Клятва и меч

Глава IV ШАХМАТИСТ

Январь – апрель 1136

Еще несколько недель лорда и леди Уоллингфорд преследовало чувство стыда. Нет, они не жалели о своем поступке, но поспешность их отъезда походила на трусливое бегство. И все же если их страхи были оправданны, то они могли только поздравить себя за проворство.

Они достигли своего замка за два дня до Рождества. У стен его не было видно вооруженных всадников и осадных орудий. Никто не появился на полях вблизи Темзы и в последующие дни. Все оставалось таким же, как и прежде.

По доходившим до них слухам они узнавали о Стефане. Он провел праздник в Вестминстере, а затем направился в Рединг, где четвертого января присутствовал на похоронах Генриха I. Теперь, как думал Бриан, у Стефана были развязаны руки для мести баронам, посмевшим оставить пиршественный зал в Вестминстере, но пока в окрестностях Уоллингфорда было тихо. Казалось, новый король забыл о своем унижении или решил отнестись к нему как к мальчишеской выходке старого друга, не стоившей особого внимания.

Хозяева замка на берегу Темзы ощутили, как на смену стыду приходит растерянность.

– Я чувствую себя чертовски глупо, – как-то признался жене Бриан. – Мы забаррикадировались от невидимого врага. Я почти хочу, чтобы лорд атаковал наш замок или хотя бы начал осаду, – тогда мы получили бы подтверждение нашим опасениям. Не то чтобы я преувеличивал значение своей персоны, но все же, черт побери, – почему Стефан меня игнорирует? На его месте я бы так не вел себя. Он словно забыл обо мне, и о Милесе, и о Болдуине…

Элиза с сочувствием взглянула на мужа, погладила его по руке.

– Возможно, он ждет, что вы придете к нему с повинной, – ласково сказала она. – Помните, как король Генрих хвастался, что может простить любого человека, который приехал бы к нему во дворец с опущенной в знак раскаяния головой. Стефан наверняка не хочет уступать в милосердии своему предшественнику. – Она быстро добавила: – Только не рассчитывайте на его прощение, мой супруг.

Бриан угрюмо взглянул на нее.

– Не сомневаюсь, что дело в другом. Стефан вот-вот объявит, что не претендует на трон, а просто сохраняет его для Матильды.

Он нервно встал с кресла и подошел к окну, освещенному тусклым зимним солнцем. Холодный ветер, вея зимой морозными вьюгами, нес легкие снежинки, ероша его длинные до плеч седые волосы.

– Не волнуйтесь так, милый. – Элиза следила за мужем влажными, печальными глазами. – Вы договорились с другими не подчинившимися баронами отсиживаться некоторое время в своих владениях. Так подождите еще хотя бы несколько дней. Если к концу недели мы не услышим ничего нового, пошлите констебля Варана…

– Три дня, – жестко сказал Бриан, вглядываясь в подернутые серой дымкой белые поля и далекую стену чернеющего леса. – Три дня, и затем я поеду в Рединг сам. Если Стефан будет продолжать упрямствовать, то я выступлю против него. Если же он признает, что истинной наследницей трона является его кузина, мы вновь станем друзьями. Ты не знаешь человека, который сообщил, что король, умирая, назвал имя Стефана?

– Это Хью Бигод. Он примчался из Нормандии от постели короля.

– Не сомневаюсь, что он лжет!

– Почему вы в этом так уверены?

– Граф Роберт Глостерский был в охотничьем домике с отцом до его смерти, он стоял у кровати Генриха ближе всех и ничего подобного не слышал. Более того, граф утверждает, что Бигода даже не было в комнате! Это странная, сомнительная история… Так или иначе, у Стефана было время подумать с тех пор, как он оставил Вестминстер. Возможно, он уже отказался от короны.

Глаза Элизы погасли. Опять эта непоколебимая вера Бриана в предназначение Матильды!

– Я должна спросить у вас кое-что, мой супруг, – наконец решилась она.

– Я знаю о чем, так что не стоит, – нахмурился Бриан.

Она покачала головой.

– Хорошо, как вам будет угодно. Но скажите мне вот о чем. Вы рассчитываете вскоре вновь увидеть Стефана…

– Да, через три дня, если он раньше не нарушит свое молчание.

– … и можете навлечь на себя его гнев, оказаться в тюрьме – ради этой Матильды?

– Ты сама только что говорила, что Стефан захочет посоперничать со своим покойным дядей в снисходительности.

– Он может это сделать, но я не уверена в этом. Варан прекрасно и сам может разузнать, чем грозит вам встреча с новым королем. Стоит ли рисковать своей безопасностью ради… ради императрицы?

– Ради нее – и ради нас самих. Я давал клятву трижды…

– Я слышала об этом, и не три раза, а гораздо чаще…

– Тогда что тебя смущает? Я был верным слугой короля Генриха I при его жизни, многим обязан ему, и естественно, что моя преданность ныне распространяется на его дочь. Это так просто. Я не собираюсь подчеркивать, но ты знаешь, что в любом случае я привык держать свое слово.

– Господь свидетель в этом, – мягко сказала Элиза. – Никто в Англии не сомневается в вашей честности. Значит, все просто – вы рискуете своей безопасностью ради нее.

– Не ради нее, а ради Англии!

– Звучит слишком напыщенно. Кто знает, что пойдет нашей стране на пользу – твердая мужская рука или женская взбалмошность и непостоянство? А если я… я попрошу вас не ездить в Рединг, не встречаться со Стефаном?

– Ты попросишь меня об этом?

– Я ставлю себя на одну чашу весов, а на другой находится Матильда, – твердо сказала она. – И хочу убедиться, кто из нас вам дороже.

Некоторое время он ошеломленно смотрел на Элизу с высоты своего роста, затем, пригладив растрепавшиеся седые волосы, смиренным голосом сказал:

– Что ж, хорошо, моя леди. Я остаюсь в замке.

Почувствовав, как слезы закипают у нее в глазах, Элиза сказала:

– Спасибо, мой супруг. Жаль только, что вы так долго колебались перед выбором.

Пока бароны, сторонники императрицы Матильды, выжидали, безвылазно сидя в своих замках, Стефан собрал одну из самых крупных армий в истории Англии. К концу января он был готов начать боевые действия – но не против Бриана Фитца, или Болдуина, или графа Милеса Герифордского – нет. Он намеревался вторгнуться в Шотландию, где царствовал в то время король Давид. Этот могущественный монарх был дядей императрицы Матильды и потому представлял собой главную угрозу для нового английского владыки.

Армии двух держав, осыпаемые зимней моросью, встретились в нескольких милях к северу от Дарема и после ряда тактических маневров и небольших стычек заняли позиции друг против друга. Командующие же сели за стол переговоров.

Король Давид некогда отличился при битве у Гентингтона и за это был удостоен титула графа Англии. С самого начала он отказался признать Стефана новым монархом, открыто сомневаясь, что король Генрих I мог изменить свое решение перед смертью.

– Слово и перо, – рычал Давид, с подозрением глядя на Стефана. – Если король действительно назначил вас своим преемником, он должен был оставить документ. Давайте его сюда, иначе я схвачу за горло вас и ваше королевство!

Стефан был уверен, что английская армия, поддерживаемая несколькими сотнями фламандских наемников, сокрушила бы шотландцев, но не мог себе позволить держать такие большие и дорогие силы на севере. Война могла все решить в его пользу, тем более что она остановила бы восставших против него баронов. Но до решающей битвы дело не дошло.

Оба монарха торговались целую неделю. Наконец король Давид согласился оставить занятые им английские города и передать свой титул британского графа сыну Генри. Как новый лорд Гентингтон, молодой человек должен был отплатить Стефану лояльностью. В свою очередь Стефан пожаловал ему дополнительно титулы графа Карлайла, Донкастера плюс обширные владения в Камберленде и Уэстморленде. Генри должен был сопровождать короля Стефана в обратном походе, являясь одновременно и почетным гостем, и залогом нерушимости слова Давида.

Вскоре Стефан осознал, что, заключив перемирие на таких условиях, он совершил вторую серьезную ошибку за недолгое время своего правления. Дело в том, что, передав сыну Давида Карлайл, он лишился одного из самых влиятельных своих союзников, Ранульфа Честерского. Его отец некогда владел этим городом, так что, естественно, сын хотел бы получить титул графа Карлайлского в качестве законного наследника. Но король решил иначе. Узнав об этом, темпераментный Ранульф разразился громогласными проклятиями и умчался из дворца, добавив свое имя к списку нелояльных к Стефану баронов.

Вскоре за ним последовал и архиепископ Кентерберийский, обнаружив, что его место рядом с королем занял какой-то шотландский юнец. Так Стефан, приобретя одного нового союзника, потерял двух старых. Они присоединились к Бриану Фитцу, Милесу, Болдуину и дюжине других влиятельных баронов.

«И почему они предали меня? – Стефана колотило от ярости. – Ради чего? Ради этой проклятой женщины… вдовы германского императора… дочери короля Генриха I… племянницы короля Давида, моей дражайшей кузины… прекрасной, но надменной и ядовитой на язык Матильды, чтоб ей сгореть! Вот почему я теряю друзей. Вот почему мой трон шатается подо мной. Дворяне дали нелепую клятву верности этой чертовке, хотя она за них всех не даст и полпенни. Я был прав, они все околдованы ее проклятыми бесовскими чарами. Они летят к ней, как мотыльки на огонь, не думая о последствиях. Но обретите же разум, ради Бога! Мы все были запуганы королем Генрихом! Мы никогда не хотели женщины на троне! Благоговея перед королем и страшась его гнева, мы повторяли слова присяги вслед за ним, лишь бы заслужить его одобрительную улыбку. Теперь, когда Генрих умер, все это потеряло всякий смысл, хмель рассеялся… Бог свидетель, как я хочу жить в окружении верных друзей! Я все бы сделал для них, я положил бы жизнь ради процветания Англии, не то что эта анжуйская красотка. И как же поступили мои верные друзья? Они покинули меня, объявили узурпатором власти, а теперь заперлись в своих замках и ждут прибытия Матильды. Ждут, чтобы выступить с оружием в руках против меня! Вот какова сила чар этой красавицы. Невероятно, но в детстве она была худощавой и бесцветной, из-за чего ее прозвали мышкой…»

Поспешный отъезд графа Ранульфа крайне обеспокоил Стефана, и он решил посоветоваться с братом, епископом Генри. Они встретились в том же Большом зале в Вестминстере, где недавно с таким позором провалилось пиршество по поводу только что прошедшей коронации. На этот раз они были одни в огромном полутемном зале. На столе еще остались пятна от пролитого вина и глубокие борозды от кинжалов, которыми здесь разрезали дымящееся мясо.

Генри сидел в кресле, уперевшись ногами в брус, прибитый прямо под столом. В отличие от брата он был приземистым, довольно дородным мужчиной с крупным, одутловатым лицом. В Англии он славился не только богатством, но и изысканным вкусом. Немалую часть своих доходов он тратил на приобретение итальянских скульптур, а также на свой несравненный винчестерский зверинец. В нем находилось уже немало львов, леопардов, верблюдов, рысей, медведей и дикобразов, а также прыгающих крыс, известных как африканские тушканчики. Со дня на день он ждал прибытия пары страусов, самца и самки.

Генри был превосходным образцом воина-монаха, хитроумного царедворца и тонкого дипломата. Он мог быть обаятельным и неприятным, сострадательным и мстительным. По уму и дальновидности он превосходил своего импульсивного старшего брата Стефана, уступая ему только физически. Король мог есть круглые сутки, оставаясь худощавым и стройным. Епископ, соблюдая умеренность в еде, изрядно растолстел.

Теперь же, упираясь ногами в брус под столом, он наставительно сказал:

– Сейчас вы в тревоге, король, и спрашиваете, как вам поступить, видя бегство близких друзей, – но не вы ли ждали три месяца, чтобы встретиться со мной, вашим братом? Что же мне теперь вам посоветовать?.. В тот день, когда Бриан Фитц, Милес и Болдуин дерзко ушли из этого Большого зала, я сказал вам: не медлите, обрушьте на них все ваши силы, не дайте смуте укорениться в стране. Увы, вы не вняли моему совету, а ныне это делать поздно, если вы не хотите гражданской войны. Потому я предлагаю оставить бунтарей в их замках и выжидать. За прошедшие четверть года они, уверяю вас, не знали ни минуты покоя. Ожидая нападения, они укрепляли стены своих замков, строили новые сторожевые башни, нанимали лучников, покупали боевых коней, посылали бесчисленных шпионов, чтобы быть в курсе всех событий и следить за передвижением ваших войск, и прочее, прочее, прочее… Это дорогое дело – быть все время готовым к войне против своего короля.

– Не говорите так, брат мой! – запротестовал Стефан. – В Англии нет и не будет никакой войны. Что же касается вашего предложения… Разве я могу взять измором баронов, владеющих десятью или двенадцатью графствами, людей, подобных Ранульфу Честерскому, второму после меня землевладельцу в стране!

Генри шутливо погрозил пальцем своему царственному брату.

– Не забывайте, король, это вы – второй. Церковь – крупнейший землевладелец.

– Да, да, само собой. Я просто хотел сказать, что Ранульф и прочие бунтовщики слишком богаты. Чтобы их разорить, потребуются добрые полсотни лет, а то и больше.

– Это, разумеется, не относится к лорду Бриану Фитцу?

Стефан кивнул:

– Вы правы. Он беден по сравнению с Ранульфом, но я не смогу радоваться, видя, как он погружается в трясину нищеты. Он долгие годы был моим верным другом. Что я еще должен сделать? Нелепо думать, что я способен атаковать его замок, стремясь убить его… И все же он будет противостоять мне до тех пор, пока хранит верность Матильде.

Генри вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, поднял глаза к стропилам, почти погруженным в темноту.

– Вы относитесь к бунтарям как к потерянным друзьям, мой брат король, и это верно. Но и простые бароны, видя ваше бездействие, стремятся прочь от королевского двора. Они также вооружаются, ожидая нападения, и этому не видно конца. Как ни гляди, остается всего два пути. Либо атаковать замки нелояльных по отношению к вам лордов, либо выжидать, пока их запасы оскудеют. Впрочем, есть еще один выход… Проявите себя как великодушный, милосердный монарх, не помнящий зла. Дайте знать восставшим баронам, что вы признаете их право на лояльность по отношению к Матильде и разрешаете им делать все, что они хотят.

– Как это?!

– Дайте дворянам твердое заверение, что вы всего лишь хранитель короны и готовы передать ее Матильде, как только она того потребует.

– Это все? – тихо спросил Стефан.

– Нет. Вы должны также оставить Нормандию и защищать на материке лишь ваше графство Блуа.

– Но Матильда не атакует его. Ее муж Готфрид постоянно подстрекает мою кузину сделать это, но до войны дело не дошло.

– Пока не дошло. Когда Матильда станет королевой, он непременно приберет к рукам все плохо защищенные земли, а остальные обложит непомерными налогами.

– А-а… понимаю. Вы хотите, чтобы я выставил свою кузину в самом невыгодном для нее свете?

Генри зацокал языком от удовольствия.

– Вот именно. Вы покажете всей стране, на что способна эта прелестная гордячка. Положим, она обложит каждый замок налогом в двести фунтов ежегодно – могу ручаться, не меньше. Это будет подобно холодному душу для Ранульфа и ему подобных. Чем больше им придется платить своей королеве, тем глубже и горше будет их обида. Тем более такая непосильная дань коснется бедных баронов, как Бриан Фитц. Прелести вашей кузины немедленно померкнут в глазах обездоленных лордов. Они поймут, что в жадности и скупости Матильде нет равных. И тогда они невольно обратят взор на вас…

– Брат мой…

– Что, мой повелитель?

– Надеюсь, мы никогда не поссоримся.

– Я тоже на это уповаю, – улыбнулся Генри. – Хотя, говоря откровенно, вам это выгоднее, чем мне, Стефан.

Стефан, поразмыслив, решил последовать последнему из советов епископа Генри. По всей стране были разосланы письма, разъясняющие позицию нового короля, его готовность передать правление Матильде – как только она соизволит появиться в Англии. За волной писем последовал шквал слухов, дошедших до отдаленных уголков страны. И результат не заставил себя ждать. В королевский дворец в Вестминстере поспешили многие из тех баронов, кто демонстративно покинул зал после коронации. Стефан принимал своих лордов с распростертыми объятиями. План его брата сработал на славу. Союз восставших дворян распался сам собой, и все взоры обратились на будущую королеву, которая так и не покинула Анжу. Вельможи были обеспокоены молчанием Матильды, поскольку всем было известно как о ее беспримерном корыстолюбии, так и ее супруга графа Готфрида Анжуйского.

Что касается Уоллингфорда, то дошедшие сюда новости оказались сюрпризом для Бриана. Вняв совету Элизы, он послал констебля разведать, какие ветры нынче дуют в Вестминстере. Оказалось, что они стали теплыми для раскаившихся друзей и по-прежнему ледяными – для тех, кто пока держался в стороне от короля Стефана.

Среди зубцов внешней стороны замка Бриан выслушал подробный доклад плосконосого саксонца.

– Ты уверен в этом? – недоверчиво спросил барон. – Действительно прощены все, кто вернулся к королю?

Варан не политик, и ему претили досужие разговоры о клятве, присяге. Он слыл опытным воином, преданным слугой хозяев Уоллингфорда и служить им был готов до последнего вздоха. Все эти рассуждения о верности императрице Матильде и изменившейся атмосфере во дворце ему претили. И все же Бриан задал ему прямой вопрос, и он вынужден был отвечать:

– Да, мой лорд, я уверен, что все вернувшиеся бароны помилованы и остались при своих титулах и землях, а кое-кто даже разбогател, как Милес Герифордский…

Бриан с раздражением ударил кулаком по зубцу каменной стены.

– В это невозможно поверить… – процедил он сквозь зубы. – Милес первым последовал за мной из зала… Он ясно дал мне понять, что никогда не признает Стефана, никогда! Бог свидетель, мы уговорились держаться вместе до конца.

Бриан замолчал. Его рассеянный взгляд скользнул по далекому просторному небу, по замку, видимому с этой высоты как на ладони. Подковообразной формы стены выгибались к реке. В проходе между наружной и внутренней стеной сержант Моркар распекал своих вспотевших и чем-то недовольных подчиненных. Они стояли справа и слева, лицом друг к другу, и пространство между ними было завалено досками, бочонками, конскими хомутами, бревнами, кусками железа – всем, чем можно было воспользоваться для сооружения баррикад на скорую руку. Моркар проводил боевые учения, готовя солдат на тот случай, если неприятель обложит замок, а стрелы будут израсходованы.

По команде сержанта солдаты, стоявшие справа, бросились в атаку на тех, кто слева, нанося удары по «противнику», падая, поднимаясь, вновь делая колющий выпад мечом… Это кровавая и довольно жестокая игра, но она была необходима – ведь противник мог захватить замок, и нужно было научить давать ему отпор в любых обстоятельствах и всеми подручными средствами.

Бриан, некоторое время наблюдая за учениями, обвел цепким взглядом стены и башни у ворот, посмотрел на реку, через лес, на едва заметную на горизонте серую гряду Чилтернских холмов. Где-то там, в Вестминстере, сейчас находился Стефан, самозваный король Англии, расточая улыбки своим преданным баронам, забывшим о клятве…

Варан кашлянул позади него, привлекая к себе внимание:

– Не все так плохо, мой лорд. Кое-кто из баронов пока с вами. Роберт Глостерский не посещал королевского двора с тех пор, как покинул Лонгвилль. И Болдуин де Редверс держится поодаль. – В неуклюжей попытке хоть как-то поддержать хозяина, он добавил: – Это только двое вельмож, о которых я знаю. Их может быть и больше.

Бриан повернулся, пытливо взглянул на констебля и тихо сказал:

– Да, мой добрый лжец, их может быть и больше.

– И… – облизнул пересохшие губы Варан, – я слышал, что король намеревается перевести свой двор в Оксфорд. Это может приблизить Стефана еще на несколько миль к нам. И мы хорошо знаем все дороги к этому городу.

– Господи! – воскликнул с испугом Бриан. – Надеюсь, я не читаю сейчас твои мысли, Варан! Мы не желаем применять к Стефану насилие. Я был бы рад, если бы он покинул трон, это верно, но это должно быть добровольное решение. Мы станем защищать наши владения, но не собираемся убивать королей, кто бы они ни были и как бы они ни завладели коронами.

Варан слегка пожал плечами.

– Если в слухах, которые дошли до меня, есть доля правды, то Стефан может перебраться в Оксфорд через неделю, – сказал невозмутимо констебль.

Бриан кивнул.

– Да, не раньше.

Он вновь взглянул на темневшие вспаханные поля. Недалеко, вверх по течению Темзы, раскинулся Оксфорд, одно из центральных графств Англии. Весеннее солнце ласково согревало его спину и уже успело покрыть загаром запястья рук.

Это было красивое место – Уоллингфорд-на-Темзе, с синими туманами, с пахнувшим зеленой хвоей лесом, и Бриану не хотелось уезжать отсюда, тем более повинуясь королевскому указу о конфискации земель. Хорошо бы до этого дело не доводить – а значит, следует прекратить свою ссору со Стефаном. И не имел он права взваливать на хрупкие плечи Элизы все тяготы, которые неизбежно бы обрушились на восставшего барона. Как бы ему хотелось вновь широко распахнуть ворота замка и позволить свежему ветру, несущему благовонную весну, вновь мчаться между могучими каменными стенами, биться в закрытые ставнями окна! А самому сесть на коня и не спеша поехать в город и известить перепуганных жителей, что его ссора со Стефаном закончилась, и они вновь стали закадычными друзьями, и он, Бриан Фитц, дал клятву верности новому монарху Англии.

Но пока Бриан не мог сделать этого. Быть может, через неделю, когда Стефан переедет в Оксфорд…

Об этом человеке говорили, что если он неловко повернется, то сшибет своей массивной, далеко выступающей вперед челюстью всякого, кто неосторожно приблизится к нему. Похоже, это было лишь шутливым преувеличением, поскольку он завершил свою первую сотню миль в путешествии инкогнито по Англии и никто не опознал его. Он ехал в легкой повозке с плетеными бортами, обычной для торговца, да и одет был подходяще – в простую тунику и потертый плащ с капюшоном. Однако он и не пытался спрятать лицо или хотя бы закрыть шарфом такую приметную челюсть.

К некоторому своему разочарованию, он достиг замка на берегу Темзы без всяких происшествий. Остановив лошадь перед закрытыми воротами, слез с повозки и стал с проклятиями массировать одеревеневшие бока и ягодицы.

Стражники на башне встревоженно наблюдали за ним. Для торговца этот человек выглядел уж слишком безмятежным.

– Эй, чего тебе здесь надо? – наконец крикнул один из солдат.

Странный гость достал из своей мошны два свитка пергамента, развернул один из них и показал стражнику, словно тот мог издали его прочитать.

– Я привез послания барону Бриану Фитцу, – хрипло сказал он. – Ваш лорд давно ждет их.

С улыбкой оглядев настороженных стражников, добавил:

– Не бойтесь открыть ворота. Повозка пуста, как вы можете видеть сверху, и за мной никто не следует.

Он говорил подобное за последнее время много раз и знал, что его вид не мог вызвать опасений у стражи восставших замков.

Один из солдат сказал: «Подожди немного», – и исчез, спускаясь с башни.

Странный гость откровенно зевнул, потянулся, а затем взглянул на широкую, быстро текущую Темзу. «Приятное место, – подумал он, – Бриану Фитцу повезло».

Развернув свиток, переданный ему стражником, Бриан прочитал его и сурово взглянул на солдата.

– Гость назвал себя торговцем?

– Нет, мой лорд, но он одет в потертый плащ с капюшоном и приехал на обычной повозке. Кем еще он мог быть? Не рыцарем же?

– Очень хорошо, – усмехнулся Бриан. – Немедленно проводи его ко мне и найди место и корм для лошади. Разговаривай с ним почтительно.

Стражник кивнул и вышел из цитадели, теряясь в догадках. Вскоре он вернулся, сопровождая торговца как знатного гостя. Остальные солдаты смотрели на них с недоумением. Они не понимали, почему этот простолюдин удостоился почетного эскорта. Один из них не выдержал такой нелепости и крикнул со стен:

– Эй, Эрнард, тебе что, делать нечего? Или эта деревенщина сделана из стекла и боится, как бы не разбиться по дороге в хлев, где ему и место? Бьюсь об заклад, он обещал тебе сотню фунтов за услуги.

Солдаты у ворот загоготали. Они обступили гостя, ведущего под уздцы свою усталую лошадь, и стали живо обсуждать его челюсть. Кто-то из остряков заметил, что точно такой штукой некогда легендарный герой Самсон поразил тысячу филистимлян. Правда, поправился он, та челюсть была вроде бы ослиной.

Последовал взрыв хохота, гость ответил таким невозмутимым взглядом, от которого у солдат мурашки побежали по телу. Побагровевший Эрнард расталкивал своих товарищей, освобождая путь торговцу и его повозке.

– Эй вы, солдафоны, перестаньте задирать его! – кричал он сердито. – Иначе, клянусь Господом, вы будете вымаливать прощение, стоя на коленях перед нашим лордом!

У солдат сразу пропала охота шутить, и они, доругиваясь себе под нос, разошлись по своим постам. Уже без всяких помех Эрнард привел гостя во внутренний двор, где у ворот их поджидал Бриан. Торговец весело взглянул на него.

– Ничего не скажешь, Уоллингфорд – самое надежное убежище, которое я когда-либо видел. А ваши люди просто образцы радушия. Что стоишь разинув рот, братец? Иди, иди на место.

Эрнард сглотнул и вопросительно взглянул на лорда.

– Да, конечно, возвращайся на свой пост, – сказал Бриан.

Солдат ушел, теряясь в догадках. В жизни он не слыхал, чтобы лорд выходил встречать простого торговца. Больше того, Эрнард мог поклясться, что Бриан Фитц был готов чуть ли не преклонить перед гостем колена. Кто же это? Уж не сам ли король?

Оглянувшись, он заметил, что лорд Бриан Фитц по-прежнему смотрит ему вслед. Чуть ли не бегом Эрнард направился к внешним воротам, на полпути его опять обступили приятели.

– Ну как, твой новый друг не раскололся по дороге, словно кружка из-под эля?

– Куда там! Эрнард, похоже, нес его на руках. Вместе с лошадью. Небось, эта деревенщина предложила нашему бравому Эрнарду долю в своем доходном дельце – торговать воздухом!

– То-то я гляжу, ха-ха, что повозка была пустой. Эрнард, да тебе повезло, черт бы тебя побрал! Скоро ты станешь богачом и растолстеешь, как лошадь этого торговца, – у нее, бедняжки, уже ребра внутри не помешаются, так и прут наружу!..

Последовал взрыв хохота. Эрнард, огрызнувшись, зашагал к воротам, так ни до чего и не додумавшись.

Тем временем во внутреннем дворе гость последовал вслед за Брианом через подвесной мост и вошел в цитадель. Солнечный свет уступил место сиянию свечей, и оба мужчины некоторое время постояли молча, ожидая, пока глаза привыкнут к полутьме. Единственный луч из открытого входа разрезал пополам пол помещения, занимавшего весь первый этаж жилой башни замка. Через минуту гость разглядел, что находится в главном зале.

Бриан достал свиток из-за пояса, подержал его в руках, словно припоминая содержание, и спросил:

– Должен ли я делать тайну из вашего прибытия сюда, милорд?

– Разумеется, барон, разумеется. Хотя я очень хотел бы повидаться с леди Элизой прежде, чем покину замок.

– Когда вам будет угодно, милорд.

Бриан подошел к двери, закрыл ее на запор, а затем направился к люку, ведущему в подвал, наклонился над ним и, не услышав ничего, задвинул засов. Только после этого он быстро подошел к гостю, опустился на одно колено и почтительно склонил голову.

– Приветствую вас, граф Глостерский. Я слышал, что вы прибыли в Англию, но никто определенно не знал, где вы.

– Могу сказать определенно – я нахожусь в уоллингфордском замке, – ухмыльнулся Роберт. – Надеюсь, вы рады меня видеть?

– Конечно, милорд, как всегда, – сказал Бриан. – Я по-прежнему всецело принадлежу вам и вашей сестре. Как бы ни менялись в этой стране события, в моем сердце ничего не изменилось.

– Я ожидал этого, – тепло улыбнулся Роберт Глостерский. – Встаньте, Седой. Матильда просила меня заключить вас в объятия, и я разделяю ее сентиментальные чувства.

Двое мужчин обнялись, расцеловались и посмотрели друг на друга повлажневшими глазами. В те времена рыцарь, у которого не было слез, или он их сдерживал в минуту глубокого горя или в мгновения острой радости, вызывал такую же жалость, как и тот, кто лишен был чувства юмора. Более того, такой человек пробуждал у окружающих законные подозрения.

Брат Матильды развязал кожаный ремень, стягивающий его одежду в поясе, и швырнул потертый плащ на ближайшее кресло. Бриан принес флягу с вином и две кружки, а затем переставил два массивных кресла так, чтобы они с гостем могли сидеть напротив друг друга, рядом с углом стола.

Роберт не стал ждать, пока хозяин проявит гостеприимство, и сам налил обе кружки. Передав одну Бриану, он поднял свою в знак приветствия.

– Я приехал бы к вам и раньше, мой друг, – сказал он, – но география этой страны против нас.

– И где же вы находились все это время, граф Роберт?

– Спросите лучше – где я не был. Ваши друзья, или, точнее, сторонники Матильды, рассеяны по всей Англии. Я объезжал их одного за другим.

– Тогда вы, наверное, слышали о тех, кто вновь переметнулся на сторону Стефана.

– Конечно, – устало усмехнулся Роберт. – Ведь именно я убедил их сделать это.

Бриан так резко поставил кружку на стол, что во все стороны полетели брызги вина.

– Вы? Вы послали их к этому узурпатору?

– Не глядите на меня так недоверчиво, Седой. Говоря вашими словами, ничего не изменилось в моем сердце. Послушайте, Бриан, я знаю, вы будете повиноваться без всяких объяснений с моей стороны, но мне важно знать, что вы думаете о происходящем. Матильда может превратить мою жизнь в сплошной кошмар, если решит, что я втравил вас в это опасное дело насильно.

– Надеюсь, с ней все хорошо?

– Достаточно хорошо – хотя женщина, у которой украли трон, вряд ли может чувствовать себя спокойной. Впрочем, она расскажет вам об этом сама.

Он достал еще один свиток из своей холщовой мошны, показал его Бриану, так чтобы он мог убедиться – да, оно от императрицы, а затем вновь спрятал.

– Как я уже говорил, география Англии помешала мне привезти его раньше. Но прежде, чем передать его вам, позвольте кое-что сказать.

В дороге у Роберта Глостерского оставалось немало времени для раздумий, и он уже знал, что сказать своему старому приятелю. Откинувшись на спинку кресла, он отпил еще один глоток вина и продолжил:

– Мы с вами близки долгие годы, Седой, но я сомневаюсь, что вы хотя бы приблизительно знаете размеры моих владений. Вам известно, что я граф Глостерский уже более пятнадцати лет. Я владею также замками Торигн – в Нормандии, Глэморген – в Уэльсе, Кардифф, Дувр, Кентербери, Бристоль – в Англии и прочее, прочее. Я богатый и влиятельный человек, ничем не уступающий королю Стефану и его брату епископу Генри. Я заслужил то, что имею, и не хочу ничего терять. А вы, насколько я знаю, вряд ли захотите расстаться с Уоллингфордом.

– Конечно, – сказал Бриан. – И я не могу тратить все до последнего пенни на укрепление его обороноспособности.

Роберт наклонился вперед, сощурившись.

– Не будите во мне демона раздражения, – резко сказал он. – Я перечислил свои владения вовсе не для бахвальства. Мне важно подчеркнуть другое – в случае неудачи я могу потерять многое, а вы, мой друг, рискуете всем.

Он впился в Бриана хмурым взглядом, поглаживая тяжелую челюсть. Хозяин замка промолчал.

– Извините, Седой, – продолжал после долгой паузы Роберт. – Мне известно о вашем стесненном материальном положении. Могу я налить себе еще немного вина?

Бриан наполнил кружку Роберта, затем свою и сказал:

– Я внимательно слушаю вас, но, честно говоря, не совсем понимаю, к чему вы клоните.

– Все очень просто. Я хочу, чтобы вы вернулись в королевский двор, помирились со Стефаном и убедили его, что приняли его слова всерьез.

– И что он скажет?

– О, Стефан будет убеждать вас, что только сохраняет трон для законной наследницы, но, к сожалению, Матильда не спешит в Англию, чтобы взвалить на свои хрупкие женские плечи груз управления огромной страной. Он будет говорить, что она занята другим – планирует вторжение в Нормандию. Или готовит вместе со своим корыстолюбивым мужем Готфридом план, как задушить английских баронов налогами. Или что-нибудь еще в этом роде. Трудно предвидеть, какие нелепицы он обрушит вам на голову, но одно ясно: все они – плод изощренного ума епископа Генри. Ужасами о налогах пытаются настроить против Матильды всех баронов и тем самым не допустить ее возвращения в страну.

– Да, – пробормотал задумчиво Бриан. – До меня доходили подобные слухи…

– И вы им пытались не верить, гнали прочь от себя все сомнения? Напрасно. Попытайтесь поверить в любые измышления Стефана. Он заинтересован в своих сторонниках и не станет допытываться, что у вас на душе. Скажите, что потеряли доверие к моей сестре, да и ко мне тоже.

– А если я не сделаю этого?

Роберт выпил еще вина, насупился, а затем, не выдержав, расхохотался.

– Слово в слово, – не очень внятно сказал он. – Вы все задаете один и тот же вопрос.

– По-моему, это вполне естественно, – заметил Бриан. – Тем более что мы находимся в состоянии необъявленной войны с новым королем.

– Да, – кивнул Роберт, посерьезнев, – в этом есть резон. И вот что я вам отвечу, Седой. Если вы не вернетесь к Стефану с повинной головой, то он возьмет Уоллингфорд измором. Без церемоний он будет штурмовать мои замки и захватывать города, а потом конфискует мои земли. Кое-что у меня все же останется, у вас же – ничего. Хороши же мы будем тогда в качестве опоры для императрицы Матильды, верно?.. Подумайте, Седой, ведь не в наших силах быстро освободить трон от узурпатора. На нашей стороне – немногие бароны, да и они не совсем надежны. Так или иначе – кампания предстоит долгая, стоит ли все подвергать риску с самого начала?

Он не спеша выпил кружку вина до дна, вытер тыльной стороной ладони влажные губы. Говорил он теперь медленно и устало:

– То, что Стефан захватил трон, явилось для всех нас неожиданностью. Вначале я находился в охотничьем домике у постели умирающего отца, затем поехал с другими баронами на Совет в Лонгвилль. Кто тогда мог подумать, что Стефан сразу же из Булони прямиком направится в Лондон, где его встретят с распростертыми объятиями и сделают королем? Нам потребуется время, чтобы все утрясти и поставить на свои места.

– И сколько же его будет нужно?

– Немного. Несколько месяцев. За этот период мы соберемся с силами и постепенно, шаг за шагом, достигнем наших целей. Я бы не хотел, чтобы вы провели эту горячую пору в сырой тюремной камере осужденным за измену. Матильда ждет от вас совсем иного доказательства вашей преданности.

Роберт взглянул на свои дешевые, забрызганные дорожной грязью сапоги, а затем в упор посмотрел на Бриана:

– Надеюсь, я сказал достаточно?

– Вы настаиваете на том, чтобы я припал к руке Стефана, – горько сказал Бриан, опустив голову. – Вы все объяснили понятно, но не требуйте от меня слишком много.

– Неужели? – зло сощурился Роберт. – Это больше того, чем вы теперь занимаетесь? Вы заперлись в своем замке, тратите все до последнего пенни на укрепление стен и башен и ежечасно ожидаете атаки, которой никогда не произойдет. Стефан не собирается воевать с вами, неужели вам не ясно, упрямец? А вы снимаете с себя последнюю рубашку, поднимая тревогу при виде любого заблудившегося торговца. Стефан будет выжидать, ему доставит удовольствие узнать, как неприступный Уоллингфорд падает, так и не увидев вражеского солдата. Вы не хотите целовать ему руку? Так поцелуете его сапог. Такова стратегия войны!

Роберт допил вино, поставил кружку на стол и вновь достал письмо Матильды из холщовой мошны.

– Это согреет вам сердце, мой друг, – с мягкой улыбкой сказал он. – Но если вы удержитесь и прочтете его чуть позже, в уединении, то я успею встретиться с вашей прелестной супругой.

Бриан повертел свиток в руках и смущенно посмотрел на гостя.

– Вы сказали, что императрица ждет доказательств моей преданности. Она имела в виду только это?

– Я успел навестить всех наших сторонников, кроме Болдуина де Редверса. – Роберт словно не расслышал его вопроса. – Барон по-прежнему укрывается в Экзетере. Боюсь, до него сейчас не добраться.

Бриан спрятал пергаментный свиток так, как это сделала бы женщина, – сунув его за ворот своей туники. Не заметив проницательного, ироничного взгляда Роберта, он встал с кресла.

– Я позову леди Элизу. Моя супруга будет рада видеть вас.

– Я горю нетерпением, – ответил гость. – Мы так давно с ней не виделись.

Это была, скорее, записка.

«Бриану Фитцу, лорду Уоллингфорду, самые нежные приветствия и объятия – от Матильды, вашего друга.

Я послала своего друга, сторонника и брата Роберта Глостерского, дабы ободрить вас и подготовить к моему прибытию. Он везет с собой также письма к одному или двум другим моим сторонникам, но ни одно из них не несет столько тепла, как это. Воровство, которое проявил мой кузен, огорчило и удивило меня, но каковы бы ни были его уловки, я верю, что вы не изменили своего доброго отношения ко мне.

Вы – хорошая пара с вашей юной женой Элизой, о которой я слышала самые добрые отзывы. Но даже в вашем счастливом браке, надеюсь, вы не забыли Матильду, которая была императрицей Германии и могла бы ныне стать королевой Англии, но в любом случае осталась вашим близким другом.

Следите за нами из вашей цитадели, Седой. Паруса уже подняты, и мы лишь ждем прилива.

Я многое бы еще хотела сказать вам, но мне дают знак, что гонцу уже пора уезжать».

Эту записку он будет перечитывать еще много раз.

Не желая огорчать Элизу и боясь, что такое интимное послание укрепит ее ревность, Бриан спрятал свиток среди своих деловых бумаг.

Два дня спустя Элиза, занимаясь проверкой наличия продовольствия в замке и желая знать, сколько они израсходовали муки за последнюю неделю, стала рыться в бумагах мужа в поисках соответствующих записей и нашла это послание. Отложив его в сторону, она продолжала разбирать документы, искоса поглядывая на него. Уловив смысл нескольких слов, она насторожилась и позволила себе прочитать его полностью.

С той минуты Элиза потеряла покой, стала мрачной и неразговорчивой. Бриан терялся в догадках, не решаясь спросить, что случилось, а затем решил: она просто устала от долгого и безвылазного сидения в замке. Это подтолкнуло его к мысли все-таки последовать совету графа Роберта.

Во вторую неделю апреля Бриан Фитц посетил двор короля Стефана в Оксфорде. Новый король нашел своего старого приятеля несколько настороженным и сдержанным. Не требуя больше от Бриана публичной демонстрации преданности, Стефан пригласил разделить радость встречи с другом своего брата епископа Генри. Не щадя своего красноречия, тот рассказал лорду Уоллингфорду о благородстве и бескорыстии Стефана, временно взвалившего на свои плечи тяжелый груз управления государством, и о коварных планах Матильды. Бриан не поверил ни единому его слову, но притворился, что принял все за чистую монету.

К всеобщему облегчению, рана затянулась, но шрам остался.