая, сострадательная, приводящая в ярость маленькая ведьма.

— О, пожалуйста, Грей, — задыхаясь сказала она, потянув меня за футболку.

— Да, — ответил я, покачивая бедрами. — Скажи мне, что ты хочешь меня, Кира, пожалуйста, скажи это, — бесстыдно умолял я.

— Я хочу, я хочу тебя. Я хочу тебя так сильно.

Облегчение взорвалось во мне, внезапное и неистовое. Боже, я был нелепо и безнадежно очарован ею. И не мог больше ждать ни секунды. Мой член пульсировал в нетерпении. Она должна была стать моей. И мне было все равно, будем ли мы лежать на траве...

— Боже мой, — раздался женский голос над нами.

— Что за..? — раздался другой голос.

— Ради любви к...

— Ну, я никогда не видел ничего...

Мы оба замерли, моргая друг на друга, туман рассеялся из взгляда Киры, когда мы оба посмотрели вверх. Я прищурился на солнечный свет, но смог увидеть только темные очертания шести фигур, нависших над нами. Я был ошеломлен, и мне потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы прийти в себя, и чтобы моя кровь остыла, а Кира отпрянула от меня, как будто я был огнем, а она обожглась. Когда я понял, что она стоит, то тоже поднялся, желеобразная абрикосовая слизь стекала по моему лицу и голым рукам.

Когда я наконец смог разглядеть лица перед собой, мои глаза блуждали от Шарлотты к Уолтеру, Шейну, Ванессе, женщине с розовыми волосами, которую я не узнал, и к новому лицу, но которое я узнал сразу же.

— Харли, — сказал я с удивлением.

Харли, такой же большой и грубый, каким я его помнил, большой медведь, покрытый татуировками, шагнул вперед, его глаза буравили нас с Кирой.

— Ну, будь я проклят.

— Что? Как? — пробормотал я, делая шаг вперед, чтобы схватить его за руку, мой разум пытался понять смысл этой ситуации. Я заставил себя отвлечься от Киры на достаточно долгое время, чтобы обрести некоторую ментальную опору. — Как ты здесь оказался? — я вытер свою липкую руку о штаны, но в результате получил только еще более липкую мякоть фруктов.

Харли уставился на меня на мгновение, а затем разразился смехом, его смех был глубоким и теплым.

— Мужик, я вышел месяц назад, — он оглядел меня с ног до головы, на его лице появилось выражение между отвращением и весельем. — Думаю, мне интереснее узнать о том, что с тобой произошло. Похоже, это было... липко.

Кира внезапно шагнула вперед, ее лицо было почти неузнаваемо под кусками абрикосовых внутренностей.

— Подожди, Харли? Харли? — спросила она, ее голос был задыхающимся.

Харли повернулся к ней, прищурившись.

— Кира? — спросил он.

Моя голова двигалась туда-сюда между ними.

— Вы двое знаете друг друга? — спросил я, мой голос был наполнен шоком, который я испытывал. Я мог видеть всех остальных своим периферийным зрением, их головы также качались туда-сюда от человека к человеку. Единственное, чего не хватало, так это попкорна.

— Боже! — возбужденно сказала Кира, бросаясь к Харли, не обращая внимания на то, что она собиралась покрыть его той же липкой грязью, которой была покрыта сама. Однако он не остановил ее, когда она бросилась к нему и крепко обняла. Возможно, у меня был еще один момент ревности, но объятия были короткими, и Харли улыбался Кире с дружеской симпатией. — Не могу поверить, что ты здесь.

— Откуда вы знаете друг друга? — снова спросил я.

— Из центра временного пребывания, — ответила она, даже не взглянув на меня. У меня голова шла кругом не только от этого странного взрыва из моего прошлого, но и от перехода от того, что происходило со мной и Кирой, к тому, что происходило сейчас. Если судить по молчанию всех остальных, наблюдавших за этим обменом, они тоже были шокированы. — Откуда вы двое знаете друг друга?

— Познакомились в тюрьме, — сказал я.

— Ох, — вздохнула она, наконец-то посмотрев на меня. Она снова посмотрела на Харли. — Харли, ты отсидел?

— Да, Кира, отсидел, как ни прискорбно это признавать. Это оказалось одним из лучших событий, которые могли со мной произойти. Жизнь хороша. Хотя, — он снова повернулся ко мне, — надеюсь, что здесь можно найти работу.

— Тебе нужна работа? — спросил я. — Да, конечно, у тебя будет работа. Мужик, все, что тебе нужно.

Лицо Харли расплылось в ухмылке.

— Я надеялся, что ты это скажешь, — он повернулся к женщине с розовыми волосами, стоящей рядом с ним в облегающей кожаной юбке и еще более облегающей майке. — Кстати, это Присцилла.

Я показал ей свою липкую руку в качестве объяснения, почему я не предлагаю ее. Она тихонько засмеялась и сказала:

— Приятно познакомиться, Грейсон. Харли много рассказывал мне о тебе. Но я вижу, что кое-что он мог упустить, — она смотрела между мной и Кирой, но ее взгляд был просто веселым, без насмешки. Она ухмыльнулась Харли.

Шарлотта шагнула вперед.

— Может быть, Грей, вы с Кирой приведете себя в порядок после... ну, после... ну, в общем, приведете себя в порядок, и мы все сможем познакомиться в доме? — она выглядела обнадеженной. Я полагал, что они все бросились сюда, думая, что мы с Кирой вступаем в некую физическую схватку после того, что произошло возле лабиринта. Думаю, это было довольно точно — хотя это и не было жестоко. В основном.

— Это хорошая идея. Кира? — она посмотрела на меня, казалось, что она не может решить, что она хочет сделать.

— Да, хорошо, — сказала она наконец.

Я потянул ее за рукав, и она остановилась, глядя вниз, где моя рука касалась ее.

— Кира...

— Давай просто приведем себя в порядок, Грейсон, — тихо сказала она, не встречаясь со мной взглядом, не позволяя мне попытаться прочитать выражение ее лица. Я кивнул, отпуская ее.

Мы все пошли к дому, Кира шла впереди, Харли рассказывал мне, как он нашел меня здесь, в Напе, и о небольшом местечке Присциллы в Вальехо, соседнем городке.

— Я вспомнил, что ты жил в долине Напа, поискал тебя и понял, что это должно быть то самое место. Не могу поверить, что прошло столько времени.

Я с сожалением посмотрел на Харли.

— Знаю, что не очень хорошо поддерживал связь. Прости меня за это. Когда я приехал сюда и понял, сколько работы мне предстоит, у меня появилось туннельное зрение.

— Это понятно. Никаких извинений. Но это место — ух ты, знаю, ты говорил, что здесь красиво, но я не представлял себе такого, — сказал он, взмахнув рукой в сторону холмов с ярко-зелеными виноградниками вдалеке и в другую сторону, где величественные горные пейзажи создавали захватывающий дух силуэт.

— Оно на пути к тому, чтобы стать таким, каким было раньше, — рассеянно сказал я, бросив взгляд на Киру, когда мы подошли к дому. Она быстро обернулась, казалось, что-то обдумывая. Поцеловав Харли в щеку и сжав его руку, она сазала:

— Я так рада видеть, что ты так хорошо выглядишь — сказала она, похоже, собираясь заплакать. Я нахмурился, но она не взглянула в мою сторону и не стала дожидаться ответа Харли. Она повернулась и исчезла в доме, оставив меня смотреть на пустое место, где она только что была.

— Грейсон, — сказал Шейн, подходя ко мне, — после того как ты приведешь себя в порядок и получишь возможность пообщаться с Харли и Присциллой, нам стоит поговорить.

Ванесса стояла позади него, нервно покусывая губу. Боже, это было верно. Я проболтался, что у нас с Кирой был брак по расчету ради денег. И теперь мне нужно было все объяснить. Но как я мог это сделать, когда сам уже почти не понимал ситуации? Когда-то все казалось ясным... Теперь же ситуация была такой же липкой и вязкой, как и я сам.

— Конечно, — пробормотал я, направляясь внутрь. — Шарлотта, принеси Харли и Присцилле что-нибудь поесть и выпить. Я скоро спущусь.

— Хорошо, — сказала Шарлотта, ведя их обоих в сторону кухни.

Я попробовал открыть дверь в комнату, где жила Кира, но она заперла ее, а когда постучал, она не ответила.

Наверное, она в душе.

Решил тоже принять душ, а потом вернуться. В первую очередь мне нужно было поговорить с ней. У нас были незаконченные дела. И я хотел убедиться, что с ней все в порядке. Хотел убедиться, что мы в порядке.

Я принял душ, собрал свою липкую одежду в кучу и завернул ее в полотенце, чтобы отнести в прачечную.

Боже, что, черт возьми, на нас нашло? Что это было?

Переодевшись в чистые джинсы и футболку, я босиком дошел до комнаты Киры и снова постучал в дверь. Когда ответа не последовало, я повернул ручку двери и обнаружил, что она не заперта.

Неужели она уже спустилась вниз?

Я заглянул в комнату и сразу заметил, что ее чемодана нет. Паника захлестнула меня с головой, и я вошел в комнату, зовя ее по имени. Шкаф был открыт, но внутри ничего не было, кроме нескольких пакетов с одеждой, в которых хранились старые вещи моей мачехи. Повернувшись, чтобы уйти, я заметил записку на комоде, а сверху лежало кольцо, которое я подарил Кире ради нашей церемонии — то самое, которое она носила с нашего первого ужина. Когда я поднял его, свет заиграл на бриллиантах.

О чем я только думал, даря ей это кольцо?

Я не был уверен, что хочу читать записку.

Грейсон,

Думаю, после сегодняшнего дня стало ясно, что нам нужно немного пространства друг от друга, а тебе нужно время, чтобы разобраться с Шейном и Ванессой без моего вмешательства. Я буду на вечеринке на следующей неделе, чтобы совершить свой последний акт в качестве твоей жены, а потом я уеду навсегда.

Кира

P.S. Думаю, что это кольцо принадлежит Ванессе, а не мне. Не то чтобы оно когда-либо действительно мне принадлежало.

Я выронил бумажку, в горле образовался ком, по позвоночнику пополз холодок. Она сказала, что хочет меня, и ушла. Я повернулся и спустился по лестнице, лед стремительно поднимался по позвоночнику, заполняя грудь и окружая сердце. Меня успокаивало это ледяное чувство. Это было то, что я знал, то, что заслужил, и то, как переживу эту боль.

Следуя за голосами на кухню, я присоединился к Харли, Присцилле и Шарлотте за столом. Шарлотта начала отрезать мне кусок своего кофейного торта со сметаной, но я поднял руку, отклоняя ее молчаливое предложение. Она нахмурилась.

— Харли рассказывал мне, как ты спас ему жизнь, — Шарлотта изучала меня, с выражением нежности и печали на лице.

Я провел рукой по волосам. Никогда ни с кем не говорил о своем пребывании в тюрьме. Сейчас мне не хотелось этого делать, но я также не мог выгнать Харли. Я так многим ему обязан. Он был там со мной — он пережил это со мной.

— Скорее, он спас мою, — сказал я.

— Нет, я не так это помню, — сказал он, откинувшись назад и заведя пальцы за свою лысую голову.

— Я сделал одну вещь просто по счастливой случайности, а ты прикрывал меня в течение следующих пяти лет, — сказал я, что-то застряло у меня в горле. — Если бы не ты, я бы там не выжил.

И это была правда. Когда мы только приехали, я был в шоке, онемев от неверия в то, что меня приговорили к пятилетнему сроку после того, как мой адвокат заверил меня, что в лучшем случае я получу общественные работы, в худшем — шесть месяцев. Я был во дворе с Харли, которого я тогда даже не знал, когда что-то блестящее привлекло мое внимание. Инстинктивно я оттолкнул его, и это дало ему время повернуться и обезвредить человека, который в противном случае распотрошил бы его самодельным ножом. С того дня Харли, который отсидел несколько сроков в тюрьме и понимал, как работает система, имея внутренние связи, защищал меня от любых ужасов, которые я мог бы пережить, если бы не он.

— Ну, тогда ты — семья, — сказала Шарлотта и отвернулась, в ее глазах блестели непролитые слезы.

Харли кивнул Шарлотте, тепло улыбнувшись ей, а затем снова посмотрел на меня.

— А теперь, — сказал он, наклонившись вперед, — я пришел сюда и обнаружил, что ты женат на Кире Дэллэйер. Жизнь полна сюрпризов.

Я издал небольшой звук согласия, решив не упоминать об обстоятельствах нашего брака или о том, что он все равно скоро закончится.

Харли смотрел на меня в своей манере. Харли мог выглядеть большим и злым, но он был лучшим знатоком людей, которого я когда-либо знал. Он говорил мне, что это было необходимо, когда растешь на улицах Сан-Франциско — нужно было либо предугадать следующий шаг человека, либо стать его жертвой.

— Могу я рассказать тебе историю о Кире? — спросил он.

— Конечно, — сказал я с опаской.

Харли кивнул.

— Около шести лет назад я был в очень плохом состоянии, — он сделал паузу, взглянул на Присциллу, которая сочувственно смотрела на него, а затем взял ее руку в свою. — Я не мог понять, как стать трезвым, потерял все, отдалился от всех, кому я был небезразличен. Планировал покончить с собой. Купил пистолет и все такое. Он был заряжен и готов к выстрелу.

— Господи, Харли, — пробормотал я. — Я не знал.

Он кивнул.

— Трудно признать, насколько я был низок, как мало ценил свою жизнь тогда. Но это моя правдивая история. Я пошел в центр временного пребывания, чтобы поесть в последний раз, и там я встретил Киру. Она, должно быть, была тогда еще подростком.

Подросток. Подростки обычно не отличаются бескорыстием. Но Кира была доброй, даже тогда...

Я снова сосредоточился на том, что говорил Харли.

— Она подала мне еду, села рядом, и мы немного поболтали. Она принесла с собой набор для фокусов, чтобы развлечь детей, и показала мне несколько из них — совершенно любительских. Но она была полная жизни, понимаешь? — да, я понимал. — И это был первый раз, запомнившийся мне улыбкой за долгое время. Она сказала, что, если я приду на следующий день, то она покажет мне, как она их делала. Ну, я, наверное, и сам бы разобрался — они были не очень сложными. Но просто тот факт, что кто-то попросил меня вернуться и, похоже, хотел этого настолько, что попытался подкупить меня ответами на некоторые глупые трюки, — он тихонько усмехнулся. — Ну, я и вернулся на следующий день. А потом она сделала еще несколько вещей, чтобы разжечь мой интерес, и тогда я впервые понял, что у меня остался хоть какой-то интерес. Эта простая вещь дала мне надежду, в которой я нуждался. Поэтому я продолжал возвращаться, и, наверное, можно сказать, так отвлекся от того, чтобы покончить с собой. Это моя правда.

Это было похоже на Киру, в этом она вся. Я почувствовал, как мое сердце заколотилось в груди, лед, который восстанавливался вокруг моего сердца, начал таять и уходить. Я не мог решить, злиться мне на это или нет.

Проклятая маленькая ведьма. Где же ты?

Харли продолжил.

— Я еще не был готов перевернуть свою жизнь, совершил несколько ошибок, в итоге отсидел с тобой. Но вот что я тебе скажу, Бог мне свидетель, если бы не Кира, спасшая мою жизнь, я бы не был рядом, чтобы снова быть спасенным тобой, а потом сделать все возможное, чтобы облегчить твое пребывание в тюрьме. Забавно, что все так получилось, не так ли? Забавно, как одна жизнь может повлиять на другую, а потом эта жизнь влияет на следующую за ней, и так до бесконечности.

— Забавно, — вздохнул я. — Случайность.

Харли подмигнул.

— Если ты веришь в случайности, — он сделал паузу, появилась улыбка. — Послушай, дружище, у нас будет много времени, чтобы предаться воспоминаниям. Но, если я хочу быть в лучшем виде завтра утром на работе, мне лучше вернуться домой, чтобы отдохнуть. К тому же, Присцилла должна работать сегодня вечером.

— О, — сказала Шарлотта. — Чем ты занимаешься, дорогая?

— Я экзотическая танцовщица, — сказала она, улыбаясь.

— О, танцовщица! Как мило, — ответила Шарлотта, сложив руки вместе, как будто Присцилла только что сказала ей, что она играет главную роль на Бродвее.

Я прочистил горло и улыбнулся Харли и Присцилле, вставая.

— Не могу выразить, как я рад, что ты меня разыскал. Очень рад тебя видеть.

— Я тоже, брат.

Мы стукнулись кулаками, как всегда делали в тюрьме. Шарлотта обняла Харли и Присциллу и проводила их до двери. После того как они ушли, но, прежде чем у кого-либо появился шанс разыскать меня, я взял ключи и вышел через заднюю дверь, обошел вокруг дома и сел в свой грузовик. Я поехал в сторону города — мне нужно было найти жену.

***

— О, ты вернулся, — сказала Шарлотта, держа в руках корзину для белья из моей ванной и две футболки, которые она, очевидно, только что погладила. Я смотрел в окно и едва удостоил ее взглядом. Игнорировал ее в течение последней недели — в основном из-за того, что она провернула трюк, заманив Шейна и Ванессу сюда под ложным предлогом и заставив меня терпеть их присутствие.

Я только что вернулся домой после поездки по Напе в поисках машины Киры. История Харли убедила меня отправиться на ее поиски, но, возможно, мне вообще не стоило ее искать.

Она сказала, что хочет меня. Сгоряча? Или она имела в виду чисто физическое желание. Или она солгала. Или... какая разница? Ее здесь не было, вот в чем суть.

Она оставила меня.

«Я не хочу тебя. Ты мне совсем не нужен.»

Если бы ты стоил большего...

Возможно, она поехала в Сан-Франциско, чтобы остаться у Кимберли.

В записке она указала, что вернется на вечеринку.

— Ну, когда ты закончишь жалеть себя, ужин будет... — слова Шарлотты резко оборвались, и я поднял глаза. Она стояла у двери шкафа, только что повесив выглаженные футболки. Она резко повернулась ко мне. — Так вот как ты себя видишь? Злодеем? Или подожди, может быть, жертвой. Капитан Крюк для Питера Пэна твоего брата? Это то, что ты придумал? — спросила она, держа в руках костюм, который я остановился и взял напрокат после того, как не смог найти Киру. Выражение ее лица можно описать только одним словом — разочарование.

— Во что ты хотела, чтобы я оделся, Шарлотта? — спросил я. — Принцем? Все равно это просто глупая вечеринка. Она ничего не значит. И я не принц.

— Это вечеринка, которую твоя жена устраивает для тебя по доброте душевной.

Я бросил на нее взгляд.

— Моей жены больше нет. Она бросила меня. Вернется только на вечеринку, а потом снова уедет — навсегда. Как мы и планировали.

Как мы и планировали.

Шарлотта на мгновение выглядела потрясенной, но затем ее знающие глаза пробежались по моему лицу, и между нами установилась тишина.

— Но ведь все не так, как ты планировал, не так ли? Все не так, как ты планировал. И это тебя очень, очень пугает, — Шарлотта подошла ко мне и протянула руку. Я взял ее, и она сжала мою между своими, успокаивающий аромат выпечки и присыпки заставил мое дыхание успокоиться. — Ах, мой мальчик, ты очень сильно упал, не так ли?

— Упал? — я отнял свою руку от руки Шарлотты. — Куда упал?

Шарлотта мягко улыбнулась мне.

— В любовь, конечно. В Киру. В свою жену.

Я тяжело сглотнул и отвернулся к окну.

— Я не влюблен в Киру, — настаивал я, но слова показались мне шаткими, словно они не имели никакого веса и могли просто уплыть.

Шарлотта вздохнула.

— Ради всего святого, вы оба такие упрямые. Вы оба, наверное, заслуживаете не меньшего, чем быть прикованными друг к другу на всю жизнь. Удивительно, что наблюдение за вами вместе не довело меня до пьянства.

Я фыркнул. Я не был влюблен в эту маленькую ведьму. Разве? Нет, я не мог — мои эмоции к ней были слишком бурными, слишком неуправляемыми, слишком... пугающими. Возможно, я был одержим ею, очарован, околдован. Но любовь? Нет, не любовь.

— Она сводит меня с ума, — сказал я, снова обращаясь к Шарлотте. — Когда мы вместе, то половину времени ведем себя как неуправляемые дети, — а в остальное время, как отчаянные любовники, которые не могут оторвать руки друг от друга....

Шарлотта издала звук, похожий на цоканье, и кивнула головой.

— Мы все должны быть детьми, когда дело касается любви — открытыми и уязвимыми, — она сделала паузу. — Я не знаю всего, что известно о прошлом Киры, но знаю, что у вас двоих есть веские причины оберегать свое сердце. И веские причины для того, чтобы выбрать кого-то, кто не внушает такой страсти, такой интенсивности и такого страха. Но, Грей, эти чувства означают, что ты любишь ее. А для тех, кто пострадал, как ты, и как, я подозреваю, Кира, настоящая любовь — это пугающая перспектива. Настоящая любовь — это самый большой прыжок веры.

Я провел рукой по волосам. Все это было слишком, и я даже не знал, с чего начать, на чем сосредоточиться. Внутри меня все перевернулось: в одну минуту я злился на Киру, в другую — отчаянно хотел ее...

— Думаю, что начать стоит с того, — сказала Шарлотта, словно читая мои мысли, — чтобы поговорить с братом и Ванессой. И выслушать их, не с болью, а с сердцем, — она снова взяла меня за руку. — И имей в виду: любовь не всегда бывает гладкой и легкой. Любовь может быть пронзительной. Любовь означает обнажить себя — всего себя, каждую нежную частичку — и быть раненным. Потому что настоящая любовь — это не только цветок, настоящая любовь — это еще и шипы.

— Верно. — сказал я. — Острые и болезненные.

Смех Шарлотты был теплым звоном, как колокола в соборе. Она крепко сжала мою руку.

— Острые — да, пронзительные — да. Но не всегда болезненные. Они предназначены для того, чтобы обнажить тебя, чтобы исцелить. Будь достаточно храбр, чтобы не сопротивляться. Сдавайся, мой мальчик. Отпусти. Хотя бы раз наберись смелости и отпусти, — она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку, а я слегка наклонился, чтобы позволить ей это сделать. Затем она тепло улыбнулась, повернулась и вышла из моей комнаты.

Любовь не всегда бывает гладкой и легкой. Именно поэтому я когда-то давно выбрал Ванессу? Потому что мои чувства к ней были теплыми?

Как только я задал себе этот вопрос, в глубине души я понял, что ответ был положительным. Мы с Шейном выросли вместе с Ванессой. Она всегда была подругой — красивой и милой, и я замечал, как Шейн смотрел на нее и как она смотрела на него в ответ, надеясь, что он сделает шаг. Никто из них не понимал, что у другого есть чувства. Но я знал и все равно пригласил Ванессу на свидание, зная, что Шейн сделает шаг назад ради меня. Стыд заполнил мое сердце, и я посмотрел вниз.

Я хотел ее, потому что чувствовал себя полностью контролирующим свои чувства, когда она была рядом, и это спокойствие, отсутствие риска, отсутствие шипов, было тем, чего я жаждал после глубокой боли, которую испытал в детстве. После унизительного стремления к любви, которая так и не пришла, после одиночества в надежде на радость. Я больше не хотел тянуться. Мне больше не хотелось надеяться. Это было слишком больно. И поэтому я выбрал того, кто не внушал мне ничего подобного. Ванесса была слишком мила, чтобы отказать. И где-то внутри я чувствовал определенное удовлетворение, забирая то, что, как я знал, по праву принадлежало Шейну. Я отдал ему всю свою жизнь, сделал все, чтобы он никогда не страдал так, как пришлось мне. Я заслужил право опередить его в том, что касалось Ванессы. Иисус. Он был моим братом, а я предал его — даже, если он об этом не знал. И я даже не подумал о ней. Могли ли мои слабые чувства быть достаточными для нее в долгосрочной перспективе? Конечно, нет. Я постоянно пребывал в состоянии холодной отстраненности, и только Кира смогла вернуть меня обратно своим теплом и жизнерадостностью. Мы с Ванессой никогда бы не сделали друг друга счастливыми. Я говорил себе, что мне никогда не нужно было открывать ей свои секреты, потому что она знала о моей семье, но правда заключалась в том, что я не хотел этого. Никогда не хотел делиться с ней всем собой, и поэтому никогда не делился. А если я и любил ее, то только как... друга.

Она сказала мне, что хочет сохранить себя для брака, и после всех женщин, с которыми я уже был, когда мы начали встречаться, это казалось правильным. Что я должен ждать свою жену. Скорее всего, она берегла себя для Шейна больше, чем для брака, независимо от того, понимала она это в то время или нет. Но теперь... слава Богу, что я никогда не занимался любовью с женой брата. То, что мы делали, вдруг показалось мне кровосмесительным и на сто процентов непривлекательным.

Я попал в тюрьму, а они каким-то образом нашли дорогу друг к другу. И все, что я чувствовал, это пустое чувство предательства. В основном я скорбел о потере одного из немногих людей, который всегда был на моей стороне: моего младшего брата. С тех пор я вообще не позволял себе чувствовать. А потом появилась Кира, которая всколыхнула во мне все эмоции и заставила меня признать потребности, которые я хранил внутри себя. Она держала меня в таком постоянном состоянии предвкушения, что я почти забыл, как сохранять безразличие. И как только я снова начинал возводить холодные стены внутри себя, она растапливала их своим теплом и жизненной силой. Каждый. Раз.

Кира, которая никогда не делала ничего наполовину.

Кира, которая страдала столько же или даже больше, чем я.

И вдруг я почувствовал себя еще меньше, потому что так ясно увидел, что, несмотря на сходство наших историй, несмотря на то, что ее жестоко обидели, Кира решила смотреть на мир с надеждой, оптимизмом и добротой, близкой к ошеломляющей. А я? Я замкнулся в себе и окружил себя холодностью, сосредоточившись только на своих эгоистичных желаниях. В отличие от моей жены, я был трусом.

Но я жаждал стать лучше. Жаждал быть достойным ее. И я хотел ее. Но не только ее тело. Боже, помоги мне, я хотел ее тело, да, но я хотел гораздо большего. Я хотел ее одобрения, хотел слышать ее мысли, хотел знать ее секреты. И я хотел продолжать рассказывать ей свои.

Я тяжело сел на кровать. Я любил ее. Красивую, завораживающую Киру, с ее огненными волосами и зелеными глазами. Киру, которая вернула меня к жизни. Киру, с ее сочетанием яростной непокорности и глубокой ранимости. Киру. Мою жену.

Шуги поскреблась в мою дверь и толкнула ее носом, рысью подбежав ко мне. Она издала очень тихий звук и, вместо того чтобы опустить искалеченную голову, положила ее мне на колено, глядя на меня своими проникновенными глазами. Я почесал ее за ухом.

— Хорошая девочка, Шуг, — сказал я, похвалив ее за то, что она нашла свой голос и была достаточно смелой, чтобы использовать его. — Когда я успел в нее влюбиться? — спросил я собаку, которую подарила мне жена, почесывая ее за другим ухом. Шуги не дала никакого ответа, кроме небольшого удовлетворенного поскуливания.

Когда это произошло? Когда она впервые назвала меня Драконом? Может, это были те глупые крысы с именем на О? Когда я впервые поцеловал ее? Когда я увидел, как она играет с теми детьми в центре временного пребывания, хотя она имела полное право быть несчастной после жестокости своего отца всего лишь накануне вечером? Когда я успел влюбиться в нее и даже не осознать этого?

О, Боже, я любил ее. И я хотел ее любви. Жаждал ее. Это была боль в глубине моего сердца. И мне было страшно хотеть этого. Я не знал, как чувствовать эмоции, которые внезапно признал, и еще меньше знал, как подвергнуть их ее отказу.

«Сдавайся, мой мальчик. Отпусти.»

«Хотя бы раз наберись смелости и отпусти.»

Я опустил голову на руки, не зная, смогу ли я, не зная, смогу ли быть настолько смелым.

Глава 19

Кира

«Дом Бизли» был особняком 1902 года, который был превращен в очаровательную гостиницу, расположенную в нескольких минутах ходьбы от набережной реки в центре города. Именно здесь я жила уже почти неделю, одновременно зализывая раны и составляя список для предстоящей вечеринки на винограднике Хоторна. Я общалась с Шарлоттой по смс и знала, что все идет хорошо с проектами как внутри, так и снаружи дома. Шарлотта неоднократно предлагала навестить меня, но я отказывалась. Ценила это, но никто ничего не мог сделать для меня. И в конечном итоге будет только больнее, если я продолжу сближаться с людьми, которые были семьей Грейсона... а не моей. Я должна была начать отстраняться, чтобы в конце концов не оказаться еще более опустошенной, чем уже была.

Было показательно, что Грейсон даже не написал мне ни разу, не говоря уже о попытках позвонить.

В какой беспорядок превратилась моя последняя затея. Мне пришлось утешать себя тем, что конечная цель была достигнута. Я была финансово независима, обладала свободой, к которой так стремилась, а что касается Грейсона, то его виноградник был на пути к тому, чтобы снова стать действующим и, надеюсь, очень успешным.

И вот теперь я была здесь, нанося последние штрихи на свой костюм для сегодняшней вечеринки. Я приду туда, как обещала, удостоверюсь, что все прошло хорошо, и чтобы мы с Грейсоном выглядели как добропорядочная супружеская пара, а потом сразу же уеду из города. Я не могла вернуться в «дом Бизли», чтобы это не выглядело подозрительно. Я подружилась с хозяевами, и они решили, что я остановилась здесь из-за работ на винограднике. Я жаловалась, что строительная пыль вызывает у меня астму. В конце концов, я не смогe остаться в Напе или рядом с ней. Если кто-нибудь в городе узнает, что мы на самом деле не счастливая супружеская пара, они почувствуют себя обманутыми, и весь смысл этой вечеринки — улучшить представление людей о Грейсоне — окажется напрасным. Я спрошу Грейсона, могу ли провести последнюю ночь в своем маленьком домике, а затем попрошу Уолтера подвезти меня за машиной и уеду утром. Мое сердце упало, и я смахнула слезу, прежде чем она скатилась по щеке. Я уже достаточно наплакалась за эту неделю. И сейчас у меня не было времени на слезы, не говоря уже о том, что я потратила почти час на макияж. Поэтому я расправила плечи и надела туфли. Зазвонил мой мобильный телефон, подтверждая сегодняшнюю поездку.

Бросив последний взгляд в зеркало, я подхватила чемодан и вышла из номера. Я слышала, как на кухне слева от парадного входа персонал готовит ужин, но вокруг никого не было. Я уже оплатила счет, а хозяев увижу на вечеринке — они были приглашены.

Машина ждала перед домом, и водитель оглядел меня расширенными глазами, когда я спустилась по лестнице.

— Ого, вот это костюм. — Он взял мой чемодан и открыл дверь, протягивая мне руку, но его глаза оценивающе осмотрели меня.

Я улыбнулась.

— Спасибо, — сказала я, забираясь в машину и собирая свое длинное пышное платье вокруг себя и укладывая его как можно лучше, чтобы оно не поглотило меня. Это платье было главной причиной того, что я не вела машину сама. Я бы никогда не поместилась за рулем. Платье представляло собой смесь черного и темно-зеленого атласа и фатина, юбка была расширена тремя обручами. Оно было без бретелек и со встроенным корсетом, из-за которого моя талия казалась крошечной. Я дополнила его длинными черными прозрачными перчатками. На шее висели черные драгоценности, а завершала образ широкополая ведьмовская шляпа. Волосы я оставила распущенными и сделала их еще более дикими, чем обычно, с помощью щипцов для завивки. Я использовала ярко-красную помаду. Глаза были подведены черной тушью, маска тоже была черной и закрывала только глаза, придавая им еще более кошачий вид.

Я рассмотрела несколько вариантов костюмов, но в итоге только этот показался мне подходящим. Я бы ушла от Грейсона такой, какой пришла к нему: его маленькой ведьмой.

Нет, не его. Никогда не была его.

Отчаяние бурлило во мне от осознания того, что это будет последняя ночь, которую я проведу на винограднике Хоторна. Может быть, этот костюм был всего лишь моим жалким способом признаться в любви к нему. Я хотела, чтобы он принял меня такой, какая я есть. Всю меня. Вместо этого Грейсону нужно было мое тело и ничего больше.

Какая же ты дура, Кира. Глупая, отчаявшаяся дура.

Меня никогда не будет достаточно для него, так же как никогда не было достаточно для моего отца или даже Купера. Меня должно быть достаточно для себя, и пока что это должно быть в порядке вещей.

Поездка заняла всего несколько мгновений, и я заставила себя глубоко дышать.

Слава Богу, на мне перчатки.

Я была уверена, что мои руки холодные и липкие.

Машина остановилась, и когда водитель открыл дверь, а я взяла его за руку и вышла, я затаила дыхание, мое сердце упало, а затем снова поднялось.

Фонтан был наполнен водой, она тихо плескалась, стекая с верхнего яруса в мерцающий бассейн внизу. Розовые и пурпурные сумерки наполняли небо и компенсировали золотые огни полностью освещенного дома. Плющ был подстрижен и ухожен, оконные ящики на каждом балконе были заполнены пышной зеленью и белыми каскадными петуниями. Аромат роз и того, что я теперь узнала, как цветы боярышника, доносился с ветром, шелестящим по прекрасной листве. Я медленно повернулась кругом, любуясь всем этим, замечая мерцающие огни, которые были на деревьях, ведущие к подъездной дорожке, добавляя волшебную атмосферу. Это было восхитительно красиво, пленительно — идеальная декорация для сказки.

Как бы я хотела, чтобы она была моей.

Сделав долгий глубокий вдох, я расправила плечи и кивнула водителю, который передал мне чемодан и кивнул в ответ.

На подъездной дорожке стояли только фургончик и еще две машины, которые, скорее всего, принадлежали нанятым мною музыкантам, что означало, что я успела как раз вовремя, чтобы встретить первых гостей. Я буду приветствовать их с Грейсоном рядом со мной. На мгновение паника угрожала разрушить мое самообладание, но я сделала еще один глубокий вдох и подняла подбородок вверх, прошептав тихую молитву моей бабушке, прося ее послать мне силы. Затем я расслабила плечи, успокаивая себя.

Ты сможешь сделать это — последнюю вещь.

Я кивнула в знак приветствия двум парковщикам, одетым в черные брюки, белые рубашки и красные жилеты, которые стояли в стороне, ожидая прибытия первых машин. Они кивнули в ответ. Я позвонила в дверь, хотя с тех пор, как мы с Грейсоном поженились, я привыкла впускать себя сама. Уолтер открыл дверь, его глаза расширились и слегка приподнялись в уголках. Я моргнула.

Неужели я только что получила свою первую полуулыбку от Уолтера?

Я улыбнулась ему, когда он взял мою руку в свою и склонил голову.

— Миссис Хоторн.

— Уолтер... — ответила я, собираясь сказать ему в сотый раз, чтобы он называл меня Кирой, когда мой голос застрял в горле от того, что я заметила фойе и пустой гостиной за ним. Я поставила свой чемодан, чтобы Уолтер мог его куда-нибудь убрать, и мои глаза расширились. Деревянная лепнина была начищена до блеска, люстры ярко сверкали, а последние остатки дневного света проникали через окна, создавая на стенах блики призм. Высокие вазы с розами, лилиями и зеленью стояли на каждом свободном месте, наполняя комнаты пьянящим ароматом. Пройдя в гостиную, я увидела, что в одном углу расположился небольшой струнный квартет, а в противоположном углу был установлен бар с полным набором напитков. Мебель была расставлена таким образом, чтобы обеспечить достаточное количество мест для сидения, но также было достаточно места для общения и даже медленных танцев под оркестр, если гости пожелают.

Подойдя к окну, я посмотрела на прозрачную, чистую воду бассейна внизу, где после окончания коктейльного часа начнет играть небольшой оркестр. Маленькие, уютные столики усеивали внутренний дворик, а красиво расставленные свечи придавали всей сцене романтическую атмосферу.

Повернувшись лицом к залу, я на мгновение замерла, чувствуя, как радость вперемешку с грустью проносится по моему телу. Я глубоко любила это место. Но мне придется покинуть его. Я посмотрела вниз, отчаяние заставило меня почувствовать слабость.

Я ощутила тяжесть чьего-то взгляда и подняла глаза. Грейсон стоял в другом конце комнаты. И когда этот прекрасный, чувственный рот изогнулся в ухмылке, я затаила дыхание, рассматривая его костюм.

Восторг, который я испытала был внезапным и неистовым, и я поднесла руки в перчатках ко рту, наклонилась вперед, и радостно засмеялась. Восторг, надежда, счастье, удивление, печаль и сотни других эмоций нахлынули на меня. Я сделала шаг к нему в тот же момент, когда он начал подходить к тому месту, где я стояла.

Неужели он сделал это для меня?

Он был одет в черный смокинг. Маска, которую он носил, закрывала только верхнюю половину его лица и была похожа на переливающуюся синюю, зеленую и черную чешую дракона, изгибающуюся вокруг его глаз и по бокам головы. На макушке были маленькие рожки, и по ним пробегали нити мерцающего красного и оранжевого цвета, напоминающие огонь.

Он был одет как дракон.

Он сделал паузу и слегка повернулся, чтобы показать мне крылья, прикрепленные к его спине — черные, с такой же сине-зеленой чешуей и огненными нитями. Его ухмылка усилилась, когда он снова повернулся ко мне, и мы встретились посреди комнаты, бросившись друг к другу, но внезапно остановившись, когда нас разделяло несколько дюймов.

Мы стояли, глядя друг на друга, несколько ударов сердца, прежде чем он сказал:

— Привет, Ведьма. — Его голос звучал грубо, и когда я смотрела в его глаза, видные только через отверстия в маске, я готова была поклясться, что видела тоску. — Выглядишь восхитительно.

— Привет, Дракон, — вздохнула я, вопросы вихрем кружились в моей голове. Он был дьявольски великолепен, когда снова улыбнулся мне, и мое сердце один раз, а затем и второй перевернулось в груди. — Как и ты. Не могу поверить, что ты это сделал, — я кивнула на его маску, снова ухмыляясь.

— О, я сделал, — заверил он меня. Его ухмылка померкла, когда он сделал один шаг вперед. — Я скучал по тебе.

— Скучал? — прошептала я, тоже делая шаг вперед.

Он сделал шаг ближе.

— Да, Боже, да. Кира, на этой неделе... Мне так много нужно тебе сказать. Нам нужно о многом поговорить. Я надеюсь...

— Нам есть о чем поговорить?

— Да.

Я посмотрела вниз.

— Ты даже не позвонил мне, — сказала я, стараясь не выдать обиду в своем голосе. — Я думала...

— Шарлотта пыталась узнать, где ты.

Я моргнула.

— Не знала, что она спрашивала для тебя. Почему ты просто не спросил меня сам?

— Не думал, что после... ну, я хотел показать тебе, а не рассказать, и поэтому решил, что лучше подождать до вечера, — сказал он с придыханием. — Мне нужно было посмотреть в твои глаза. Кира...

— Я...

— Кира! — услышала я громкое пение с порога. К нам спешила Шарлотта, одетая как фея-крестная. Я счастливо рассмеялась, повернулась к ней и позволила ей заключить меня в свои теплые объятия. — О, дай мне посмотреть на тебя, — она повернула меня в одну сторону, затем в другую. — Идеально, просто идеально.

— Ты тоже идеальна, Шарлотта, — сказала я. — Ты должна носить это все время.

Ее выражение лица смягчилось, когда она сказала:

— Моя дорогая девочка, ты знаешь, как сильно я стала заботиться о тебе, верно?

— Да, — сказала я, снова обнимая ее. И я знала. Несмотря на причины, по которым она привезла сюда Шейна и Ванессу, — а я вдруг начала верить, что причины были глубже, чем я могла предположить. — Я не сомневалась в чистоте ее побуждений и в том, что я ей небезразлична. Чувствовала это своим сердцем.

Через несколько секунд в комнату вошли Ванесса и Шейн. Ванесса была одета как самая совершенная Динь-Динь, которую я когда-либо видела, а Шейн — в смокинге с зеленой маской и шляпой Питера Пена, с пристегнутым к боку мечом. При мысли о том, что я вижу их в последний раз, мне стало нехорошо, но когда они улыбнулись мне, а Ванесса тепло обняла меня, я расслабилась и почувствовала облегчение. Я посмотрела на Грейсона, выражение лица которого казалось спокойным.

Когда Ванесса и Шейн пошли за напитками в бар, я повернулась к Грейсону и увидела в его глазах тепло и спокойствие, которые раньше видела лишь мельком.

— Ты помирился с ними, — недоверчиво сказала я.

Он кивнул.

— Да. Было много извинений. И я объяснил все о... нас. Я сказал, что мне есть о чем с тобой поговорить.

Я открыла рот, чтобы заговорить, очень желая услышать, что именно он объяснил Ванессе и Шейну, но тут раздался звонок в дверь. Заиграл струнный квартет, в воздухе зазвучала мелодия песни «Я вижу свет», а из кухни вышел персонал с вкусно пахнущими закусками на серебряных подносах.

Следующие два часа прошли в вихре приветствий и бесед с гостями, в заботах о том, чтобы всем было комфортно и приятно, а также о том, чтобы вечеринка началась гладко.

Костюмы были замечательными, некоторые из них были не более чем красивыми масками в сочетании с вечерним платьем, а другие — целыми творениями с головы до ног. Я до сих пор не могла поверить, что Грейсон нарядился драконом.

Как только у меня появилась минутка передохнуть, я взяла бокал шампанского с подноса и отступила назад, чтобы полюбоваться всей той тяжелой работой, в которой я участвовала. Все выглядели так, будто прекрасно проводили время, и, если судить по восхищенным взглядам на лицах всех присутствующих, то виноградник Хоторна произвел на них впечатление. Надеюсь, они разнесут по городу весть о том, что Грейсон был гостеприимен и радушен, а его дом — прекрасен и привлекателен. Это место не было в запустении, как утверждали сплетники. Напротив, его дом давал понять, что есть все основания полагать, что под руководством Грейсона виноградник находится на подъеме. А кому не нравится хорошая история возвращения? Кто не хотел бы стать частью такой истории? В этом заключалась моя надежда и смысл вечеринки.

Я оглянулась в поисках Грейсона и увидела его среди группы гостей, одну из которых я узнала, как Диану Фернсби, они смеялись и явно были увлечены чем-то, что он им рассказывал. Он поднял голову, поймал мой взгляд и улыбнулся мне. От его взгляда у меня перехватило дыхание. И эта улыбка. Она станет моей погибелью.

Мое внимание привлекли Харли, одетый в костюм Чудовища, и Присцилла, одетая в панковскую версию Красавицы. Я обняла их обоих, радуясь встрече. Харли начал работать на винограднике, и это было замечательно. Несмотря на свои внутренние и внешние шрамы, он был таким хорошим, добрым человеком. Я была так рада, что у Грейсона есть такой человек, как он. Проведя несколько минут, болтая с ними и знакомясь с Присциллой, я отправилась общаться с другими гостями.

Я поприветствовала Верджила, одетого в костюм очень большого Аладдина, и поболтала с Хосе и его женой, одетыми в костюмы Волка и Красной Шапочки, прежде чем отлучиться, чтобы убедиться, что все идет хорошо снаружи.

Открытое патио было залито светом свечей, гости толпились вокруг бассейна, звуки смеха смешивались со звуками оркестра, только что начавшего новую песню. Я на мгновение замерла, наблюдая за происходящим. Не было ни минуты, чтобы поговорить с Грейсоном, и меня переполняло желание остаться с ним наедине. Ночь прошла как вихрь, и, несмотря на мое нетерпение, я была очень довольна тем, как проходит вечеринка.

— Могу я пригласить тебя на танец? — я обернулась, почувствовав теплое тело позади себя, дыхание шепота на моем обнаженном плече. Прекрасный дракон улыбался мне, его рука была поднята, чтобы взять мою собственную. — Я только что понял, что сегодня еще не танцевал со своей женой... или никогда, если уж на то пошло, — я издала небольшой смешок на вдохе и взяла его за руку, пока он вел меня к центру танцпола. Я узнала песню из фильма "Зачарованная", хотя и не смогла бы вспомнить название.

— Не знала, что драконы могут танцевать.

Он притянул меня в свои объятия и начал вести. Наклонившись к моему уху, он прошептал:

— О да. Люди думают, что мы громоздкие и неуклюжие, но это неправда. Это малоизвестный факт — танцевать с драконом все равно что танцевать с молнией, — и тут он закружил меня. Мое сердце подпрыгнуло, и я громко рассмеялась, мои волосы разлетелись во все стороны. Он покрутил меня в другую сторону, улыбаясь мне, и, как бы глупо это ни звучало, мне показалось, что я светилась.

Мы замедлили шаг, и я потерялась в музыке и покачивании его тела напротив моего. Я хотела спросить его о многом, хотела услышать от него слова, которые, как мне казалось, отражались в его глазах, но мне нужно было остаться с ним наедине. Мне нужно было, чтобы этот момент был только для нас. Я все еще нервничала и пыталась понять, как быстро все изменилось... Я была готова попрощаться с ним сегодня вечером, а теперь... теперь появился шепот надежды, даже если я почти боялась мечтать.

Песня закончилась, и я медленно отошла от него, не в силах оторвать взгляд от мужа, который смотрел на меня сверху вниз, и в его выражении лица было что-то такое, чего я никогда раньше не видела. Он поднял руку, чтобы коснуться моей щеки, как вдруг мы услышали аплодисменты. Я оглянулась и увидела, что на танцполе были только мы, а гости хлопали, как будто мы только что выступали перед ними. Я засмеялась, тепло разлилось по щекам, когда я сделала небольшой реверанс, а Грейсон поклонился, выглядя немного смущенным.

К нам подошла женщина, слегка прихрамывая, с доброй улыбкой на лице.

— Это было прекрасно, — сказала она, протягивая руку. Я взяла ее в свою. — Я мать Верджила, Труди Поттер.

— О! — сказала я. — Очень приятно познакомиться. Верджил стал здесь частью семьи.

Она вздохнула и, пожав руку Грейсону, заплакала.

— Я не буду вас задерживать, но я, — она резко вдохнула, словно пытаясь не заплакать, — просто хотела поблагодарить Вас, мистер Хоторн. — Ее слова оборвались на шепоте.

— Не за что, — мягко сказал Грейсон. Она кивнула ему и повернулась, исчезая в толпе.

— Я только дал ему работу, — пробормотал он.

— Наверное, — ответила я, — но, думаю, что для нее это значит очень много.

Я подняла на него глаза. Его благодарный взгляд поймал мой, и он издал тихий вздох. Вдруг справа от меня раздался негромкий топот приближающегося к нам человека, и я, улыбаясь, повернулась, чтобы увидеть своего отца. Моя улыбка померкла, а сердце заколотилось в груди, когда Грейсон схватил меня за руку.

— Привет, Кира, — сказал мой отец.

Я настороженно посмотрела на него и быстро оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что никто поблизости нас не слышит. Он стоял в тени, и, очевидно, никто его пока не узнал. Не то чтобы это было неожиданно, я предполагала, что мой отец будет на вечеринке, которую я устраиваю, но определенно не хотела, чтобы он оставался здесь.

— Какого черта ты здесь делаешь? — прошипела я.

— Я планировал навестить тебя в твоем новом доме. Прости за вторжение. Понятия не имел, что буду мешать вечеринке, но мне не понравилось, как мы закончили наши отношения в Сан-Франциско. Хотел узнать немного больше о человеке, за которого ты вышла замуж, — он вдруг посмотрел на Грейсона. — Похоже, ты оказался намного большим, чем Кира заставила меня поверить, — сказал он. — Любой отец будет беспокоиться о своей дочери при таких обстоятельствах.

— Мы можем обсудить это в более уединенном месте? — спросил Грейсон, шагнув вперед, его челюсть была напряжена, слова отрывисты. — Это вряд ли подходящее место, — он кивнул на людей вокруг, которые потягивали шампанское, смеялись и начали заполнять танцпол позади нас.

Мой отец сузил глаза, но кивнул один раз, и Грейсон, не отпуская моей руки, повел меня в свой кабинет. Когда он закрыл за нами дверь, его тон был суровым:

— Позволь дать тебе совет — никогда больше не заглядывай к нам в гости.

Мой отец повернулся к нему, его глаза были такими же холодными.

— Ты, конечно, поймешь, если я решу не принимать никаких советов от убийцы, — он говорил сквозь зубы, его губы едва шевелились.

Грейсон смотрел на него, на его лице не отражалось никаких эмоций.

— Чего ты хочешь? — удрученно спросила я. Эта ночь была так полна волшебства, пока он не появился. От отчаяния у меня заныло сердце.

Он смотрел туда-сюда между нами двумя, разглядывая наши костюмы, но, очевидно, решил не комментировать.

— Мы с тобой не часто виделись, Кира. Но очевидно, что я не хочу, чтобы моя дочь была замужем за убийцей и бывшим заключенным, — сказал он.

— Не надо, — ответила я. — Ты ничего не знаешь о том, кто он такой.

Тошнота подкатила к моему горлу, и я поднесла руку, чтобы сдержать ее.

Загрузка...