Клятва Грейсона

— Исправить? — крикнул он, испугав меня. — Как ты можешь что-то исправить? — он снова засмеялся, провел рукой по волосам и схватил прядь, прежде чем снова опустить руку. — Это был план с самого начала? Использовать меня, чтобы получить деньги, а потом каким-то образом забрать их обратно? Святой, мать твою, Боже. Вы все лжецы. И посмотрите, каким вы меня оставили — без гроша в кармане, в узах с интриганкой, и теперь мне снова придется иметь дело с твоим отцом, человеком, который когда-то разрушил мою гребаную жизнь! — его лицо из бледного превратилось в раскрасневшееся, а голос дрожал, пока он кричал.

— Грейсон, — сказала я, протягивая руку и придвигаясь ближе, — я не планировала этого. Ты неправильно все это воспринимаешь. После того, что сделал твой отец, я могу тебя понять, но ты смотришь на это глазами человека, которого только что очень сильно обидели. Пожалуйста, если мы будем вместе — ты и я — мы сможем придумать что-то, что...

Он отступил от меня, выражение его лица было полным отвращения. Я уронила руку.

— Сможем придумать что-нибудь? Все еще хитришь, Кира? Просто прекрати, я больше не могу. Меня тошнит от этого. Мне плохо из-за тебя. Я просто устал от всего этого — манипуляций, лжи, полуправды.

Я покачала головой.

— Ты делаешь из этого то, чем это не является. Пожалуйста, просто подумай об этом. Я не такая, как мой отец. Я не такая, как твой отец, — мой голос закончился на шепоте, и я услышала сомнение в собственном голосе.

— Это не имеет никакого отношения к моему отцу, — выплюнул он. — Это имеет отношение к тебе и к тому факту, что я никогда больше не буду тебе доверять.

Я покачала головой, отрицая происходящее, отрицая холодную дистанцию в его выражении лица.

— Знаю, тебе кажется, что ты больше ни во что не можешь верить. Но ты можешь верить в меня.

— Думал, что могу.

По моей щеке скатилась одинокая слеза.

— Грейсон, я твоя жена. То, что у нас есть вместе...

— Я могу спуститься в бар на углу в любой день недели, — ледяным тоном сказал он.

Я снова обняла себя руками, отчаянно пытаясь не верить его мерзким словам.

— Знаю, что ты не это имеешь в виду. Я не хотела причинить тебе боль. Я люблю тебя, — сокрушенно пролепетала я.

Он откинул голову назад и рассмеялся, заставив меня вздрогнуть от глубокой боли.

— Любовь? Любовь? Ты знаешь, что любовь дала мне в жизни? — он поднял со стола пресс-папье и со всей силы швырнул его в окно. Стекло разлетелось вдребезги, пролетев насквозь и упав на землю снаружи. Я слегка вскрикнула. Он повернулся ко мне, его руки сжались в кулаки. — Ты не любишь меня. Я был куплен и оплачен, не более того. Я вел себя как муж, не так ли? И теперь нашему деловому соглашению конец. Убирайся, — сказал он. — Убирайся из моего дома.

— Убираться? — спросила я. — Я твоя жена, я живу здесь. Это мой дом...

— Больше нет. Я позвоню твоему отцу сегодня днем и приму его предложение. По крайней мере, остальным людям, которые работают на этом винограднике, не придется страдать из-за того, что я женился на тебе.

Я опустила голову, а затем подняла ее, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Пожалуйста, Грей, если ты позволишь мне объяснить, чтобы...

— Мне не нужны ни твои объяснения, ни твои красивые слова. Все они заканчиваются ложью. Убирайся! — крикнул он, выражение его лица было яростным. Я снова вздрогнула, а затем испустила один единственный всхлип. Повернувшись к двери, я распахнула ее настежь и промчалась мимо Шуги, которая жалобно скулила, следуя за мной. Рыдая уже открыто, я побежала в спальню и запихнула одежду и туалетные принадлежности в чемодан. Была уверена, что оставила несколько вещей, но была слишком расстроена и убита горем, чтобы проводить тщательный обыск.

Ну, разве я не делала этого раньше? Запихивала одежду в чемодан, чтобы поспешно сбежать?

Только в тот раз кое-кто преследовал меня. На этот раз... на этот раз меня хотели вышвырнуть.

Мой муж.

Человек, которого я любила всем сердцем.

И, возможно, это то, что я заслужила.

Я наклонилась и посмотрела Шуги в глаза, потирая руками ее израненную голову и пытаясь сдержать тяжелый вздох.

— Вот так, моя красавица, — сказала я. — Позаботься обо всех здесь, хорошо? И знай, что я люблю тебя и что ты хорошая девочка, такая хорошая девочка, — я встала, пока не разразилась новыми слезами, и пошла вниз по лестнице.

Когда дошла до входа в дом, я остановилась, чтобы заглянуть в открытую дверь кабинета. Грейсон стоял за своим столом, наклонившись, его руки лежали на поверхности перед ним. Я почти шагнула к нему, но он поднял голову, его лицо было жестким и отстраненным, и он безмолвно смотрел на меня. Он полностью отстранился, как будто мы никогда ничем не делились.

Я отступила назад, затем повернулась и побежала через парадную дверь к своей машине, где бросила чемодан на заднее сиденье и села за руль. Казалось, что мир вокруг меня рухнул.

Грейсон стоял у окна и смотрел, как я уезжаю, как и в тот первый день.

Я завела двигатель и поехала вокруг бурлящего фонтана, мимо моего маленького домика и дуба, на который я когда-то забралась, через ворота, на скорости покидая виноградник Хоторна. Уносясь прочь от единственного дома, где я когда-либо чувствовала, что мне место.

Глава 23

Грейсон

Страдание. Это была единственная эмоция, которую я, казалось, был способен испытывать. Все, что, как мне казалось, я знал, все, что давало мне повод двигаться вперед, рушилось вокруг меня. Все они были лжецами. Лжецами, обманщиками, потребителями, манипуляторами.

Мой дом теперь больше напоминал маленькую тюремную камеру, в которой я прожил пять долгих, одиноких лет — темную и мрачную. Я бродил по комнатам по ночам, пил, когда не мог найти покоя, а потом задвигал затемняющие шторы и спал днем. Работа больше не отвлекала так, как раньше. Какой смысл было возвращать к жизни этот виноградник? Чтобы я мог жить в том месте, которое мой отец хотел использовать как орудие наказания, напоминая мне о моей никчемности? Видеть, как он процветает, уже не доставляло мне никакого удовольствия. Это было лишь одно огромное, болезненное напоминание о том, как сильно этот человек ненавидел меня, и как я жалко не терял надежды, что однажды он полюбит меня, слепо цепляясь за веру в то, что он оставил мне этот виноградник из любви. Я видел отца повсюду, и теперь, вместо гордости за собственные достижения, это приносило мне только стыд и горечь. Если он ненавидел меня, я вполне мог ненавидеть его в ответ. Это стало моей новой клятвой.

Слова, которые я слышал от отца во время ссоры с мачехой, вернулись ко мне.

«Черт возьми, Джессика, это была гребанная ошибка. Если бы я мог вернуть все назад, я бы это сделал».

Я был этой ошибкой. Ну, я тоже совершил ее. Довериться ему было самым глупым, самым отчаянно глупым поступком в моей жизни. Доверять кому-либо вообще было глупо и безрассудно. Не повторю ту же ошибку дважды. Никогда больше.

Я заставил Уолтера продать последние несколько бутылок из коллекции вин моего отца. Собрал все силы, чтобы встретиться с Хосе, Харли и Верджилом, чтобы отпустить их. Больше не мог им платить. Я использовал деньги от продажи вина, чтобы заплатить им до конца месяца. Их шокированные и опечаленные лица только заставили меня еще больше презирать себя.

Затем я сказал Уолтеру и Шарлотте, что они тоже уволены. За эти годы я достаточно часто увольнял Шарлотту, но по ее глазам я понял, что на этот раз она поверила, что я настроен очень серьезно. В конце концов, мне придется продать виноградник, чтобы выжить, чтобы начать все сначала, но пока я не мог найти в себе силы.

Шарлотта и Уолтер пытались поговорить со мной, но я не хотел их слушать. Даже они лгали мне — два человека, которым, как мне казалось, я мог доверить свою душу. Они позволили мне поверить, что отец в конце концов любил меня, но это было лишь жестокое, злобное утаивание правды. Они смотрели, как я выставляю себя нелепым идиотом, и это было больно.

А Кира... мое сердце заколотилось в груди. Самая худшая из всех. Я отдал ей все свое глупое сердце — до последней частички — и все это время она тоже лгала мне. О чем еще она лгала? Во что еще она хотела заставить меня поверить, на что я отчаянно надеялся только для того, чтобы узнать, что меня снова выставили дураком? Я зажмурил глаза, вспоминая тот момент в моем кабинете, когда она сказала мне, что лгала мне с самого начала. Это было похоже на нож, вонзившийся в мое сердце. Единственная мысль, которая крутилась у меня в голове:

Не ты, кто угодно, но, пожалуйста, не ты.

Я бросил свой бокал с вином в камин в гостиной, наслаждаясь резким звуком разбивающегося стекла. Опираясь на него руками, я прижался лбом к прохладному камню. Даже сейчас, спустя несколько недель после ее отъезда, одна мысль об имени Киры вызывала в душе тоску и пульсирующую пустоту.

Идиот!

Она говорила мне, что не испытывает к Куперу Стрэттону ничего, кроме отвращения. А потом я увидел, как она разговаривает с ним, стоит рядом, сложив руки на груди, пытаясь убедить его в чем-то. Куп, как она его назвала. Я узнал виноватое выражение лица, когда удивил их своим появлением.

Маленькая, лживая манипуляторша.

Никогда больше. Никогда больше меня не будет волновать, любит меня кто-то или нет. Я позволил льду застыть на той части себя, которую еще можно было ранить, ненавидя, что там вообще что-то осталось. Я знал, как это делается. Жил с ледяным сердцем годами, поэтому найти это безразличие было несложно. Но это было чертовски больно.

Мне нужно было пойти в суд и подать на развод, но, честно говоря, я понятия не имел, где находится Кира, чтобы подать на развод, да и вообще мне не очень хотелось выходить из дома. Я не собирался брать деньги ее отца и доставлять ему удовольствие от того, что нахожусь под его контролем. Никто не будет снова контролировать меня, особенно этот ублюдок.

Окончательно обессилев от простого размышления, я упал на диван, не желая ложиться в свою постель сегодня вечером — не тогда, когда она вызывала столько воспоминания о Кире. Ее запахе. И все же я провалился в сон со звуком ее имени на моих губах.

***

Это был серый унылый день в центре Напы, еще более унылый из-за того, что я только что заложил кольцо, которое подарил Кире в день нашей свадьбы, за очень нужные деньги. Стыд и смущение охватили меня.

Вот до чего я опустился — снова.

Изначально я купил кольцо для Ванессы, но, передавая его через прилавок владельцу ломбарда, я почувствовал острую боль в груди не из-за того, для кого я его купил, а из-за того, кому я его в итоге отдал. Из-за Киры.

Я ехал через город, возвращаясь на виноградник, когда заметил машину Киры. Я резко вдохнул, от шока дернув руль.

Кира в Напе? Неужели она была здесь все это время? Где она могла остановиться? В Сан-Франциско у нее был выбор, но здесь?

Мое сердце начало быстро биться. Я остановил свой грузовик на обочине и выпрыгнул из него. В этом квартале было несколько магазинов и ресторан. Я заглянул в окна двух магазинов, но не увидел ее.

Что ты делаешь, Грейсон? Что именно ты собираешься ей сказать?

Я понятия не имел, и все же какое-то возбужденное предвкушение заставляло мое нутро сжиматься. Она была здесь. Я был опустошен, когда она рассказала мне о своем отце, вел себя так грубо, но, может быть... может быть, если я просто поговорю с ней, она поможет мне понять. Я не дал себе времени на раздумья. Просто действовал.

В ресторане не было окна, поэтому я распахнул дверь и вошел внутрь, чтобы посмотреть, смогу ли я увидеть ее, надежда расцвела в моем сердце. Я сразу же увидел ее, идущую ко мне.

Купер Стрэттон был рядом с ней, его рука властно лежала на ее руке.

Комната словно накренилась подо мной, и все, что я увидел, был красный цвет.

Я был прав насчет нее.

В этот момент она заметила меня. На ее лице мелькнуло удивление, а затем взгляд, который я не мог определить. Широко раскрыв глаза, она посмотрела на Купера, а затем снова на меня, в ее великолепных глазах была мольба. Меня охватила всепоглощающая ярость. Мое тело двинулось, сокращая пространство между нами еще до того, как я решил сдвинуться с места.

— Ты не теряла времени даром, да? — прорычал я. — Это был твой план с самого начала? Выйти за меня замуж, получить деньги, каким-то образом вернуть их, а потом... сойтись с ним? — она лгала мне не только о вмешательстве своего отца в мою жизнь, она лгала мне и о Купере. Если бы она действительно ненавидела его так, как заставила меня поверить, она бы никогда не уделила ему и трех минут своего времени, не говоря уже о том, чтобы обедать с ним.

Маленькая, гребаная лгунья.

Прекрасная, маленькая лгунья.

Агония разрывала мою душу.

Кира сделала шаг назад, но не раньше, чем я уловил ее тонкий аромат. Острая тоска захлестнула меня, заставляя реветь от боли.

Она не твоя. Она никогда не была твоей. И никогда уже не будет.

Я не хочу тебя.

Я не хочу тебя.

Я не хочу тебя.

Я не хочу тебя.

Я вообще тебя не хочу.

— Грейсон, пожалуйста, ты понятия не имеешь, о чем говоришь, — сказала она, ее голос надломился.

— О, думаю, я имею представление о том, о чем говорю, — я снова придвинулся и наклонился к ее уху, тихо говоря.

— Скажи мне, Кира, ты выбрала быть одной из его шлюх или содержанкой, которая закрывает на все глаза? Если последнее, то ты ведь понимаешь, что сначала тебе придется развестись со мной?

Я почувствовал, как Кира вздрогнула от моих слов и резко вдохнула. Затем рядом со мной оказался Купер со словами.

— Какого черта ты здесь делаешь?

И, прежде чем он успел попытаться встать между мной и Кирой, я повернулся. Моя ярость и боль — все, что я потерял, — выплеснулись на поверхность, бурля в моей груди цунами страдания. Я схватил его за рубашку, толкая его спиной к стене, и врезал его в нее. Кира закричала, и я услышал, как несколько человек громко ахнули с другого конца зала ресторана.

Выражение лица Купера было бледным, его глаза наполнились страхом, когда я прижал его к стене. Я громко выдохнул и отпустил его. Он чуть не упал вперед, но поймал себя, когда я отступил. Ужас пронзил меня так же быстро, как и гнев.

О Боже, что я сделал?

Я посмотрел в лицо Купера, выражение его лица одновременно показывало ярость и какое-то ликование. Он указал на меня пальцем.

— Ты вернешься в тюрьму, гребаный неудачник, — он расправил плечи и рассмеялся, затем повернулся к тому, кто, как я подумал, был, вероятно, менеджером ресторана, и сказал.

— Запишите имена и номера всех, кто был свидетелем этого. Мой адвокат потребует их позже. — Затем он удовлетворенно посмотрел на Киру. — Пойдем.

По лицу Киры текли слезы.

— Дай мне поговорить с ним минутку, — сказала она Куперу, ее голос надломился.

Купер нахмурился.

— Не могу оставить тебя с ним наедине. Он явно опасен.

Я снова шагнул к нему, и Кира быстро встала передо мной, положив руку мне на грудь.

— Мы на людях, — сказала она. — Мы в порядке. Он мой муж, Купер.

— На данный момент, — Купер сузил глаза и мгновение смотрел туда-сюда между нами, а затем кивнул. — Мне все равно пора в дорогу. Я заеду за тобой вечером, — он наклонился и поцеловал ее в щеку, его глаза-бусинки смотрели на меня, когда он это делал. Ярость еще больше разгорелась во мне. У меня возникло искушение ударить его — какое теперь это имело значение? Вместо этого я стоял, и снова и снова сжимал челюсть, пытаясь восстановить контроль над своими эмоциями. Купер указал на меня. — С тобой свяжется мой адвокат.

Я просто уставился на него. Я бы не доставил ему удовольствия своей реакцией.

Он бодро вышел за дверь, не оборачиваясь, а мои глаза, наконец, переместились на Киру. Ее лицо было пепельным, глаза расширены. Она явно не ожидала увидеть меня, когда была со своим новым/бывшим парнем.

— Грей, — прошептала она. Она сделала шаг ко мне, и я круто развернулся и вышел за дверь ресторана. Мне больше нечего было ей сказать. Мое сердце словно разорвалось в груди. Я и не думал, что оно может разорваться сильнее, чем уже разорвалось.

— Грейсон! — услышал я ее зов позади себя, уходя от нее по улице. Остановившись и развернувшись, я целеустремленно пошел прямо к тому месту, где она стояла на тротуаре. Рядом с ней был небольшой переулок, и я, схватив ее за запястье, втянул ее в него, прижав к кирпичной стене. Она издала небольшой вздох. — Что ты делаешь?

— Пытаюсь вспомнить, что я когда-либо видел в тебе, — я прижался ртом к ее рту, облизывая ее губы. Она тихонько застонала и открылась для меня, хотя ее тело все еще было напряжено напротив моего собственного. Я погрузил свой язык в ее рот, а затем быстро отстранился, заставив свое лицо принять пустое выражение. — Нет, не так хорошо, как я помню.

Ее глаза расширились, и она растерянно моргнула. Я наклонился и провел губами по ее горлу. Ее тело напряглось, а я отстранился.

— Нет, ничего, — ее губы опустились, а в глазах блестели слезы. Я стряхнул с себя неприятное чувство вины, текущее по моим венам. Она лгунья. — Знаешь, что я думаю? Думаю, что, должно быть, я был в отчаянии, а ты была...как там говорится? Удобной. С тех пор как ты ушла, я пришел к выводу, что мне нравятся более изобретательные женщины, чем диктуют брачные обеты. За последнее время я попробовал довольно многих. Ты была ничего, но после тебя у меня были и получше.

Она вздрогнула, слезы теперь свободно текли по ее щекам, и, хотя стыд бурлил во мне, я никак не отреагировал. Если она собиралась прыгнуть прямо в постель Купера, то я мог хотя бы уйти с небольшой долей гордости. Пока мы стояли, глядя друг на друга, этот маленький подбородок поднялся. Даже сейчас она собиралась митинговать.

Черт бы ее побрал!

Я хотел сломать ее, как она сломала меня.

Я хотел упасть на колени, умолять и просить ее, чтобы она как-нибудь все уладила, чтобы она обняла меня и сказала, что все это был ужасный кошмар, и я ненавидел себя за это.

Я ненавидел себя за то, что надеялся.

Это старое знакомое чувство — хвататься за любовь того, кто никогда не даст ее мне, — заставило меня содрогнуться. Она стояла там, бледная, пораженная и душераздирающе красивая, и она не имела права на это! Она забрала у меня все — даже больше, чем я когда-либо думал, что могу потерять.

Мучительное видение Киры, запутавшейся в простынях с Купером, невольно пришло мне на ум, и я сглотнул желчь в горле.

— Не хочу, чтобы у тебя сложилось впечатление, что я не ценил эти услуги. В то время они были достаточно приятными. Однако, оказалось, что за тебя пришлось заплатить очень высокую цену, — я провел пальцем по ее гладкой щеке, а она неподвижно уставилась на меня. — Мое имя, мой виноградник, моя свобода, хотя, кажется это ненадолго... — мое сердце, моя душа.

Слеза попала мне на палец, и я отдернул его, как будто меня обожгли кислотой. Отвернувшись от нее, я вышел из тусклого переулка на светлый тротуар. Услышал тихий звук ее рыданий, но она не позвала меня, а я и не оглянулся. Я оставил свое сердце в том переулке. В моем сердце не осталось ни одного сегмента, который мог бы забрать кто-то другой, поэтому она могла забрать его целиком. Мне оно больше никогда не понадобится.

Я ехал домой полный ледяной боли, моя кожа покрылась мурашками от такого страдания, какого я не испытывал никогда в жизни. Приехав домой, я сразу же направился к шкафу с алкоголем и достал бутылку выдержанного виски. Вино сегодня было недостаточно крепким.

Когда я опрокинул первую стопку, я посмотрел в окно на виноградники. Перед самым уходом Киры я измерил уровень сахара, кислоты, танинов и определил, когда виноград будет полностью готов к сбору. Они были готовы сейчас. Но у меня не было средств, чтобы нанять кого-нибудь, кто помог бы мне собрать урожай. Я поднял стопку за виноградные лозы в шуточном тосте.

— Вы прекрасно справились со своей ролью. Жаль, что я вас подвел, — через очень короткое время плоды сгниют на лозе, совершенно напрасно — идеальная метафора всей моей жизни. И похоже, очень скоро я буду сидеть в тюрьме за нападение на Купера Стрэттона. Я налил еще одну стопку и дал ей обжечь горло. Все было потеряно. Надежды не осталось, совсем не осталось.

Глава 24

Грейсон

Я застонал, схватившись за голову руками, чтобы остановить непрекращающийся стук. Я был в гостиной, раскинувшись на диване, бутылка пустого виски лежала у меня на животе вместе со стопкой, из которой я пил. Я не потрудился убрать их, прежде чем сесть, и они скатились с меня на пол, не разбившись, а просто упав на ковер с мягким стуком.

Спотыкаясь, я поднялся на ноги и потер затылок, пытаясь размять затекшую шею. Снаружи солнце все еще всходило, небо окрасилось в золотистые оттенки. Я моргнул и замер. Казалось, что там были... десятки рабочих на виноградных лозах, собирающих плоды. Я прищурился, рассеянно почесывая живот, пытаясь понять, что я вижу.

— Думаю, тебе это понадобится, — услышал я позади себя и, повернувшись, увидел Шарлотту, которая положила на столик рядом с диваном две таблетки, которые, как я предполагал, были обезболивающими, и стакан воды. — Не то чтобы то, как ты себя чувствуешь, не совсем то, чего ты заслуживаешь. Я бы и сама хотела стукнуть тебя по голове, но не буду. Похоже, ты и так уже достаточно натворил в одиночку.

— Что, черт возьми, происходит снаружи? — потребовал я, игнорируя ее замечания.

— Виноград сам себя не соберет, — сказала она.

Я сделал глубокий вдох.

— Я имею в виду, кто нанял этих людей? Ты прекрасно знаешь, что я не могу им заплатить.

— Харли, Верджил, и Хосе объединили деньги, которые ты им заплатил до конца месяца, и разделили их между людьми, которые согласились работать на тебя на этой неделе.

— Сбор винограда занимает больше времени, как ты прекрасно знаешь.

— Да, но это будет началом, и, если ты сможешь перелить вино из бочек в бутылки, ты сможешь начать его продавать. Вечером приедет вторая бригада, чтобы помочь с этим.

Я резко повернулся к Шарлотте, сморщившись от внезапной, резкой боли в черепе.

— Почему? Зачем им это делать?

— Полагаю, потому что они верят в тебя.

— Верят в меня? — я издал резкий смешок, от которого у меня только заболела голова. — Что это даст им, когда придет время кормить свои семьи? Кстати говоря, почему ты все еще здесь?

Шарлотта только поджала губы.

— Возможно, ты захочешь принять душ и спуститься вниз, чтобы присоединиться к ним.

Я фыркнул.

— Нет. У меня есть вторая бутылка виски и планы на день.

Я сказал себе, что мне плевать на неодобрительный взгляд, которым она окинула меня, прежде чем выйти из комнаты. Она тоже мне солгала. Единственная причина, по которой я не выгнал ее из своего дома, заключалась в том, что этот дом был ее домом дольше, чем моим. Но скоро она будет вынуждена уйти — когда я больше не смогу позволить себе ингредиенты для выпечки. Или, когда меня арестуют за нападение на Купера Стрэттона. Я застонал, проведя руками по волосам, и беспорядок моей жизни снова стал отчетливо виден.

— Шарлотта, — позвал я. Она остановилась у широкого арочного проема, отделявшего гостиную от фойе, и оглянулась на меня. — Полиция приходила? Или звонила?

— Нет, — ответила она и, повернувшись, пошла в сторону кухни. Мне стало интересно, почему она не поинтересовалась, из-за я задал этот вопрос. Возможно, она просто не могла сейчас заниматься еще одним вопросом. Я тоже не мог, но, видимо, у судьбы были другие планы на меня.

Выпив две таблетки, которые оставила Шарлотта, я поднялся наверх и принял душ, позволив горячим брызгам успокоить мои больные мышцы. Одевшись, я пошел в гостевую спальню напротив, чтобы посмотреть на виноградные лозы. Оборудование и мужчины все еще были там.

Дураки! Все это пустая трата времени.

Я опустился на кровать и уставился на потолочный вентилятор, тот самый, на который я удивленно смотрел столько ночей после того, как мы с Кирой занимались любовью.

Стоп.

Не думай о ней — не сейчас.

Проснулась ли она сегодня утром вместе с Купером?

Завтракали ли они в постели?

Мучимый собственными мыслями, я пошел за второй бутылкой виски. Я выпью столько, что замариную свой мозг и убью все клетки, хранящие память о ней.

Шарлотта была в гостиной, складывала одеяло, под которым я спал накануне вечером. Глядя в окно, я пробормотал.

— Они все зря тратят свое время. Я презираю это место. Даже, если бы у меня был способ сделать его успешным, я бы не стал сейчас об этом беспокоиться. Лучше разнесу его на части, как это сделал мой отец. Здесь можно найти только страдания — страдания, ложь и плохие воспоминания.

— Если это то, во что ты веришь, то, наверное, это правда.

Я сузил глаза.

— Я верю в это. Знаю это.

— Хорошо.

Я поджал губы, злясь на то, что Шарлотта все еще может вывести меня из себя всего несколькими словами.

Очевидно, она еще не закончила.

— Уолтер тоже там, знаешь, — сказала она, когда я наклонился к шкафу с алкоголем. — Надеюсь, его спина не сдаст. А еще, у него проблемы со зрением. Надеюсь, он срывает правильный виноград... — я остановился, закатив глаза.

— Уолтер — образец здоровья.

Она пожала плечами.

— Я не хотела тебя беспокоить. Возвращайся обратно и напивайся до беспамятства. Можешь махать мужчинам рукой время от времени, если ты об этом думаешь. Уверена, это поднимет им настроение, ведь они целый день занимаются тяжелым, ручным трудом за зарплату меньше минимальной под жарким солнцем.

— Господи, — пробормотал я, — там даже не так жарко.

Я прекрасно понимал, что она пытается взять меня на чувстве вины. Правда заключалась в том, что, возможно, день тяжелого труда был бы лучшим способом очистить мой разум, чем алкоголь. По крайней мере, я не буду чувствовать себя так, словно на мою голову свалился десятитонный валун.

— Если это значит не слушать тебя ни секунды дольше, я пойду туда и буду работать до потери пульса, — проворчал я.

Шарлотта пожала плечами, но я увидел, как ее губы изогнулись в улыбке, прежде чем она отвернулась.

Черт бы ее побрал.

***

Когда я вернулся в тот же вечер, грязный и мокрый от пота, каждый мускул в моем теле болел. Очевидно, Харли связался со всеми бывшими заключенными, которых он знал в северном полушарии, и все они работали на моем винограднике. Я не знал, получится ли из этого что-нибудь, но тошнотворное чувство, возникавшее у меня в животе при мысли о том, что плоды, о которых я так заботился, гниют и падают на землю, прошло. По крайней мере, они будут в бочках, и я смогу начать разливать вино по бутылкам. И когда я продам этот виноградник, то получу более высокую цену, если это будет действующая винодельня, а не та, что снова на пути к разорению. Я разведусь с Кирой, заработаю немного денег на продаже виноградника Хоторна, уеду куда-нибудь и сделаю... что-нибудь. Но что? Что я знал, кроме виноделия? Очень мало. Диплом бизнесмена, который я получил давным-давно в колледже, теперь был пустышкой. К тому же, никто не хотел нанимать преступника. Страдания нависли надо мной. Мысли, которые отошли на второй план, пока я работал весь день, снова вернулись, чтобы мучить меня.

Я быстро принял душ и начал спускаться вниз, остановившись перед комнатой, в которой жила Кира, прежде чем она переехала в то место, что я все еще считал нашей комнатой. Боль сдавила мое сердце, когда я оглядел пустое пространство. Я открыл шкаф, но она ничего не оставила. Открыв верхний ящик комода, я обнаружил две забытые ночные рубашки. Стыдясь самого себя, я поднес их к носу и вдохнул ее нежный и сладкий аромат. Я сдержал мучительный стон, который поднялся в моем горле, и положил их на место. В этот момент я заметил то, что выглядело как маленькая коробочка с кольцом. Я взял ее и медленно открыл, глубоко вздохнув, когда увидел платиновое мужское обручальное кольцо. Я вытащил его из темно-синего бархата и поднес к свету.

Мой дракон. Моя любовь.

Слова, выгравированные на кольце, были как удар по моему и без того больному сердцу. Я стоял там, как мне показалось, долгое время. Во мне бурлило смятение. Наконец, я положил кольцо обратно в коробочку и положил ее в ящик, спустившись вниз, чтобы поприветствовать Харли, Верджила и Хосе, которых Шарлотта попросила остаться на ужин. Они только что пришли, все выглядели грязными, уставшими, но почему-то счастливыми. Чувство вины наложилось на мою душевную боль. Несмотря на всю их работу, в конце концов, я не смогу предложить им многого. Им придется искать работу в другом месте.

Ударив Харли кулаком, я снова поблагодарил его.

— Мужик, ты же не думал, что я перестану заботиться о тебе только потому, что мы теперь на воле? — он улыбнулся, массируя свои загорелые, мускулистые руки. Я был уверен, что он устал не меньше меня, а может, и больше. Он работал с самого рассвета.

— Я не заслужил этого, Харли, — сказал я, потирая затылок.

— Может быть, а может и нет. Не мне об этом судить. Я знаю только, кто мои друзья, и я помогаю им. Я обязан тебе жизнью — и Кире тоже. Все, что вы попросите, я все сделаю. — Внезапно нахлынувшие эмоции удивили меня. — Моя женщина чувствует то же самое. Ты меня понял?

— Угу.

Харли усмехнулся.

Верджил вошел, прервав нас.

— Привет, Верджил, — сказал я. За ним стояла Шуги.

— Здравствуйте, мистер Хоторн, сэр, — он радостно улыбнулся. — Собираю виноград, делаю вино.

Я улыбнулся в ответ.

— Спасибо, Верджил, — я подошел и сжал его плечо. — Ты хороший человек.

— Хосе, — поприветствовал я, когда он тоже вошел в дверь. — Давайте поедим.

Когда мы направились на кухню, Уолтер спускался по лестнице. Он выглядел неважно, и тот факт, что он весь день работал на меня, вызвал во мне волну вины.

Господи, он ведь вдвое старше меня.

Я нахмурился, когда он схватился за перила, поднеся одну руку к груди.

— Уолтер? — спросил я.

Он издал задыхающийся звук и подался вперед. Я бросился к нему, останавливая его падение своим телом. Я услышал позади себя крик Шарлотты и с трудом удержался в вертикальном положении, когда на меня навалился вес Уолтера.

— Переверни его, — услышал я инструктаж Харли, и вес Уолтера быстро убрали с меня.

Все вокруг словно замедлилось, а голоса доносились из-под воды, в ушах громко стучало сердце. Я слышал, как Хосе разговаривал по телефону с 911, пока стоял на коленях над Уолтером. Он задыхался, его рука все еще лежала на сердце, а мы с Шарлоттой стояли рядом с ним на коленях.

— Помощь уже едет, — прошептал я, моя грудь наполнилась страхом.

Шарлотта беззвучно плакала, гладя его по волосам. Казалось, он пытался что-то сказать, сначала ей, потом мне, но слова не выходили, он только задыхался и хватал ртом воздух. Наконец, он потянулся к моей руке и крепко сжал ее в своей, задыхаясь сказав:

— Ты... мне... как сын.

Мое сердце так сильно сжалось в груди, что я сам начал задыхаться.

— Не говори, — сказала Шарлотта. — И не смей меня бросать. Не смей, старый, упрямый козел.

Уолтер испустил последний вздох и обмяк на полу, он лежал неподвижно и молча. Паника уколола мою кожу. Мое дыхание вырывалось резкими выдохами. Я слышал, как одно слово повторяется снова и снова.

— Нет, нет, нет.

Наконец я понял, что это был мой собственный испуганный голос, произносящий это слово как отчаянную молитву.

В больничной палате было темно и тихо, сквозь жалюзи пробивались первые лучи рассвета, а рядом с тем местом, где он лежал, монитор сердечного ритма показывал ровное биение сердца Уолтера. Я сидел, сгорбившись, на стуле рядом с его кроватью, положив локти на колени и обхватив голову руками. Шарлотта ушла домой несколько часов назад, чтобы отдохнуть и покормить Шуги. Она хотела остаться на ночь, но в больнице нигде не было дополнительной кровати, и вряд ли Уолтер проснулся бы ночью, хотя сейчас его состояние было стабильным. Поэтому я вызвался остаться, сказав ей, что моя спина моложе, и я позвоню ей, если он проснется до ее прихода утром.

Поднеся одну руку к затылку, я помассировал напряженные мышцы.

— Надеюсь, Вы не возражаете, если я скажу, — я вскинул голову на голос Уолтера, — что Вы выглядите ужасно, сэр.

Я облегченно вздохнул.

— Когда это то, что я возражаю, хоть немного останавливало тебя, Уолтер? — спросил я, пытаясь скрыть ухмылку, которая хотела вырваться на свободу.

— Никогда, — признался он.

Я встал, налил ему стакан воды из кувшина, стоявшего на столике рядом с кроватью, и помог ему держать чашку, пока он делал несколько больших глотков. Откинув голову на подушку, он посмотрел на меня. Я снова сел на стул и придвинул его немного ближе к его кровати. Вытащив свой телефон, я сказал:

— Это так похоже на тебя — устраивать драмы, как ты сделал прошлой ночью. Я дам знать Шарлотте...

— Подожди всего несколько минут, — сказал Уолтер серьезным голосом, подняв руку. Я замер, а затем убрал телефон. — Я пошел на все эти драмы не для того, чтобы ты ушел отсюда, не выслушав меня.

Я слегка криво улыбнулся ему, но кивнул головой.

— Хорошо.

Какое-то мгновение Уолтер ничего не говорил. Когда он наконец заговорил, его голос был тихим, но уверенным.

— Когда я лежал у подножия лестницы, знаешь, о чем я все время думал? — я покачал головой. — Я все время думал: пожалуйста, не дай мне покинуть этот мир, не сказав этому мальчику, что я к нему чувствую.

— Уолтер... — сказал я, проводя рукой по волосам, эмоции поднимались в моей груди. Я никогда не обсуждал свои чувства с Уолтером.

— У нас был сын, — сказал он, прочищая горло, когда его голос слегка дрогнул на слове «сын».

Я наклонил голову.

— Что? Ты никогда не говорил...

— Да, нам трудно говорить о Генри. Мы потеряли его, когда он был совсем маленьким. Шарлотта, она... ужасно горевала, как и я.

— Мне жаль, Уолтер, — хрипло сказал я.

Он кивнул. Я видел эту печаль в его глазах до сегодняшнего дня. Видел это лицо каждый раз, когда мой отец раздавал свои наказания — большинство из них были холодными и все они были болезненными. Все это время Уолтер так беспокоился о том, как со мной обращались, а я никогда не знал о его потере и потере Шарлотты.

— После этого у нас уже не могло быть больше детей. Находиться там, в доме, где он был у нас, стало невыносимо. И вот, — он глубоко вздохнул, — мы решили приехать сюда, в Америку, чтобы начать новую жизнь. Мы начали работать на твою семью и снова обрели немного счастья. А потом, в один прекрасный день, раздался стук в дверь, и там был ты. Несмотря на то, как Форд и Джессика Хоторн отреагировали, для Шарлотты и меня, для нас, ты был подарком, и с тех пор ты был им каждый день. Не проходило и дня, чтобы мы не гордились тобой. Я хочу, чтобы ты это знал.

— Уолтер... — мой голос сорвался.

— Мы не могли всегда быть рядом, и мы не могли всегда вмешиваться, потому что мы боялись, что твой отец отошлет нас, и мы совсем не будем тебе полезны, но мы сделали все, что могли, чтобы ты знал... что ты не был одинок — ни тогда, ни сейчас. Никогда. Мы утаили истинный мотив завещания твоего отца только потому, что любим тебя и пытались нести это ужасное бремя за тебя так долго, как только могли. Мы сделали это не из-за нечестности. Мы сделали это из любви. Я надеюсь, что ты сможешь это понять.

Я откинулся на спинку стула, позволяя его словам проникнуть в мое сердце. Конечно, я всегда знал — Уолтер и Шарлотта были моими родителями больше, чем когда-либо были мои настоящие отец и мачеха. Но... что, если Уолтер и Шарлотта ошибались, а он нет?

— Что, если он был прав насчет меня, Уолтер? — я затаил дыхание, высказывая свой самый глубокий, самый темный страх.

— Твой отец?

— Да, — хрипло прошептал я. — Все они.

— Это то, о чем ты думаешь? Что мы с Шарлоттой ошибались насчет тебя, но Форд Хоторн был прав? Твоя мать? Джессика?

— Я...

В своих мыслях я увидел, как Уолтер в своем старомодном купальнике учит меня плавать; увидел, как он ведет меня по лабиринту, как мы считаем шаги и учимся поворачивать; увидел, как Шарлотта заламывает руки, когда знает, что мне больно; вспомнил все мудрые советы, которые она давала мне на протяжении многих лет; вспомнил всю любовь, которую она с готовностью отдавала.

— Возможно, — сказал Уолтер, — ты также спрашиваешь это, потому что тебе интересно, к какой категории относится твоя жена.

Уолтер всегда все знал, еще до того, как я ему рассказывал. Не знаю, почему думал, что эта ситуация будет другой.

— Я... да. Я просто, не знаю, могу ли доверять ей.

Он несколько мгновений рассматривал меня.

— Ну, — вздохнул он, — полагаю, тебе никогда не придется на самом деле выяснять это, если ты никогда по-настоящему не рискнешь. Полагаю, ты мог бы бродить по залам виноградника Хоторна, как призрак, звеня цепями собственного изготовления и пугая маленьких детей у окон.

Я издал короткий смешок, который закончился вздохом.

— Ты знаешь, почему я называл тебя «сэр»? Почему я всегда называл тебя на «Вы» и «сэр»? — спросил он.

Я покачал головой.

— Как напоминание о том, что ты достоин уважения, и всегда был уважаем.

— Спасибо, Уолтер, — сказал я, чувствуя благодарность за его присутствие в моей жизни.

— Что говорит тебе твое сердце?

Я посмотрел вниз, думая о кольце, которое нашел в ящике стола.

Мой Дракон. Моя любовь.

Я больше не знал, чему верить.

«Я люблю тебя», — сказала она, и все же я вышвырнул ее вон. Отчаяние и сомнение закружились у меня внутри. Я назвал ее коварной интриганкой, выдвинул обвинения, которые даже больше не казались рациональными, не дал ей шанса объяснить более полно, чем она пыталась. И все же, если бы я был готов поверить ей, что увидеть меня в банке в тот день было действительно просто судьбой, мог ли я действительно винить ее за то, что она пришла в мой кабинет в тот первый день и не сказала мне, что ее отец был ответственен за мой чрезмерно суровый приговор? Разве я доверился бы ей? Разве мы оба не решили, что наши отношения будут только временными? И если бы я действительно прислушался к своему сердцу, как советовал Уолтер, разве оно не подсказало бы мне, что Кира воспринимает разделение денег со мной как способ загладить несправедливость, допущенную ее отцом в моем деле? Как будто это вообще была ее вина.

С того момента, как я встретил ее, она боролась со мной зубами и ногтями. Но не для того, чтобы унизить меня, а для того, чтобы возвысить. Чтобы восстановить во мне подобие надежды, радости. Вечеринка, ее костюм, все говорило мне, что она верила в меня, что она хотела, чтобы я восстановился в глазах других и в глазах самого себя. Она видела, чего я стою, и говорила мне об этом сотней разных способов.

О Боже.

Горячая, расплавленная вина текла по моим венам, разъедая мои внутренности. В тот день я был в растерянности, готовый поверить, что все, кому я доверял, предали или в конце концов предадут меня. Видеть ее с Купером, а затем слышать ее признание было подтверждением этого страха. В каком-то нездоровом смысле мне хотелось верить в худшее о ней. Кира была подобна ярко сияющему свету, а я так долго жил в холодной темноте. Мне казалось, что моя душа выглядывала наружу, отчаянно желая почувствовать тепло ее любви, и все же так боялась агонии, когда она снова уйдет в темноту, когда Кира неизбежно уйдет и заберет с собой солнечный свет. Поэтому вместо этого, при первом же сомнении, я отвернулся от нее прежде, чем она смогла отвернуться от меня. Я не хотел верить, что она любила меня, даже когда она сказала это и даже несмотря на то, что она снова и снова демонстрировала свою любовь ко мне. Да, я был до смешного иррационален... холоден и жесток, опустившись так низко, что использовал ее глубочайшую неуверенность против нее. Она была красивой, нежной двадцатидвухлетней девушкой, и я наблюдал, как ее дух сломался прямо у меня на глазах — тот яркий свет, который я так любил, померк у меня на глазах. Мучение пронзило меня насквозь. Я вышвырнул ее без единого цента в кармане.

Боже, похоже, моя жена спала в своей чертовой машине. Неудивительно, что она пошла к Куперу. Разве у нее был бы другой выбор?

Стыд и ненависть к себе охватили меня с такой силой, что чуть не выбили весь воздух из меня.

Когда для меня действительно пришло время сделать выбор, доверять ей или оттолкнуть ее, я оттолкнул.

«Сдавайся, мой мальчик.»

Только, в конце концов, я не смог этого сделать. Не полностью. Я подвел ее. Я сам себя подвел.

И тут ко мне пришло осознание, от которого у меня перехватило дыхание. Она вполне могла бы вынашивать моего ребенка. Мы дважды занимались любовью без всякой защиты.

— Я оттолкнул ее, — сказал я несчастно. — Сказал ей жестокие, бессердечные вещи. Даже если я... она никогда меня не простит. Даже не знаю, смогу ли я простить себя. Надежды нет.

Уолтер, человек, который снова и снова выступал в роли моего героя, несколько мгновений молча смотрел на меня, прежде чем закрыть свои усталые глаза. Я встал и направился к выходу, чтобы он мог поспать, когда его голос раздался у меня за спиной.

— Думаю, ты поймешь, что там, где есть настоящая любовь, всегда есть настоящая надежда.

***

Я вернулся домой позже в тот же день, мужчины, которых Харли нашел, все еще усердно работали на винограднике. Я спустился и поприветствовал их всех, намереваясь проинформировать Харли об Уолтере. Прогноз был довольно хорошим. Ему понадобится установить стент, но его врач заверил нас, что операция будет простой и что Уолтер, скорее всего, будет дома всего через несколько дней. Но, когда я спросил о Харли, один из парней сказал мне, что он появился ненадолго, а затем ушел, предупредив, что будет позже.

Вернувшись в дом, я принял душ, а затем присоединился ко всем на винодельне, где Хосе наблюдал за использованием оборудования. Я смертельно устал, но ни за что не собирался оставлять людей там работать без меня. Я мог бы поспать позже. И, может быть, пока работаю, мне что-нибудь придет в голову относительно способа возвращения моей жены. Потому что, Господь свидетель, я понятия не имел, что мне сейчас делать, кроме как упасть на колени и молить ее о прощении.

Приняв душ, я спустился на кухню и начал варить кофе. Включил телевизор, пока ждал, и замер, увидев на экране лицо Купера Стрэттона. Схватив пульт со стойки, я повозился с ним, пытаясь увеличить громкость. Диктор был на середине предложения, как только я, наконец, преуспел.

«...похоже, это шокирующее видео было снято девушкой по вызову, которая записала судью Купера Стрэттона в гостиничном номере отеля «Палас» во время благотворительного ужина, состоявшегося два дня назад. Скрытая камера засняла предположительно пьяного судью Стрэттона, хвастающегося тем, что он брал взятки, манипулировал результатами рассмотрения дел и другими крайне коррумпированными действиями. Расследование только началось, и детали по этому делу все еще выясняются, но судья Стрэттон на видео также несколько раз хвастался своим союзом с бывшим мэром Сан-Франциско Фрэнком Дэллэйером, в настоящее время мистер Дэллэйер категорически все отрицает. Некоторые могут вспомнить бывшую помолвку Купера Стрэттона с дочерью бывшего мэра Дэллэйера, Кирой Дэллэйер, помолвку, которая закончилась скандалом».

Шок пронесся по мне, и я уперся руками в стойку перед собой, чтобы удержаться. Диктор продолжил:

«Эта история усугубляет глубокую озабоченность общественности коррупцией в политике. Как избиратели и граждане, мы все хотели бы верить, что те, кто находится у власти, не торгуют влиянием, но этот случай, похоже, выдвигает эти подозрения на передний план сегодняшней политической дискуссии. Давайте покажем это видео еще раз».

Видео началось с того, что кто-то сидел сверху на Купере Стрэттоне, пока он лежал на кровати, одетый в смокинг. Он смеялся, обсуждая в точности то, что сказал диктор новостей. Все мое тело напряглось, яростный гнев и абсолютное неверие сжали мои внутренности, пока я слушал, как он небрежно разрушал жизни, сначала как прокурор, а теперь как судья. Неудивительно, что Фрэнк Дэллэйер так охотно защищал его, когда Кира застукала его с проститутками. Он годами выполнял за него грязную работу. А она не имела ни малейшего понятия. Я сглотнул, снова сосредоточившись на видео. Девушка с камерой хихикнула и подстегнула его, погладив его самолюбие, рассказав ему, как сильно ее возбуждает его сила. Когда она слегка наклонилась вперед, чтобы развязать его галстук-бабочку, я мельком увидел, как кончики ее волос качнулись вперед. Они были розовыми. Я покачал головой из стороны в сторону. Этого не могло быть. Я прищурил глаза, когда девушка с видеокамерой извинилась, чтобы воспользоваться туалетом, а затем зернистое изображение показало, как она быстро идет. На заднем плане слышались смех, болтовня и звон посуды, и когда я подошел еще ближе к телевизору, то увидел гостя на заднем плане в смокинге, и это было только в профиль, но он подозрительно походил на Харли. И... Черт возьми, я узнал кое-кого еще на том торжестве. Она тоже была только в профиль, но я без тени сомнения знал, что это моя мачеха, Джессика Хоторн.

Что, черт возьми, происходит?

— Шарлотта! — закричал я, внезапно вспомнив, что она в больнице. — Твою мать.

Хосе не отвечал на звонки, поэтому я поспешил на виноградник, где быстро сообщил ему, что вернусь как можно скорее.

— Все под контролем, босс, — крикнул он в ответ.

Я побежал к дому, бросил несколько вещей в сумку, сел в свой грузовик и выехал через ворота.

Иисус Христос. Как это случилось?

Мой разум мчался со скоростью миллион миль в минуту.

Кира. За всем этим стоит Кира.

Мне хотелось встряхнуть ее, а потом прижать к себе и никогда не отпускать.

Маленькая ведьма все это придумала.

Я знал, что она это сделала.

Милая, маленькая, красивая ведьма.

Она могла подвергнуть себя опасности.

Не поэтому ли она была с Купером здесь, в Напе?

Я так жестоко обошелся с ней в тот день. Она сделала это, чтобы помочь мне, помочь нам, так же как помогли Харли и Присцилла — я знал это нутром и доверял этому чувству.

Но мне все еще нужны были ответы. Вопросы стучали у меня в голове один за другим. И я знал, куда мне нужно было пойти, чтобы получить их.

Пока я вел машину, в моей голове проносились видения Киры: она поворачивается ко мне в нашей постели, утренний свет падает на ее лицо, ее сонные зеленые глаза открываются, губы изгибаются в мягкой улыбке, пока она тянется ко мне. Я видел ее, держащую Шуги на руках. «Она нуждается в любви больше всего на свете. Единственное, что может причинить ей боль — это сдерживать ее». Я на мгновение зажмурился, и сильная боль наполнила мою грудь. Я видел ее, спрыгивающую с того дерева, встающую на трактор в позе балерины, соскользнувшую по перилам с выражением беззастенчивой радости на лице. И да, она определенно выиграла в тот день. Я видел ее, идущую ко мне по лабиринту, протягивая руку. Той ночью, при лунном свете, она спасла меня. И когда пришло время, я не был достаточно силен, чтобы спасти ее. Я глубоко выдыхаю, видения проносятся в моем сознании, в моем сердце. Я увидел ее, стоящей передо мной на коленях на полу винного погреба с выражением нежности и любви на лице. «Если ты позволишь ей, боль освободит в тебе больше места для любви. А любовь, которую мы носим в себе, делает нас сильными, когда ничто другое не может помочь». Иисус. Именно это она и сделала. Она взяла все эти пустые пространства внутри себя и заполнила их любовью. И когда случилось худшее, я был слишком глуп, напуган и полон сомнений в себе, чтобы позволить ей научить и меня этому тоже.

Я отчаянно влюбился в очаровательную, маленькую ведьму, сияющую девушку с изумрудными глазами и такой же дикой гривой волос, как и она сама. Кира, моя пылкая, маленькая жена с духом, ярким, как солнце, и сердцем, нежным, как новорожденный ягненок. Она владела моим сердцем и моей душой — я буду принадлежать ей до последнего вздоха. И теперь я был готов. Был готов отдать все, до последней капли, что бы ни случилось. Я просто надеялся, что не опоздал.

Пожалуйста, не дай мне опоздать.

***

Женщина, открывшая дверь, была одета в униформу горничной. Она провела меня в официальную гостиную и сказала, что посмотрит, свободна ли Джессика. Я мрачно кивнул, решив не садиться на белоснежный диван.

Через несколько минут в комнату вплыла моя мачеха, такая же идеально причесанная, какой я ее помнил, с темно-русыми прядями волос.

— Грейсон, — поздоровалась она, неловко стоя у двери. После короткой заминки она направилась к бару у дальней стены. — Не хочешь ли коктейль? Сейчас гд-то пять часов, верно? Боже мой, о коррупции в политике весь город только и говорит, не так ли? — это было подтверждение того, что она была частью того, что произошло с Купером Стрэттоном.

— Ты была там, — сказал я, переходя прямо к делу.

Она налила себе бокал вина, повернулась и вопросительно протянула его мне. Я покачал головой. Она сделала один большой глоток, прежде чем ответить.

— Да, я была там. Как ты думаешь, кто заплатил по двадцать пять сотен долларов за тарелку?

Я настороженно посмотрел на нее.

— Ты заплатила за кого? Харли и Присциллу?

Она сделала еще один глоток вина.

— И за себя. Я решила, что это было благое дело. Так ты действительно не знал об этом?

— Нет.

Она кивнула головой.

— Твоя жена приходила ко мне на прошлой неделе. Очевидно, этот парень Купер был замешан в чем-то, что вызвало у вас раздор. Она сказала, что знала его слабость и планировала снять все на камеру, чтобы шантажировать его, а следовательно, и своего отца.

Я с громким свистом выдохнул воздух. Кира. Я собирался зацеловать ее до бесчувствия, а потом задушить. Она планировала шантажировать его, сделав непристойные фотографии.

Из всех сумасшедших, безмозглых схем!

— Из того, что я вижу, они получили больше, чем рассчитывали. Даже Вашингтон весь в волнении из-за этого. О нечестном правительстве сегодня говорят в каждом городе Америки.

Я пытался это осознать.

— Значит, план состоял только в том, чтобы сделать запись?

Джессика пожала плечами.

— Они не упомянули об этом при мне. Она просто спросила, буду ли я финансировать это.

— И почему ты это сделала? — спросил я, думая обо всех тех случаях, когда она говорила мне жестокие вещи, обо всех тех случаях, когда она наблюдала, как мой отец наказывал меня просто за то, что я существую.

Она отвернулась и посмотрела в окно, потягивая вино.

— У меня было время все обдумать с тех пор, как Форд ушел, — она повернулась ко мне, поставив бокал с вином на журнальный столик. — Я... могла бы быть лучше, когда дело касалось тебя. Мне было горько и больно, и... — она махнула рукой вокруг. — Ну, я уверена, что тебе неинтересно об этом слышать, и, честно говоря, мне не очень интересно об этом говорить. Но когда меня попросили помочь, я решила, что должна тебе хотя бы это. Твоя жена, она, очевидно, очень любит тебя, Грейсон, — она посмотрела на меня так, словно увидела в первый раз.

Я был ошеломлен. Пока я молча таращился на нее, она подошла к небольшому письменному столу в углу и достала что-то из верхнего ящика.

— Я собиралась отправить это тебе, но так как ты здесь... — она протянула его мне, и я взял его у нее, посмотрев вниз, чтобы увидеть, что она выдала мне чек на двести пятьдесят тысяч долларов.

— Что это такое? — потребовал я, протягивая его ей обратно.

— Это часть имущества твоего отца. Надеюсь, это покроет хотя бы часть ущерба, который он нанес винограднику перед смертью.

Она знала. Она знала, что он сделал.

— Что, если мне не нужны его деньги?

— Тогда ты был бы таким же заблудшим дураком, каким был он. Возьми это и живи своей жизнью, Грейсон, где бы это ни было. Возьми это и будь счастлив.

— Я...

— Розы и цветы боярышника все еще цветут? — спросила она.

— Я... что? Да.

Она кивнула, и что-то промелькнуло на ее лице, похожее на печаль или, возможно, сожаление. Она направилась к двери.

— Хорошо, я рада это слышать, — сказала она. — Полагаю, ты сможешь выйти сам?

— Да, — сказал я, испытывая растерянность, удивление, надежду и сотни других эмоций, которые я не мог определить в тот момент. Я сложил чек и положил его в бумажник, а затем вышел из дома моей мачехи.

Я был потрясен. Только Кира могла смягчить такое сердце, как у Джессики. Только Кира. Боже, только она.

Мне нужно было найти жену и кое-что сделать. Я собирался пресмыкаться так сильно, что, возможно, придется найти для этого новое слово.

Глава 25

Кира

— Вот это, прямо здесь, и есть определение жалкий, — сказала Кимберли, выглядывая в окно рядом со мной.

Дождь барабанил по стеклу квартиры Шэрон, где я жила последние пару недель. Мужчина, сидевший на крыльце внизу — мужчина, который до сих пор был моим мужем, — промок до костей, его темные волосы прилипли к голове. И на нем были крылья дракона.

— Ты собираешься сжалиться над ним или как? — спросила Кимберли, поворачиваясь ко мне и скрестив руки на груди. Зная, что Шэрон была в центре, а я была одна, она примчалась сюда после того, как Грейсон появился в ее квартире, умоляя ее сказать ему, где я. Она уступила, но я не уверена, что я смогу. Грейсон потратил двадцать минут, колотя в парадную дверь и зовя меня. Когда начался дождь, я была уверена, что он уйдет, но вместо этого он сел и устроился на ступеньках.

Я покачала головой.

— Не могу, Кимберли. Я только взгляну на него и сдамся, но то, что он мне сказал... то, что он, возможно, сделал... Я не могу сдаться, — Грейсон знал мою ахиллесову пяту и атаковал ее самым резким способом.

«С тех пор как ты ушла, я пришел к выводу, что мне нравятся более изобретательные женщины, чем диктуют брачные обеты. За последнее время я попробовал довольно многих. Ты была ничего, но после тебя у меня были и получше».

Я почувствовала резкий, болезненный укол в районе сердца, когда его слова всплыли в моей памяти. Я отошла от окна, чтобы не смотреть на него там.

— Плюс то, что я сделала. Я строила планы и интриги и...

— Да, ты придумала, мать его, ОЧЕНЬ МНОГО ХРЕНОВЫХ ИДЕЙ, и тебе просто повезло, что ты не сказала мне об этом заранее, потому что я бы связала тебя, а не позволила тебе пройти через это. Но также, Кира, ты смогла разоблачить двух самых коррумпированных политических деятелей в новейшей истории — тех, кто в конечном итоге разрушил бы много жизней. Я горжусь тобой.

Я испустила долгий вздох.

— Присцилла проделала всю тяжелую работу. Но, в любом случае, Грейсон не обязательно увидит это так, как ты.

— Ну, вместе с остальной Америкой он уже знает о том, что произошло, и он понял, что это был твой план. И он все еще сидит там, как жалкая мокрая... птица или что-то в этом роде.

— Дракон, — мрачно поправила я. — И он может просто хотеть задушить меня. Что именно он сказал тебе, когда пришел в твою квартиру?

— Кое-что, что тебе нужно услышать, — мягко сказала она. Вещи, которые, очевидно, поколебали ее достаточно, чтобы дать ему адрес, где я остановилась. Я почувствовала, что моя решимость немного ослабла.

Мы обе замерли, когда услышали какое-то шарканье. Я втянула воздух, мои глаза расширились. Внезапно тишину наполнил скрип поднимающегося старого окна.

— Кто-то вламывается, — прошептала Кимберли. — Мой телефон внизу.

Мы обе выбежали в коридор и тихонько вскрикнули, когда сквозь открытую дверь комнаты в конце коридора увидели, как кто-то влезает в окно. Он застрял в раме... крыльями. Я остановилась на полпути, громко выдохнув от облегчения.

— Грейсон, — сказала я, двигаясь, чтобы встать в большом дверном проеме.

— Что за...? — громко спросила Кимберли прямо у меня за спиной, как раз в тот момент, когда он забросил свое тело в окно, приземлившись на пол с громким влажным стуком. Он застонал, потирая руку и поднимаясь на колени.

Грейсон заметил, что я стою неподвижно, тараща на него глаза, и вскочил на ноги.

— Кира, — прохрипел он, под его ногами образовалась лужа. Вспышка тоски в его темных глазах заставила мой желудок сжаться.

— Что ты делаешь? — спросила я, окидывая его взглядом. Его серо-голубая футболка прилипла к груди, демонстрируя каждый мускулистый изгиб и впадинку, а джинсы облегали сильные бедра. Я сглотнула. Он выглядел таким невероятно красивым, стоя там, даже насквозь промокший, с мокрыми крыльями, безвольно свисающими за спиной.

Грейсон провел рукой по волосам, убирая их со лба. Он поймал что-то у своей груди, и повернув голову, я поняла, что Кимберли бросила ему полотенце.

— Я просто... буду внизу, — сказала она. Я кивнула, сжав губы и оглянувшись на Грейсона, чтобы увидеть, как он вытирает голову полотенцем. Он снял крылья, вытер футболку о полотенце, а затем провел им по ногам, наконец наклонившись, чтобы вытереть лужу под собой. Мои глаза следили за каждым движением.

Когда он снова выпрямился в полный рост, мы несколько напряженных мгновений смотрели друг на друга через всю комнату. Наконец, он тихо сказал:

— Пока я сидел там под дождем, я подумал, что бы Кира сделала прямо сейчас? Она что-нибудь бы сделала. Она придумала бы какой-нибудь план. Это было бы не похоже на нее — просто сидеть здесь и ждать. Она бы собрала все свое мужество и попыталась, даже если ей показалось бы, что вся надежда потеряна. И я подумал о том, как сильно я хочу быть таким же храбрым, как ты.

Ох.

Я переступила с ноги на ногу, изо всех сил стараясь не рухнуть немедленно.

— И поэтому ты залез по стене здания и ворвался в дом Шэрон?

Он пожал плечами, одарив меня кривой улыбкой.

— Взлом и проникновение было лучшим, что я мог придумать за это время, — он прочистил горло. — Хотя на самом деле это план Б. Видишь ли, изначально мой план был не так уж хорош. Я собирался прочитать тебе лекцию об опасностях того, что ты сделала, и выдать несколько комментариев по поводу твоих... импульсивных идей. Итак, — он сунул руку в карман и вытащил мокрый сложенный листок бумаги, — я составил список «плюсы» и «минусы», — я издала небольшой смешок-фырканье, и он бросил на меня полный надежды взгляд, осторожно разворачивая бумагу, стараясь не порвать её. — Я написал о твоем духе, твоем сострадании и твоей доброте. Но я также написал обо всех способах, которыми ты сводишь меня с ума и подводишь к самому краю здравомыслия, — он перевернул записку вверх ногами и снова правой стороной вверх. — Но потом, я не смог вспомнить, что было плюсами, а что минусами, потому что все вместе они представляют тебя, и я не хотел бы ничего менять.

— Ох, — выдохнула я, держась на волоске от обещания не сдаваться. — Ну, — сказала я, скрестив руки на груди, — ну, это... это сработало, я полагаю, план Б то есть. Так что это был не самый худший из планов, если говорить о планах, — я отвела от него взгляд, на мгновение прикусив губу. — Но чего именно ты пытался достичь? Теперь, когда ты передо мной, чего ты хочешь, Грейсон? — я прочистила горло, зная, что то, как мой голос сорвался на его имени, выдало мои дрожащие эмоции и скрытую надежду, которую я так старалась отрицать.

— Я хочу сказать тебе то, что должен был сказать тебе в тот день в своем кабинете, если бы я был достаточно храбр тогда, если бы я был достаточно силен тогда. Я хочу сказать тебе, что доверяю тебе, и что люблю тебя, и что я не хочу прожить свою жизнь без тебя. И я надеюсь, что ты простишь меня за то, что я оттолкнул тебя, за то, что говорил тебе такие жестокие вещи, за ложь, и я надеюсь... Я надеюсь, что ты сможешь помочь мне простить себя. Мне жаль, мне так жаль, — в его голосе была невыносимая боль, и мое сердце подпрыгнуло в груди.

Я попыталась разобраться во всем, что он только что сказал, мой разум ухватился за три слова, в частности.

— Ты... любишь меня? — спросила я, от надежды у меня почти перехватило дыхание.

Я сделала шаг к нему, но он поднял руку, останавливая меня на полпути. Я моргнула, глядя на него. А потом слезы навернулись мне на глаза, когда пришло понимание. Он хотел прийти ко мне сам. Он так и сделал, остановившись всего в нескольких шагах от того места, где стояла я. Дрожащая улыбка приподняла уголки моих губ.

— Да, — сказал он, — я люблю тебя так сильно, что без тебя чувствую себя пустой оболочкой.

Я прикусила дрожащую губу.

— И те вещи, которые ты говорил о том, что был с другими... — мой голос затих, сильная боль того момента вернулась ко мне и украла слова.

— Нет, — прохрипел он. — Боже, нет. Я сказал все это, чтобы причинить тебе боль, в ответ на ту боль, которую я думал, ты причиняешь мне, — он закрыл глаза, и на его красивом лице появилось выражение стыда. — Я был и всегда буду верен тебе — телом, а также сердцем и душой. Я дал клятву и намерен жить по ней.

Я улыбнулась, пытаясь сдержать рыдание, внезапно ослабев от облегчения.

— Я тоже была верна тебе. В тот день в Напе я была с Купером только потому, что это было частью плана, и он думал, что я все еще живу там. Я должна был выяснить, на каких мероприятиях он будет присутствовать. После этого я начала придумывать отговорки. Я никуда не ходила с ним ни в тот вечер, ни в какой-либо другой.

Он на мгновение зажмурился.

— Мне так жаль, что я когда-либо сомневался в тебе.

Я покачала головой.

— Это выглядело плохо, я знаю. Я бы объяснила, но...

— Я был ужасен. За гранью ужасного.

Я приложила пальцы к его губам и шмыгнула носом, глядя ему в лицо.

— Тебе было больно.

Он кивнул с выражением боли и вины на лице.

— Я была уверена, что ты отдашь мне документы на развод. Ты не согласился на сделку моего отца?

Он покачал головой.

— Нет, я этого не делал. Лучше умру с голоду.

Я посмотрела вниз.

— Что ж, это удобная позиция, потому что мы все еще можем умереть с голоду. Я не знаю, сколько времени потребуется, чтобы снять арест с бабушкиных денег, если мой отец все еще будет настаивать на этом. Он мог бы...

— Оказывается, Джессика Хоторн была заинтересована в инвестициях в семейный виноградник.

Я наклонила голову, глядя на него в замешательстве.

— Она сделала это? — я мало знакома с ней. Она согласилась дать мне деньги для финансирования моего плана, но была немногословна и пренебрежительна.

— Да, — он улыбнулся, и в его улыбке была нотка удивления. — И, — продолжил он, — я хочу, чтобы ты знала, что пришел ко всем выводам о своих чувствах к тебе и обо всех способах, которыми я вел себя как полный осел, прежде чем узнал, что ты сделала для меня, для нас, — он сделал паузу, — как бы возмутительно это ни было, — он, казалось, не мог не добавить это.

Я сглотнула, моя улыбка исчезла, когда я посмотрела вниз.

— Я строила планы и интриги... — я посмотрела ему в глаза. — Я должна была, Грейсон. Не знала, действительно ли ты согласишься на сделку моего отца или нет, но, если бы ты это сделал, он разрушил бы твое имя и весь прогресс, которого ты добился в исправлении своей репутации, а если бы ты этого не сделал, то остался бы без гроша. И это все была бы моя вина. Я должна была это исправить. Должна была попытаться, — слезы навернулись мне на глаза.

Он шагнул ко мне, на его лице появилась нежная улыбка.

— Знаю, маленькая ведьма. И нам есть о чем поговорить на эту тему. Но сначала я хочу, чтобы ты знала, что я был неправ, когда сказал, что ты хоть чем-то похожа на своего отца или на моего. Ты действительно строишь планы, это правда, — он улыбнулся и провел пальцем по моей скуле, — но твои идеи наполнены любовью и радостью жизни, как и ты. Ничего плохого не может исходить от тебя, Кира, потому что в тебе нет ничего плохого.

Облегчение и счастье незаметно потекли по моим венам. Я покачала головой.

— Я больше не буду строить планы, — настаивала я. — Я имею в виду... если только это не что-то очень, очень важное, — я отвела глаза в сторону. — Или, ну, если только...

Мои слова оборвались, а глаза метнулись к его лицу при звуке его мягкого смешка, его взгляд был полон нежности и веселья.

— Хорошо, — тихо сказал он. — Я люблю тебя, Кира. Никогда не перестану это повторять. Я готов бросить вызов шипам. Я с головой окунусь в них ради тебя.

— Звучит болезненно, — выдохнула я.

Он рассмеялся.

— Я надеюсь, что это была метафора. Шарлотта, — сказал он в объяснение.

Ах, да, Шарлотта.

Она звонила и проверяла меня каждый день, и, хотя я не делилась своей последней ОЧЕНЬ ХРЕНОВОЙ ИДЕЕЙ, пока все не закончилось и запись не была отправлена в новости, она поддерживала меня своими мудрыми советами и словами утешения, и больше всего предлагала свою материнскую любовь.

— Роза, — сказала я. — Я поняла.

Его губы изогнулись в мальчишеской улыбке, и он убрал прядь волос с моего лица. А потом он стал печально-задумчивым.

— Хотел бы я, прислушаться к ее словам раньше. Мы могли бы избежать этих последних нескольких недель.

Эмоции переполняли меня, и по моей щеке скатилась слеза. Грейсон большим пальцем смахнул ее. Я уловила блеск серебра и присмотрелась повнимательнее к его руке.

— Ты нашел кольцо? — спросила я.

— Да, — сказал он. — И, если оно все еще мое, я никогда его не сниму.

Я кивнула.

— Да, оно твое, — прошептала я. — Мне жаль. Мне очень жаль, что я скрывала от тебя тайну о моем отце и твоем деле. Я никогда не хотела причинить тебе боль. Я тоже люблю тебя. И никогда не переставала. И никогда не перестану. Мой дракон.

Облегчение читалось на его лице, прежде чем он хрипло спросил:

— Теперь я могу тебя обнять?

Я энергично кивнула головой и шагнула в его объятия. Он улыбнулся и потерся о мой лоб своей грубой, мужественной челюстью.

— Возвращайся домой со мной, Кира, — прошептал он. — Возвращайся домой. Пожалуйста. Позволь мне доказать, что я могу быть мужем, которого ты заслуживаешь.

Я кивнула, прижавшись к его груди, вдыхая восхитительный аромат свежего дождя и моего мужа. Моего мужа, который любил меня и хотел, чтобы я вернулась домой вместе с ним. Страдания, горе и страх последних недель внезапно захлестнули меня, и я задохнулась от рыданий, сильнее прижимаясь к нему. Его руки обхватили меня, и он прижался щекой к моей макушке.

— Пожалуйста, не плачь, Кира, — прошептал он. — Я больше никогда не хочу быть причиной твоих слез.

Я кивнула, схватившись за его рубашку и вглядываясь в его выражение лица, пылающее любовью и нежностью.

Он взял мое лицо в свои руки и наклонился, чтобы поцеловать меня. Я жадно поцеловала его в ответ, наслаждаясь его вкусом, ощущением его губ на своих. Я так по нему скучала. Он отстранился, сцеловывая слезы, стекающие по моим щекам, его дыхание было горячим на моей коже. Подняв свой рот к его, я целовала его снова и снова, пробуя соленую сущность моей сердечной боли на его губах, радуясь тому, как наши поцелуи снова делают ее сладкой. Мы перевели дух, когда мои слезы наконец стихли.

— Ты можешь быть беременна.

Я моргнула, а затем покачала головой.

— Я не беременна, — сказала я, вспоминая день, когда неделю назад у меня начались месячные. Я испытала частичное облегчение, но в основном разочарование и сказала об этом Грейсону.

— Я думала, что даже если ты больше не захочешь меня, по крайней мере, у меня навсегда останется частичка тебя.

— Кира, — хрипло сказал он, снова притянув меня к себе и крепко обняв.

Я подняла голову и встретилась с его глазами.

— Забери меня домой, — сказала я.

***

Проводив ухмыляющуюся Кимберли до ее машины и обняв ее на прощание, мы с Грейсоном собрали мой чемодан и сели в его грузовик, направляясь домой.

Домой.

При мысли об этом слове мое сердце подпрыгнуло от радости.

Я заберу свою машину в другой день. Сейчас я не смогла бы вынести разлуки с мужем даже на час.

Мы провели всю поездку, рассказывая друг другу обо всем, что произошло с тех пор, как мы расстались.

Грейсон слушал, как я объясняю план, который придумали Харли, Присцилла и я, а его руки крепко сжимали руль.

— Не знаю, убить вас всех троих или построить святилище в честь вашей храбрости, — пробурчал он.

— Мне лично нравится идея со святилищем. Я имею в виду, если принимаю участие в голосовании, — я одарила его своей самой яркой улыбкой.

Его глаза поймали мои, и он улыбнулся в ответ, а затем тихонько засмеялся.

— Эта чертова ямочка, возможно, только что спасла тебя, — я засмеялась, сверкнув на него глазами.

— Думаю, Харли заслуживает повышения, — сказал он. — Он явно талантлив в жонглировании заданиями. Он не только помогал тебе, но и организовал целую бригаду мужчин для работы на винограднике, хотя в то время я не мог им заплатить.

— Знаю, — я улыбнулась. — Шарлотта рассказала мне.

Он посмотрел на меня и поднял бровь.

— Значит, я был единственным, кто оставался в неведении? Очевидно, все знали обо всем происходящем, кроме меня.

Я положила свою руку на его.

— Больше никогда, — сказала я. — С этого момента во все мои планы будешь вовлечен ты.

— Ты больше не должна строить планы, — напомнил он мне.

Я прикусила губу.

— Ах, да...

Он откинул голову назад и рассмеялся.

Когда мы въехали в ворота виноградника Хоторна, Грейсон взял меня за руку и сжал ее.

Мы подъехали к дому, и Шарлотта вышла наружу, восторженно прижимая руки к груди. Мы оба вышли из машины, и она спустилась по лестнице, взяв меня за руки и обняв так крепко, что я засмеялась, с трудом переводя дыхание.

— Как Уолтер? — спросила я.

— Он замечательно! Возвращается домой завтра, — а потом она снова обняла меня. Чувства благодарности и удовлетворения пронеслись сквозь меня. Я была дома.

Наконец-то, — шептало мое сердце. Наконец-то.

Харли, Верджил, Хосе и несколько незнакомых мне мужчин шли к дому, очевидно, только что закончив работу на сегодня. Они смеялись и шутили, поздоровавшись, когда подошли ближе. Шуги бежала позади них, радостно лая, и на мгновение время замедлилось, пока я с улыбкой смотрела на них: моя семья. Группа неудачников и недотеп, которые вместе вернули к жизни разваливающийся виноградник и нанесли поражение двум очень влиятельным и коррумпированным людям.

— Эй, Харли, — позвал Грейсон. — Позвони своей женщине. Она должна присоединиться к нам. У меня есть около тысячи тостов за нее.

Харли усмехнулся.

— Будет сделано, дружище.

В тот вечер мы решили не смотреть новости. Мир подождет. После того, как мы все насладились семейным ужином, полным бурного смеха и разговоров, и множества аплодисментов, мы с Грейсоном удалились в нашу спальню. Он занялся со мной любовью сначала яростно и быстро, а затем снова, медленно и сладко, и я почувствовала облегчение от того, что он снова заполнил меня. Когда после этого я лежала в его объятиях, я разрывалась от счастья и любви.

— Кира, — пробормотал он, повернувшись ко мне, — хочу, чтобы ты знала, что я дал новую клятву — клятву, которой я намерен следовать до конца своей жизни.

— Какую? — прошептала я, чувствуя важность слов, которые он собирался сказать.

— Мы женаты, и будут времена, когда мы будем не согласны друг с другом или даже будем сомневаться друг в друге. Будут времена, когда любовь к тебе будет вызывать во мне все страхи. Но моя клятва такова: что бы ни случилось, я никогда не выйду из комнаты, пока мы не разберемся с этим, — его взгляд встретился с моим, выражение его лица было нежным и уязвимым. — И под этим я подразумеваю, что я тоже не буду замыкаться в себе. Буду присутствовать, пока мы не решим проблему между нами, сколько бы времени это ни заняло. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь беспокоилась, что я снова оттолкну тебя. Я клянусь тебе в этом всем сердцем.

Я почувствовала глубокую вспышку нежности, когда кивнула ему.

— Я тоже клянусь в этом.

Он мягко улыбнулся.

— И иногда мы будем встречаться на полпути, но в другое время я буду приходить к тебе. И я буду изо всех сил стараться отбросить свою гордость, чтобы вовремя понять, когда это нужно сделать.

— Я тоже, — прошептала я, слезы заливали мои глаза. Он наклонился вперед и поцеловал мои веки, отчего слезы потекли по моим щекам. Он сцеловал мои слезы, а затем притянул меня ближе к себе, зарывшись лицом в мои волосы.

И эти клятвы, произнесенные наедине шепотом при тусклом свете луны, проникающем в окно нашей спальни, казались священными и настоящими, потому что эти клятвы были основаны на правде и любви.

Эпилог

Восемь лет спустя

Грейсон

— Что именно ты делаешь, маленькая фея? — спросил я, глядя вниз на семилетнюю девочку, ползущую по траве. Ее голова поднялась, каскады русых волос упали на спину, карие глаза смотрели на меня не моргающим взглядом.

— Я притворяюсь гусеницей, — ответила она.

— Ах, — сказал я, сдерживая улыбку. — Вчера ты была маргариткой, а сегодня ты гусеница.

Она поднялась на колени, положив руки на свои маленькие бедра.

— Дедушка Уолтер говорит, что нельзя по-настоящему понять другого, если не посмотреть на мир его глазами.

— Возможно, — это звучало совсем как Уолтер, человек, который научил меня всему, что я знал о том, как быть хорошим отцом. — Но я не уверен, имел ли он в виду маргаритки и гусениц.

— Но они мои любимые! — настаивала она. — Я хочу понять их больше всего!

Я усмехнулся.

— И что же ты обнаружила на данный момент?

— Ну, маргаритки весь день смотрят на небо и наблюдают, как оно меняется. Наверное, они думают, что мир очень красив. А гусеницы просто смотрят на землю, — она нахмурилась. — Гусеницы, должно быть, очень разочарованы миром.

Я засмеялся, взял ее на руки и улыбнулся от ее серьезного маленького лица.

— Знаешь, что я вижу? Красивую, маленькую девочку с очень сострадательным сердцем. А теперь, где твоя младшая сестра? Мне нужно кое-что рассказать вам обеим.

— Она играет в домике. Папочка, ты поместил еще одного ребенка внутрь мамы?

Мои глаза расширились, и я сделал паузу.

— Откуда ты это знаешь?

— У тебя было такое же выражение лица, когда ты сказал мне, что поместил Селию в мамин животик.

— Какое именно?

Она почесала руку, выражение ее лица было созерцательным.

— Не знаю. Вроде того, как смотрит Шуги, когда ловит палку.

Я громко рассмеялся, представив себе горделивое, но слегка шокированное выражение лица Шуги, когда она добивается чего-то, что считает гениальным.

— Ну, ты права. И, знаешь что? Это еще одна сестра.

— Еще одна сестра? — ее лицо расплылось в ухмылке, демонстрируя отсутствующий зуб и очаровательную ямочку, унаследованную от матери. — Это много девочек, папочка.

Я усмехнулся.

— Ага.

Счастье струилось через мое сердце. Казалось, что в жизни не может быть больше радости, чем сейчас, и все же, каким-то образом, каждый день ее становилось чуть больше. И все из-за девушки, которая однажды смело вошла в мой кабинет и сделала предложение руки и сердца. Все из-за того, что я наконец-то набрался смелости и отдался своей милой, маленькой ведьме, а она взамен подарила мне целый дом энергичных девочек, которые лазали по деревьям, притворялись гусеницами, иногда хамили мне в ответ, регулярно ставили меня на место, часто напоминали мне, что я точно не правитель в своем доме, и вообще доводили меня до исступления.

Я усадил Изабель поудобней на руках, и мы вошли в маленький домик, где когда-то жила очень красивая ведьма, и застали четырехлетнюю Селию в костюме принцессы, попивающей чай за миниатюрным столиком в передней комнате. Несколько лет назад мы привели домик в порядок, обновили его и превратили в игровой домик для наших девочек.

— У нас будет еще одна сестренка! — крикнула Белль.

Пластиковый стаканчик Селии остановился на полпути ко рту, и ее глаза расширились.

— Еще одна сестра, — сказала она, вскакивая на ноги. Она заковыляла ко мне на пластмассовых каблуках и бросилась в мои объятия, когда я наклонился, чтобы поймать её. — Спасибо, папа. Я мечтала о сестренке.

Я улыбнулся ее красивому лицу в форме сердца, ее зеленые глаза сияли счастьем и легким озорством, которое они всегда таили в себе.

— Знаешь, это моя работа — исполнять все твои желания.

Ее выражение лица стало задумчивым, когда она покрутила прядь своих темных волос.

— Можно мне тогда пони?

Я провел указательным пальцем по ее носу.

— И, — уточнил я, — не избаловать тебя до смерти.

— Хм, — ворчала она, но я видел, как крутятся колесики в ее голове. Она уже замышляла способ заполучить пони.

Я рассмеялся, и мы втроем поднялись в главный дом, где Шарлотта была на кухне. Я глубоко вдохнул, воздух благоухал сладким, лимонным ароматом.

— Бабушка Шарлотта, — позвала Селия. — У нас будет младшая сестра!

Шарлотта засмеялась и подхватила Селию на руки, а Изабель обняла Шарлотту за талию.

— Знаю, мои любимые, слышала эту замечательную новость. Может, отпразднуем это событие лимонным пирогом, только что из печи?

— А может быть, двумя? — Селия наклонила голову и мило улыбнулась.

Я рассмеялся еще сильнее.

— Осторожнее с ней.

Шарлотта усмехнулась, когда я поцеловал ее в щеку.

— Ты видела Киру? — спросил я.

— Думаю, она ушла на задний двор, — сказала она, усаживая Селию. — Ты иди и найди ее, а я займусь этими двумя, — она улыбнулась, и я знал, как она счастлива и благодарна за то, что в ее доме полно маленьких девочек, которых можно баловать, лелеять и любить. И печь для них лакомства.

Я подмигнул ей и отправился на поиски своей жены, имея представление о том, где она может быть. Спускаясь с холма, я смотрел на виноградные лозы за холмом, и моя грудь раздувалась от гордости. Восемь лет назад мы вернули этот виноградник с грани разорения с помощью денег, которые дала мне Джессика, тяжелой работы и множества верных друзей. С тех пор мы с каждым годом становились все успешнее, даже получили несколько наград за производимые вина. Виноградник Хоторна процветал, и я особенно гордился тем, что у нас теперь работало почти двести человек, многие из которых были бывшими заключенными, ищущими второй шанс, ищущими того, кто в них поверит. Харли, ныне мой заместитель, вдохновил меня на эту идею. И несколько других предприятий в Напе даже последовали этому примеру, когда стало известно, насколько преданными и трудолюбивыми были наши сотрудники.

Деньги бабушки Киры в конце концов были разморожены, задолго до того, как закончился суд, отправивший Купера Стрэттона за решетку за целый список преступлений. Фрэнк Дэллэйер никогда не был уличен в участии в чем-либо незаконном, но, как он и сам знал лучше других, в политике восприятие — это все. Никто не хотел быть связанным с подозрениями, которые окружали его имя. Он исчез с политического ландшафта и, насколько мы знали, больше не имел никакого отношения к правительству. Не участвовал он и в нашей жизни.

К счастью, у нас не было недостатка в родственниках, включая Шейна и Ванессу. У них теперь было два мальчика, которые часто навещали нас и всегда уходили с немного ошеломленным видом после того, как наши девочки грубовато обращались с ними, разыгрывая, заставляя их играть в переодевания и участвовать в слегка непристойных выходках.

— Я так и думал, что найду тебя здесь, — сказал я, сворачивая за последний угол ухоженного лабиринта. Я улыбнулся, когда присоединился к Кире на скамейке перед брызгающим фонтаном, где она сидела, положив руку на свой маленький животик. Изумруды ее обручального кольца сверкали на солнце, напоминая мне о том дне, когда я надел его ей на палец, когда мы обновили наши клятвы на небольшой церемонии под абрикосовым деревом в нашем винограднике. Я хотел подарить ей настоящий день свадьбы, наполненный любовью, радостью и семьей, и именно это я и сделал.

Моя жена улыбнулась, показав мне ямочку и заставив мое сердце перевернуться.

— Это мое любимое место, сердце твоего логова. Я всегда знаю, что ты найдешь меня здесь, Дракон.

Я тихонько усмехнулся и усадил ее к себе на колени. Она обвила руками мою шею и прижалась лбом к моему лбу.

— Еще одна девочка, — счастливо вздохнула она.

Я погладил ее шею.

— Мх, — пробормотал я. — Еще одна женщина, которая будет держать меня под своим контролем. Выглядит так, как будто ты так и планировала.

Кира засмеялась.

— Нет, не планировала, просто мечтала об этом. Мечтала об этой жизни, которую ты мне подарил, — она взяла мое лицо в свои руки и поцеловала меня. — Спасибо, — прошептала она мне в губы.

Благодарность и любовь переполнили меня, и я притянул жену еще ближе, прижимая ее к себе и вдыхая ее сладкий аромат. И в этот момент я понял, что больше никогда не поверю, что в жизни не бывает чудес. Своей любовью моя прекрасная, маленькая ведьма превратила место, когда-то наполненное одиночеством и болью, в место, наполненное радостью и мечтами. Пока мы обнимали друг друга, сквозь деревья, розы и виноградные лозы на ум пришла извечная фраза: In Vino Veritas. В вине есть истина.

Но более великое знание, которое теперь жило в мирной тишине моего сердца, гласило: В любви есть истина.

И истина, которой научила меня любовь, заключалась в том, что ты можешь быть сильным только тогда, когда ты достаточно храбр, чтобы сломаться, и что боль освобождает больше места для любви внутри. Я был благодарен за все это, потому что это прекрасный баланс жизни.