Книга 6_Путь тени

Глава 12

– А, не бери в голову! – небрежно махнул рукой Киш. – Подумаешь, какие дела! Я понимаю, если бы случилось что-то серьезное, а так… Чепуха. Все еще можно изменить… Наверное… Нет, наверняка. Так что… Правильно я говорю?

Мати молчала. Она думала об отце, дяде, Шамаше, всех остальных, о том, как они сейчас, все ли с ними в порядке, не обманул ли Курунф их ожиданий. "В конце концов, ведь не может быть ничего страшного в том, что их мечты исполнятся. Все только об этом и думают – вот было бы здорово, если бы… А тут вдруг – о чудо!

Хотя, конечно, и ничего хорошего тоже нет. Иначе Шамаш сказал бы мне: "Сними этот губительный браслет и будь счастлива, как все"… Нет, – она мотнула головой, поняв – это не так, – Он бы ничего не сказал. Потому что браслет призван защищать меня от слуг Эрры. И раз он действует, значит… Но тогда…

Тогда значит, что в беде все остальные. А я ничем не могу им помочь!" Она с силой стиснула зубы, сжала кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели от напряжения.

"Я должна вырваться отсюда! Должна вернуться домой! Должна!" И тут она услышала слова караванщика, которые вернули ее в настоящее. В его голосе звучал вопрос, а девушка почему-то решила, что он спрашивал именно ее.

Тем более, что Нани и Инна молчали, глядя на нее, словно ожидая, что она скажет.

А Мати не слышала разговора и потому не знала, о чем ша речь. Она растерялась, смутилась, чувствуя себя неуютно под пристальными взглядами ровесников.

Нет, сказать "да" или "нет", не зная, с чем она соглашается и что отвергает, она не решилась. Но был еще один ответ, за который можно было спрятаться:

– Не знаю… Может быть…

Нани фыркнула, отвернувшись в сторону. Инна прыснула в ладонь. Лишь Киш продолжал глядеть на Мати, однако и его лицо не осталось безразлично спокойным.

Брови чуть приподнялись в удивлении, глаза округлились, словно услышал какую-то ошарашивающую новость.

– Что? Что-то не так? – вжав голову в плечи, спросила Мати. Ей стало не по себе.

Она чувствовала себя неловко – всегда неприятно, когда над тобой смеются, особенно – если не понимаешь, над чем. "Не над моими же словам, – девушка пыталась отыскать причину, но у нее не получалось. – Я не сказала ничего такого.

Я вообще ничего не сказала!" -Все не так! – Нани смотрела на нее с вызовом. – Вежливые и воспитанные люди обычно не подслушивают чужих разговоров!

– Чужих?

– Ну да! То, что рядом говорят, еще не означает, что разговаривают с тобой! Мы живем в одной повозке, но жизни у нас разные!

– Нани… – Киш глянул на подругу с осуждением.

– Что! Ну что я такого сказала! Правду! Причем ту, в которую верит она сама! Вот уже месяц твердит, что здесь ненадолго, что за ней вот-вот, ну прямо сейчас придет повелитель небес и заберет в свой солнечный замок!

– Я не говорила…

– Про замок – может быть, – перебив ее, продолжала Нани, – а все остальное – каждый день и не по одному разу. Все это время ты старательно убеждала нас, что только гостья. Ну вот, я согласна – чужая, так чужая. А с чужаками не говорят. И еще. Ладно, понятно, что порой, когда сидишь рядом, трудно не услышать, о чем шепчутся спутники. Ну там родители, пока живешь в их повозке. Услышал – и услышал. Все. Молчи. И может быть, никто не узнает о твоем проступке. А уж отвечать на вопрос, заданный не тебе – это верх неприличия!

– Прости…-покраснев, она сжалась еще сильнее.

– И уж вовсе глупо отвечать, пропустив вопрос. Это же просто смешно!

– Я не хотела…

– Не хотела она!

– Да ладно тебе, Нани, ничего же не произошло!

– Добренький ты больно, Киш! Все готов простить… Слушай, может ты в нее влюбился? А я-то думаю, что это вдруг: "Не бери в голову! Какие дела!" -Так ты ревнуешь!

– С чего бы это! Я! Ревновать! Что ты вообще о себе возомнил!

– А вот я ревную, – вдруг проговорила Инна и головы ее друзей тотчас повернулись к ней.

Девушка сидела, рассматривая линии на своей ладони – тонкие, неровные.

– Ты что? – с непониманием глядя на нее, спросила подруга.

– Ничего!

– Ну ты… даешь! – во взгляде юноши зажглось восхищение. Его глаза смотрели на Инну совсем иначе, чем еще миг назад – оценивающе. Красивая, смелая и, оказывается, неравнодушная…не ровно дышащая… "Занятно… – читалось в его глазах. – А что? – он выпрямился, расправил плечи, чувствуя гордость за себя. – Выходит, я ничего", – не то чтобы он был влюблен в Инну… Нет, конечно, был, даже, как ему казалось, сильнее, чем в Нани, вот только… Одно дело мальчишеская влюбленность и совсем другое… Он повернулся к Мати.

– Ты ведь не слышала, о чем мы говорили, верно?

– Да все она слышала!

– Нани, ты только что ее обвинила в том, что она отвечает на вопросы, заданные не ей. И вот теперь поступаешь так же!

– Нет, не так!

– В чем же разница?

– В том, что мы – люди одного каравана, а она – чужая! Вот в чем!

– Пока чужая.

– Что? – глаза Нани подозрительно сощурились, а взгляд стал такой злой и холодный, что, встретив его, юноша нервно дернул плечами, однако продолжал:

– Скоро нам всем проходить испытание…

– Нам! Не ей!

– И ей тоже, – промолвила Инна, по-прежнему глядя в сторону, – я слышала, как Гареш говорил – если она не сможет до совершеннолетия вернуться в свой караван, ей будет разрешено пройти испытание здесь.

– Но почему!

– Потому что она – Хранительница.

– Да какая она Хранительница! – пренебрежительно фыркнула Нани. – Ничего не может!

Вон малыш – кроха, а теплом от него прямо пышет. А помнишь, он зажег огненную воду в лампе одним взглядом, даже не коснувшись ее!

– Повелитель небес говорил: все рожденные в снегах наделены даром. Значит, и она тоже.

– Ну да! Конечно! Дар у нее есть! Только бесполезный – предсказывать будущее!

Глупо знать, что что-то случится, когда ничего не можешь изменить. Потому что это под силу даже не всем небожителям…

– Ладно, Нани, хватит! Вон, чуть ли не до слез довела…

– Я не плачу! – поспешно проговорила Мати, щеки которой действительно остались совершенно сухими, несмотря на всю боль, которая была в ее душе.

– Так ты… – Киш повернулся к ней, взглянул пристально настороженно. – Пройдешь испытание? Конечно, если так случится, что тебе придется остаться в нашем караване…

– Остаться? – она мотнула головой.

– Нет, конечно, я понимаю – тебе не хочется не то что говорить, но даже думать об этом. Я бы, наверно, на твоем месте чувствовал себя так же, но… Мати, ты ведь понимаешь: в жизни всякое бывает. И не только хорошее. Может быть, боги решили испытать тебя…

– Давай не будем об этом! – взмолилась девушка. – Пожалуйста!

– Хорошо, хорошо, – поспешно согласился Киш. – Я только хотел спросить… Если так случится, ты… Ты не будешь против?

– Против чего? – она смотрела на него, не понимая, что ему от нее надо?

– Я же сказала: она не слышала нашего разговора! – вновь вмешалась в их разговор Нани. – Только что-то. Скорее всего – один вопрос!

Караванщик бросил на спутницу быстрый взгляд, в котором недовольство соединялось с осуждением. А затем продолжал, повернувшись к Мати.

– Мы говорили… – он был готов все повторить с самого начала. – О том, что случилось вчера.

– Вчера?

– Полноправные были на круге… Ну, – он неуверенно помялся. – Это был не совсем круг Потому что никто его не собирал. Все сами как-то собрались…

– Там говорили обо мне? – Мати затаила дыхание, так, словно в этот миг решалось ее будущее.

– Да.

– А почему тогда меня не позвали?

– Да потому что ты не прошла испытания! – взмахнула руками Нани. Весь ее вид говорил: – "Ну ни дура ли?" – У тебя нет права голоса! Как у рабыни!

– Как и у тебя! – не выдержав, резко бросила ей Мати. До этого мига она сдерживалась, прекрасно понимая, что девчонка специально подтрунивает над ней.

Единственное, что ей было не ясно – зачем она это делала, с какой целью? Ну должна же быть какая-то цель! Не просто же так, лишь чтобы поиздеваться…

– Ну-ну! – губы Нани скривились.

– Они же не могли ничего решить за меня! За моей спиной! – девушка повернулась к Кишу. В ее глазах был не просто вопрос, но и боль. – Ведь нет, правда? Я… Я не рабыня! И не сирота! У меня есть отец…

– Который неизвестно где!

– Нани, – Киш недовольно поморщился, – закрой варежку, а?

– Очень мило! Теперь ты будешь мне хамить? И из-за кого? Самой дочери спутница бога солнца!

– Перестань!

– Это ты перестань! – Инна решила, что достаточно оставаться сторонним наблюдателем, пора заступиться за подругу. – Что ты затыкаешь ей рот? Она в своей повозке и вправе говорить все, что хочет! А если мечтаешь поговорить со своей невестой наедине – шел бы ты с ней куда… подальше! – ее голос звучал зло, а глаза, стоило в них отразиться чужачке, вспыхивали такой ненавистью, которая была готова спалить все вокруг, точно пролившаяся огненная вода.

Ничего не говоря, Мати двинулась в сторону полога.

– Ты что это? – окликнула ее караванщица.

Девушка лишь сильнее сжала губы. Она оставила все попытки справиться со злостью, которая просто переполняла ее. "Да, дар предвидения – абсолютно бесполезная ерунда! Вот если бы у меня была сила, я бы… А…" – она мотнула головой.

– Что трясешь головой, как олень? – губы Нани смеялись, однако глаза оставались совершенно серьезны.

– Лучше быть оленем, чем такой, как ты!

– Что же ты до сих пор человек? Попросила бы повелителя небес превратить тебя в олениху. Как ту рабыню.

– И попросила бы! Если бы Он сейчас был рядом! Только не в оленя, а в золотую волчицу!

– Не терпится перегрызть мне горло? Спрятавшись в шкуру священного зверя, чтобы остаться безнаказанной?

– Да! Вот только будь Шамаш здесь, рядом, вы бы не посмели не то что говорить со мной так, но даже думать!

Она ждала, что ответом ей будет взрыв ярости, но услышала веселый, даже как могло показаться – довольный смех.

– Ну вот тут ты ошибаешься, – качнул головой Киш, продолжавший сидеть в своем углу. Было видно, что он вовсе не собирался покидать повозку.

"Выходит, и ты не на моей стороне… – нахмурилась Мати. – Впрочем, чего еще я ждала? Они друзья, а я – неизвестно кто. Пригоршня снега, свалившаяся на голову и внесшая беспорядок в обычное течение жизни. Наверное, я бы первая осудила того, кто предал своего ради чужака… Точно. Я поступила бы именно так. И презирала бы его…" – она тяжело вздохнула, вынужденная признать, что Киш был ей симпатичен. Да… Он нравился ей все больше и больше. Однако о девушках она сказать того же не могла. Они раздражали ее уже одним своим присутствием. Но не могла же она прогнать караванщиц из их собственной повозки!

А Киш между тем продолжал:

– Ты просто их плохо знаешь. Скорее уж даже наоборот – будь господин Шамаш где-то рядом, они бы над тобой подтрунивали еще сильнее.

– Подтрунивали?! – пораженная, воскликнула Мати.

– Неужели ты не поняла? Они просто пытаются поддержать тебя, отвлечь от горьких мыслей! Хотя… Может быть, ты и права… Если бы Он был рядом, в этом не было бы необходимости. А так…

– Поддержать?! С каких это пор издевательство…

– Ну вот еще! – возмутилась Нани. – Издевательство! Издеваемся мы совсем по-другому!

– О да! – хихикнула Инна. – Видела бы ты ее тогда! "Да, дорогая, да, милая, да, ненаглядная!" Просто расцеловать готова! А за спиной… – она поморщилась. – Ну ты сама понимаешь. Числу всевозможных пакостей и гадостей нет числа. Начиная с дохлых снежных крыс под подушкой и опрокинутых плошек с водой прямо на одеяло, до порезанных кофт и штанов и потерянных варежек.

– Что смотришь с таким удивлением? Неужели сама не забавлялась подобным образом с теми, кто противен твоей душе? – караванщицы вели себя так, словно говорили о совершенно обыденных вещах.

– Нет! Никогда! – испуганно прошептала Мати. Она и представить себе не могла, что возможно нечто подобное. Ей и так было плохо в этом караване, но едва девушка представила себе, что с ней случилось бы нечто подобное, стало вообще тошно.

– Ну это потому, что ты идешь в караване спутников бога солнца, – Киш наклонил голову. Было ясно, что он прекрасно понимал, о чем говорили его спутницы, хотя сам придерживался несколько других представлений о мести и всем таком.

– Конечно, при Нем никто не осмеливался вести себя так, – Инна бросила быстрый взгляд на Нани, чтобы, уловив еле заметный кивок подруги, понять, что говорит все правильно.

– Но если бы ты спросила тех, кто постарше… Во всех караванах, обычных караванах, ваш не в счет, все одинаково. Да что караванах – в городах то же самое…

– А вам приходилось…? – любопытство пересилило страх и Мати решилась спросить.

– И сколько раз! – хмыкнула Нани. Ее взгляд стал задумчив, плотно сжатые губы побледнели, лицо сделалось серьезным и очень печальным, таким печальным, словно в прошлом ей пришлось пережить нечто, до сих пор причинявшее ей боль. – Не думаешь же ты, что я родилась такой жестокой? Все эта жизнь! Будешь мягкой – тебя съедят.

– А Инна…

– Ей можно. Рядом со мной. Потому что я защищаю ее. И Киша тоже. Никто не хочет связываться со мной – себе дороже. Вот и их не трогают. Или ты веришь, что они просто так терпят меня, что им нравится моя резкость?

– Мы привыкли… – вздохнул Киш.

– Они терпят меня – потому что я им нужна. А они нужны мне. Чтобы хоть с кем-то время от времени быть самой собой. Чтобы не забыть, какая я на самом деле.

– Но… Вы уже почти взрослые… Кто сейчас-то… – непонимающе глядя на собеседников, пробормотала девушка -До тех пор, пока ты не станешь старухой, всегда найдется кто-то, кто будет старше. А, потом, младшие тоже не лыком шиты. Особенно когда их много.

– Мати, жизнь – она страшная штука. И выживать почти всегда значит бороться.

– Конечно, любимице бога солнца можно не знать всего этого.

– Нани, у нее другие проблемы.

– Да знаю я, Киш! Небось, тоже читала легенды! Только это совсем другое! Хотя…

Как я могу судить! Ведь, читая легенды, знаешь, что все уже закончилось, все испытания и страхи позади. Да и происходит все не с тобой… А каково так жить…

– Вы… Вы испытывали меня все это время?

– Можно и так сказать, – переглянувшись, ответили ей караванщики.

– Чтобы узнать…что я не такая, как все?

– Мы знали, что ты не такая. Просто… – Нани на мгновение задумалась. – Помнишь, что случилось в прошлый раз?

– Когда меня чуть было не убили?

– Да что могло с тобой случится! Наделенная даром да еще под защитой бога солнца!

– Но вы говорили, что чувствуете свою вину…

– Взрослые. Они верят, что виноваты. Перед господином Шамашем. Они винятся перед тобой, чтобы простил Он.

– А вы – нет? Считаете, что ни при чем?

– Мы были детьми! Которых как раз учили слепо следовать законам, боясь больше самой смерти любого шага в сторону от их тропы!

Мати опустила голову на грудь. Она начала понимать. – А Шамаш говорил – дети выше всех законов мироздания…

– Не совсем так, – качнул головой Киш и поспешил исправить собеседницу, старательно повторяя каждое слово так, как оно было записано в свитке легенды: – "Все законы мироздания, данные богами, написанные людьми – не важно, – все они подчиняют себе лишь взрослых. Дети выше их".

– Это то же самое.

– Может быть. Но данная господином Шамашем заповедь достойна того, чтобы выучить наизусть каждое сказанное Им слово.

– Да… Наверное…

– Тебя увел повелитель небес, – продолжала Нани, – а мы остались.

– Вам, наверно, пришлось несладко…

– Мягко сказано! Ты и представить себе не можешь, как нам досталось от родителей!

Киш неделю отлеживался. А нас с Ниной обрили наголо. Конечно, под шапкой не видно, лысая ты или нет, но все ведь знали и смеялись. И потом в городе…

Вместо того, чтобы праздновать, мы сидели в повозках родителей, боясь нарваться на чью-то злую шутку.

– А когда в караване узнали, что вы – спутники бога солнца… – Инна тяжело вздохнула, качнула головой – нет, ей даже вспоминать об этом не хотелось.

– В общем, нас снова наказали. По второму разу. И припоминают до сих пор.

– Словно мы во всем виноваты!

– Но то, что сказал тогда Шамаш, относилось и к вам! – воскликнула Мати. – Ведь вы тоже были детьми!

По повозке прокатился нервный смех.

– Ты бы объяснила это все хозяевам каравана!

– И, желательно, в прошлом. Сейчас-то уж что!

– Вы хотели мне отомстить? – с сомнением переводя взгляд с одного собеседника на другого, спросила девушка.

– Только об этом и мечтали! – фыркнула Нани с таким видом, словно все было совсем не так, скорее наоборот.

– Я… Я ничего не понимаю! – пробормотала Мати. Действительно, она окончательно запуталась. В чем правда, в чем обман? Где настоящее, реальное, а где – только игра?

– Мы так и думали.

– Нани, – девушка повернулась к заводиле этой маленькой группки, понимая, что главное – ее слово и речь остальных – не более чем отражение или повторение. – Я…

Простите меня за то, что случилось с вами тогда!

– Ладно, – караванщица не стала отнекиваться, убеждая гостью, что на самом деле та ни в чем не виновата, что они сами всему виной.

– Но если вы не мстите мне сейчас, зачем все это? Почему вы так жестоки со мной?

– Чем быстрее ты поймешь, что снежная пустыня – не край благих душ со всеми его чудесами, что боги далеко, а люди – вот они, рядом, и куда опаснее всех демонов Губителя, чем холоднее станет твое сердце и толстокожей душа, тем легче тебе будет жить дальше.

– Вы… Вы хотите, чтобы я ушла из вашего каравана? – не слыша ее слов, спросила она. Ей вдруг вспомнилось случившееся с Шуши и Ханом, когда их не приняла волчья стая. – Вы… Хотите, чтобы я вернулась туда, где мое место?

Ее собеседники переглянулись.

– Ты что, не слушала меня? Или слышала лишь то, что хотела услышать? Мы только о том и говорим, что тебе нужно найти себя здесь!

– Но я совсем не собираюсь оставаться у вас навсегда! – вскричала Мати.

– Вот опять! Что за упрямая девчонка! – всплеснула руками Нани. -Ну объясните ей кто-нибудь, наконец! Может быть, вас она услышит!

– Сколько тебе остается до испытания? – почему-то спросил ее Киш.

– Недолго.

– А точнее?

– Зачем это тебе? Не завтра и не послезавтра, а все остальное…

– И все же?

– Я не считаю дни!

– Да? А мы вот считаем. Мне – тридцать восемь.

– Киш, эта точность действительно ни к чему. Важно другое, – начала Нани, но затем замолчала, знаками показывая ему, чтобы он продолжал.

– Да, наверно… В общем… Ты знаешь, что такое обряд испытания?

– Нет, – честно призналась Мати.

– Нет… – караванщицы переглянулись. – Хорошо… То есть ничего хорошего в этом нет. Ладно… – девушки перевели взгляд на Киша.

– Ну конечно, – вздохнув, проворчал тот, – как что-то рассказывать – то я…

– Не хочешь – только скажи! Я могу и сама! – воскликнула златоглазая.

Юноша глянул на девушку с удивлением. Он ожидал подобного замечания от Нани, собственно, даже нарывался на него, но никак не от Инны. А поэтому, растерявшись, замолчал. Но всего на мгновение. Спустя которое продолжал, как будто последние фразы не были сказаны вовсе.

– Значит, так. Если вкратце, испытание – это такой обряд, когда человек встречается со своей судьбой. Караванщики – те, кто сам уже прошел испытание…

– Полноправные, – кивнула Мати.

– Что? – он глянул на нее. Замечание гостьи прервало слаженный ход его объяснений и ему потребовалось несколько мгновений на то, чтобы вновь поймать цепь.

– Собираются полноправные…

– Да. На круг. И читают молитвы, призывающие богов. А потом особое заклинание, в словах которого заключена просьба даровать стоявшему в центре круга свою судьбу.

– И все?

– Ну… Не совсем… Иначе обряд назывался бы посвящением, а не испытанием. Дело в том, что свою судьбу надо заслужить. И сделать первые шаги по прочерченной ей тропе. А эти шаги – самые трудные… Но это сейчас не важно. Не об этом речь. О другом.

– Ты пытаешься мне объяснить, что караванщики не станут собирать круг ради чужачки?

– Да нет же! – всплеснул руками Киш. – При чем здесь это! Просто…

– Не надо, – вдруг попросила она.

– Что не надо?

– Не рассказывай ничего.

– Но…

– Я поняла главное – мне нельзя проходить испытание в вашем караване. А почему – не важно.

– Но причина всегда важна!

– Не для меня.

– Дело в том, – он все-таки сделал еще одну попытку объяснить, – что в каждом караване свои заклинания. И молитвы, зовущие небожителя, тоже свои. И…

– Я сказала – не важно!

– И еще. В круг вводят родители.

– Да, я помню… Дядя Евсей говорил… Поэтому сирота не может пройти испытание.

– Если ее не удочерят.

– И… Я здесь одна…

– Гареш думал об этом. Он готов принять тебя в свою семью.

– Ну уж нет! – вскричала девушка, а затем, немного подумав, смутилась, поспешила извиниться: – Простите меня, пожалуйста! Я вовсе не хотела кого-то обидеть! Вы…

Вы предлагаете мне много больше, чем принято давать чужаку – вы готовы принять меня в свою семью… Я же веду себя как неблагодарная тварь… Просто… Я не могу даже думать об этом. Ведь у меня есть отец. И принять другого, это…

Отказаться от своего отца… Я… – ее глаза наполнились слезами. – Получается, я предаю его!

– Громкие слова! – хмыкнула Нани.

– Громкие?! – она была готова взвиться. – Я говорю то, что чувствую! Если тебе это кажется смешным – смейся! Но не жди, что после всего этого я поверю заверениям о том, что ты беспокоишься обо мне!

– Еще чего не хватало! Я что, твоя мамочка!

– Но ты говорила…

– Ничего я такого не говорила!

– Мати, почему ты не хочешь, чтобы тебя удочерил Гареш? – спросил Киш, возвращая ее к прежнему разговору.

– Я уже сказала…

– Все совсем не такое, каким кажется на первый взгляд. Ты никого не предаешь.

– А что же тогда я делаю!

– Просто пытаешься выжить! Проходишь испытание, вот что! Жизнь – она ведь самое главное испытание, верно? И твой отец знает это. Я уверен:: больше всего на свете он хочет, чтобы ты жила.

– Но какой ценой!

– А какой ценой? Какой? Что, собственно, в этом такого? Ты ведь будешь этой… удочеренной! всего каких-то несколько мгновений, а потом…

– Да хоть одну снежинку мгновения! Я не предам отца!

– Тогда ты станешь рабыней каравана.

– Нани! – Киш был готов броситься на нее с кулаками.

– А что я сказала? Ну что такого я сказала? Правду, только и всего!

– Но… – начала Инна, однако караванщица прервала ее.

– Что – "но"?! Какое тут может быть "но"! Если ее никто не удочерит, то некому будет ввести в круг, если ее некому будет ввести в круг, она не пройдет испытание, а если она вовремя не пройдет испытания, у нее не будет своей судьбы!

Значит, она будет рабыней! Вот и все!

– Нет! – сквозь зубы процедила Мати, полная уверенности – "Не быть этому!" -Как это – "нет"! И каким, интересно, образом ты сможешь это изменить? Или ты станешь частью нашего каравана, или – никем!

– Шамаш найдет меня прежде…

– Не надейся! Если повелитель небес не сделал этого до сих пор, значит, у Него другие планы. Может, ты надоела Ему, может, чем-то нарушила Его волю, прогневала…

Мати прикусила губу.

"А ведь верно. Я постоянно что-то делала не так. Особенно в отношении Его.

Упреки вместо благодарности. Дерзость вместо почтения. А сколько раз Он оказывался перед лицом опасности, принимая на Себя мою беду?" – она тяжело вздохнула -Значит, я права, – удовлетворенно кивнула Нани.

– Я все равно не стану рабыней! Я лучше уйду в снега! – ее голос был полон решимости, губы сжались в тонкие бледные нити, страх покинул сердце, оставив лишь какое-то нервное возбуждение.

– Это только сказать легко: "Уйду в снега"! – усмехнулась Нани. – А ты попробуй, сделай!

– И сделаю! – она готова была убежать прямо сейчас.

Но возглас Киша остановил ее.

– Прекратите вы, обе!

Девушка сникла, сжалась в комок. Ее душа была готова кричать от боли. И только губы молчали.

– Сам перестань! – в отличие от гостьи, Нани, наоборот, замолчать была уже не в силах. Она кричала, махая руками, наклонившись вперед с таким видом, словно, скажи юноша еще хотя бы слово, набросится на него, готовая придушить. – Вот ты как заботишься о ней, да? Желая ей смерти?

– Нет! – глаза Киша сверкнули и вглядывавшейся в них в ожидании ответа Мати показалось, что в них кроме решимости была еще и яростная ненависть, которая, обладай она пламенностью демонской злости, испепелила бы ту, на кого был направлен взгляд.

– Что зыркаешь? Что? – Нани тоже заметила эту вспышку, однако не испугалась – разозлилась еще сильнее. – Ты что, не понимаешь? Она ведь готова исполнить свою угрозу, если что-то пойдет не так, как ей хочется!

– Вот именно! – процедила сквозь зубы Мати, однако если кого она и ненавидела в этот миг, то никак не Киша.

– Конечно, – презрительно глянула на нее караванщица, – эта ведь дура – не просто верит в богов, знает, что Они существуют на самом деле, а не только в ее вере!

Она… Она влюблена в Них! И уверена, что смерть приблизит ее к Ним. И при этом совсем не беспокоится о том, что это будет только сон тени!

– Тень тоже может чувствовать! И служить!

– Да сколько угодно! Только боги ненавидят, когда смертные решают за Них, когда жить, а когда умирать, крадя у небожителей Их право выбирать пути и судьбы! Убей себя – и ты очень быстро поймешь, какую ошибку совершила! Тебе дадут это понять!

Заставят понять!

Опустив голову на грудь, Мати молчала.

"Шамаш не любит даже разговоры о самоубийстве. Он считает его страшным грехом.

Совершивший этот шаг может потерять все: и вечный сон, и покой души… " А Нани продолжала, не особенно утруждая себя подбором слов:

– Ты, конечно, дура…

Глаза Мати вскинула голову, открыла рот, чтобы сказать все, что думала о своей собеседнице, но не успела, поскольку та продолжала:

– Но не настолько же, чтобы не понимать этого! И раз так – можешь говорить все, что угодно, но ты никогда не сделаешь ничего подобного! Никогда!

– А вот и сделаю! – она с силой сжала кулаки. Злость наполнила душу. Она перестала понимать, что происходит, что говорит, и, главное, зачем. Словно была какая-то неведомая сила, заключенная в ней, но не подвластная, наоборот, властвовавшая ею, которая в этот миг управляла словами и направляла поступки.

– Ну, давай, карты тебе в руки! Иди! Прямо сейчас! Ну!

– А вот и пойду!

– Конечно, ты же любимица бога солнца! Ты убеждена, что стоит тебе оказаться перед лицом беды и Он, бросив все, кинется тебя спасать! А если нет? Если ты совсем не такая особенная и неповторимая? Если ты – такая же, как все? Ах да, ты ведь рожденная в снегах, а, значит – наделенные даром! Но помнишь, что говорят легенды: "Наделенные даром и Хранители – не одно и то же". Если, конечно, ты понимаешь, что это означает. Ведь сила может быть разной. И такой слабой, что ее не хватает даже, чтобы зажечь лампу с огненной водой, так, какая-нибудь безделица, вроде способности угадывать грядущее.

– Нани, хватит… – заметив, как побледнела гостья, Киш попытался утихомирить Нани, но та разошлась не на шутку и ее не смогла бы остановить и толпа духов.

– Перестань затыкать мне рот! – прикрикнула она на спутника. – И вообще: я не с тобой говорю! Что ты слушаешь чужой разговор? Что вмешиваешься в него? Что, кто-нибудь спрашивал твое мнение?

– Нет, но…

– Нет – так заткнись! – переведя дыхание, она повернулась к Мати. – Будь у тебя настоящая, стоящая сила, ты бы не нуждалась постоянно в помощи господина Шамаша!

Повелителю небес не было бы необходимости постоянно тебя спасать!

– Ее сила может просто спать до времени… – не вполне уверенно проговорил юноша.

– До тех пор, пока она не коснется священного камня в одном из городов. И вообще, ты не думала, что, может статься, просто небожитель, Который наделил ее даром, не хочет, чтобы сила проявилась до установленного Его волей мига?

– И что еще? Что еще ты придумаешь для того, чтобы утешить ее?

– Это ты придумываешь! Не я! – Киш, наконец, сделал свой выбор, решив встать на сторону чужачки. Решение далось ему с трудом. И эта тяжесть, замешанная на стыде за свой страх и вызванное им промедление, теперь, когда все осталось позади, прибавляла ему уверенности и решимости стоять на своем до конца.

Нани только презрительно фыркнула.

– Я так и знала! Что ты слабак! И, едва представиться возможность, предашь меня!

И ради чего, Киш? Подумай своей дырявой головой: ради кого? Бывшей любимицы повелителя небес?

– Почему бывшей?

– А, значит я права! В этом дело! Слышишь, Мати, он совсем не бескорыстен. Ему что-то, от тебя нужно… Что-то… Как многим здесь – по крайней мере, попасть в легенду, а то и – на глаза богу солнцу. И ради этого он готов драться со мной.

Ради этого, чужачка, а не ради тебя!

– Откуда тебе знать…

– Вот знаю – и все!

Губы Мати дрогнули, едва заметно шевельнулись.

– Что ты там шепчешь?

Ответом ей была тишина, в которой, спустя какое-то время, послышался смешок Инны.

– А ты что смеешься? – резко повернулась к ней Нани.

– Не бойся, не над тобой. Просто… – она хихикнула. – Со стороны ваш спор выглядит таким забавным!

– Да что ты понимаешь! – возмутился Киш. Нет, он и не ожидал понимания или, тем более, поддержки от той, которая всегда была лишь тенью Нани, хотя и более красивой, но и глупой.

– Во всяком случае, больше, чем ты! – фыркнула Нани. – Хотя тебе следовало бы!

– Почему ты так ненавидишь ее?

– Ненависть – слишком сильное чувство. Для нее. Это скорее… Хотя, может быть. Я уже говорила об этом. Но если ты не слышал, что же, я повторю. Она родилась в таком же караване, как и мы. И ничем не заслужила особенного пути, особого положения!

– Но я не виновата… – прошептала Мати. Она хотела сказать… Объяснить, что не напрашивалась на такое особое положение, не молила бога солнца соединить свой путь с тропой каравана, что все произошло случайно… Но хмурый, полный презрения взгляд Нани заставил девушку умолкнуть, прикусив губу. В конце концов…

Какая разница? Чужачка ведь все равно не станет ее слушать. Да и…

"Мне все равно, – мысленно твердила она, – все равно…" – хотя все было и не совсем так. Но, может быть, со временем ей и удалось бы убедить себя в этом. Вот только времени ей никто давать не собирался.

– Не виновата она! – губы Нани скривились.

– Это был выбор бога солнца, не ее! – попытался заступиться за Мати Киш. Но эта попытка была робкой, да и бессмысленной, потому что как никто другой юноша знал, что его спутница привыкла жить только своим мнением, не считаясь со словами других.

– Но главное – другое, – караванщица не собиралась останавливаться. – Ей было оказано огромное доверие. Та, в образе которой повелитель небес видит смертных.

Та, которой было позволено еще при жизни служить небожителю…

– Нани, в конце концов! Так нельзя – говорить о ней так, словно ее здесь, рядом и нет вовсе…

– А что такого? – удивленно хлопая длинными черными ресницами как ни в чем не бывало, спросила Инна, весь вид которой был -сама невинность.

– Да, что такого? – подхватила ее подруга. – Что я сказала? Ничего особенного. И вообще, я ведь не ей говорила. И нечего слушать чужие разговоры… На чем я остановилась? На служении… Да… Продолжаю, – она говорила это совсем не потому, что ей нужно было время, чтобы поймать нить разговора. Просто, прежде чем сказать что-то новое, Нани хотела убедиться, что собеседники поняли, к чему будут сказаны эти слова. – И что же? Она оправдала это доверие? Нет! Из-за нее, ее глупости, трусливости… не знаю, чего еще… не важно, почему, главное – из-за нее господин Шамаш был ранен своим собственным слугой – драконом, а священный зверь Его божественной супруги, госпожи Айи и вовсе умер! Из-за нее Он мог покинуть землю, разочаровавшись в людях, мог уничтожить все вокруг, решив, что если все смертные такие, то не заслуживают жизни, что… Всякое могло случиться, вот что!

– Я… – Мати втянула голову в плечи, сжалась, словно ожидая удара плетки. Ей было больно. Очень. Потому что упрек был справедлив, ведь она сама считала, что виновата.

"Смогу ли я когда-нибудь избавиться от этой боли, этой ноши? Или буду всегда носить ее с собой? И даже в вечном сне буду вспоминать и плакать…плакать…

Если мне будут даны слезы. Ведь они – тоже утешение, чтобы заслужить которое нужен хотя бы взгляд прощения… Но умереть… – она вздохнула. – Мне не хотелось бы причинить боль Шамашу…" – ведь ее смерть могла расстроить бога солнца. Во всяком случае, ей хотелось верить, что так и будет.

Так или иначе, Мати решила не торопиться: "Уйти в снега я всегда успею. И…

Может быть, этого и не понадобится…" – она так привыкла верить в чудо, что не сомневалась: оно обязательно произойдет в тот самый миг, когда будет особенно нужно, и даже сейчас, пережив и веру, и сомнение, не прекращала надеяться.

Киш опустил голову на грудь, помолчал несколько мгновений, затем поднял взгляд на Мати:

– Не хочешь немного прогуляться?

– Да! – Мати рванулась к пологу. Ей не терпелось поскорее выбраться из повозки, в которой ей было тесно и так плохо, как, наверное, не было бы в черных пещерах владений госпожи Кигаль.

– Идите, идите, – зло крикнула им вслед Нани. – Муж и жена!

После этих слов Мати покраснела ярче зари и выскочила из повозки так быстро, как если бы за ней гналась свора демонов. Прыгая вниз, в снег, она как-то неловко ступила, заскользила по снежному насту и, как ни пыталась удержаться на ногах, непременно упала б, если бы оказавшийся рядом Киш не успел схватить ее за руку.

– Осторожно, – отводя ее чуть в сторону от невидимой линии тропы, по которой шли повозки, тихо сказал молодой караванщик.

Мати взглянула на него с благодарностью. И не столько за эту протянутую руку, на которую она оперлась, сколько за поддержку души, духа.

– Спасибо тебе, – прошептала она тихо, чтобы не услышали остальные и не засмеялись. А она почему-то была уверена, что над ней будут смеяться.

Обязательно. Непременно. И от одной мысли об этом хотелось сжаться в комок. А еще лучше – забиться в норку снежной крысы.

– Не за что, – он улыбнулся, подмигнул, пытаясь подбодрить ее. – Эти две стервы…

Не обращай на них внимания, – юноша хотел еще что-то добавить, но умолк, заметив, что девушка болезненно поморщилась. – Что? Что-то не так?

– Так нельзя.

– Что? Говорить правду? Они – две снежные змеи, которые шипят у себя в норах и выползают из них только для того, чтобы кого-нибудь ужались.

– Шамаш говорит, что не правильно обсуждать людей у них за спиной.

– Ты считаешь, что мне следовало бы сказать это прямо им в лицо? – хмыкнув, Киш качнул головой: – Себе дороже.

– Нет, я просто…

– Передаешь слова повелителя небес? Что ж… – Киш пожал плечами. – Раз бог солнца так считает… Я постараюсь следовать Его заповедям. Но не могу обещать, что у меня получится. Это… Должно быть, это очень сложно.

– Да, – она даже сделала попытку улыбнуться. – Я знаю. У нас тоже не всегда получается. Всякий раз находится тот, кто срывается, и… – на этот раз улыбка получилась более откровенной.

– Тебе тяжело здесь?

Она кивнула.

– Одиноко?

Еще один кивок.

– А они только мешают, тревожат твою душу, не дают покоя даже в миг тишины, потому что остаются мысли, которые проникают и во сны…

– Все верно, – Мати тяжело вздохнула. Да, именно так она себя чувствовала.

Конечно, ей было странно обнаружить понимание там, где она совсем не ожидала его найти. Но… В конце концов, ведь именно этого она ждала, об этом мечтала все последние дни. К чему доискиваться до причин?

– Я понимаю тебя. Ох как понимаю! Мати, пока я не очень-то могу тебе помочь. Я…

Я не могу пойти против Нани и Инны. Это… – он криво усмехнулся. – Это почти то же самое, что убежать в снега в метель. Может быть, даже хуже. Что – что, а жизнь портить они умеют.

– Неужели уже было… – Мати не могла поверить. Что бы там ни было, как бы жестоки девушки ни были к ней… "Они вправе. Я ведь чужачка. Но со своими… " -Да. И не раз. Сперва, пока мы были еще маленькие, из-за нее одна девочка… не умерла, хвала богам, нет, но… в общем, еще немного, и она убежала бы в снега.

– А… Кто она?

– Ты ее не знаешь. Она умерла. Ну, когда мы стояли в снегах пустыни и голодали.

Вот так. Хорошая была девчонка. Моя сверстница. Потом. Из-за нее чуть насмерть не забили рабыню. Нани потеряла колечко. А оно было дорогим. Подарок отца. И вообще… Она испугалась, что ее будут ругать, вот и сказала, не долго думая, что эта рабыня украла.

– Но это ужасно!

– Да, – он опустил голову на грудь, продолжая тихим голосом. – А самое ужасное знать все это и быть не в силах помешать, защитить…

– Почему? Она ведь не хозяйка каравана! А даже если бы была – существует сход, на котором…

– Мати, ты что! Я такой же не прошедший испытание, как и ты! Кто будет меня слушать? Все лишь разозлятся – "что это за парень такой, неспособный поставить на место девчонку?" -Поэтому ты и молчишь? Стыдно жаловаться?

– Еще как!

– Но мне-то ты сказал.

– Ты – другое дело. Ты поймешь: я… Я не трус. И не слабак. Просто… В душе я очень мягкий человек.

– Да.

– Но, все равно, тебя я в обиду не дам! Обещаю!

– Как ты сможешь! – горько воскликнула она, мысленно добавив: "Если я сама не могу… А ведь я сильная!" – во всяком случае, Мати привыкла так думать о себе.

– Скоро испытание.

– Это ничего не изменит! Даже… Даже если я пройду его, – ей было невыносимо думать об этом, однако… "Если не будет другого выхода… Если до тех пор за мной не придут… Нани жестока. Я ненавижу ее за это, но она права: порой лучшее, что смертные могут сделать, это быть искренними сами с собой…" -Все будет иначе!

– Мы останемся в этом же караване. Я – в повозке с Нани и Инной, чтобы молить богов поскорее даровать им мужей, семьи, которые полностью захватили бы их, не оставив времени на окружающих.

– Я не оставлю тебя! Мы… Мати, мы поженимся! Сразу же. Мои отец с матерью и те, кто согласились стать твоими приемными родителями… Они уже говорили об этом. О том, что так будет правильно…

– Нет! – в ужасе отшатнувшись от него, вскрикнула Мати.

– Я… Неужели я тебе так противен?

– Совсем нет! Ты… Ты очень симпатичный… И… И даже очень мне нравишься…

– Тогда в чем же дело? Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Я… Ради тебя я стану твердым. Я должен, я буду! Потому что мне придется защищать семью!

– Но…

– Мы достаточно узнали друг друга. И… И вообще, ведь бывает, что женятся те, кто знакомы всего несколько городских дней… И даже говорят: "Самые прочные семьи там, где одного из супругов ведет разум, а другого сердце. Ибо две страсти горят ярко, но быстро сгорают, не оставляя ничего. Два расчета связывают крепко, но счастья дают мало. А так… Так – самое что надо…" Я, конечно, не знаю, но…

Мы могли бы довериться мудрости старших, и…

Мати растерянно смотрела на него. Все те дни, что она провела в чужом караване, девушка приглядывалась к нему, искала его дружбы. Ей так хотелось иметь настоящего друга! У нее… В сущности, у нее никогда не было друзей. Среди смертных, конечно. Но Шамаш… Шамаш – это совсем другое. Он – бог! И супруг госпожи Айи. И… Она поджала губы. Нет, ей было слишком больно думать о Нем. "Особенно сейчас. Лучше думать о Кише…" Вот если бы он предложил ей дружбу, она бы с радостью приняла ее. Но ведь он говорил о нечто много большем… О… О замужестве? Великие боги! Она задрожала.

Зубы нервно застучали друг о друга, пальцы сжались в кулаки.

– Тебе холодно?

– Н-нет… – неуверенно ответила она.

– Мати, ты… Я понимаю: ты не можешь дать мне ответ прямо сейчас. Но я хочу, чтобы ты знала: ты нравишься мне. Очень.

– Ты… Ты тоже нравишься мне… – в ее глазах была боль. Больше всего на свете девушке не хотелось расстроить и, тем более обидеть его, но… Она даже думать не могла о замужестве. Это… Это было так странно… И страшно. – Но я не могу!

Я… Я… Отец уже обещал меня… другому… – она решила спрятаться за тем, что было в какой-то мере правдой. – Это… Это было сделано при свидетелях, и…

– И ты дала согласие…

– Я не могла сказать "нет"!

– Конечно. Я понимаю: не прошедшие испытания не имеют права что-либо решать самостоятельно. Чем родители часто и пользуются, навязывая то, что они называют хорошей партией. Но… Но ты ведь не любишь его?

Услышав эти слова, Мати вздрогнула, ей хотелось воскликнуть: "Нет же! Как раз наоборот! Я люблю Его! Так сильно…Так…" Однако промолчала. Ведь иначе ей пришлось бы объяснять… А она не могла.

Между тем Киш продолжал:

– Если… Ты… Твое сердце не занято, и… В нем найдется место для меня… Я…

Если ты пройдешь испытание в нашем караване… Тогда ведь решение твоего отца не будет иметь над тобой власти… И… Но… Но я пойму, если ты откажешь мне…

Особенно если… Ну… Если за тобой придут из твоего каравана, прежде чем ты станешь частью нашего. Может быть… Вообще…

– Киш…

– Не говори сейчас ничего. Пожалуйста. Все, о чем я прошу: подумай над моими словами. И… И помни: что бы ты ни ответила, у тебя есть в этом караване друг.

Я… А сейчас мне, наверно, лучше уйти. Увидимся! – он смущенно улыбнулся ей на прощание и поспешно зашагал в сторону повозки холостяков.

А Мати глядела ему вослед с сочувствием. Девушке было жаль этого паренька. И еще сильнее – жаль саму себя. Она со всей ясностью и очевидностью понимала безвыходность своего положения. Это чувство… Ничто, даже страх, не был способен с ним сравниться.

Нет, она и не рассчитывала стать женой небожителя. Иногда мечтала, но всегда понимала, что это невозможно. Однако, влюбившись всем сердцем в бога, разве могла она теперь хотя бы подумать о том, чтобы стать женой простого смертного?

Обычная жизнь. Как у всех…

Когда-то, в окружении сказки она мечтала о чем-то подобном, но сейчас, столкнувшись лицом к лицу с этой ожившей мечтой, ей стало страшно. Именно страшно. До дрожи, паники и отчаяния. Потому что Мати не хотела и думать о том, что ее жизнь будет обычной, такой же, как у всех окружающих, что в этой жизни не будет места чуду, сказке, магии… Не будет уже никогда…

"Потому что это обычный караван… Нет, конечно, я могу сохранить чудо в своей душе, но только отказавшись от обычной человеческой жизни. Ведь если я откажу Кишу, вряд ли кто-то ко мне еще посватается. Решат, что я слишком гордая… А если я соглашусь…" – вздохнув, Мати качнула головой. Стянув с руки варежку, она, не чувствуя холода, поднесла ладонь к лицу, потерла щеку, по которой так и не потекли слезы.

Она просто не знала, что делать. Единственное, что она сейчас могла – оставить все, как есть. И подождать: может быть, все как-нибудь само собой образуется.