Клятва на огне

Глава 20: Семья

Sweet dreams are made of this

Who am I to disagree?

Travel the world and the seven seas

Everybody looking for something

Some of them want to use you

Some of them want to get used by you

Puppetmaster — Sweet Dreams

Не думала, что темные времена настанут так быстро. Обычно определение «темные времена» ассоциируется с прошлым, далеким средневековьем, чумой и голодом. Но после того, как Шигараки разнес город, показав мощь Все-за-Одного миру, злодеи повылазили из всех щелей.

Один положительный момент в этом был. Для комитета безопасности на фоне общих проблем я выглядела соринкой в глазу, поэтому, когда Старатель поручился за меня, я перестала для них существовать. Удивительно, как быстро могут смениться приоритеты. Мне, конечно, приказали не бродить нигде одной, всегда ставить в известность Старателя, куда я направляюсь, и все же одну встречу пришлось скрыть от него. Ото всех.

Встречу, которая должна расставить все точки над «и».

С высоты многоэтажного здания в бизнес-районе Токио напоминал город из комиксов, погруженный во мрак и бесчинства. Пасмурная погода под вечер только усиливала эффект. Никого на улицах, встречались редкие прохожие, которые едва ли не бежали домой, чтобы избежать встречи с хулиганами или куда более опасными личностями.

Очень надеюсь, что все не выйдет из-под контроля. Хотя, что называется, кого я обманываю?

Деревья в парке пугающе шелестели листвой, полумрак от тяжелых туч грозился обрушиться на крышу одинокого храма, однако дождь так и не начинался. К лучшему или нет — тоже сложно судить. Небольшой парк, зажатый между высотками, как нельзя кстати подходил для места встречи, и меня крайне настораживало, что по пути к обители духов я не встретила ни души. Только в конце, у входа под резными воротами, на коленях сидела девушка, сложив руки в молитвенном жесте. Даже если бы она не носила белый костюм, я бы узнала Аямэ.

Оглянувшись и убедившись, что никого нет поблизости — или этот «кто-то» невероятно хорош в маскировке, — я поравнялась с сестрой и опустилась на колени слева от нее. Напряженную тишину разбивал шепот ветра, от которого еще и мурашки бегали по коже.

— Последний раз мы собирались здесь одиннадцать лет назад на новый год, — оборвала молчание Аямэ, опустив руки на колени. — Редкий случай, когда вся семья была в сборе. Наверное, действительно последний раз, когда мы вот так проводили время вместе и радовались.

— Для меня поход в храм всегда был пыткой. Тем более так далеко от дома.

— Ты шла только потому, что мама обещала купить тебе сладость. Ей приходилось покупать сладость и для Якуши, чтобы он не разревелся. Отец этого не одобрял. А я была слишком взрослой, чтобы и меня баловали.

— Ты жила в другом мире с самого детства. Теперь я это понимаю.

Аямэ не сразу удостоила меня ответа.

— Вероятно, ненавидишь меня за то, что я сделала с тобой.

— Нет… как ни странно, — честно призналась я, не ощущая ни единой нотки злости в своем сердце. — Хотя должна. Может, это связано с тем, что я отпустила ненависть к Старателю, может, потому что за последний месяц в моей жизни и так было достаточно боли.

— А вот я не могу тебя не ненавидеть. — Аямэ произнесла это без единого намека на злость, она смотрела перед собой пустым взглядом и никак не отреагировала на меня. — Как бы ни пыталась любить, убедить себя, что ты всего лишь запутавшаяся младшая сестра, не могу побороть мысль, что ты предала нашу семью. Предпочла убийцу наших родителей и брата мне.

— Я предпочла не Старателя тебе, Аямэ. Если думаешь, что я простила его, нет, я никогда его не прощу. Однако я хочу стать героем, эта мечта помогала мне не утонуть в ненависти. Честно говоря, я поняла это относительно недавно, как раз когда мы с тобой впервые встретились. Тогда, в лагере. Вместо того, чтобы сидеть и плакать, жаловаться на жизнь, я решила действовать.

Шумно выдохнув, девушка обратила ко мне уставший взгляд и долгое мгновение молчала, словно не знала, что сказать. Я не видела ни грусти, ни раздражения в выражении ее лица, только холодную уверенность.

— Мама тебя избаловала.

— Она просто хотела, чтобы я могла выбирать, Аямэ.

— А кто-нибудь хотел, чтобы выбирала я?

Верно. С рождения у Аямэ просто не было выбора. Или же лучше сказать, что, не возлагая на нее большие надежды, ей никто не сказал, что она способна действовать на свое усмотрение? Стремясь угодить отцу, она добровольно отдала себя семье, лишь бы ее признали, гордились ею.

Это грустно.

— Значит, твое решение окончательно? — спросила девушка. — Ты выбираешь Тодороки?

— Нет, Аямэ, я не выбираю Тодороки, но и Юмемия тоже, — уверенно констатировала я, — я выбираю быть героем. А с тобой меня ждет только путь злодея.

От пронзительного взгляда сестры мне стало не по себе, казалось, она могла воспламенить меня лишь по желанию. Отвернувшись, девушка выждала несколько долгих секунд, молчала в томительном напряжении.

— Ты ведь понимаешь, что герою лишь остается сражаться со злодеем?

— Есть и другие пути. Но в нашем случае да, понимаю.

Аямэ неопределенно качнула головой.

— Ясно.

Быстрое разворот, и из рукава девушки вылетела телескопическая палка, при ударе о землю которой в мою сторону хлынуло пламя. Избежать прямого попадания не удалось, даже несмотря на защитный покров, жар зацепил меня и оглушил. Отпрыгнув назад, я действовала вслепую, лишь бы избежать большого урона. Удивительно оказалось и то, с какой скоростью двигалась Аямэ: только упав на землю и открыв глаза, увидела, как она уже замахивается надо мной палкой.

Намеренно приняв удар на ступню и оттолкнув от себя орудие, попыталась лишить сестру опоры, атаковав по ногам. Она отступила, чем я воспользовалась, чтобы подняться с земли и наброситься. Но девушка не подпускала меня к себе, размахивая оружием. Чем больше я наблюдала за ее движениями и техникой, тем быстрее приходила к выводу, что воспламенение словом работало при соприкосновении телескопической палки с окружением.

За минувшие месяцы, кроме моей неудачной попытки побега, я ни разу не видела, как сестра использовала унаследованную причуду. Но в отличие от меня, ее тело не устойчиво к огню, как минимум не к собственному, поэтому, сосредоточив силу в левой руке, ударила по Аямэ пламенем. Если не нанесет урон, то как минимум заставит уклониться. Оружием она не отобьет пламя.

Уверовав в действенность атаки, бросилась за пламенем следом, однако Аямэ, выставив перед собой правую руку, защитилась от огня. Он разбился о ее ладонь, словно о щит, заставив меня замешкаться и запоздать с уклонением от атаки. Кончик телескопической палки ударил по ладони, которой я в последний миг успела защитить висок.

Удар оказался болезненный, но отбросило меня взрывной волной. Концентрация силы пришлась на тыльную сторону кисти, острая боль сковала левую руку, заставив зашипеть сквозь сжатые челюсти. Она сломала мне пястные кости? Попытка пошевелить средним и безымянным пальцем вызывала острую боль в кисти. Черт возьми!

Оставшись на четвереньках, словно кошка, вставшая на дыбы, я прижала к груди раненную руку и прищурилась. Аямэ, отмахнувшись палкой, словно стряхивая с нее грязь, смотрела на меня без сожаления и даже злости, лицо ее ничего не выражало.

— Не думай, что я тебя пожалею.

И не думала. Пусть рассуждает, что я удивлена, мне этих ценных секунд как раз хватило, чтобы присмотреться к ее рукам, скрывающимся под перчатками с вышитыми иероглифами. Вот как ты остановила пламя. На правой руке — погашение, на левой — воспламенение. Значит, даже если выбью из рук палку, ты сможешь атаковать.

Вновь бросилась в бой, но в этот раз, подойдя максимально близко, упала на бок и, проехав на ногах, ударила из-под низа огнем в противницу. Она успела избежать критический урон, отступив, однако пламя моментально охватило ее одежду и волосы. Сорвав с себя пиджак и стянув волосы в хвост, Аямэ поспешно избавилась от огня, однако ее мрачный взгляд подчеркивал злость. Как и горький запах палева.

Давать передышку ей я также посчитала излишним и принялась атаковать на ближней дистанции. Она неплохо уклонялась, однако чем дольше затягивалась схватка, тем быстрее Аямэ теряла концентрацию. Она никогда не ставила перед собой цель максимально закалиться физически, поэтому не поспевала за скоростью моих атак, и в какой-то момент я начала замечать за ней панику. Поэтому, нырнув под удар, успешно схватила за руку.

— Отпусти!

По голове будто молния ударила, пальцы разжались, и на несколько секунд я выпала из реальности, впоследствии получив телескопической палкой по макушке. Упав на колени со звенящей от боли головой, почувствовала тупую боль в животе от удара ногой и перевернулась на спину. Перехватив шест удобнее, Аямэ замахнулась и с такой силой ударила им по земле перед моим носом, что мне показалось, взрывная волна отобьет мне половину лица.

Прикрывшись в последний миг ладонями и полностью покрыв себя защитным покровом, не избежала увечий. Осколки костей в левой руке разодрали плоть, я закричала, даже не почувствовав в должной мере жар огня.

Тело трещало по швам. Часто дыша, я разлепила глаза и попыталась как можно скорее приподняться хотя бы на колени, но от боли движения были нелепыми и медленными. Сражайся я против настоящего злодея, это стоило бы мне если не жизни, то здоровья. С Аямэ было иначе. Она привыкла бороться иным образом, поэтому уже тяжело дышала и потеряла координацию. А, значит, стала опаснее.

От наших атак огонь перебросился на храм, мелкий кустарник и траву, разгораясь все сильнее. Такие вспышки наверняка привлекли уже внимание.

— Я позволю тебе подумать еще раз. Сдавайся, прими свою семью, Наги. Не заставляй меня убивать тебя.

Внезапный поворот, с чего бы вдруг ты решила вернуться к уговорам? Боишься, что не одолеешь меня?

— Отказываюсь, — сглотнув горькую слюну, я поднялась на ноги. — И с чего ты вдруг начала спрашивать? Боишься проиграть мне?

— Ты умрешь, если я атакую всерьез, Наги. Следующая атака будет для тебя последней. Поэтому предупреждаю.

— Забавно. С чего такая уверенность, а?

— Когда ты была цербером Старателя, у тебя был бы шанс меня одолеть. Даже когда тебя подчинил Даби. Но не сейчас. Сила цербера напрямую зависит от способностей хозяина, но это не значит, что она равна его способностям. Мальчишка самый слабый из всех твоих хозяев, тебе просто не выстоять против меня с таким пламенем. К тому же ты только недавно установила связь. Ты слаба, Наги.

Я лишь нахмурилась, прежде чем ответить:

— Ну так атакуй, если я слаба. Вперед, Аямэ.

— Тц. Глупый неблагодарный ребенок.

В ее словах не было ярости, скорее, холодное раздражение, которое она поспешила вложить в атаку. Раскрутив палку, девушка заставила огонь плясать на ее концах, и я ощущала, как с каждым оборотом нагревается воздух. Выходит, она действительно настроена серьезно.

Прикрыв глаза и медленно вдохнув, я развела руки, словно готовясь принять в объятия ядовитое пламя. В чем-то Аямэ права, сейчас я слаба, и сил мне хватит на несколько достойных атак, если не лезть из кожи вон. Но в одном, сестренка, ты ошиблась. Как и я когда-то.

Огненный вихрь, танцуя на шесте девушки, ударился о землю, а затем хлынул на меня смертоносной обжигающей волной. В этот момент я позволила энергии, копившийся последние секунды в своих руках, вырваться наружу. Ударная сила от двух встретившихся потоков едва не сшибла меня с ног, пришлось повторно выбросить пламя, чтобы не отлететь куда подальше. Уши заложило, кожу жгло даже сквозь защитный покров, яркий свет ослепил.

Надо отдать должное, мощь Аямэ поражала, она ничуть не уступала нашему отцу по силе. Если бы она тренировалась каждый день, то ей бы ничего не стоило раздавить меня, как клопа финальной атакой. Возможно, ей действительно это под силу, но она недооценила мои способности.

От грохота взрыва до сих пор звон в ушах стоял, а когда вспышка угасла, нас окружило пепелище. Деревья тлели, с храма, оказавшегося в области поражения, слетела черепица, а деревянное основание покрылось тлеющими углями. Воздух наполнился дымом, поднимающимся от горящих бревен и веток, трава стала серой пылью, которой покрылась Аямэ в попытках подняться на ноги.

Руки девушки покраснели от свежих ожогов, волосы частично обгорели, а белая одежда стала грязно-серой. Дрожащие руки, на которых чудом держались перчатки, ползали по пепелищу в поисках телескопической палки, которую, похоже, отбросило взрывом. Я приблизилась неспешным шагом к девушке, которая замерла, когда я остановилась подле нее. А затем подняла на меня мрачный, и в то же время растерянный взгляд. Часть ее лица под шеей и до этого уродовали зажившие ожоги, но сейчас мраморно-белая кожа покрылась красными пятнами и мелкими волдырями.

— Как?.. — зашипела Аямэ. — Как это?..

Справа меня отвлек блеск под серым пеплом. Отойдя на пару метров, я нашла телескопический шест и, отряхнув его, подобрала.

— Возможно, мама сказала бы мне об этом позже. Я тоже думала, что сила цербера напрямую зависит от его хозяина. Но это так нелогично. Ты тренируешься годами, а потом это исчезает, если у тебя появляется новый хозяин? — прокрутив оружие в здоровой руке, я на мгновение задумалась, после чего продолжила: — Цербер берет от хозяина лишь суть его причуды, а не силу. Поначалу в любом случае будет сложно. Но это моя сила, Аямэ. Она не ослабла ни когда Даби решил меня поработить, ни когда Шото стал хозяином цербера.

Вдалеке послышались сирены патрульных машин.

— Все кончено, ты проиграла.

— Ничего не кончено, пока я жива.

— Я не собираюсь убивать тебя. Ты ответишь за преступления по закону. Будешь сидеть в клетке, как зверь.

— Ха-х, мстишь за то, что я отдала тебя Лиге злодеев? — опустив взгляд, презрительно фыркнула Аямэ и махнула трясущейся рукой. — Как мелочно.

— Мел?..

Инстинкт цербера сработал запоздало, я успела лишь дернуться, прежде чем услышать хлопок и почувствовать давление в груди, с хрустом пробивающее ребра. Тело словно в мгновение ока лишили сил, упав на землю, я почувствовала острую боль в груди, разливающуюся ядом в легкие. Попытка сделать вдох обращалась агонией в правой стороне. Кровь лилась из открытой раны и не останавливалась, даже несмотря на то, что пуля прошла навылет, это не уменьшало критичности урона.

Мельтешение, топот ног и крики. Голова шла кругом, но мучительнее всего оказалась смесь слабости и боли. Ну же, двигайся! Двигайся, или тебя убьют. Эти крики, что сыпались со всех сторон, чьи-то силуэты, возгласы. Сквозь пелену на глазах видела незнакомцев, помогающих подняться Аямэ. Она практически не сопротивлялась, ее под руку уводили прочь с пепелища.

Вот значит, как, да? Ты изначально не хотела сдаваться. Изначально планировала от меня избавиться? Неужели в тебе не осталось ничего светлого, Аямэ? Ты так боялась проиграть, что предпочла подстраховаться? Так зачем ты вообще приходила, зачем вообще согласилась встретиться со мной, неужели надеялась, что после пережитого я соглашусь вернуться в семью?

А теперь, давясь пеплом и кровью, я наблюдала, как ты уходишь с поля боя. Сбегаешь, чтобы нанести мне очередной удар. Если бы ты попросила, пообещала, что никогда не навредишь мне и Тодороки, я бы отпустила тебя. Но ты ведь не сдашься, да? Почему ты так жестока и несправедлива? Неужели ты не испытывала ко мне ни капли любви и заботы? Я ведь твоя младшая сестра!

Человек, отставший от остальной группы телохранителей, достал из-за пояса пистолет и направил на меня. Они целились в сердце, но я дернулась, поэтому пробили легкое. Инстинкт цербера помог избежать смерти, но не критической раны. А теперь какой-то ублюдок целился в меня, чтобы убить. Нет… нет-нет-нет. Если я умру, Аямэ нападет на Тодороки, никто ее не остановит, для нее отмщение стало смыслом жизни.

Я не могу позволить ей такую жизнь, только не ценой жизни Шото! Если ты отказываешься от меня, пусть так. Я не хотела этого, но в таком случае и я отказываюсь от тебя, подлая ты тварь! И я пойду на все, чтобы защитить парня… которого люблю больше жизни! Чтобы защитить своего хозяина цербер пойдет на все!

Едва палец мужчины лег на курок, ему в лицо ударила ослепительная волна пламени, которая вырвалась из нарывов на моей коже. Казалось, что эта мощь разодрала меня в клочья, обратила огнем. Боль жутким спазмом сковала мышцы, треск костей и сухожилий заложил уши, а вместо крика из горла вырвался оглушительный рык. Пробитое легкое выглядело меньшей из проблем, я уже не чувствовала боли, словно огонь исцелил меня. Но, скорее всего, из-за обращения ранение немного затянулось… Когда я вернусь в прежнюю форму, дай бог, если не захлебнусь собственной кровью. Но пока…

Услышав визг колес и рычание мотора, я обратилась в слух и бросилась в направлении удаляющейся машины. Нет, машин — их несколько, две. Точнее, две из них успели отъехать от входа в парк, прибежав к которому, я столкнулась с четырьмя вооруженными людьми, не успевшими залезть в автомобиль.

— Что за?..

— Огонь, огонь!

Хлопки выстрелов исчезли в волне огня, которую я смахнула с лапы, чтобы хоть немного задержать противника. Заставив врагов кричать и разбежаться, я тут же бросилась вдогонку удаляющимся машинам. Нельзя упустить сестру! Нельзя дать ей уйти!

В обличии цербера бежать оказалось невероятно просто и быстро, я чувствовала себя гепардом, готовым разорваться от переизбытка энергии. Мышцы горели, меня переполняла сила, я мчалась, очертя голову, пока не заметила две черные машины, едущие вразрез с правилами пдд. К счастью, обстановка в городе заставила улицы опустеть к вечеру, поэтому можно не сдерживаться.

Из окон последней машины высунулись люди и предсказуемо открыли по мне огонь. Хлопки выстрелов разбивали тишину, пробиваясь сквозь рев мотора. Но попасть противник никак не мог из-за того, что я не просто неслась по прямой, а прыгала из стороны в сторону. Возможно, имел бы смысл действовать аккуратно, но когда раненное легкое пробила острая боль, я испугалась.

Собрав силу в ногах, прыгнула вперед и приземлилась на крышу автомобиля, пробив острыми когтями металл. Не задумываясь, замахнулась лапой, полыхающей огнем, и со всей силы ударила по лобовому стеклу, заполняя салон пламенем. Машину тут же занесло в сторону, я спрыгнула и едва удержалась, чтобы не завалиться от приступа боли.

Грохот позади подсказал, что преследователей ожидать не стоит. А вот обострившийся слух уловил вой полицейских сирен. И если это не галлюцинации, то с запада приближался вертолет. Возможно, нас хотят взять в кольцо. Шум мы подняли такой, что не удивительно.

Две попытки запрыгнуть на автомобиль, в котором находилась Аямэ, обернулись провалом, и чем больше я усердствовала, тем быстрее слабела. Я из последних сил удерживала облик цербера, но обращение постепенно уступало, ноги слабели, а передние лапы возвращали вид рук. И с каждым вдохом вкус крови на языке становился невыносимее.

Закричав в отчаянии, вложила максимум сил в прыжок, отчего закружилась голова, но я смогла запрыгнуть на крышу автомобиля. Пробить металл не представлялось возможным, я в панике попыталась за что-то зацепиться, и единственное, что удалось, это продавить длинными когтями лобовое стекло. Даже несмотря на то, что осколки разрезали кожу до костей, я не отпускала. Меня трясло, голова шла кругом, силы быстро покидали тело. Но как бы водитель не пытался меня скинуть, я держалась.

Держалась до того, пока резкий удар по тормозам не скинул меня по инерции вперед.

Кубарем пролетев по асфальту, я уже не чувствовала ничего, кроме боли. Просто одно отчетливое понимание, что тело разрывало на куски, а легкое превращалось в кашу. Складывалось ощущение, что прошла целая вечность, прежде чем я остановилась и, опираясь о дрожащие руки, смогла приподняться. Голова кружилась, перед глазами блестели яркие пятна, в ушах шумело и что-то хлопало. А вот дышать уже практически невозможно, малейшее движение в грудной клетке вызывало агонию. Кровь стекала по подбородку.

Но… но.

Прижав левую руку к ране, я открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света фар. Но поднималась, пусть и на дрожащих ногах, поднималась. Я все еще не восстановилась после битвы с Даби, но… я в принципе не была в состоянии сражаться после того, как Шото установил со мной связь.

Только это неважно. Шото, ты невероятен. Ребенок, который раздражал меня в первые… года знакомства, стал фактически единственным другом. Ты вдохновил меня стать героем, изменить свою жизнь, пойти против системы. Я до сих пор не уверена в том, что чувствую к тебе, но одно я знаю наверняка — жизнь положу, чтобы защитить тебя. И если ради этого придется убить свою сестру… да я себя убью.

— Давай… — прохрипела я, через боль засмеявшись собственным мыслям. Разведя руки и заставив пламя плясать на искромсанных пальцах, оскалилась и крикнула: — Давай!

Хрип рвущихся легких заглушил рев мотора, от боли все потемнело перед глазами, но я заставила тело двигаться, подпрыгнуть в последний миг, пропуская машину. Обернувшись, выпустила с ладоней волну пламени, стараясь вложить в нее максимум мощи. Удар пришелся о бампер и развернул автомобиль на большой скорости, отчего водитель не справился с управлением и врезался в столб.

Порадоваться хоть этому я оказалась не в состоянии. Падение на спину заставило тело судорогой изогнуться, раскрыв рот в немом крике и распахнув глаза, я почувствовала, как кровь ручьями стекает по подбородку. Воздух с трудом проникал в легкие, я практически не могла дышать… не могла…

По тому, что кто-то выбрался из автомобиля, я поняла по звуку открывающейся двери и беспокойным голосам. Мужским голосам, обернувшись на которые, я сквозь затуманенный взгляд увидела Аямэ. Ее пытались куда-то увести, но она вырывалась и рычала, а когда освободилась, разложила резким взмахом телескопический шест.

Аямэ… значит, ты все же убьешь меня? Для тебя семья важнее дорогих людей. А для меня дорогие люди важнее семьи… Жаль, что ты не нашла меня раньше. Может, мы смогли бы стать семьей вновь.

Удар шестом высек искру, которая вспыхнула ярким пламенем и хлынула в мою сторону. Вряд ли мне удастся усилить защиту, а та, что осталась, не убережет меня от тяжелых ожогов. Но с пробитым легким мне и так не жить.

Прости… что не защитила…

Огонь ударил по мне бушующим потоком, раздирая остатки обычной одежды, раскаляя воздух. От страха я чуть не потеряла сознание, прекрасно помня агонию от сгорания заживо. Но я ничего не чувствовала кроме давления. Звуки выстрелов, крики. Отважившись приоткрыть глаза, обнаружила, что не горит не только мой костюм, но и тело, как если бы это пламя было мое. И оно исходило не от Аямэ, а, наоборот, хлестало в другом направлении.

Слишком ярко. Я зажмурилась. Услышала женский крик, пробившийся будто из-под воды. В ушах стоял шум, я ничего не разбирала, только понимала, что вокруг царит суматоха. Голова все еще повернута в сторону, и когда пламя исчезло, я рискнула приоткрыть глаза, с трудом различая бегающие фигуры.

— …аги! …жись… меня?..

Зеленый огонь… рядом яркое пламя… это что, Жжение и… Старатель?

— Наги!

Его голос… и тепло. Это тепло в груди. Ты его тоже чувствуешь, Шото? Поэтому ты здесь? Почувствовал, что со мной что-то не так? Или же неладное заподозрил Старатель? Хотя, взрывы в городе тоже могли привлечь ваше внимание.

— Дышать… — прохрипела я, ничего не видя перед глазами, я уже с трудом чувствовала прикосновения к своему плечу. — Я не могу… дышать…

Услышал ли ты меня? Понял? Не важно… Мне жаль, Шото. Если это ты, мне так жаль… Возможно, и к лучшему, что я уже ничего не могу видеть перед собой. Вид твоих слез разбил бы мне сердце. Ты так много страдал… Не хочу, чтобы и я становилась причиной твоих слез. Я просто хочу, чтобы тебе ничего не угрожало, и чтобы ты был счастлив…

Прошу тебя, будь счастлив. Даже если я умру… надеюсь, ты простишь меня за эту эгоистичную битву.

Ворвавшись в больницу, словно ураган в тихую деревушку, Шото в первое мгновение и не понял, почему девушка за стойкой регистрации испуганно воскликнула, а два врача уставились на него в недоумении. Почему здесь так тихо и никто не носится в замешательстве?

— Где они?!

— Молодой человек, успокойтесь! — прикрикнул на него врач, который до этого беседовал со своим коллегой. — Вы находитесь в больнице!

Его спокойствие подействовало на Шото красной тряпкой, ему захотелось лишь громче закричать и выплеснуть бушующий ураган эмоций. Он толком и двух слов не мог связать из-за ужаса, который хлестал его по спине, пока он мчался в больницу. И теперь он здесь, но никто толком не может сказать, где Наги, где его отец!

Они заподозрили неладное, когда девушка, покинув больницу с разрешения комитета безопасности, просто бесследно исчезла. Пока ситуация с ПФО оставалась критичной, ей разрешили оставаться на свободе при условии, что она не на шаг не отойдет от Старателя или его напарников. Шото наивно полагал, что, сбежав от Тои и своей сестры, Наги не сунется в пекло, но все вышло наоборот. Лишь по донесениям о сражении с применением огненной причуды им удалось быстро отыскать ее. Но быстро — не значит вовремя.

От огня, который мог забрать ее жизнь, Шото пришлось накрыть девушку своим пламенем. Он буквально за секунду вспомнил, что огонь хозяина безопасен для цербера. Жжение и Старатель обезвредили Аямэ Юмемия и ее людей, однако они потеряли для Шото всякий смысл, когда он увидел, в каком состоянии пребывала Наги. Он пытался до нее докричаться, но ее взгляд оставался затуманенным и все, что она могла, это хрипеть, лишь с третьей попытки ему удалось распознать слово «дышать».

Она умирала… умирала у него на руках.

Наверное, парень не боялся так даже за отца, который вместе с Ястребом сражался против ному. Потому что он был достаточно силен, и экран телевизора не способен передать тепло крови, вытекающей из раны, сдавленное дыхание и бледность человека, висящего на волосок от смерти.

Все, что он мог в тот момент, это позвать отца и сказать, что Наги умирает. Голова шла кругом, руки дрожали, Шото буквально чувствовал, как жизнь покидает девушку, которую он любил. Если бы не его отец, она бы там и умерла, лежа на холодном асфальте. Но Старатель сразу оценил ситуацию и, подобрав Наги, полетел в ближайшую больницу.

— Шото! Успокойся!

Голос отца, басом ударившийся о стены, отрезвил парня и заставил отстраниться от ничего непонимающего врача. Честно говоря, он боялся даже смотреть в сторону Старателя, прочесть по выражению его лица о случившемся.

— Она… она…

— Идем, — только и сказал мужчина, а затем коротко поклонился врачу. — Прошу прощения за беспокойство.

Почему он так спокоен? Шото не понимал, но ему ничего не оставалось, кроме как последовать за родителем и сдерживать накатывающую панику. Когда они добрались до приемного отделения, в котором находилось, на удивление, немало человек, Старатель просто опустился на пустующее кресло и тихо произнес:

— Садись и жди.

И только теперь Шото заметил… Кровь на его одежде, на руках, которые он, скрестив на груди, пытался унять дрожь. А хмурое выражение лица теряло всякую суровость от блестящего беспокойством взгляда. Старатель даже не обращал внимание на осуждающие взгляды посторонних людей, которая вызывала его фигура в связи с заявлением Тойи.

Он переживал, он тоже переживал и боялся. Всегда суровый и строгий по отношению к девочке, которую когда-то вынуждено приютил, сейчас едва держал себя в руках.

Не найдя в себе сил, Шото рухнул на соседнее кресло и, уперевшись локтями о колени, спрятал лицо в руках. В руках, которые пахли пеплом и кровью. Он часто сражался, даже минувшая битва с Лигой, ПФО… с Тоей, с Шигараки… над ней не витал дух смерти. Почему? Почему каждый раз, когда он пытался защитить Наги, у него ни черта не получалось?! Плевать, что она старше его, плевать, что она его цербер, плевать! Почему он никак не мог защитить одну единственную девушку?!

Время тянулось невыносимо долго. Каждый раз, когда врачи выходили из-за закрытого коридора, парень вздрагивал. Боялся и надеялся, что это им принесли весть, но в итоге врачи шли к другим людям. Кто-то вздыхал с облегчением и радовался, плакал, но кто-то в ужасе хватался за голову, отказывался принимать слова утешения. Кричал. Рыдал.

Что за чертовщина происходит с городом в последнее время?

— Тодороки-сан!

От усталости и стресса сон практически затянул Шото в свои объятия, но голос врача заставил вздрогнуть не только его, но и Старателя. Они оба чуть не подскочили, как ужаленные, когда к ним приблизился мужчина в белом халате с маской на лице.

— Она…

Отцу было больно даже произносить возможный вердикт.

— Она жива, — сообщил врач, но бесстрастный тон его голоса не позволил Шото обрадоваться, — однако находится в тяжелом состоянии. Мы смогли ее стабилизировать, но ей потребуется провести несколько операций.

— Но… может, Исцеляющая девочка сможет помочь? — ухватился за промелькнувшую надежду Шото.

— Не все так просто. Ускоренная регенерация может только навредить. У девушки в груди остались осколки пули и костей, они сильно повредили ее легкое и чудо, что не затронули сердце и артерии.

— Так… она будет жить?

— Мы сделаем все возможное. Операции предстоят сложные, и если все пройдет удачно, то она восстановится. Благодаря причуде ее организм достаточно сильный, однако… все зависит от нее. От того, как скоро она очнется в последствии.

— И сколько это может занять? — спросил Старатель.

— Трудно сказать. Может, сразу после операций. Может, через неделю или месяц.

— А можно… ее увидеть?

— Боюсь, сейчас я не могу этого позволить, особенно в таком виде, извините. Приходите утром, но мы сможем допустить вас к ней ненадолго, — отчитался доктор и, поклонившись, добавил: — А теперь прошу меня простить.

Она жива, но… от этого никакой радости или облегчения. Пуля, разодравшая легкие… ее хриплое дыхание…

— Шото… пойдем.

— Я останусь. Я не…

— Ты ей так не поможешь, врачи о ней позаботятся. Пойдем. Ты сможешь навестить ее утром.

— Почему?.. — сжав кулаки и опустив голову, чтобы спрятать подступающие слезы, парень, к сожалению, не смог сделать то же самое со злостью. — Почему ты так спокоен? Тебе что ли все равно? А? Скажи мне, тебе что ли все равно, ты!..

Его тяжелая рука, опустившаяся на плечо, лишила Шото всякого желания кричать. Не говоря ни слова, Старатель притянул к себе сына. Парень не знал, как реагировать, он не хотел из-за горя бросаться в спасительные объятия, но, если бы его никто не поддержал, он бы рухнул на пол. Поэтому, молча опустив голову, Шото был благодарен за этот жест поддержки.

— Пойдем домой. Больше ее сестра не причинит ей вреда, Жжение об этом позаботится.

Закрыть злодея за решеткой? Так ли это действенно, если буквально на днях из Тартара сбежало столько преступников? Хотя, какой смысл об этом рассуждать? Отец прав, все, что оставалось сейчас, это идти домой.

Но лишь… сейчас. И он сделает все возможное, чтобы девушка уже проснулась в безопасном мире, где ей ничего не будет угрожать.

В новогодние праздники меня пугал поход в храм из-за большого количества людей, но я старалась этого не показывать. Мама всячески подбадривала меня, крепко держала за руку, когда мы находились в толпе. Помню, во время последнего совместного похода шел снег… как сейчас. Падал мне на голову, цеплялся за теплое кимоно. От мороза щипало щеки и мерзли пальчики.

— Не бойся, — улыбнулась мама, — пойдем с нами, смелее.

Я застряла в воспоминаниях? Не разобрать ни одного лица, их словно стерли из воспоминаний. Родители стояли позади нас, ожидая, когда мы выберем приглянувшуюся эма — деревянную дощечку, посвященную богу. Обращение к небесному покровителю. Чем дольше я сосредотачивалась на рисунках на дощечках, тем туманнее становилось пространство вокруг. Я растворюсь в воспоминаниях? Наверное, это не так уж и плохо. В тот день, несмотря на страх перед толпой, мне было хорошо.

— Вернись к нам.

Ощутив, как мою ладонь сжала чья-то рука, я обернулась и увидела Якуши. Младший брат улыбался, хотя я с трудом различала черты его лица.

— Вернись к нам, пожалуйста… вернись ко мне.

Его голос не похож на голос маленького мальчика.

— О чем ты?

Он промолчал, тихо засмеялся уже привычным звонким смехом и потянул меня прочь. Его рука выскользнула из моей, и несмотря на то, что людей продолжало становиться больше, брат не собирался останавливаться.

— Мама! — обернувшись, я только удостоверилась, что родители не замечали нас. Испугавшись, что вновь потеряю брата, бросилась за ним. — Постой, Якуши!

Вновь потеряю?

Я бежала, пробивалась хрупким телом сквозь толпу, в которой ускользал брат. Словно рыба, ловко плывущая в густых водорослях. Свет становился все ярче, белизна снега заполняла все перед моими взором.

— Ты должна бороться! — разносилось эхо над головами безликих фантомов. — Не сдавайся, прошу.

— Якуши…

Нет, это не Якуши, не его голос.

Остановившись посреди толпы, темных силуэтов, которые уже сливались в однообразную дымку, я закрыла глаза и прислушалась. Шум нарастал, как и холод вокруг, однако тонкая нить, теплом идущая от моего сердца, словно тянула меня куда-то вверх. Пытаясь ухватиться за нее, чтобы выбраться из бесконечного потока, я каждый раз думала, что смогу разорвать замкнутый круг. В момент, когда звон становился нестерпимым, я открывала глаза.

— Не бойся, — улыбалась мама, — пойдем с нами, смелее.

Так продолжалось раз за разом. Не знаю, который раз я уже видела этот храм, гналась за убегающим в толпу Якуши. Единственное, что менялось в этом залупленом цикле, это фразы брата, вырываемые из контекста разными голосами. В основном я слышала голос парня, призывающий меня бороться. Иногда со мной говорил мужчина, просящий прощение.

Не с первой, и далеко не с сотой попытки мне удалось нагнать Якуши. Он словно белый кролик, теряющийся в снегу, слишком шустрый и прыткий, однако я смогла ухватить его за руку. Казалось, этот жест тоже заставил его очнуться от бесконечного цикла.

— Ты никак не хочешь идти к нам, сестренка, — улыбнувшись, подметил брат. — Почему? Ты нас не любишь?

— Я… нет, — вопрос заставил меня задуматься, но ничего, кроме печали я не почувствовала. — Я люблю вас, но… какая разница? Вы же не настоящие. Ты ненастоящий, так?

— Разве это что-то меняет? Ты нас не любишь?

— Отпустите меня. Мне надоело бегать за тобой, Якуши. Бегать, пытаться поймать… как в тот раз, пытаться уберечь…

— Ты чувствуешь вину. Думаешь, что все могло бы быть иначе, уйди мы с сестренкой Аямэ?

— Да, все так. Но мы не ушли с ней, и все обернулось так, как обернулось.

— Ты пошла против сестренки, — нахмурился мальчик, — это плохо. Отец наверняка будет злиться.

— Он уже не будет злиться, Якуши, — подойдя ближе к мальчику, я мягко обхватила его личико маленькими ладошками. Только сейчас заметила, что мой голос звучит под стать девятилетнему ребенку. — Мне очень жаль, Якуши… мне правда жаль, что я не смогла спасти тебя. Но я хочу жить, потому что есть те, к кому я могу вернуться. Кто хочет, чтобы я вернулась.

— Но отец будет злиться, — насупившись, упрямо повторил мальчик, — ты пошла против сестренки. Ты должна…

— Якуши, не надо кричать на сестру.

От нежного голоса, раздавшегося над нашими головами, у меня сжалось сердце. Бледная рука легла на плечо мальчика и потянула его назад, освобождая от моих ладоней. Я боялась поднимать взгляд, но когда четко увидела лицо своей матери, на глаза навернулись слезы. Скромная улыбка и сияющий заботой взгляд. Я думала, что забыла их, но сейчас видела, как в реальности.

— Тебе рано умирать, Наги, ты еще не исполнила свой долг.

— Что?

Ее слова вызвали недоумение.

— Тепло, — коснувшись своей груди, женщина сменила ласковый взгляд серьезным. — Ты должна исполнить свой долг.

Серьезно? Меня к жизни взывает воля цербера, явившаяся образом родной матери? Даже не знаю, плакать или смеяться. Воля к жизни. Воля цербера. Долг. Я хотела жить не из чувства долга, а потому что отказывалась умирать, отказывалась терять то, что обрела за последнее время. Возможно, моя воля к жизни как раз таки и ослабла, и, обратившись младшим братом, тянула на дно.

Но я отказываюсь сдаваться. Я хочу увидеть мир, каким бы он ни стал. Хочу вновь увидеть, как улыбаются те ребята из класса 1-А, хочу раздражать Старателя и играть на чувстве вины. Хочу стать героем, даже если врачи скажут, что мое здоровье ослабнет. Хочу увидеть мир, хочу увидеть… твою улыбку. Обнять тебя, поцеловать, сжать твою руку и сказать, что все хорошо.

Я обязана выжить, хотя бы ради тебя, Шото. Одна мысль о том, чтобы ты вновь страдал, заставляет злиться. А злость помогала закалять волю.

Мне жаль, что я разочаровала семью, Аямэ, однако ты, как семья, тоже подвела меня, и цепляться за прошлое я не намерена. Все, что нужно сделать, это цепляться за жизнь, бороться до последнего, не сдаваться.

Делать все возможное, чтобы в один прекрасный день почувствовать тяжесть, разливающуюся по телу, тупое покалывание в легких от глубокого дыхания. Учуять холодной больничный запах, сдобренный ароматом свежих цветов, стоящих на прикроватной тумбочке.

Сжать кулак, открыть глаза и бескомпромиссно заявить:

— Я буду жить.