Князь Шаховской: Путь русского либерала

Глава 10 ДЕЛА ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ. ЗЕМСКИЕ ХЛОПОТЫ

В течение целого года, с марта 1889-го по март 1890-го, Д. И. Шаховской после смерти управляющего отца всецело был поглощен устройством хозяйственных дел, а в марте 1890 года переехал в принадлежащее ему ярославское имение и с тех пор проводил в нем значительную часть своего времени.

Оба имения князей Щербатовых-Шаховских, Рождестве-но-Васькино и Михайловское, сохранились до наших дней. Правда, за последние сто лет облик их претерпел существенные изменения. Васькино (ныне Чеховский район Московской области, не доезжая 5 километров до Мелихова) представляет себой пансионат, расположенный в перестроенной княжеской усадьбе и в современном кирпичном здании. От былых времен остался роскошный липовый парк, в тенистых аллеях которого можно легко затеряться в жаркий летний полдень. За последние семь лет почти полностью восстановлена и отреставрирована церковь Рождества Пресвятой Богородицы, где постоянно проходит служба.

И облака плывут над Васькином и отражаются в водной глади старого пруда так же, как и много лет назад. Мало кто из местных жителей или отдыхающих сегодня знают об удивительной судьбе этого живописного уголка Подмосковья, о тех людях, которые здесь жили или бывали. Слава Богу, чтят А. П. Чехова, чей памятник установлен недалеко от усадьбы, куда не раз наведывался писатель к своим соседям, князьям Шаховским.

У Михайловского — более грустная история. От Ярославля по шоссе сюда можно доехать за каких-нибудь полчаса. Но дорога эта — словно возвращение в далекую старину, образы которой едва проступают через проросшую траву забвения. На пути то там, то здесь встречаются разрушенные храмы. Удивительный собор в Курбе — некогда вотчине князя Андрея Курбского — все еще сохраняет черты былого величия, но его пустые мертвые глазницы окон — немой укор нам, потомкам, не сумевшим сохранить память и традиции предков.

С еще большей силой чувство вины одолевает в самом Михайловском у могилы князя М. М. Щербатова, знаменитого историка и писателя. В храме Архангела Михаила, где покоились его останки, после революции размещался клуб, и шумные митинги и танцы сельской молодежи устраивались в буквальном смысле «на костях». Мог ли представить автор сочинения «О повреждении нравов в России», написанного во второй половине XVIII века, насколько его труд будет актуален в нашем благословенном Отечестве и через двести с лишним лет?

Но вернемся в конец XIX века. Судя по письмам Дмитрия Ивановича, оба имения отца — и Рождествено, и Михайловское — находились на грани банкротства. Он обнаружил, что финансовое положение и делопроизводство были особенно запущенными. Фактически полностью отсутствовала отчетность. Величина расходов оказалась такой высокой, что по займам зачастую приходилось платить более 20 процентов в год. Все это требовало коренных изменений в общем ведении хозяйства.

Свою задачу Шаховской видел в скорейшем наведении порядка. Князь намеревался потолковать с кредиторами и до осени съездить в оба имения, разобраться во всем на месте. Поначалу возникало много вопросов: кому и сколько платить, к кому обратиться за разъяснениями по поводу бумаг, в каком положении находятся дела с остальными наследниками бабушки, кому и за сколько заложены имения, получены ли выкупные и пр.

За ведение хозяйства Дмитрий Иванович не хотел браться, считая, что для этого он слишком мало знает и вообще мало к этому делу способен. Необходим был помощник, доверенный человек. Выбор Дмитрия Ивановича пал на младшего брата Сергея. Дмитрий считал, что Сережа будет очень полезен в делах сельского хозяйствования, особенно если несколько умерить его фантазии. Так и оказалось.

Младший брат Шаховского приступил к управлению усердно, с воодушевлением и большим желанием: «…он не боится физической деятельности, очень бодр и живуч, смело берется за всякое дело (конечно, нередко и слишком смело) — а это все важные свойства хозяина», — характеризовал брата Дмитрий Иванович.

Дела в имениях обстояли следующим образом. В Михайловском вся пашня — 3400 десятин — обрабатывалась крестьянами ближних и дальних деревень за отрезки; денежный доход складывался из платы крестьян за полосы и выгоны. Покупателя на такую землю найти было весьма сложно. Шаховской предложил следующие варианты — либо продавать землю по частям постепенно, либо использовать другие ее возможности. Земля располагалась вдоль линии железной дороги, в 18–25 верстах от Ярославля и Волги или в 11 часах езды до Москвы. Недалеко от станции находилось село Великое — центр льняной промышленности, и посев льна мог обещать значительную прибыль. Благоприятными были условия для развития молочного хозяйства, разведения ягодного фруктового сада и выращивания овощей. Сумма долгов составляла 18 200 рублей банку и 12 000 — по второй закладной.

Решено было продавать землю. Сергей Иванович помогал Дмитрию Ивановичу в хлопотах по обмеру земли для организации ее продажи крестьянам, планировалось продать порядка 400 десятин. Переписка Шаховского показывает, что дело с продажей земли пошло на лад.

Правда, как вспоминала позже А. Н. Шаховская, ее супруг не отличался коммерческой жилкой. Земли крестьянам он продавал по баснословно дешевой цене, что очень удивляло соседей. Так, за землю по берегу реки Которосли князь просил по 4 рубля за десятину, тогда как арендная плата составляла не меньше шести рублей. Крестьяне, купившие землю, говорили, что Шаховской «наградил нас землей»^{190}.

По Рождествену долгов и неизбежных расходов была пропасть. Всего до 1 января 1890 года требовалось заплатить 16 551 рубль 18 копеек. Дмитрий Иванович предлагал имение заложить, прежде устроив в нем лесное хозяйство. Лесное дело могло сразу дать довольно значительный доход. Большой дом в Рождествено Шаховской планировал сдавать под дачу, но покупателя из-за высокой цены не нашел. Поэтому сдавал его своим друзьям и родственникам. «Сиротининым сдана дача за 150 рублей, Сахаровым — за 50 рублей. Молока, овощей, хлеба и проч, они забирают в месяц рублей на 40–50 обе семьи вместе», — писал он.

Перезалог имений и всякое улучшение хозяйства, расплата с мелкими долгами, уплата процентов и налогов требовали наличных денег. Поэтому второй задачей своей деятельности Д. И. Шаховской считал добычу денег. Дела были «очень плохи, потому что денег совсем нет», а откуда достать их, «я совсем не могу себе представить, — писал он отцу. — Если бы Ты мог мне как-либо помочь в делах, заняв денег, это было бы ужасно важно».

Д. И. Шаховской предлагал занять в Дворянском банке 80 тысяч рублей под два имения; все лишнее продать, расплатиться с долгами. Однако эти надежды не оправдались. В Дворянском банке Ярославское имение оценили всего лишь в 13 500 рублей, в то время как Московский земельный банк выдал под него 18 тысяч рублей. Рождествено удалось перезаложить еще на один год в частные руки. «Досадно ужасно, — сетовал Д. И. Шаховской в письме от 18 февраля 1891 года, — уплатится только долг, что это уже, несомненно, последний год»^{191}.

Постоянно проживая в Михайловском, Д. И. Шаховской стал инициатором организации школьной колонии. Об этом повествовал в июне 1892 года Алексей Васильевич Пешехо-нов, известный народник, а в ту пору еще и «частный землемер».

Школьные колонии были важны не только тем, что укрепляли здоровье детей. Они имели громадное образовательное значение, расширяли кругозор детей, знакомили их с массой новых предметов и неизвестными им дотоле условиями жизни. Подобные колонии в конце 1880-х годов начал устраивать кружок москвичей, во главе которого находилась госпожа Орлова. Целью было доставить учащимся московских школ возможность проводить вакационное время не в пыльной столице, а в деревне, где чище воздух, больше простора, света, зелени. С тех пор доброе дело, хотя медленно, но все-таки развивалось, школьные колонии встречали общее сочувствие.

Михайловская колония была одной из самых малочисленных, ограниченной в своих размерах предоставленным ей помещением. В одно лето ее состав насчитывал 13 учениц московских городских училищ, прибывших вместе с учительницей и ее двумя детьми, в другое — 16 девиц. Д. И. Шаховской на протяжении нескольких лет бесплатно предоставлял в распоряжение колонии часть дома. «Девицы поют и играют, а иногда и помогают в работе: теперь много возятся с сыном, сегодня обрезали усы у клубники, охотно поливают овощи, если привезут воду, и т. д.», — вспоминал Д. И. Шаховской^{192}.

Кое-как разобравшись с делами отца и передав Рождествено-Васькино полностью на попечение младшему брату, Дмитрий Иванович вместе с семьей переехал в Тверь, где в течение 1890–1892 годов занимался земской статистикой. Все это время он не прекращал сотрудничать с Весьегонским и Ярославским земствами, часто находясь в разъездах, бывая и в провинции, и в столицах, в постоянном общении с самыми разными людьми, не скрывая в разговорах с ними своего критического настроения. Весной 1891 года в ходе поездки по Весьегонскому уезду в городе Красный Холм с князем произошел неприятный инцидент. Когда он присутствовал на экзамене в местной школе в качестве гласного училищного совета, местный жандармский унтер-офицер посчитал его встречу с учителями подозрительной сходкой и сделал ему замечание. В августе и сентябре 1891 года Д. И. Шаховскому пришлось дважды встречаться с важными сановниками в Твери и Петербурге и объясняться с ними по поводу своего поведения. Тверской губернатор не нашел ничего предосудительного в действиях князя, а директор Департамента полиции категорически заявил, что дело не представляет какого-либо значения. Но вместе с тем к намерению Шаховского поступить на службу в Министерство народного просвещения чиновник отнесся весьма сдержанно, отметив, что князь доставит министерству много хлопот^{193}.

Вероятно, еще с августа 1890 года, как свидетельствуют донесения Ярославского губернского жандармского управления, за Д. И. Шаховским согласно предписанию ярославского губернатора был установлен негласный надзор. Одно из донесений сообщало, «что образ жизни князя Д. И. Шаховского крайне оригинален; носит он русский костюм, проводит время с крестьянами рабочими, с ними же нередко обедает и вообще держит себя с крестьянами как равный им по положению».

Согласно донесению Департамента полиции от 8 мая 1893 года, Д. И. Шаховской устроил народную читальню в одном из сел Ярославской губернии. Жена Дмитрия Ивановича, Анна Николаевна, до выхода замуж была учительницей в одной из народных земских школ в Тверской губернии, где в то время имел постоянное место жительства князь Шаховской, состоя гласным Тверского земства. Анна Николаевна принимала активное участие в просветительской работе. По донесению Департамента полиции от 10 марта 1894 года, она была в нескольких деревнях Курбской волости. Анна Николаевна «выдавала себя за уполномоченную в наблюдении за школами грамотности, просматривала книги учеников, азбуку, часовник, рукописные тетради, заставляла детей читать и писать». В июне 1894 года в усадьбу Нагорное Курбской волости Ярославской губернии, принадлежащую помещику Н. Н. Костылеву, прибыли из Москвы 13 девочек от 9 до 14 лет из московских городских начальных училищ под наблюдением домашней наставницы девицы Елены Егоровны Лопатиной. Из канцелярии попечителя Московского учебного округа пришла бумага ярославскому губернатору о том, чтобы известить Д. И. Шаховского, чтобы он со своей женой не посещал означенных учениц^{194}.

Все эти препятствия не остановили Д. И. Шаховского. Наоборот, он думал о расширении сферы своей просветительской работы. В письме от 5 июня 1894 года Наталье Егоровне Вернадской из Михайловского он писал: «…очень важно составить по одному или двум уездам Полтавской губернии обстоятельные планы сети училищ для того, чтобы обученье могло быть всеобщим… Неужели нет возможности сдвинуть Полтавское губернское земство с этой слишком равнодушной по отношению к школьному делу позиции? Постарайся разузнать, какие теперь в губернии лучшие деятели по школьному делу, и в каких они уездах».

В 1905 году на заседании комиссии для разработки предположений о преобразованиях Д. И. Шаховской, говоря о несовместимости принципа неограниченности верховной власти с просвещением народа, дал хорошую характеристику положения земского дела в Тверской губернии. «Что-нибудь одно — или неограниченность власти, или просвещение… Говорят, что у нас есть школа. Но сколько сил потратило земство, сколько выдержало оно борьбы, чтобы добиться хотя бы ничтожных результатов, тех жалких школ, которые мы имеем теперь. Как упорно боролось правительство с земством. Когда Тверское земство начало, по мнению правительства, тратить слишком много средств на школы, была введена предельность земского обложения, чтобы, искусственно фиксируя земские сметы, не давать земству слишком много тратить на школы. Чтобы не сосредоточить дело народного образования в одних верных руках земских, были учреждены церковно-приходские школы. Как ничтожны программы школ, и какими стеснениями еще недавно было обставлено самое обучение в школах». Как трудно было добиться разрешения на организацию общеобразовательных и педагогических курсов для поднятия образовательного уровня учителей. «Народные чтения признаются опасными. Еще недавно нужно было иметь разрешение от 4-х министров, чтобы устроить чтение в какой-нибудь глухой деревушке. Устройство народных библиотек также затруднено… надо, чтобы книга пошла через особую цензуру ученого комитета Минпроса. Существует особая цензура для книг толстых и тонких, для дешевых и дорогих. Для народа оказался негодным мировой суд. Создали особый волостной суд для одних крестьян. Для народа особые начальники, особые права. Как же не говорить, что правительство тормозит дело народного просвещения»^{195}, — утверждал Шаховской.

Придавая большое значение своим земским обязанностям, Дмитрий Иванович часто испытывал активное противодействие со стороны чиновников разного уровня. Постепенно в его сознании складывалось устойчивое мнение, что главные противники земскому делу в России — представители самой власти. Опыт, приобретаемый князем в разных сферах общественной жизни, только укреплял его в этом. Взаимное непонимание, а лучше сказать, нежелание понять друг друга, со временем только усугублялось. Преодолеть отчуждение и враждебность между властью и общественностью не помогла даже совместная работа в период всенародной трагедии — борьбы с голодом в начале 90-х годов XIX века.

Глава 11 В БОРЬБЕ С ГОЛОДОМ. КОНСОЛИДАЦИЯ ОБЩЕСТВЕННОСТИ

Начало последнего десятилетия XIX века в истории России ознаменовалось страшным бедствием — неурожаем и голодом. В 1891 и 1892 годах, в центральной и юго-восточной, приволжской России был полный неурожай. Следствием его оказался голод, охвативший 20 губерний.

Голод начался в октябре 1891 года, хотя нужда и не приобрела осенью таких масштабов, как впоследствии. Крестьяне проживали те последние ресурсы, которые получили от распродажи скота, а также от забора хлеба и денег под работу у окрестных помещиков. Скота продавалось очень много по чрезвычайно низким ценам. Так, например, лошади продавались по цене от 5 до 25 рублей, в то время как обычно хорошие лошади стоили 30–35 рублей. Коровы продавались по цене от 10 до 20 рублей. Скот был худой, изнуренный.

Земские собрания неурожайных губерний возбуждали ходатайства перед правительством о продовольственных ссудах, но ходатайства эти либо отклонялись, либо удовлетворялись в далеко не полной мере. Земство выдавало озимые семена. В ноябре была произведена первая раздача земского хлеба, однако значение первой земской помощи по количеству розданного в ссуду хлеба было ничтожным. Частная помощь уже существовала, но размеры ее были невелики.

К декабрю 1891 года картина голода начала приобретать угрожающие масштабы. В Петербурге получали письма из разных губерний с описанием крестьянской нищеты и голода, но сообщать о голоде в печати было запрещено цензурой. По слухам передавали, что Александр III на докладе одного из министров, в котором упоминалось о голодных крестьянах, сделал пометку: «У меня нет голодающих, есть только пострадавшие от неурожая». Эта формула была принята в руководство цензорами, которые вычеркивали из газетных столбцов слова «голод», «голодающие» и заменяли их словами — «неурожай» и «пострадавшие от неурожая».

Наглядную картину голода представляет, например, описание Нижегородского края, сделанное известным отечественным меценатом, книгоиздателем М. В. Сабашниковым: «По занесенным снегом дорогам можно было встретить крестьян, шедших в город в надежде пропитаться на фабриках. Другие шли с котомками через плечо «по кусочки» — побираться. Некоторые тащили за собой детей в салазках. Создавалось впечатление, что население, покинув свою оседлость, перешло к бродячему состоянию. В деревнях многие избы были оставлены владельцами. Некоторые были заколочены».

Тяжелая ситуация бедствия наблюдалась и в Самарской губернии, где побывал известный юрист и публицист К. К. Арсеньев, описавший свои впечатления в февральской книжке журнала «Вестник Европы» за 1892 год: «Стоит мужик, бледный, с подведенными глазами, с отвислыми щеками; изредка всхлипывает баба; по стенкам жмутся худые, оборванные дети». Но более всего его потрясло отсутствие каких-либо жалоб. Население воспринимало свалившееся тяжелейшее горе безропотно и даже смиренно, что являлось характерной чертой русского человека, привыкшего терпеливо переносить все невзгоды и обрушившиеся несчастья.

А. А. Корнилов писал: «Нигде нет ни картофеля, ни овса, ни пшена, ни проса; есть только, и то не везде, небольшие остатки капусты и свеклы, нередко дурного качества. Семьи бедных крестьян кормились преимущественно щами из негодных листьев серой капусты, сильно приправленных солью. Эта пища возбуждала ужасную жажду; дети, не умея воздерживаться, выпивали массу воды, начинали пухнуть и скоро умирали»^{196}.

Положение усугублялось тем, что земской продовольственной ссуды хватало на две — две с половиной недели, редко у кого — на три недели. Средств, ассигнованных Министерством внутренних дел на борьбу с голодом, явно оказалось недостаточно. Осознавалась потребность в создании частных комитетов помощи. В этом движении приняли активное участие люди разных слоев и кругов русского общества. Внушительный вклад в дело организации помощи голодавшим внес Лев Николаевич Толстой, который развернул деятельность по устройству бесплатных столовых для голодающих крестьян. Его непосредственная работа послужила образцом и школой для множества людей по всей стране.

Приютинцы также приняли горячее участие в движении общественной инициативы и самодеятельности. Первыми отозвались те из них, кто оказался тогда в Москве, — В. И. и Н. Е. Вернадские, А. А. Корнилов и Д. И. Шаховской. Вернадские поселились в Москве в 1890 году, когда Владимир Иванович был принят в число приват-доцентов Московского университета для чтения лекций по минералогии и кристаллографии и заведования минералогическим кабинетом. Шаховской часто наезжал в Москву из Ярославля. Переехав в Москву, Вернадские сдружились с известным земским деятелям старшего поколения Иваном Ильичом Петрункевичем и его второй женой Анастасией Сергеевной (урожденная Мальцева, по первому мужу графиня Панина). Они даже жили по соседству на Смоленском бульваре^{197}.

Когда к концу лета 1891 года выяснились угрожающие размеры неурожая и начавшегося голода, дружеский кружок Вернадских, Шаховского и Корнилова, к которому примкнули и Петрункевичи, решил устроить более широкое собрание из лиц, пользовавшихся влиянием в Москве, чтобы привлечь жертвователей, а также людей, готовых взять на себя организацию работы помощи на местах.

Это собрание состоялось в квартире Петрункевичей, вероятно, в конце сентября или начале октября 1891 года. Собралось человек тридцать. Кроме кружка инициаторов, на собрании присутствовали Л. Н. Толстой, В. С. Соловьев, М. Я. Герценштейн, С. А. Дриль, Н. И. Миклашевский, Н. А. Каблуков, В. А. Гольцев, И. И. Иванюков и другие. Все сочувствовали целям собрания, но многие выражали сомнение в успехе предприятия. После вялой речи Гольцева, который говорил об утомлении и охлаждении общества к делу продовольственной помощи, Д. И. Шаховской вскочил и крикнул голосом, полным негодования: «Мы не должны и допускать мысли, что можно отказаться от такого дела, как помощь голодающим кто чем может: сбором пожертвований или личным трудом; что отказ от такого дела был бы позором для русского общества». Этот страстный порыв вызвал «ласковое выражение глаз Толстого, устремленных в ту минуту на Шаховского», и так повлиял на собравшихся, что все единогласно присоединились к нему^{198}.

Приютинцы решили образовать свою собственную группу и на пожертвования, свои и своих друзей, организовать дело помощи голодающим крестьянам хотя бы в небольшом районе. Для этой цели был избран Моршанский уезд Тамбовской губернии, где находилось имение В. И. Вернадского, около 800 десятин земли. В. И. Вернадский сельским хозяйством сам не занимался. Управляющий его имением Александр Иванович Попов большую часть земли сдавал в аренду соседним крестьянам. Имение было расположено около станции Вернадовка Сызрано-Вяземской железной дороги. Названа была станция так потому, что земля для нее была куплена железной дорогой у Ивана Васильевича Вернадского — отца Владимира Ивановича, и водокачка устроена была на его земле. Примечательно, что станция до сих пор существует под тем же названием^{199}.

В сентябре 1891 года В. И. Вернадский попросил управляющего доставить ему сведения о положении крестьян вокруг Вернадовки. А. И. Попов ответил несколькими обстоятельными письмами. Из октябрьских его писем видно, что в этом районе Моршанского уезда голод уже начинался: «Четвертая часть населения Вернадовки питается как следует, четвертая часть в ржаной хлеб подсыпает гороховую муку (чина) и просяную муку, а половина питаются просяными блинами, размалывая просо прямо с шелухою, а есть даже и такие жители, которые начинают уже побираться…», продавать по дешевке коров и лошадей.

В. И. Вернадский предпринял тогда же сбор денег среди своих знакомых и в ноябре отправил управляющему 500 рублей на покупку ржи и раздачу ее наиболее нуждающимся. На эти деньги было закуплено ржи и роздано 308 семьям (1983 человека, не считая детей до пяти лет). На одну семью пришлось от 20 фунтов до 2 пудов. Чтобы перейти к более рациональному способу, указанному Л. Н. Толстым, — устройству столовых, нужно было кому-нибудь ехать на место. В. И. Вернадский не мог взять этого на себя, будучи связанным чтением лекций в университете. Ехать вызвались Л. А. Обольянинов и друг приютинцев В. В. Келлер.

В. В. Келлер приехал в Вернадовку в середине декабря и был потрясен картиной бедствия. 17 декабря стал одним из самых критических дней. В. В. Келлер вспоминал: «За день, один только день видел столько страданий, что потерял голову и отупел… Я не мог пересилить себя — проглотить кусочек этого ужасного подобия — навоза, а не хлеба. И всюду на лицах голод, у всех глаза заплаканные: все худы, бледны, растерянны; большинство и говорит, с трудом соображая. Страшная картина! И какое терпение, какая покорность судьбе у этих несчастных! Рыдать хочется, глядя на них! За что их довели до этого? Кто выведет их из этого страшного положения?»

18 и 19 декабря была произведена вторая выдача продовольственной ссуды от земства немного в большем размере, положение временно слегка улучшилось. На всех едоков, кроме мужчин от восемнадцати до пятидесяти пяти лет и детей до пяти лет, было выдано по 30 фунтов муки. Что касается мужчин в рабочем возрасте, то считалось, что каждый из них может прокормить не только себя самого, но еще двух человек из своей семьи. Эта ежемесячная помощь была увеличена с января тем, что к числу едоков были причислены также и дети от двух до пяти лет. Однако она не могла покрыть во всей необходимой мере нужду.

Л. А. Обольянинов, пробыв в Вернадовке с 25 декабря до 11 января, писал: «Все, с кем только приходилось разговаривать, — крестьяне, купцы, помещики и помогающие голодающим — говорят одно и то же: спасти хозяйство от разорения нечего и думать; оно и видно сразу, как выезжаешь в деревню: то здесь, то там виднеется раскрываемая крыша, полуразобранное гумно, место из-под снесенного амбара, изба без крыши и т. п. Невесело клубится дым над трубами, и иногда не сразу разберешь, идет ли он или нет; окна изб завалены соломой, снегом». Еще ярче картина разорения была видна в самих избах: «…иногда по двору ходят изморенные животные, большею частью лошадь, в лучшем случае корова и 2–3 овцы… очень редко скотина занята едой яровой соломы, обыкновенно же крыша служит ей кормом… Куда ни кинешь взгляд, сколько-нибудь привыкший наблюдать крестьянский обиход, всюду видишь доказательства полного разорения, доходящего до самых мелочей: какое-нибудь топорище, разрубленное корыто говорят больше, чем отсутствие двора, амбара, тощая лошадь и т. п. До чего дошел крестьянин, когда ему не надо топора или корыта? Как важна его нужда, если даже хорошее корыто рубится на дрова? Входишь в избу — тебя сразу обдает или запахом сушащегося в корзине, а то и просто на полу, конского навоза, или аммиачным запахом от топки этим навозом, или угаром, или ароматами гниющей капусты, или затхлым запахом сырости от недостаточной топки… В избе ужасно пусто; не видно ни посуды, вероятно убранной куда-нибудь подальше, так как употреблять ее мало приходится, ни куч одежи, обыкновенно бросающихся в глаза: за недостатком топлива все сидят в избах, одевшись во все, во что только можно. Почти ни разу мне не приходилось видеть семью за какой’ нибудь работой, так как нет материала для нее… Мельницы не работают, просорушки тоже; торговля почти остановилась; кабаки частью закрылись, частью стоят без посетителей, и иногда снег перед кабаком подолгу лежит ровной, не-притоптанной поверхностью. За все время пребывания в голодных губерниях я не видал решительно ни одного не только пьяного, но даже подвыпившего… и курение совсем прекратилось… Табак, красный товар, даже соль не находят почти покупателей… Кузницы почти не работают, плотники, столяры, портные, сапожники, печники и все ремесленники сидят совершенно без дела. Причты бедствуют до такой степени, что одному многосемейному дьякону мы не могли не дать хлеба»^{200}.

В феврале 1892 года для Приютинского кружка неожиданно представилась возможность значительно расширить свою деятельность. 22 января В. И. Вернадский получил от великого князя Николая Михайловича предложение пожертвования 30 тысяч рублей под условием, чтобы имя жертвователя осталось неизвестным. Обращение Николая Михайловича именно к кружку Вернадского, по всей вероятности, объясняется тем, что отец Николая Михайловича — великий князь Михаил Николаевич состоял в 1860-х и 1870-х годах кавказским наместником, а отец Натальи Егоровны Вернадской — Егор Павлович Старицкий — был в то время главным деятелем по введению земской реформы и новых судебных учреждений на Кавказе, а впоследствии членом Государственного совета. Николай Михайлович должен был много знать о Старицком от своего отца и, вероятно, лично с ним был знаком.

Великий князь пожертвовал в этой сумме долю своего наследства, полученного им от скончавшейся тогда его матери. Все остальные братья его также пожертвовали свои доли доставшегося им наследства на помощь голодающим, но они отдали свои деньги в особый комитет наследника-цесаревича, а Николай Михайлович не пожелал их отдать туда же по своему недоверию к официальным благотворительным учреждениям. Не пожелав вручить средства Красному Кресту, который был в руках различных высокопоставленных лиц и не пользовался общественным доверием, великий князь передал их в полное распоряжение В. И. Вернадскому как одному из представителей общественной инициативы^{201}.

Приютинцам предстояло решить, как именно использовать предложенное им пожертвование. В начале их работы поставлено было целью устроить столовые на тысячу человек. Теперь оказалось возможным кормить не менее пяти тысяч человек, а сверх того организовать продовольствие не менее двух тысяч лошадей у наиболее нуждающихся крестьян. В феврале 1892 года Д. И. Шаховской в письме подробно расспрашивал В. И. Вернадского о ходе дела:

«Войдет ли в твою задачу и заготовка яровых семян? Будешь ли поддерживать и другой скот кроме лошадей? Войдет ли в твою задачу обеспечение топливом?

Второй вопрос — это какой район обнимет помощь: на сколько он определен и можно ли ограничивать помощь строго намеченным районом?

Третий вопрос — можно ли и надо ли организовывать какие-либо работы или ограничиваться только поддержанием населения?

Четвертый вопрос — насколько тебе обеспечена непрерывность помощи — ведь это ужасно важный и основной вопрос.

Пятый вопрос — это отношение к населению, выяснение ему, чего оно может и чего не должно ожидать, и привлечение его по возможности к участию в организации помощи».

Задача была обозначена: надо прокормить 2,5 тысячи людей в течение пяти месяцев и 2 тысячи лошадей в течение двух с половиной месяцев. Сколько это могло стоить? Если считать по 1/2 пуда в месяц на человека, то 5 месяцев на 2,5 тысячи означали 6250 пудов. Д. И. Шаховской считал, что половина людей может, так или иначе, перебиться сама. Остальная половина требует расхода 1 рубль на человека в месяц. На лошадь уходили сено, солома, овес, что обошлось бы 10 копеек в день или 3 рубля в месяц. Таким образом, в первые два месяца организации помощи, февраль и март, требовалась достаточно большая сумма — не менее 6 тысяч рублей в месяц. На пожертвования в Вернадовке предполагалось открыть и содержать в течение семи месяцев, до нового урожая, столовые на 250 взрослых и 155 школьников. Помимо Моршанского уезда, было открыто 22 столовых в Кирсановском уезде^{202}.

А. А. Корнилов решил взять на себя главное руководство всем предприятием и остаться на месте до конца кампании. Кстати говоря, его семья решила урезать себя лично во всевозможных расходах и продать различные ценности, считавшиеся ненужными, например, ордена отца А. А. Корнилова, которых оказалось на 300 рублей. Все собранные деньги отсылались Л. Н. Толстому, который в то время одним из первых стал собирать пожертвования и открывать столовые в голодающих местах.

Для расширения дела потребовалось больше сотрудников. В Вернадовку ранее отправился младший брат Д. И. Шаховского — Сергей Иванович, помещик Серпуховского уезда, который при этом впервые проявил свой недюжинный организаторский хозяйственный талант. Для помощи А. А. Корнилову поехали также еще несколько человек, в том числе Юлия Николаевна Сиротинина, сестра жены Д. И. Шаховского, С. И. Яроцкий — вольнослушатель Петербургского университета, К. К. Бауэр — кандидат того же университета, С. К. Еленевский — студент Московского университета, Б. А Юрковский — студент Петербургского университета. Большую помощь оказал местный земский начальник Н. О. Хржановский.

Все участники Приютинского кружка работали, не щадя сил, с утра до ночи. А. А. Корнилов вспоминает, как в самом начале В. В. Келлер, отправляясь в Вернадовку, захватил с собой большой чемодан книг и с ужасом думал о длинных скучных зимних вечерах. Чемодан так и остался до конца нераспакованным. Ю. Н. Сиротинина серьезно заболела на почве переутомления. С. К. Еленевский заболел тифом. Обоим пришлось вернуться в Москву раньше конца кампании^{203}.

Д. И. Шаховской тоже попытался распродать залежавшиеся прошлогодние издания в пользу голодающих, например Вологодский сборник Л. Ф. Пантелеева по удешевленной цене — по 1 рублю. Управляющий Д. И. Шаховского А. В. Пешехонов извещал его по поводу распространения книжек, что «жертвуют довольно охотно и, пожалуй, лучше, чем в прошлом году. Немного, но зато все сами предлагают месячные взносы, и человек на 10 (пока) в этом я могу рассчитывать. Имейте это непременно в виду. И на продажу сборников в Твери можно рассчитывать, между прочим, через земский склад».

В апреле Приютинский кружок получил еще довольно значительную финансовую помощь от своих друзей Гольштейнов из Франции, около 16 тысяч франков. В 1888 году Вернадские познакомились в Париже с Александрой Васильевной Гольштейн. Вслед затем с ней подружились еще несколько приютинцев: И. М. Гревс, Д. И. Шаховской, Сергей Ольденбург. Уютная квартира Гольштейнов сделалась как бы пристанищем для приютинцев во время их приездов в Париж. В лице А. В. Гольштейн Братство приобрело верного друга в Париже.

Пожертвования поступали также в натуральном виде — в виде муки, картофеля, ржи, ячменя, гороха, сухарей, лекарств, соли и др.^{204}

Деятельность Приютинского кружка по прокорму крестьянских лошадей и раздаче лошадей безлошадным крестьянам оказалась настолько нужна, что приютинцы пришли к мысли создать постоянный комитет для этой цели, который продолжал бы работать и по окончании голода. Значительную поддержку этому делу оказал литератор и книгоиздатель Л. Ф. Пантелеев, собравший на это добавочные деньги и приехавший в Вернадовку в феврале 1892 года для их распределения совместно с приютинцами. Пантелеев принял ближайшее участие в обсуждении и проведении в жизнь устава «Попечительства для безлошадных крестьян Моршан-ского уезда». Л. Ф. Пантелеев, князь С. И. Шаховской, А. А. Корнилов и В. В. Келлер подписались в качестве учредителей. Тамбовский губернатор одобрил устав и представил его на утверждение в министерство внутренних дел.

Таким образом, общий объем средств достиг почти 60 тысяч рублей, на которые можно было охватить район в 8 волостей Моршанского и 2 волости Кирсановского уездов. Число открытых столовых превысило сотню. Кроме того, была возможность поддержать большое количество крестьянских хозяйств раздачей им на средства Пантелеева лошадей и организацией кормежки крестьянского скота в больших размерах.

К 22 июля основные работы были закончены. Остались неизрасходованными около трех тысяч рублей. В это время в районе помощи началась эпидемия желудочных заболеваний — предвестник холеры, которая уже началась на Среднем Поволжье. Приютинцы решили израсходовать остаток денег на борьбу с эпидемией. На это было получено согласие главного жертвователя великого князя Николая Михайловича.

Решено было устроить в селе Липовке, Питимской волости, медицинско-санитарный пункт для содействия земской медицинской организации. Заведовать этим пунктом согласился Ф. В. Берви. В помощь ему был приглашен студент медико-хирургической академии А. Е. Кожин.

24 августа был отмечен первый случай заболевания и быстрой смерти в Липовке. В течение двух месяцев переболело 24 человека. В соседнем селе Вышенке за те же два месяца умерло около 150 человек, переболело 300–400. Были случаи заболеваний и смертей от холеры и в других селах той же волости^{205}.

Для своей помощи крестьянам Приютинским кружком за всю кампанию было получено от жертвователей — крупных и мелких — почти 46 тысяч рублей. Всего открыто было 113 столовых, включая школьные. Общее число столовавшихся, взрослых и детей, составляло около 7500 человек. Кроме того, прокормлено было более двух тысяч лошадей.

Для того чтобы оценить масштаб деятельности Приютин-ского братства в голодный год, можно сравнить ее по цифровым показателям с работой самой известной из частных организаций, созданной Л. Н. Толстым. За первые шесть месяцев деятельности Льва Николаевича и его сотрудников, считая с середины ноября 1891 года, поступило пожертвований 141 тысяча рублей. Из них истрачено 108 тысяч рублей. Открыто было 187 столовых, в которых кормилось около 10 тысяч человек (взрослых и детей).

После окончания кампании в кассе оставалось еще немногим более 14 тысяч рублей. Ввиду вторичного неурожая в 1893 году в Тульской губернии и отчаянного положения ее крестьян, особенно в южной части Богородицкого уезда по берегам Красивой Мечи, приютинцы решили перенести туда свою деятельность^{206}.

Благодаря значительному количеству полученных средств, Братство смогло организовать помощь, которая имела несомненное общественное значение и сохраняла частный, чуждый всякой официальности характер. Приютинцы прожили среди крестьян в постоянном и близком общении семь месяцев и, конечно, не могли не вынести многих поучительных впечатлений и заключений.

Кампания по борьбе с голодом, организованная приютинцами в российской провинции, во всей остроте показала нерешенность аграрного вопроса: малоземелье крестьян, рутинность методов хозяйствования, путы общины, сословные ограничения и пристрастность местных властей, защищавших сословные интересы. Правительство сначала приветствовало общественную поддержку. На короткое время укрепилось сотрудничество между властью и общественностью. В скором времени, однако, два лагеря опять разошлись. Правительство снова стало опасаться развития самодеятельности.

Наступившая вскоре вторая волна голода уже не вызвала такого горячего подъема. В ряде писем Д. И. Шаховской сетовал: «…ужасно досадно, — недостаток людей», «люди и деньги страшно нужны»^{207}.

В январе 1893 года на квартире И. И. Петрункевича состоялось частное совещание общественных деятелей. В числе собравшихся были А. И. Чупров, В. С. Соловьев, А. С. Постников, В. Е. Якушкин, П. Н. Милюков, В. И. Вернадский, А. А. Корнилов, Д. И. Шаховской и др. Организовать во что бы то ни стало общественные силы — вот то требование, которое стало результатом встречи^{208}. Совещание также явилось отправной точкой серии земских съездов девяностых годов XIX века, сыгравших заметную роль в истории русского либерализма.

Глава 12 ЗЕМСКАЯ ФРОНДА

В январе 1894 года, находясь на отдыхе в Крыму, Александр III заболел «скучной инфлуэнцией», переросшей в пневмонию. Несколько дней его положение оставалось очень тяжелым, и у многих стали возникать мысли о трагическом исходе. В Петербурге знали, что Александр III занимает комнаты на третьем этаже в Аничковом дворце с видом на Невский проспект. Все время болезни, продолжавшейся почти две недели, за дворцовой оградой можно было видеть группы публики, ждавшей известий. Другие же, проходя по главной улице столицы, останавливались, снимали шапки и крестились, глядя на окна дворца. Они желали всей душой выздоровления императору^{209}.

Совсем иной взгляд на происходящее дает известный литературный деятель того времени журналист В. В. Водовозов. В своих воспоминаниях он пишет: «Меня поразило, что в тех либеральных кругах, в которых я вращался, ожидание близкой смерти Александра наполняло почти всех какой-то непонятной мне радостью. И я не любил Александра III, но я ровно ничего не ожидал от его смерти: наследник был совершенно неизвестен, и не было никаких оснований думать, что при нем произойдут какие-нибудь перемены к лучшему. Особенно радостно ожидали смерти в кружке профессора Н. И. Кареева, а в нем едва ли не всех более радовался И. В. Лучицкий (Киевский), в то время находившийся в Петербурге и, кажется, живший у Кареева (или, по крайней мере, постоянно у него бывавший).

— На что вы рассчитываете? — допрашивал я, но сколько-нибудь вразумительного ответа ни от кого не получал.

Вечером 20 октября пришла телеграмма о смерти и была расклеена по улицам. Весь вечер я бродил по городу, интересуясь тем, какое впечатление произведет известие о смерти на толпу, и видел одно: полнейшее равнодушие. Подойдет человек к телеграмме, прочтет ее и совершенно спокойно продолжает свой путь. Никакого горя на лице не заметно. Подойдут два человека, прочтут, произнесут какую-нибудь ничего не значащую фразу вроде: «Вот как!», «Этого следовало ожидать», и продолжают прерванную беседу. О горе населения не может быть и речи»^{210}.

Император Александр III скончался 20 октября 1894 года. Многие в империи и за ее пределами искренне оплакивали смерть русского монарха. Как пишет современный исследователь А. Н. Боханов, Александр III далеко не всегда знал, что и как надо наилучшим образом делать для блага государства. Значительно чаще он знал, что не надо делать. Здесь чувство его редко обманывало. В этом смысле он куда ближе был именно к крестьянству, чем к окружавшему его дворянско-чиновному миру. Более чем за 150 лет существования империи это был, пожалуй, наиболее русский, самый народный монарх^{211}. Личность сильного самодержавного монарха и его консервативные убеждения сыграли стабилизирующую роль для Российского государства.

С подобными оценками деятельности Александра III согласны далеко не все историки. Примечательно, что традиция негативного и даже отрицательного отношения к царю-миротворцу восходит к представителям нашей либеральной историографии, и одним из первых в ряду критиков политики Александра III был А. А. Корнилов. Именно ему мы обязаны распространением в литературе термина «контрреформы», использующегося чаще в идеологическом плане, чем в научном. Ясно, что русские либералы имели серьезные претензии к почившему в Бозе императору, сумевшему приостановить дальнейшую радикализацию всей общественной жизни в России после убийства Александра II. Не случайно, что очередной этап этой радикализации наступил с началом царствования Николая II.

Как уже отмечалось, на рубеже XIX–XX веков заметным явлением в российском обществе стал процесс консолидации либеральных сил. Департамент полиции отмечал значительную активизацию общественного движения в конце XIX века и явно выраженное в нем стремление к объединению либеральных кругов различных оттенков. Литературная деятельность, издание газет и журналов стали той почвой, на которой чаще всего объединялась интеллигенция. Журналы «Русская мысль» и «Юридический вестник», газета «Русские ведомости», издававшиеся в Москве, и петербургские «Вестник Европы», «Право» и «Русское богатство» выражали интересы и взгляды широкого круга демократической общественности, последовательно пытались проводить мысль о необходимости реформ. Впоследствии почти все активные деятели этих органов слились в «Союзе освобождения», в организации и деятельности которого ведущую роль играл Дмитрий Иванович Шаховской.

Объединяющими центрами либеральной оппозиционности стали также различные профессиональные организации интеллигенции: Общество литературного фонда, основанное в 1859 году, Юридическое общество, возникшее в Московском университете в 1865 году, Русское техническое общество, созданное в 1866 году. По подсчетам А. Д. Степанского, в Департамент полиции в 1890 году было подано 182 просьбы о разрешении открыть различные легальные организации; в 1891 году таких просьб было уже 218, в 1892 году — 260, в 1893-м — 318, в 1894-м — 348, в 1895-м — 374, в 1896-м —476. Не все ходатайства были удовлетворены, но общее число действовавших в стране легальных организаций росло из года в год. Например, количество научных обществ (без научно-медицинских) возросло с 73 в 1890 году до 130 в 1904 году, медицинских и научно-медицинских за то же время — со 100 до 170, учительских обществ взаимопомощи — с 4 до 71 в 1902 году^{212}.

В середине 1890-х годов земское движение превратилось в организованную, оппозиционную правительству силу — съезды «третьего элемента» — земских учителей, врачей, статистиков, которые требовали решительных и последовательных реформ всего общественного переустройства страны. Земское движение сделало выбор в пользу правового, конституционного государства, всесословного, открытого, демократического общества с равными возможностями для всех его граждан на основе частной собственности и равенства всех перед законом. Об этом открыто заявлялось на различных форумах. Примечательно, что с 1871 года по 1905 год врачи собирались на съезды 301 раз, ветеринары — 158, агрономы — 87, страховые агенты — 110, техники и инженеры — 44 раза.

В оппозиционное движение включались даже такие организации, которые первоначально создавались для поддержки самодержавия и существовавших в стране порядков. Так, весьма характерна трансформация, произошедшая с Императорским Вольным экономическим обществом (ВЭО). Созданное еще при Екатерине 11 в 1765 году с целью оказывать содействие экономической и социальной политике правительства, оно в конце XIX века превратилось в один из центров сосредоточения либерально-оппозиционных сил. Президентом его был граф П. А. Гейден, вице-президентом — К. К. Арсеньев, секретарем — В. В. Хижняков. В 1890-е годы ВЭО пополнилось такими видными деятелями земского движения, как Ф. И. Родичев, П. Д. Долгоруков, И. И. Петрункевич, А. В. Винберг, Д. И. Шаховской, П. Н. Милюков, А. В. Пешехонов, П. В. Струве и др.

В подавляющем большинстве своем новые члены придерживались либеральных взглядов. К середине 1890-х годов ВЭО превратилось, по мнению петербургской охранки, в зловредное гнездо крамолы и оппозиции, «в парламент, обсуждающий публично, всегда при громадном стечении публики решительно все вопросы нашей внутренней государственной жизни».

Еще в 1861 году при ВЭО был организован Комитет грамотности. Чиновники Департамента полиции утверждали, что члены Комитета грамотности, «занимая общественные должности, преимущественно земских деятелей и учителей, должны были оказывать противодействие мероприятиям правительства на легальной почве». Комитет развернул довольно широкую издательскую деятельность, выпустив в свет более 120 работ общим тиражом около двух миллионов экземпляров.

Активными деятелями этого объединения являлись Б. Э. Кетриц, А. М. Калмыкова, с которыми у Д. И. Шаховского и его друзей завязались дружеские отношения и переписка на долгие годы. После ноября 1895 года многие члены Комитета грамотности, в том числе и Б. Э. Кетриц и А. М. Калмыкова, вышли из его состава. Они перешли в III (экономическое) отделение ВЭО, где развернули оппозиционную борьбу, которая еще резче усилилась в связи с голодом 1897 года. В основном их требования сводились к отмене телесных наказаний, реформе денежного обращения, вопросу о мерах, препятствующих ухудшению сельскохозяйственного производства.

Властей беспокоила деятельность ВЭО. В апреле 1900 года был изменен устав Вольного экономического общества, согласно которому запрещались публичные заседания секций, программы заседаний и тексты докладов должны были присылаться на утверждение министра земледелия и государственных имуществ. ВЭО фактически свернуло свою работу, восстановив ее в полной мере лишь после царского Манифеста 1905 года^{213}.

Признаки оживления оппозиции были связаны и с развитием земского движения. Д. И. Шаховской в «Автобиографии» писал: «В 1892 году начинается организация общения между собой земцев различных губерний, и в 1894 году мне хорошо памятен разговор со Струве и его приятелем К. К. Бауэром, причем на их вопрос, как мыслю я себе выход из политического тупика, я с уверенностью ответил: «В виде самочинного собрания представителей земства, которое потребует конституции». Какой наивностью показалась тогда моим друзьям-марксистам такая мечта и как близко подошла потом к ней действительность! Тогда же при моем участии издано было несколько брошюр за границей, освещавших политический вопрос с точки зрения земского либерализма. Велись переговоры и о постоянном печатном органе, но тогда дело не удалось поставить на ноги»^{214}.

Созданные на началах представительства, согласно реформе 1 января 1864 года, земства — органы местного самоуправления для заведования делами, относящимися к местным хозяйственным пользам и нуждам каждой губернии и каждого уезда, действительно рассматривались многими представителями передовой либеральной общественности как зародыш конституции. Так, К. Д. Кавелин в письме от 20 марта 1865 года писал: «После отмены крепостного права ни один внутренний русский вопрос не интересует меня так живо, как этот. От успеха земских учреждений зависит вся наша ближайшая будущность, и от того, как они пойдут, будет зависеть, готовы ли мы к конституции. Пора бросить глупости и начать дело делать, а дело теперь в земских учреждениях и нигде больше».

«Все же это новое в русской жизни начало никогда уже не могло быть уничтожено в корне», — писал Д. И. Шаховской. Земства, по его мнению, способствовали воспитанию освободительных стремлений в русском обществе и создавали основу для их организованного роста. «Идея политического освобождения нераздельно связывалась с самой сущностью земства и составляла его характерную особенность».

Еще в 1860-х годах в первых земских собраниях возникли вопросы, касавшиеся не только местных «польз и нужд», а и благоустройства всего земского хозяйства России — развития народной школы, земской ветеринарии, земского страхования и т. д. Значительное внимание представители либеральных кругов уделяли подъему народного просвещения, так как оно должно было способствовать осознанному участию народа в государственных делах. В письме от 20 октября 1897 года из Коктебеля Д. И. Шаховской пишет А. А. Корнилову: «Мы затеваем издать сборник по народному образованию, который заключал бы в себя, между прочим, фактические сведения о положении народной школы в различных частях России, а также сведения о всяких предприятиях по внешкольному образованию»^{215}.

Становление земского либерализма сопровождалось усилением внутренней идеологической борьбы. Известный земский деятель И. И. Петрункевич и его соратники выступали за необходимость введения в России настоящей конституции с буржуазно-демократическими свободами и законодательным собранием.

Большинство же земских либералов придерживалось взглядов, выраженных одним из вождей земского либерализма Д. Н. Шиповым. Дмитрий Николаевич Шипов был значительной фигурой в московских земских кругах. С 1893 года он являлся председателем московской губернской земской управы. По своей мягкости и доброте Дмитрий Николаевич был типичным москвичом, вместе с тем обладал удивительной работоспособностью, практичностью и знанием земского дела, которому отдал жизнь.

Д. Н. Шипов утверждал: «Власть монарха должна быть сильной, но она может быть таковой только в том случае, когда она пользуется доверием народа». Призвание самодержавных государей, по его мнению, состояло в том, чтобы творить не свою волю, а быть лишь выразителями соборной совести народа. Борьба за политические права казалась Д. Н. Шипову совершенно чуждой духу русского народа. В основу взаимоотношений царя и народа надлежало положить нравственную идею взаимодействия и солидарности, для чего необходимо было добиться осведомленности монарха о нуждах народа и общества, осведомленности, являющейся результатом постоянного участия в законодательном учреждении выборных и потому независимых от бюрократии членов общества.

«Народу — мнение, царю — власть!» Такова была славянофильская формула, которую Д. Н. Шипов предлагал положить в основу политической организации России. Для выражения мнения, по его мысли, нужны были минимум политических свобод и независимость от чиновно-бюрократического аппарата самодержавия^{216}.

Вступление на престол нового императора — Николая II — рождало новые надежды в либеральных кругах. «Маленькая фигура императора, в то время совсем молодого человека, являлась для всех первое время совершенно загадочной и неопределенной. Шли рассказы о проявленной им будто бы большой простоте в обращении, о крайней нелюбви его к придворному этикету и даже о каких-то робких шагах в сторону ослабления бюрократической ферулы, в тисках которой изнывала в то время Россия». «Перемена царствования тотчас возбудила надежды на просветление политического горизонта», — вспоминал А. А. Кизеветгер. Характер этих надежд воспроизвел другой свидетель происходивших событий — В. А. Маклаков: «В России было традицией, что перемена политики совпадала со сменой ее самодержца; от Николая II ждали не конституции, ждали только прекращения реакции, возобновления линии шестидесятых годов, возвращения к либеральной программе».

Уже на третьем месяце царствования — 17 января 1895 года — новый царь получил массу «всеподданнейших» адресов от дворянства, купечества, городских дум. Среди них были и адреса девяти земств, вновь заговоривших о «единении царя с народом» путем «доступа голоса земств к престолу», собранные и опубликованные в Женеве Д. И. Шаховским под псевдонимом Мирный С. После голода 1891 года Шаховской продолжал играть заметную роль в земском либеральном движении. Оказавшись на его самом левом фланге, он в середине 1890-х годов предпринял ряд решительных шагов. Находясь за границей, он издал брошюры «Земские адресы и их политические программы», «Ходынка», «Царские милости»^{217}. Радикализм Шаховского стал важным фактором воздействия и на других представителей земства.

В ответ на адрес Тверского земства и приготовленную, но не произнесенную речь Ф. И. Родичева, прозвучали известные слова Николая II о «бессмысленных мечтаниях об участии представителей земства в делах внутреннего управления», и о том, что он будет «охранять начала самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его незабвенный покойный родитель».

Тактику земского либерализма на рубеже XIX–XX веков хорошо иллюстрирует фраза Д. Н. Шипова: «Заявление может быть сделано не в виде резкого протеста, а в какой-либо, так сказать, миролюбивой форме… Вообще, нужно, чтобы представители общества высказывали свое мнение государю, но чтобы это не имело вида не только требования, но даже ходатайства, выражающего необходимость того или другого ответа или немедленного разрешения»^{218}.

Более критически настроенные либералы ответили изданием двух документов. Один был представлен в виде брошюры и опубликован новой партией «Народного права», другой, своего рода манифест, исходил из радикальных земских кругов. Манифест начинался словами: «Вы сказали ваше слово, и оно разлетелось по всему миру…» и был подписан — С. Мирный. Д. И. Шаховской составил его и редактировал при помощи П. Б. Струве. Это был один из первых печатных протестов против слов императора Николая II о «бессмысленных мечтаниях»^{219}.

Судя по всему, Шаховской и Струве были знакомы еще с конца 1880-х годов. Вероятно, их сближению способствовала А. М. Калмыкова, с которой будущие лидеры российского либерализма поддерживали отношения. Дмитрий Иванович был тесно связан с Александрой Михайловной по издательству «Посредник» и совместной работе в Комитете грамотности. Отношения Струве с Калмыковой, как известно, были более сложными и носили глубоко личный характер. С 1889 года Петр Бернгардович жил у Александры Михайловны в доме на правах приемного сына.

1895 год стал поворотным моментом в истории общественного движения в России, и во многом благодаря активной деятельности Д. И. Шаховского и П. Б. Струве, их усилиям, предпринятым, правда, в разных направлениях, но заложивших основы будущего нового либерализма. Уже с 1895 года Шаховской мечтал об издании журнала, рассматривая это дело как первый шаг к объединению либеральных сил^{220}. В политической биографии Струве 1895 год — также заметная веха, отмеченная поворотом к марксизму и контактами с В. И. Лениным, Г. В. Плехановым и другими социал-демократами. Установка на консолидацию либералов и социалистов сближала Шаховского и Струве. Но к необходимости координировать свои действия они придут лишь спустя несколько лет, уже в начале нового XX века.

В советской историографии позицию земцев, выраженную в вышеупомянутых адресах, было принято освещать сквозь призму крайней умеренности земского либерализма, который дальше «упования» на торжество законности, просьб об охране прав отдельных лиц и общественных учреждений не пошел. Но так ли это было на самом деле? Не являлись ли заявления земцев лишь первой пробой сил, за которой последовала настоящая открытая вражда официальной власти?

Хозяйственная деятельность на местах все больше становилась основной заботой населения, постепенно расширялся круг общественной самодеятельности. К концу XIX века земство превращается в важнейшую ячейку народной жизни и народного самоуправления. Хотя всесословный характер земских учреждений, а также отсутствие волостной земской единицы и всероссийского земского объединения серьезно тормозили процесс развития данного института гражданского общества, за полвека своего существования земская Россия проявила себя в различных сферах общества: от участковой медицины и агрономии до страхового дела и развития кооперации.

Переход земцев к так называемым «частным совещаниям», подчас проходившим в полулегальной форме, вовлекал эту организацию в противоправительственную деятельность. И здесь переход от легальных к нелегальным методам борьбы был порой весьма условен, что не могло не отразиться на последующей эволюции всего земского строя.

В самом конце XIX века в Москве возник земский нелегальный кружок или клуб под названием «Беседа». Он просуществовал с 1899 года до осени 1905 года, когда его члены «разбрелись» по различным политическим партиям. Одним из активных членов «Беседы» стал впоследствии Д. И. Шаховской.

Его письменные заметки хранят сведения о бесчисленных совещаниях в конце 1901-го — начале 1902 года, где фигурировали земцы И. И. Петрункевич, Ю. А. Новосильцов, Петр и Павел Долгоруковы, Н. Ф. Анненский, В. Я. Богучарский, А. А. Корнилов, Е. Д. Кускова, П. Н. Милюков, А. В. Пешехонов, С. Н. Прокопович, П. Б. Струве и др. Как правило, эти встречи или «летучие совещания» происходили во время съездов врачей, агрономов, статистиков, на выставках кустарных ремесел и т. п. Одно из первых совещаний состоялось 23–30 декабря 1901 года в Петербурге во время съезда статистиков.

Кружок «Беседа» собирался в Москве в течение семи лет раза 4 или 5 в год и насчитывал 54 человека. В кружке «шла предварительная разработка некоторых политических вопросов, обсуждалась тактика данного момента, происходило сближение и отчасти политическое воспитание лиц, ставших потом в центре разных партий». Здесь были и представители либералов, и люди, близкие к социалистам, и сторонники более умеренных консервативных сил. Но все они выступали за ограничение всевластия бюрократии, которая подрывала сам принцип самодержавия, то есть создавала непроходимый барьер между монархом и его народом, между властью и обществом. Не случайно в «Беседе» были представители всех будущих политических партий — от «крайне левых» кадетов (братья Долгоруковы, Д. И. Шаховской и др.) до крайне правых лидеров «Союза объединенного дворянства».

Главной целью инициаторов создания «Беседы», по словам Д. И. Шаховского, было пробуждение и объединение земского общественного мнения, «пробуждение общественной деятельности, общественного мнения» посредством земских и дворянских собраний, а также путем «печатного и живого слова».

Дмитрий Иванович принял участие в публикации двух сборников: один под заголовком «Издание князя П. Д. Долгорукова и князя Д. И. Шаховского при участии газеты «Право» был посвящен вопросам культурно-правовым; второй, называвшийся «Нужды деревни» и вышедший в двух томах, — экономическим. По словам Д. И. Шаховского, сборники послужили к сближению земской группы с интеллигенцией и подготовили почву для общей политической деятельности, причем «связующим звеном» была редакция «Права». Земцы относились к представителям интеллигенции «с преувеличенным почтением и жадно впитывали ее взгляды и настроения»^{221}.

Важно подчеркнуть значение данного этапа земского движения. В прошлом многие видные советские историки — Н. М. Пирумова, К. Ф. Шацилло и другие обращали внимание только на слабые стороны этого серьезного и крупного общественного явления. Между тем уже на этом этапе были заложены основные предпосылки будущих политических партий в России, сыгравших заметную роль в становлении российской многопартийности и парламентаризма. Другое дело, что можно согласиться с замечаниями некоторых советских исследователей, обративших внимание на следующее. Так, по подсчетам А. П. Корелина, в уездных земствах подавляющее большинство гласных (93 процента) составляли владельцы имений от 200 до 3–4 тысяч десятин, то есть средние и отчасти крупные помещики. По данным Н. М. Пирумовой, 90 процентов земских либералов — дворяне (остальные — купцы, потомственные почетные граждане и 8 крестьян), причем не просто помещики, а обладатели крупных и крупнейших земельных латифундий. Последних было среди земцев-либералов почти 80 процентов. Каждый десятый из земских либералов был не просто дворянином, а обладал княжеским, графским или баронским титулом. Значительную часть составляли представители русской аристократии — князья Долгоруковы, Трубецкие, Шаховские и некоторые другие.

Таков был социальный состав земского либерального движения. Как видим, это были люди, принадлежавшие к социальным верхам российского общества и экономически господствовавшие в нем. По выражению одного из исследователей истории земского движения К. Ф. Шацилло, «не экономическая обездоленность, а, напротив, экономическая независимость от государственного аппарата, давала им возможность стать к нему в оппозицию и возражать против существовавших полицейских порядков. Самодержавие не желало ни в какой мере учитывать стремление к независимости от бюрократического аппарата даже таких подданных, которые по своему положению в обществе издревле были его опорой»^{222}.

В этом, и на наш взгляд, заключались истоки конфликта между земцами и властью — конфликта, заставившего земцев искать более радикальные методы борьбы с режимом. Хорошей иллюстрацией создавшегося положения может служить дневниковая запись, сделанная В. И. Вернадским. Он также принимал активное участие в земском движении, находясь в Тамбовской губернии. 22 апреля 1900 года В. И. Вернадский записал в своем дневнике: «Жизнь в России не дает ни малейшей возможности развития легальной общественной деятельности, она вызывает или революционную боевую деятельность оппозиционных элементов, или уход их из общественной деятельности в другие сферы — в науку, искусство, капиталистическую практическую сферу»^{223}.

Акцент на социальном происхождении земских вождей и оценка «недостаточности революционности» проводимых ими мероприятий подводили советских историков к выводу об умеренности земского либерализма в целом. Между тем сам характер этих мероприятий был далек от умеренности. Именно здесь, на, казалось бы, невинных банкетах, в кулуарах съездов и совещаний земцев шло оформление идеологии, программы и тактики радикального оппозиционного движения, своеобразная апробация сил, враждебных царизму и ждавших своего часа.

Историки не раз будут возвращаться к объяснению столь странного на первый взгляд явления: демократическая политика, проводимая земцами, с одной стороны, и преобладание недемократических элементов в земской среде, с другой. Свое объяснение попытался представить и Д. И. Шаховской. Земство сознавало потребность коренного обновления жизни, по его мнению, и чувствовало неоплаченный долг перед вчерашним рабом. Поэтому оно стремилось добиться для народа лучшей и независимой школы, лучшей медицинской помощи, лучшей организации призрения, экономической части кредита, травосеяния, пахоты и др. «Да потому, что вся наша землевладельческая, за редкими исключениями, интеллигенция в конце концов демократична: все для народа и все через народ, совсем не так, как в Европе, где классы выработались и обособились… А ведь испытание было серьезное. Приходилось вести войну на два фронта. Приходилось облагать самих себя, чтобы эти деньги отдать не на дороги, которые могли бы увеличить стоимость имений, тоже переживающих кризис, и не на гимназии для своих детей, а на народные школы, больницы, ветеринарию, агрономию, продовольственное дело и призрение для деревни, для народных масс»^{224}. Эта особенность земской работы постоянно привлекала к ней лучшие элементы русской интеллигенции и налагала на нее особый отпечаток бескорыстного общественного служения, не лишенного определенного идеализма и романтизма. Но в этом заключалась и сила обаяния, авторитета, гражданской чести и мужества.

«Они делали огромное дело, стесняясь его малости, воображая, что там, в Европах, где и руки не связаны, и средств больше, что только вот там работают по-настоящему, — писал позднее М. А. Осоргин, — они не подозревали, что подобное бескорыстие, преданность такую и такую веру ни в каких Европах не встретишь, разве что как исключение, что ни один народный учитель не будет там работать в подобных условиях, ни один врач не станет объезжать на худой крестьянской лошаденке стоверстные округи, что они — истинные подвижники и подлинные герои. Перед ними не было ни карьеры, ни чинов, ни материального благополучия, напротив — полная уверенность, что так и пройдет вся жизнь в медвежьем углу, и хорошо, если раз в десять лет доведется побывать если не в столицах, то хоть в губернском на каком-нибудь агрономическом, учительском, врачебном съезде. И они все-таки успевали читать «толстый» журнал, осведомляться, что делается в этих самых просвещенных Европах, толкать свою науку и огорчаться, что так мало знают и так ограниченна область применения их сил: каких-нибудь десять-двадцать тысяч гектаров крестьянской земли, три сотни детских дифтеритов, пять-шесть школьных поколений, да помощь делу кустарному, да участие в кооперативном движении и, уж конечно, устройство в своем районе, общими средствами, нескольких хорошо подобранных народных библиотек»^{225}.

Но в то же время, хотя земство и имело несомненные заслуги в отстаивании интересов народа, оно, по признанию самого же Д. И. Шаховского, населению дало очень мало; и не потому, что не хотело, а потому, что не могло. «Мы не могли отстоять правовых интересов крестьян, — вспоминал Д. И. Шаховской, — не сделали их грамотными, не дали им дорог и т. д. Каждый шаг земства вперед нам приходилось отстаивать борьбой с администрацией, а население этого не знает. Мы сломлены под тяжестью борьбы за интересы народа, но народ не может чувствовать к нам доверия… Земство и земские начальники в глазах населения одно и то же»^{226}.

Вот какую характеристику деятельности земства за пятьдесят лет его существования дал в 1914 году Д. И. Шаховской:

1) «быстрый рост земского бюджета и участие в этом росте государственных субсидий;

2) стремительный рост числа земских служащих при малом контингенте подготовленных сил в стране, да еще при сохранении неблагоприятных условий для общественной самодеятельности, понижает идеалистические элементы работы среди исполнителей земских мероприятий и вносит более механический характер в ее постановку;

3) изменились и настроения главных руководителей дела. Оскудение поместной дворянской среды продолжается. Подбор умелых представителей и работников при сохранении прежней избирательной системы становится все затруднительнее. Прежние демократические земские традиции, в свое время столь благоприятно сложившиеся, не утратили всей своей силы, но в той борьбе реальных интересов, которая не могла не обостриться, моменты идеалистические часто отодвигаются на задний план, уступая место побуждениям другого рода или простому безразличию;

4) исчезла и борьба за освобождение из земской жизни, с созданием Государственной думы земство уже не является передовым носителем представительного начала в стране;

5) при сложившихся в настоящее время обстоятельствах даже и вопрос о самостоятельности земства стоит на деле хуже, нежели в доконституционные времена. То чувство опасения за свое владычество, которое пережила бюрократия, оправдывает в ее глазах такие меры против земской самодеятельности и даже гражданских прав неугодных администрации отдельных земцев, которые и представлять себе, как общее явление, едва ли возможно было в былые времена».

Главной задачей дня признавалось изменение земского положения: самостоятельность земств и привлечение в его состав новых общественных сил. Последнее предлагалось достичь путем «изменения избирательных прав и создание мелкой земской единицы»^{227}.

Дмитрий Иванович Шаховской принадлежал к элите русского образованного общества. Его представители часто носили громкие титулы и имена. Шаховского отличала высокая образованность, исключительная способность к рефлексии и саморефлексии, сознание своей особой общественной роли и культурной задачи и личной ответственности за судьбу страны. Он полагал для себя невозможным дистанцироваться от насущных проблем России и считал, что его святая обязанность заключается в общественной деятельности, направленной на их разрешение. Весьма характерна оценка, выраженная в адресе, преподнесенном участниками земского съезда Ярославской губернии в декабре 1901 года Д. И. Шаховскому по случаю его 40-летия. В нем, в частности, отмечалась его неустанная бескорыстная работа. С его появлением в Ярославском земстве наступил новый этап, «пробудилась новая жизнь», пришли «новые веяния»: была организована разветвленная школьная сеть, педагогические курсы, густая сеть народных библиотек-читален. Дмитрий Иванович оценивался как энергичный земский работник, стойкий общественный деятель, который был не одинок в своих общественных начинаниях, хотя порой и чувствовал себя одиноким^{228}.

В рамках общей эволюции русского либерализма отчетливо прослеживалась тенденция его демократизации и расширения социальной базы. Заслуга Д. И. Шаховского состояла в том, что он стремился привлечь «третий» земский элемент, а также крестьянство и другие сословия, признавая право на труд, проявление личной инициативы и уважение к свободе личности человека.

Неслучайно к этому периоду относятся характеристики Шаховского как «земского князя» и «летучего голландца». А. В. Тыркова-Вильямс вспоминала позднее за границей: «Я тогда не догадывалась, что он (Шаховской. — И. К., А. Л.) также один из главных собирателей и организаторов оппозиционных сил не только в этой части Поволжья, но и по всей России, а правительство это знало, но не знало, как справиться и с движением, и с такими двигателями»^{229}.

В своей общественно-политической деятельности, ставшей профессиональной, Дмитрий Иванович руководствовался соображениями свободомыслия, патриотизма, укрепления основ земского строя, понимая его в гармонии с народной монархией. Таким образом шел мучительный поиск путей общественного развития страны накануне судьбоносного века.

Глава 13 «СОЮЗ ОСВОБОЖДЕНИЯ»

Год за годом политическая обстановка в стране все более накалялась, приближался революционный взрыв. Неурожай и голод 1901 года сменился серьезным экономическим кризисом. По данным советских историков, только за четыре года, с 1901 по 1904-й, в России ежегодно бастовало от 125 до 170 тысяч рабочих. Стачки охватили почти все губернии России, в некоторых районах они перерастали во всеобщие. Первоначальное преобладание экономических стачек в 1901–1902 годах (около 80 процентов), сменилось преобладанием стачек политических в 1903 году (53 процента). В течение 1900–1904 годов было отмечено 670 крестьянских выступлений. Для сравнения — за предыдущее пятилетие (1895–1899) их было всего 82. Такое сочетание пролетарской и крестьянской борьбы, произошедшее впервые в истории России, было подкреплено более чем сотней различных солдатских выступлений, а также обострением студенческого движения. В первые годы XX века резко увеличилось применение военной силы для наведения в стране порядка^{230}.

Одним из кульминационных моментов начала века явились события на Казанской площади в Петербурге, когда в марте 1901 года на демонстрации, устроенной представителями студентов и интеллигенции в поддержку студентов Киевского университета, власть применила силу, использовав солдат для разгона митингующих. Вскоре был закрыт Союз русских писателей, направивший официальный письменный протест по поводу произошедшего. Эти события, по мнению Д. И. Шаховского, «положили перелом», после которого «создание в ближайшем будущем достаточно сильной общественной организации стало неизбежным»^{231}.

Первоначально земцы рассчитывали добиться у правительства официального разрешения на издание земско-либерального органа. Только за 1898–1900 годы они 12 раз обращались в министерство внутренних дел с такой просьбой, но каждый раз получали отказ. На многочисленных совещаниях в конце 1901-го — начале 1902 года неоднократно ставился вопрос об организации групп содействия будущему журналу, обсуждалась его программа, изыскивались источники финансирования издания. 20 марта 1900 года В. И. Вернадский записал в дневнике: «Есть деньги, есть средства — и нет возможности издания (XX век!)»^{232}.

Пока шли совещания в России, за границей П. Б. Струве тщательно искал город, в котором можно было бы организовать издание журнала. В России же вся организационная работа легла на плечи двух человек: среди демократической интеллигенции ее вел В. Я. Богучарский (Яковлев), а в среде земцев — князь Д. И. Шаховской, ставший ответственным секретарем издания, а также его первым историком.

В своих очерках-воспоминаниях о «Союзе освобождения», опубликованных в 1909 году, Шаховской много внимания уделяет истории возникновения этого объединения, подробно рассказывая о его литературно-политическом предтече, но при этом скромно умалчивает о своих заслугах. Между тем роль Д. И. Шаховского во всех событиях, приведших вначале к учреждению журнала «Освобождение», а затем и к образованию Союза, была без преувеличения выдающейся. Дмитрий Иванович не просто выполнял посредническую миссию между Струве, возглавившим зарубежную редакцию издания, и его сторонниками из различных социальных групп в России, но проявил себя как настоящий организатор и подлинный лидер нового общественно-политического движения — «освобожденчества», состоявшего из представителей самых широких слоев демократической и либеральной интеллигенции. Оставаясь в тени Струве, Милюкова, Петрункевича, Богучарского, «земский князь» делал все возможное и невозможное для объединения оппозиционных самодержавию сил на принципах политической свободы, конституционализма и прав личности. В течение 1902–1903 годов он несколько раз выезжал за границу, в Германию, Австрию и Швейцарию, где велись переговоры о политической направленности издаваемого журнала и в более широком плане о будущей либерально-демократической организации в России.

Журнал решено было публиковать в Штутгарте в издательстве Дитца, которое было известно тем, что ранее им была напечатана записка Витте «Самодержавие и земство» и издавалась газета «Искра». В Штутгарт были доставлены денежные средства в размере около 100 тысяч рублей, собранные в среде друзей, «проникнутых общей мыслью о необходимости борьбы за конституцию». С июля 1902 года началось издание журнала «Освобождение». Главным организатором тайного распространения заграничного журнала и пропагандирования его идей стал, как отмечалось, Д. И. Шаховской, живший в это время в Ярославле. Здесь он редактировал газету «Северный край», которая, несмотря на непрерывные цензурные стеснения, сделалась центром местной оппозиции. Подписчики ее быстро научились читать между строк, а иногда вычитывали даже то, чего в газете не было. Значение зарубежного средства печати, по словам Д. И. Шаховского, состояло в том, что «без постоянного органа, действующего… вне пределов досягаемости русских властей, длительное организованное движение внутри страны было немыслимо».

П. Б. Струве считал, что главная цель журнала «Освобождение» заключается в объединении русских людей, не принадлежащих ни к классовой, ни к революционной группе, которые ищут освобождения. «Мы желаем выражать исключительно бессословное общественное мнение и на него опираться», — заявлял П. Б. Струве, отдавая приоритет земству. Д. И. Шаховской же настаивал на том, что нельзя рассматривать «Освобождение» только как земский орган. Земство, по его мнению, не в состоянии стать застрельщиком переворота, хотя бы и самого мирного, поскольку это может сделать только иная политическая организация, над созданием которой и следует работать «Освобождению». Дмитрий Иванович считал, что авторский коллектив журнала слишком узок, надо в нем предоставить слово более широкому кругу лиц.

Кроме того, он полагал, что надо больше внимания уделять революционному движению, «могучему оружию», «свидетельству гнилости самодержавного режима». В своем письме к П. Б. Струве Шаховской писал: «Нельзя рассчитывать на какие-либо общеполитические демонстрации в ближайших земских собраниях… Земские собрания могут явиться ареной для политических демонстраций только при совсем другой степени напряженности политической атмосферы в стране». По утверждению Д. И. Шаховского, земская среда слишком зависима и слишком консервативна, чтобы сыграть какую-либо роль, на нее надо сильно давить извне, надо раскачивать ее. От общих рассуждений о необходимости изменения политического строя России журналу надо перейти к резкой критике его. «Одна из первых задач такого органа как «Освобождение», — отмечал Шаховской, — дискредитировать правительство. И это не какая-нибудь второстепенная задача, нет, это дело огромной важности, первостепенного политического значения»^{233}.

Таким образом, «Освобождение» явилось зачатком будущей организации, объединившей самые разные политические силы, враждебные царизму. По сути дела, это был прообраз будущей межпартийной коалиции и неслучайно, что ключевые роли в этом предприятии играл левый земец Д. И. Шаховской и бывший марксист П. Б. Струве. Нельзя не обратить внимание и на выбор издательства для печатания «Освобождения», которое использовалось в своих целях также революционными социал-демократами.

Показательно, что во втором письме к П. Б. Струве Д. И. Шаховской признал правильность критики В. И. Лениным первых номеров «Освобождения». В «Искре» подверглась резкой критике линия на объединение всех земских элементов, в том числе и шиповцев, проводимая П. Б. Струве. Для Д. И. Шаховского «Освобождение» было прежде всего средством создания широкой либерально-демократической партии. Следует отметить характеристику, данную Департаментом полиции. Цель организации журнала, по их определению, состояла в том, чтобы «путем правильно организованной пропаганды во всех слоях русского общества проводить идею о необходимости добиться политических реформ, в которых правительство так долго и с таким упорством отказывает стране».

Лишь спустя почти год в № 17 от 16 февраля 1903 года Струве указал, что партия «Освобождения», во-первых, должна быть решительно конституционной, во-вторых, решительно и открыто демократической, опирающейся на всеобщую подачу голосов, и, в-третьих, «помимо положительного решения вопроса о всеобщей подаче голосов, демократический характер партии требует программного выяснения ее отношения к социальным вопросам». 20–22 июля 1903 года для этого назначен был за границей съезд различных сторонников «Освобождения». Таким образом, почти вся деятельность «Союза освобождения» проходила в развитии и расширении демократической программы, на что с самого начала указывал Дмитрий Иванович.

В «Освобождении» были помещены четыре программные статьи. Это являлось закономерным результатом наличия различных течений в среде российских либералов и, в частности, наличия весьма существенных оттенков в самом земском либерализме. Все программные статьи не противоречили друг другу по основным положениям. Во-первых, все они исходили из признания того, что единственно допустимым политическим строем в России может быть монархия. Второй отличительной особенностью было усиленное подчеркивание необходимости только политических реформ. Третье, что было присуще всем статьям, — это откровенное признание руководящей роли земства в выработке программы русского либерализма. И, наконец, четвертое — это стремление представить новый журнал и предлагавшуюся им программу общенациональными, долженствующими сцементировать и примирить всех и вся, то есть стать надпартийным общедемократическим и всероссийским объединением^{234}.

Партийные разделения, весьма характерные для стран Западной Европы, на этом этапе не признавались русскими оппозиционерами в качестве ближайшей перспективы. Идеи солидарности, соборного единства ставились выше отдельных политических оттенков. Единственный верный путь общественного развития, за который выступали «освобождении», — это постепенная эволюция. Безусловно, в этом можно видеть и утопизм русских оппозиционных сил, но если бы данная утопия со временем могла быть реализована, каких бед, потрясений и трагедий могла бы избежать бедная, истерзанная Россия!

По воспоминаниям А. А. Корнилова, возникшее «Освобождение» сразу же завоевало себе прочное положение среди оппозиционных слоев российского общества и стало довольно широко распространяться в России, дополняясь со временем как изданием «академических» сборников, разоблачающих политику царского правительства с помощью его же секретных документов, так и оперативным «Листком «Освобождения», откликавшимся на текущие события дня^{235}.

Сотрудничество членов «Беседы» с представителями интеллигенции, совместная публикация книг, общее ведение журнала «Освобождение», постоянные контакты на различных съездах и собраниях подготовили почву для общей политической деятельности. Необходимо отметить тот факт, что профессура и приват-доценты высших учебных заведений стали инициаторами многих либеральных начинаний. Еще до возникновения «Союза освобождения» они выполняли роль своеобразных посредников между земцами и либеральной интеллигенцией. Многие из них как земцы участвовали в земских сессиях, включаясь в их либеральное крыло, а как преподаватели вузов входили в различные научные общества и советы, где пытались отстаивать и проводить либеральные идеи^{236}. Неслучайно для многих из них — В. И. Вернадского, С. Ф. Ольденбурга, И. М. Гревса, Н. И. Кареева и других столь естественным стало сотрудничество в журнале «Освобождение», а затем и в «Союзе освобождения». «Таким образом перекидывался мост между земскими и литературными кругами», — писал Д. И. Шаховской^{237}. А на деле происходило слияние демократической и земской либеральной интеллигенции.

Нелегальная встреча за границей земцев и представителей демократической интеллигенции с целью обсуждения вопроса образования тайной либеральной организации произошла в Швейцарии 20–22 июля 1903 года в районе Шафгацзена, на берегу озера Констанц. Через 25 лет после этого съезда И. И. Петрункевич на память назвал 20 его участников— 10 земцев и 10 представителей творческой интеллигенции. Из земцев, по его сведениям, в съезде приняли участие Петр Долгоруков, С. А. Котляревский, Н. Н. Ковалевский, Н. Н. Львов, Д. И. Шаховской, Д. Е. Жуковский, В. И. Вернадский, Ф. И. Родичев, И. И. Петрункевич, А. С. Петрункевич (последние трое из Твери). Первые пятеро были членами «Беседы», все они активно участвовали в создании журнала «Освобождение». Среди лиц свободных профессий И. И. Петрункевич назвал П. Б. Струве, П. И. Новгородцева, С. Н. Булгакова, И. М. Гревса, В. В. Водовозова, Б. А Кистяковского, Н. А Бердяева, С. Л. Франка, С. Н. Прокоповича и Е. Д. Кускову. Общим для всех была твердая уверенность в необходимости изменения политического строя самодержавной России.

Этот съезд стал знаменательным событием в истории организации «Союза освобождения». Восстановить последовательный ход его работы можно благодаря опубликованным впоследствии воспоминаниям Д. И. Шаховского. Важность съезда, как отмечал Дмитрий Иванович, состояла в том, что на нем происходило становление нового либерализма, заметно ушедшего вперед по сравнению со старым традиционным земским либерализмом, для которого понятия «социализм», «демократизм», «интересы трудящихся» были совершенно чужды и инородны. Именно здесь, по словам Д. И. Шаховского, «намечены были общие директивы дальнейшей деятельности, разработаны сильные и слабые стороны положения, между прочим, рассмотрены и вопросы внешней политики и вероятные последствия вооруженного столкновения на Дальнем Востоке, поставлен впервые на общее обсуждение аграрный вопрос… Впервые выставлено и название предположенного ядра — «Союз Освобождения», и после продолжительных прений именно форма союза, а не партии признана более отвечающей условиям данного момента».

Говоря об итогах съезда, известный публицист В. В. Водовозов отмечал: «Программа союза детально и текстуально выработана еще не была, но основные ее мысли были намечены: требование конституции, всеобщего голосования, свободы слова, свободы развития национальностей, широкого местного самоуправления на основе всеобщего голосования».

Итак, решение о создании нелегальной либеральной организации было принято. Для того чтобы обеспечить максимальную «широту захвата», согласились создать не партию, а союз, то есть конгломерат «отдельных групп, сохраняющих свою программу, но связанных основной задачей и основным методом борьбы, которые устанавливаются собранием всех групп, входящих в союз через своих делегатов». Новая организация тогда же получила и свое название — «Союз освобождения». Участники съезда, представлявшие крупнейшие города России, поставили своей целью образовать группы «Союза освобождения» в возможно большем количестве, чтобы к учредительному съезду покрыть ими всю Россию. Хотя непосредственной, организационной связи между «Союзом освобождения» и журналом «Освобождение» не устанавливалось, и даже название «Союз освобождения» не сразу получило одобрение. Одна из целей создаваемых групп заключалась в снабжении журнала материалами и его распространении.

Журнал стал объединительным центром еще до выхода его первого номера. Подобное явление было давней традицией в общественном движении России, где именно вокруг печатного органа (легального, а чаще нелегального) складывались самые различные кружки, объединялись более или менее широкие группы единомышленников. «Формальному учреждению «Союза Освобождения» предшествовала, — как вспоминает Д. И. Шаховской, — двухлетняя подготовительная деятельность в стране и восемнадцать месяцев работы заграничного журнала, объединявшего самим фактом своего существования те силы, которыми Союз создан». Одной из главных целей организации «Освобождения» была выработка программы, вокруг которой должны были сложиться кадры будущей организации.

Для политической консолидации либерализма организация и издание «Освобождения», как подтверждал историк К. Ф. Шацилло, имели совершенно исключительное значение. Правительство решительно препятствовало любому объединению земцев. Традиционный земский либерализм имел только одну форму общения — ежегодные земские собрания в уездах и губерниях, куда земцы съезжались на несколько дней. Даже вопросы, затрагивающие по самому своему характеру несколько губерний (голод или эпидемические заболевания), должны были земцами каждой губернии решаться вне связи друг с другом.

Следует согласиться с советскими исследователями, что за весь период существования отечественного либерализма, вплоть до начала XX века, отличительной чертой его было отсутствие сформулированной программы. От остальной «общественности» либералы отличались до поры до времени не отстаиванием общей позитивной программы, а неприятием и критикой существовавших в России порядков. Причем острота и глубина этой критики были совершенно различны у разных групп либералов, а главное, почти каждая из них имела свой рецепт, необходимый для излечения недугов России. Даже существовавший 40 лет земский либерализм ни на шаг не продвинулся, по мнению Д. И. Шаховского, от своих первоначальных требований, сводившихся к «увенчанию здания», ограничению произвола бюрократии и пожеланию конституции, о существе которой не говорили ни слова и суть которой едва ли не каждый земец понимал на свой манер.

Характерно, что как только создалась первая постоянная организация — кружок «Беседа», так сразу же возник вопрос о более или менее определенной программе (а вернее сказать, о тактике действия), которую затем выработали «освобожденцы», дополнив тактические методы борьбы идейной программой. В этом и заключалось историческое значение перехода от кружковской тактики «Беседы» к идейной программе «Освобождения».

В Шафгаузене впервые в истории русского либерализма были выдвинуты в качестве программных социально-экономические мероприятия, которые намечалось осуществить в «интересах трудящихся масс», но только после выполнения ближайшей цели — ликвидации самодержавия и установления правового государства. Именно эта последовательность в проведении реформ: сначала политические, затем — экономические — позволяла рассчитывать на объединение пусть в весьма эфемерном союзе очень различных по своим взглядам людей^{238}.

После возвращения из Шафгаузена будущие руководители «Союза освобождения» развернули активные действия. Большая работа была проведена в Ярославле 15–25 августа 1903 года на сельскохозяйственном съезде и второй выставке по народному образованию, инициатором которой выступил председатель Ярославской земской комиссии по народному образованию Д. И. Шаховской. В Ярославль съехались земцы ряда губерний. Они провели несколько нелегальных совещаний, на которых обсуждались вопросы о «необходимости тесной организации оппозиционных элементов и противодействия всеудушающей деятельности правительства». Д. И. Шаховской, по сведениям Департамента полиции, был «главный руководитель и агитатор всякого революционного движения в г. Ярославле и губернии»^{239}.

Учредительный съезд «Союза освобождения» состоялся в Петербурге 3–5 января 1904 года. В работе съезда приняли участие 48 человек, представлявшие 22 города. О нем можно сказать вкратце словами его заключительного определения: «Союз освобождения ставит своей первой главной целью политическое освобождение России. Считая политическую свободу, даже в самых минимальных ее пределах, совершенно несовместимой с абсолютным характером русской монархии, Союз будет добиваться, прежде всего, уничтожения самодержавия и установления в России конституционного режима. Союз Освобождения употребит все усилия, чтобы политическая проблема была решена в духе широкого демократизма, и, прежде всего, признает существенно необходимым положить в основание политической реформы принцип всеобщей, равной, тайной и прямой подачи голосов. Ставя на первый план политические требования, Союз Освобождения признает необходимым определить свое принципиальное отношение к социально-экономическим проблемам, выдвигаемым самой жизнью: в области социально-экономической политики Союз будет руководиться тем же основным началом демократизма, ставя прямой целью своей деятельности защиту интересов трудящихся масс. В сфере национальных вопросов Союз признает право на самоопределение за различными народностями, входящими в состав Российского государства»^{240}.

Однако как ни обтекаемы были программные положения, они сразу же вызвали критику с двух сторон. Справа земцы, возглавляемые Н. Н. Львовым, возражали против включения в цели Союза социально-экономических требований. Слева нападки возглавил Г. А. Ландау, объявивший, что он выступает от «группы демократов», и призвавший «оставить в покое рабочих и крестьян и говорить только о мелком городском населении».

Итак, уже первый день работы съезда, заседания которого проходили под председательством Петра Дм. Долгорукова, обнаружил разнородность соединявшихся сил. По всей вероятности, в первый же день заседания был сделан доклад и о проекте конституции. Это был первый проект конституции, из которого впоследствии выросли все освобожденческие и кадетские варианты. Важно отметить также и другие обстоятельства. Во-первых, проект исходил из последовательного осуществления политических свобод — тех свобод, которые народы России так и не получили вплоть до февраля 1917 года. Во-вторых, политические права гарантировались формально провозглашенной судебной ответственностью министров и других чиновников в случае их нарушения последними. В-третьих, еще за год до начала революции «освобожденцы» шли в своих требованиях кое в чем гораздо дальше того, что было обещано самодержавием в октябре 1905 года. Между тем в ходе революции либералы значительно радикализировали свои требования и к осени 1905 года разрыв между этими требованиями и тем, что сочло возможным дать правительство, стал еще большим, как справедливо отмечали советские историки^{241}.

Д. И. Шаховской выступил на съезде с докладом о тактике «Союза освобождения». Доклад начинался с указания на необходимость поторопиться с тем, чтобы «занять самостоятельную и твердую позицию, которая дала бы нам возможность в развертывающемся ходе событий сказать свое обдуманное и определенное слово и сомкнутой колонной стать на защиту… либерализма». Не жалея слов для резкой критики самодержавия, а заодно — и для критики «мечтательного славянофильского либерализма», докладчик решительно разграничивал понятия «самодержавие» и «монархия», заявив, что, будучи непримиримым врагом первого, он в то же время считает практически полезным удержать монархическое начало в том строе, который в ближайшем будущем призван сменить русское самодержавие. На вопрос о том, как добиться этой смены, доклад не давал почти никаких ответов. Дело сводилось к порицанию и отказу от старой земско-либеральной тактики — никаких адресов, петиций, увещеваний и всеподданнейших записок, но с характерной оговоркой: если за ними не будет стоять реальной и принудительной силы организованного общественного мнения. В докладе выделялась задача широкого и обдуманного воздействия на общественное мнение «в целях подготовки его к мысли о необходимости ликвидации существующего строя». Этим и должны были заняться образуемые кружки. В докладе твердо заявлялось, что в России неизбежно последовательное проведение демократического либерализма^{242}.

Следует отдать должное творческой мысли Д. И. Шаховского. Оставаясь в принципе монархистом, он остро критиковал наиболее одиозные формы самодержавного строя в России, делая принципиальное отличие между самими этими двумя понятиями: монархия и самодержавие. Использованный Д. И. Шаховским термин «демократический либерализм» мог быть наполнен разнообразным содержанием. Для самого Дмитрия Ивановича демократическими либералами могли быть и социалисты, и славянофилы-консерваторы, и земские либералы. Все это характеризует его как одного из ярких самобытных общественных деятелей России рубежа веков, способного не просто предложить, но и выработать и осуществить позитивную программу модернизации страны.

После обсуждения докладов, принятия программы, устава и выбора Совета «Союза освобождения», в который вошел и Д. И. Шаховской, съезд закончил свою работу. Образование новой нелегальной либеральной организации стало крупным событием в истории русского либерализма.

Программа, устав, социальный состав, тактика и организация «Союза освобождения» были настолько отличны от традиционного земского либерализма, что давали все основания говорить о новом либеральном направлении или «новом либерализме». Новый либерализм был генетически связан со «старым» земским либерализмом, он включил в себя не только наиболее левых его представителей, но и вынужден был в ряде случаев идти ему на уступки. Однако генеральная линия «Союза освобождения», всецело оставаясь в пределах либерализма, уклонилась резко влево от либерализма земского. Это проявилось во всем: в программе — в безоговорочном отрицании самодержавия и в признании необходимости выдвижения социально-экономических требований «в интересах трудящихся масс»; в тактике — в принятии нелегальных методов борьбы; в социальном составе — в заметном преобладании (до трех четвертей) «лиц свободных профессий». Все это придало «Союзу освобождения» отличный характер и от «Беседы» и от «Союза земцев-конституционалистов». Союз отличался от земского либерализма еще одним свойством: более стройной организацией. Он не стал политической партией, сохранив черты организации переходного типа. Но все же это была организация, в то время как земский либерализм никогда не выходил из стадии неорганизованного конгломерата лиц и не поднимался выше иррегулярных нелегальных общеземских съездов, съездов земцев-конституционалистов и малочисленной замкнутой «Беседы»^{243}.

Заметное влияние на общественное движение в России в начале XX века оказала Русско-японская война. Сначала она резко затормозила рост оппозиционности либералов, а затем усилила его. На царский манифест о начале войны с Японией земские собрания ответили «единодушным, патриотическим порывом». Земства, соревнуясь одно с другим, жертвовали на войну миллионные средства. При всем этом война с самого начала была непопулярна и рассматривалась как результат безответственной, авантюристической правительственной политики на Дальнем Востоке. Недовольство правительством перерастало в критику всего государственного строя. В обществе укоренялось мнение, что Русско-японская война была преступлением, «попыткой шайки придворных авантюристов и членов династии, ценою русской крови, добыть богатство в чужом крае», как писал И. И. Петрункевич. Цусима явилась ярким доказательством полной неспособности власти успешно вести войну в интересах России. Революция, которую, по выражению П. Н. Милюкова, министр внутренних дел Плеве хотел потушить при помощи «маленькой победоносной войны», приобретала новую силу^{244}.

В этих условиях земские лидеры использовали любую возможность критики действий властей. Характерным эпизодом в этой связи явилась история, произошедшая с Д. И. Шаховским. Министр внутренних дел Плеве вызвал Дмитрия Ивановича к себе и сделал ему выговор по поводу развернутой им деятельности, пригрозив административными карами. Об этом визите сохранились различные воспоминания. Так, И. В. Гессен пишет: «После этого визита Дмитрий Иванович прибежал ко мне в необычном виде: растрепанная борода была подстрижена, волосы приглажены и небрежность костюма уступила принаряженности, но — главное — он весь сиял, был счастлив, что ему удалось поговорить непосредственно с вершителем судеб родины и объяснить гибельность его политики. «Плеве не хотел понять меня и все-таки грозил ссылкой, ну, до свиданья, прощайте!» И с этой неизменной формулой вдруг сорвался с места. За долгие годы нашего знакомства, временами ежедневных встреч, я, кажется, ни разу не слышал от него чего-либо, что не имело отношения к его ненависти к неправде».

Не менее удивленной осталась и А. В. Тыркова после визита Д. И. Шаховского. «Я никогда не видела Шаховского, охваченного таким негодованием. Он запер за собой дверь, точно за ним кто-то гнался, и, в упор глядя на меня ясными сияющими глазами, отрывисто сказал: «Плеве надо убить». Что произошло между ним и министром, чтобы до-веста мягкого, тонкого, благовоспитанного Дмитрия Ивановича до такого исступленного выкрика? Плеве вызвал Шаховского, чтобы сказать ему, что власти внимательно следят за его деятельностью, находят ее злонамеренной, преступной. Если Шаховской не угомонится, с ним будет крутая расправа, и никакие связи его не защитят. Все это было высказано грубо, резко, угрожающе, голосом, переходящим в крик». «Что и говорить о Шаховском, когда даже такой человек как Шипов — безукоризненный земский деятель, лояльнейший в отношении к власти, пользовавшийся всероссийской известностью, в апреле 1904 года не был утвержден председателем московской губернской земской управы», — вспоминал другой очевидец событий^{245}.

В январе 1904 года накануне войны с Японией правительство приняло меры по борьбе с земством Тверской губернии и Новоторжским уездным земством. Из пределов Тверской губернии были высланы лидеры земцев во главе с И. И. Петрункевичем. И. И. Петрункевич позже вспоминал: «Я в третий раз вынужден был по распоряжению центральной власти покинуть свой дом, свою семью и свои дела и обрекался на кочевую жизнь без срока». Ф. И. Родичев в течение десяти лет лишен был права участвовать в земской деятельности. Около ста человек земских служащих было удалено.

Ревизии земств с целью «подтянуть и выкурить вредный дух», высылки земских деятелей, закрытие съездов — все это чрезвычайно раздражало и возмущало, и «на внешнем, и на внутреннем фронте в то время было одинаково скверно»^{246}. Между тем проблема коренилась глубже. Оппозиционно-радикальные силы из числа земских руководителей использовали войну как повод воздействия на правительство. Патриотизм становился разменной монетой в их политических играх. Ответственность и последствия подобных действий русское земство не вполне осознавало. В таких условиях понимание гражданского долга радикальными земскими руководителями вызывало неоднозначную реакцию.

Серьезные поражения на фронте русско-японской войны, отступления Куропаткина, капитуляция Порт-Артура больно ударили по национальному чувству. Известие же о разгроме флота Рожественского при Цусиме (май 1905 года) заставило земское бюро телеграммами созвать обычных участников земских съездов. Съезд получил название коалиционного. Главная цель его выразилась в адресе Николаю II, который было поручено лично доставить 14 выбранным лицам, в числе которых были Д. И. Шаховской, Ф. И. Родичев, И. И. Петрункевич, князь Г. Е. Львов, Н. Н. Львов, граф Гейден и др. Князь С. Н. Трубецкой произнес убедительную речь, безусловно требовавшую конституцию. Государь ответил на нее, что напрасно ему не доверяют, что он исполнит до конца свое слово, и поручил представителям земств и городов передать это всему населению.

Еще за год до этого, 15 июля 1904 года, социалистом-революционером Сазоновым был убит министр внутренних дел Плеве и на его место назначен князь Святополк-Мирский, готовый смягчить суровый полицейский режим своего предшественника. В конце октября 1904 года совет «Союза освобождения» наметил следующий план действий:

созвать общеземский съезд, на котором была бы принята резолюция о необходимости народного представительства;

организовать повсеместно политические банкеты в связи с сорокалетием судебной реформы;

создать союзы различных профессиональных групп и объединить их в Союзе Союзов.

Все это постепенно было выполнено. Среди образовавшихся тогда союзов был и Академический, в состав которого вошло большинство русских профессоров. Одним из инициаторов его был В. И. Вернадский.

Святополк-Мирский склонен был официально разрешить общеземский съезд, но государь этому воспротивился. Тем не менее министр внутренних дел уведомил устроителей, что хотя он не может разрешить публичный съезд, он не будет принимать мер против совещаний делегатов в частных домах. В такой форме общеземский съезд и состоялся в Петербурге 6–9 ноября 1904 года.

Ему предшествовал второй съезд «Союза освобождения», собравшийся также в Петербурге 20 октября. На нем присутствовало около 100 земских гласных различных губерний. В конце съезда была принята декларация о необходимости утвердить государственный строй на началах гражданских свобод и самодеятельности населения. Единодушно был одобрен принцип народного представительства, но произошло разногласие по вопросу о его компетенции. Большинство — конституционалисты — стояло за предоставление народному представительству участия в осуществлении законодательной власти. Меньшинство — во главе с Д. Н. Шиповым — соглашалось только на совещательную роль народного представительства. Пункт о народном представительстве был изложен в двух редакциях — большинства и меньшинства, — и текст обеих вручен Святополк-Мирскому для передачи Николаю II. Были поставлены вопросы: во-первых, о так называемой «банкетной кампании», которая состояла в том, чтобы конституционные резолюции выносились на банкетах, которые должны были быть устраиваемы к 20 ноября, дню 40-летия судебных уставов. Второй вопрос был связан с намечавшимся земским съездом. Третий касался заявления о существовании «Союза освобождения» открыто, и вопрос этот был решен положительно. В конце съезда Милюков привез из Парижа и программу партии, но так как времени для ее обсуждения уже не хватало, то программа эта не была оглашена. Съезд постановил лишь разослать ее по группам для обсуждения и решения ее к следующему съезду, который был созван в Москве 25–28 марта 1905 года.

Несмотря на то что съезд был нелегальным и проходил на частных квартирах, он послужил сильным толчком к дальнейшей радикализации либерального движения. Многие земские собрания и городские думы присоединялись к постановлениям съезда. В начале декабря у государя состоялось совещание высших сановников и великих князей по вопросу о реформах. Доклад о предполагаемых реформах был составлен по поручению Святополк-Мирского бывшим приютинцем С. Е. Крыжановским. Самым существенным пунктом доклада было указание на необходимость привлечения «местных людей к разработке законов». Далее следовало предложение о проведении ряда других реформ, не столь общего значения. Пункт о «местных людях» был отвергнут Николаем II. На основании остальных пунктов был составлен указ Сенату «о предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», опубликованный 12 декабря. В таком урезанном виде указ не мог удовлетворить даже умеренных земцев. Все же это был первый сдвиг к уступкам со стороны правительственных кругов^{247}.

«Союз освобождения» просуществовал менее двух лет — с 4 января 1904 года до конца октября 1905 года, когда ему на смену пришла вновь созданная партия народной свободы (конституционно-демократическая).

Над разработкой политической программы зарождающейся партии усиленно работали «освобожденцы», будущие кадеты. Программа была принята «после весьма тщательного рассмотрения довольно единодушно». Она «не считалась чем-либо законченным и неподвижным».

Первый отдел программы затрагивал права личности и принцип равноправия народностей и вероисповеданий. Все граждане, без различия пола, вероисповедания и национальности, признавались равными перед законом. Возражал П. Н. Милюков, поскольку полагал, что добиться осуществления выбора женщин в Думу не удастся, и потому он признавал на первый случай возможным допустить неравноправие полов. Позднее этим пунктом многие пользовались для нападений на программу. Помимо того объявлялась полная свобода печати и слова, каждому обеспечивалась свобода совести и вероисповедания, признавалась полная свобода собраний и принесения петиций. Личность и жилище каждого объявлялись неприкосновенными. Никто не мог быть подвергнут наказанию иначе как по суду в обыкновенном порядке. Каждый пользовался свободой передвижения и выезда за границу. Все эти права должны были быть введены в Основной закон и обеспечивались судебной защитой. Основной закон гарантировал всем населяющим государство народностям право свободного культурного самоопределения. Русский язык рассматривался как общегосударственный.

Второй отдел был посвящен принципам свободного конституционного и демократического государственного устройства, обеспечивающего господство народной воли. Признавалось, что монархия, конституционная и парламентарная, основанная на всеобщем избирательном праве, удовлетворяет этому требованию. В то же время среди членов довольно сильны были республиканские настроения и надежда, что революция еще не завершилась и что, может быть, она еще завершится победой республики над самодержавием. Поэтому была принята следующая примирительная формула: «конституционное устройство Российского государства определяется основными законами». Главными авторами этого отдела являлись Ф. Ф. Кокошкин, П. И. Новгородцев и Д. И. Шаховской. В таком виде (было сказано «государство», а не «империя») формула эта всех удовлетворила. Поскольку в стране разразилась всеобщая забастовка, представители многих губерний не могли доехать до Москвы. Поэтому решено было созвать съезд в Петербурге в январе 1906 года и предоставить ему также учредительный характер. Этот съезд и должен был окончательно принять программу. Каждому тогда было ясно, что, в сущности говоря, практического значения вопрос о республике иметь не может, по крайней мере в ближайшем обозримом будущем. Поэтому в окончательной редакции пункт был сформулирован следующим образом: «Россия должна быть конституционной монархией; государственное устройство России определяется основным законом». Таким образом, на этом, уже втором съезде окончательно была принята монархическая форма правления.

Третий отдел программы указывал принципы местного самоуправления и автономии. Он устанавливал широкое местное самоуправление. Вместе с тем оставался открытым вопрос о том, какую избрать систему народного представительства: однопалатную или двухпалатную. Признавалось, что вопрос этот не важен с точки зрения принципов партии. При известных условиях могла быть допущена как однопалатная, так и двухпалатная система, лишь бы вторая палата не являлась органом консервативным. Также признавалось, что если в России будет осуществлена широкая децентрализация, то необходимо будет учредить и вторую палату в целях охраны областнических интересов. Эта палата являлась, таким образом, не тем консервативным сдерживающим аппаратом, какой она представляла собой, когда составлялась по системе цензового представительства или с повышенным возрастным составом, а должна была являться лишь защитницей местных нужд и интересов. Поэтому она и избираться должна была из представителей не непосредственно выбранных от населения, как первая палата, а из делегатов местного самоуправления, в которое выборы, в свою очередь, должны быть основаны на всеобщем избирательном праве. П. Н. Милюков был приверженцем более централизованного устройства, выступал против двухпалатной системы и с трудом шел на соглашение по этим пунктам.

Отдел четвертый программы был посвящен организации суда. Пятый отдел — финансовая и экономическая политика — вводил пересмотр государственного бюджета в целях уничтожения непроизводительных по своему назначению и по своим размерам расходов. Устанавливалось также государственное и общественное содействие кооперации.

Шестой отдел являлся весьма существенным. Он посвящен был аграрному законодательству. Основными пунктами программы по этому вопросу являлись положения, уже до некоторой степени выработанные на предыдущих земских съездах. Они лишь расширили и сделали общим правилом принцип принудительного отчуждения частновладельческих земель. Аграрная программа предусматривала широкую демократизацию землевладения. С другой стороны, предполагалось принудительное, но возмездное изъятие земель у лиц или учреждений, которые сами эти земли не обрабатывали. Эта аграрная программа, редактированная по виду наспех, на самом деле явилась плодом длительного обсуждения, но было выдвинуто предположение, что на втором съезде она будет пересмотрена и значительно улучшена. Программа эта была разработана Н. Н. Черненковым и А. А. Корниловым на основании программ «Союза освобождения» и земцев-конституционалистов, выработанных на предыдущих съездах. Но многие ею не удовлетворялись.

Седьмой отдел — отдел рабочего законодательства. Тут программа соответствовала программам-минимум социалистических партий. Все пункты этого отдела программы сводятся к практическому улучшению положения рабочих в рамках существующего капиталистического строя. В этот отдел была внесена, между прочим, из программы «Союза освобождения» целиком статья о восьмичасовом рабочем дне.

Последний, восьмой отдел программы относился к вопросам просвещения и имел своей целью возможно широкое распространение просвещения и полную его демократизацию. Отдел этот до настоящего времени представлял собой недостаточно конкретизированную разработку вопросов просвещения^{248}.

В таком виде программа была утверждена. 14 октября 1905 года было объявлено об образовании конституционно-демократической партии. На съезде был также принят устав партии, разработанный князем Д. И. Шаховским. Секретариат образовался с самого начала из Д. И. Шаховского, А. А. Корнилова и А. Н. Максимова, который позже работал секретарем в Московском комитете, а еще через некоторое время его на этом посту заменила Н. Е. Вернадская. Все ведение дел партии с самого начала фактически сосредоточилось в руках Д. И. Шаховского и А. А. Корнилова.

А. А. Корнилов вспоминал, что все это лихорадочно-горячечное время приютинцы проводили у Вернадских. Их квартира была похожа на странноприимный дом, и Наталья Егоровна не знала ни минуты покоя. «Каждый из нас, и я, и Шаховской, и Ольденбурги, когда они приезжали, могли обедать и вообще поесть что-нибудь, когда кому-нибудь из нас было угодно». «Дом Вернадских в Москве сделался в это время всем известным пунктом. В сущности, у них в доме сосредоточивались и секретариат конституционно-демократической партии, и секретариат городского комитета, и своего рода центр по части всяких университетских дел и вопросов. Сын Наташи, Георгий, тогда студент университета, и его товарищи М. В. Шик и др., служили для Наташи помощниками и своего рода секретарями».

Таким образом, между «Союзом освобождения» и новой политической партией народной свободы существовали серьезные отличия как организационного, так и идейно-политического характера. Организационно-идейный принцип, положенный в основу «Союза освобождения» как принцип федеративный, был отброшен. Вместо него была принята идея централистской партии западного типа. Ряд существенных положений, характеризующих «Союз освобождения» как умеренное политическое объединение, был заменен радикальными требованиями, сформулированными в условиях разгоравшейся революции. Отметим еще одну важную деталь: Д. И. Шаховской, А. А. Корнилов, В. И. Вернадский, Н. Е. Вернадская и другие самым решительным и активным образом включились в партийное строительство, пересмотрев свои прежние взгляды и оценки на роль и место политики в жизни Братства «Приютино». Отныне политическая борьба становилась для них не сопутствующим элементом их деятельности, а очень важной принципиальной сферой жизни, существующей по своим писаным и неписаным законам.

Глава 14 В ДНИ РЕВОЛЮЦИИ

Начавшаяся революция внесла серьезные коррективы в отношения между земством и самодержавием. 18 февраля 1905 года были изданы два важных документа: 1) рескрипт на имя министра внутренних дел Булыгина о привлечении представителей населения к предварительной разработке и обсуждению законодательных проектов и 2) указ, предоставляющий всем русским людям и общественным организациям право сообщать государю свои предположения о желательных реформах государственного устройства.

Весной 1905 года земская Россия, как уже отмечалось, решила созвать общеземский коалиционный съезд с участием различных представителей общеземской организации численностью в 250 человек. На съезде было принято решение избрать депутацию, которая должна была добиться аудиенции у царя, узнать о его намерениях относительно ближайшего будущего и заявить о необходимости единения власти и общественности в грозный момент военных неудач. В состав депутации было избрано 12 человек, в число которых вошел и князь Д. И. Шаховской. Депутация была принята государем 6 июня в Петродворце. Николай II заявил: «Отбросьте сомнения: моя воля, воля царская — созвать выборных от народа — непреклонна». «Пусть установится, как было встарь, единение между царем и всею Русью, общение между мною и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам»^{249}. Казалось, земским планам суждено было осуществиться.

Для разработки предположений о преобразованиях, возвещенных указом 18 февраля, была организована работа соответствующей комиссии. В мае на ее заседаниях обсуждался вопрос об избирательной системе в Российском государстве. Д. И. Шаховской высказал по этому вопросу особое мнение. В отличие от комиссии, предлагавшей организовать выборы при помощи земских учреждений, когда избирателями могут быть лишь земские налогоплательщики, Шаховской настаивал на прямых и всенародных выборах, чтобы все население прониклось идеей самоуправления, «чтобы оно чувствовало, что законы — наши законы и если они плохие, то виновны в этом мы». Таким образом, Дмитрий Иванович предлагал, «чтобы у царя было учреждение, с которым бы каждый гражданин был тесно связан». Представительное учреждение должно было принять форму двухпалатного парламента, одна из палат которого — народная, а другая — земская, и иметь законодательные, а не совещательные функции.

В какой-то степени Д. И. Шаховской выступил как один из творцов будущего русского парламентаризма. Причем его проект и отличался демократизмом, и учитывал существующие реалии самоуправления в России. На основании указа от 18 февраля повсеместно последовали различные сходы, съезды и собрания лиц, которые подавали свои прошения с указанием необходимости государственного устройства на конституционном и демократическом основании, с избранием народных представителей на основах всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. Земцы производили сильное впечатление на население. Потрясали их демократизм, готовность пожертвовать личным благосостоянием для общего блага, несмотря на свой социальный статус, ведь многие из них были помещиками, а некоторые даже очень крупными. «В их среде чувствовалось, что путь, по которому они идут, путь верный, выводящий из позора унижений и смуты, в которой оказалась Россия, путь, приводящий к цели — к славе России, к развитию ее духовных и материальных сил. Конституция — вот путь к цели и средство достижения этой цели», — писал очевидец событий Н. И. Астров.

Д. И. Шаховской входил в самый центр земского движения — организационное бюро по созыву съездов, где вращалось много авторитетных общественных деятелей, обсуждался политический курс, рассылались сообщения в земские управы всей России. В работах этого бюро Дмитрий Иванович принимал постоянное живое участие. «Худой, с резко вырезанным профилем, упорный в работе, непоколебимый в убеждении, всегда настроенный радикальнее других, временами вспыхивающий как порох, безапелляционный в своих суждениях», Шаховской, по словам современников, двигал работу бюро вперед. «В карманах его неизменного старенького серенького пиджака был всегда набросанный проект положений или резолюций, что помогало и обсуждению вопросов, и принятию решений».

Дмитрий Иванович занимался и созданием профессионально-политических организаций демократической интеллигенции и служащих, объединившихся в мае 1905 года во Всероссийский союз союзов, который в тот период разделял программные и тактические установки «Союза освобождения». На июльском земско-городском съезде 1905 года Шаховской был избран в состав депутации, передавшей Николаю II земский адрес с требованиями скорейшего созыва законодательного народного представительства. Тогда же в июле в квартире князя Д. И. Шаховского, по имеющимся агентурным сведениям Департамента полиции, собралось свыше ста лиц различных профессий, членов местных нелегальных организаций и учащейся молодежи. Известно, что Д. И. Шаховской также входил в организационное бюро частных совещаний земских и городских деятелей в Москве. От Ярославского губернского земства Д. И. Шаховской был избран в члены всероссийского совещания земских деятелей. В ноябре 1905 года губернское земское собрание по предложению гласного князя Д. И. Шаховского «признало необходимым в настоящее время возможно широкое распространение среди крестьянского населения сведений по вопросам политическим и экономическим»^{250}.

Весьма широкими были связи Д. И. Шаховского с демократической общественностью. Здесь можно говорить о деловых отношениях с демократами, в том числе с представителями рабочих, о согласии с их взглядами по отдельным вопросам, об отстаивании Дмитрием Ивановичем позиции за широкую коалицию либералов и демократов. Существует немало интересных эпизодов, проливающих свет на характер взаимоотношений Д. И. Шаховского с общественными кругами и представляющих его как яркую неординарную личность, смело отстаивающую свои принципы. Так, осенью 1905 года Московская городская дума поддержала мнение Д. И. Шаховского о введении в состав Думы представителей демократических элементов и организации городской милиции для охраны порядка.

В дни октябрьской забастовки 1905 года, когда представители стачечного комитета, руководившего забастовкой, требовали от городской думы немедленно сдать комитету всё управление и капиталы, деятели «Освобождения», и в первую очередь Д. И. Шаховской, заняли следующую позицию. Они в полемику с этими требованиями не вступили, но и своей солидарности с таким рабочим движением не отклонили. Д. И. Шаховской заявлял, что в этот момент надо только еще громче кричать «долой самодержавие!». А кадетский учредительный съезд называл выступление рабочих «могучим и политически зрелым». В помощь рабочим было ассигновано пособие в 3 тысячи рублей.

Другой эпизод, не менее яркий, произошел в декабре, когда в Москву приехал новый генерал-губернатор Дубасов. «Кажется, 7-го числа в нашу квартиру, — вспоминает А. А. Корнилов, — явилась какая-то барышня, которая с Шаховским была знакома, а со мною нет. Барышня эта таинственно спросила, не пожелаем ли мы сделать нашу квартиру главным центром на предстоящие дни.

— Центром чего? — спросил я.

— Центром всех революционных партий, которые готовят восстание.

Не зная, верно ли, что предполагается восстание, я, однако же, категорически отказался. Барышня очень удивилась и сказала, что все партии участвуют в этом восстании и удивительно, что я ничего не знаю».

Брат Д. И. Шаховского, Сергей Иванович, устроил у себя склад револьверов для повстанцев и прятал их в огромной пустой голове алебастрового Аполлона, украшавшего большую, нарядную московскую квартиру князя; «что-то гусарское оставалось в нем даже тогда», — вспоминала А. Тыркова-Вильямс.

Интересный случай описывает А. А. Корнилов. Они с Дмитрием Ивановичем жили в описываемые события в Москве в Кисловском переулке в доме Азанчевского, «и редкая ночь проходила без помехи». А. А. Корнилов вспоминает, как в день похорон Баумана поздно ночью раздался стук в дверь и явился посланный от Сталя за Дмитрием Ивановичем. Оказалось, что его позвали в московский манеж для выяснения обстоятельств стрельбы казаков, находившихся в манеже, по возвращавшимся с похорон Баумана, в результате которой было убито несколько человек. Дмитрий Иванович, произведя расследование, в третьем часу ночи отправился к генерал-губернатору и вопреки всем протестам все-таки добился его аудиенции. Изложив обстоятельства дела, Д. И. Шаховской потребовал немедленного вывода полка из манежа за пределы города. Под давлением энергичного натиска Шаховского, Дурново уступил, и казаки были из Москвы выведены^{251}.

Безусловно, Д. И. Шаховской в это время являлся одним из наиболее авторитетных и энергичных деятелей радикальной оппозиции, с мнением которого считались и представители власти, и сами либералы, и рабочие. Пожалуй, конец 1905-го — первая половина 1906 года стали звездным часом «земского князя». Его имя приобрело широкую известность и популярность в различных уголках России.

К октябрю 1905 года произошло существенное «полевение» политических настроений. Как выразился лидер кадетов П. Н. Милюков, «жизнь ушла вперед. Надо догонять, чтобы не отстать»^{252}. Всеобщая забастовка в октябре 1905 года, прокатившаяся по стране, погромы в разных городах, поджоги правительственных зданий, волнения среди матросов и солдат в Кронштадте и Севастополе, Декабрьское вооруженное восстание явились драматической кульминацией революции 1905 года.

Манифест 17 октября 1905 года был воспринят как первая и значительная победа общественных сил над самодержавием. День 17 октября воспринимался как начало новой жизни. Во многом это действительно было так. Старая самодержавная Россия уходила в прошлое, и наступали новые времена. Но что они несли с собой, не мог предугадать никто.

Манифест был встречен, по воспоминаниям современников, чрезвычайно радушно и бурно. Много было выпито тостов на дружеских вечерах, посвященных столь памятному и значительному событию. Привлекает внимание одна интересная деталь. Один из тостов был произнесен рабочим Сталем в адрес Д. И. Шаховского. Он предложил тост «за того из борющихся, который больше других заслужил георгиевский крест»^{253}. Но если вдуматься, боевую награду Шаховскому предлагали за борьбу с собственным правительством, с государством, с монархией, приверженцем которой он все еще оставался. Революционный угар не давал возможности ясно осознать последствия происходящих в стране событий. Невольно возникают параллели с эйфорией февраля — марта 1917 года, когда в результате безответственных действий и власти, и оппозиции в условиях крайней экзальтации народа была уничтожена традиционная российская государственность.

К середине лета 1905 года вопрос о создании будущей либеральной партии в России был предрешен. Июльский земско-городской съезд признал образование ее делом неотложным. Августовский съезд «Союза освобождения», на котором присутствовало около трети земцев, заявил о необходимости перехода «от тактики тайного общества к тактике открытой политической партии в европейском смысле слова». И хотя кадетская партия органически выросла из земского движения, существенные отличия между ними не были преодолены.

На последнем земском съезде была избрана комиссия, на которую было возложено составление программы и устава новой партии. В спектре возникавших партий конституционно-демократическая партия призвана была занять лидирующее место в борьбе парламентскими средствами за установление в России конституционного режима, но с учетом сохранения монархии.

В комиссию вошли по 20 представителей от «Союза освобождения» и «Союза земцев-конституционалистов». Будучи секретарем этой 40-членной комиссии, Д. И. Шаховской сыграл принципиально важную роль в подготовке учредительного съезда конституционно-демократической партии и разработке ее основополагающих программных, уставных и тактических документов. Дмитрий Иванович был одним из горячих защитников тактики, усвоенной конституционно-демократической партией, и непримиримым противником мнения меньшинства прежних земских съездов. О себе Шаховской заявлял: «К созданию партии конституционно-демократической я всегда шел твердо и не раскаиваюсь в этой деятельности, совершенно несогласный с тем, будто мы слишком рано разгородились по партиям. Без партий ответственная политическая деятельность невозможна, а деятельность политическая у нас идет полным ходом, хотя на пути и нагромождаются большие камни и еще больше — разного хламу». Чуть позже Шаховской в беседе со своими друзьями признал определенную торопливость в этом вопросе, высказывая сомнения в перспективности узкопартийной деятельности, в особенности в провинции. Но сомнения эти пришли гораздо позже (1912 год).

Выработанный комиссией проект программы партии был обсужден на первом съезде конституционно-демократической партии, собравшемся 12–18 октября 1905 года в Москве. Съезд состоялся в доме князя Павла Дмитриевича Долгорукова, на нем была обсуждена программа партии и одобрено ее название — конституционно-демократическая. Д. И. Шаховской был избран в состав Центрального комитета. На протяжении всей деятельности кадетской партии в России Д. И. Шаховской занимал в ЦК ключевые посты: товарища председателя и секретаря ЦК, председателя и члена многих комиссий. Важно также подчеркнуть, что он был одним из самых дисциплинированных членов кадетского ЦК и регулярно посещал его заседания.

Программа была изложена в общих выражениях, «вполне достаточных для партии, занимавшей исключительно положение оппозиционное», по выражению И. И. Петрункевича. Кадеты выступали за радикальное реформирование общественно-политической системы во всех ее ключевых звеньях исходя из принципа разделения властей, требования гражданского и политического равноправия, введения демократических свобод. Ориентируясь на западные образцы парламентского строя, кадеты стремились к укоренению в России норм демократического правового государства.

Из мартовской программы «Союза освобождения» были в основном заимствованы отделы по аграрному и рабочему вопросам. Наделение безземельных и малоземельных крестьян государственными, удельными и кабинетскими землями, а где их нет — частновладельческими, с вознаграждением нынешних владельцев этих земель, составляло суть отдела об аграрной реформе. Разработка рабочего вопроса являлась совершенно новой и самостоятельной в программе. Помимо обычных требований охраны труда, создания условий для развития коллективной самодеятельности и обеспечения вышедших на пенсию, а также утративших здоровье и трудоспособность работников программа содержала особый пункт о нормировке продолжительности рабочего времени, введении восьмичасового рабочего дня. Программа по национальному вопросу, предлагавшая автономию Польши и Финляндии, децентрализацию России, культурно-национальное самоопределение народов, была специально подготовлена Ф. Ф. Кокошкиным.

На втором съезде 5 января 1906 года была принята поправка по поводу избирательного права женщин, допускавшая свободу голосования. Второй съезд конституционно-демократической партии состоялся в Петербурге в январе 1906 года. Это был первый съезд, не возбраненный администрацией. Он собрал более трехсот человек в зале Тенишевского училища. К этому времени ряды партии значительно разрослись.

Организация партии была поддержана значительной частью интеллигенции и самых разнообразных кругов русского общества, что выражалось массовым вступлением в ряды партии. По признанию одного из лидеров партии И. И. Петрункевича, «стремясь демократизировать власть, кадеты порой забывали, что они сами, как господствующий класс, составляют часть власти, которая издавна принадлежала их предкам. В течение десятилетий в передовом дворянстве отмирало классовое сознание. Это вносило благородный, рыцарский оттенок бескорыстия в их жизнь и деятельность. Но для России, может быть, было бы выгоднее, безопаснее, если бы дворянство крепче держалось за свою руководящую роль, яснее сознавало свое значение для культуры».

Дмитрий Иванович Шаховской был общепризнанным главным наставником партии и организатором ее планомерной работы и внутренней жизни. «Его живое, горячее знание людей, умение к ним подходить, с ними сближаться, его благожелательность делали его незаменимым старшим дядькой партии. Милюков так обращаться с людьми не умел, — свидетельствовала А. Тыркова-Вильямс. — Да от него этого и не ждали. От него ждали политических чертежей. Он определял отношение к правительству и к возникавшим политическим задачам, он намечал, в каком направлении должна развиваться думская энергия, он добросовестно вбивал в мозги русских людей те либеральные начала, на которых кадеты хотели строить здание русской государственности».

«Вспоминая этот трехдневный съезд, — писала Тыркова, — я прежде всего вижу легконогого, летающего Шаховского. Он повсюду поспевал и многое подготовил. Он всех знал, и все его знали. Он сближал людей, намечал их будущее место в партии. Он смеялся, сыпал шутками, быстрыми, неожиданными, меткими. Было в нем такое горение, такая подлинность гражданского пафоса, такая вера, что, даже вспоминая эти дни, моя душа светлеет». В частности, Д. И. Шаховскому удалось убедить прислать делегацию на съезд казанских татар.

В последний день съезда Д. И. Шаховской, «пролетая» мимо Тырковой, с торжествующей улыбкой объявил: «Ну, слава богу! Донесли драгоценный сосуд». Такую же радость можно было увидеть на многих лицах. «Драгоценная ли чаша наша конституционно-демократическая партия, — писала в своих воспоминаниях А. Тыркова, — я до сих пор не знаю, но что на съезде чувствовалась ее хрупкость, это несомненно. Это была одна из основных причин, почему Д. И. Шаховской на съезде больше молчал и слушал, боясь «разбить ее неосторожным словом».

Главной задачей второго съезда было окончательное утверждение программы партии и выбор ее Центрального комитета. Программа вызвала мало споров, так как в основе она была уже утверждена первым съездом. Тактический доклад сделал П. Н. Милюков, попытавшийся несколько примирить противоречия между «правыми» и «левыми» либералами в партии. Партия «конституционная» не могла быть «республиканской». Партия «демократическая» не могла быть «социалистической». За эти грани предстояло сражаться, считал Павел Николаевич.

Было признано, что Россия должна стать конституционной и парламентарной монархией. Этим постановлением партия отмежевывалась от революционеров. Основные споры сосредоточились на вопросе об участии в выборах в Государственную думу и расширении избирательного закона^{254}.

Программа партии сразу же была опубликована в Москве. Стремительно во всех уголках Российской империи стали организовываться конституционно-демократические группы, принимавшие программу партии, так что очень быстро образовалась широкая сеть партии, что и позволило ей сыграть в первой русской революции и в Первой Государственной думе активную роль.

Значительной по своим масштабам работой с провинцией в партии руководил Д. И. Шаховской. Он возглавлял отдел партии в Ярославле, где конституционные демократы считались третьей политической силой. Учитывая огромные организаторские способности Д. И. Шаховского, его широкие связи в земской среде, а также многочисленные контакты с представителями профессионально-политических организаций и профессиональных союзов интеллигенции и служащих (адвокатов, врачей, почтово-телеграфных и железнодорожных служащих, приказчиков), ЦК партии поручал Шаховскому выполнение самых сложных и ответственных заданий.

Дмитрий Иванович совершал «челночные» поездки по различным губернским и уездным городам России, участвовал в формировании губернских, городских, уездных и сельских комитетов кадетской партии. На него возлагалась обязанность разрешать возникающие конфликтные ситуации. Кроме того, Д. И. Шаховской занимался налаживанием партийной печати, являлся инициатором создания Бюро печати и постоянным сотрудником книгоиздательства «Народное право». По инициативе Д. И. Шаховского и при его содействии в 1906–1907 годах издавались партийные газеты — «Народная свобода», «Думский листок», «Сельская газета» и др. Он занимался также вопросами финансового обеспечения партии и организацией ее общественной деятельности, поддерживал постоянные связи с широкими внепартийными кругами демократической интеллигенции, служащими, студентами, представителями Красного Креста^{255}.

Провинциальные отделы партии, организованные еще в 1904 году по решению харьковского съезда, работали энергично, пропагандируя идеи кадетов. Сочувствие к ним сказалось в быстром росте их сторонников. Перед выборами, в январе 1906 года, партия насчитывала 70 тысяч зарегистрированных членов. К апрелю 1906 года в стране функционировало более 360 местных организаций. Таким образом, конституционно-демократическая партия могла считаться тогда одной из наиболее организованных и политически подготовленной, совмещавшей принципиальность демократического направления с деловитостью подхода к политической борьбе. Ее шансы на победу в парламентской борьбе, по мнению лидера партии П. Н. Милюкова, были очень велики^{256}.

На третьем съезде партии, в апреле 1906 года, перед открытием Государственной думы, было принято решение, сохраняя за партией наименование «конституционно-демократической», присвоить ей и другое — «партия народной свободы», как более понятное и близкое массам. Но это было первым дополнением не программы, а устава партии, принятого при утверждении его на третьем съезде. На нем была также предпринята попытка легализации партии, которая состояла из губернских групп и групп больших городов, таких как Петербург, Москва, Киев и Одесса. Они в свою очередь подразделялись на уездные группы, а те — опять на мелкие отделы. Но план легализации партии не был утвержден городским Петербургским присутствием. Правительство отказалось регистрировать партию народной свободы. Фактически партия работала свободно и без регистрации, но порой возникали мелкие неудобства и неприятности. В целом ряде мест партия удержалась, и правительству не удалось загнать ее в подполье^{257}.

В течение первых одиннадцати лет программа партии оставалась почти без изменений. Все поправки и дополнения были приняты на трех последних съездах в 1917 году, уже после Февральской революции, когда партия народной свободы из оппозиционной превратилась в партию правящую, принявшую деятельное участие в образовании Временного правительства, когда она могла проводить свои политические и социальные реформы, большинство из которых так и не были осуществлены.

Многие политические партии, активно выступающие против правительства, находящиеся в оппозиции к нему, в течение долгого времени предлагающие самые решительные, казалось бы конструктивные, меры, с приходом к власти теряют свою позитивную энергию, растрачивают созидательный потенциал и в конце концов сходят с политической арены. В этом есть некий парадокс, а может быть, закономерность, над которой будущим исследователям предстоит серьезно задуматься.

По воспоминаниям современников, весна 1906 года была необыкновенно ранняя. «Уже в последних числах апреля север России, от Петербурга начиная, был окутан зеленой дымкой берез, ракит и тополей, сквозящих теплом и светом на изумрудной зелени торжествующей весны. Стояли дивные солнечные теплые дни; даже вечера и ночи теплы были как в конце мая. Природа как-то по-особенному красовалась и благоухала, не то было с природой человеческой; взбаламученное недоброй памяти революцией, народное море все не могло успокоиться, искусственно волнуемое всеми новшествами, которых не знала раньше смиренная и святая Русь», — делился своими переживаниями С. А. Нилус^{258}, предчувствуя грозовые раскаты грома в, казалось, безоблачном небе.

27 апреля 1906 года начала работу Государственная дума. Ее создание было составной частью осуществлявшихся в 1905–1906 годах, в ходе бурных событий первой российской революции, реформ государственного строя империи. Провозглашенные Манифестом 17 октября 1905 года законодательные права Государственной думы в дальнейшем власть попыталась обставить разнообразными ограничениями. Самодержавие монарха — стержень российской государственности на протяжении столетий — формально сохранялось изданными 23 апреля 1906 года новыми Основными государственными законами. В то же время законодательная власть должна была осуществляться императором «в единении с Государственным советом и Государственной думой».

Госсовет и Дума фактически представляли собой двухпалатный парламент. При этом сфера законодательной инициативы обеих палат была существенно ограничена. Пересмотр Основных законов от 23 апреля 1906 года мог происходить лишь по почину императора. В роли верхней палаты выступал преобразованный Государственный совет, одна половина состава которого назначалась императором, а другая — избиралась. Нижней палатой была Государственная дума. Первоначально в ее состав должны были входить 524 депутата. Они избирались по сложной схеме, предусматривавшей многостепенные выборы по четырем куриям — землевладельческой, городской, крестьянской и рабочей. Избирательные права имели традиционные в российском законодательстве ограничения по вероисповеданию и не касались прежде всего еврейского населения империи. Избирательные права также не получили женщины, военнослужащие, молодежь в возрасте до 25 лет.

К ведению Думы при ее учреждении были отнесены все «предметы, требующие издания законов и штатов». Государственная дума получила также право рассмотрения росписи доходов и расходов, включая сметы министерств и ведомств, отчетов об исполнении этой росписи. Из рассмотрения нижней палаты были изъяты вопросы внешней и военной политики. Права Думы в области бюджета были сужены специально изданными правилами, действовал также ряд других существенных ограничений ее полномочий. Государственная дума обладала правом запроса министрам и главам ведомств по поводу тех их действий, которые представлялись членам Думы незакономерными.

Все принимаемые Думой законопроекты подлежали дальнейшему рассмотрению верхней палатой и лишь после этого поступали на утверждение императору, за которым оставалось, таким образом, последнее и решающее слово. Кроме того, император имел право в любой момент до окончания пятилетнего срока деятельности Думы своим указом распустить ее, одновременно назначив время проведения очередных выборов и срок созыва Думы нового состава. Во время же «прекращения занятий» Думы Совет министров, согласно статье 87 Основных законов, мог в случае необходимости представлять на утверждение императору законодательные акты, не рассматривавшиеся палатами или не принятые ими^{259}. Предусмотрительно включенным в Основные законы правом роспуска Думы до истечения ее полномочий власть воспользовалась дважды, распустив первые две Думы.

Оставляя в стороне споры о том, можно ли считать Думу парламентом, скажем, что она сыграла важную роль в законодательном процессе. Проявилось это прежде всего в том, что существование Думы изменило условия деятельности российской власти, ранее совершенно закрытой для общества. Высшие сановники империи, до председателя Совета министров включительно, теперь должны были учитывать мнение Думы, постоянно выступать в Таврическом дворце, отвечать на запросы депутатов, защищать законопроекты своих ведомств на пленарных заседаниях и в думских комиссиях, а также участвовать в обсуждении подготовленных в недрах самой Думы законодательных предположений. Правительственные законопроекты в подавляющем большинстве своем теперь становятся известными российскому обществу уже на стадии обсуждения в Думе, чаще всего еще в думских комиссиях, и не только политические партии, но и общественные организации, в том числе научные общества, профессиональные союзы и т. д., получили возможность включиться в их обсуждение.

Заседания в Думе, как это было общепринято в парламентах, были доступны для широкой публики. Мощным средством оповещения общества о работе народного представительства стала пресса. Во время работы Первой и Второй дум были аккредитованы около 200 журналистов, в число которых, например, вошла А. В. Тыркова-Вильямс. Депутаты Думы становятся излюбленными героями газетной хроники^{260}. Кроме того, Дума вела активную издательскую деятельность. Думские издания бесплатно рассылались во все концы империи. Публиковались стенографические отчеты думских заседаний, а также различные материалы думских комиссий. Огромную роль по налаживанию работы аппарата Государственной думы, в частности, подготовки стенографических отчетов к печати, сыграл ее первый секретарь Д. И. Шаховской. Таким образом, Государственная дума внесла свой вклад в процесс развития гражданского общества в России начала XX века.

Выборы в Государственную думу проходили по куриальной многоступенчатой системе, как было сказано выше. Ее разработчиком, кстати говоря, был С. Е. Крыжановский — товарищ Д. И. Шаховского по Варшавской гимназии и его друг в студенческие годы, отдалившийся в период формирования Братства «Приютино». Нелестную характеристику С. Е. Крыжановскому дал П. Н. Милюков, иронизирующий по поводу его деятельности на правительственном поприще в качестве мага и волшебника конституционного права^{261}.

Поскольку революционные социалистические партии отказались участвовать в выборах в Думу, кадеты оказались самой левой партией на политической арене. Избирательную кампанию в Первую думу в марте 1906 года кадеты провели энергично и успешно. Д. И. Шаховской являлся одним из главных организаторов избирательной кампании. Он был избран депутатом Первой Государственной думы от Ярославской губернии. Его друзья В. И. Вернадский и С. Ф. Ольденбург были выбраны членами Государственного совета от академии и университетов^{262}.

Число членов конституционно-демократической партии не достигло абсолютного большинства в Думе, они получили 179 мест. Но все-таки это позволило кадетам иметь в Думе господствующее влияние, благодаря также их дисциплине, образовательному и моральному авторитету. Расчет правительства получить в Думе «сереньких» и составить из них «министерскую партию» явно не оправдался.

Учитывая тот факт, что партия выросла из земского движения, легко представить, что в общих собраниях Думы встретились старые знакомые по земским съездам. Многие депутаты очень хорошо знали друг друга, успели к этому времени многое сообща обдумать, о многом договориться.

Лидер партии П. Н. Милюков не попал в члены Думы. Правительство кассировало его квартирный ценз. «Патриархом» направления и живой совестью партии в Думе стал И. И. Петрункевич — интересная, своеобразная, по-настоящему еще не изученная и по достоинству не оцененная фигура в либерально-демократическом движении второй половины XIX — начала XX века. Он был действительно центром политической мысли в конституционном движении, непререкаемым авторитетом; каждое слово его выслушивалось с особым вниманием. Все, что он говорил, было проникнуто знанием русской жизни, любовью к родине и тревогой за судьбу страны и государства.

Председателем Государственной думы был избран С. А. Муромцев, до этого он был председателем Московской городской думы. «Величественная поза председателя, надо признать, была принята всеми как олицетворение величия самого учреждения, и создала Муромцеву огромную популярность».

Либеральные круги ликовали. «Только и разговоров в Москве, что о Государственной думе, о первом слове, произнесенном в Думе И. И. Петрункевичем, о вступительном слове С. А. Муромцева, о том благородном, полном достоинства тоне, который он сразу сообщил первому собранию впервые созванного народного представительства». Казалось, сбывалась мечта либералов, о которой Д. И. Шаховской сказал так: «отказаться от неограниченной власти, но сохранить монархический принцип», чтобы неограниченная власть принадлежала не чиновникам, а они были заменены властью народа. В своих воспоминаниях А. Тыркова писала: «Мы всегда были, прежде всего, монархистами. Никогда не были республиканцами. В I Думе мы хотели найти связь между монархом и народом. Не наша вина, если она не создалась»^{263}.

Д. И. Шаховской был избран секретарем Первой Государственной думы 380 голосами из 406. «Учреждение Думы» в общих чертах наметило структуру и основные принципы работы аппарата Думы. Устанавливалось, что «для производства дел по Государственной Думе состоит при ней канцелярия». Управление последней возлагалось на избиравшегося палатой из числа ее членов на полный пятилетний срок ее деятельности секретаря Думы, на полный срок избирались из числа членов Думы помощники секретаря. Стоит отметить, что, в отличие от них, председатель и товарищи председателя Думы должны были переизбираться ежегодно, в начале каждой сессии. Это обстоятельство, по замыслу авторов «Учреждения Думы», должно было, по-видимому, способствовать определенной независимости секретаря и его помощников от руководства палаты.

Служащие думской канцелярии должны были назначаться и увольняться возглавлявшим ее секретарем палаты. Сформулированные Правилами основные положения организации службы в думском аппарате являли собой оригинальное сочетание основных элементов, присущих службе по вольному найму, с некоторыми нормами государственной гражданской службы. Этот принцип прекрасно использовал Д. И. Шаховской, проявив себя на этом ответственном посту талантливым организатором. Он приглашал служащих по вольному найму в значительной степени из числа членов своей партии или ей сочувствовавших из лиц так называемого «третьего элемента», которые постепенно начали вытеснять присланных в Таврический дворец чиновников Государственной канцелярии. Служащие по вольному найму считали работу в Государственной думе своим правом и привилегией. Чиновники Государственной канцелярии принесли с собой в думскую канцелярию отчетливость, систему, давние навыки первоклассно поставленного государственного учреждения. Однако антагонизм между теми и другими чувствовался во всем. М. Я. Глинка, яркий и способный государственный деятель, прослуживший в Думе на протяжении всех 11 лет ее существования, заметил о Шаховском: «Он всячески оберегает от посторонних глаз все, что касается внутреннего делопроизводства, и уже до выработки штатов замещает должности своими людьми — кадетами».

Д. И. Шаховской сумел в короткий срок наладить работу думской канцелярии, создав тем самым «для следующих Дум деловую рамку». Для организации канцелярии Государственной думы он в помощь себе вызвал секретаря Московской городской думы Н. И. Астрова. В этом деле сначала царила полная неразбериха. Будучи всецело поглощен организационными совещаниями в Государственной думе, Д. И. Шаховской в первые дни буквально выбивался из сил.

Н. И. Астров так вспоминал первую встречу с князем Шаховским: «Дмитрий Иванович выходит из своего кабинета. Он в своем неизменном сереньком однобортном потертом пиджачке. Он еще более похудел. Глаза красные, но оживленные…

— Дмитрий Иванович, что с вами? Вы нездоровы, устали. Вы похудели за эти дни. Каково общее положение дела?

Он встрепенулся. Громко захохотал своим характерным смехом:

— Да нет же! Все очень хорошо! Уверяю вас, все очень хорошо. Где вы остановились?»

«Он вообще смеялся много и громко. Это сбивало с толку. Могло казаться, что он потешается над людьми, — отмечала А. Тыркова. — На самом деле он смеялся каким-то своим мыслям, даже не всегда мыслям, а облакам, проходившим где-то в душевной глубине». «Шаховской был человек глубинный, как позже стали говорить, интуитивный. Иные видели в нем фантазера, мечтателя. Были и такие, что считали его безумцем, одержимым демоном демократии. Меньше всего думали о нем как о практическом работнике. Между тем за семьдесят дней своего секретарства в первом русском парламенте Шаховской доказал свой талант организатора. Он поставил думскую канцелярию, определил сложные подробности спешного печатания стенограмм, сношения с печатью, раздачу билетов для прессы и для публики. Очень хорошо работал крайне важный в парламентской жизни стенографический отдел».

Так полетели дни за днями, почти не прерываемые ночами, по словам Н. И. Астрова. «С Дмитрием Ивановичем почти ежедневно мы возвращались в нашу- гостиницу против дома Фредерикса около пяти часов утра, с тем чтобы в девять часов утра быть снова в Таврическом дворце». Работа «все усложнялась и не допускала замедления. Только особое одушевление тех дней и особый нервный подъем помогали выдержать это напряжение. Неподвижно склоненный над грудой бумаг, с резко очерченным профилем, большим лбом, характерным носом с горбинкой, рыжеватой бородой, он всей своей изможденной фигурой напоминал иконописного угодника, силою духа превозмогающего и усталость, и, может быть, сомнения. Иногда среди ночи заходил к нам С. А. Муромцев, тоже до утра засиживающийся в своем председательском кабинете. Он садился у моего стола и начинал рассказывать о впечатлениях дня, об отношениях к Думе, о слагающихся думских нравах. Он выражал уверенность, что крикливые трудовики скоро выдохнутся, втянутся в работу и умерят свой пыл. Выражал надежду, что Дума удержится и отношения с правительством станут со временем более нормальными».

Несмотря на свои обширные секретарские обязанности, Д. И. Шаховской лично участвовал и в думских дебатах. В стенографических отчетах Первой думы зафиксировано 25 выступлений Д. И. Шаховского, разъяснений, реплик. Так, в ходе обсуждения программного думского документа, ответного адреса государю 3–4 мая 1906 года, Дмитрий Иванович пять раз поднимался на думскую трибуну. Он защищал всеобщее избирательное право, но считал, что обсуждение этого вопроса надо отложить, чтобы позже иметь возможность «более солидного и основательного» его освещения. Д. И. Шаховской выступал по поводу и других поправок в ходе обсуждения ответного адреса, защищая редакцию, выработанную думской комиссией. При этом заметил: «Мне представляется вообще совершенно неправильной та тактика, которая здесь замечается, чтобы вопросы, безусловно спорные, непременно решить при выработке ответного адреса, как бы до обсуждения, то есть без достаточного и всестороннего их обсуждения».

3 мая Д. И. Шаховской выступил по центральному вопросу ответного адреса царя — поправки об ответственности министров. Его не устраивало красивое сравнение Думы с «вешней водой, которая льется поверх всяких плотин». Поэтому он заявил: «Мы можем написать какие угодно законы, но если министров Думе не подчиним, то мы ничего не сделаем, а страна нам этого не простит. Подчиним министров Думе — только в этом наша задача, в этом главная потребность страны». Его речь была встречена аплодисментами. Таким образом, уже в Первой думе был поставлен вопрос об ответственности министров, который в дальнейшей истории думской борьбы станет краеугольным камнем. Д. И. Шаховской высказался в поддержку этой поправки еще задолго до того, как лозунг ответственного министерства стал знаменем прогрессивных либеральных кругов в годы Первой мировой войны.

Д. И. Шаховской не только выступал за ответственное думское министерство, но и подписал аграрный проект «42-х» с требованием принудительного отчуждения помещичьих земель за справедливый выкуп, высказался за принятие пакета законопроектов кадетской фракции о гражданских правах и политических свободах, всеобщей амнистии и отмене смертной казни. Он давал справки организационного характера, оглашал результаты избраний и баллотировок, озвучивал ряд заявлений депутатов, в том числе по аграрному вопросу.

Дмитрий Иванович «никого не стремился удивить, поразить, — вспоминала А. В. Тыркова, — он не оглядывался на других, не искал популярности, не искал власти над людьми, но заражал их своим политическим горением и умел каждого повернуть к жизни лучшей его стороной. Он находил единомышленников, сплачивал их, пробуждал в них политическое сознание, направлял распыленную энергию к одной цели. У него был огромный, заслуженный моральный авторитет. Он не способен был покривить душой. Это понимали даже его противники».

Некоторые характеризовали его радикалом, «освобождением». Дмитрий Иванович был прямым потомком декабристов. «Та же была в нем рыцарская прямота, непоколебимое чувство долга, наивная влюбленность в свободу, равенство и братство… Но Шаховской был менее отвлеченным идеалистом, чем декабристы, он лучше понимал насущные потребности России. Он ощущал действительность, старался найти в ней опорный пункт для борьбы за конституцию. Но он искал поддержки не в офицерстве, как делали это декабристы, а в новой, земской среде. Земцы на работе изучили нужды и желания населения. Они выработали в себе общественные навыки, научились обращаться с народным хозяйством, с общественными делами и деньгами. Это были не чиновники, присланные из далекого центра, а местные, выборные люди, честно преданные интересам своего края и ответственные перед избирателями. Позже, присмотревшись к европейским порядкам, которые издали казались нам образцовыми, завидными, я поняла, на какой высокой степени стояло наше земство, каких деятелей оно воспитывало, какие возможности в себе носило», — писала А. В. Тыркова.

По результатам работы Первой думы был принят один законопроект — об уничтожении смертной казни. Однако Государственный совет, рассмотрев законопроект, отверг его. Первая дума просуществовала сравнительно недолго. В момент, когда никто не ожидал роспуска, Дума была распущена на каникулы. Н. И. Астров так вспоминает те дни: «Однажды моей жене ее старый знакомый П., сообщавший ей периодически о настроениях высших сфер, сказал:

— Ну, вот, наступает конец вашего пребывания в Петербурге: Дума будет распущена на этих днях.

Это было сказано в то самое время, когда в полном разгаре были переговоры о новом министерстве.

Я поторопился сообщить полученные мною сведения кн. Шаховскому. Он откинулся на спинку кресла, раскрыл рот и стал громко хохотать:

— Что это за новости! Именно теперь-то всякая опасность роспуска устранена.

Сергей Андреевич (Муромцев. — И. К., А. Л.) тоже с полным недоверием отнесся к сообщенному мной. Рассказал о том положении, в котором оказываются переговоры о новом кабинете»^{264}.

9 июля 1906 года стало известно о закрытии Государственной думы. Дума была оцеплена войсками и полицией; «у передней решетки садика стоял густой наряд полиции, учтиво указывавший дорогу единичным появлявшимся депутатам». П. Н. Милюков около семи часов утра на велосипеде объехал квартиры членов Центрального комитета, пригласив их собраться немедленно у И. И. Петрункевича. Главным вопросом дня стала выработка решения, что делать, как бороться. И. И. Петрункевич и Ф. Ф. Кокошкин предложили идею не вполне новую, но «она носилась в воздухе уже с момента тревожных известий о роспуске на каникулы», — обратиться к населению с призывом к пассивному сопротивлению. Было решено ехать в Выборг. Д. И. Шаховской отправился туда в составе кадетской фракции.

Попробуем восстановить канву событий в Выборге по имеющимся воспоминаниям современников тех дней. Провинциальная гостиница «Бельведер» была переполнена наехавшей из Петербурга публикой: депутатами, университетской молодежью, корреспондентами газет, неизвестными подозрительными личностями «в гороховых пальто». Позже стало известно, что в числе последних был известный Азеф. «Все это наступало на ноги, шумело, не давало проходу, осаждало вопросами».

Председательствовал С. А. Муромцев. В первый вечер собралось около 180 человек, на следующий — свыше 200. Кадетов было около 120 человек, кроме них присутствовали трудовики и социал-демократы. Октябристы и правые в Выборг не приехали. Из крупных думских групп, на участие которых кадетам можно было рассчитывать, присутствовали представители польского коло, небольшой партии демократических реформ, слившейся с кадетами, участвовавшей в совещании кадетской фракции и подчинявшейся ее решениям. Все разместились в зале в порядке обратном, нежели в Думе. Социал-демократы заняли правую сторону зала, кадеты — левую, трудовики — середину. «Зал — большая комната в 5 или 6 окон, составленная из двух меньших, соединенных аркою. В меньшей стоял все время весьма дисгармонировавший с общим настроением рояль, уготованный, видимо, для более радостных событий. Остальная часть зала была вся уставлена, параллельно окнам, венскими стульями, а у противоположной окнам стены, почти у самой арки, стоял простой столик — трибуна нашего председателя».

Заседание открылось в 10.30 вечера, но поздний час никого не смущал. Атмосфера сразу преобразилась. «Исчезла и убогая, холодная обстановка, и мелкая суетливость, нас обступавшая, и жуткое ощущение подневольной отторженности от родного угла — все исчезло. В собравшихся людях разом проявилось нечто, что задвинуло куда-то вдаль все внешние впечатления. Весь зал был объят единым настроением, необычайно серьезным, приподнятым, не нарочито сдерживаемым, — настроением, при котором нет места ни аффектированной фразе, ни излишнему жесту, ни заносчивой угрозе. Над залом носилась боль сердечная и скорбная решимость».

Заседание проходило очень бурно. Прозвучало предложение поднять вооруженное восстание, но большинство эту идею не поддержало. Основное внимание было посвящено выработке проекта обращения к населению. Составленный П. Н. Милюковым проект оказался очень длинным, примерно в три раза больше того, который был впоследствии принят: первая часть содержала протест против роспуска, вторая — призыв к пассивному сопротивлению. Во фракции кадетов многим казалось, что проект составлен слабо, что в манифесте должен был бы резче прозвучать крик возмущения, осветив как блеск молнии перед населением истинный смысл того, что совершилось. Вторая часть — не давать рекрут, не платить податей, не признавать займов — все эти три тезиса совместно встретили такой живой отпор, что в итоге были приняты весьма незначительным большинством. Четвертое предложение о политической забастовке было отвергнуто очень быстро и чуть ли не единогласно. Прения в кадетской фракции затянулись, так что трудовикам и социал-демократам несколько раз пришлось присылать спрашивать, скоро ли они закончат.

«Минимум» кадетского манифеста, конечно, далеко не отвечал левому «максимализму». Но все сознавали, что важно иметь общее решение всей Думы. «Если первая половина кадетского проекта — и после ночных переделок Винавера и Кокошкина — продолжала все-таки казаться недостаточно яркой, то вторая, заключавшая призыв к пассивному сопротивлению, уже вызвала ряд возражений отнюдь не принципиального, а практического свойства — и тем более серьезных».

Общая редакция воззвания была завершена к 4.30 утра. Работа имела весьма сырой, незаконченный вид. К 7.30 утра окончательная редакция была готова. «Плод мук и тяжкого раздумья созрел». «Восторженные, радостные лица, радостные возгласы, рукопожатия; нигде недовольства, нигде сомнения. Просветлело на душе. Первая Дума не рассеялась бесследно, — она еще раз спаялась воедино, она оставит народу посмертный завет борьбы за попранные права».

Подписи на воззвании собирал Д. И. Шаховской. Сколько всех подписей имелось на подлинном экземпляре воззвания, сказать трудно; с самого момента его подписания подлинный экземпляр был спрятан. По слухам, он хранился все время вне пределов России. Ни факсимиле, ни фотографии с него не было снято. Но подписавших и присоединившихся было в первый же день около 200, если не больше. Позже Д. И. Шаховской стал автором обработанных протоколов, наспех перебеленных секретарских записей заседаний депутатов в Выборге. Около четырех часов дня депутаты по одиночке высыпали на улицу. У всех на душе было легко.

Далее решено было скорее вернуться в Россию. Задержка в Финляндии не должна была быть расценена как бегство, что умалило бы значение Думы. Что же касается реакции населения, то в народе Выборгский призыв не имел какого-либо серьезного отклика. Это был «холостой выстрел». Но этот выстрел нанес тяжелый удар по партии народной свободы.

12—18 декабря 1907 года подписавшие Выборгское воззвание депутаты Первой Государственной думы, в их числе и Д. И. Шаховской, были приговорены петербургской судебной палатой к трехмесячному одиночному заключению с последующим лишением права быть избранными не только в Государственную думу, но и в органы местного самоуправления. Дмитрий Иванович отбывал наказание в одиночной камере Ярославской губернской тюрьмы^{265}.

В ожидании суда Шаховской продолжал осуществлять значительный груз партийной работы, выполняя обязанности товарища председателя ЦК, председателя Исполнительной комиссии, неоднократно выезжая с различными поручениями на места. Кроме того, он участвовал в разработке законопроектов о местном земском самоуправлении и по аграрному вопросу, которые затем были переданы в кадетскую фракцию Второй Государственной думы. Д. И. Шаховской возглавил также специальную комиссию фракции, избранную для окончательной разработки проекта реформы местного самоуправления.

Дмитрий Иванович тяжело переживал лишение политических прав, которое распространялось и на земские собрания. Позже он переселился из Ярославля в Москву, откуда изредка наезжал в Петербург, продолжал бывать на заседаниях Центрального комитета партии народной свободы, где последовательно отстаивал линию на ее демократизацию, расширение и углубление внепарламентской деятельности, сохраняя веру в неизбежность «конституционного развития страны», обновления «всего правительственного механизма». В это время на Дмитрия Ивановича порой стали находить приступы сильной депрессии и апатии. Человеку, который привык находиться в гуще общественно-политических событий и принимать в них активное непосредственное участие, трудно было пережить отстранение от дел. Интересный ассоциативный образ дал Д. И. Шаховскому И. И. Гессен. Он сравнивал Дмитрия Ивановича с собачкой, которая бегает вокруг стада и лает, чтобы предостеречь от опасности. «Такой же собачкой был и Дмитрий Иванович, он также всюду старался поспеть, чтобы напомнить о долге совести, не только хотел, но и подлинно горел ненавистью к неправде, насилию над человеком и не скрывал чувств своих».

Свободное время, которого теперь было предостаточно, Д. И. Шаховской проводил в Публичной библиотеке в Петербурге и в Румянцевском музее в Москве, где занимался историческими исследованиями. Дмитрий Иванович собирал материал о своих выдающихся предках — историке М. М. Щербатове и философе П. Я. Чаадаеве, но «книги так и не написал»^{266}.

Роспуск Первой Государственной думы провел резкую черту между течением политической жизни России. Важным симптомом этого перелома был все ускорявшийся процесс затухания революции и осмысления ее уроков.

После Выборга, как отмечалось выше, князь Д. И. Шаховской поселился в Ярославле. Здесь в течение трех летних месяцев 1908 года он отбывал заключение в губернской тюрьме, в Коровниках, за подписанное воззвание. Департаментом полиции за ним велось постоянное наблюдение, материалы которого для историков являются ценным источником. В ноябре 1908 года ярославский полицмейстер с грифом «секретно» сообщал, что Дмитрий Иванович жил в городе Ярославле без определенных занятий очень короткое время, принадлежал он к крайней левой партии. Д. И. Шаховской попал в список лиц, проходивших по наблюдению за деятельностью партии социалистов-революционеров по городу Ярославлю. В апреле 1912 года князь окончательно переехал в Москву. Переезду предшествовало большое личное горе — гибель младшей дочери Александры, покончившей с собой в 17-летнем возрасте. Смена обстановки хоть как-то могла смягчить тяжелую утрату, тем более что в Москве проживали многие друзья и близкие семьи. Но и общественная обстановка была далеко не благоприятной.

Значительная часть либеральной интеллигенции в эти годы пребывала в глубоком пессимизме. Свою роль в нагнетании настроения упадка и апатии сыграл выход сборника «Вехи» (1909 год). Князь Шаховской резко отрицательно отнесся к его изданию, назвав авторов «Вех», среди которых было много его знакомых и товарищей и, в частности, П. Б. Струве, «нашими несчастными плакальщиками». В апреле 1909 года в ярославской газете «Голос» он опубликовал статью с характерным названием, взятым из евангельской притчи, «Слепые вожди слепых». Сам факт появления сборника «Вехи» он определял в этой статье как показатель «общественной реакции». «Они считают всю идеологию русской интеллигенции, основанную на признании безусловного первенства общественных форм над духовными основами жизни личности, — писал Шаховской, — «внутренне ошибочной» и «практически бесплодной», так как такое мировоззрение не может привести к освобождению народа».

Выражая свое несогласие с подобной позицией, Дмитрий Иванович пытался обратить внимание на то положительное, что, по его мнению, произошло за последнее время и с самой интеллигенцией, и со страной. Завершая полемику на оптимистической ноте, он призывал своих оппонентов «упорно искать новых путей развития и работы, и исходя не от тяжелого отчаяния и мрачного раздумья, а от спокойного сознания сдержанной победы и в корне изменившихся обстоятельств».

П. Б. Струве в свою очередь решительно возражал против высказанных претензий и оценок, в особенности когда с «такой полемикой против «Вех» выступают такие люди, как князь Д. И. Шаховской». Струве с сожалением отмечал в отношении своих критиков, «какие важные уроки недавнего прошлого остались ими не усвоены и как беззаботны они насчет политического воспитания русского общества»^{267}.

В этом открытом столкновении прежних соратников, на наш взгляд, принципиальным было их различное понимание соотношения внешних и внутренних обстоятельств и предпосылок свободного развития личности и народа. Для Петра Бернгардовича свобода внутренняя (духовная) была не менее важна, чем свобода внешняя (политическая).

Шаховской же никогда и не отрицал этого, но делал акцент на ценности внешних условий достойного и благополучного человеческого существования, на том, что свобода личности не может быть полной без свободы общественной, без свободы народа. По сути, весь спор шел о двух сторонах свободы, о диалектике внутреннего и внешнего проявления свободы. И конечно же о том, что всякое общественное движение или всякие изменения происходят во времени и в силу этого исторически ограничены.

Струве, как ни парадоксально, выступал в этой дискуссии скорее не как философ (хотя и писал о сугубо философских проблемах), а как политик, оценивающий переживаемый страной этап с позиций современника. Шаховской же, утверждая значимость происшедших за пятилетие (1904–1909) общественно-политических изменений, был в большей степени философом и историком. Его точка зрения не упиралась в стену сиюминутного, а уходила к исторической линии горизонта и даже стремилась за нее.

Разумеется, в реальной жизни и в конкретной обстановке Шаховскому, как и всем другим людям, были свойственны и разочарования, и чувство одиночества, с которыми он пытался бороться, уходя в активную деятельность, но не всегда ему это удавалось.

Как член Первой думы, подписавший Выборгское воззвание, Шаховской был отстранен от всякой выборной публичной и земской работы. «Удар был для него тяжелый, удручающий. Шаховской совсем сник. По-прежнему направлял он многое в партии, но ему этого было мало». «Шаховской был человек перебойных настроений: то парил высоко, то крылья у него опускались. Друзья, смеясь, говорили, что он живой политический барометр… Он никогда не ныл, но бывали полосы, когда он сжимался, редко приезжал из Москвы, куда он переселился из Ярославля, не привозил нам новых планов, не так нас тормошил, не требовал от нас — все большего напряжения. Затихал».

Когда наступали полосы политического затишья, Д. И. Шаховской искал отдыха и удовлетворения в архивных изысканиях. Князь работал над изданием каталога библиотеки М. М. Щербатова. Но как только открывалась возможность живой работы среди живых людей, Шаховской опять отрывался от прошлого ради настоящего и будущего. Работая в таком богатом книгохранилище, как Публичная библиотека, и имея свободный доступ к карточному каталогу, Дмитрий Иванович находил много очень поучительного и интересного.

Другим предметом изучения была история земства. В письме другу Аде (А. А. Корнилову) от 26 ноября 1912 года Шаховской сообщал: «Я все еще тяну с вопросом об истории земства. Надо с ним поскорее, так или иначе покончить, но до сих пор этого не сделал. Боюсь, что не удастся подготовить дело, как следует, главным образом вследствие здоровья работников, которые бы справились со своей задачей, а и отказываться от такого предприятия не хочется».

Несмотря на то что Д. И. Шаховской был лишен права быть избранным в Думу, он не был оторван от политической деятельности, поскольку входил в ядро ЦК кадетской партии, занимался вопросами организации работы местных комитетов и другими важнейшими проблемами партии. По свидетельству А. В. Тырковой, в ЦК и во фракции прения часто бывали интереснее, чем когда они потом выносились в Государственную думу. «Как в поэзии бывает, что первый набросок поэмы сверкает блестками, которые тускнеют от позднейшей полировки, так и в речах первая, непосредственная, порой отрывисто высказанная мысль может звучать убедительнее, находиться в самом сердце большой политической партии или большой политической работы, слушать импровизацию даровитых людей, ловить первое зарождение идей и эмоций».

После роспуска Второй Государственной думы положение кадетов было довольно курьезное. Партия не была запрещена, как были запрещены, например, социалистические партии. Кадетские юристы упорно старались провести устав партии через Министерство внутренних дел, узаконить партию, но всегда получали отказ. После Выборгского воззвания, подписанного депутатами Первой Думы, партии народной свободы не разрешали ни съезда, ни легализации. Однако жизнь партии не останавливалась. Члены ее съезжались со всей России на многолюдные ежегодные конференции и съезды. Партийная литература открыто издавалась и продавалась. Устраивались публичные собрания с политическими речами. Действовали местные комитеты.

Д. И. Шаховской продолжал в эти годы находиться в гуще событий партийной жизни. Одной из важнейших функций, которую он выполнял, был подбор кандидатур для ЦК, поиск новых лиц, выдвинувшихся на общественной работе. В этом помогала Дмитрию Ивановичу его работа в местных отделах партии. Д. И. Шаховской настолько умело справлялся со своими обязанностями, что, по свидетельству однопартийцев, не было «ни одного случая, чтобы нам пришлось отводить неудачно выбранного члена ЦК».

Кадетская партия занимала важное место в жизни думающей и читающей России, имела большой политический и моральный авторитет. Главным хранителем кадетских политических скрижалей был ЦК. Основной трибуной, откуда их возвещали, оставалась Государственная дума. Предстоящим выборам в Третью Государственную думу Д. И. Шаховской давал свой прогноз. По его мнению, Дума, вероятно, должна была состоять из 30 процентов правых, 30 — левых и до 40 процентов — умеренных прогрессистов. Он приглашал Д. Н. Шипова, известного в земских кругах лидера, принять все возможные меры и приложить все старания, чтобы быть избранным в члены Третьей Государственной думы, попытаться сплотить в ней прогрессивное большинство и установить компромисс между Государственной думой и правительством. Таким образом, еще задолго до образования в Думе Прогрессивного блока Д. И. Шаховской, не участвуя непосредственно в думской жизни, предпринимал активные шаги по образованию думской коалиции консервативно-либеральных сил, что должно было, по его мнению, кардинально повлиять на весь ход общественно-политической жизни страны.

Также Д. И. Шаховской являлся членом бюро по организации работ законодательной комиссии в Третьей Государственной думе, большое внимание уделял разработке пакета законопроектов, направленных на преобразование России. При этом Д. И. Шаховской настаивал на необходимости дальнейшей проработки таких социально значимых вопросов, как аграрный, рабочий, финансовый и др. На заседаниях ЦК он неизменно выступал за расширение «социального базиса» партии народной свободы. Он даже входил в состав комиссии для разработки мероприятий по пропаганде партийных идей в рабочей среде, в комиссию для установления связей со служащими^{268}.

Вопрос о социальном базисе был одним из сложных вопросов для партии. На конференции, проходившей в начале третьей сессии Думы, 14 и 15 ноября 1909 года, П. Н. Милюков заявлял, что «дезорганизованность общественных сил и затяжной характер политического кризиса побуждают русские политические партии к усиленным поискам социального базиса. Правые пытаются создать его искусственно. Центр готовит его в будущем. Оппозиция имеет его в настоящем, но организованной связи с населением установить не может. Оторванность партии от населения имеет последствием полную неустойчивость политического положения в правительстве и в Государственной думе и делает положение зависимым от случайных и внешних толчков. Правые партии при этом равняются по правительству. Левые — по настроению страны. Центр колеблется между той и другой тенденцией».

Д. И. Шаховской мечтал о том, что «кадеты будут вести демократическую просветительную работу в низах». Привлечение на сторону кадетской партии рабочих, крестьян, ремесленников, торгово-промышленных служащих позволило бы кадетам демократизироваться и расширить свои контакты с другими демократическими партиями и организациями, включая меньшевиков, народных социалистов, трудовиков. С этой целью Шаховской считал необходимым подготовить издание партийного справочника по типу словарей, издаваемых крупнейшими западноевропейскими партиями, что позволило бы, по его мнению, дать всестороннее представление о социально-политическом облике и разносторонней деятельности кадетов; создать при ЦК специальное справочное бюро для получения оперативной информации о всех сторонах общественно-политической и партийной жизни страны; активизировать деятельность партии в профессиональном движении и т. п. Но хотя это издание, довольно широко задуманное, и было одобрено Центральным комитетом, даже материал для него был в значительной части собран, однако осуществить его своевременно не удалось, так как не оказалось возможным найти в короткое время авторов для всех необходимых статей.

Одним из возможных путей расширения социального базиса партии могло стать ее участие в кооперативном движении. Подводя итоги работы кооперативного съезда в Киеве, Шаховской на заседании Московского отделения ЦК кадетской партии 20 сентября 1913 года заявлял: «Это движение чисто кадетское, так как выполняет программу конституционно-демократическую. Через кооперативы мы можем бли-же подойти к рабочим, так как мнение, что там могут работать только социал-демократы, есть предубеждение».

Шаховской воспрянул духом, войдя в быстро развивавшееся кооперативное движение с той же пламенной энергией, которую он раньше вкладывал в земское движение и в «Союз освобождения». Он являлся инициатором и самым активным участником всероссийских кооперативных съездов в 1912 году в Петербурге и в 1913 году в Киеве и Москве. На Всероссийском съезде кооперации, состоявшемся 1–7 августа 1913 года в Киеве, Шаховской был избран товарищем председателя съезда, участвовал в работе его секций. Неотложной его задачей стало привлечение мелких хозяев к обсуждению вопросов об экспорте и улучшению его условий. Д. И. Шаховской предполагал выяснить первоначально нужды и интересы различных местностей и отраслей хозяйства, чтобы заранее подготовиться к будущим переговорам с Германией, поскольку русско-германский торговый договор прекращал свое действие в 1917 году.

Кадеты приняли участие в издании двух крупнейших всероссийских кооперативных журналов — «Вестника кооперации» (редактор М. И. Туган-Барановский) и «Кооперация» (редактор Д. И. Шаховской). В декабре 1913 года Д. И. Шаховской заручился поддержкой отдельных лиц, сочувствующих предпринятому делу, с целью привлечения к изданию добровольных пожертвований в размере 15–16 тысяч рублей. В Москве был создан книжный склад «Кооперация». «Он несся вперед на гребне вздымающейся волны. В эти бурные годы Дмитрий Иванович не изучал историю, он, скорее, делал историю, поскольку это можно сказать об усилиях отдельного человека»^{269}.

Политическое положение к осени 1912 года осложнилось. Началась Балканская война, вызвавшая в среде Центрального комитета оживленный обмен мнениями и решение собираться возможно чаще для обсуждения вопросов мировой и внутренней политики. Пять осенних заседаний Центрального комитета были посвящены обсуждению этих вопросов, причем в комитете обнаружилось значительное расхождение во мнениях.

В тактическом докладе Центрального комитета, представленном на конференции 2 февраля 1913 года, подчеркивались затруднения в налаживании законодательной работы в Четвертой думе из-за невозможности образовать в ней сколько-нибудь устойчивое большинство. В общем, однако, доклад был конференцией одобрен и тезисы его приняты с поправками, предложенными Д. И. Шаховским^{270}.

Всю осень 1913 года Д. И. Шаховской находился в приподнятом настроении. Князь уверял, что «мы опять в полосе единений и сближений, как во времена «Освобождения». Он принял активное участие в трехдневном пленарном заседании Центрального комитета, состоявшемся в Москве 5–7 октября 1913 года и имевшем довольно важное значение по ряду крупных вопросов, на нем обсуждавшихся. Здесь были доложены несколькими членами Центрального комитета впечатления от летних объездов провинции, причем общее впечатление сводилось к росту политического сознания и более или менее активного настроения. Князь Д. И. Шаховской, в частности, докладывал о своих впечатлениях от участия в кооперативном съезде, собиравшемся в августе 1913 года в Киеве. Он был убежден в необходимости для партии тесно примкнуть к кооперативному движению и этим путем приблизиться к демократическим слоям населения. Единодушно была признана необходимость обсудить подробно вопросы о правах национальностей и о децентрализации, а Д. И. Шаховской заявил о необходимости пересмотра общих идеологических оснований кадетской программы, формально связывая это с тем политическим справочником, издание которого было первоначально задумано для нужд избирательной кампании и не потеряло своего значения и для будущего времени.

В 1912 году в Петербург из Москвы приехали Вернадские. Старинные друзья: Шаховской, Федор и Сергей Ольденбурги, Гревсы, Вернадские и А. А. Корнилов — постоянно собирались у Вернадских к обеду по субботам. Эти собрания, как вспоминал Корнилов, не имели в себе ничего заранее предназначенного, но всегда были очень одушевленны, и «мы все крайне охотно их посещали»^{271}.

К несчастью, собрания товарищей по Братству становились все более редкими. Различные заботы захватывали их с головой. А вскоре товарищеские встречи и вовсе стали исключением. Внезапно наступившая война на долгие годы изменила привычный ход жизни страны, ее народа и наших героев.

Глава 15 ПОРА ИСПЫТАНИЙ

Начавшуюся Первую мировую войну 1914–1918 годов многие современники называли справедливой, освободительной и, по аналогии с войной 1812 года, Отечественной. Казалось, вся страна была едина в своем искреннем порыве солидарности с воюющей армией, патриотический подъем охватил все сословия и слои русского общества от крестьян до царствующей династии. В условиях серьезной внешней угрозы могло произойти реальное единение общества и власти. Об отношении народа к войне говорила успешная мобилизация.

Вопрос о военном потенциале России накануне войны трактуется довольно неоднозначно. Россия активно готовилась к предстоящей войне, хотя крайне не желала ее. Затраты на оборону превышали пятую часть всех расходов империи. Однако момент развязывания мировой бойни застал страну на сложном этапе перевооружения и реорганизации армии и флота, дожидаться окончания которого враги России отнюдь не собирались.

К ведению затяжной изнурительной кампании страна оказалась неподготовленной. С самого начала войны обнаружился катастрофический недостаток и необходимых технических изделий, и нужного для производства сырья. На помощь пришли русские ученые и технологи. «Русская экономическая наука давно перестала быть сборищем теоретических доктрин и настроений, — писал в первые дни войны Д. И. Шаховской. — Она вплотную подошла к живой русской действительности и никогда не отказывалась давать свои указания в важных вопросах народной жизни, раз только находились уши, готовые этим указаниям внимать. И ответ на поставленный вопрос для меня ясен. Наука мобилизует уверенно и быстро все свои силы, чтобы внести свою лепту в общенародное дело»^{272}.

10 августа 1914 года Шаховской выступил в «Русских ведомостях» со статьей «Грозное испытание», в которой обратил внимание общества на необходимость организованной совместной работы в новых для России условиях. Немного раньше, в конце июля 1914 года, в кадетской «Речи» была опубликована его статья под характерным названием «Мобилизация хозяйства». В ней ставилась задача приспособления хозяйственного механизма страны к нуждам обороны путем создания всенародной организации взаимопомощи с участием правительственных органов, земских, кооперативных, частных учреждений. Эта идея получила довольно широкую поддержку в общественных и деловых кругах. Особенно популярной она стала весной 1915 года, когда вскрылось катастрофическое положение со снабжением оружием. Организовать правительственную власть, самоуправление, союзы и общественную самопомощь — основные пункты в выступлениях Д. И. Шаховского на страницах газет и заседаниях ЦК конституционно-демократической партии в этот период.

Д. И. Шаховской предлагал следующий план организации помощи фронту. Главенствующую роль он отводил земствам. Земства должны были стать «той направляющей сил[ой], которая бы обняла положение и спокойно бы его оценила и имела бы средства и власть привести в действие свой план разумных изменений». Земства призваны были прийти на помощь российскому народу в час испытаний. Только под земским флагом Д. И. Шаховской предлагал пуститься в плавание, благополучный исход которого зависел от того, «насколько под этим флагом объединятся».

Программа действий земского объединения, выдвинутая Д. И. Шаховским, включала:

«1. Посредничество в деле снабжения армии жизненными припасами и предметами снаряжения и оказание населению технической помощи (при содействии научных сил страны и правительственных специалистов) и посреднического кредита при выполнении заказов.

2. Изыскания нужных способов питания армии. Известно, какая масса продуктов животного и растительного царства у нас погибает зря из-за отсутствия хозяйственной предприимчивости и подходящего капитала. Рыба, мясо, дешевые яйца, овощи, грибы, плоды, ягоды и т. п. — сколько здесь могло бы быть сохранено нужных продуктов для нужд армии при общих объединенных усилиях страны…

3. Организация дела призрения семей запасных. Задача эта с 1912 года снята с земства и передана государственной власти. Но устраниться от участия в этом деле земство не сможет, и делаются уже самим правительством первые недостаточные шаги к привлечению земских сил вновь к этому делу.

4. Выработка оснований изменения земского бюджета в связи с войной. Конечно, решение этого вопроса только и может быть делом каждой отдельной земской единицы. Но общий совет земской мысли по этому злободневному вопросу неотложно необходим, и решения должны быть тесно связаны со всей народно-хозяйственной политикой земства.

5. Изыскание мер к поддержанию земских финансов. Потребность в освещении этого вопроса и в выработке мероприятий общими силами чувствуется всегда. Теперь же эта потребность обострена до чрезвычайности.

6. Выяснение общих условий хозяйственной жизни страны. Определенное представление об изменениях, внесенных в жизнь крушением прежних видов импорта, экспорта, кредита и транспорта, должно стать достоянием земской мысли, так как на земство возложены законом попечение о сельском хозяйстве, промышленности и торговле и ряд ответственных обязанностей в этой области.

7. Сводка «О действительном положении хозяйства». Без конкретного представления о районах производства и потребления продуктов не могут быть выполнены земством не только его задачи общего характера, но и срочные частные работы, фактически возложенные уже на него жизнью.

8. Изыскание общих мер поддержания хозяйства. Проведение в действие многих неотложных мероприятий должно быть, несомненно, уделом правительства или отдельных земств. Но выработка общего плана борьбы, разумеется, с самым живым участием в этом деле всех научных и практических умственных сил страны, должна быть приурочена к общеземскому объединению.

9. Представление ходатайств об осуществлении выработанных мер. Право ходатайства принадлежит земствам, и никто, конечно, не может посягнуть на это право каждой отдельной земской единицы. Но в настоящий момент является чрезвычайно важным рассмотрение нужд и интересов отдельных местностей с одной общей, но вместе с тем земской точки зрения.

10. Поддержание кооперации. В этой повышенной температуре, в какой живет страна, легко совершаются всякого рода спайки, в которых она так нуждается, чтобы предстать перед врагом одним связанным целым. Но для планомерности роста кооперативного движения необходима деятельная помощь молодой еще пока в России силе — кооперации — со стороны старшего по возрасту брата — земства.

11. Сообщение населению практических указаний по очередным хозяйственным нуждам. Каждый день родит новые условия и новые вопросы для хозяина. И своевременное приспособление его к ним немыслимо без своевременного компетентного разъяснения со стороны авторитетов науки и техники. Посредником между ними и населением могло бы стать земское объединение.

12. И, наконец, в случае если бы оказались назначенные на это правительством или собранные обществом и народом средства, земская объединенная организация могла бы распределять их при посредстве специальных уполномоченных среди населения местностей, непосредственно разоренных войной.

Такова программа, указываемая самой жизнью. Осуществление ее вовсе не так трудно, как это может показаться на первый взгляд, если только смело призвать на помощь земству общественные и народные силы», — подводил итог князь^{273}.

Главный комитет Всероссийского земского союза принял на себя инициативу по разработке вопросов, поднятых Д. И. Шаховским.

Особая миссия по выведению народного хозяйства из угрожающей ему катастрофы возлагалась на кооперацию, младшего брата земства, по выражению Шаховского. Дмитрий Иванович утверждал, что, согласовав действия трех армий — земского союза, кооперации и интеллигенции, можно успешно воздействовать на направление курса политики правительства. На заседании комитета о сельских ссудносберегательных и промышленных товариществах Общества сельского хозяйства Д. И. Шаховской сделал доклад «Текущий момент и задачи кооперации». Он предлагал возложить на кооперацию задачу создания системы таких мероприятий, чтобы приспособиться к изменившимся в связи с войной условиям народного хозяйства, например, развить союзное строительство; созвать повсеместно погубернские совещания представителей кооперативов для обсуждения стоящих на очереди вопросов; создать центральный орган кооперации, который определил бы перспективы ее работы. Для получения средств на эту организационную работу Шаховской предлагал обратиться в Главное управление земледелия и землеустройства.

Серьезное внимание кооперативные учреждения обращали на организацию поставок в армию. Московское общество сельского хозяйства, например, проектировало всероссийский сбор пожертвований для обсеменения полей разоренного войной края. Проект заключал в себе сбор пожертвований по всей России, как в сельских местностях, так и в городских. С целью общего руководства было решено выбрать комитет, который должен был организовать сбор, хранение, транспорт и распределение пожертвований. В числе избранных оказался и Д. И. Шаховской.

По инициативе Д. И. Шаховского и на его средства в Москве в 1914 году некоторое время издавалась газета «Защита», имевшая около тысячи подписчиков. Левые кадеты, одним из лидеров которых был Шаховской, предлагали превратить ее в народное издание. В газете и на заседаниях ЦК Дмитрий Иванович последовательно выступал за доведение войны до победного конца, за мобилизацию сил для обеспечения фронта всем необходимым, за консолидацию либеральных и демократических сил^{274}.

Активно продолжал трудиться Д. И. Шаховской и в рядах партии. Конституционно-демократическая партия в числе других политических партий еще в начале войны заявила о том, что считает своим непосредственным долгом «объединить русское общество» на «общем понимании смысла войны, ее значения для России, ее связи с русскими интересами». В прессе и в двух программных сборниках «Вопросы мировой войны» и «Чего ждет Россия от войны» партией народной свободы велась усиленная пропаганда политики внутреннего мира в стране. Кадеты объявили себя «государственно мыслящей» партией и обратились к другим партиям и группам с призывом отказаться на время войны от оппозиции режиму. Но на деле всё оказалось по-другому.

С 4 августа 1914 года заседания Центрального комитета проходили регулярно, еженедельно по понедельникам, а иногда и чаще, так что в августе состоялось шесть заседаний, из них два пленарных, 18 и 19 августа. Главным предметом обсуждения стал вопрос об организации дела победы над врагом и обслуживания тыла армии, поднятый и детально разрабатывавшийся тогда князем Д. И. Шаховским, А. И. Шингаревым и др.

Центральный комитет партии являлся инициатором в организации совещаний в Петрограде с гласными городской думы, членами городского Петроградского комитета конституционно-демократической партии и районных его организаций, членами фракции. На этих совещаниях широко освещались вопросы о происхождении и характере существовавшей дороговизны и о мерах борьбы с нею, об организации городского населения и о роли городских учреждений в деле устройства снабжения населения припасами в Петрограде, обсуждались и задачи власти в этой связи.

Д. И. Шаховской как член Центрального комитета партии неоднократно выступал на заседаниях экономического совета при Союзе городов с докладами о необходимых, по его мнению, правительственных мероприятиях по борьбе с дороговизной. Хотя очевидных мер в этом направлении властью и не предпринималось, Д. И. Шаховской продолжал настойчиво пропагандировать свои идеи. Сущность их состояла в планомерном регулировании правительством как внутренней, так и внешней хлебной торговли. Для регулирования первой должны были быть выработаны для разных районов известные «указные» цены, которые служили бы основанием как для закупки хлебов организациями, обслуживающими армию, так и для кредитной политики Государственного банка. Что же касается внешней торговли, то Д. И. Шаховской рекомендовал образование при участии государства специального общества для вывоза хлебов, которое бы получило монополию на вывоз хлеба; в своей закупочной деятельности проектируемая монополия должна была руководствоваться теми ценами, которые были бы выработаны для внутренних рынков, а вырученная прибыль за покрытием известной доли в пользу общества должна была пойти в распоряжение государства. Прения по этому докладу сосредоточились преимущественно на регулировании внутренней торговли.

Выступая 16 июня 1915 года на заседании ЦК, Шаховской еще раз огласил обширную программу деятельности кадетской партии в условиях военного времени. Она включала в себя создание ответственного перед Думой правительства с шестью новыми министерствами: снабжения армии, продовольствия, местного самоуправления, труда, землеустройства и полиции; смену губернаторов; распространение системы органов местного самоуправления на Сибирь и Кавказ; подготовку законов о кооперативах и о труде; преобразование Государственного контроля и создание комиссии для расследования должностных преступлений лиц, повинных в нехватке снарядов. Это был прямой вызов власти.

На конференции конституционно-демократической партии, состоявшейся также в июне 1915 года, Д. И. Шаховской указывал на необходимость принятия двух мер борьбы с инфляцией: общегосударственную реквизицию предметов, количество которых было заведомо меньше существующей в них потребности, и самую широкую организацию потребителей в кооперативы.

Еще одной важной темой, обсуждавшейся на конференции, стал доклад ЦК о политическом положении в стране, сделанный П. Н. Милюковым. Главной мыслью доклада являлась необходимость смены кабинета и созыва Государственной думы. Д. И. Шаховской совершенно согласился с этим, однако для него оставалось неясным, каким образом можно реализовать данные задачи на деле. Дмитрий Иванович напомнил, что общество не обладает достаточными возможностями «для гласного контроля над правительством». За время войны оно смогло организовать лишь земский и городской союзы, которые не обладали, однако, действительно серьезной силой. Политические партии после «разгрома» оказались неспособны к серьезным выступлениям. Однако, по мнению Дмитрия Ивановича, партия должна была воспользоваться новой ситуацией: возникновением Верховного военного комитета, комитета заказов, переломом в настроении промышленников — и, умело использовав условия, «активно заняться процессом воссоздания собственных рядов на местах».

Дмитрий Иванович акцентировал внимание на том, что в условиях насущного момента в России нет другой партии, кроме кадетской, которая могла бы создать организационный центр в качестве моста между правительством и обществом, способный воздействовать на правительство «не только разрушительно». Кадеты также должны были быть готовы к участию в кабинете министров при обновлении власти. По мнению Дмитрия Ивановича, следовало поставить вопрос об образовании нескольких новых министерств. Князь видел необходимость в организации четырех новых министерств: министерства по снабжению армии, министерства труда, министерства местного самоуправления и министерства народного продовольствия. Все эти предложения выходили далеко за рамки партийных дел.

Наконец, Дмитрий Иванович считал настоятельной необходимостью проведение некоторых законопроектов: отмены ценза для избрания в земские учреждения, что позволило бы пополнить и обновить их состав, кооперативного закона. Последнему вопросу Д. И. Шаховской уделял особое внимание, поскольку кооперативное дело находилось в ведении по меньшей мере трех министерств — финансов, внутренних дел (потребительская кооперация) и земледелия, каждое из которых придерживалось своих взглядов на дело кооперации, и в общем, и в частностях коренным образом отличных от взглядов смежных министерств. Проект кооперативного закона давно уже стоял на повестке дня и требовал решения, заявлял князь. Неотложными являлись и улучшения в области рабочего законодательства.

После конференции кадетской партии в Москве была образована подготовительная организационная комиссия под председательством Д. И. Шаховского с целью подготовки скорейшего созыва партийного съезда. Всё развитие партийной политики сосредоточилось главным образом во фракции, съехавшейся в ожидании близкого открытия Думы. Здесь выступали со своими докладами и члены Центрального комитета, причем особенно важное значение для дальнейшей деятельности фракции имели доклады Д. И. Шаховского, давшего основу тех законодательных предположений, которые были внесены фракцией в Думу^{275}.

Вопрос о том, каким образом надо преобразовать Российскую империю в ходе мировой войны, князь Д. И. Шаховской развил и в цикле статей «Путь к победе», напечатанных в газете «Речь» с 18 июня по 9 июля 1915 года. «Мы победим!» — так начиналась серия статей, посвященных организации победы. «Путь к победе один — объединение всех живых сил народа в одно организованное целое». Дмитрий Иванович говорил о том, что правительство должно «действовать не в тиши небесной», а опираться на народные силы, и для этого ему необходимо провести широкие реформы. Ввиду военного времени они должны обладать двумя свойствами: «быстрым проведением и немедленным воздействием на жизнь».

В первую очередь Д. И. Шаховской предлагал взяться за преобразование кабинета министров, оставляя пока в стороне вопрос об «ответственности министерства». Дмитрий Иванович предлагал немедленно образовать новые министерства: военных заготовок, народного продовольствия, труда, землеустройства и полиции. «Не слишком ли велик состав Совета министров в 20 лиц, — задавался вопросом Шаховской, — можно ли добиться согласования их взглядов и не уйдет ли все время их на коллегиальное обсуждение дел? Ведь у нас и меньшие коллегии иногда погибают от обилия слов». Где необходимо искать людей на вновь создаваемые министерские должности? Ответ для Д. И. Шаховского звучал невнятно, однако он твердо указывал на недопустимость этих поисков среди высшей бюрократии империи.

Не оставляла князя равнодушным также проблема обеспечения войск необходимыми припасами. Дмитрий Иванович писал: «Надо поставить снабжение так, чтобы в нем участвовали все способные на это силы родной промышленности, чтобы руководитель снабжения точно диктовал реальные возможности в этой области и чтобы были привлечены к делу снабжения в возможно большей степени союзные и нейтральные страны. Ясно, что по самому существу задачи она совершенно непосильна военной власти». Поэтому Д. И. Шаховской говорил о необходимости работы в данной области военно-промышленного комитета, а также Городского и Земского союзов. По его словам, эти организации могли «разбудить самодеятельные усилия… всех способных принять участие в работе по снабжению армии общественных и народных сил», что объясняется следующим: Городской и Земский союзы составили мощную структуру, имеющую «все условия для быстрого и почти беспредельного развертывания» собственной мощи, ибо они везде располагают «органами своего местного самоуправления». В силу названных обстоятельств Городскому и Земскому союзам суждено стать центром «национального воодушевления… и объединенной общественной работы по снабжению армии».

Д. И. Шаховского также не могла не волновать ситуация, которая складывалась вокруг предметов первой необходимости. Безудержный рост цен на продукты питания и острый недостаток последних оказывали деморализующее влияние на народные массы. Для обуздания этого процесса Дмитрий Иванович полагал необходимым «самодеятельность общества в виде проявления индивидуальной энергии и работы организованных клеточек кооперативов», которым должны оказывать помощь мероприятия управ городов и земств после передачи последним государственной властью своих функций по борьбе с экономической разрухой.

Вообще взаимоотношения представителей центральных органов в провинции и деятелей местного самоуправления, по словам Д. И. Шаховского, требовали коренной перестройки. Ее ход Дмитрий Иванович в самых общих чертах осветил следующим образом: «Начнем с земства. Прежде всего, ведь в большей части губерний его совсем нет. Первой задачей и является поэтому быстрое введение земства на окраинах, хотя бы с упрощенным на первых порах порядком выборов». Затем предлагалось обновить состав земского и городского управления, обеспечив возможность пополнения его нецензовыми элементами, так как одним цензовым элементам явно не по силам справиться с выпавшей на долю земств и городов задачей. Для этого наиболее стеснительные формы подчинения городских и земских учреждений административной власти должны были быть отменены. И, наконец, — необходимо немедленно снабдить города и земства достаточными финансовыми средствами, хотя бы в виде оборотного капитала, необходимыми для разрешения экономического кризиса. Необходим также был кооперативный закон, отвечавший требованиям жизни, и разумная широкая государственная политика по отношению к Земскому и Городскому союзам. Такова была программа земских реформ военного времени, по оценке Д. И. Шаховского.

Дмитрий Иванович абсолютно не сомневался в том, что если его советам последуют, то победа в войне неизбежна. Однако его тревожило то, что предложенные реформы не будут проведены немедленно. Поэтому, завершая свой цикл статей, Д. И. Шаховской писал: «Надлежащей организации победы нельзя откладывать ни на час», лишь смелый переход «к новым приемам борьбы, а где надо и управления позволит значительно усилить русскую мощь и ускорить разгром Германии». Отношение Д. И. Шаховского к народному характеру войны проявлялось через необходимость развития общественной самодеятельности^{276}. Этим как будто исчерпываются все его предложения. Но они имели другую сторону.

Усилия либералов по организации армии и тыла в борьбе за победу нужно оценивать неоднозначно. Продолжавшаяся война увеличивала напряжение в обществе и способствовала углублению противостояния оппозиции и власти. Существенное влияние на курс правительства кадеты оказать не могли. Из критического в конце 1914 года отношение к власти переросло в откровенно враждебное в 1915 году. Д. И. Шаховской регулярно выступал в прениях ЦК и предлагал на обсуждение свои конкретные предложения. Важной стратегической задачей он считал критику кабинета министров с думской трибуны за несостоятельность финансовых и экономических мероприятий.

Так, на пленарном заседании ЦК 19 апреля 1915 года Д. И. Шаховской открыто заявил, что «самый коренной вопрос — сплочение общества для противодействия правительству в его дезорганизующей политике». Для реализации этой задачи Дмитрий Иванович предложил следующую систему мер:

1. Организация ответственной власти и создание новых министерств.

2. Массовая смена губернаторов, расстраивающих жизнь, преследующих частный почин и останавливающих просветительскую деятельность.

3. Проведение закона, отменяющего имущественный ценз для занятия выборных должностей в земствах.

4. Немедленное распространение земств на окраины.

5. Улучшение финансового климата в земствах.

6. Создание министерства местного самоуправления.

7. Проведение закона о кооперативах.

8. Изменение законодательства о труде.

9. Борьба с экономической дезорганизацией с помощью работы в союзе городов.

10. Преобразование контроля.

11. Широкое развитие народного просвещения в связи с трезвостью.

12. Создание комиссии для расследования действий преступных лиц, ответственных за недостаток снарядов.

План вызвал бурную дискуссию в ЦК. Результаты ее в своем выступлении подытожил П. Н. Милюков, сказав, что «это программа-минимум настоящего момента», поскольку на нее могут согласиться даже те представители общества, которые не входят в конституционно-демократическую партию. Подчеркивая значимость названных действий, Д. И. Шаховской писал А. А. Корнилову: «Вести с войны очень плохие, однако же дух пока еще бодр, но нельзя терять ни одного дня по части мобилизации общественных сил и мер систематической и длительной пропаганды укрепления духа и организованного содействия делу победы». Победа в войне отождествлялась с победой над правительством.

На заседаниях ЦК в июле — августе 1915 года Д. И. Шаховской настаивал на усилении борьбы с правительством, подчеркивая, что власть у правительства вываливается из рук, а «национальной задачей является вырвать власть из рук того, кто союзник Вильгельма, — у нашего правительства». Далее он указывал на то, что ответственная работа ускользает из рук кабинета министров и переходит к обществу. В такой ситуации Дмитрий Иванович указывал на необходимость «напрячь все силы» для содействия этому процессу: «…тогда и мы возвысимся», — подытоживал он свое выступление. Итак, единственный выход из сложившейся ситуации — немедленная смена правительства. Накапливавшееся неудовлетворение постепенно усиливало антагонизм к власти, что проявлялось в резкой критике ее мероприятий, а в дальнейшем в подготовке переворота и захвату власти в свои руки.

Когда в июле 1915 года обсуждалось, какую позицию партия должна занять на предстоящей сессии Государственной думы, Дмитрий Иванович заявил, что Россия — организм, который правительство оглушает «спаиванием и дезорганизовыванием». Д. И. Шаховской говорил о необходимости указать даже вновь назначенным министрам, будто они уже доказали свою неспособность управлять, и потребовать от них подчинения народу и исполнения его воли. Все это, по мнению Дмитрия Ивановича, вполне укладывалось в желание партии «по-прежнему помогать правительству».

Развивая свои построения на заседании ЦК от 11 августа, Шаховской проводил мысли о том, что «партия должна иметь свою военную программу и свою военную организацию», желательно в Петрограде. На пленарном заседании ЦК 12–13 августа 1915 года он заявил: «Сейчас мы стоим у поворотного пункта русской истории, перед вопросом о дальнейшем бытии государства. В такой момент не методическая, медленная и спокойная работа требуется, а быстрая и страстная. Не спокойные слова нужны, а негодующие». Продолжая настаивать на демократизации кадетской партии, князь утверждал: «Почва, на которой могла бы осуществиться демократизация, — вопросы о дороговизне жизни, мелкая земская единица, кооперация. Элементы нашего, так сказать, устремления также ясны: мелкие ремесленники, городские приказчики, кооперативные деятели, представители больничных касс и профессиональных рабочих союзов».

Важными представлялись отношения с другими политическими структурами либерального толка. Еще в июле 1915 года Д. И. Шаховской рекомендовал товарищам по ЦК комбинировать свою работу в Государственной думе с решениями предстоящего в Москве съезда Союзов земств и городов. В сентябре после закрытия правительством Государственной думы Дмитрий Иванович предлагал партии использовать намечающиеся съезды названных организаций в качестве политической трибуны, «настаивая на смене министерства и выдвигая кандидатуру кн. Львова». Дмитрий Иванович уже призывал своих товарищей по партии не ждать больше смены министерства, а «выводить народные массы» на дорогу партии народной свободы. «Захват власти необходим, чтобы дать направление внутренней жизни, противодействовать провокации. Для власти один выход — взрыв народной массы. Нам надо выставлять определенные требования нового министерства». Таков был лозунг дня.

Крайне важной задачей в предреволюционный период члены ЦК считали подготовку и проведение съезда партии для выработки тактики и восстановления собственных органов на местах. Еще 22 февраля 1915 года по инициативе Московского отделения Центрального комитета была устроена конференция в Москве в присутствии девяти членов Центрального комитета при участии представителей провинциальных трупп, прибывших из 18 местностей как ближайших, так и отдаленных губерний. Был принят ряд резолюций, предложенных Д. И. Шаховским и некоторыми из местных делегатов и направленных к оживлению связи центра с периферией и развитию местных партийных организаций. В числе их был тезис, устанавливавший необходимость «подвергнуть разработке как в центре, так и на местах те новые политические вопросы, которые возникли в связи с войной; пересмотреть вопросы внешней политики и будущий правовой строй Польши и Галиции; рассмотреть вопросы партийной деятельности и программы в связи с особенностями настоящего момента и тщательно изучать те вероятные изменения, которые вносятся в жизнь страны». Тезис был принят единогласно.

14 июля 1915 года для реализации этих целей Центральный комитет организовал специальную комиссию под председательством Д. И. Шаховского. В нее вошли многие кадеты, которые на протяжении следующих месяцев предполагали вести активную работу по реанимации партии на периферии. Для этого они пытались ездить по стране, встречаться с провинциальными членами партии, выступать на местных кооперативных съездах и организовывать партийные съезды в масштабах губерний и областей^{277}.

5 декабря 1915 года состоялись выборы ЦК кадетской партии, по результатам которых состав ЦК значительно изменился, в него вошли новые лица. Некоторые старые члены, в том числе Шаховской, были переизбраны. Однако в руководстве не водворились спокойствие и единомыслие. Была оппозиция и справа, и слева. Одним из главных представителей левого течения являлся князь Д. И. Шаховской, который тем не менее, по крайней мере в важнейших делах, поддерживал П. Н. Милюкова^{278}.

Многообразие сфер деятельности, которыми занимался Д. И. Шаховской в годы войны, имело под собой весьма серьезную подоплеку. Оно говорило о богатстве его натуры, о различных способностях, прежде всего организаторских; умении ладить с людьми, найти к ним подход. Всё это было хорошо известно и в прошлом, но с началом войны открылись новые грани таланта Шаховского. Он очень тонко чувствовал потребности сегодняшнего дня и перспективы, живо откликался на них, используя возможности различных общественных организаций: кооперации, земств, политических партий и др. Будет правильным отметить и определенную неудовлетворенность возможностями партийных структур, которые в эти тяжелые времена больше заботились о реализации собственных программных требований, а не об объединении народа в борьбе с внешним врагом. Партийные амбиции не давали многим политическим деятелям стать общенациональными лидерами в годы лихолетья. Шаховского к их ряду отнести нельзя. Он стал действительно признанным лидером, умевшим обращать и сплачивать усилия многих людей и различных организаций.

Так, в декабре 1915 года имя Дмитрия Ивановича всплыло в прессе благодаря Всероссийскому съезду деятелей народных театров, поскольку в организационном бюро этого съезда, помимо чисто театрального, существовало еще и общественное течение, представители которого выдвигали Дмитрия Ивановича на пост председателя данного съезда^{279}наряду с князем В. М. Голицыным, В. И. Немировичем-Данченко и членом Государственной думы А. Я. Клюжевым. В конечном счете кандидатура Д. И. Шаховского была отвергнута, но сам факт ее выдвижения показывает, насколько популярной и известной была фигура Шаховского в российском обществе, нуждавшемся в положительных примерах.

Годы Первой мировой войны оказались сложными не только в плане внутриполитическом, поскольку в стране обострились самые насущные, злободневные вопросы жизнедеятельности. Для Шаховского этот период был сопряжен с тяжелыми утратами близких людей. В 1914 году умерли два члена-основателя Братства — один из ближайших друзей Шаховского Ф. Ф. Ольденбург, незадолго до начала Первой мировой войны, и близкий друг В. И. Вернадского — А. Н. Краснов, уже после ее начала^{280}.

Следующее трагическое событие постигло Дмитрия Ивановича в 1916 году — гибель сына. 13 июля 1915 года Шаховской писал А. А. Корнилову, что Илья «работает плохо, но вместо того, чтобы приехать отдохнуть — поступил добровольцем в 219 [Казельнический] полк. Боюсь, что ему будет трудно не в смысле опасности конечно, а уйти уже будет нельзя».

Как свидетельствовал Георгий Вернадский, Илья Дмитриевич Шаховской «был человек замкнутого характера. Он не любил делиться своими мыслями и переживаниями, но чувствовалось, что переживает он все очень глубоко. Он любил математику — и стихи. Он и сам писал стихи, которые он мне изредка читал. Напечатаны они никогда не были. Общественными «вопросами» и политикой Илюша совершенно не интересовался»^{281}.

О том, что с Ильей не все ладно, мы узнаем из его письма семье, написанного 25 февраля 1913 года: «Дорогие родители и сестры. Я ухожу от вас, я решил уехать, исчезнуть для всех, с кем жил до сих пор, прекратить все сношения, быть может, навсегда. Не относитесь к этому трагично. Поверьте, что так мне надо и, может быть, лучше для всех.

И ты, мама, прости мой обман, когда я уверял, что ничего не задумал, это было решено, но откровенность причинила бы тебе лишнее терзание, а я уверен в правильности своего решения и не изменил бы его.

Вы хотите полнее знать мотивы этого поступка. Но самое существенное не легко, пожалуй, невозможно объяснить и я не много скажу… мне не подходит, но не это, конечно, причина, это был лишь последний маленький повод. Я убедился, что она, как и другие мыслимые занятия в моем теперешнем положении — не по мне и не для меня, нечто внешнее, искусственное, тягостное, а я сознаю возможность (и для себя) другого взаимоотношения с жизнью.

Я не строю утопий, не думаю, что все для меня изменится сразу, знаю о возможных невзгодах и опасностях, но я выбираю свой путь, по которому мне идти легко и свободно, и к чему бы он ни привел меня, я должен идти этим собственным путем. Не подумайте, что я ухожу из боязни быть неспособным зарабатывать свой хлеб, сидеть на шее родных, и хочу во что бы то ни стало ни от кого не зависеть. Эта зависимость не тяжела, и я не слишком горд для нее, когда есть содержание в жизни. Но когда в окружающей обстановке и в предлагаемой деятельности для тебя все пусто, а связанность с близкими лишь мешает (в силу моей же слабости) отыскивать и укреплять это содержание — бессмысленно и гибельно бояться сделать те ближайшие шаги, в которых ощущаешь потребность.

Что я буду делать и как жить — не знаю в точности и не хочу об этом говорить. Я люблю жизнь и сумею прожить — уж наверное не хуже, чем до сих пор. И с внешней стороны — слабость здоровья и нервозность не слишком большое имеют значение. У меня есть силы и умение, чтобы идти своей дорогой: ведь вся моя неврастения, упадок духа — я хорошо это чувствую и знаю на опыте — от отсутствия жизненного интереса, который то же для духа, что и воздух для легких.

В этом вопросе не права мама, все сводящая к тому, что надо «подлечиться». Месяц тому назад я ехал в Петербург с тяжелым чувством и говорил себе, что если б я был искреннее, смелее и увереннее в себе, я не поехал бы, а теперь я делаю шаг более важный, казалось бы. более трудный и ответственный, но делаю легко и спокойно, есть энергия, так как это то, что мне надо.

Не ждите от меня писем, известий или возвращения, это только в вашу жизнь внесет тревогу ожидания. Может быть, еще придется увидеться, но на это нельзя рассчитывать.

Благодарю вас за все хорошее, что получил от вас в жизни. Я знаю, что вы любите меня, но мы не можем помочь друг другу. Я одинок и должен уйти. Я виноват перед вами, так как мой уход, вероятно, прибавит тяжести вашей жизни. Простите за это. Все дело в том, что я внутренне не с вами, и вот вместо того, чтобы в общении черпать силы и сообща распутывать и устраивать жизнь, — я покидаю вас, иду своей замкнутой дорогой.

Я слишком свободен, потому что у меня мало любви. Но я знаю теперь, что иначе все равно толку не будет, что надо быть самим собой.

Пассивное подчинение тем формам, которые имеют смысл лишь при соответствующем внутреннем содержании, — большое зло.

Прощайте же, не печальтесь обо мне и простите меня.

Ваш сын и брат Илья»^{282}.

По окончании Московского университета И. Д. Шаховской поступил в один из санитарных отрядов Всероссийского земского союза, но вскоре вышел из союза и поступил в армию добровольцем, окончил курс Алексеевского училища и произведен был в прапорщики. На фронте он работал в качестве санитара, в середине июля 1915 года был ранен осколком в голову. Эвакуированный в Москву, И. Д. Шаховской долго находился здесь на излечении. Профессор А. В. Мартынов сделал ему операцию. Ему была произведена трепанация черепа, причем был вынут кусок черепной крышки, и врачи запретили ему возвращаться на фронт, опасаясь кровоизлияния. Так и не поправившись, И. Д. Шаховской все же опять уехал на фронт. А затем случилась трагедия. В мае 1916 года газеты сообщили, что 20-го числа на фронте скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг прапорщик князь И. Д. Шаховской, сын бывшего секретаря Первой Государственной думы князя Д. И. Шаховского^{283}.

Процитированное выше письмо Ильи позволяет предположить и другую версию его гибели. Уход И. Д. Шаховского из семьи был проявлением серьезной внутренней драмы, которая и могла подтолкнуть его затем к самоубийству. По словам М. М. Шик-Старостенковой (внучки Д. И. Шаховского), среди Шаховских бывали времена, когда некоторые близкие родственники были подвержены частой смене настроения, депрессиям и «уходили в Зазеркалье». Д. М. Шаховской, касаясь этого трагического эпизода, поясняет, что о самоубийстве Ильи в семье не принято было распространяться, тем более что такой уход из жизни в роду Шаховских был не единственным.

На похоронах, кроме родителей и родственников, присутствовали бывший председатель Второй Государственной думы Ф. А. Головин, Н. В. Тесленко, профессор Б. И. Угримов, М. В. Сабашников, член московской губернской земской управы С. Н. Родионов, князь П. Д. Долгоруков, графиня В. И. Бобринская, Е. В. Юрьева, М. Ф. Кокошкина, А. А. Губарев и др.^{284}

Смерть сына глубоко повлияла на характер отца, сделала его замкнутым, порой весьма закрытым, усугубила его сосредоточение на собственном внутреннем мире. Трагедии, переживаемые страной, и трагедии в личной жизни причудливо переплетались в судьбе Шаховского, членов его семьи и близких друзей.

Глава 16 НАКАНУНЕ ПОТРЯСЕНИЙ

Занимаясь активно партийной, публицистической, а также кооперативной деятельностью, Д. И. Шаховской практически всегда преследовал одни и те же цели. Система преобразований, назревших в стране, изложенная им в ЦК партии народной свободы, выступления на партийных конференциях, статьи в газете «Речь» все более и более принимали радикальный характер. И вскоре смысл этого радикализма стал вполне очевиден: скорейшая смена правительственного кабинета и перехват власти из дряхлеющих рук царской бюрократии.

Выступления князя были созвучными тем мыслям, которые высказывали представители так называемого Прогрессивного блока — межпартийного объединения, сформировавшегося в августе 1915 года и объединившего большинство депутатов Четвертой Государственной думы. И хотя Дмитрий Иванович не принимал участия в деятельности Государственной думы, он был не просто хорошо информированным человеком о происходивших политических событиях в стране, но и самым непосредственным активным их участником, «делателем истории», по выражению А. В. Тырковой-Вильямс^{285}.

Основным лозунгом блока стало преобразование правительственной власти путем создания министерства общественного доверия — идея, которую, как мы видели, развивал в том или ином ракурсе Дмитрий Иванович еще со времен Первой думы.

По мере обострения политического кризиса в стране Шаховской призывал к активизации деятельности Прогрессивного блока и организации ответственного перед Думой кабинета министров. «Надо заставить министров рыть себе самим яму, — настаивал он. — Сейчас совершенно немыслимо стоять за министерство Поливанова, Кривошеина или других, которые покорились этой старой туфле — Горемыкину. Если сейчас все зависит от того, кто из министров кого обойдет… — надо все министерство выкинуть вон».

К 1916 году в широких кругах демократической общественности изменилось отношение к Прогрессивному блоку. Постепенно усиливалась критика умеренной позиции думского объединения. Если в 1915 году политика Прогрессивного блока вполне удовлетворяла даже таких левых членов партии народной свободы, как Д. И. Шаховской, то в начале 1916 года, по мере радикализации настроений в обществе, блок перестал устраивать их и Дмитрий Иванович уже говорил о несоответствии его программы создавшимся условиям и считал действия этой политической силы весьма трусливыми. Уже в феврале 1916 года Шаховской все чаще и чаще стал говорить о том, что «программа блока теперь уже анахронизм», что кадетам «нужна полнота власти»^{286}.

18—21 февраля 1916 года состоялся очередной VI съезд партии народной свободы, серьезная подготовка к которому велась еще с конца 1915 года. Значимое место на нем занял доклад П. Н. Милюкова о тактике партии во время войны. Тезисы Павла Николаевича вызвали длительную дискуссию, одним из активных участников которой стал Д. И. Шаховской. В результате оживленной полемики П. Н. Милюков согласился поставить на голосование съезда тезисы своего доклада в той редакции, которую им придал Дмитрий Иванович. Первая часть резолюции Д. И. Шаховского гласила, что «задачи ближайшего будущего деятельности партии и парламентской фракции определяются всей совокупностью требований Прогрессивного блока, которые сохраняют полную силу и в настоящее время — как в части, касающейся порядка управления, так и в законодательных его предложениях». Она была принята съездом единогласно.

Затем со стороны Н. К. Волкова и А. М. Мандельштама последовали предложения внести изменения в дальнейший текст резолюции Д. И. Шаховского. Но большинством голосов эти поправки были отклонены, и съезд полностью принял вариант Дмитрия Ивановича. В нем говорилось: «Необходимо продолжать борьбу с дезорганизующей деятельностью настоящего правительства и его теперешним составом до достижения поставленной в программе блока цели — создание объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны и согласившихся с законодательными учреждениями относительно выполнения в ближайший срок определенной программы».

Следующий пункт резолюции Д. И. Шаховского за отсутствием возражений съезд принял единогласно в таком виде: «Необходимо проводить дальнейшие меры и организации обороны, и хозяйственной жизни страны. Использовать активное сотрудничество всех граждан в этом неотложном для надлежащего успеха войны деле путем усовершенствования форм участия общественных сил в обслуживании армии и тыла и использования наличных организаций для удовлетворения общегосударственных нужд, а также и путем создания для этой цели новых организаций, объединяющих те элементы, которые недостаточно использованы в существующих союзах, и прежде всего кооперативные силы и рабочих».

Также были приняты резолюции Д. И. Шаховского, направленные на оживление связи центра и периферии и развитие местных партийных организаций. После съезда, на котором не удалось даже с учетом ЦК собрать и ста человек, Д. И. Шаховской весьма пессимистически оценивал перспективы партийного строительства на периферии. Он сказал, что перед съездом ему было поручено объехать страну и восстановить местные организации, но воссоздавать оказалось попросту нечего. Впрочем, по этому поводу Дмитрий Иванович особенно не расстраивался, полагая, что, невзирая на отсутствие организации, идеи кадетов широко распространяются в стране. Таким образом, работа Дмитрия Ивановича на VI съезде кадетской партии способствовала внутреннему сближению правого и левого течений^{287}.

В марте 1916 года охранка зафиксировала попытку левых кадетов во главе с Шаховским воссоздать Всероссийский крестьянский союз. На московской квартире Шаховского состоялись частные совещания, в которых приняли участие социалисты Н. В. Чайковский и С. Н. Прокопович^{288}.

10—11 мая 1916 года в Москве состоялось пленарное заседание ЦК, на котором было принято несколько важных организационных и политических решений. Стоит отметить, что одна из резолюций была также предложена Д. И. Шаховским. Она призывала вести борьбу с правительством «всеми парламентскими способами»^{289}.

Вся вторая половина 1916 года была отмечена дальнейшей активизацией внедумских общественных кругов, включая и кооперацию, причем заметную роль в ней стали играть революционные элементы из числа представителей крайне левых социалистических партий и групп^{290}.

1916 год клонился к концу, когда П. Н. Милюков, выступая 1 ноября в Думе, разразился своей скандально знаменитой речью. В ней на всю страну прозвучали слова о глупости и измене правящей верхушки, что повлекло за собой столь ожидаемую отставку Б. В. Штюрмера. В тот же день 1 ноября в газете «Речь» появилась статья князя Шаховского, озаглавленная «Перелом». Эта публикация не может не привлечь внимание исследователя, ибо начинается она весьма многозначительно: «Завязанные войной узлы начинают развязываться, а иные из них столь запутываются, что ждут удара, который бы их разрубил. Поэтому можно судить, что мы перевалили через какую-то роковую грань и решительно идем к развязке. До конца, может быть, еще и не близко, но он начинает уже вырисовываться в тумане. Все факторы национальных возможностей определяются, и откровенный смысл событий выступает наружу и становится явственным, по крайней мере, для более дальновидных».

«Перелом» — последняя статья Д. И. Шаховского, опубликованная в дореволюционной России. Проанализировав и сопоставив ее с событиями тех дней, следует отметить, что в это время кадеты решились на открытый разрыв с правительством, который, по их мнению, должен завершиться падением старой власти. Обращаясь в своей публикации к самому насущному, больному вопросу дня — судьбе продовольственного дела, Шаховской вновь сетовал — вместо того, чтобы поручить дело закупок для армии земскому союзу, оно было передано министерству земледелия. Тогда как в каждой книжке журнала «Известия главного комитета земского союза» можно увидеть следы огромной работы земского союза по продовольственному делу. «Остается надеяться, что земство в целом явится в переживаемый нами ответственный час верной составной частью всего русского общества, объединяющегося на служении общенациональному началу»^{291}.

Как отмечалось, Дмитрий Иванович в 1916 году развивал огромную деятельность на самом широком фланге общественных организаций и объединений. А. А. Корнилов вспоминал: «Вследствие усиленной деятельности и в особенности вследствие непосильной мозговой работы, часто продолжавшейся до 3, до 4 часов ночи, я и во сне продолжал обдумывать те же вопросы, которые обсуждал среди дня… В записных книжках моих сохранились записанные обрывки этих ночных сновидений, но теперь я по ним еще меньше могу восстановить виденное: и внешняя политика, и история, и религия, и анархизм, и социал-демократия. В центре чаще всего был Дмитрий Иванович и мысли из старых его писем в связи с кооперацией; иногда тут же вплетался Гегель с саморазвитием абсолюта и Бакунин с его отношением к германской государственности».

Огромное внимание Шаховской уделял участию кадетской партии в организации кооперативного движения, с которым он связывал свою давнюю мечту о «всеобщем единении», солидарности и социальной справедливости. «Я, — подчеркивал Шаховской в автобиографии, — всегда ставил развитие кооперации одной из основных целей и своей лично, и той партии, к которой принадлежу». Д. И. Шаховской стал одним из вдохновителей русской кооперации. Он был в самом сердце движения, он был одним из ее пророков. Но он нес и ответственность за тот характер деятельности, который приобретала русская кооперация, от года к году все более вовлекаясь в политическую борьбу с режимом.

В кооперации Шаховского привлекали также большие демократические возможности, широкая самодеятельность населения, что, на его взгляд, было близко характеру русского человека. «Кооперация пока представляется мне в другом свете, — писал Дмитрий Иванович. — Здесь все, что делаешь — свое, кровное, бесхитростное, родное, и никого не надо уговаривать и убеждать, а надо дружно делать одно с дорогими товарищами дело, равно для всех нас близкое… Потому что русский интеллигент-демократ прежде всего член великого сложного кооператива, имя коему — человечество». В этих словах живо ощущается возврат Д. И. Шаховского от политики к этическим идеям времени основания Братства «Приютино», отчасти сходным с «религией человечества» Фрея.

«Аристократ по рождению, он по духовному складу своему был демократ. В каждом обществе он чувствовал себя равным среди равных и передавал это чувство другим». Кооперация могла охватить миллионы людей, она была проще, доступнее, понятнее массам, она была связана с ежедневными нуждами. Шаховской всеми силами старался вывести кооперацию на более широкий путь. Он «мечтал втянуть кадетов в кооперацию, связать их, наконец, с толщей населения», — отмечала А. В. Тыркова. Широкое участие в кооперативном движении могло бы создать для политической деятельности конституционно-демократической партии реальную мощную опору, а также способствовать пополнению ее кадров свежими демократическими элементами. Будучи партией общенациональной и всесословной, она должна была искать себе опору в демократических слоях населения.

Но Дмитрий Иванович не находил должного сочувствия. «На этот раз его проповедь среди нас не имела успеха», — писала А. В. Тыркова-Вильямс. Это было отличительной особенностью кадетов от других партий, например, трудовиков, о которых Шаховской говорил еще в январе 1906 года: «Трудовики делают громадное дело в массах. Они делают то, чего мы не можем и не умеем делать».

Ну а кооператоры Шаховского сразу оценили. В Москве, где был их центр, он пользовался исключительным авторитетом, стал их идеологом, их гордостью и украшением. В Обществе сельского хозяйства, например, князь Д. И. Шаховской был избран членом временного комитета наряду с известными деятелями кооперации. «Духовная тонкость, простота, общительность, глубокая честность и правдивость, неподкупная преданность идеям, готовность продолжать заветы целого ряда поколений служилых людей, «добрых страдальцев за землю Русскую»… все это воплощалось в либеральном князе Дмитрии Шаховском. В кооперативную среду, неотесанную, грубоватую, очень земную, он вносил мягкий свет старой русской культуры»^{292}.

В октябре 1915 года Д. И. Шаховской вместе с известными деятелями кооперации Н. В. Чайковским и С. И. Прокоповичем был избран представителем в военно-промышленный комитет от Центрального кооперативного комитета. Также Д. И. Шаховской был избран вице-президентом Общества сельского хозяйства, председателем комиссии, образованной Центральным кооперативным комитетом, по снабжению и снаряжению армии. К Дмитрию Ивановичу кооператоры обращались за содействием во взаимоотношениях с книгоиздателями, в частности М. В. Сабашниковым, по поводу издания их книг, а также за помощью в редактировании текстов^{293}.

На Руси издавна смотрели на войну как на общую беду, народную трагедию, с которой можно справиться только всем миром. В этой связи кооператоры следовали историческим традициям русского народа, но в их призывах в эти дни звучал и другой мотив — неприятие существовавшего принципа сословности земства и государства и противопоставление ему идеи общественной солидарности. Показательно, что именно кооператоры первыми предложили программу мобилизации хозяйства, задолго до того, как этот лозунг стал популярным среди оппозиционных торгово-промышленных кругов буржуазии весной 1915 года.

Уже в первый год войны кооперация проявила себя как мощный фактор общественного переустройства, как организация, стремившаяся «изменить всю жизнь на новых началах». И если тогда речь шла о провинциальной глубинке или даже уездном и губернском центрах, то со временем произошло расширение самого понятия «кооперативной работы», которую кооператоры связывали с «обобществлением возможно большого количества проявлений хозяйственной и умственной жизни народа».

Небывалый численный рост кооперации и ее усилившееся за годы войны влияние на хозяйственную жизнь страны тем не менее не привели к желаемому укреплению ее правового и общественно-политического положения. Ее юридический статус все еще не был определен. Попытка создания всероссийского кооперативного объединения в 1915 году закончилась неудачей. Бюрократические препоны и полицейский надзор со стороны властей за деятельностью многочисленных кооперативных учреждений не только не ослабевали, а, наоборот, резко возросли в условиях напряженной общественно-политической атмосферы, царившей в России в последний год существования империи. Все это заставило кооператоров наряду с другими представителями «общественности» принять активное участие в противостоянии режиму, использовать самые разнообразные методы борьбы с самодержавием. Поэтому основная работа оппозиции была перенесена в кулуары официальных заседаний, в частные собрания, за кулисы проводимых мероприятий.

Русская кооперация чрезвычайно быстро росла вширь и вглубь. Но были существенные недостатки — разрозненность отдельных видов кооперации и отдельных местных кооперативных организаций, недостаточное внимание к общим задачам кооперации со стороны всего русского общества, а главное — зависимое от посторонних сил положение русской кооперации, придающее подчас многим ее проявлениям характер подчиненности, формализма и даже казенщины. «Между тем к вопросам кооперации необходимо привлечь внимание всего русского общества, — постоянно настаивал Д. И. Шаховской, — которое должно понять, что кооперация не есть только дело известного разряда людей, а есть общая великая задача современности».

Дмитрий Иванович всеми силами стремился объединить отдельных обывателей в организованные потребительские общества и таким образом создать систему, обеспечивающую своих рядовых членов необходимыми для жизни продуктами. В статье газеты «Речь» от 19 сентября 1915 года он убеждал жителей Петрограда в том, что бороться с расстройством хозяйственной жизни нужно «не в одиночку и не врассыпную, а объединенными усилиями». Поэтому он призывал, нисколько не медля, приняться за работу по созданию новых потребительских организаций и их сплочению вокруг центра кооперативного движения столицы «Общества оптовых закупок», пользующегося материальной поддержкой городского самоуправления. Все это, по мнению Д. И. Шаховского, должно способствовать разрешению проблемы нехватки товаров и улучшить положение населения.

3 ноября 1915 года произошло событие, до крайности огорчившее и обозлившее Дмитрия Ивановича. Суть его заключалась в том, что созданная в Москве явочным порядком без всякого согласования с властями центральная кооперативная организация была закрыта распоряжением министра внутренних дел. С этого момента важнейшими задачами для Д. И. Шаховского становятся восстановление единого кооперативного центра и принятие закона о кооперации, который обеспечил бы юридическое поле для роста и развития этого дела.

Рост кооперативного движения в России сталкивался с рядом проблем, не последнее место в числе которых занимала нехватка квалифицированных кадров. Бороться с этим злом был призван Университет имени Шанявского. Больше всего курсов в 1916 году, как и в предыдущие годы, было объявлено по кооперации. Различаясь по своим задачам, продолжительности, составу слушателей и лекторов, курсы эти все более складывались в особое самостоятельное учреждение, составляя как бы временную замену того «кооперативного института», о котором было столько толков и определенное постановление на последнем кооперативном съезде 1913 года в Киеве.

Деятельность университета широко освещалась в печати. Одним из популяризаторов работы кооперативного отдела данного вуза выступил Д. И. Шаховской. Он описал его структуру, рассказал о блестящей плеяде ораторов и ученых, читающих здесь лекции и ведущих серьезную научную работу, а также призвал «всех работников кооперации и сочувствующих ей» способствовать незаменимой деятельности кооперативного отдела Университета имени Шанявского, «принимать меры к облегчению притока слушателей на его курсы и к сосредоточению в его «библиотеке-музее» всех необходимых материалов».

В ноябре 1915 года в Москве появилось большое потребительское общество «Кооперация». Секретарем его исполнительного бюро был избран Д. И. Шаховской. Также он стал постоянным председателем Совета потребительского общества. Будучи единогласно избранным на первом заседании общества, он впоследствии неизменно переизбирался на этот пост, а с осени 1916 года стал и председателем правления общества.

Интересным представляется вопрос о связи Д. И. Шаховского с масонством в свете происходивших событий накануне революции. Сам Д. И. Шаховской, постоянный инициатор разного рода межпартийных демократических объединений, ставил знак равенства между масонством и кооперацией. В этом он видел своеобразие масонства в России, его отличие от франкмасонства. В письме своему близкому другу А. А. Корнилову, незадолго до его кончины в 1925 году, Шаховской признавался, что им написана «сокровенная философия кооперации, то есть русского масонства». В своем воображении он рисовал совершенно утопическую картину расцвета кооперации в России. А. В. Тыркова записала в дневнике, как он «вдруг загорелся, заговорив о кооперации, и внезапно из-за земца-конституционалиста встал анархист-мечтатель». Она приводит слова Шаховского: «Кооперация есть путь к свободной самодеятельности… Без принуждения, повинуясь свободному желанию, люди собираются для совместной защиты своих интересов». Именно кооперация, мечтал Шаховской, призвана сыграть в России ту объединительную роль, на которую претендовала масонская организация, «как коренное русское искусство — плотничество — заменяет собою западное масонство — каменщичество».

Д. И. Шаховской входил в число левых кадетов, ратовавших за более радикальный тактический курс, за объединение демократических сил и искавших в масонстве возможность осуществления своих планов. Вспомним в этой связи наблюдение американского историка Н. Смита по поводу мемуаров Е. Д. Кусковой. Описание в них масонской организации, замечает он, удивительно совпадает с информацией, которая могла относиться только к «Союзу освобождения», изображаемому мемуаристкой в качестве модели для деятельности масонов.

Не претендуя на исчерпывающее раскрытие до сих пор остающейся одной из самых запутанных и «острых» тем современной историографии — темы влияния политического масонства на развитие событий в предреволюционной России, отметим ряд фактов, на которые до сих пор исследователи практически не обращали внимания. Так, в несколько ином свете выглядит упоминание в литературе имени Д. И. Шаховского в качестве главного организатора известной встречи в апреле 1916 года на квартире Кусковой и Прокоповича, где обсуждался состав будущего правительства. Именно он под литерой «х» фигурирует в известной книге С. П. Мельгунова «На путях к дворцовому перевороту» как организатор этого собрания. Примечательно, что в этом совещании, определившем список буржуазного кабинета министров для его последующего рассмотрения кадетским съездом, активное участие принимали представители левых социалистических партий.

С достаточной долей вероятности можно утверждать, что первые контакты российских масонов и кооператоров относятся к началу XX века — периоду организационного оформления либерально-земского оппозиционного движения. И. В. Гессен в своих мемуарах, написанных в 1937 году, вспоминал о событиях 1904 года: «Во время одного из пребываний в Москве ко мне, в гостиницу «Националь» явился Д. И. Шаховской и предложил подняться к только что вернувшемуся из долговременного пребывания за границей профессору М. М. Ковалевскому — «это очень интересный человек и вам нужно с ним познакомиться, пойдемте сейчас, он ждет вас». Мы поднялись этажом выше, и добродушно разжиревший, с таким же жирным голосом, Ковалевский, едва успев поздороваться, сразу же стал доказывать, смотря мимо меня, что только масонство может победить самодержавие. Он положительно напоминал комиссионера, который является, чтобы сбыть продаваемый товар, и ничем не интересуется, ничего кругом не видит и занят только тем, чтобы товар свой показать лицом. Это мне не понравилось, и я порвал всякий интерес к сближению с ним, несмотря на большую авторитетность и популярность его имени… В общественных организациях он был вроде генерала на купеческих свадьбах. Насколько мне известно, Ковалевский и был родоначальником русского масонства конца прошлого века».

Действительно, роль М. М. Ковалевского в возрождении политического масонства в России была велика. По мнению одного из ведущих специалистов в этой области В. И. Старцева, именно он стал основателем масонства в XX веке и при его непосредственном участии около 40 видных русских буржуазных либералов, интеллигентов и народников в 1906–1909 годах были приняты в масонские ложи, открытые в Москве, Петербурге и других городах страны, причем более 30 человек были впервые приняты в это движение именно в России.

Как вспоминала А. В. Тыркова-Вильямс, «в Париже я смутно слышала, что, как только началось освободительное движение, профессор М. М. Ковалевский открыл в Париже русскую ложу. В нее вошли многие мои знакомые, включая моего товарища по судебному процессу Е. В. Аничкова. Кто еще был масоном, я не знала и не стремилась узнать, не придавала масонству серьезного значения, хотя их романтическая таинственность и дразнила мое любопытство. На масонство было принято смотреть как на детскую забаву, и я без дальних размышлений принимала этот взгляд».

О себе А. В. Тыркова говорила: «Я никогда не принадлежала ни к какой тайной организации, масонкой не была. О существовании женских масонских лож узнала только за границей. Что есть масоны среди кадетов, я знала. Возможно, что масонство с его директивами, исходящими от центра, имело косвенное влияние на политику партии, но влияния решающего, абсолютного иметь на нас оно не могло. Слишком большая царила среди нас свобода суждений». По утверждению некоторых зарубежных историков, кадетская партия составляла основу российского масонства, имея к концу 1913 года наибольшее представительство в масонских ложах.

Изучением международных связей русского масонства интересовался сын друга Д. И. Шаховского — Г. В. Вернадский. На эту сторону вопроса обратил его внимание и В. И. Вернадский, посоветовав взять эту тему в качестве диссертационного исследования. Он изучил большое количество материалов по истории масонства в Публичной библиотеке; в Государственном архиве; в библиотеке, рукописном ее отделе и архиве Конференции Академии наук и в Морском архиве в Петербурге; в Историческом музее и Румянцевской библиотеке в Москве и в Тверской ученой архивной комиссии. Параллельно с работой над диссертацией Г. В. Вернадский составил карточный каталог имен всех известных русских масонов XVIII века и первой четверти XIX века, однако издать этот каталог он не успел и оставил картотеку в рукописном отделении библиотеки Академии наук.

Вопрос о личном участии того или иного политического деятеля в масонской организации весьма сложен, учитывая закрытый характер организации, а отрывочные сведения не всегда достоверны. Однако не вызывает сомнений, что в период между революциями масонство становится влиятельной политической силой. Общая численность лож, по свидетельству Н. В. Некрасова и Е. Д. Кусковой, составляла 350–400 человек. Помимо Петербурга и Москвы ложи имелись в Киеве, Самаре, Тифлисе и Кутаиси. Организационно ложи, созданные М. М. Ковалевским, подчинялись непосредственно «Великому Востоку Франции», другая их часть была связана с «Великим Востоком народов России» во главе с известной «пятеркой»: Н. В. Некрасов, А. И. Коновалов, М. И. Терещенко, А. Ф. Керенский, И. Н. Ефремов. Однако, как считал В. И. Старцев, резкой грани между этими двумя направлениями масонства не существовало. Вместе с тем вопрос о том, в каких отношениях друг к другу находились члены всех этих лож, нуждается в дальнейшем исследовании.

По признанию Е. Д. Кусковой, «движение это было огромно. Такие общества, как Вольно-экономическое, Техническое, были захвачены целиком. Это — рецепт Союза Освобождения… В земствах то же самое. Масонство тайное лишь продолжало эту тактику». В одном из своих писем, адресованных Л. О. Дан, Кускова позднее вспоминала: «Без всех этих подсобных учреждений мы не смогли бы так широко провести «Освобождение», банкеты, заявления земцев и т. д…Проведение съездов, местных и всероссийских. Кооперация». Таким образом, в сферу масонского влияния были вовлечены и кооператоры^{294}.

Тесное взаимодействие масонства и кооперации — явление далеко не случайное. Идея коалиции, объединения различных политических сил и партий, противостоящих режиму, была особенно близка обеим организациям и весьма искусно использовалась лидерами радикальной оппозиции. Работа в кооперативных, земских и других общественных учреждениях стала важной составной частью деятельности оппозиции, всякий раз возраставшей в период думского межсезонья. Весна — лето 1916 года пришлись именно на такой период парламентского затишья. Но для этого времени отнюдь не характерно было резкое снижение политической активности оппозиции вообще, как это отмечала, например, Н. Г. Думова.

Весной — летом 1916 года внутри оппозиционных кругов продолжалось согласование дальнейшего плана действий. Первым серьезным мероприятием радикальной оппозиции в 1916 году, направленным на объединение враждебных власти сил, стал прошедший в Москве в мае Всероссийский городской съезд. Выступавшие на нем ораторы выдвинули идею создания Центрального комитета общественных организаций по продовольственному делу, в состав которого должны были войти представители как существовавших, так и вновь образованных объединений: Земского и Городского союзов, военно-промышленных и кооперативных комитетов, рабочего, крестьянского и торгово-промышленного союзов.

Одним из инициаторов выдвинутой идеи и основным докладчиком на совещании стал Д. И. Шаховской, предложивший организовать продовольственный центральный орган, который обеспечил бы единство в организации продовольственного дела, в частности: «1) объединение сведений всякого рода, создание общими усилиями осведомительного центра, облегчающего взаимное согласование самостоятельных действий, а также определяющего их дальнейшие шаги; 2) согласование взглядов отдельных организаций на тот или иной очередной вопрос в целях достижения единства обсуждения положения всех элементов продовольственного дела и согласование взглядов на него как в целом, так и по отдельным мероприятиям в этой области (такса, реквизиция, установление твердых цен, нормировка перевозок и т. д.); 3) объединение действий входящих в состав центрального органа организаций на почве отдельных предприятий». В состав комитета должны были войти 24 представителя от восьми организаций, а также их заместители, в том числе Д. И. Шаховской.

Значительный интерес для рассмотрения вопроса о радикализации действий оппозиции представляет доклад начальника московской охранки, полковника А. П. Мартынова московскому градоначальнику от 30 апреля 1916 года. В нем на основе агентурных донесений дается подробная информация о собрании за «чашкой чая» группы наиболее видных московских кадетов, состоявшемся на квартире князя П. Д. Долгорукова 27 апреля, после панихиды на могиле Муромцева. В девятую годовщину открытия Первой Государственной думы в Донской монастырь на могилу покойного председателя Думы С. А. Муромцева почтить его память пришли многие общественные деятели. На панихиду собралось свыше тысячи человек. Среди перводумцев был князь Д. И. Шаховской. За панихидой поминались также похороненные вблизи могилы С. Муромцева депутаты Первой думы Г. Ф. Шсршеневич, В. Е. Якушкин, М. Я. Герценштейн. Многочисленными были и похороны депутата Третьей Государственной думы А. М. Колюбакина. Затем последовали торжественные похороны Виктора Петровича Обнинского, на которых не только храм Святого Антипы, что у Колымажного двора, где совершено было отпевание тела покойного, но и прилегающий переулок были заполнены общественными деятелями, собравшимися отдать последний долг почившему; в их числе был Д. И. Шаховской. Большое количество известных деятелей собралось на похоронах графа А. А. Бобринского. Среди них были главноуполномоченный Всероссийского земского союза князь Г. Е. Львов, главно-уполномоченный Всероссийского союза городов М. В. Челноков, член городской управы князь М. В. Голицын, член уездной земской управы князь В. П. Трубецкой, А. Д. Алферов, С. В. Бахрушин, профессор С. А. Котляревский. Был здесь и князь Д. И. Шаховской.

Возвратимся к собранию за «чашкой чая» на квартире князя П. Д. Долгорукова. «Беседа у кн. Долгорукова, — отмечалось в докладе, — обращала на себя внимание также пессимистическими ожиданиями того, что в ближайшем времени должно произойти на фронте и, в связи с этим, тревожными опасениями осложнений во внутренней жизни. Лица, имеющие связи с глухой провинцией, указывали на неизбежность остро назревающих беспорядков на почве дороговизны. То же подтверждалось и в отношении Москвы».

Особенно горячо на эту тему говорил Д. И. Шаховской. Указывая на запрещение ряда совещаний, кооперативного съезда и на проектируемое подчинение бюрократическому надзору Городского и Земского союзов и военно-промышленных комитетов, он приравнивал эти действия к государственной измене. «Народ, — заявил Шаховской, — буквально стонет в когтях хищников, и когда мы хотим прийти ему на помощь, нас связывают по рукам и ногам. Разве это не помощь врагу, разве это не драгоценнейшая услуга Вильгельму? Начиная войну, Вильгельм мечтал о революции в России. Вильгельм жестоко обманулся, но ему поспешили на помощь господа Горемыкины, Хвостовы, Штюрмеры. Патриотический порыв они подменяют чувствами острого озлобления, сеют бурю, вносят хаос, дезорганизуют тыл. Это величайшее преступление правительства нельзя назвать иначе как государственной изменой».

Д. И. Шаховского поддержали другие участники встречи: А. А. Кизеветгер, Н. Н. Баженов и хозяин дома князь П. Д. Долгоруков. Далее полковник А. П. Мартынов в своем докладе сообщал, что «толки на чашке чая» у князя Долгорукова немедленно же стали достоянием и предметом обсуждения в более широкой общественной среде, «получив поддержку со стороны Н. И. Астрова, М. В. Челнокова и князя Г. Е. Львова^{295}.

В конце сентября 1916 года на квартире М. М. Федорова, одного из известных деятелей в организации общественной мобилизации, в частности продовольственного дела, состоялось совещание, на котором была подана идея о перевороте и об отречении Николая II в пользу его малолетнего сына Алексея. На совещании присутствовало все руководство оппозиции: М. В. Родзянко, П. Н. Милюков, А. И. Гучков, С. И. Шиддовский, А. И. Шингарев, И. В. Годнее, Н. В. Некрасов, М. И. Терещенко и сам М. М. Федоров. Все сошлись на том, что недовольство режимом стало всеобщим и уже в ближайшем будущем следует ожидать неминуемого взрыва. Помешать этому может смена власти, которая имеет шанс на успех только в случае отречения Николая II и передачи престола его несовершеннолетнему сыну при регентстве Михаила Александровича. П. Н. Милюков вспоминал позднее: «Мы ушли, во всяком случае, без полной уверенности, что переворот состоится, но с твердым решением в случае, если он состоится, взять на себя устройство перехода власти… Мы, как бы то ни было, были уверены после совещания… что наше решение встретит поддержку общественных внедумских кругов»^{296}.

Итак, перед нами готовый сценарий будущих действий оппозиции, удивительным образом предвосхитивший фактическое развитие ситуации в стране в конце 1916-го — начале 1917 года. Сама внешняя канва февральских событий, начавшихся, как и предполагалось, из-за трудностей с продовольственным снабжением населения, во многом совпала с тем, о чем говорили кадетские лидеры на квартире у князя Долгорукова. Замысел радикальной оппозиции не предусматривал революционного уничтожения монархии, а был рассчитан на перехват реальной власти из рук дряхлеющей царской бюрократии. Если учесть, что к этому времени уже был составлен и согласован с представителями различных политических партий состав нового кабинета министров, то можно с уверенностью утверждать, что не только идея, но и ряд деталей готовящегося переворота были определены задолго до рокового Февраля 1917 года, в подготовке которого свою роль сыграл и Д. И. Шаховской.

Глава 17 1917 ГОД

Февральско-мартовский революционный взрыв, потрясший до основания Российскую империю и ликвидировавший практически в одночасье монархический строй в стране, оказался неожиданным даже для тех, кто долгие годы непосредственно готовил и приближал это страшное социальное потрясение. В стремительно меняющемся вихре событий большинство прежних лидеров оппозиции, в недавнем прошлом весьма самоуверенных людей, пребывало в полной растерянности. Одними из первых в этих условиях способность к самоорганизации проявили кооператоры. Ни до, ни после Февральского переворота в своей политической деятельности они не переживали подобного взлета. Особенность положения кооперации накануне свержения самодержавия выгодно отличала ее от других общественных организаций или политических партий. Прежде всего — легальное существование, непосредственная связь с массами, относительная экономическая и финансовая самостоятельность, собственная печать, опытный кадровый состав, определенную часть которого составляли профессиональные революционеры и политические деятели. Особую роль играли участие кооперации в хозяйственной и общественной жизни регионов, их работа по выполнению государственных заданий, взаимодействие с правительственными и земскими органами. И, наконец, кооперация представляла собой широкий размах народной самодеятельности, основными принципами которой были отрицание сословных и иных привилегий, самоуправление и демократизм.

Как уже отмечалось, Дмитрий Иванович активно действовал в сфере кооперации. Он «пользовался исключительным авторитетом» среди своих единомышленников, что нашло отражение в избрании его на пост товарища председателя общего собрания акционеров московского Народного банка в апреле 1917 года. Данное учреждение являлось финансовым центром кооперативной деятельности в России, однако, помимо кредитования кооперативных организаций, банк занимался и политической деятельностью.

Кооператоры сыграли видную роль в осуществлении Февральского переворота и создании новых органов власти как в центре, так и на местах. Известно, что идея учреждения Петроградского Совета рабочих депутатов была обнародована 25–26 февраля именно в Союзе потребительских обществ Петрограда. И если в Петрограде кооператоры, выступив инициаторами создания новых органов власти, уступили затем свое место представителям политических партий, то в Москве и ряде других городов Центральной России кооперативные работники возглавили властные структуры или составили в них значительную часть вновь избранных делегатов. Именно кооператорам удалось возглавить Моссовет^{297}.

Сразу после Февральского переворота Д. И. Шаховской активно включился в процесс формирования новой власти. Февральская революция застала его в Москве. Будучи известным в кооперативных кругах деятелем, Д. И. Шаховской оказался избранным в официальный орган власти — Комитет московских общественных организаций. Заметим, что все избранные на ответственные посты в Моссовет или комитет лица были хорошо известны населению города прежде всего как кооператоры, хотя многие из них занимались и другой общественной или партийной работой.

От имени общественных организаций Д. И. Шаховской приветствовал прибывшего в Москву А. Ф. Керенского. Газеты на своих страницах ярко описывали эту трогательную встречу: «Министр подошел к кн. Д. И. Шаховскому, обнял его, они поцеловались. Оба от радости сильно взволнованы, у обоих слезы на глазах. Кн. Д. И. Шаховской обратился к А. Ф. Керенскому со следующей речью: «Александр Федорович! Мы приветствуем в лице вашем новое правительство от Москвы. Вы в эти знаменательные дни, которые русский народ не забудет никогда, доказали, что пылкий дух можно вложить в живое дело. Россия вас никогда не забудет. Москва, сердце России, также вас не забудет. Великое дело вами исполнено. И мы исполним его до конца. Благодаря вам Москва была избавлена от кровавых событий, и мы сейчас представим вам ее в полном порядке, в котором она есть».

При исполкоме Комитета московских общественных организаций началось формирование различных учреждений, на которые возлагалось управление городом. При комитете также создавался Военный совет. Одним из его членов стал князь Д. И. Шаховской. «Исполнительный Комитет общественных организаций образовал при себе временную межрайонную комиссию из представителей санитарных попечительств, общества «Кооперация» и районных организаций». В ее деятельности Дмитрий Иванович принимал непосредственное участие. Описываемая комиссия «признала необходимым содействовать организации районов по принципу образования на местах мелкой городской единицы. Во главе каждого района должен стать комитет, обслуживающий все нужды данного района. При комитете состоит районный комиссар с милицией, районные комитеты через своих представителей связываются с центральной организацией, стоящей во главе Москвы».

В дальнейшем, учитывая опыт работы Шаховского во временной межрайонной комиссии, ЦК партии народной свободы привлек его в качестве одного из членов комиссии для рассмотрения предложений, на основе которых предполагалось выработать муниципальную программу кадетов. Она требовалась для привлечения голосов электората на грядущих выборах в местные думы и земства^{298}.

В марте — апреле Дмитрий Иванович был занят работой в Комитете московских общественных организаций, занимаясь, в частности, вопросами образования — темой, которой Шаховской посвящал все свои силы, еще будучи земским деятелем. В комитете развернулись дебаты вокруг доклада Н. Н. Иорданского об учительских съездах, имевших место в столицах. Д. И. Шаховской предложил высказаться за учреждение «на государственные средства большого политического института с привлечением в него слушателей, избранных местными организациями, с тем чтобы эти лица руководили политическим воспитанием народа на местах путем учреждения местных курсов». Решение вопроса было передано исполнительному комитету общественных организаций^{299}.

Первая половина 1917 года ознаменовалась для Д. И. Шаховского особой активностью в делах. Он принимал самое деятельное участие в общественно-политической жизни Москвы, в ЦК партии народной свободы и во Временном правительстве.

Выступая на VII съезде партии народной свободы, Дмитрий Иванович сделал доклад о тактике. Суть его позиции сводилась к следующему: необходимо установить сотрудничество кадетов с умеренными элементами социалистических партий, которые, как он полагал, должны оказать поддержку Временному правительству; одновременно следует вести решительную и последовательную борьбу против экстремистски настроенных элементов, провоцирующих всякого рода эксцессы, а также усилить организационную и агитационно-пропагандистскую деятельность среди широких масс и радикализировать партийную программу, особенно ее социальные разделы.

Д. И. Шаховской призывал к соглашению кадетов с меньшевиками и эсерами, развитию сотрудничества с Петроградским Советом. Выступая на митингах и собраниях за сотрудничество с меньшевиками и эсерами, Шаховской одновременно считал необходимым развернуть борьбу «со всякого рода максимализмом и большевизмом». Князь предлагал еще более укрепить взаимодействие с помощью издания совместной газеты. По его инициативе в Москве в начале апреля было налажено издание партийной газеты «Власть народа». В редакционный комитет, кроме самого Д. И. Шаховского, вошли А. А. Кизеветгер и В. М. Сабашников. О том, какое значение партия народной свободы придавала этому делу, говорит тот факт, что для субсидирования данного печатного органа ЦК выделил 50 тысяч рублей.

Позиция князя Д. И. Шаховского по вопросу о соглашении с меньшевиками и эсерами получила поддержку таких видных членов ЦК, как Мандельштам, Френкель и Некрасов. В результате обсуждения съезд, хотя и осторожно, но все же поддержал основные положения доклада Д. И. Шаховского. Он принял резолюции о необходимости использования других демократических партий для закрепления политических завоеваний Февраля, о привлечении к защите общедемократических требований аморфных в партийном отношении слоев народа и об агитации среди широких масс населения для привлечения их в партию.

Наибольшее время в работе съезда заняло обсуждение аграрного вопроса. Для Д. И. Шаховского работа, нацеленная на организацию и привлечение под кадетские знамена крестьянства, представлялась одним из важнейших направлений в деятельности партии. Необходимо «смело идти в эти массы для того, чтобы приобретать там сторонников» — таков был девиз дня. Реализовать поставленную цель предполагалось с помощью участия в создании Крестьянского союза, который, по мысли Дмитрия Ивановича, организовав крестьянскую мысль, выявит «то общее, что в ней заключается». Как видим, это были те же идеи, которые Д. И. Шаховской настойчиво проводил в предреволюционный период, активно участвуя в кооперативной деятельности^{300}.

Д. И. Шаховской также выступил по вопросу организации партии и указал, что в целях агитационных и организационных необходимо использовать свободу слова и собраний. Особое внимание Дмитрий Иванович рекомендовал уделять вопросу о создании партийной прессы, в особенности народных газет. Была избрана литературная комиссия, в чью обязанность входило издание научно-популярной и агитационной продукции. Возглавил ее М. М. Винавер, а членами стали такие известные кадеты, как А. В. Тыркова, А. С. Изгоев, В. И. Вернадский и некоторые другие. Такая же комиссия была учреждена при Московском городском комитете. В марте — апреле она выпустила более 12 наименований брошюр и примерно 800 тысяч агитационных листовок. Всего за это время ЦК издал более двух миллионов экземпляров плакатов и листовок. Для распространения выпущенной литературы и успешной пропаганды своих идей была образована агитационная комиссия в составе: князь Д. И. Шаховской, А. А. Корнилов, Е. И. Кедрин, З. Г. Френкель, князь В. А. Оболенский, Н. Н. Глебов, М. А. Красносельская^{301}.

В феврале 1917 года история дала кадетам шанс реализовать свой план преобразования страны. За двенадцать лет своего существования кадетская партия допустила немало ошибок, промахов. Но кадеты приучали население, включая представителей власти, к политическому мышлению и гражданской ответственности. Они будили общественную инициативу, находили выражение для новых политических и социальных потребностей, жизненность которых власть была вынуждена постепенно признать. Они мечтали мирным эволюционным путем, через парламент, осчастливить Россию, дать ей свободу мысли. Создать для каждого обитателя великой империи, без различия сословий и национальностей, просторную достойную жизнь — так понимала задачи партии член ее ЦК А. В. Тыркова-Вильямс^{302}.

В ходе Февральской революции кадеты приняли самое деятельное участие в формировании новых органов власти. Они заняли ведущее место в управлении страной, фактически возглавили Временное правительство. В состав первого кабинета министров вошли пять представителей партии (П. Н. Милюков, А. И. Шингарев, Н. В. Некрасов, А. А. Мануйлов, Ф. И. Родичев). Кадетами являлась почти половина комиссаров, назначенных для заведования отдельными подразделениями государственного управления.

Правда, особым профессионализмом новые кадетские министры не отличались, поэтому, по признанию видного члена ЦК М. М. Винавера, «общие идеи в каждой отрасли управления приходилось черпать не из собственного углубленного опыта, а брать на веру из окружающего или из программных тезисов, проявляя собственные умственные силы лишь в соблюдении известной последовательности в их применении». Впрочем, главная беда новых властителей России была не в этом. По мнению В. Д. Набокова, зародыш разрушения заключался в отсутствии «хорошо организованной полицейской силы и безусловно преданной правительству силы военной». Кроме того, каждый из министров был настолько поглощен своим ведомством, что ни у кого из них не было времени предлагать какие-нибудь конкретные меры в деле «борьбы с растущей анархией»^{303}.

Иными словами, к власти пришли люди, не обладавшие опытом сознательного государственного строительства, пониманием масштабности предстоящих преобразований.

Основу правительственной программы составили традиционные требования партии. Главную задачу правительства кадеты видели в том, чтобы довести Россию до законного избрания Учредительного собрания. Хотя на состоявшемся съезде партии народной свободы предложения левых кадетов и были приняты, фактических шагов по сближению с социалистами, за которое так ратовал Д. И. Шаховской, не предвиделось. Правительство уверенно продолжало проводить линию П. Н. Милюкова, исключавшую соглашения с левыми. Поэтому для осуществления названного решения съезда Дмитрий Иванович вносит в ЦК предложения о более тесных контактах партии народной свободы с социалистическими партиями, которые «возможно осуществлять трояким способом:

— путем публичного обсуждения и вотирования тех или иных резолюций на партийных съездах, конференциях или пленарных совещаниях ЦК;

— путем установления известного порядка составления тех комиссий, которые разрабатывают важные вопросы в составе правительства, при котором в комиссии приглашались бы представители партий и по их рекомендации;

— путем устройства совещаний, по определенным дням, членов Временного правительства с представителями партий по важнейшим текущим вопросам, что явилось бы некоторым подобием парламентского представительства. И было бы желательным, если бы от каждой партии или группы входил только один представитель, но достаточно авторитетный и компетентный».

Естественно, что столь радикальные предложения левых кадетов не могли быть приняты ЦК, где большинство составляли сторонники Милюкова. В итоге «мысль о желательности более тесного контакта правительства с партиями страны» сочли нужным «довести до сведения Временного правительства», а лучшей формой упрочнения связей партии народной свободы с кабинетом было признано представительство в нем в определенных случаях члена ЦК. Причем роль партийного делегата во Временное правительство решили возложить на М. М. Винавера, в тот момент по своим политическим убеждениям занимавшего среднюю позицию между П. Н. Милюковым и Д. И. Шаховским^{304}.

Оказавшись у власти, кадеты повели борьбу на двух направлениях: со старой администрацией и с Советом рабочих и солдатских депутатов. В борьбе на первом фронте у кадетов хватило смелости принять административные решения, обезглавившие власть на местах. Более всего кадеты преуспели в разрушении системы местных органов власти посредством отстранения от дел кадров старых администраторов, в лице которых им рисовался ужасный призрак контрреволюции. Свою работу в этом направлении ЦК партии начал с того, что потребовал от депутатов Государственной думы, принадлежащих к конституционно-демократической фракции, «наметить тех представителей местной администрации, которые подлежат устранению». За этими словами скрывалось желание скорейшего проведения земской реформы, имеющей целью распространение сети земств на всю Россию, демократизацию их избирательных городских дум. Таким образом достигалась дальнейшая децентрализация системы управления, что в условиях общего ослабления власти наносило новый серьезный удар российской государственности.

В противостоянии с Петроградским Советом кадеты, напротив, не нашли в себе мужества пойти на адекватные меры. Овладеть ситуацией в условиях революции партия народной свободы хотела с помощью печатного слова. Она вела активную пропагандистскую работу и, чтобы быть ближе к массам, даже радикализировала собственную программу, отказавшись на VII съезде от идеи конституционной монархии. В марте — апреле 1917 года ряды партии стремительно росли. Ее общая численность увеличилась до 100 тысяч человек, в стране действовало более 380 местных комитетов. Это привело к углублению социальной разнородности, что впоследствии сказалось на трудности выработки единого партийного курса. Весной 1917 года кадеты развернули широкую пропагандистскую и агитационную кампанию.

Все же надо отметить, что кадеты предпринимали некоторые попытки удержать страну от катастрофы, но они практически никогда не выходили за пределы устных или письменных деклараций и воззваний, являя очевидную неспособность решительно действовать, отстаивая свои убеждения. Между тем все сильнее продолжала разыгрываться революционная стихия и все больше требовалось воли для ее усмирения. Однако мужество в деле принятия государственных решений никогда не было отличительной чертой кадетов. Когда же они осознали, что прежде великая страна стоит на грани распада, то самая радикальная мера, на которую они смогли пойти, заключалась в выходе из Временного правительства. К сожалению, приходится констатировать, что «инстинкт государственности», понимание интересов государства были совершенно утрачены либерально-демократической общественностью. Ею владели два чувства: безотчетная ненависть к «старому режиму» и страх прослыть «реакционерами» в глазах Совета рабочих депутатов.

Вследствие знаменитой ноты П. Н. Милюкова разразился первый кризис Временного правительства. 23 апреля состоялось заседание ЦК с присутствием как петроградских, так и московских его членов. В результате разгоревшихся дискуссий на голосование был поставлен вопрос, следует ли кабинету министров обратиться с предложением составления коалиционного правительства? Большинством всего лишь в один голос победу одержали противники компромиссов. Д. И. Шаховской на этом заседании не присутствовал. Однако уже на следующий день, находясь в Комитете московских общественных организаций при обсуждении создавшегося в стране положения, Дмитрий Иванович решительно выступил за создание коалиционного правительства^{305}.

В мае 1917 года в партии народной свободы весь центр внимания сосредоточился на вопросе о четвертом представителе партии, который должен был занять пост министра социального обеспечения (государственного призрения). ЦК партии все же решил принять резолюцию о современном политическом положении, в которой соглашался с привлечением в правительство меньшевиков, энесов и эсеров. Начался трудный процесс формирования нового кабинета, породивший министерство государственного призрения. На этот пост была выдвинута кандидатура В. Д. Набокова. Эта же кандидатура поддерживалась в среде Временного правительства, но встретила категорический отказ со стороны самого Набокова. Он считал, что поскольку задачи проектируемого ведомства весьма неопределенные и широкие, план его деятельности отсутствует, это требует от его главы исключительных организаторских способностей и практического опыта. Поэтому В. Д. Набоков решительно отказался взять на себя ответственность за его организацию. В связи с этим была выдвинута кандидатура князя Д. И. Шаховского.

5 мая Д. И. Шаховской получил телеграмму о необходимости срочного выезда в Петроград. Формального предложения принять портфель ему еще не поступило, однако Дмитрий Иванович заявил, что если «такое предложение будет сделано, то он сочтет себя обязательным его принять». 6 мая Д. И. Шаховской дал краткое интервью, в котором изложил свою позицию по поводу создавшейся ситуации. Дмитрий Иванович заявил: «О своем назначении я узнал из газет. Так как моя кандидатура была выставлена партией, то для меня не было вопроса принять ее или не принять. О коалиционном министерстве я могу сказать следующее: я с самого начала переворота считал крайне важным, чтобы социалистические группы приняли деятельное участие в деле управления страной. Только при участии всех слоев населения осуществима предстоящая нам грандиозная задача государственного строительства, которая должна быть проведена под ответственностью всех партий. Я понимаю, что социалистическим группам было нелегко осуществить свое вступление в состав правительства. Это решение, само по себе, показывает, как серьезно положение в стране и как серьезно относятся к этому все силы общества. По вопросу вверенном мне, но еще не существующем ведомстве могу сказать только одно: ведомство должно напрягать все усилия к повышению производительности труда. Это его основная задача».

Нуждаясь в помощи единомышленников в организации выпавшего на его долю дела, Дмитрий Иванович предложил пост товарища министра другому члену ЦК партии народной свободы графине Паниной, супруге И. И. Петрункеви-ча. Она согласилась занять эту должность и участвовать в столь благородном деле, как оказание помощи нуждающемуся населению.

Д. И. Шаховского демократическая общественность всегда воспринимала как испытанного и надежного профессионала, долго и славно трудившегося на ниве народной самодеятельности. В его лице приветствовали и новое государственное учреждение, поставившее своей целью борьбу с различными видами социальной нужды. Д. И. Шаховской отмечал, что министерство возьмет на себя инициативу установления принципов политики призрения во всей России, будет содействовать работе общегосударственных учреждений подобного рода. Но задача повсеместного распространения сети первичных ячеек, социальной благотворительности ложилась на плечи местной общественности, а также городских самоуправлений и возникающих новых муниципальных органов и кооперативных товариществ^{306}.

Проблема заключалась и в том, что законодательство о государственном призрении еще не было разработано. Впервые такая попытка была предпринята после голода 1891–1892 годов, когда помощь населению «много проиграла от отсутствия благотворительных органов на местах». Однако проект тогда был сочтен слишком радикальным.

После учреждения Временным правительством министерства государственного призрения на первый план, однако, вышла проблема практической повседневной деятельности, а не разработки соответствующего законодательства в этой области.

В течение мая — июня 1917 года на князе Д. И. Шаховском лежали непростые заботы по организации нового министерства, в состав которого передавались различные предприятия и организации, ранее принадлежавшие другим ведомствам. Так, 14 мая под управление Дмитрия Ивановича из военного министерства перешел «Верховный совет по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов и подведомственные сему совету Московский, Петроградский и Кавказский комитеты и местные отделения этих комитетов», а 15-го числа из министерства внутренних дел в компетенцию ведомства князя Д. И. Шаховского было передано попечительство о трудовой помощи со всеми подчиненными ему учреждениями; тогда же из Главного управления по делам местного хозяйства министерства внутренних дел перешел отдел народного здравия и общественного просвещения.

Число людей, требующих заботы и лечения да и просто поддержки, все время возрастало. Из министерства просвещения под надзор государственного призрения Временным правительством был передан Скобелевский комитет для выдачи пособий людям, потерявшим на войне способность к труду, а также Алексеевский главный комитет. В компетенцию министерства Д. И. Шаховского перешла также часть учреждений императрицы Марии Федоровны.

Таким образом, основой нового министерства послужили учреждения, «на особых началах управляемые», — именные комитеты, организации и благотворительные общества, находившиеся под покровительством членов императорской фамилии. Объединение их деятельности затруднялось особенностями их управления, поскольку эти функции нередко пересекались и дублировались. Наряду с Человеколюбивым императорским обществом ведомство императрицы Марии Федоровны и его учреждения имели наиболее богатый опыт работы в сфере призрения и стали одним из главных структурных подразделений нового министерства. Вместе с тем его структура была весьма сложная, сочетала в себе как функции призрения, так и женского и внешкольного образования.

В компетенцию министерства входило и призрение самых разных категорий населения — неимущих, нетрудоспособных (включая слепых и глухонемых). За короткое время был разработан проект системы социальной адаптации взрослых и детей, перенесших тяжелые потрясения, получило распространение детское профессиональное обучение, проводилась помощь в организации последующего трудоустройства^{307}.

Создание министерства означало принципиально новый этап в истории российской благотворительности. В 1917 году призрение становится одной из обязательных задач государства, при этом частная благотворительность трансформировалась в особую сферу общественной самодеятельности. Социальная направленность политики нового коалиционного кабинета отчетливо проявлялась в работе ведомства, руководимого Шаховским.

В беседе с корреспондентом Петроградского телеграфного агентства, посвященной вопросам устройства государственного призрения и состоявшейся в конце июня, Д. И. Шаховской указал, что в первую очередь надлежит выполнить долг государства перед жертвами войны — инвалидами, обеспечить их лечением, протезами и сделать вновь трудоспособными гражданами. Второй задачей ведомства должна стать борьба с детской беспризорностью. Третьей — организация общественного призрения. В полном объеме осуществление всех этих задач возможно лишь при непосредственном участии органов местного самоуправления, земств и городов. Вопросы организации государственного призрения должны были находиться в ведении органов местного самоуправления постоянно.

25 июня 1917 года состоялось заседание временного главного комитета помощи военно-увечным при министерстве государственного призрения. На нем были разработаны планы помощи увечным воинам и принято решение о создании Верховного совета — центрального органа власти, в ведении которого находилась забота об инвалидах^{308}.

Министру Временного правительства князю Д. И. Шаховскому предстояло решать вопросы самого разного характера — от вопросов чрезвычайной государственной важности до рассмотрения прошений отдельных лиц. Частные ходатайства, направленные в министерство государственного призрения, позволяют представить диапазон реально оказываемой социальной помощи. Чаще всего в прошениях затрагивались вопросы помощи военно-увечным или их семьям. Как правило, прошения перенаправлялись в соответствующие профильные комитеты, а их копии — в местные отделения комитетов или местные органы призрения. Прошения о пенсии, просьбы о съеме квартиры, пришедшие от родителей, потерявших на войне детей, направлялись в бывший московский комитет. Просьбы о пособии на воспитание детей адресовались в Алексеевский комитет — это относилось как к прошениям вдов, потерявших на войне мужей, так и к нетрудоспособным мобилизованным с военной службы гражданам.

Важным направлением деятельности Д. И. Шаховского на посту министра следует признать решение текущих финансовых и имущественных вопросов, особенно обострившихся в годы войны.

В начале июня возникли планы покупки дворцов бывшего великого князя Николая Николаевича и принца А. И. Ольденбургского для предоставления одного из них в распоряжение Совета рабочих и солдатских депутатов. Покупка обоих дворцов была поручена Шаховскому и Скобелеву. При осмотре оба дворца были признаны неподходящими для Совета. Пользуясь случаем, Шаховской решает приобрести дворец принца А. И. Ольденбургского для министерства государственного призрения, так как помещение бывшего ведомства императрицы Марии Федоровны не удовлетворяло потребностям министерства^{309}.

Другой основной задачей министерства государственного призрения являлась борьба с детской беспризорностью. В связи с войной многие дети остались без родителей. «При старом режиме, — отмечал Д. И. Шаховской, — система детских приютов была построена на неправильных основаниях и благотворительность базировалась на чинах и наградах, выдававшихся жертвователям. Благотворительность распылялась в ведомстве учреждений императрицы Марии и в Человеколюбивом обществе. Эта система потерпела крушение. Благотворители отошли от дела, так как у них уже нет побуждений жертвовать. Между тем расходы сильно возросли. Приютское дело переживает чрезвычайно острый кризис».

По инициативе нового министра в городской думе Петрограда было созвано совещание из делегатов от различных организаций, занимающихся вопросами детского призрения. Лучшим способом защиты интересов детей, заявлял князь, могли бы явиться ныне создаваемые районные думы Петрограда, кооперативные товарищества, благотворительные общества и просветительские союзы. Всю работу по реальной помощи детям следовало поставить под контроль городской думы.

Как мы видим, министерство предполагало предоставить практическое ведение призрения местным органам самоуправления. Шаховской исходил из того, что центральный орган министерства должен выполнять ту же роль, которую играли министерства народного просвещения и труда в Англии. Центральный аппарат призван выполнять лишь технические и финансовые функции. Министр предлагал обойтись без своих специальных органов на местах, ограничиваясь учреждениями института уполномоченных, и немедленно признать таковыми земские и городские самоуправления^{310}. Так, в социальной сфере должны были сочетаться государственные и общественные начала, местная инициатива подкреплялась и поддерживалась центральной властью. Вместе с тем старания отдельных министерств и ведомств сводились на нет отсутствием общей стратегии социально-экономического развития страны. На временный характер общероссийской власти указывало не только название правительства, но и содержание проводимых им мероприятий.

Пребывание Д. И. Шаховского на посту министра государственного призрения в течение почти двух месяцев, с 5 мая по 2 июля 1917 года, свидетельствовало о его разносторонней и масштабной деятельности, направленной на всемерное использование имеющихся в его распоряжении ресурсов для решения стоящих перед страной серьезных задач. Дмитрий Иванович сумел зарекомендовать себя хорошим администратором, способным отдавать все силы на благо народа в столь непростое время.

Однако его министерская карьера прервалась так же внезапно, как и началась. В начале июля 1917 года в стране разразился правительственный кризис, вызванный тем, что министры-социалисты и представители ВЦИК Советов заявили о признании автономии Украины, вступив в переговоры с Центральной Радой. Кадетский ЦК посчитал подобную позицию своих партнеров по коалиции противоречащей их совместной программе, основанной на непредрешении главных политических вопросов, включая вопрос о национально-государственном устройстве бывшей Российской империи, до созыва Учредительного собрания.

Четыре министра-кадета, в том числе и Шаховской, подали в отставку. Последующая затем демонстрация большевиков и их попытка взять власть резко изменила политическую ситуацию в стране, привела к образованию нового состава Временного правительства во главе с А. Ф. Керенским.

Дмитрий Иванович в эти дни испытывал и серьезные личные переживания, связанные с постигшим его друга и соратника по партии, секретаря ее ЦК А. А. Корнилова апоплексическим ударом. Беда случилась в ночь со 2 на 3 июля 1917 года на заседании кадетского ЦК, где обсуждался вопрос о выходе из правительства.

Вернадские и Шаховской во время болезни Корнилова и его пребывания в клинике постоянно ухаживали за ним и опекали его вплоть до его отъезда на лечение в Кисловодск в начале сентября 1917 года.

После своего ухода из правительства Д. И. Шаховской всецело сконцентрировался на партийных делах, взяв на себя также выполнение обязанностей заболевшего друга^{311}.

10 августа 1917 года Шаховской вошел в состав постоянного бюро Совета общественных деятелей и участвовал в подготовке и проведении различных политических акций. В период с марта по октябрь 1917 года он являлся участником четырех съездов кадетской партии, выступая там с программными докладами. Именно Дмитрию Ивановичу, убежденному стороннику аграрной программы партии образца 1906 года, ЦК партии поручил подготовить самый злободневный аграрный вопрос на VIII съезде партии (май 1917 года). В своей краткой, но убедительной речи Дмитрий Иванович заявил о необходимости передачи земли крестьянству, поскольку данная мера сможет воодушевить народ идеей, что в продолжающейся войне он защищает именно собственную землю. Ее переход в руки мелких производителей, по мнению Д. И. Шаховского, также должен привести к общему повышению производительности сельского хозяйства. Завершая свое выступление, Дмитрий Иванович заявил, что аграрная программа конституционных демократов в настоящий момент является «элементом самым важным и неустранимым». Д. И. Шаховской покидал трибуну под возгласы «правильно!» и аплодисменты. Предложения правого крыла партии народной свободы, пытавшегося пересмотреть аграрную программу и убрать из нее пункты о необходимости отчуждения земель у крупных собственников, были отвергнуты^{312}.

По мере обострения политической ситуации в стране и разочарования в возможности согласования позиций либералов и социалистов Дмитрий Иванович вынужден был корректировать свои взгляды на перспективы развития страны. Не случайно уже на майском VIII съезде кадетской партии он внес предложение добиваться от Временного правительства создания альтернативного Учредительному собранию «авторитетного органа власти», который должен состоять из членов Первой — Четвертой Государственных дум^{313}. Несмотря на то что это предложение не было поддержано съездом, Шаховской в середине июня вместе с министрами А. И. Шингаревым и А. А. Мануйловым выступил за отсрочку проведения выборов в Учредительное собрание. По его мнению, «не фальсифицированное, а подлинное» Учредительное собрание не удастся избрать в сентябре, как это вначале предполагалось.

Шаховской прекрасно понимал, что в складывающейся обстановке торопиться с созывом Учредительного собрания, от решения которого будет зависеть дальнейшая судьба России, не следует. Его прогнозы относительно Учредительного собрания подтвердились в полной мере: кадетская партия набрала на выборах, состоявшихся уже после захвата власти большевиками, лишь 4,5 процента голосов избирателей, утратив тем самым реальную возможность влиять на население. Не оправдались и надежды на сотрудничество с умеренными социалистическими партиями, оказавшимися несостоятельными в противостоянии с леворадикальными силами. Радикализм в решении насущных проблем жизни все больше определял политические настроения масс, уставших от войны и туманных прожектов отечественных либералов и демократов-социалистов, не сумевших остановить развал государства и резко утративших свою былую популярность.

1917 год стал судьбоносным в истории России. Изучение разыгравшейся тогда борьбы относится к числу наиболее значимых проблем нашей истории. В последнее время неоднократно звучат слова о трагедии несовместимости либералов и их идей с российской действительностью. Вряд ли можно согласиться с подобной категоричностью. Если бы это было так, то Февраль никогда бы не состоялся. Другое дело, что в условиях бушевавшей революционной стихии «герои Февраля» (а к ним безусловно следует отнести и Шаховского) в целом оказались неспособны обуздать или использовать эту стихию. Для этого потребовались другие герои и вожди. А свобода народа, о которой так мечтали наши либералы до рокового 1917 года и для которой, прямо надо сказать, сумели много сделать, обернулась миражом.