Книга о молитве. Тяжесть правила или разговор с Отцом?

О молитве по соглашению и молитве одиночек

Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18: 19–20). В этих евангельских словах есть категоричность, которая часто воспринимается нами как некое долженствование Бога по отношению к человеку. Мы уверяем себя, что здесь нам дан способ давления на Бога, управления Богом, в общем формула обращения, которая будет работать сама по себе. Как будто Христос говорит нам, что существуют специальные возможности, когда твоя молитва обязательно будет исполнена; и при этом можно сделать вывод, что, если ты молишься по-другому, твоя молитва необязательно будет исполнена. Значит, исполнение молитвы зависит уже не от тебя и не от Самого Бога, не от Его свободной воли, мудрости, спасительного промышления о человеке, а только от того, что мы собрались вдвоем или втроем и просим во имя Его.

Мне кажется, те категоричные слова — продолжение предыдущего стиха: Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе (Мф. 18:18); и нам следует немножечко себя осадить и постараться понять, что существует риторическая форма обетований, посылаемых человечеству. Это, действительно, истина, как любое слово Священного Писания — Божественная истина, но еще и жанровая форма, суть которой надо постичь. О чем здесь идет речь? О том, что, если ты молишься один, твоя молитва может быть и не услышана, а если вас двое, будет исполнена обязательно? Если мы видим в этой фразе такую логику, то, собственно говоря, в чем тогда смысл нашего обращения к Богу? И как быть с тем, что Христос говорит до этого в Своей проповеди? Что же получается: ты знаешь, к Кому и зачем обращаешься, знаешь, чего ты хочешь от Бога, но твое внутреннее состояние перед Богом, понимание, знание Бога, то есть сердцевина и суть молитвы, оказывается на втором месте. А на первое выходит определенная форма, которая должна Бога как бы принудить к исполнению твоей молитвы, поскольку Он обещал это в категорической евангельской форме.

Но смотрите, далее читаем продолжение этой мысли: ибо где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них. А всегда ли, когда нас двое и трое собрано даже во имя Его, Он посреди нас? Почему мы считаем, что если мы собрались читать акафист по соглашению, с мыслью, что нам во что бы то ни стало необходимо просимое, Христос должен быть сейчас посреди нас? Откуда вообще возникла повальная мода на молитву по соглашению? Понимаю, что она имеет своей целью собрать как можно больше молитвенников, чтобы каким-то образом разрешить неразрешимую проблему, чаще всего вымолить исцеление от болезни близкому человеку, преодолеть непреодолимое препятствие. Молитва вообще обычно понимается как нечто, что должно с жесточайшей необходимостью ликвидировать сегодняшнее непреодолимое препятствие. То есть если сейчас мы чего-то не сделаем, не достанем лекарства или денег на операцию, или операция пройдет неудачно, это будет конец всему, поэтому надо собрать все силы, собрать всех людей и эту проблему разрешить. Вот так мыслится, когда люди вместе собираются на молитву, и это правильно, потому что мы должны друг друга поддерживать. Мы не всегда понимаем, что можно сделать для ближнего в трудной ситуации — только молиться за него, жизнь-то тяжела, неразрешимых проблем и препятствий в ней много, очень-очень много. И когда верующие собираются вместе на молитву и предъявляют Богу не количество собранных, а свою пламенеющую любовь, сострадание и единство в перенесении скорби и печали, и каждый подставляет плечо, отдает часть самого себя, каждый в этот момент являет собой Церковь, тогда Христос рядом, посреди них, потому что об этих двоих или троих можно сказать как о семье либо как о Церкви. Только в такой категории можно мыслить словами: «Христос посреди нас, и есть, и будет». «Христос посреди нас!» говорят во время Евхаристии, в момент исповедания веры: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную», тогда члены Церкви, обращаясь друг к другу с любовью, говорят: «Христос посреди нас! И есть, и будет». Вот о какой молитве идет речь в этом евангельском отрывке — о Евхаристии, о евхаристическом собрании прежде всего, а потом и о продолжении евхаристического собрания в жизни членов Церкви. Евхаристическое собрание продолжается вне богослужения, когда все соединены узами братской любви, «союзом любви», как сказано в молитве «О умножении любви»: «Союзом любве апостолы Твоя связавый, Христе, и нас, Твоих верных рабов, к Себе тем крепко связав, творити заповеди Твоя и друг друга любити нелицемерно сотвори, молитвами Богородицы, едине Человеколюбие». Когда речь идет о такой любви, когда люди собираются на молитву, действительно отдавая себя Богу, тогда и в самом деле Христос посреди них.

Правда, надо сказать, что просимое все равно исполняется не таким образом, как хочется нам. Приведу пример из своей священнической практики.

В нашем приходе была одна удивительная молодая женщина по имени Татьяна. Мне довелось ее крестить, когда ей еще не было 30 лет, но она уже была больна — боролась с раком, болезнь по временам ослабевала, давая возможность жить дальше. Татьяна овдовела в первом браке, снова вышла замуж, у нее подрастала дочь. После того как она забеременела двойней, болезнь снова вспыхнула, захватив женские органы, и Татьяне, естественно, сказали, что, если она не сделает аборт, ей никакой помощи оказывать не будут, так как это бессмысленно. Эта мужественная женщина, настоящая христианка, нашла возможность оперироваться в Германии. Там ей сделали очень удачную операцию, и она родила прекрасных двойняшек, мальчика и девочку. А после родов болезнь вернулась с новой силой, и Татьяна много раз ездила в Германию на химиотерапию. Было потрачено огромное количество денег, мы собирали их всем приходом, множество ее друзей, вот этих любящих людей, молились и постоянно собирали для нее деньги многочисленной христианской и даже не христианской семьей. И это продолжалось несколько лет, пока на каком-то этапе химиотерапии ее организм — почки, сердце — не перестал справляться. Врачи отказались ее дальше лечить и перевели в хоспис. И тогда мы в храме собрались все вместе, специально для того, чтобы молиться за Таню. Мы служили литургию, на которой молились о ее здоровье, в храме народу было битком, мы горячо молились, в полный голос, стояли на коленях, взывая к Спасителю, чтобы Он посмотрел на нее и на малолетних детей, которые останутся без матери, и дал ей силы справиться с болезнью, совершил бы чудо, явил Свою милость. Надежда, упование на Бога как-то вдруг наполнили всех радостью, казалось, наша молитва совершенным образом услышана и обязательно будет исполнена, как об этом написано в Евангелии: Истинно говорю вам… чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного. А потом ее состояние резко ухудшилось, и стало ясно, что ничего уже не будет, никакого улучшения. И я прямо-таки в сердце своем возроптал на Бога и сказал: «Ну как же Ты Сам мог такое сказать людям, зачем Ты говоришь, если не делаешь?»

Со временем я успокоился и стал обсуждать с Таней ее причащение — я вдруг понял, что все это время она, лежа в больнице в Германии, не причащается. Я нашел в Берлине своего друга-священника, он сходил причастил ее и вернулся совершенно потрясенный. Он сказал: «Я никогда не встречал такого человека. Никогда не видел, чтобы человек принимал от Бога с такой любовью и спокойствием все, что Бог посылает».

И тогда я подумал: «А что я вообще знаю?» И стал чаще общаться с Таней. Я был удивлен, поражен: оказалось, что она готова к смерти и не боится за будущее, что она совершенным образом вручила в руки Божии и свою жизнь, и свою семью и полностью уверена в милосердии Божьем. Единственно, ей хотелось, чтобы я ее отпел. Она сказала, что хочет вернуться в Грузию (ее муж грузин) и умереть там, рядом со своими детьми и мужем, чтобы ее там похоронили и близкие знали, что мама рядом. И я развел руками и понял, что мы просим меньшего и знаем совсем немногое из того, что знает о человеке Бог, что Он видит в нем и в этой ситуации. Мы просим о какой-то естественной, понятной нам малости, на злобу дня, как говорится. Эта злоба дня нас поражает, обезоруживает, лишает внутренних сил, заставляет считать единственно возможным тот способ выхода из положения, какой мы сами можем придумать. И не догадываемся, как в эту ситуацию входит Господь!

Таня вернулась в Москву. Мы снова собрали денег (мы — это не значит я или наш приход, а все ее близкие и неблизкие, знакомые и незнакомые), чтобы на поезде, в реанимационном отсеке, больную привезли в Москву. Я сразу же поехал ее причастить — а она веселая, радостная, улыбается, хохочет. На следующий день ее перевезли в хоспис, и я снова отправился к ней с Причастием; там меня тут же схватили за руки две женщины: «Батюшка, мы так вас ждали, надо причастить умирающего». Прошу Танечку подождать, а она отвечает: «Батюшка, ну куда мне торопиться?» Потом в хосписе ей стало так плохо, что было понятно — она умирает. Танины близкие перевезли ее в другую больницу, в кардиореанимацию, и, пока она не впала в кому, Таня была все так же весела и радостна. Когда я снова приехал к ней со Святыми Дарами, она пришла в себя, причастилась, попрощалась с родными и отошла ко Господу.

Итак, ответ на эту молитву состоялся, он пришел, хотя и совершенно иным образом, чем ожидалось, — он дал возможность всем нам участвовать в Таниной жизни, быть рядом с ней, чему-то у нее научиться. И принять так же, как она, волю Божью.

«Будете услышаны» — мы услышаны, и, когда Господь посреди нас, будет лучше, чем то, что мы просим по-нашему, по-земному. А мы-то хотим, чтобы было только так, как нужно нам. И собираемся вдвоем или втроем просить именно того, что нужно нам. А если Он в этот момент находится посреди нас, готовы ли мы включить Его в этот круг двух или трех, учесть Его волю — например, Его желание спасти каждого человека? Присовокупляем ли к нашей любви Его любовь? Если Он полноправный участник этой встречи, то Его воля, Его любовь действует и в конечном итоге побеждает. Но когда из этой евангельской фразы делается вывод, что мы чисто техническим образом можем собраться (или не собираться, а просто назначить время, час, форму молитвы, например, акафист) и говорить, что вот, в такое-то время молитву по соглашению прочтут тридцать тысяч, пятьдесят тысяч, сто тысяч человек, как стадион, или маленькая республика, или небольшая страна, прося Бога о том, что нужно нам, — это, мне кажется, такая ложь, такая подмена, такая манипуляция Евангелием! Чистой воды магизм! Когда люди собираются победить Бога количеством участников и заданной формой, думаю, это молитвой назвать нельзя. Может быть, я излишне категоричен, люди могут искренне молиться, и жаждать просимого, и даже получать его, но я убежден, что не из-за многочисленности собрания, а только потому, что личная вера и личная искренность эту молитву творит.

Разве от количества людей зависит сила молитвы, разве не может один человек умолять Бога о помощи? Мы же видим в Евангелии, как поодиночке обращаются к Богу отец умершей девочки Иаир, кровоточивая женщина, не сказавшая ни слова… Это личная молитва, личное обращение, каждый просит Бога сам, знает, о чем просит и Кого просит, и понимает, как потом жить с полученным ответом.

Когда человек хочет что-то получить, он использует любую ситуацию, и евангельские слова тоже. А подлинная молитва вообще выводит нас из привычного пространства, потому что только в этот момент мы видим и Бога, и себя, и мир вокруг нас не зациклен только на том, чего мы хотим.

Надо молиться и не унывать. Господь говорит нам об этом в притче о неправедном судье: в одном городе жил судья, который Бога не боялся, людей не стыдился, и жила одна бедная вдова, которая приходила к судье и просила защитить ее. Он долгое время не хотел обращать на нее внимание, но после сам сказал: «Хотя я Бога не боюсь и людей не стыжусь, но так как эта вдова не дает мне покоя, я ее защищу, чтобы она не приходила больше мне докучать». И сказал Господь: слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их? сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк. 18: 6–8).

Неправедный судья, который все-таки помогает вдовице, — это не образ Бога. Люди думают: вот, значит, как надо поступать — подражать вдове, которая просто уморила неправедного судью, и тогда все получится. Нет, здесь главное — не унывать. Бог слышит тебя, вопиющего день и ночь. Нет защиты для тебя, но Он подаст помощь. Почему медлит — я не знаю, но то, что слышит, — очевидно.

Я сейчас наблюдаю одну историю, которая разворачивается на моих глазах: женщина попала в колесо российского правосудия. Она уже в преклонном возрасте, а когда была в силах, вела какой-то бизнес, организованный в 90-е годы. И вот она, как вдова из евангельской притчи, лишилась всего имущества: один из бывших компаньонов нашел возможность через суд и через определенные манипуляции (как она говорит, подкуп) последовательно лишить ее всего, вплоть до пенсии, из которой она тоже должна отчислять ему долг. И это не просто отъем имущества, а жестокая месть, уничтожение человека, соперник стремится ее растоптать, оставить мокрое место… Имущество давно отобрано, но судопроизводство продолжается. И все ее попытки добиться правды, справедливости, хотя бы элементарной законности безуспешны. Она мне с ужасом говорит: «Как же так, почему, я не могу этого понять и не могу молиться за этого человека, не могу любить этих судей… Я прихожу после судебных заседаний совершенно разрушенная, раздавленная, как будто распятая». И вдруг до нее доходит, что она идет путем, по которому прошел Господь, Который был так же унижен, несправедливо осужден, оплеван, лишен одежды, лишен всего, избит и распят. И тогда она начинает понемножечку успокаиваться, как ни тяжело по-человечески это принять. Наш разговор происходит накануне Страстной недели, время приближается к Страстным дням — и складывается понимание, отчего Господь иногда медлит, не сразу спасает. Видимо, оттого, что промедление дает возможность каждому человеку исполнить слова о кресте, сказанные Господом так жестко и опять-таки по-евангельски категорично: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее (Лк. 9: 23–24).

Человек осознал себя верным Христу, вступил на Его путь, но еще не знает, чем это для него закончится. И вот с ним начинают происходить разные серьезные вещи. Он вышел на улицу, которая ведет ко Христу, но до конца еще этого не понимает; как не понимает и почему Бог его не слышит, почему кругом сплошная несправедливость, почему его со всех сторон бьют, уничтожают и распинают. А потом вдруг осознает, что Господь все это слышит и видит и сейчас дал тебе возможность немножечко Ему подражать, не самым жесточайшим и тяжелейшим образом. Мне кажется, евангельские слова именно об этом.