И час этот пробил, ясен и строг,
и металлом коснулся меня.
Я дрожу. И я знаю: теперь бы я смог
дать пластический образ дня.
Здесь ничто без меня не завершено,
и ничто не успело стать.
И мой взгляд все светлее — ему дано
этот мир, как невесту, обнять.
Даже малая вещь для меня хороша
и в картине моей цветет
на сияющем фоне, — и чья-то душа,
с нею встретившись, оживет.
Перевод Т. Сильман
Моя жизнь — нарастающее круженье,
я кружу над вещами давно.
Суждено ли дожить мне до высших свершений,
или к ним лишь стремиться дано?
Я кружу вокруг бога, вкруг башни высокой —
это мой многотысячный круг —
и не знаю: я буря, а быть может, я сокол,
или песни неслыханной звук.
Перевод Т. Сильман
На рубеже веков мой век течет.
А прошлое — как лист, что испещрен
тобою, мною, богом… Дрогнул он…
И чья рука его перевернет?
Иные силы тянутся на смену,
невиданные до сих пор.
Теперь они выходят на арену,
вперив друг в друга тусклый взор.
Перевод Т. Сильман
Тебя во всех предметах я открою,
с которыми я братски сопряжен;
в былинке малой ты блеснешь росою,
в великом ты величьем отражен.
Волшебных сил движенье без оглядки,
идущее дорогою вещей:
растет в корнях, в стволе играет в прятки,
и воскресает в зелени ветвей.
Перевод Т. Сильман
Столетье сдвинулось. Мне слышен шум глухой,
с страницы исполинской рвется ветер взлета,
она божественной, твоей, моей испещрена
рукой,
в бездонной высоте, неведомый — ее листает
кто-то.
Уже страницы новой край намечен,
на ней еще должно все появиться.
Безмолвно силы расправляют плечи
и сумрачно друг другу смотрят в лица.
Перевод Я. Монахова
Из Слова твоего читаю эту быль,
Из свитка мудрых мановений
твоей руки — она вокруг творений,
их обтекая, нежно изгибалась.
Звучало громко — ж и т ь, а умирать —
шепталось,
и слово быть гремело, как прилив.
Но смерти час рожден убийством был.
И пропасть в мироздании раздалась.
И грянул взрыв
и голоса мгновенно раздробил,-
они едва-едва собрались
тебя назвать,
тебя позвать,
мост через пропасти великий —
намеки в речи их с тех пор одни остались —
блики:
мерцанье древнего именованья.
Перевод Н. Монахова
Оставь без глаз — всё ж я тебя увижу;
Оставь без слуха — я тебя услышу;
Я и без ног пойду стезей твоею;
Я и немой воззвать к тебе сумею;
А если рук лишусь я ко всему —
Тебя своим я сердцем обниму;
А сердцу повелишь остановиться —
Мой мозг к тебе прорвется, как зарница;
Теперь еще и мозг мой умертви —
Я понесу тебя в своей крови.
Перевод В. Васильева
В деревне той стоит последний дом,
как будто впереди — конец всему.
Дорога повернула за холмом
и медленно ушла в ночную тьму.
Деревня — только робкий переход
между двух далей — все чего-то ждет,-
дорогой этой так легко уйти…
А кто ушел, тот все еще бредет
или давно уже погиб в пути.
Перевод Т. Сильман
Уже земные короли
состарились и умирают.
Наследники их погибают,
а дочки бледные теряют
короны чахлые в пыли.
И чернь, что надо всем царит,
их быстро в деньги превратит
или в машины переплавит —
она теперь их волей правит,
но счастье их и здесь оставит.
Металл тоскует: с жизнью этой,
такой далекой от природы,
никак не может он смириться.
К чему машины и монеты?
Он бросит кассы и заводы
и снова в шахты возвратится,
гора закроется за ним.
Перевод Т. Сильман
Все станет вновь великим и могучим.
Деревья снова вознесутся к тучам,
к возделанным полям прольются воды,
и будут снова по тенистым кручам
свободные селиться скотоводы.
Церквей не будет, бога задавивших,
его оплакавших и затравивших,
чтоб он, как зверь израненный, затих.
Дома откроются как можно шире,
и жертвенность опять родится в мире,
в твоих поступках и в делах моих.
С потусторонним больше не играя
и смерть не выставляя напоказ,
служа земному, о земном мечтая,
достойно встретим свой последний час.
Перевод Т. Сильман
Нет без тебя мне жизни на земле.
Утрачу слух — я все равно услышу,
очей лишусь — еще ясней увижу.
Без ног я догоню тебя во мгле.
Отрежь язык — я поклянусь губами.
Сломай мне руки — сердцем обниму.
Разбей мне сердце. Мозг мой будет биться
навстречу милосердью твоему.
А если вдруг меня охватит пламя
и я в огне любви твоей сгорю —
тебя в потоке крови растворю.
Перевод А. Немировского
Уж рдеет барбарис, и ароматом
увядших астр так тяжко дышит сад.
Тот, кто на склоне лета не богат,
тому уж никогда не быть богатым.
И кто под тяжестью прикрытых век
не ощутит игры вечерних бликов,
и ропота ночных глубинных рек,
и в нем самом рождающихся ликов,
тот конченый, тот старый человек.
И день его — зиянье пустоты,
и ложью все к нему обращено.
И ты, господь. И будто камень ты,
его влекущий медленно на дно.
Перевод Т. Сильман
Уже рдяные зреют барбарисы.
И астр стареющих — ослабшая гряда.
В лишеньи, чтоб себя не ждать всегда,
с своим богатством летним соберися.
И кто сейчас, свои смыкая очи,
Не убежден в видений полноте
Заждавшейся начала ночи,
Чтоб выпрямиться в темноте —
(Последние 5 строк не переведены).
Перевод Б. Пастернака