Откровенная ночь. Ночь, которая для меня превратилась в замкнутое пространство. Ложился спать. Думал: «A зачем Краб не рассказывал о книге, может, просто это была какая-та книга, которую Краб прочитал, и она ему не понравилась, а ее листы он сам оторвал». Несмотря на это, мне так спалось, что я проснулся только днем на даче.
Деревья. Мне кажется, каждое из них тянется к каждому прохожему, чтоб рассказать ему о чем-то важном. Вот из-под деревьев смотрю днем на солнце. Думаю: я не понимаю деревьев, о чем они говорят, о чем они шепчут, а почему что они молчат, а ведь человек думает, что он был и остается высшим видом на Земле, тогда почему мы их не понимаем? Нет, думаю, мы понимаем их, но пренебрегаем ими, когда видим, что уничтожаются гектары деревьев. Здесь возникает вопрос: «Неужели они благодарят нас за это?» Нет, конечно, и когда мы понимаем это, мы все равно уничтожаем их, передавая топор из поколения в поколение, но дело в том, что вместо деревьев под топором оказываются и животные, леса, джунгли. И страшно то, что когда уже некоторые люди начинают понимать других:— под топором оказываются сами люди, семьи, племена и народы, и вместо них строят неживое — высотники, офисы, заводы, технологии. Убивая живое, создают неживое.
Дать конец началу все могут, но дать концу новое начало дано очень немногим. Оживить неживое дано очень немногим. Днем с Василем мы гуляли по саду, а я искал повод о чем-нибудь спросить Василя о Крабе и, думаю, Василь догадался, но он не спешил.
— Насколько вероятно, что листочек сейчас с дерева упадет? — указывал Василь на самый верхний листочек.
— Не знаю, может, вероятность один процент? — спросил я.
— Нет вероятности вообще, знай, никакой вероятности нет в мире, все может случиться в любое время. На это может влиять только твоя вера в свои принципы, — ответил Василь и продолжил: — Но влиять она может, хорошо это или плохо. А в этом Краб разбирался лучше меня. Он говорил, что люди ничего никогда в жизни не создают, кроме одного, а именно создают лишь последовательности уже созданного, — Василь, посмотрев на меня, задумчиво продолжил: — А ведь правильно говорил Краб, ведь, например, если мы создаем роботы в технологии, то мы лишь создаем последовательность уже существующих кусков железа, существующей энергии и так далее, сами не зная, откуда и как именно они создались. Значит, мы не знаем, куда поведет эта последовательность на самом деле.
Когда Василь закончил, я смотрел на мои руки, на ладонь. У меня совершено новый взгляд на вещи, потому что мне было интересно: как мы созданы? Наконец открылась тема о Крабе, я хотел что-нибудь спросить о нем, но не знал, как. Я спросил о том, как я могу уложить всех моих соперников и врагов, если мне это понадобится? Задал я ему очень сложный и глобальный вопрос, но он ответил, и ответ оказался вполне достаточным. Он ответил мне рассказом о Крабе:
Краб себя вел так, что я не стеснялся задавать ему вопросы, я спросил, как найти слабое место у врага, если он этого совсем не показывает, он мне ответил сначала этим выражением: «Сначала найди слабое место, потом врага, а не наоборот».
— Краб ждал, пока я подумаю несколько секунд, — продолжил Василь, — после нескольких секунд, видя, что я не понял, он ответил поподробнее: «У человека бывает много врагов. Они не показывают, что они твои враги, и ты не видишь твоего самого сильного врага, но если ты видишь слабое место своего слабого врага, то ты можешь уложить всех своих врагов. Нужно найти из них самого слабого. Он будет считаться самым слабым среди твоих врагов, потому что ты уже знаешь его слабое место. Когда ты уже нашел его, не спеши его замучить, а наоборот — дай ему шанс расти перед тобой, пусть он подумает, что он сильнее тебя. Он к себе соберет всех, кто хочет взять вверх над тобой. И когда он достигнет твоей степени, дай четкий и сильный удар прямо в слабое место, и он развалится на маленькие кусочки, а вместе с ним — все твои враги».
После его рассказа я был шокирован. Это было похоже на алгоритм, с помощью которого можно было бы победить всех. Достаточно было знать одну слабость одного врага, и ты уже победил его терпением. А ведь я понял, в чем нюанс. Нюанс в том, что их в конце концов побеждаю не я, а они сами. Ведь именно стремление к вражде их объединяет и в то же время сваливает их на землю.
Василь продолжил рассказывать, и я понял, что он еще не закончил:
— Но Краб всегда говорил: «Всегда нужно помнить об одном: закон глупости человечества рождает борьбу, а закон мудрости рождает мир».
Кто не борется за вечность, тот уже умер. В моей вечности нет умерших, а лишь то, что дышит, и лишь те, кто живы. Я жив, значит, мне дан шанс бороться за нее. Вечность похожа на пару невинных девушек: не отдаются никому, а если и отдаются, то отдаются до конца своих дней. А конца у вечности нет и никогда не будет. Когда я вижу в реальности, не могу не заметить: а ведь смерть в реале существует, это не выдумка. Может, и смогу взять к себе одну из вышесказанных невинных девушек до конца своих дней. Я спросил Василя, откуда у Краба такое имя — Краб.
— Он был сыном одного человека, у которого было много долгов, — сжимая пальцы, ответил Василь и продолжил: — И его отец все время работал, чтобы заплатить все свои долги, ему угрожали, его детям, семье, и он практически стал работать, как раб. Через несколько десятилетий, когда почти закрыл все свои долги, ему него прибавили еще нескольких долгов, которых он не брал никогда. Краб и его отец поклялись своей кровью, что больше не будут работать вынуждено, что они именно они сделали, я не знаю, но знаю, что им в этом помог человек по имени Саро. Потом Краба стали называть клятвой раба, покороче — Краб. А его реальное имя уже давно забыто.
— А его отец? — поинтересовался я.
— Его отец с женой уехали жить в деревню, а потом его никто не видел, это личная жизнь Краба.
Меня сразу заинтересовало: как же отец и сын вместе, как друзья, начали охотиться за справедливостью, но я еще кое-что понял: что не надо боятся — если кто-то угрожает тебе чем-нибудь, то не надо подчиняться его приказам, в противном случае ты становишься рабом до тех пор, пока не откажешься подчиняться ему.
День поторопил нас своими короткими минутами, и мы встретили вечер неторопливым ветром. Люди очень легко забывают те вопросы, на которые уже они получили ответы. Это ненормально, потому что не вспоминая своих вопросов, мы не вспомним и ответы на них. Вспомнить не значит вспомнить слова, буквы или видео или аудиозаписи, вспомнить — значит вновь почувствовать все вопросы и ответить на них с утешением, утешая самого себя, помнить, кем вы были и почему стали такими. И наконец понять, что не вера в силе, а сила в вере.
Мы вошли внутрь маленького сада. Мне он показался более родным, чем сама дача. Вот если б нашлось там то, что я искал вчера ночью, то дача стала бы еще роднее. Мы лишь те места считаем родными, где оценили нашу правду. Мы, люди, любим попасть в бесконечный цикл, не замечая, что мы все же должны признать существование бесконечности.
Я заметил, что Василь специально не идет по своим делам, чтобы я не чувствовал себя незамеченным и одиноким. Хотел его спросить, зачем он не идет к своим делам, потом подумал, что он лучше меня знает. Мы пили чай, говорили о разных делах, о разных темах. Были моменты, когда я хотел высказаться, но не смог объяснять так, как я хотел. Увидев это, Василь сказал:
— Если хочешь, я еще кое-что расскажу о Крабе.
Когда я согласился радостно, он продолжил:
— К Крабу приходят два парня. Один из них рассказывает свою историю так, чтобы никто из присутствующих не смог понять. Не так, что он не мог бы выразиться, а наоборот, просто так описывал случаи, что никто не смог понять главный смысл и суть рассказа. А другой просто не смог выразиться: хотел описать главный смысл, но не мог. Тогда Краб сказал, что прав второй парень, потому что тот, кто хочет, чтобы его поняли, постарается делать так, чтобы его поняли.
Снова удивился, и это тоже был из моментов, когда я не знал, что ответить. Представить себя рядом с Крабом для меня стало мечтой. Я всегда воодушевленно слушал Василя, но ведь мечта похожа на огромную гору: мы не знаем, что за ней стоит — радость или горе. Горем для меня стала смерть Краба.
Прошел еще один день и совсем необычным образом, но образ был полон мыслями и смыслами. На следующий день Василь подвез меня к офисному зданию. Мы вышли из автомобиля, сели на скамейку возле офисного здания, и Василь, указывая пальцем на здание, сказал:
— Они не слишком примитивны, как кажутся.
— Почему? — спросил я.
— Знаешь, как поступил один из них со знакомым? — улыбнулся Василь и продолжил: — Знакомый директора здания звонит директору и говорит: «Кем сможешь устроить моего знакомого? Но чтобы должность была ему по душе, скажем заведующим». Директора звали Иваном. Иван печалится, ведь он уже для себя выбрал для этой должности другого, того, кто действительно сможет справиться с этой должностью. У него был верный подчиненный, которого звали Артемом. Артема уважали все его коллеги. Иван позвал его к себе и сказал:
— Сегодня к нам приведут одного человека. Я приму его и устрою на работу, но ты делай так, чтобы он всегда неловко и нехорошо чувствовал себя среди вас. И создай атмосферу, что меня не надо уважать, и не надо ко мне обращаться и если кто-то обратится ко мне с жалобами и с претензиями против какого-нибудь с коллег, то он навсегда станет неуважаемым человеком в коллективе.
Верный подчиненный так и сделал, а это для него не представляло сложности. Тот человек, который устроился на работу, чувствовал себя очень обиженным в коллективе. Он не знал, что делать, к кому обратиться, ведь он думал: «В этом не виноват никто, если я обращусь к директору, то станет для меня еще хуже». И он обращается к своему знакомому и говорит, что хочет устроиться на другое место, и что он доволен Иваном и благодарен ему за поддержку. Знакомый звонит Ивану с просьбой уволить своего знакомого с работы. Иван притворяется и отказывается уволить, говоря, что его знакомый во всем разбирается. Потом еще раз знакомый человек обращается к своему знакомому, и снова тот звонит Ивану и просит, чтобы он уволил его с работы. Иван будто еле-еле соглашается, и Иван во второй раз получает благодарность от своего хорошего знакомого, — с впечатленной улыбкой закончил Василь.
— Да, у директора было преимущество — верность своего подчиненного, — сказал я и продолжил: — Верность своего подчиненного, а у его шефа это не было.
— Точно, — наконец-то Василь согласился со мной.
Себя я чувствовал, как ученик. Ученик, получивший хорошую оценку от учителя своего любимого предмета. И я наконец стал верить в себя. Люди иногда не верят сами в себя, потому что не знают, где найти себя. Я нашел сам себя в одно мгновение, когда почувствовал, что с моих губ слетело что-то правильное. Власть распространена так, чтобы она никогда не попала в руки мудрого, думаю, тот, кто распространяет власть, знает, что мы — люди, и этого мы не заслуживаем. А ведь легче разбить рукой бриллиант, чем человеческую глупость. И мир не станет идеальным до тех пор, пока на губах умирающих есть слова, что нужно сказать.
В эти дни я заметил, что начинаю осмысливать побольше. Сначала от переворотов у меня появилась головная боль, но потом уже я сам хочу осмыслить столько, сколько смогу вынести, потому что мне уже нравится. Может, это путь, который завершается распознанием, распознанием самого себя. Но, надеюсь, он не закончится.
Василь мне сказал, что Краба уважали и любили в основном за то, что он иногда поступал милосердно. Он меня спросил:
— Помнишь того деревянного человека, которого Краб отпустил?
— Да, — подтвердил я.
— Он однажды приходит к Крабу и благодарит его за то, что Краб помог устроиться на работу в деревне, и что он уже сможет вернуть свой долг, несмотря на то, что Краб освободил его от долга. Краб его спрашивает: «Где сейчас те деньги, которые ты собирал?» — «У меня здесь», — показывает крестьянин. «Тогда иди и купи себе дом, и живи там без долгов». Крестьянин поблагодарил Краба за щедрость и радостно вышел из дома. Краб посмотрел на меня и сказал: «Дай человеку свободу — и он подчинится тебе на всю свою жизнь, — и потом задумчиво улыбнулся и продолжил: — Больше свободы ему да, он больше тебе подчинится, меньше дашь свободы — подчинится меньше, но еще никто в мире не смог дать полной свободы ни одному человеку», — закончил Василь и спросил меня: — Понял?
— Да, но… — задумался я и продолжил: — Но вообще мир расположен так, что если ты силен, то ты себе подчинишь силой всех.
— Да, — согласился Василь и продолжил: — Поэтому не каждому нужно давать свободу. А если у тебя есть власть над другим человеком, то дай ему свободу, ничего не ожидая от него. И если он воспользуется этим и восстанет против тебя, то у тебя есть алгоритм, о котором я тебе говорил. А в алгоритме всегда выигрывает тот, кто дает свободу своему врагу. Сила и власть — самые непредсказуемые вещи: не знаешь, кому что попадет.
— Значит, нужно владеть не силой, а милосердием, — заметил я.
— Да, ты прав, Макс, — согласился Василь.
Я разделил мнение Краба.
Василь рассказал, что Краб любил общаться с бедными людьми. Сказал, что он это делал, потому что считал:
— Лучше общаться с глухими и слепыми бедняками, чем общаться со зрячими богатыми, потому что глухой и слепой бедняк видит и слышит больше, чем зрячий богатый. Потому что человеку ничего не нужно от глухого и слепого бедняка, и человек с ним будет обращаеться так, как ему захочется, — потом Василь продолжил: — Все хотят узнавать о многом, видеть многое, но когда узнают, что нужно для этого сделать, они перестают хотеть этого.
— А что значит быть бедным? — спросил я Василя.
— Быть бедным не значит не иметь никаких копеек в кармане, а быть бедным значит быть тем, от кого люди не ждут ничего взамен. То есть, если ты бедный, то у тебя нет ни денег и ни возможностей.
— Ни возможностей? Значит, получается, мы с тобой богатые? — спросил я.
— Да, но мы стараемся помочь беднякам и видеть мир с их точки зрения, — ответил Василь и продолжил немножко грустно: — Как это делал Краб.
Потом Василь спросил меня:
— Знаешь, зачем Краб выбрал меня?
— Да, Венок рассказал, — ответил я.
— Но не сказал он тебе, что Краб сказал до того, как дал мне крест, потому что это знаю только я.
— Значит, нет, не знаю, — ответил я.
— Он мне сказал: «Человек силен только тогда, когда не отказывается от своей правды, а самый слабый, когда не принимает свою ошибку». И я понял: мы безумцы, которые ищут честности на Земле, так как поиски в этом мире честности называются безумием.