Я не помнил, как получил ключи от своей комнаты, как и того, как оказался в ней. Пришел в себя лишь тогда, когда увидел перед собой заправленную постель — холод подушки манил нырнуть в нее прямо лицом, а уют тонкого, но теплого одеяла обещал избавить от усталости прямо здесь и сейчас.
Дверь за моей спиной захлопнулась, и у меня не было никакого желания проверять, заперта она или нет. Если Ибрагим говорил правду, то здесь мне может угрожать разве что только сам Сатана. Словно в подтверждение его слов за окном я видел дежурящих инквизаториев — форменный, больше похожий на вытянутый трактор грузовик привез сюда целую бригаду тех, кто должен был бороться с чародеями, чертями и прочей нечистью.
Я рухнул на кровать, закрывая глаза. Сон манил в объятия, но вместо сладких женских рук раз за разом вытаскивал из головы допрос в застенках библиотеки Егоровны. На этот раз глава инквизаториев решила не посещать меня лично. Но я чуял, что ее глаза отовсюду следят за каждым моим движением, внимают каждому сказанному слову. Разодетый в робу, скучающий и мечтающий о чашке горячего чая мужик лет сорока допрашивал меня без особого энтузиазма. Я знал, что в иных комнатах ту же процедуру сейчас проходят и Дельвиг, и Женька.
По сотому разу у меня спрашивали, что я видел. Девчонка — резвая и, казалось, единственная живая среди всех остальных стучала пальцами по клавишам печатной машинки, словно заведенная. Протокол стал смыслом ее сегодняшнего вечера, и она отдавала ему всю себя без остатка.
Когда же бесконечность одинаковых вопросов, наконец, иссякла и сошла на нет, нам даровали долгожданную свободу. Чтобы вырвать меня из цепких лап борцов со всем чародейским, прискакал лично Ибрагим. Наверно, осмелься они не пустить старика внутрь, он бы недолго думая взялся за свой фирменный кортик. Тот болтался на поясе, будто ожидая своего часа, но сегодня был не его день.
Старик что-то говорил мне, когда мы шли в офицерский корпус, я глупо кивал, брякая в ответ что-то однозначное. Память игриво хихикала и говорила, что не отдаст мне эти воспоминания даже под страхом смерти, чтобы даже и не просил.
Я и не просил.
Почему-то засело в памяти, как Дельвиг из раза в раз, не переставая дивиться, повторял, что красивый у меня такой боевой клич, запоминающийся.
Биска.
Я улыбнулся. Ох, попадись мне под руку эта ленивая задница, хорошенько ей всыплю по первое число. Разве для того заключил с ней контракт, чтобы она всякий раз отлынивала, когда мне угрожает опасность?
В зале нас встречали, будто неведомых зверушек. Глупо было думать, что нас воспримут героями, осыплют с ног до головы овациями и будут перешептываться, понимающе и серьезно кивая. Все наоборот — шептались, будто о прокаженных, умудрившихся вляпаться в историю, едва только ступили на порог офицерского корпуса.
Я чуял, как на языке смотревшего нам в спины Орлова гуляют слова, что там, где я только появляюсь, сразу же происходит беда. Горят дома родных и друзей, из ниоткуда и едва ли не посреди самого Петербурга появляются кровожадные убийцы с оружием наперевес.
Ну а уж стоило нам улизнуть на свободные часы, как тут же случился террористический акт.
Но он смолчал, видимо, решив, что оно того попросту не стоит. А может быть, даже в такой высокомерной паскуде есть хоть что-то, да человеческое. Вспомнив о нем, я тут же стиснул пресловутый перстень в кармане. Не знаю, как там у него с человеческим, а вот на пару-другую вопросов ему придется ответить, как бы он ни вертелся.
Не знаю, как ребята, но я чувствовал себя будто выжатый лимон. Все, чего сейчас хотелось — это проваляться в блаженном безделье до самого утра. Нечто внутри подсказывало, что случившееся — оно не просто так, что Белые Свистки сломают всю голову, поребрик будут носом рыть, но раскопают истину, о которой на завтра будут зудеть на каждом переулке и не только в газетах.
Сон, едва переставший мучить видениями былого, решил пустить меня в сонное царство Морфея, но в этот момент в окно застучали. Сон вспорхнул испуганной птицей, устремившись прочь, но я перевернулся на другой бок в тщетной надежде удержать его при себе.
Пустое дело.
Стук раздался вновь и на этот раз куда требовательней. Я заныл, возжелав оказаться простым мальчишкой. Поныть поутру — и можно не ходить в школу, сославшись на плохое самочувствие.
— Иду уже, иду, — сказал, когда третий стук пообещал обратить окно в ворох битого стекла. Ноги вспыхнули болью, умоляя только о том, чтобы я одумался. Мало ли дураков, что стучатся в окно пятого этажа, будь выше этого!
Стоп, пятого этажа? Меня будто иглой пронзило, я вскочил на ноги. Кто бы ни был моим сегодняшним ночным гостем, он был чрезвычайно смел и отважен.
Моя рука скользнула к включателю лампы — задремавший уже было со мной бесенок лениво покачивал хвостом из стороны в сторону, но все же взялся за работу. Вяло — лампочка то и дело озаряла комнату дрожащим светом, будто угрожая погаснуть вновь в любой момент.
У меня едва волосы не зашевелились на голове, а все тело напряглось в ожидании будущей стычки — по ту сторону стекла на меня смотрело желтоглазое, рогатое нечто, скалящее белые, пиловидные зубы.
Я выдохнул, лишь когда воспаленный мозг не сразу, но признал в ней Биску. Дьяволица, кажется, наконец-то решила ответить на мой зов, пусть и с огромным опозданием. Я открывал окно, обещая себе, что если она сейчас затянет песню про «лучше поздно, чем никогда», выпорю. Или выебу. Может, и то и другое.
Она заползла в комнату не хуже чудовищных тварей из фильмов ужасов. Полуобнаженная, как и обычно, но на этот раз решила помимо набедренной навязки натянуть хоть что-то, что скроет ее грудь от моих похотливых взоров. Странно, раньше-то это для нее проблемой не было.
Она тяжело дышала, будто все это время бежала лично с чертовых рогов и прямо до нашего мира. На животе адской девчонки алел свежий, будто еще пульсирующий кровью рубец.
Я нахмурился.
— Это еще что такое? — указал ей на новый шрам, но она лишь махнула на это рукой, будто говоря, что сейчас есть дела куда поважнее, чем ее состояние.
Внутри меня бились возмущение и усталость. Первое требовало схватить девчонку за рога, которые она принялась привычно потирать, и истязать ее вопросами не хуже, чем инквизатории пытали меня самого. Второе утверждало, что нет ничего важнее, чем отдых. Я готов был согласится с этим утверждением. Всеми руками за, скажите, где расписаться?
— Биска, я страшно устал. Чего тебе?
— Ого, живчик, а тебя очень сильно потрепало.
Она как будто даже на миг забыла, ради чего явилась в ночи в мою личную комнату. И откуда только узнала? Глянул на метку на руке, сразу же догадавшись о причинах. Ну и наверняка нет такой вещи, которой не знает черт — зря, что ли, пословицы об этом талдычут?
— Еще вчера я видела тебя не просто другим. А совершенно другим. Ты готов был вспороть животы двум велескам, выбить всю дурь из зарвавшегося чародея и заставить одну непослушную демоницу даже работать для тебя мотором в автомобиле. Что случилось, маленький?
Она сладко потянулась, будто бы мне назло зевнула, бросила внимательный взгляд на кровать, словно в самом деле надеялась увидеть там легион-другой барышень.
Легиона не было, как и барышень, если только не считать таковой мою усталость. Она представлялась мне призрачной блондинкой — той самой Славей, что пришла нам на помощь в битве с Никсой. Похлопывая себя по бедрам, она предлагала присоединиться к ней в блаженном ничегонеделании.
— Нам нужно идти по адресам. — Она перекинула на живот покоящуюся на ее спине сумку. Ту самую, которая была у подстреленного нами похитителя. Я едва не поперхнулся — доверил эти документы Ибрагиму на хранение и как-то совершенно забыл о них. Дьяволица пряталась в деталях, скалясь на меня кровожадной ухмылкой.
— Разве это не может подождать… не знаю, до завтрашнего дня? — взвесил, сколько времени мне понадобится на сон и решил, что завтрашний вечер подходит как никогда лучше для подобного рода затей.
Бесячка запротестовала, будто я ей под нос икону сунул, замахала на меня руками.
— Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Назавтра этими самыми бумажками можно будет подтереться, если уже не сегодня. Думаешь, те, кто нанимал того поганца, желают оставить за собой хвосты, по которым можно выйти на них? Его же собственные дружки поспешат подчистить за ним любую улику. А ты решил это время растратить на то, чтобы попросту дрыхнуть?
— Бися, я только что выжил в террористическом акте. На самом деле чудом — окажись я парой метров ближе, и, возможно, ты бы видела мой холодный труп без головы на мостовой. Потом меня дрючила вся инквизаторская братия в разных позах и с лютыми извращениями. Неужели ты думаешь, что единственное, чего мне сейчас не хватает, так это, едва перебирая ногами по полу, сунуть голову дьяволу в пасть?
Я брюзжал, осознавая ее правоту. Ворчал, будто старик, понимая, что никуда не денусь.
— Ох, как же ты натерпелся, сладенький. Попка не болит? — Биска давала мне понять, что жалость ко мне ей если и не чужда, то явно сейчас не стоит в приоритете. Я же лишь выдохнул в ответ, отрицательно покачав головой.
— Ну раз не болит, так натягивай портки и пошли.
Я выискивал в недрах своего уставшего сознания тысячу и одно проклятие. Неподъемным грузом щедро водружал их на спины всех и каждого. Досталось и Биске, и ее пресловутому батюшке, даже, кажется, на Ибрагимову долю хватило. А уж сколько досталось бывшему обладателю перстня в моем кармане — это надо было только видеть!
— Почему не пришла, когда я тебя звал?
— У меня в самом деле должно быть оправдание? — Кажется, мой вопрос ее обидел. Она прошлась, устремив взгляд на дежурящих с ружьями инквизаториев.
— Как тебе удалось прошмыгнуть мимо них? — кивнул на служителей Егоровны, девчонка же лишь отмахнулась, будто от незначительного пустяка.
— Я же работаю на Егоровну. У меня ее знак есть. Потому не прошмыгнула, а прошла.
— Что ж не через парадную? Чего ж в окно-то? — усмехнулся, но она лишь пожала плечами в ответ.
— Так было веселее. Что, если скажу, что хотела застать тебя без штанов, живчик? — Ее рука вдруг скользнула к моей промежности, норовя нырнуть за резинку исподнего. Я почуял, как во мне просыпается мужское, но она ткнула меня пальцем в губы.
— Потом, маленький. Сейчас собирайся. И иди за мной. След в след. — Словно ребенку, она говорила отрывисто, тщательно проговаривая каждое слово. Смотрела на меня снизу вверх. — Пойдем через окно.
— А чего так? Инквизатории пропускают только один раз, а во второй — сразу за ружья?
Я острил из одной лишь вредности и тут же почуял стыд за собственную слабость. В конце концов, девчонка, явившаяся ко мне из самой преисподней, точно не виновата, что по мою жопу едва ли не целые отряды головорезов готовы выпустить на улицы Петербурга.
— Н-нет, — немного замявшись, ответила она. Вдруг поежилась, будто от холода, сложила руки на груди. — Меня-то они пропустят. А вот что им скажешь ты, я не знаю. И ты, наверное, тоже. Хочешь провести сегодняшнюю ночь в теплых застенках их камеры?
— Нет уж, увольте, — поверженно поднял руки, представив, что придется снова пройти изнуряющие процедуры допроса. Выдохнув, облизнув высохшие губы, я отстранил ее, подошел к разверстой пасти окна, посмотрел вниз.
Высота заставила пальцы вспотеть и занеметь всего лишь на мгновение. Не мягкий асфальт, казалось, манил меня скорее вынырнуть наружу и познать всю жесткость его объятий.
Нет уж, дружище, как-нибудь в другой раз. Я прикинул ближайший путь до земли — почему-то вспомнилось, как бежал от мужа своей второй по счету «любви-до-гроба». Тогда она ведь и в самом деле едва ли не стала той самой до гроба…
— Свет погаси, — то ли в заботе об одном из младших собратьев, то ли из опасений, что горящая лампа будет привлекать ненужные взоры, велела Биска.
Словно чертовкой в печь, она вылетела в окно, не дожидаясь меня — я тут же вынырнул глянуть, все ли с ней в порядке. Будто в самом деле боялся увидеть ее распластавшееся по холодным плитам ночного Петербурга тело.
Как ни в чем не бывало она восседала на пожарной лестнице, что была справа. У меня пересохло в горле, и я напомнил себе, что смотреть вниз — лучший способ сорваться. Страхи, забурлившие в голове тотчас же велели не поскользнуться, не подвернуть ногу, не оступиться, а я, в свою очередь, приказал им заткнуться и не булькать. Не я ли не так давно прыгал со спины дикого зверя на несущуюся со всех колес повозку? Вот то-то же.
Лестница под моим весом заскрипела, в кожу впивалась мерзкая, мокрая ржавчина, налипшая на прутья. Я резко глянул вниз, но встрепенувшиеся инквизатории ничего не заподозрили. Или, по крайней мере, поленились поднять голову на звук. За что им только платят?
— А твоя сумка — ее тоже только я вижу? — спросил, пыхтя спускаясь. С пожарной лестницы Биска скользнула на водопроводную трубу — та лишь едва качнулась под ее весом. Демоница ловко закинула тело на нее, уселась поудобней, едва не прилипнув спиной к стене. Сумка будто вдавилась в кирпичную кладку.
— Только ты. Или, думаешь, никого бы из ночных гуляк не удивила летящая по воздуху сумка?
Я признал справедливость ее вопроса.
Ночной воздух бодрил, гнал недавний сон прочь. Жаль, что на усталость этот фокус нисколько не работал. Словно неудовлетворенная дева, она ныла болью в натруженных мышцах.
Труба оказалась скользкой и протестующее захрустела, сминаясь подо мной, стоило мне добраться до середины. Сердце вмиг ухнуло в пятки, когда меня рывком дернуло вниз. Я выдохнул, когда понял, что все еще не лечу на самую печальную встречу в своей жизни с землей, и торопливо начал перебирать руками.
Ноги коснулись черепицы. Офицерский корпус ухмыльнулся ночному беглецу, отрицательно покачав головой и будто спрашивая: думаешь, ты тут первый такой хитрый? Бывали ведь и до тебя!
Плитками зашуршала черепица, шелухой посыпавшись вниз.
Биска, ждавшая меня на жестяном балкончике, утопила лицо в ладони, дивясь моей нерасторопности. Где-то на ее остром язычке таились заготовленные по мою душу оскорбления, но она сдержалась.
Инквизатории встрепенулись, будто испуганные птицы, вскинув ружья. Рухнувшая наземь черепица явно их взбудоражила. Я ждал, что с секунды на секунду ночная тишь взорвется ревом сирены, но ее не последовало.
Показалось, что на этот раз пронесло, но я увидел, как, потеряв всякую осторожность, Биска шикнула на меня, велев быть быстрее и спускаться как сумею, только бы быстрее!
Причина ее волнений явилась передо мной в мгновение ока. Вспорхнув, птица, сплетенная из серебряных нитей, огласила округу вороньим зычным карканьем. Блестели точечки глаз, сразу же заприметившие во мне жертву.
— Стоять! Инквизаторская служба! — послышалось откуда-то с земли.
Я выругался, чуя, как получил на руки сомнительное право рулить несущейся к обрыву повозкой. Не дожидаясь, пока я соизволю сдаться, чародейская птица бросилась на меня, словно коршун, выставив когти — сорвавшаяся с насиженного места Биска вдруг вцепилась в нее разросшимися когтями.
Осатанев, она драла несчастную птицу — одно за другим наземь сыпались тающие полупрозрачные перья.
Я не терял времени даром и тут же перескочил на тот самый злосчастный балкончик. Он принял меня на себя очень мягко, но я не стал ждать — тут же бросил собственное тело на торчащий слева выступ.
Ой как зря я это сделал! На миг в голове мелькнула мысль, сможет ли дьявольский щит защитить мою тушку от падения, когда кирпич под моей рукой вдруг решил раскрошиться.
Не успел даже вскрикнуть, как сила притяжения, кровожадно потирая ручонки, потащила меня вниз. По мне ударили ветви многолетнего, доросшего аж до третьего этажа дуба. Я слышал, как затрещала одежда, цепляясь за сучки. По рукам и лицу, будто плетьми, хлестали прутья — от отчаяния и надеялся уцепиться за них. В руках оставались лишь жалкие листья да обломки, с каждой секундой таяли все надежды, что удастся спуститься хоть сколько-нибудь целым. Вот же, наверно, потешится Орлов, когда меня, перебинтованного с ног до головы, будто мумию, увезут инквизатории…
Я врезался спиной в толстенную ветвь дерева — боль, пронзившая меня, волнами пошла по всему телу, обездвиживая, превращая в беспомощное туловище. Словно до этого мне было мало проблем, послышался выстрел. Инквизаторское ружье разразилось ярко сверкнувшей в ночи молнией. Разряд шипящей змеей вспорол ночную мглу, опалил ближайшие листья — страшно представить, что было бы, попади он в меня.
Ничего, смеялся злой сарказм, у тебя еще будет такая возможность. Дай им только спуститься…
Биска рухнула наземь вместе с их чародейской птицей. Последняя все еще изрыгала из клюва хрипящий, полуживой гул. Из могучего коршуна она вмиг обратилась общипанной курицей: ворох перьев кружился в воздухе, медленно опускаясь наземь. Дьяволица тут же поднялась, кошкой выскочив перед стрелявшим, злобно оскалив клыки. Я видел, как широко разинулась ее вытянувшаяся демоническая пасть — огромные, едва ли не в палец длиной клыки зло сверкнули в тусклом лунном свете. Еще недавно готовые изрешетить дуб из своих магических пукалок служители магического правопорядка переключили внимание на нее. Дьяволица скалила клыки, окруженная толпой служителей. Словно загнанный в угол зверь, припадала на руки, норовя дикой кошкой наброситься на любого, кто посмеет сделать к ней хоть шаг.
Никто и не посмел. Выстрел из инквизаторского ружья врезался ей в живот — тот лопнул, словно мыльный пузырь. Биска задрожала, покрываясь с ног до головы волдырями, на ее лице отразилось нечто, похожее на недоумение, словно ей было в новинку быть подстреленной.
Почти бросился ей на подмогу, прежде чем меня схватили за руку. Настоящая дьяволица приложила палец к губам, велев умолкнуть; я же оставил все свои вопросы на потом.
— Там!
Наша маленькая уловка пошла под откос сразу же, едва нашелся один глазастый инквизаторий среди остальных. Фальшивая чертовка все еще билась в конвульсиях, словно кукла, когда они открыли по нам огонь. Я снова чуял себя мальчишкой. Передо мной забор, позади полный вкуснейших яблок сад, в животе — те самые яблоки. Уши режет раскатистая брань деда Егора, уже бегущего по наши души с ружьем наперевес, а мы ведь тогда спорили с друзьями, соль у него там или дробь.
Вместо приятелей была Биска — набедренная повязка бесстыдно задралась, обнажая круглые, крепкие, как орех, ягодицы. Столь же ловко, как и друзья, дьяволица перескочила через забор, предлагая мне повторить тот же подвиг. В ружьях инквизаториев было что угодно, кроме соли, и моя задница была крайне против получить в себя заряд чего бы там ни было.
Как же я ее понимал!
Из последних сил набросился на стену — никогда бы не подумал, что смогу бежать по отвесной стене, как в фильмах. Видимо, страх и благородство творят чудеса.
Спрыгнул вслед за дьяволицей, колени застонали от приземления, тотчас же запросив пощады. Тяжкое дыхание вырывалось из глотки. Казалось, что еще чуть-чуть — и я начну дышать огнем, словно дракон.
Автомобиль с выключенными фарами вырвался из ночной мглы, едва не налетев на меня. Я застыл на одном месте, решив, что все повторяется: сейчас меня намотает на колеса, и я проснусь…
Тело среагировало быстрее головы, тут же прыгнув на капот. По животу будто кувалдой ударили, ночную тишь вспорол визг тормозов.
— Чего разлегся? Садись! — Биска дернула меня за шкирку, ставя на ноги, словно мальчишку. Мне казалось, что я брежу: на водительском месте, вцепившись в руль, будто в штурвал космического корабля, грозно прищурившись, восседала Майка. По ту сторону стен загрохотал двигатель грузовика, скрипя, отворялись ворота офицерского корпуса. Казалось, еще чуть-чуть — и готовые ринуться в погоню инквизатории сорвут их мощью своей машины с петель.
Не раздумывая слишком долго, нырнул в уже приоткрытую для меня дверцу автомобиля, плюхнулся на сидение. Майка ударила по педали газа, словно отъявленная гонщица. Черт, сидящий внутри двигателя, видимо, был из породистых — взревев, словно буйвол, он рванул машину с места. Зашелестели, проворачиваясь по асфальту, высекая из-под себя щебень и дым, колеса.
Всем спасибо! И по традиции чибик Майи посетит профиль читателя, оставившего книге награду любого размера!