Книга о кактусах

Как я встретилась с кактусами

Всегда имей в доме книгу, в саду — цветок…

Эпикур

Всю жизнь, сколько себя помню, я любила комнатные растения, грунтовыми же мне, сугубо городской жительнице, никогда не приходилось заниматься. Несколько раз вместе с соседями по дому засаживала летниками круглую клумбу во дворе, только и всего.

Зато горшечные растения, которые были у меня, я помню очень хорошо. Была, например, розовая азалеа, отданная мне на попечение, когда мне было семь лет. Это было прелестное деревце с высоким стволиком и густой круглой кроной, цветущее долго и обильно. Я ее не только любила, но и всегда помнила, что она старше меня: ей было 11 лет. А когда мне исполнилось 11 лет, я нашла на песчаной дорожке бульвара треснувшую и проросшую персиковую косточку, из которой вырастила в горшке стройный высокий персик; я очень горевала, когда персик погиб несколько лет спустя, поломанный оконной шторой.

Для утешения тетя принесла мне крошечный горшочек с цветущей розой, которую никто не считал настоящей: уж слишком неправдоподобен был тяжелый пышный бледно-розовый цветок на конце тонкого и слабого стебелька с двумя маленькими листочками. Но, несмотря на то что роза имела вид срезанной и воткнутой в землю, она хорошо росла. Как я потом узнала, это была неприхотливая и легко цветущая центифолия, и именно с нее началось мое увлечение розами, которое длилось около десяти лет.

Постепенно мне удалось собрать четырнадцать пригодных для комнатной культуры сортов, и летом мое окно представляло восхитительное зрелище, так как все мои розы хорошо цвели.

И не удивительно — ведь я создала им превосходные условия: летом они находились на открытом воздухе в подвешенном за окном ящике, а зимовали — отгороженные от комнатного тепла третьей съемной рамой на подоконнике. Что и говорить, розам у меня было хорошо!

Полгода я наслаждалась буйным ростом и цветением моих питомцев, а остальные шесть месяцев вынуждена была глядеть на окошко, тесно заставленное голыми растрепанными кустиками, напоминающими старые метлы. Год от года это зрелище надоедало мне все сильнее, и я стала подумывать, не лучше ли раздать розы восторгавшимся ими друзьям и заменить их растениями, одинаково красивыми и летом, и зимой.

Больше всего мне хотелось завести цитрусовые, которые не только не сбрасывали листья зимой, но и обладали способностью цвести и плодоносить весь год. Но мне не нравились те лимоны, которые я видела в цветочных магазинах: чахлые, почти всегда кособокие кустики с жиденькой листвой, привитые на корявых пеньках. Я мечтала совсем о другом! Поэтому, раздав розы, я несколько лет держала случайные, чем-либо понравившиеся мне растения — аспарагусы, бегонии, колеусы, саксифраги, традесканции и хлорофитумы. Я старательно за ними ухаживала, но особого интереса они у меня не вызывали, так как все время мне очень хотелось завести лимоны или померанцы.

И вот, наконец, съездив в г. Павлов на Оке, я привезла оттуда два чудесных кустистых лимона местной древней породы. Уже на пароходе мое платье и волосы пропитались их тонким, специфическим ароматом, который заполнил маленькую каюту сразу, как только растения внесли. И моя московская комната неуловимо изменилась: такая благодатная прелесть излучалась от яркой душистой листвы, от нежных цветков, от бледного золота зреющих плодов.

Каждый раз, смотря на них, я радовалась, радовалась до тех пор, пока не заметила, к своему большому огорчению, что в новой обстановке лимоны явно страдают. Вместе с деревцами я привезла из Павлова несколько мелко исписанных листков из тетради — инструкцию по уходу, записанную со слов их прежней хозяйки, опытного павловского цветовода. Нечего и говорить, что все ее указания я скрупулезно выполняла — лимоны получали все, что им следовало, вернее, почти все. Невыполнимое заключалось в голландской печи — сухой воздух комнаты с центральным отоплением не годился для них, и никакие придумываемые мной ухищрения не помогали. Чего я только ни делала: и подносы с водой ставила на батарею отопления, и опрыскивала кроны лимонов по три раза в день, и мокрые губки развешивала среди листвы, но лимоны продолжали болеть.

И вот я решила отдать мои лимоны в дом с печным отоплением, окончательно убедившись, что никогда не найду такого растения, которое могло бы жить в условиях городской квартиры, не болея и не нуждаясь в зимнем покое.

Как всегда бывает в жизни, именно когда перестаешь верить в удачу, она тебе улыбнется. Моя удача улыбнулась мне в лице любимой подруги, женщины обаятельной и невероятно суматошной, всегда имеющей про запас что-нибудь новое и интересное.

Во время нашей предыдущей встречи она только и говорила о купленной ею гитаре и о том, как она учится на ней играть, поэтому мой первый вопрос, естественно, касался ее успехов как гитаристки. Но она только отмахнулась от напоминания о гитаре и объявила, что есть на свете вещи, куда более интересные, например кактусы.

«Я собираю коллекцию кактусов, — сказала она. — Вы знаете, что такое кактус?»

Мне тогда и в голову не пришло, что я этого не знаю, и я весьма уверенно выложила все когда-либо слышанное: «Это такое — колючее… и круглое?»

И тут я услышала, что вовсе не обязательно круглое, что кактусы бывают и длинные, и плоские, что у моей подруги есть кактус, по ее словам, редчайший, который называется «кошачий хвост», и многое, многое другое, все такое же для меня новое и интересное. Я слушала, затаив дыхание, и в тот же вечер пошла смотреть ее коллекцию.

Возвращаясь домой и глядя из окна полупустого троллейбуса на улицы в сумерках, я старалась разобраться в своих впечатлениях. Конечно, я и раньше видела кактусы: в Ботаническом саду Московского университета каждое лето возле оранжерей высаживали в грунт мощные, старые цереусы и опунции. Но небольшие экземпляры я впервые видела вблизи. И мало того, что они мне очень понравились, они еще и напомнили что-то любимое и хорошее, а что именно, я никак не могла вспомнить.

В этот момент за окном промелькнули деревья на бульваре, и мгновенно все стало понятно: неясные в слабом свете деревья, да еще увиденные из движущегося троллейбуса, были совершенно лишены мелких подробностей — в памяти остался только общий, беглый абрис.

Но ведь именно так и бывают изображены деревья на прелестных рисунках маленьких детей: предельно выразительно и скупо, без всяких индивидуальных деталей.

И, конечно же, кактусы напомнили мне детские рисунки, я увидела в них такую же лаконичность и простоту, такую же поразительную экономию материала и чистоту формы. Из-за отсутствия сучков и листьев их контур был четок и ясен, как у морских раковин, и все же это были растения, но растения, нарисованные пятилетним художником.

Через неделю я позвонила подруге и сказала, что тоже хочу собирать кактусы и что пусть она меня научит, с чего надо начинать.

«Это очень просто, — сказала она. — Прежде всего купите пинцет для вытаскивания из себя колючек, а потом приезжайте ко мне с большой корзиной — я вам отдам всю свою коллекцию.

Они мне надоели: я вся исколота, как подушка для булавок, а они почему-то мрут. И, кроме того, у меня есть крабиха Лизка, она живет в банке с морской водой и уморительно ест червяков. А злющая — ужас!»

Так я стала счастливой обладательницей первых в моей жизни восьми кактусов. (Собственно, сначала я была уверена, что их у меня двенадцать, но позднее выяснилось, что одно растение из рода алоэ, а три — чистокровные хаворции и что все эти четыре растения принадлежат к ботаническому семейству лилейных, а к кактусам никакого отношения не имеют.)

Итак, у меня было три цереуса, три опунции и два эхинопсиса — все самые обычные и распространенные виды, но радости они мне доставили столько же, сколько я сейчас испытываю, вырастив с превеликим трудом из семян какой-нибудь редкостный, еще неизвестный у нас вид.

Свою микроскопическую коллекцию я мыла и чистила, переставляла и пересаживала и ко всем своим знакомым приставала с одним и тем же вопросом: не знают ли они людей, у которых есть кактусы, и нельзя ли у них достать черенок или отросток.

Так я стала новобранцем многотысячной армии кактусистов-коллекционеров.

Почему же на свете так много кактусистов? Иными словами, почему это занятие так нравится многим людям? Думаю, что ответ на этот вопрос кроется в одной интересной особенности коллекционирования кактусов, а именно в его многоплановости.

В самом деле, прежде всего это коллекционирование, а ведь жилка коллекционера есть почти в каждом человеке. Собирать какие-либо вещи по определенному признаку всегда интересно, а если это делается не механически, то и полезно: сколько нового узнают люди, собирающие, например, почтовые марки или старинные монеты!

Перед каждым коллекционером постоянно стоит интересная задача — найти тот или иной предмет, недостающий в его коллекции, и в ту же минуту, когда манившая цель достигнута, на ее место встает новая, еще более трудная и потому еще более увлекательная.

С точки зрения коллекционера, кактусы представляют величайший интерес: ведь их на свете существует более трех тысяч видов, так что «потолка» в этой области фактически не существует, как не существует до сего дня полного собрания всех имеющихся на свете видов кактусов.

Если же коснуться познавательной ценности коллекционирования, то с этой точки зрения кактусы, пожалуй, не имеют соперников. Будучи в противоположность монетам или маркам живыми, они нуждаются и в более внимательном подходе. Чтобы они у вас жили, необходимо научиться понимать их потребности, «вкусы», даже «капризы», а для этого нужны знания. И вот кактусист берется за географические издания, чтобы познакомиться с условиями жизни своих любимцев на родине. Он начинает прислушиваться к последним новостям агротехники: а что такое гиббереллин[1] и не годится ли он для его кактусов? Новые слова и понятия входят в его жизнь, он впервые разобрался в том, что такое люксы[2], познакомился со свойствами различных химических элементов, начал заниматься иностранными языками, да мало ли что еще повлекло за собой желание выращивать кактусы!

То, что кактусист имеет дело с живыми растениями, а не с предметами, как другие коллекционеры, кажется мне очень важным еще и потому, что ежедневный уход за кактусами, наблюдение за фазами их развития, за прорастанием высеянных семян или за разворачивающимися лепестками распускающегося цветка помогают человеку приблизиться к природе, познать радость садовника, облагораживающую душу, причем эта радость живет рядом с вами в течение круглого года, потому что кактусы прекрасно переносят комнатные условия и занимают очень мало места. Большая коллекция кактусов умещается на подоконнике, где могли бы стоять всего три-четыре пеларгонии или пальмы среднего размера.

Нельзя обойти молчанием и эстетическую сторону этого занятия. Неизвестно почему, с чьей-то легкой, а вернее нелегкой, руки к кактусам последнее время прилипло название «зеленых уродцев». Когда я слышу эти слова, я твердо знаю: говорящий их человек никогда не видел кактусов по-настоящему, его знакомство с ними ограничивается заморенными эхинопсисами или корявыми опунциями. Разве можно применить слово «уродство» к растениям, соединяющим скульптурную чистоту формы, щедрое богатство красок и филигранно-кружевной узор опушения из волосков или колючек! О цветении я уже не говорю: цветки кактусов — одни из самых прекрасных в мире; независимо от их размера — будь то цветок селеницереуса, имеющий 36 см в диаметре, или полуторасантиметровый цветок мамиллярии — лепестки каждого из них имеют характерный металлический блеск и перламутровую прозрачность краешков.

Самое же интересное, с точки зрения любителя комнатного цветоводства, что красота кактусов не сезонная, как у лиственных растений. Они одинаково красивы во все времена года, если, конечно, хорошо выращены и здоровы.

И, наконец, следует сказать еще об одном отличии коллекционирования кактусов: что бы вы ни собирали — открытки, старинный фарфор или маски китайского театра, вы можете эти предметы разыскивать, покупать, выменивать, определять, классифицировать и описывать, вы можете стать знатоком и авторитетом в данной области, но никогда вы не испытаете счастья созидания. Кактусист же, приобретя даже небольшой опыт, получает возможность из крохотного семени или невзрачного черенка создавать растение, формировать его по своему плану и желанию при помощи правильно подобранного режима, соответствующего питания или прививки. В главах, посвященных уходу за кактусами и размножению их, читатель найдет много конкретных примеров, которые, я надеюсь, пояснят и подтвердят все сказанное.

Кактусоведение еще молодо. Начало научному и планомерному изучению кактусов было положено только в конце XVIII века, хотя отдельные упоминания о кактусах или описания их встречаются в ботанической литературе начиная уже с 1576 года. Кактусы как интересная комнатная культура очень быстро стали приобретать приверженцев, а в конце XIX века уже существовало множество обществ и клубов любителей кактусов, которым, как и всем другим коллекционерам — нумизматам, филателистам и другим, было не только приятно, но и необходимо встречаться с людьми, разделяющими их интересы, для обмена опытом и материалом.

Первый журнал, посвященный вопросам кактусоведения, стал выходить в девяностых годах XIX столетия на немецком языке («Zeitschrift fur Succulente»), а в настоящее время издается целый ряд таких журналов. Имеется четыре периодических издания на немецком языке и пять на английском, из которых три журнала издаются в Англии, один в США и один в Новой Зеландии. На французском языке выходит один журнал во Франции и один в Бельгии; есть периодические издания по кактусам на чешском и голландском языках. Возможно, существуют такие журналы и в других странах, но я здесь перечислила только те, которые мне известны.

Эхинопсис происходит от двух греческих слов — echtnos — еж и opsis — сходство, подобие. В переводе на русский это название означает ежеподобный, ежевидный.

Мамиллярии происходит от латинского слова mamilla — сосочек и может быть переведено как сосочковая.

Раньше это название писалось через два «м», но сейчас считается более правильным написание через одно "м" так как в слове, от которого оно произошло, всего одно «м» (после буквы «а»).

Опунция обязана своим названием греческому городу Опусу. Именно опунции акклиматизировались на юге Европы, чем, возможно, и объясняется происхождение названия.

Цереус — от латинского слова cera — воск, свеча. Видимо, это название связано с удлиненной, свечевидной формой стебля. Может быть переведено как свечевик.