Глава 17


…– Снежные духи, лунные тени и призраки мрака! – Гареш выплевывал слова, словно проклятия и только присутствие жены, сидевшей у одного с ним костра, удерживало его от более смачных ругательств, вертевшихся на языке. Конечно, жена – свой человек, привыкший прощать. В конце концов, сами боги велели ей терпеть супруга.

И, все же… Есть слова, которые при женщинах не принято произносить. Самому потом стыдно будет. Сказанное же звучало недостаточно весомо, поэтому для значимости он с силой стукнул кулаком по ноге и, поняв, что переборщил, поморщившись, крякнул.

Дремавшая, опустив голову на грудь, старуха, вскинулась, взглянула на мужа слезившимися глазами, недовольно проворчала:

– Ну что ты шумишь, старик? – она зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони. – И сам не спишь, и другим спать мешаешь.

– Да спи, спи, кто тебе не дает? – сказав это, караванщик замолчал, но ненадолго.

– Это просто невозможно! – но сам он никак не мог успокоиться. Раздражение просто переполняло его.- Десять дней! Мы стоим на месте вот уже десять дней!

– Не стой, кто тебе мешает идти? – не открывая глаз, пробормотала старуха.

– Как кто! – возмутился хозяин каравана. – Как будто сама не знаешь! Да богиня снегов, вот кто! Пока стоим и не думаем уходить – пустыня спокойна и чиста, словно глаза младенца. Но стоит пусть хотя бы мысленно сказать себе: "Все, пора в путь", как начинается метель. Да такая сильная, что за пологом небо просто смешивается с землей и перестаешь видеть не то что ушедшего вперед дозорного, но собственную руку, даже если подносишь ее к самому носу.

– И что?

– Как что! Нет, она еще спрашивает: "что"! Да мы здесь погибнем! Караван должен идти вперед! Нам нельзя вечно стоять посреди снегов! Или Она именно этого хочет от нас – чтобы мы замерзли, стали Ее ледяными слугами?

– Ты прекрасно знаешь, чего Она хочет! И мы обязаны исполнять волю богини, потому что горе тому, кто станет дожидаться времени, когда небожитель напоминает о долге!

– Да… – задумчиво протянул караванщик, затем – тяжело вздохнул: – Видно, придется… – провел ладонью по бороде, приглаживая. – Наверное…

– А почему так грустно? В конце концов, от нас не требуется никакой жертвы!

Ничего, кроме того, что произойдет и так.

– Да… Произойдет… – его взгляд устремился на огонь и замер, следя за движением языков пламени, словно надеясь разглядеть за ними картинки грядущего.

– Или ты не хочешь принимать в свой караван Творца заклинаний? Испугался ответственности? Ноша не по плечу?

Гареш поморщился. Да, все верно. Конечно, старуха права. Какой смысл противиться?

Судьба она и есть судьба. И, все же… Что-то удерживало его от этого, казалось бы, единственно верного и возможного шага. Если бы он понял, что – ему стало бы легче. А так… Сомнения мучили его. И раздражали.

– Ладно, – наконец, приняв решение, он поднялся. – Пойду.

– Куда?

– Отдавать распоряжения. К обряду испытания нужно готовиться.

– Решился! Слава богам! Ну наконец-то!

– У меня нет выбора. Я не могу допустить, чтобы с караваном случилась беда. Мой долг перед караваном – мое предназначение.

– Да при чем здесь долг… – начала караванщица, но, поймав на себе его укоризненный взгляд, качнула головой. – Ладно, не важно. Давай, делай, что собирался. Закончим со всеми обрядами – и в путь. Город уже заждался нас… …Медленно кружась, снежинки падали на щеки.

Над полуденной пустыней не бушевали ветра метели, нагоняя из-за горизонта мороз.

Все вокруг было наполнено солнечным светом, который крошился на осколки, однако же не уменьшаясь от того, не ослабляясь, а, наоборот, становясь сильнее и ярче.

Душа девушки пылала огненной водой, и тонкая плоть-лампа, светясь, нагрелась. Ее щеки были так горячи! И ничего удивительного, что коснувшиеся их снежинки стали таять, а Мати, застыв с закрытыми глазами и скрещенными у груди руками, представляла себе, что это слезы покатились по ее щекам, и от этой мысли становилось легче на душе…

Она никогда бы не подумала, что будет так рада слезам. Прежде они казались ей не только знаком слабости, но и источником боли, такие соленые и горькие. Теперь же она к немалому своему удивлению поняла: слезы – они как лекарство призваны врачевать, неся облегчение.

"Они всегда помогали мне… – думала девушка. – А я, неблагодарная, презирала их, ненавидела, гнала прочь. Я считала их знаком слабости, не понимая, что они помогали мне быть сильнее… И вообще… Они так нужны мне сейчас, настоящие слезы! Не эти – капельки талой воды, придуманные, и потому не могущие по-настоящему помочь… Но, должно быть, я тогда выплакала их все… Или же просто разучилась плакать, заставляя себя стать сильнее, чем была когда-то… Я выросла… Но я хочу оставаться ребенком! Потому что… Потому что ребенку не надо ничего решать, за него это делают другие. Не надо выбирать, отказываясь от чего-то ради другого, не надо терять, чтобы найти, даже не зная точно, найдешь или нет, не надо… Не надо быть взрослой! Великие боги, если бы Вы спросили меня: "О чем ты мечтаешь больше всего на свете?" Я бы сказала – навечно остаться десятилетней девочкой.

Такой, какой меня навсегда запомнил Шамаш. Такой… Наивной, чистой, беззаботной, смелой… Тогда моя жизнь была просто замечательной, полной приключений и настоящего, искристого чуда, в которое не просто верится, но хочется верить. Я хотела бы быть вечной девочкой. Такой, какой была когда-то, до встречи с повелителем небес, госпожа Айя… Она отдала свое детство ради того, чтобы стать взрослой, я же… Я так не могу! Я хочу, чтобы все навсегда осталось таким, каким было прежде! – ее губы расплылись в улыбке, когда перед глазами предстала картинка… Образ из памяти – ее собственное отражение в водах сказочного мира, подаренного ей Шамашем на одиннадцатилетние. – Ребенок не создаст тех проблем, которые… Причиной которых могла стать я… И Шамаш, и госпожа Айя… Я могла бы быть с Ними рядом… Быть Их приемной дочкой… Это было бы так замечательно – кружить по ледяным залам со стайкой ледяных девочек-ветерков, лепить из снега человечков, вставляя им в грудь ледяные сердца, зажигая огненной водой души! Мне было бы легко называть госпожу Айю матерью… Я… Ведь даже отец, когда узнал, что я – Творец заклинаний, а, значит, наполовину богиня, решил, что Она – моя настоящая мать. А Шамаш… Он бы рассказывал мне сказки, оживляя их… И я была бы самой счастливой девочкой на свете!…" "Так в чем дело?" – прошуршало что-то рядом.

Мати испуганно вздрогнула:

– Кто здесь? – она испуганно огляделась вокруг, ища если не человека, то призрака, духа, но не увидела никого, кроме собственной тени, которая…

"Великие боги, – сердце девушки забилось со страшной силой. – Неужели я говорю с ней?" "А даже если так, что тут такого?" "Это безумие! Только больной снежным поветрием говорит сам с собой так, как говорил бы с кем-то другим! Я больна!…" "Вот еще! – ей послышалось презрительное фырканье, в то время, как усмешка растянула ее собственные губы, хотя в этот миг Мати меньше всего хотелось смеяться. – Ты здоровее всех живых! Ведь ты небесных кровей!" "Это не избавляет меня от болезней. Я часто хворала, пока была маленькой…" "Так или иначе, безумие не говорить с самой собой, а не отвечать на собственные вопросы! А еще большее безумие – лишать себя мечты, особенно когда можешь ее исполнить!" "Я могу вновь стать девочкой?" – ее сердце билось все быстрее и быстрее, в висках стучало, а тело била бешеная дрожь. Неужели все, о чем она только мечтала, но что всегда казалось ей невозможным, действительно произойдет?

"Конечно!" – услышала она в ответ, и губы Мати уже были готовы зашептать молитву благодарности. И все же… Сомнения не покинули ее душу, внося в нее смуту.

"И что я должна сделать для того, чтобы моя мечта исполнилась?" "Снять браслет".

"Что?!" – ужас Мати был так силен, что девушке показалось – пламень охватил ее с головы до ног так, словно она забралась в гигантскую лампу с зажженной огненной водой.

"Только и всего!" "И ты тоже… – она чуть не задохнулась от возмущения. – Как же так? Ведь ты – это я и…" "Вот именно: я это ты! И мне не безразлично, что я получу, если от всего откажусь! Чужой караван, который, старайся не старайся, никогда не станет родным.

Этот шут Киш…"

"Он хороший человек".

"Он слабак! А ты всегда мечтала о ком-то сильном, на кого можно будет опереться!" "С чего ты взяла?" "С того, что знаю тебя лучше, чем ты сама! Потому что не боюсь взглянуть в глаза правде!" "Но если я сниму браслет, то потеряю все!" "Да почему?!" "Так сказал Шамаш…" "Будучи во власти демонов Курунфа?" "Что?" – девушка нахмурилась, наклонив голову, с сомнением глядя на свою тень.

"Вот то-то и оно!" "Но… Но… Что же тогда…" – она растерянно опустила руки, готовая усомниться в чем угодно, особенно в том, что так страстно хотела назвать неправдой.

"Сними браслет – и все закончится. Не будет этих метаний, мук, боли, сомнений.

Ты будешь счастлива, ведь твоя мечта исполнится".

"Но… Но ведь Курунфом властвуют демоны… Они, а не боги исполнят мою мечту!" "Курунф – не обитель зла, как ты упрямо убеждаешь себя. И он не принадлежит демонам".

"Но разве не они…" "Мечты исполняют те, кого просят. Если кто-то готов за мечту продать душу демонам – что же, его право".

"А если я попрошу госпожу Айю?" "Она откликнется на твой зов. И исполнит то, о чем ты мечтаешь. Потому что в глубине своей сущности хочет того же".

"Было бы так здорово…" "Подумай, подумай об этом! Потерять все или все получить: неужели выбор не очевиден?" "Не знаю…" "Да что тут сомневаться!" "Но Шамаш… Он не стал бы просить кого-то исполнить мечту…" "Он – бог. Но бог, облаченный на дороге снежной пустыни в человеческую плоть, а посему в то же самое мгновение и человек. Он может, так же, как ты сейчас, обратиться к самому себе, и сам исполнить свою мечту! Сам!" "Это безумие!" "Вот и помоги Ему остановиться! Ведь для того, чтобы твоя мечта исполнилась, Он должен быть прежним. И быть рядом с тобой. Ведь так, маленькая Айя?" "Да…" "И, значит, с Ним все должно быть в порядке. И что в этом плохого?" "Значит… – ее рука нервно выщипывала волоски их шубы. – Если я попрошу, чтобы не демоны, а богиня снегов исполнила мою мечту…" "Я уже сказала тебе! И не вижу необходимости повторять! Но если ты так хочет, если это тебя успокоить – да. Да! А теперь перестань, наконец, раздумывать, стоя на месте! Делай шаг! Пока тебя не заставили сделать его совсем в другую сторону!

Прими решение, или его примут за тебя! На твою беду!" "Все, что я должна сделать, это снять браслет… Но ведь я не в Курунфе!" "А где же еще!" "Но…" – удивленная и растерянная, она огляделась вокруг.

Повсюду, куда бы она ни бросала свой взгляд, царила снежная пустыня, окружавшая своими бесконечными просторами одинокий островок – шатер каравана. Она не видела ни стен города, ни вознесенного высоко в небеса острием копья священного храма.

"Ты не там ищешь! Сюда! Смотри вниз!" Мати послушно опустила глаза на снежный полог, растелившийся у ее ног. В первый миг все, что она смогла разглядеть, было неясное очертание ее собственной тени, однако уже через несколько мгновений, когда она присмотрелась…

Ветер – несильный, мечтательно задумчивый кружил над самым снегом, касаясь его крылом, рисуя… Нет, скорее даже не рисуя – вырезая будто по мягкой кости…

"Стены города… – ошарашенная, прошептала Мати. – А вот и врата… Открыты нараспашку, словно приглашают войти…" "Так оно и есть".

"Смотри, смотри! – в какой-то миг ей показалось, что она разглядела на главной улице города маленькую фигурку, и сердце сжалось от страшной боли. – Отец! Он ждет меня!" "Да. Он любит тебя. Но! Как ты думаешь, он простит тебе предательство?" "Я… Я совсем не… Я не хочу…" "Но ты собираешься отказаться от него! Чтобы пройти испытание в чужом караване".

"Я… – девушка опустила голову на грудь. Она уже столько раз думала об этом…

– Если ты – это я, ты знаешь. Я делаю все, что могу! Я жду, оттягивая неотвратимое все до последнего мига. Но потом… Как я смогу помочь отцу, если умру?" "Тебе не нужно умирать! Сними браслет! Если не ради этой мечты – ради другой!

Пожелай оказаться в том Курунфе, в который попали твои родные! И спасай их, сколько твоей душе угодно! Если ты этого хочешь!" "Я… Я не знаю…" "Ты сомневаешься! И знаешь, почему? Потому что боишься! Ты боишься решать! Ты хочешь, чтобы за тебя решали другие!" "Если ты – это я, то хочешь того же!" "Да! Я хочу, чтобы решила ты! Но если ты не можешь… Отдай это право мне! И вместе, вдвоем, мы, наконец, сделаем то, что должны!" -Я… – Мати обхватила себя руками за плечи, с силой сжала. – Я не стану снимать браслет! – замерзшими губами прошептала она.

"Что?!" Девушка вздрогнула. Ей показалось, что этот возглас дрожью прошел по снегам, стирая все образы и блики.

– Таково мое решение!

"Ты… Ты только что совершила самую главную, самую страшную ошибку в своей жизни! – голос, который еще мгновение назад заполнял собой весь мир между небом и землей, стал слабеть, сжимаясь, рождая при этом чувство, словно это вся бесконечная пустыня стискивается в одну крошечную снежинку. – Ты будешь жалеть об этом вечность! Даже дольше! Все закончится. Исчезнет мир, а ты будешь жалеть о потерянной мечте! Всегда! Начиная с этого самого мига!" – эти слова, звучавшие как проклятья, заставили Мати вздрогнуть, вскинуть руки, закрывая ладонями лицо, будто пытаясь таким образом заслониться.

"Нет!" – в ужасе кричало ее сердце, готовое разорваться на части.

Тень осталась. Но она больше не была живой, говорящей, вновь из хозяйки превратившись в бессловесную рабыню.

"Все верно, – с безразличным спокойствием текла мысль. – Я поступила так, как должна была. Это была не я. Это был кто-то из демонов. Один из демонов Курунфа, обернувшийся… назвавшийся моей тенью, чтобы обмануть меня, вынудить подчиниться. Потому что… – на миг она умолкла, почувствовав, как полнятся слезами глаза, затем упрямо мотнула головой, прогоняя сомнения. – Потому что был уверен, что я не смогу противиться голосу своего сердца! А я смогла! – она даже почувствовала некоторую гордость за себя. – Надо же, впервые в жизни я проявила такую твердость, приняв первое в своей жизни настоящее решение. То, от которого зависит все мое будущее. То, которое лежит в начале тропы моей собственной судьбы. Теперь я не боюсь испытания! Если я выдержала это, выдержу и все остальное! Вот только… – голова склонилась на грудь, а с приоткрытых губ белым облаком соскользнул вздох. – Это последнее, прощальное проклятие… Демоны ведь мастера проклятий. И я уже чувствую на себе его действие. Я всегда буду мечтать о том, что могла бы иметь, жалеть о том, что потеряла, и… И как ни буду я пытаться ощутить хотя бы вздох счастья, мне никогда не быть счастливой! Ну что же… Такова, наверно, моя судьба… – она готова была с этим смириться. Потому что была уверена: "Это продлиться недолго. Моя жизнь будет коротка. Я только спасу свой караван, выведу его из-под власти Курунфа, а потом… Самоубийство – страшный грех. И, думаю, он перевесит подвиг спасения. На моей душе будет вина.

И боги смерти не наградят меня, а накажут… Что может быть страшнее для смертного кары забвения? Пустоты бездны, в которой нет ни снов, ни чувств, ничего… – набрав полную грудь воздуха, она со свистом выдохнула, словно его сцеживая сквозь неплотно сжатые зубы. – Но только это освободит меня от проклятия. И позволит обрести покой…" -Мати! – окликнул ее кто-то издалека.

Она обернулась. Так медленно, словно для каждого движения ей требовалась целая вечность.

К ней от полога шатра бежала Инна.

– Фу… – она запыхалась. – Я так и знала, что ты здесь! – едва успев отдышаться, сообщила она радостно. – Хотя Нани и уверяла, что ты забралась в какую-нибудь складскую повозку, сосешь кусок сахара и дрожишь.

– Почему дрожу?

– Выходит, со всем остальным ты согласна? – девушка прыснула в варежку от смеха.

Мати только пожала плечами, поморщившись. Ей не нравились ни переданные Инной слова Нани, ни все эти смешки и пересуды, ни более всего – что ее зачем-то искали и нашли.

"Зачем? – спрашивало ее сердце, замирая от страха. – Что еще случилось?" -Что молчишь? Ну да ладно! Не важно! – Инна махнула рукой. Она торопилась и потому говорила быстро, не особенно дожидаясь ответов, которые, собственно, были ей не нужны. Ей нужна была Мати. – Пошли скорее!

– Куда? – девушке не хотелось возвращаться под шатер, и она стала упираться, когда караванщица схватила ее за руку в нетерпении и потянула за собой.

– Так ты ничего не знаешь!

– Чего я не знаю? Да не хочу я ничего…

Одна упиралась, вторая тянула, и при этом ни одна не особенно слушала другую.

– Пошли! Пошли скорее! Послушай! – наконец, ей надоело волочить за собой упиравшуюся чужачку и она выплеснула на нее все свое накопившееся возмущение. – В конце концов, кому это все нужно? Мне или тебе?

– Ну… – Мати нервно дернула плечами. Может быть, в другое время она бы опустила голову, оставляя свое мнение при себе, но в этот миг она решила: "А почему собственно я должна молчать? Она пришла ко мне, не я к ней. И вообще, после того, что случилось, мне уже все равно!" – Мне не нужно ничего!

Инна даже растерялась, остановилась, воззрилась на нее широко распахнутыми глазами, непонимающе моргая. А на приоткрывшихся губах застыли, так и не сорвавшись, обернувшиеся молчанием слова.

– Мати! – к ним подбежал Киш. – Слава богам, отыскалась! А то все уже волноваться начали!

– С чего это вдруг?

– Решили, что ты убежала из каравана! Гареш даже хотел отправлять на твои поиски дозорных, позвал их… Они и успокоили, сказали, что ты стоишь возле шатра. И не собираешься никуда уходить. Хвала богам!

– Она могла бы! – подозрительно прищурившись, прошептала Инна.

– А ты тоже хороша! – быстро повернулся к ней Киш. – Вместо того, чтобы вести ее назад, как тебе велели, встала рядышком, завела разговор. Ну вот что вы за существа такие, девчонки: вам бы только поболтать! – он пытался пошутить, разрядив улыбкой висевшее над землей напряжение, но его никто не понял. Хотя услышали.

– Да ни о чем мы не говорим!-зло глянув на него, процедила сквозь стиснутые зубы Инна.-Будь моя воля, все бы уже давно были под шатром, в тепле и безопасности! И я вообще никуда бы не пошла, если бы знала, что эта дура начнет упираться упрямой оленихой! Я что, должна надрываться, таща ее на себе?!

– Пошли, Киш, – Мати поджала губы. Ее глаза почернели, в них читалось: "Куда угодно! Хоть в Курунф, хоть в саму Куфу! Только бы не оставаться здесь, с этой…

Да лучше бы уж я попала в какой угодно, самый черный, самый безжалостно-жестокий город, не знавший ничего о возвращении Шамаша, обо мне… Тогда бы, стоя на грани конца и страха, я бы сняла этот демонский браслет, и все! И ни о чем бы не думала! Не сомневалась бы даже, правильно поступила или нет! Какая разница? Ну, не выдержала испытание, и все! Кто бы ждал, что я выдержу его, такое трудное? И ни о чем бы не жалела. И все бы закончилось, так и не успев начаться. А тут…

Ну сплошные мучения! Великие боги, разве же я заслужила все это? Чем? Ну чем, скажите мне!" -Я… Я хотел тебе сказать… – стоило им отойти от Инны на расстояние, достаточное, чтобы та не могла услышать их разговор, начал Киш. Его движения были скованны, а голос нервозно напряжен. – Я сам ничего не знал до сегодняшнего утра, и… Но все равно, прости меня, Мати, я должен был предупредить… Найти способ все разузнать…

– Это все неважно…

– Нет, Мати, важно! – резко одернул ее юноша.

– Пойдем…

– Подожди! – продолжал упрямо стоять на своем Киш, и девушка, не ожидавшая от него такой настойчивости, остановилась, повернула усталостью лицо:

– Ну что еще? – спросила она, хотя с ее губ были готовы сорваться совсем другие слова – "Как вы мне все надоели!" Но это было бы невежливо. В конце концов, разве он не о ней заботился?

– Ты должна знать.

– Хорошо. Должна. И узнаю. Когда придет время.

– Тогда будет поздно что-то изменить!

– А почему ты уверен, что я захочу?

– Я знаю тебя!

– Ну да, конечно.

– Не смейся, Мати, это все очень серьезно.

– Я и не смеюсь. Но, право же, я не хочу ничего знать раньше времени! Пусть все идет как идет, – она улыбнулась ему. И хотя ее глаза были печальны, в них было больше покоя, чем во всем окружавшем караван мире.

– Мати! Да пойми ты наконец! Они решили провести обряд испытания прямо сейчас!

– Кто – "они"? – спросила девушка с долей интереса, но скорее участливого, чем искреннего.

– Хозяева каравана! Ты должна будешь пройти испытание уже сейчас!

– Только я?

– Нет. Я тоже. Но я и сам хотел этого! Я давно готов, а ожидание… От этой неопределенности только хуже!

– А почему ты думаешь, что я не готова? Может быть, мне тоже хочется, чтобы все осталось позади. Пойдем.

– Мати, перестань! Я совсем не шучу!

– Я и не думаю, что ты шутишь.

– Ты что, не понимаешь: если ты вернешься в шатер, то уже не сможешь уйти!

Дозорные не позволят тебе! Тебя заставят. В общем, если хочешь, нам нужно бежать прямо сейчас…

– Я не собираюсь никуда бежать. Киш, пусть произойдет то, что должно произойти. Я хочу, наконец, узнать свою судьбу, заглянуть ей в глаза. А бежать… – поморщившись, она качнула головой. – Мне ли не знать, что это глупо, бесполезно и ни к чему хорошему не приведет, – девушка тяжело вздохнула, а затем вдруг неожиданно улыбнулась ему – спокойно и кротко. – Ну что, пошли?

– Мати… – Киш даже попятился от нее, не узнавая. – Что вдруг с тобой случилось?

Это из-за Инны, да? Она тебе что-то сказала?

– Что она могла мне сказать? Она всего лишь простая караванщица.

– Конечно, та, с которой говорят небожители, может позволить себе не слушать смертных, но душа… Я знаю, что такое обида, какой она может быть тяжелой и жестокой…

– Да, все это так, но не сейчас. Все дело во мне. И только во мне. Я, наконец, поняла, что нельзя до бесконечности стоять на месте. Если собираешься жить дальше, нужно идти вперед. И… И Гареш прав. Да будет на все воля госпожи Айи.

Пойдем. А то я уже начинаю думать, что дело не во мне, а в тебе. Боишься, что они возьмут да и объявят о нашей помолвке прямо сегодня? Ты как там, еще не передумал? – она пыталась пошутить – довольно неуклюже, но, все же, это возымело свое действие.

Киш смущенно улыбнувшись, покраснел, словно горизонт на заре, кашлянул, прочищая горло. А затем, приняв ее игру, подмигнул.

– Не передумал, – его движения стали свободнее, Мати даже показалось, что он вздохнул с облегчением. Действительно, шутка всегда была его стихией, в которой он чувствовал себя солнечным лучом на снегу, – впрочем, ты не радуйся, у меня еще остается время. Вот возьму в последний миг и передумаю. Убегу в снега…

– Ну уж нет! – она схватила его за руку. – Я тебя не отпущу!

– Не станешь же ты меня тащить силом! Фу! Все скажут, что это ты берешь меня в свою повозку, а не я тебя!

– А тебе не все равно, что говорят другие?

– Как тебе сказать… – тот сделал вид, что глубоко задумался. – Это очень серьезный вопрос. Подобное можно счесть за оскорбление. Не хотелось бы начинать свою взрослую жизнь с драки… Впрочем, все ведь так просто решается, – он сделал шаг к девушке, перехватил ее руку: – Вот и все. Теперь я поведу тебя, а не ты меня. Как и должно быть.

– А мне что теперь, упираться что есть силы?

– Было бы неплохо. А то ведь люди могут усомниться в твоей скромности. Я же приму сомнения за оскорбление и…

– И бросишься на обидчиков хорошо если с кулаками, а то и с мечом.

– Меч – это, конечно, замечательно. Кулаки – тоже неплохо. Но у меня есть куда более грозное оружие.

– Что? Копье?

– Язык. У тебя еще не было возможности убедиться в этом, но можешь не сомневаться – он острее самого хорошо наточенного разделочного ножа.

– Да, смертельное оружие, – хмыкнула Мати. – После его применения за остальным рука уже сама потянется.

– Ну, тут уж как сложится. Всякое бывает. Всякое может случиться…

– Мне все понятно. Так… Что же мы с этим будем поделать?

– "Будем поделать" – ну ты и сказанула!

– Я еще не так умею.

– Не знал, не знал.

– Это дело поправимое… – она с головой ушла в начатую ей игру и очень быстро успокоилась. В конце концов, что может быть легче, когда видишь в жизни только игру? – Так, где там моя коса? Конечно, по такому случаю ее нужно было бы переплести. И ленту подобрать получше, побогаче, да кто ж знал…

– Хочешь, чтобы я тащил тебя за волосы? – его бровь чуть приподнялась.

– А что, будет очень поучительно. И никаких сомнений, кто в нашей повозке будет хозяином, а кто – скромной спутницей.

– И, стало быть, для драки не будет причины. Что верно то верно. Вот только что скажут на это боги?

– А что боги? Разве не Они дали смертным обряд помолвки?

– Но тянуть за косу, словно какую-то рабыню, дочь одной из небожительниц… Это как-то… слишком.

– Ну, – поразительно, но в этот раз она была готова даже из этого сделать шутку.

– Даже если я и дочь богини, то непризнанная. Никто ведь не присылал ко мне вестников, которые бы объявили мне, а заодно и всему свету: Мати, ты – вот такая и сякая.

– И все же…

– Хорошо, можно обойтись и так… Тем более, что мы уже пришли.

– Как пришли? – притворно удивился Киш. – Уже?

– Все, хватит, – она пихнула его локтем в бок. – Перед испытанием не принято смеяться.

– Ну да, смех может призвать демонов, которые, видя, как нам весело, захотят все испортить. И некоторые люди тоже решат не отставать и поспешат внести свою монету… И совсем не золотую, как это могло бы показаться.

– Это точно!

Миновав повозку внешнего круга, Мати и Киш вошли в сердце шатра, устроенное на подобие торговой площади города, только, разумеется, без прилавков и вороха товара на них.

– А вот, наконец, и они! – успокоенный их приходом, хозяин каравана потирал руки, словно торговец в предвкушении выгодной сделки. – Надеюсь, – продолжал он, с настороженной внимательностью поглядывая на Мати, – вы знаете, по какой причине нынче караван собрался на круг и почему вы здесь? – Гареш встал рядом с девушкой, готовый, в случае чего, поддержать ее, или, что вернее – удержать, будучи уверен, что она попробует сбежать, узнав, в чем дело.

Однако ничего не произошло. Она восприняла известие даже слишком спокойно. И караванщик надеялся – не потому, что все еще верила в чудо.

– Да, мы знаем, – между тем кивнула Мати, отвечая на его вопрос.

– Вот и отлично! – улыбнувшись, проговорил он. – Все это несколько необычно, ведь и ты, и Киш еще не достигли совершеннолетия… Прежде чем начинать, я хотел бы все вам объяснить. Чтобы вы не сомневались, не беспокоились по поводу причин происходящего, не допускали даже мысли о том, что это неправильно или, тем более, незаконно. В общем, успокоить.

– А мы и не беспокоимся! – поглядывая на подругу, проговорил Киш, однако не то чтобы его голос звучал очень уверенно. В конце он вообще дрогнул, выдавая неуверенность. Да и как можно быть в чем-то уверенным, когда явь стала настолько невероятна, что скорее походила на сон, чем на реальность?

– Позволь мне все-таки продолжать, – старик строго глянул на юношу, чье волнительное напряжение он понимал, однако при этом отнюдь не одобрял той сумасбродной дерзости, которая позволяла прерывать хозяина каравана да еще и в столь ответственный момент. Тем более что произносимое говорилось не столько для Киша, сколько для Мати, от которой, в отличие от рожденного в своем караване, он ждал не столько послушания, сколько понимания. – Так вот. Закон, единый в этом вопросе и для города, и для каравана, говорит, что обряд может быть проведен до срока, если на то будет воля богов. В том, что сейчас как раз такой случай, не усомнится никто в караване, не просто остановленном в снегах самой госпожой Айей, но удерживаемом на месте, словно в ожидании чего-то очень важного. Мы, – он развел руками, показывая, что имел в виду не только себя и своих помощников, но всех свободных караванщиков, – считаем, что речь идет о вас двоих. Почему о вас.

Ведь испытания ждут и другие. Потому что боги выбирают для своего участия только самые важные из важнейших событий. А для вас в этот единственный день должны соединиться несколько обрядов. Для Киша два, для тебя, Мати, три – удочерение, помолвка и испытание. Ты согласна с таким нашим выводом? – он и сам не удивился своему вопросу. Ведь не собирался ни о чем спрашивать, да и было как-то уже поздно для вопросов. И вот… Словно кто-то его за язык потянул. Не то демон, не то дух-помощник.

– Вы меня спрашиваете? – подняла на караванщика несколько озадаченный взгляд девушка. – Я ведь еще не прошла испытание и, значит, не имею права голоса, – напомнила она.

– И, все же. Как ты думаешь, мы правы, предполагая…

– Старый, ты что?! – нахмурившись, нервно зашептала ему на ухо Лари. – Что ты творишь! -но было уже поздно останавливаться. Подумав несколько мгновений, Мати проговорила, отвечая на вопрос хозяина каравана.

– Раз госпожа Айя остановила караван, значит, этому есть причина. Что-то должно произойти. Если вы считаете, что пришло время обрядам – что же…

– А ты сама как считаешь? Госпожа Айя ничего не говорила тебе? Не присылала Своих слуг, чтобы они донесли до тебя весть? Если не наяву, то, может быть, во сне?

– Я уже несколько ночей не вижу снов. Словно все они закончились, или их развеяли ветра.

– А до этого?

– Да, было несколько… – она не сразу начала свой рассказ. Первой ее мыслью, такой же резкой и упрямой, которой еще совсем недавно видела она себя, было – "С какой радости я должна рассказывать! Сны – они мои! Только мои!" Нет, Мати не собиралась, не хотела открывать кому-то, тем более – всем сразу свою душу. Но спустя несколько мгновений… Ее плечи поникли, взгляд померк, упорство сменилось смирением. Караванщики имели право знать ее сны. Потому что во сне боги говорили с людьми. А когда решение смертных исходит из предположения воли небожителей, каждый намек бесценен. – Мне снилось многое такое, во что меньше всего на свете хочется верить. И следующий сон спешил отвергнуть предыдущий. Я почти уверена, что большинство из них были придуманы… – она хотела по привычке назвать повелителей сновидений по имени, но в последний миг решила, что тем, кто слушал ее в этот миг со всем вниманием, на которое были способны, это могло показаться неуважительным. И поэтому назвала его: – Обманщиком. Но вот все ли – не знаю.

– Расскажи, – попросил старик, в то время как все остальные молчали, не решаясь вымолвить и слова.

– Мне приснилось, что мой отец мертв, – проговорила она ровным, бесцветным голосом, достаточно громким, чтобы его услышали все вокруг.

– Ой, бедная! – всплеснув руками, охнула Лари. Ее глаза наполнились сочувствием и сопереживанием. И не только ее. Караванщики тихо, чуть слышно зашептались, вздыхая и качая головами.

– Я понимаю – это был только сон, но… Но это было тяжело – пережить такое. Даже не наяву.

– Говорят, – вкрадчиво промолвил Гареш, – есть такая примета: видеть во сне смерть к долгой жизни.

– Да, дочка, верно, – поспешила поддержать мужа Лари. Подойдя к Мати, она приобняла ее за плечи.

– Хорошо, если так, – девушка смотрела куда-то в сторону, не мигая, толи действительно безразличная ко всему, толи – прячущая за этим безразличием свои истинные чувства. – В общем, в одном сне мне сказали, что он мертв, во втором – он призраком пришел ко мне…

– А зачем? – во власти любопытства спросила старуха, а затем, устыдившись, поспешно зашептала: – Нет, нет, не отвечай. Прости меня, дочка.

– Он хотел, чтобы я сняла браслет.

– Тот самый браслет? – Гареш наклонил голову. Он тоже думал об этом. "Не гоже носить вещь Губителя. Даже если она призвана защищать…" Хозяин каравана, да и не только он, вынужден был признать, что чувствовал себя неуютно рядом с тем, на чем стоит печать Врага. И сейчас, по его мнению, было наилучшим временем для того, чтобы от избавиться от этой вещи. – Может быть, тебе действительно будет лучше… – начал он, но Мати не дала ему договорить.

– Нет! – она резко вскинула голову. В ее глазах была такая решимость и твердость, что хозяин каравана не стал с ней спорить. Во всяком случае, не в этот день. "Ладно, – не вышло сразу – Гареш не видел ничего такого в том, чтобы отступить.-На время…" -Может быть, – мягко продолжал он, – тогда ты расскажешь о других снах? Дочка, я понимаю, как тебе тяжело вспоминать о дурном, тем более говорить, но… Милая, это может оказаться очень важным.

– Да, конечно… Тем более, что рассказывать осталось немного. И самое худшее уже позади. Потому что к тому времени, как пришла пора нового сна, я уже поняла, что все, увиденное мною – только сон… А когда знаешь, что спишь… Даже если не в силах изменить сон, если мысль об этом просто не приходит в голову, все равно – на душе много спокойнее. И тише…

– Сон есть сон, – согласно закивали люди. Им это было понятно.

– Сон есть сон… – повторила девушка, потом – толи вздохнула, толи зевнула, и, решив, что достаточно ходить вокруг да около, продолжала. – Ко мне приходила золотая волчица…

Хозяин каравана встрепенулся. На какое-то мгновение ему подумалось – "неужели наяву? Неужели мы пропустили появление священного зверя?" Но уже через несколько мгновений он понял: – "Нет. Девочка имеет в виду сон. Что ей приснилась волчица", – и успокоился.

– Она, – между тем продолжала Мати, – говорила, что я должна их спасти.

– Кого? – не поняли люди.

– Моих родных. Мой… Тот караван, из которого я родом.

– Но он под защитой повелителя небес!

Мати с силой сжала губы.

"Я расскажу все о себе. Но ни слова о Нем! – решила она, памятуя, как набросились на нее девчонки за всего лишь маленькую снежинку правды о боге солнца. Теперь Мати думала: – Может быть, они и правы. Не случайно же только летописцу небожители позволяют записывать легенды. Летописцу, который избран Ими.

Этому должна быть причина. Как и тому, что в жизни дней много больше, чем в легендах…" -Эта волчица… Ашти – не совсем обычное создание. Она была рождена не в снегах, а в караване… – Мати так спешила увести разговор подальше от бога солнца, что даже не заметила, как нарушила одно из правил Шамаша, которым почти все в караване пытались следовать. Конечно, ей не следовало говорить о другом, тем более о священном звере, в жизни которого лишь немногим меньше таинственности, чем в существовании самих небожителей.

– Да, и ее роды принимала сама госпожа Айя! – глаза людей восторженно сверкали.

Еще бы, когда еще удастся поговорить о священном звере с той, которой он отдан в служение!

– Вместе с госпожой Нинтинуггой! – о, все они прекрасно знали легенды нового времени! И считали, что могут пересказать их ничуть не хуже летописца.

Но Мати мягко прервала их:

– Я знаю, – напомнила она, – я была там.

– Да, верно, – смущенно пробормотали чужаки. Они даже как-то сникли, чувствуя, что самая лучшая часть истории заледеневшей веревкой ускользает из их рук.

– Порой мне кажется, – продолжала девушка, – что Ашти привязана к каравану столь же сильно, как горожанин к своему оазису. Они с Ханом защищают его…

– Такова воля госпожи и господина!

– Значит, – напомнил, возвращая Мати к разговору, Гареш, – золотая волчица являлась к тебе затем, чтобы сказать – "Ты должна вернуться…" -Да, – кивнула девушка.

– Но… – он поджал губы, свел брови, раздумывая, когда не был готов к такому повороту событий. Окажись это правдой, многое изменилось бы… Да что многое – все!

"А что если, – вдруг пришла ему в голову мысль, – девочка именно поэтому так спокойна? Потому что знает, что ничего не произойдет? Никто ведь не пойдет против воли богини, – вообще, все было довольно логично. За исключением одного.

– Вот только тогда непонятно, зачем госпожа Айя остановила наш караван. Если только… – он скосил взгляд на жену, нервно повел плечами, уловив в ее глазах те же мысли. – Если только не хотела, чтобы мы прогнали девочку. Как когда-то стая золотых волков прогнала Шуллат и Ханиша, возвращая их в караван…" Гареш прекрасно понимал, что должен сделать следующий шаг в своих размышлениях, однако не мог. Кто прав? Лари с ее свадебными предчувствиями, или… Да и девочка, ведь всего несколько мгновений назад она говорила, что большинство снов, пришедших к ней, были от Обманщика. Что если и этот сон тоже?

"Если так, получается, – он стоял, покусывая губу, – что Обманщик хочет подставить нас. Одурачить, заставить выгнать ту, к которой благоволят величайшие из богов. Да… – он тяжело вздохнул. – Не было проблем, да ветра надули… И что теперь делать?" -Вот такие дела… – пробормотал он.

Конечно, хозяину каравана следовало бы самому во всем разобраться, но… Но, право же, он не видел никакого решения.

– Ладно, – Гареш решил – раз дорога вперед не видна, значит, не пришло время и идти. Будем ждать. – Священный зверь… Он ничего больше не говорил тебе? – спросил он Мати, надеясь, что ответ на все его вопросы где-то совсем рядом.

– Ашти? Многое…

– Так расскажи.

– Я… Хорошо, – кивнула девушка, – но я сразу хочу предупредить, что не знаю, она ли говорила со мной. Это мог быть кто-то другой, явившийся в ее облике. Я…

Со мной так уже бывало.

– В городе дракона, – кивнул Гареш.

– Это хорошо, когда не нужно ничего объяснять… Все и так все знают… – пробормотала Мати, добавив про себя: "Хотя на самом деле ничего хорошего в этом нет…" – Ашти сказала, что я должна немного подождать, что скоро все изменится.

Когда я пройду испытание, у меня появится возможность одолеть демонов Курунфа.

– Подожди, ты ведь сказала, что, по словам зверя, должна покинуть наш караван… – все окончательно запуталось. – Получается…

– Да нет, все логично, – поморщилась девушка. "Если бы!" – в этот миг ей были нужны сомнения. Потому что они давали бы надежду. А так… – Она ведь говорила, чтобы я ушла из каравана после того, как пройду испытание.

– Ну… – караванщики смотрели на нее оценивающе, совсем как работорговцы, думающие не о рабыне, а лишь о том, как бы ее повыгоднее продать. – Если все так… – для них после этих слов все решилось – окончательно и бесповоротно. Наилучшее решение всех проблем – пусть девчонка пройдет испытание, став полноправным человеком, способным самостоятельно решать свою судьбу, а потом уходит на все четыре стороны. И никто из небожителей не осудит их, если что выйдет не так, потому что это будет не их ошибка, а ее сознательная воля.

– А ты сама что думаешь о всем этом? – спросил Гареш девушку. В отличие от своих спутников, ему все это нравилось все меньше и меньше. Потому что было слишком сложно. А сложный вопрос не может иметь легкого решение.

Мати пожала плечами.

– Не знаю.

– Но ты что-нибудь решила для себя?

– Конечно. Пусть все идет как идет. От своего будущего не убежишь, чужого не догонишь. Все равно, что бы я ни делала, то, что должно случиться, произойдет. И вообще, если сопротивляться, будет только хуже. Так что… – она наклонила голову, вздохнула. – Будь что будет.

– Так сказала золотая волчица?

– Так учит жизнь. Что же до Ашти… – Мати улыбнулась, впервые за весь их разговор. – Она велела мне позвать метель. Как будто я – сама повелительница снегов, которой послушны ветра! – еще мгновение назад обычная теплая улыбка, навеянная воспоминаниями о подруге, померкла, стала бледной и грустной, а потом и вовсе обратилась усмешкой. Если бы это ни было так больно, она бы, наверно, рассмеялась над самой собой.

Гареш и Лари переглянулись. Вообще-то… Если девочка действительно дочь госпожи Айи, ей подобное под силу. Вот только… Когда же все началось? Прежде, чем Мати увидела этот сон или уже после? Что было в начале: тропа или караван?

А Мати, не замечая ничего, ничьих взглядом, ничьих вздохов, даже того, как сильнее сжалась державшая ее рука Киша, не слыша, как он зашептал ей на ухо: – Не бойся ничего! Я не оставлю тебя одну! Мы уйдем вместе! – продолжала:

– Еще Ашти очень разозлилась, когда узнала о помолвке. Она сказала, что этого не должно случится.

– Нет! – резко вскинул голову юноша. Его глаза горели решимостью настаивать на своем. Во всяком случае, до тех пор, пока боги сами не заставят его отступиться.

– Ты говоришь так, потому что боишься!

– Это не удивительно… – попыталась поддержать девочку, ободрить ее старуха, но Киш не дал ей ничего сказать.

– Но это не правда! Мати! – он затряс ее за плечи, вынуждая признаться.

– Я не знаю, – сорвалось с губ у девушке.

– Так или иначе, это был только сон!

– Да. Мой сон. А меня учили управлять снами. Какой бы бездарной ученицей я не была, Шамаш – хороший учитель. И что-то у меня получается. Во всяком случае, тогда, когда я знаю, что сплю. Я хотела увидеть Ашти – и она пришла. Я хотела, чтобы она сказала мне, что я вернусь в караван, и она сказала…

– Значит, ты хочешь пройти испытание? – старуха тепло улыбнулась ей. О да, именно о такой дочери она всегда мечтала – искренней, доброй, робкой и такой невинной, не только в жизни, но даже в мыслях.

Девушка кивнула.

– Наверно, я достаточно повзрослела, чтобы стать взрослой.

– А как же помолвка?

Она только тяжело вздохнула.

– Мати, если все дело… – Киш, еще мгновение назад такой решительный и резкий, поддался ее настроению, сник, отступил чуть назад, хотя, при этом, не отпустил ее руки, в результате – даже мягкостью своей вынуждая девушку сделать шаг себе навстречу. – Отец, – он повернулся к одному из дозорных, стоявших за спиной хозяина каравана – седоволосому, широкоплечему человеку с изрезанным морщинами лицом и широкими сильными ладонями. – Пожалуйста, повремените с помолвкой!

Мужчина молчал, нахмурившись. Было видно, что он не хочет менять принятого решения. Однако, если таково желание богов… Кто пойдет против небожителей, кроме отступника? Вместо него заговорила его жена – невысокая толстушка, выглядевшая куда моложе мужа, моложе даже своего возраста:

– Конечно, сынок! Раз богиня снегов считает, что сейчас не время, – она улыбнулась, подбадривая и вместе с тем – смущенно: – Может быть, для этого Она выбрала другое место. Какое-нибудь особенное, чудесное, – она рассмеялась – несколько нервно, пряча в этом смехе вздох облегчения – какая мать позволит своему сыну уйти в снега, навстречу с демонами Губителя? А ведь ему пришлось бы отправиться вслед за этой несчастной девочкой, если обряд будет совершен. – Гареш? – она повернулась к хозяину каравана.

Тот прицыкнул, со свистом выдул воздух сквозь стиснутые зубы, наконец, глянул на жену.

Лари качнула головой:

– Это не правильно, – ее слова… каждый мог воспринять их по-своему, ведь она не пояснила, с чем именно была не согласна.

Гареш кивнул.

– Вот и хорошо, – облегченно вздохнула мать Киша.- Раз так, нашему сыну еще рано проходить испытание…

– Нет, – резко прервал жену дозорный.

– Что?-она, удивленная, воззрилась на него.

– Решение было принято. И мы не станем его менять.

– Верно, – вновь кивнул Гареш.

– Но ты только что сказал… – метнулась к нему караванщица.

– Нельзя менять путь, по которому уже идешь.

– Нет! – вскинулась женщина, чувствуя, что теряет сына.

Но она была одна против всех.

– Обманщик именно на это и надеется.

– Я не хочу…! – сжав кулаки, она резко взмахнула руками, словно что было сил стучась в невидимую дверь небесного дворца.

– Мама…! – губы юноши дрогнули. Он чувствовал себя готовым на подвиг, на все, что угодно, лишь бы доказать, что он – не слабый маленький маменькин сынок!

– Все, что должно случится, непременно произойдет, – хмуро глянул на жену дозорный.

– Ты никогда не думал о нашем сыне!…

– Вот как?

– Ты…

– А что если это его судьба?

– Гареш, мой муж всегда был помешан на вере, но ты-то разумный человек! Лари, скажи ему! Ты ведь женщина, мать, ты должна понимать…

– Если, – прервал их голос девушки, – в моем сне был хотя бы вздох правды, помолвки не будет.

– Ты не сможешь отменить ее! – все взрослые повернулись к ней.

– Я и не стану. Если мой сон – правда, Ашти скоро будет здесь, – она смотрела прямо перед собой, в то время как всех остальных ее слова заставили занервничать, закрутить головами, в поисках золотых волков.

– Значит, – в обращенных на нее взглядах караванщиков перемешалось множество чувств, начиная со страха и заканчивая вызовом, в котором читалось возбужденно-нервное:

"Мы что, напрасно боялись?!" – Если волки не прибегут, значит, сон был от Обманщика? – "Да, удобно же устроилась эта чужачка! И что бы ни случилось, она ни при чем!" -Наверно, – развела руками девушка в движении полном безнадежности, словно в ее душе не было ни одного мгновения веры в то, что так и произойдет.

– Выходит, мы должны подождать… – проговорил Гареш, скрестив руки перед грудью.

– И сколько, интересно?! – нетерпеливо воскликнул кто-то из мужчин.

– Сколько нужно, – хозяин каравана болезненно поморщился.

– То есть, ты собираешься распустить круг, назначить новый сбор на более поздний срок и пока отправить всех в снега, чтобы мы, упаси нас боги, не упустили появления священных зверей? – продолжал настаивать тот же молодой голос.

Дерзость его речей, обращенных к хозяину каравана, имела объяснение: это ведь был его сын.

– Да, Гур, – Гареш тяжело вздохнул, устало закрыл глаза, мысленно шепча молитвой:

"Великие боги, только Вы знаете, как же мне надоело с ним спорить!" – Именно так.

Тебя это чем-то не устраивает?

– Почему же? – фыркнув, невысокий рыжеволосый мужчина с цепким взглядом карих, вечно оценивающе прищуренных глаз, повел плечами, не то расправляя их, не то – сбрасывая невидимую глазу пелену. – Все прекрасно. Вот только… Скажи на милость, а что нам делать, если волки, хотя все тут и сомневаются, что это случится, все таки придут? Что тогда?

Старик не сразу ответил. И вовсе не потому, что ему нечего было сказать. Просто на какое-то мгновение он разучился говорить, звуки никак не хотели складываться в слова. Чувство, что подкралось к нему, незваным гостем… Это был необъяснимый, панический ужас. Ведь снежные волки – не миленькие домашние собачки, размером чуть больше крысы. Он никогда в своей жизни не видел ни одного из них, но из легенд, из рассказов горожан, которым довелось встретить одного из тех, которые шли в караване повелителя небес, знал:

"Если этот зверь поднимется на задние лапы, то спокойно положит передние на плечи мужчины, становясь с ним одного роста. Его пасть полна острых, как ножи, зубов, а челюсти столь сильны, что способны перекусить хребет оленя. И вообще…

Да, легенды нового мира показывают их добрыми и верными созданиями, но ведь это когда речь идет о спутниках повелителя небес, супруга их повелительницы! Но есть и другие легенды. И снежные истории. Никто не поднимет руки на священного зверя, но сам он… Сколько караванщиков были покалечены золотыми волками? А сколько вообще лишились своих жизней? Что будет, если кому-то из стаи не понравится обращенный на него взгляд? Или движение в направлении подруги покажется угрожающим? Или… Да мало ли что может случиться! Ведь рядом не будет бога солнца, чтобы заставить зверей остановиться, убедить, что караванщики им не враги… А эта девочка… – караванщик скосил взгляд на Мати, стоявшую на месте, не шевелясь, точно став ледяной статуей. – Она так молода и наивна…" -В любом случае, нам нечего бояться, – сглотнув подкативший к горлу комок, успокоил он начавших взволнованно перешептываться, обсуждая слова Гура, спутников.

– Мне так не кажется, – резко возразил отцу сын.

– И что ты предлагаешь? Приготовить мечи и копья?

– Нет! – едва услышав эти слова и почему-то сразу поверив, что подобное возможно, вскрикнула Мати, глаза которой наполнились ужасом, в котором растаяло все спокойствие, все безразличие. Сперва заметалась ее душа, засуетился, перескакивая с одного лица на другое, взгляд, потом – она заспешила: – Я… Я лучше подожду ее за шатром. Так будет правильно. Действительно. Волки не любят шатер -Замечательно! – одобряюще кивнул Гур.- Что ж.. – он хлопнул ладонью себя по ноге, словно скрепляя сделку. – Как и следовало ожидать, боги сами избрали испытание для той, в которой есть частица их сущности.

Караванщики насторожились. Обращенные на сына хозяина каравана взгляды стали внимательнее.

– О чем это ты? – Гареш нахмурился.

– Если она на самом деле Творец заклинаний, то должна входить не в круг людей, а сонм небожителей. Не люди, а боги совершат над ней обряд. Они и назначают испытание.

Мати сразу поняла, что имел в виду караванщик, выпрямилась, чувствуя небывалый прилив сил.

"Все верно! Он прав! Испытание! Вот что имела в виду Ашти! Не обычное испытание!" -Призвать золотых волков… – Гареш пожевал губами.

Гур кивнул, а потом добавил:

– Не слишком трудно, верно? Для той, которая столько лет была связана со священным зверем узами дружбы.

– Да… – соглашаясь, наклонил голову караванщик. Остальные согласно закивали.

Все верно: особая судьба приходит в особом испытании.

– Что вы такое говорите! – и лишь Лари, в отчаянии и непонимании переводя взгляд с мужа на сына, всплеснула руками. – Вы хотите, чтобы она ждала волков в снегах пустыни? Одна против целой стаи? Безоружная маленькая девочка?!

– Золотые волки не тронут меня! – Мати не была уверена, что снежные охотники придут, но уж в том, что говорила – не сомневалась ни на мгновение.

– И до каких пор ей ждать?

– Пока те не прибегут, – спокойно пожал плечами Гур.

– Да? А если волки далеко? А в снегах ведь холодно! Она замерзнет!

– Это дочь госпожи Айи замерзнет?! Тебе самой-то не смешно, мать?

– А если…

– Что если? Ну что если? Ты сама призывала меня ей верить! Хорошо, я согласен.

Давай верить. Только тогда во всем. Нельзя же принимать на веру лишь часть целого, правильно? Или все или ничего!

– Он прав, Лари, – поддержали его караванщики.

– Но девочка… Одна в снегу…

– Испытание не бывает легким, – Гур с вызовом взглянул в глаза матери.

– Да, – с этим было трудно спорить, – но чего ради она вообще должна идти в снега?

– Мама, ты что, не слышала, о чем мы говорили все последнее время? – устало поморщился Гур.

– Она здесь, чтобы войти в круг людей, которые и собрались, чтобы совершить обряд!

Но я не вижу ни одного бога! Где Они? Где Те, которые готовы ввести ее в свой сонм?

И тут вдруг, словно в ответ на ее слова, под купол шатра ворвался порыв ветра – холодный, дикий, недовольный тем, что его разбудили. Диким оленем промчался он по воздушной дороге над головами смертных.

Лица всех тотчас обратились вверх, головы запрокинулись. Это был знак. Тот, который все только и ждали.

Караванщики закивали. У них больше не осталось сомнений, что они поступают правильно, следуя воле повелительницы снегов.

– Да…- вздохнула старуха, которая, наверно, единственная была недовольна всем происходившим. Она считала, что люди совершают ошибку, однако она знала, что сказать, что сделать, чтобы остановить это безумие. А теперь, после того, как был дан знак, поняла, что ее и слушать никто не станет. Время ушло.

– Все в порядке, – пришла на помощь старой женщине Мати. Она улыбнулась Лари, потом – Гарешу, благодарная им за помощь, поддержку, которой она не ждала от чужаков, тем более – людей этого каравана, несмотря на те дни, которые она уже прошла его дорогой, и даже – те годы, которые, может быть, она будет вынуждена пройти. – Я подожду за пологом. И не беспокойтесь обо мне. Со мной все будет в порядке. Ведь я родилась в снегах. Здесь мой дом.

– И все же… – Гареш и сам не знал, почему, но, несмотря ни на что, у него тоже были некоторые сомнения. Не по поводу обряда, с этим все было понятно. Вот только… Ему не хотелось отпускать ее одну.

"Мало ли что может случиться. Госпожа Айя вручила моим заботам Свою дочь. И я должен оберегать ее от всех опасностей до тех пор, пока не придут Ее слуги.

Только передав ее им я буду свободен от долга. Пока же, если что-то пойдет не так… Небожители не простят мне ошибки, даже самой маленькой! Но с другой стороны… – это противное, вредное "но", без которого почему-то ничего не обходилось! – Я не должен мешать девочке проходить испытание, назначенное для нее богами… Как же все сложно!" И поэтому когда стоявший рядом с Мати юноша сказал: – Я тоже пойду!, Гареш схватился за эти слова, решив: "Вот оно!" Эти двое должны были пройти испытание одновременно. Таково было решение людей.

Но теперь он думал – не только людей, но и богов.

– Я тоже пойду! – между тем повторил Киш, видимо, по затянувшемуся молчанию решив, что караванщики его не услышали. Голос юноши звучал решительно и твердо, такими же были и его движения, когда, сделав шаг вперед, он встал перед Мати, между ней и караванщиками, словно заслоняя ее от них.

– Нет! – вскрикнула Мати. В ее глазах был страх, причину которого она сама не понимала.

– Я же говорю не о помолвке, а о… И вообще, я уже все решил! Мы вместе вошли в круг для обряда, и вместе должны пройти испытание! -он был готов настоять на своем, и не важно, что против ее воли.

– Это не правильно, – качнула головой девушка.

– Да! – схватилась за ее слова мать Киша. – Послушайте ее! Она – Творец заклинаний! И знает, что говорит!

– Нет, пока не пройдет испытание, – качнул головой Гареш. Он понимал, какие чувства движут женщиной. Однако все уже было решено. Поздно что-либо менять. Да и зачем?

Сати, с нескрываемой злостью глянув на хозяина каравана, жалея лишь о том, что не может одарить таким же взглядом стоявших за всем происходившим богов, бросилась к сыну, обхватила, удерживая. – Не пущу!

– Но мама!

– Женщина, – Гареш нахмурился. – Ты не можешь идти против воли богов! Никто не может!

Собравшиеся согласно закивали. Все, кроме Сати и Лари.

– Я знала, что все этим закончится! Знала! – первая из них была близка к истерике.

– Но Киш, он не может идти! Испытание Творца заклинаний слишком тяжело для простого смертного!

– Богам виднее… – нахмурился караванщик, глядя на нее с осуждением.

– Но…

И тут налетел еще один порыв ветра, такой же холодный и безумно-дикий, будто являя собой новый знак.

– Что ж… – теперь у хозяина каравана не оставалось никаких сомнений. – Ладно, расходитесь все, – Гареш взмахнул рукой, распуская круг. – И да будут милостивы к нам боги!

Людей не нужно было уговаривать. Конечно, любое чудо завораживает, привлекает к себе внимание, все необычное вызывает любопытство. Но от одной мысли о богах и том испытании, которое Они могли послать, становилось не по себе. Ведь за чудом всегда лучше наблюдать со стороны. Особенно зная, что оно все равно не осветит тебя своим пламенем. Разве что обожжет.

Что бы там ни было, через несколько мгновений рядом с Мати остались лишь те, кто не просто сочувствовал ей, но был готов помочь не на словах, а на деле.

Лари тяжело вздохнула, прошептала:

– Не правильно все это! Нужно по-другому! Не так!

– А что мы можем? Такова воля богов… – проговорил Гареш, прекрасно понимая, что его слова не успокоят жену.

– Все в порядке, – Мати пододвинулась к ней, заглянула в глаза. – Все будет хорошо!

– Хорошо бы… – она вновь вздохнула, добавила: – Я буду молиться за тебя, милая, – а потом, смирившись с тем, что случилось, заговорила уже громче, решительнее:

– Ну ладно. Пойдем, милая. Надо потеплее одеться. И поесть. Хорошенько поесть, чтобы не проголодаться до вечера.

– Мне тепло, – девушке совсем не хотелось возвращаться в повозку невест, – и есть совсем не хочется.

– Конечно, не хочется! – хмыкнула Лари. – Понятное дело – когда так волнуешься…

– Я не волнуюсь.

– Это тебе только кажется. А на самом деле – волнуешься. И отсутствие аппетита – тому подтверждение.

– Когда я волнуюсь, то, наоборот, постоянно что-нибудь жую.

– Значит… – она собиралась сказать что-то вроде "раз на раз не приходится", но умолкла, услышав, что ее спутница в это время говорила своему сыну:

– Не отпущу!

– Но мама! Неужели ты не понимаешь! Я должен!

– Ничего ты не должен! Ты еще не прошел испытание! А, значит, у тебя нет своей судьбы, своей тропы и уж тем более своего долга!

– Но…

– Сати, – не выдержав, вмешался в их разговор ее муж, – все уже решено.

– Решено?! – зло окрысилась на него женщина. – Я ничего не решила! А он мой сын!

Сын, который все еще идет по моей тропе, не забывай этого!

– Твоя тропа – это моя дорога. Я – глава семьи.

– А ты решил, да? Решил?…

– Не я, – хмуро глянул на жену Арк. – Боги.

– Да что боги… – начала она, но Лари остановила ее.

– Не надо, Сати. Так ты только хуже сделаешь, настроив против нас, а, значит, и их, – она качнула головой в сторону молодых людей, – небожителей.

– Что ты понимаешь!

– Я все понимаю. Понимаю, что ты чувствует, будто боги забирают у тебя ребенка.

Наверное, я сопротивлялась бы судьбе так же, как и ты, если бы речь шла о моем сыне. Но… -она вздохнула, качнула головой. – Но раз боги хотят…

– Я изменю судьбу! Не отпущу его! И все! И ничего вы тут не сможете поделать!

– Боги…

– Мне нет дела до Них! Где Они, где? Пусть придут, пусть скажут мне, глядя в глаза!

– Мама! – Киш смотрел на нее с ужасом, не узнавая ее, всегда такую спокойную и рассудительную.

– Только слепая материнская любовь может оправдать такие слова!

– Слепая?!

– Ты не сможешь ничего сделать…

– Смогу! К демонам все!

– Опомнись! – воскликнула Лари, а затем, подойдя к той, которая была не просто ее подругой, но и сестрой, обняла за плечи.

– Отпусти! – Сати попыталась вырваться, но жена хозяина каравана удержала ее:- Успокойся!-прижалась, делясь своим теплом. – Все будет хорошо! С ним ничего не случится!

– Ты обещаешь мне? Клянешься жизнью своего сына?

– Обещаю и клянусь.

– Хорошо, – она вздохнула с некоторым облегчением. – Как же ты уверена, что ничего не случится, раз можешь давать такую клятву!

– Уверена. Конечно, уверена!

– Но почему?!

– С нами уже раз случалось чудо!

– Оно случилось не с нами, а с караваном спутников бога солнца, нас же только коснулось, словно ветер крылом.

– Ты жалеешь об этом?

– Когда-то жалела. А теперь – нет!

– Я вот тоже, – она зашептала ей в самое ухо. – Потому что могу заглянуть в глаза девочки, вся жизнь которой чудо. И, глядя в них, вижу, как она несчастна. Имея многое, мечтаешь еще о большем. А большего боги уже не дают… Но, кто знает, может быть, небожители не продавали чуда нам потому, что хотели отдать просто так нашим детям.

– Да… – Сати вздохнула. – Если это действительно его судьба… Не обретя ее, он просто не сможет жить. Ладно. Я отпущу сына. В конце концов, Арк будет рядом…

– Слава богам! – облегченно вздохнув, Киш расплылся в довольной улыбке, за что был тотчас вознагражден хмурым взглядом матери, которая уже собиралась подкрепить его поучением, но, посмотрев на Мати, решила промолчать, лишь качнув головой.

– Ну все, – Лари взяла девушку за плечо, – пойдем собираться.

– Я и так готова.

– Не хочешь возвращаться в повозку невесты?

– Не хочу, – вздохнув, призналась та.

– Ну вот что, – Сати хлопнула в ладоши, привлекая внимание к себе, – Мати, пошли-ка с нами.

– Как? – девушка даже растерялась.

– А вот так – просто. Мне же что одного кормить, что двоих. Да и кофточку потеплее тебе подберу. У тебя ведь небось и нет ничего.

Лари улыбнулась:

– Я собиралась отвести Мати в свою повозку, – довольно хмыкнув, она потерла нос.

– Но так даже лучше… Помощь нужна?

– Да что уж там, сама справлюсь. Ты только… Вот, – быстро подойдя к девушке, она, не спрашивая, забрала из рук Мати варежки, которые та сняла, сама уже забыла когда. – Смотри, – женщина натянула одну на руку. Варежка была старая, штопанная-перештопанная.

– Да, не гоже в таких в снега, – понимающе кивнула жена хозяина каравана.

– У меня нет других, – испуганно смущенно прошептала Мати. – Я… Я носила их аккуратно, но они все равно порвались.

– Потому что старые совсем. Вот и рвутся, – бросила на нее быстрый взгляд мать Киша. – Это ведь не те, что тебе дал Гареш?

– Нет… – она втянула голову в плечи.

– А что с теми случилось? Да не дрожи, никто тебя не ругает.

– Я… Я их потеряла.

– В дороге?

– В повозке.

– В повозке?! – женщина нервно рассмеялась. – Как! Нет, не отвечай, мне и так все ясно. "В повозке потеряла!" -Ладно, Сати, сейчас не время для выяснений, – махнула рукой Лари. – Потом. А пока я подыщу для нее что-нибудь более подходящее. Ты же постарайся заставить нашу девочку поесть.

– Накормлю. Можешь не сомневаться. Пойдем, милая, – потянула она за собой Мати. – Киш! – взмахом свободной руки позвала она сына. – Идем! У нас не вечность впереди, чтобы разбрасывать мгновения в разные стороны словно снежинки! Если, конечно, ты не решил остаться в шатре.

– Нет!

– Ты куда это? – заметив, что тот направился совсем не в ту сторону, в которую шла сама, нахмурилась Сати.

– В повозку холостяков.

– А есть? Кто тебя там накормит?

– Мне нужно собраться. Там нужные вещи.

– Ладно, – женщина махнула рукой, не став выяснять, что сын имел в виду под этими "нужными вещами", – ступай. Только быстро! И сразу к нашему костру! Понял?

– Понял, – кивнул Киш уже на бегу.


Загрузка...